Текст книги "Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там"

Двенадцатый час ночи (05:00–06:00)
Вазописец создает новый шедевр

Он называет себя третьим Полигнотом. Чтобы так себя величать, афинский художник должен быть настоящим мастером своего дела. Имя это звучное. Первый Полигнот был родом с Фасоса. Вазами он, впрочем, не занимался (наверное, считал это ниже своего достоинства). Зато этот Полигнот превосходно расписывал стены.

Если идти по Панафинейскому пути в направлении Парфенона и встать в начале Агоры, между Царской стоей и Стоей Гермеса, впереди – точнее, немного левее – покажется Расписная стоя. Стоя – это длинная крытая колоннада, позволяющая заниматься важными делами даже в плохую погоду. Стои богато украшены, а Расписная стоя – богаче всех. Она славится на весь греческий мир грандиозными росписями, созданными прославленным творческим тандемом – Миконом Афинским и Полигнотом Фасосским.

Сначала Полигнот украсил стою огромной картиной, посвященной взятию Трои. Затем он дополнил изображение битвы при Марафоне, созданное художником Паненом – родственником того самого Фидия, изваявшего Афину Парфенос и Зевса Олимпийского. Зевса, кстати, раскрашивал именно Панен. Полигнот не выполнял заказов: он был достаточно богат и в деньгах не нуждался. Ему просто хотелось продемонстрировать свой талант и отблагодарить город, даровавший ему гражданство.

Второй Полигнот специализировался на больших сосудах: амфорах, гидриях (кувшинах для переноски воды) и крате́рах (чашах для смешивания вина с водой, применяющихся на пирах) [27]27
  От названия этого сосуда происходит слово «крат_́ ер», обозначающее углубление схожей формы. Прим. авт.


[Закрыть]. Сосуды меньшего размера используются для питья или для священных возлияний богам.

Второй Полигнот не сидел без дела, ведь керамика в Афинах повсюду. Самые богатые афиняне предпочитают посуду из драгоценных металлов, но все остальные обходятся керамикой – от декоративных урн, которые ставят в андроне, чтобы произвести впечатление на гостей, до пузатых горшков, в которых готовят еду, и ночных горшков, которые прячут под кроватью (хотя выглядят они порой весьма изящно). «Третий Полигнот» даже видел чашу для питья с изображением женщины, пользующейся ночным горшком. На афинской посуде изображают все что угодно.

Как и аттическое серебро, афинская керамика славится во всем Средиземноморье высоким качеством – но не глины, а именно росписи. Ежегодно тысячи ваз покидают Афины и в конце концов оказываются в самых разных местах – от Иберии до Индии.

Чтобы не перетруждаться, второй Полигнот не столько расписывал вазы, сколько расхаживал по своей мастерской, раздавая оплеухи и небрежные похвалы дюжине юных учеников, которых он обучал рисовать в своем стиле. Лучшим из его учеников был юноша по имени Клеофонт. Позднее Клеофонт открыл собственную мастерскую неподалеку от «фабрики» учителя (в этом афинском районе живет и работает столько гончаров и художников, что его прозвали Керамиком – «гончарным»). Четыре года назад учитель умер. С тех пор Клеофонт и зовет себя «третьим Полигнотом».

Сегодня Клеофонт встал пораньше: ему предстоит длинный день. Как и его покойный учитель, Клеофонт работает преимущественно с большими сосудами, в данном случае – с декоративным кратером с волютами (ручками, расположенными в верхней части сосуда и украшенными завитками, напоминающими завитки на капителях колонн). Заказчик – драматург Еврипид, которому сосуд нужен, чтобы отпраздновать постановку его новой пьесы «Геракл». Когда Клеофонт предложил изобразить что-нибудь из мифов о Геракле, престарелый драматург сразу же отверг эту идею. Еврипид работал над «Гераклом» целый год, и мускулистый герой порядком ему надоел.

В конце концов они с Клеофонтом договорились, что вазописец изобразит процессию, посвященную Аполлону, покровителю искусств и театра. Бог будет восседать в перистиле, украшенном двумя бронзовыми треножниками вроде тех, которыми награждают победителей театральных состязаний на Дионисиях. Изображение достаточно сложное, поэтому чем раньше Клеофонт примется за работу, тем лучше.

Разумеется, Клеофонт будет раскрашивать не фигуры, а пространство между ними. Как и все современные вазописцы, он использует краснофигурную технику. Это значит, что рисовать ему придется густым блестящим шликером – особой глиняной массой, которая наносится на поверхность вазы, сделанной из обычной глины, и при обжиге под воздействием высоких температур приобретает черный цвет.

Готовый шедевр Клеофонта 2500 лет спустя [28]28
  © DeAgostini / Getty Images.


[Закрыть]

На самом деле все гораздо сложнее. При простом обжиге шликер ведет себя так же, как и обычная глина. Чтобы он приобрел насыщенный черный цвет, сосуд сначала помещают в открытую печь, в результате чего обычная глина становится красной. Это происходит потому, что аттическая глина – вторичная: во время сильных дождей ее смывает вниз по реке, и в нее попадают частицы железа, поскольку река протекает по залежам железных руд. В процессе обжига это железо окисляется, и глина приобретает отличительный красный оттенок. Для сравнения: глина для коринфской посуды добывается вблизи от материнской породы, поэтому она богата каолином и почти не содержит железа. Цвет коринфских сосудов – молочно-кремовый.

Шликер, используемый в краснофигурной вазописи, плавится быстрее, чем грубая глина, из которой сделан сам сосуд. Наконец печь закрывают, ограничивая доступ воздуха к изделию, а в огонь добавляют сырую «зеленую» древесину. Тогда-то, в результате химического процесса восстановления, шликер и приобретает блестящий черный цвет. После этого печь снова открывают, и обжиг продолжается при менее высокой температуре.

В первых лучах солнца Клеофонт рассматривает сосуд, словно хищник, готовящийся напасть на жертву. Работающий на него гончар вчера вечером подготовил кратер. Для этого он на протяжении нескольких дней очищал речную глину, смешивая ее с водой и удаляя оседавшие на дне сосуда примеси. При изготовлении грубых горшков такая очистка производится единожды, если производится вообще. Но сейчас речь идет о высококачественном изделии, которое должно продемонстрировать хороший вкус Еврипида и мастерство Клеофонта. Глина гладкая, словно шелк: ее очищали целых шесть раз.

Решив, что глина уже достаточно чистая, гончар поместил ее на круг диаметром примерно 60 см. Его ученик начал вращать круг с определенной скоростью, а сам он принялся формировать изделие. После десяти часов сушки законченный сосуд приобрел прочную кожистую текстуру, и гончар отполировал его поверхность куском замши. Рядом, на ткани, посыпанной для мягкости песком, лежат подставка и ручки, которые займут свое место уже после того, как художник распишет вазу, – так удобнее работать.

Клеофонт рассматривает шесть глиняных табличек, на которых он набросал два рисунка, собираясь украсить ими кратер. Основной, верхний рисунок изображает самого Аполлона, возлежащего в перистиле (строго говоря, в святилище), напоминающем один из небольших храмов, в честь этого бога, именуемых одеонами [29]29
  Одеонами в античности называли здания для выступлений певцов. Прим. пер.


[Закрыть].

Изображенная процессия состоит из шести безбородых юношей, увенчанных венками и одетых в тонкие церемониальные туники, доходящие до щиколоток, но оставляющие открытым одно плечо. Возглавляет процессию женщина с жертвенной корзиной на голове. Клеофонт бросает на нее хмурый взгляд: на то, чтобы перенести на вазу ее многослойное платье, украшенное богатой вышивкой, уйдут часы, а исправлять ошибки, работая с глиной, чудовищно трудно.

Человек, приветствующий процессию от имени Аполлона, стоит рядом с бронзовыми треножниками. Клеофонт придал ему сходство с Еврипидом, но не портретное, чтобы драматурга не обвинили в тщеславии. Поэтому человек явно старше юношей, участвующих в процессии, но все же моложе Еврипида. Борода у него не седая, а черная (чтобы изобразить седую, требуется особый серый шликер, а Клеофонту и без этого есть чем заняться). В руке у мужчины посох вроде тех, которые нравятся Еврипиду: высотой до плеча, с поперечной перекладиной наверху.

Сам Аполлон вышел, конечно, прекрасным, но, в общем, ничем не примечательным (про себя Клеофонт просит у бога за это прощения). Вазописец нарочно выстроил композицию так, чтобы внимание зрителя было обращено не на бога, а на «не портретный» портрет заказчика. И женщина с корзиной, и сам Аполлон смотрят на «Еврипида». Впрочем, если бы все изображенные смотрели на центральную фигуру, вышло бы слишком прямолинейно, поэтому юноша, идущий сразу за женщиной, не смотрит ни на Еврипида, ни на Аполлона, а оглядывается назад. Зато ветвь священного лавра, которую держит Аполлон, клонится в сторону Еврипида. Ко всему прочему на Еврипида указывает лук бога, который тот повесил на крышу перистиля. А между богом и драматургом изображен омфал – священный камень из храма Аполлона в Дельфах, символизирующий «пуп Земли». Камень привлекает внимание к человеку, чью ногу он заслоняет – разумеется, речь снова о Еврипиде.

Нижний, меньший по размеру рисунок тоже намекает на Дионисии, но, конечно, не изображает сам праздник (это было бы слишком вульгарно). Вместо этого Клеофонт изобразил спутников Диониса – пляшущих сатиров и менад. Вообще-то менады (женщины, почитающие Диониса) известны привычкой рвать на себе одежду в религиозном экстазе, но менады Клеофонта всего-навсего щеголяют голыми икрами, чтобы не отвлекать зрителя от главного. Нахмурив брови, Клеофонт правит набросок углем: теперь посох одной из женщин указывает туда же, куда и воздетые руки танцоров, – на изображенного над ними Еврипида.

 
В аттическую форму заключен
Безмолвный, многоликий мир страстей,
Мужей отвага, прелесть юных жен
И свежесть благодатная ветвей.
Века переживешь ты неспроста.
Когда мы сгинем в будущем, как дым,
И снова скорбь людскую ранит грудь,
Ты скажешь поколениям иным:
«В прекрасном – правда, в правде – красота.
Вот знания земного смысл и суть».
 
 
Джон Китс, «Ода к греческой вазе»[30]30
  Перевод В. Микушевича. Цит. по: Китс Д. Стихотворения, поэмы. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998.


[Закрыть]
 

Рассматривая сосуд, Клеофонт мысленно переносит на него рисунки: как опытный мастер, он хорошо представляет, как они будут смотреться на изогнутой поверхности. Вдруг он замирает и, пробубнив себе под нос проклятие, нагибается, чтобы рассмотреть поверхность сосуда поближе. В одном месте глина стала слишком сухой. Протирая его, гончар увлажнил кусок замши, в результате чего на необожженную глину попала капля воды, и образовалось пятно. Опытный гончар не пытался скрыть этот дефект: он знает, что Клеофонт обнаружит пятно и расположит рисунки так, чтобы оно оказалось под слоем черного шликера. Поэтому гончар просто повернул вазу пятном к окну, чтобы утром его нельзя было не заметить.

Теперь начинается самое интересное. Клеофонт берет угольную палочку и аккуратно переносит контуры рисунка на глину. Затем он окунет «кисточку», сделанную из одногоединственного волоса из лошадиного хвоста, в шликер и примется рисовать легкими и плавными штрихами. Особо важные линии он процарапает по глине тонкой иголкой (позднее он заполнит борозды шликером, чтобы вся поверхность сосуда вновь стала одинаково гладкой).

Клеофонт гордится своим свободным, естественным стилем. Этой естественности способствует сама краснофигурная техника: черные фигуры вазописцев прошлого были гораздо строже и архаичнее, ведь все красные линии приходилось старательно процарапывать по уже подсохшему черному шликеру. Гораздо легче закрасить черным пространство между фигурами и дорисовать отдельные детали.

Когда около века назад Евфроний и другие вазописцыпервопроходцы начали работать в краснофигурной технике, реакция их коллег была неоднозначной. Однако без их новаторства Клеофонт не смог бы изображать на своих сосудах столь естественные позы и такие живые эмоции. Клеофонт не отрицает, что его творчество слегка вторично: он сознательно подражает простоте и элегантности скульптур Парфенона, созданных Фидием. Почему бы и нет? Ведь эти фигуры воплощают в себе дух эпохи, стремление к идеалу, который, конечно, недостижим, зато побуждает следующие поколения пытаться приблизиться к нему еще сильнее.

Клеофонт делает шаг назад и бросает взгляд на только что намеченные контуры. Может быть, люди будущего сочтут его творения грубыми и примитивными, так же как его современники свысока смотрят на неровные орнаменты старинных горшков. Но Клеофонт уверен: его поколение задает высокую планку. Он уже представляет себе законченную работу и чувствует: эта роспись ему удастся. Выразительные, но спокойные фигуры, насыщенные, но изысканные цвета…

Что вы на это скажете, потомки?

Первый час дня (06:00–07:00)
Колдунья накладывает заклятие

К востоку от района гончаров, вдоль Стены Фемистокла тянется дорога, по которой шагает Келей. Он доходит до района Скамбониды, плотно застроенного довольно мрачными домами. Келей старается держаться поближе к стене, чтобы не отскакивать в сторону каждый раз, когда кто-то стучит и чья-нибудь дверь открывается наружу.

Уличные двери в Афинах обычно выходят в маленькие дворы-колодцы, вокруг которых возведены дома. Так живут даже бедняки, хотя зачастую нескольким бедным семьям приходится уживаться в одном доме. Попасть в дом можно только через уличную дверь, а поскольку с охраной порядка в городе дела обстоят неважно, хозяева тщательно заботятся о надежности этих дверей. Случается, однако, что банды грабителей все же взламывают двери и обчищают дома.

Дверь, которая открывается на улицу, взломать сложнее, чем дверь, открывающуюся во внутренний двор. Большинство афинян собственная безопасность волнует больше, чем удобство пешеходов, однако пешеходы довольно резко реагируют на людей, ударяющих их дверью по лицу, поэтому перед выходом из дома принято громко стучать.

Люди, открывающие двери в это время суток, не особенно церемонятся, потому что наверняка куда-то спешат. Большинство горожан приступили к работе еще час назад: афиняне стараются вставать затемно. Впрочем, Келею упреки соседей не грозят: он – трактирщик и может не появляться у себя в заведении еще пару часов, пока не придет время приказывать угрюмым рабам готовить обед.

Популярностью трактир Келея не пользуется. Посетители, число которых сокращается с каждым днем, объяснили бы это тем, что вино здесь дешевое и горькое, хлеб черствый, персонал безалаберный, а помещения грязные. Сам же Келей считает, что другие трактирщики сговорились его разорить. Когда он управлял трактиром вместе с женой, отбоя от посетителей не было, и место они нахваливали – прежде всего потому, что жена Келея работала по шестнадцать часов в день, в то время как сам он большую часть времени дегустировал вино.

Келей не сомневается, что другие трактирщики завидовали его успеху. Если бы не их уговоры, она бы не ускользнула из дома тихой летней ночью, прихватив мешок со всеми своими сбережениями. Сейчас она в Халкедоне, помогает своему родственнику торговать корабельной оснасткой и на жизнь не жалуется. А вот дела Келея с той поры идут неважно.

Сегодня Келей собирается нанести ответный удар. Его враги заплатят за то, что разрушили его жизнь. Найти место, куда он сейчас направляется, было не так-то просто. Пришлось незаметно сунуть подозрительному посетителю серебряную монету, чтобы тот признал, что знает кое-кого, кто знает еще кое-кого, кто мог бы помочь Келею.

Через пару дней один из рабов принес Келею письмо от неизвестного отправителя: «Скамбониды, улица за гробницей Евмолпа. Обогни мастерскую плотника и поднимайся по лестнице. Время – час после рассвета».

Евмолп – это малоизвестный герой, живший в мифические времена, а его «гробница» – обшарпанный пустой саркофаг, стоящий на перекрестке. Келей подходит к нему, спугнув метившую территорию собаку. Найти мастерскую плотника нетрудно: ее хозяин громко стучит молотком, сколачивая новые скамьи. Встретив Келея недобрым взглядом, он кивком головы указывает на лестницу у задней стены. Заметно волнуясь, трактирщик следует молчаливому указанию.

В комнате наверху стоит пьянящий запах сожженных недавно трав. Ставни наглухо закрыты, и в темноте Келей не сразу замечает сидящую за столом фигуру. Она так плотно укутана, что посетитель видит перед собой лишь мрачную кучу одежды. Неожиданно из-под этой одежды доносится голос – на удивление приятный и интеллигентный.

– Трактирщик Келей! Да благословит богиня Кибела тебя и твою семью!

– Ты и есть колдунья?

Женщина выдерживает паузу, намекая, что это был неправильный вопрос. Наконец она отвечает спокойным, ровным тоном:

– Разумеется, я не колдунья. Колдунью могли бы обвинить в богохульстве. Мои лекарства сочли бы ядами. Меня упрекали бы в развращении молодежи и подкупе рабов. А тебя, Келей, ожидали бы неприятности просто потому, что ты сюда пришел. Власти бы решили, что мы предаемся разврату в ходе магических ритуалов. Я всего лишь прорицательница. И я просто помогу тебе узнать волю богов. Может быть, при определенных обстоятельствах, я посоветую, что можно сделать, чтобы… исполнить эту волю. А если ты не сможешь сделать это сам, я предложу свою помощь. Мы понимаем друг друга?

Геката, триединая богиня перекрестков [31]31
  The LIFE Picture Collection / Getty Images.


[Закрыть]

Укутанная женщина молча садится на место, наблюдая за реакцией своего растерянного клиента. Келею эта (вовсе не) колдунья представляется таинственной и грозной фигурой, которую он по глупости разозлил. Вдруг она прямо сейчас произносит про себя заклинание, которое окончательно отравит его и без того незавидную жизнь? Он уже жалеет, что пришел.

На самом деле колдунья думает о том, что сожгла слишком много семян черной белены и цветов голубого лотоса. При сжигании их смеси комната наполняется дымом, делающим посетителей расслабленными, раскованными и разговорчивыми, однако, если концентрация веществ превышена, он вреден, а для некоторых людей – смертельно опасен. Колдунья начинает беспокоиться о самочувствии Келея.

– Чего ты хочешь от подземных сил? – спрашивает она. – Хочешь добиться женщины, которая не обращает на тебя внимания? Хочешь призвать демона, который пронзит ее, ее уши, ее глаза, ее живот, ее грудь, ее лоно, чтобы она думала о тебе одном? Хочешь, чтобы она явилась к тебе, сгорая от похоти, забыв мужа или жениха, и стала твоей и только твоей?

…пронзай мучительно душу и сердце Каросы, дочери Фело, пока она не прибежит к Апалу, сыну Феониллы, желая страсти и любви, сей же час, вот-вот, быстро-быстро <…> и не давай этой Каросе, дочери Фело, вспоминать ни о муже, ни о ребенке, ни о питье, ни о пище, но пусть она явится, сгорая от страсти, любви и жажды совокупления, особенно от жажды совокупления с Апалом, сыном Феониллы, сей же час, вот-вот, быстро-быстро…

«Приворотное» заклинание V в.н. э., Papyri Graecae Magicae, 19A, 50–54[32]32
  Пер. с древнегреч. К. С. Истомина по изданию: Papyri Graecae Magicae. Ed. Karl Preisendanz. V.II. Leipzig, Berlin: B. G. Teubner, 1931.


[Закрыть]

Колдунья вдруг умолкает, понимая, что нечаянно начала произносить заклинание и почти дошла до волшебного слова «абланафаналба», которое заставляет демона Абракса исполнить все перечисленное.

Келей задумывается над предложением колдуньи.

– А если женщина переехала в другой город, это выйдет дороже? – интересуется он, но тут же качает головой, пусть и не без сожаления. – Нет. Я жажду возмездия. Мой враги меня прокляли. Можешь проклясть их самих?

– Я? Разумеется, нет! Думаешь, я Медея? Я сказала, что могу помочь, но я простая смертная, и от моих проклятий толку не больше, чем от твоих. Нужно призвать потусторонние силы и изложить им свою просьбу, чтобы они покарали твоих врагов. А карают они порой довольно изобретательно.

Келей смотрит на нее недоверчиво.

– О каких таких… силах ты говоришь?

– Геката, Мормо и Гермес, – тут же отвечает жрица. Мысленно она уже составляет список вещей, которые ей понадобятся. Большинство из них хранятся в шкафу у нее за спиной.

– Мормо, – задумчиво произносит Келей. – Ею меня в детстве мама пугала. Если я не слушался или дразнил сестру, мама говорила, что ночью придет Мормо и откусит мне нос. Как же я ее боялся…

– Мне надо подготовиться к ритуалу, – говорит жрица. – Спустись вниз и скажи плотнику взять черную курицу из курятника во дворе. И оставь на столе одну из обещанных драхм. Вдруг ты не вернешься, а мое время стоит дорого!

На самом деле Мормо для этого ритуала не очень-то и нужна. Нужны только Геката, богиня-покровительница колдуний, и Гермес, одновременно как бог торговли и как проводник душ умерших – Гермес Психопомп. Просто колдунья на днях выучила ритуал призыва Мормо. Церемония короткая, но впечатляющая, и колдунье не терпится ее опробовать:

 
Чтимая в пути на перекрестках, светоносная,
блуждающая в ночи,
Враг света, но друг и товарищ мрака,
Радующаяся лаю собаки и запекшейся крови,
Бродящая меж трупами по гробам умерших,
Жаждущая крови, страх наводящая смертным,
Горго, и Мормо, и Луна, и многообразная,
Приди милостиво на наше
жертвоприношение [33]33
  Ипполит Римский. «О философских умозрениях, или обличение всех ересей», 4.35. Перевод П. Преображенского. Цит. по: Св. Ипполит, епископ Римский. О Христе и антихристе. СПб.: Библиополис, 2008.


[Закрыть].
 

Обезглавив курицу, колдунья подходит к грубоватому очагу, скрытому в глубине комнаты, и выливает чашу кипящей воды, смешанной с куриной кровью, в маленький тигель, установленный над огнем. Келей издает сдавленный крик, видя, как кровь вспыхивает, а комнату наполняет плотный черный и зловонный дым.

– Чувствуешь ее? – хрипло шепчет колдунья. – Мормо здесь! Она слушает тебя!

Колдунья хрипит, потому что случайно вдохнула немного смеси известняка и серы, пока сыпала ее в тигель. Ее, как и трясущегося Келея, впечатлила получившаяся химическая реакция. Теперь она непременно купит побольше этих ингредиентов у своего тайного поставщика. Проблема в том, что пьянящие пары, торжественное убийство курицы и пиротехническое шоу, символизирующее явление жуткой Мормо, произвели на Келея такой эффект, что теперь он не может вымолвить ни слова.

– Говори же! – сипит колдунья, и к напуганному Келею возвращается дар речи.

– Прокляни их! Прокляни трактирщиков, которые прокляли меня! Пусть Артемида возненавидит Фанагору и Де-метрия и сотрет их с лица земли!

Кажется, Келей наконец дал выход накопившемся гневу и обиде, и теперь его было не остановить:

– Уничтожь их трактиры! Нет, уничтожь все их имущество! Пусть у них ничего не останется! А этого говоруна Де-метрия, свяжи его, свяжи его узлом! Самым-самым тугим узлом! Собачье ухо ему на язык, собачье ухо!

«Собачье ухо» (kynotos) – это самый неудачный бросок игральной кости. Деметрий способен заговорить собеседника до смерти, и Келей желает завязать ему язык, чтобы он запинался на каждом слове.

Колдунья встает с места и отзывает Мормо при помощи фразы на непонятном языке: «Ананак, арбеуэри, аээйуо.

Возвращайся, госпожа, к своему трону и защити этого человека от всякого зла» [34]34
  Papyri Graecae Magicae, 4.920–924. Пер. с древнегреч. К. С. Истомина по изданию: Papyri Graecae Magicae. Ed. Karl Preisendanz. V. I. Leipzig, Berlin: B. G.Teubner, 1928.


[Закрыть].

Произнеся это, она буднично пересекает комнату и распахивает ставни. И колдунья, и ее клиент с облегчением вздыхают, когда зловонный дым вырывается наружу из комнаты, которая при дневном свете кажется очень хорошо обставленной, но самой обыкновенной.

Колдунья достает из ящика стола свинцовую табличку и, взяв стальное стило, принимается что-то на ней писать, то и дело сверяясь с одним из своих папирусов. Келей отмечает, что рука у нее бледная и изящная, с аккуратно подстриженными ногтями. Он молча ждет, пока колдунья вручит ему законченную работу.

Келей благоговейно вертит в руках свинцовую пластинку. Теперь у него есть проклятие. Настоящее первоклассное проклятие, произнесенное и освященное в присутствии Мормо. Осталось лишь отнести его духам подземного мира.

Сперва он не понимает, о какой такой пентетериде («пятом годе») говорится в итоговом тексте. Затем вспоминает, что каждые четыре года, во время праздника Великих Дионисий или панэллинских игр, проводятся мощные ритуалы, очищающие город от злых духов и заклятий. Обязательно следует уточнить, что заклинание не попадает под действие этих очистительных ритуалов, иначе проклятие почти сразу же перестанет действовать, ведь Великие Дионисии уже на носу! Келей впечатлен. Сам бы он об этом никогда не подумал. Для такого и нанимают настоящих профессионалов.

Утвердив текст, Келей называет колдунье имена остальных трактирщиков. Она изготовит по проклятию на каждого и через час проведет короткий ритуал запечатывания. Скрутив каждую пластинку, Келей проткнет их насквозь гвоздями, окропленными куриной кровью и прахом, чтобы «связать» заклинание.

После этого колдунья отправит заклинания в подземный мир. Эта часть нравится ей меньше всего. Следующей же безлунной ночью ей придется незаметно проникнуть на кладбище, взяв с собой проклятые послания. В полной темноте, совсем одна – по крайней мере, она надеется, что окажется там одна. Никогда не знаешь, что ждет тебя во мраке, если ты еженедельно призываешь духов, демонов и темных богинь. Вот еще одна причина, по которой люди обращаются к профессионалам: если с заклятием что-то не так, кара обрушивается не на заказчика, а на отправителя.

Завтра похороны. Хоронят несчастную дочь Алкея; ей было всего четырнадцать лет. Колдунья украдкой перелезет через ограду и закопает свинцовые таблички рядом с могилой девочки. Безлунной ночью Гермес Психопомп явится за девочкой, чтобы отвести ее дух к вратам Аида. Заметив тайные символы на свинцовых табличках, он увидит послание и отнесет его адресатам – Гекате и Артемиде, чье имя колдунье пришлось добавить, раз уж Келей упомянул его в присутствии Мормо.

После того как он заберет таблички и доставит послание, отменить проклятие уже не получится. Трактирщики обречены.

ЗАКОНЧЕННОЕ ПРОКЛЯТИЕ

Вот одна из пяти скрученных и проткнутых гвоздями свинцовых табличек, которые были обнаружены в 2003 г. в афинском деме Ксипете, к северо-востоку от Пирея:

«Геката Хтония, Артемида Хтония, Гермес Хтоний! Обратите гнев свой на Фанагору и Деметрия, на их трактиры, имущество и владения! Свяжу же врага моего Деметрия и Фанагору в крови и прахе со всеми мертвыми. И не освободит тебя первая пентетерида, таким узлом свяжу тебя, Деметрий, как можно туже, на язык же тебе брошу собачье ухо» [35]35
  Пер. с древнегреч. К. С. Истомина по изданию: Lamont J. L. A New Commercial Curse Tablet from Classical Athens // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2015. № 196. P. 159–174.


[Закрыть].