Автор книги: Филипп Мёллер
Жанр: Религиоведение, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
«БТК[8]8
Берлинская Транспортная Компания.
[Закрыть] все еще верит в Бога»
Мы танцуем и прыгаем, падаем друг другу в объятья и пьем игристое вино, но тут звонит мой пресс-телефон – я беру его, и молчание восстанавливается.
«Автобусная кампания, Филипп Мёллер, алло? – я даю себе заразиться ликованием моих коллег-без-божников. – Чем я могу вам помочь?»
«Мира Бах из TAZ[9]9
Сокр.: Tageszeitung (букв.: «Газета дня»).
[Закрыть], привет!» Я включаю динамик и пишу фломастером три большие буквы «TAZ» на нашей белой доске. «Поздравляем с пожертвованиями, – говорит она, – что дальше?»
«Спасибо! Сейчас мы звоним в БТК и…»
«В Берлинскую Транспортную Компанию?»
«Да, и мы закажем первые автобусы!»
«И они вам позволят?» «Они сказали, что позволят, – у меня рот до ушей. – Сейчас мы там вводим в эксплуатацию первые три автобуса, а затем запускаем нашу автобусную кампанию по расписанию!»
«Когда это будет?»
Педер поднимает два пальца кверху и шевелит третьим.
«Завтра, – быстро говорю я, подмигивая Педеру. – В крайнем случае, послезавтра!»
Пока дама из TAZ задает дальнейшие вопросы, то и дело звонят фоном на второй линии, а затем звонят на телефон Педера. Я снова выключаю динамик и прикладываю телефон к уху, слушая журналистку, но ее быстро прерывает Педер.
«Что-что?!» – раздается в нашей штаб-квартире его крик.
«Но Вы же дали нам согласие!»
«Что случилось?» – хочет знать Мира из TAZ.
«Хороший вопрос! Вы слушайте!»
«Вы создаете рекламу для Иисуса, Библии и крупнейшего борделя в Берлине, – почти орет в телефон Педер, – а нашу рекламу не разрешаете?!»
Я отнимаю у него телефон, включаю динамик и держу свой мобильник наготове.
«Очень просим Вас проявить понимание, – слышим мы женский голос. – Но БТК – не место для идеологически окрашенной рекламы!»
«Но это же чушь! – возмущается Педер. – У Вас же все полно идеоло…»
«Мне очень жаль, но решение уже принято. – Дама вздыхает. – Ваш слоган в бизнесе БТК мы ни в коем случае не допустим. Всего хорошего!» На линии щелчок и гудок. Мы уставились друг на друга. Пить шампанское уже нет настроения. Лица у нас вытянулись. Педер кидает телефон на стол и трет себе глаза.
«Алло? – внезапно раздается из мобильника. – Господин Мёллер?» «Да! – я снова включаю динамик. – Вы все это слышали?»
«Ясное дело! – Мира Бах экзальтированно смеется. – И еще раз мои искренние поздравления!»
«Поздравления?! – Мы озадаченно переглядываемся. – Но мы же…» «Вам ведь должно быть ясно, что означает этот отказ – или нет?!»
Теперь на задворках Кройцберга семь человек в офисе рекламного агентства стоят и зачарованно смотрят на мобильник. Следует восклицание репортерши:
«Это же СКАНДАЛ, это же ЦЕЛАЯ ИСТОРИЯ! И не надо мне рассказывать, будто вы к нему не причастны!»
«Э-э-э…»
Слышится громкий шорох, где-то на фоне телефонного разговора хлопают двери, дама из TAZ бодро говорит с кем-то, дает инструкции и совсем запыхалась. Потом она снова обращается ко мне.
«Внимание: я сейчас позвоню в БТК, а вы повторите начальную запись. Тем временем перепишите сообщение для прессы, потом встретимся и все обсудим, о’кей?» «Ясно, – все кивнули. – Когда?» «Вы где находитесь?» «Кройцберг, метро Зюдштерн».
«Через пятнадцать минут я у вас! – опять шуршанье. – Тринадцать!» – гудок.
Умора вместо адской муки
Через три дня после того, как наша реклама жизни без Бога была отвергнута БТК на том основании, что они там хотят быть идеологически нейтральными, я стою на станции метро и смотрю в глаза великана Гюнтера Яуха.
«Берлин – это свобода!» – написано за его спиной на рекламном щите Pro Reli площадью почти в девять квадратных метров. А рядом – «Свободный выбор между этикой и религией».
Дизайн – совершенный, слоганы – изощренные, плакаты развешаны по всему этому чертовому городу, а правдивость этой кампании так же высока, как и идеологический нейтралитет БТК, то есть равна нулю.
Ибо то, что здесь преподносится как «свободный выбор» – «Сделайте свою свободу сильной» и «Равенства свобод Берлину!» — это на самом деле обязанность выбора: если кампания добьется своего, то учащиеся смогут в будущем посещать либо религиозные курсы, либо этические. Однако «свободный выбор» – посещать религиозные курсы или нет – уже давно существует, и незачем его обсуждать.
Поглощенный совершенно вероломным обманом этой кампании, я испытываю языческий ужас, когда на меня из тоннеля в метро, словно молния, летит оранжевый поезд. Я пользуюсь поездкой, чтобы немного подремать, потому что подработка учителем отбирает у меня невероятное количество энергии. Наконец выхожу на Зюдштерн и по дороге к агентству даю телефонные интервью для газет Франкфурта-на-Майне, Ганновера и Гамбурга, отказавших нам в размещении слогана «Безбожно счастлив».
«Что вас не устраивает в нашем отказе?» – спрашивает репортер из ганзейского города.
«То, что религиозная реклама в транспортной системе Гамбурга разрешена, а нашей рекламе отказано на том основании, что она хочет быть идеологически нейтральной. – Мимо меня проносится пожарная машина с сиреной, затем я продолжаю говорить. – Это же двойные стандарты, это же явно идеологическая дискриминация».
За последние несколько дней я узнал две вещи: подавляющему большинству журналистов нравятся короткие, четкие заявления – и нравится наша кампания! «Продолжайте, – часто я слышу после интервью, – хорошо, что кто-то это делает», – или: «Я все еще посещаю церковь, но тот факт, что вас повсюду отвергают, все-таки непостижим!»
Повсюду? Разве есть город, который бы допустил нашу кампанию? Небольшая германская деревня, которая может ускользнуть от длинной руки церквей? «Штутгарт, Мюнхен, Фульда! – ошарашивает меня Педер, когда я вхожу в штаб безбожной семерки. – Все отказывают на одном и том же основании».
И вот уже опять звонит мой телефон, на этот раз меня спрашивает местный журналист из родного города моего отца – из архикатолической Фульды.
Дзынь: 22 050 евро.
В мою странную профессиональную жизнь входит теперь что-то почти повседневное: в полседьмого звонит будильник, по дороге в школу я отвечаю на новые сообщения в электронной почте, с восьми начинаю в школе урок математики, а между делом даю теперь еще и уроки музыки и английского – то есть отдаю себя ученикам в буквальном смысле слова! – затем в полпервого покидаю бедное панельное здание школы: голова раскалывается, я говорю по мобильному и направляюсь в штаб-квартиру безбожников. Через несколько недель выясняется: нам отказали муниципальные транспортные компании Берлина, Бремена, Дортмунда, Дрездена, Эссена, Франкфурта-на-Майне, Фульды, Гамбурга, Ганновера, Кельна, Лейпцига, Мюнхена, Мюнстера, Нюрнберга, Потсдама, Регенсбурга и Штутгарта, то есть практически вся страна. То, что возможно реализовать в других, казалось бы, более консервативных странах, невозможно реализовать в мнимопросвещенной Германии: а именно рекламу жизни без Бога.
В то же время одобрение со стороны населения просто ошеломительное. Наш пресс-релиз побудил редакции газет по всей стране сообщать о нас как можно больше позитивного, заголовок из TAZ: «БТК все еще верит в Бога»9 – принес нам много сторонников, и пожертвования все прибывают и прибывают. Но сегодня особенно увлекательный день: «Шпигель-онлайн» во второй раз сообщил, что его репортер с трудом может поверить, будто нашей рекламе повсюду в стране отказывают. Этот репортер считает основанием отказа ограничение свободы слова, и статья его в любой момент может появиться в интернете.
«Давай, обнови страницу еще разок! – в нетерпении подталкиваю я Педера. – Статья должна там появиться вот-вот…» «Да ладно, Филипп, успокойся! – Педер мягко улыбается мне. – Важнее статьи был бы город, который позволил бы нам… Ух-ты! – Педер переключает статью на проектор, поворачивается к экрану и читает: – Немецкие города не хотят безбожных сообщений на автобусах»10.
Проходит всего полминуты, и слышится прекрасный звук: дзынь! И снова: дзынь! И еще раз: дзынь! Теперь дважды: дзынь, дзынь, а затем трижды: дзынь, дзынь, дзынь, – и пока мы все как заколдованные опять смотрим на экран и наблюдаем за ростом зеленой шкалы пожертвований, «дзыни» не прекращаются. В то же время Педер объявляет о внезапном увеличении трафика на нашей домашней странице, мобильный телефон Карстена раскалывается от звонков, Роберт до боли в пальцах барабанит по клавишам, сидя в Твиттере и Фейсбуке, я тоже постоянно вишу на телефоне, при этом раздается: дзынь, дзынь, дзынь! – число пожертвований растет ежесекундно и перешло уже отметку 25 000, – дзынь, дзынь, дзынь! – деньги все идут и идут, Мелания едва успевает повышать максимальную сумму пожертвований, вот уже 28 000 евро, 29 000 евро и наконец дошло до тридцати! Дзынь, дзынь, дзынь, – внезапно у меня на телефоне запрос из еженедельной газеты Zeit: Роджер Виллемсен хочет взять у меня интервью11, я прошу: «Подождите до завтрашнего утра и следите за обновлениями», – дзынь, дзынь, дзынь – мы едва верим своим глазам: 32 000 евро; Роберт вперился взглядом в свой мобильник и смеется как сумасшедший, и Педер заодно… – и вдруг: тишина.
Больше никаких дзыней.
«Алло? – говорит сотрудница Zeit по телефону. – Господин Мёллер?»
«Минуточку! – я отрываюсь от мобильника и вопросительно смотрю на Педера, который безуспешно пытается обновить нашу страницу и пожимает плечами. – Я вам сейчас перезвоню, хорошо?»
Никаких дзыней, и не поступает больше ни цента.
«Что случилось?! – Карстен тоже прекращает свой телефонный разговор. – Может, интернет отвалился?»
«Не-ет! – Роберт качает головой. – Я в сети».
Мгновение мы переглядываемся с досадой, затем я не удерживаюсь и выглядываю из окна в сторону неба.
«Думаешь… это был Он? – спрашивает Педер и хохочет, заражая нас своим хохотом. – Нет, наверняка у этого есть вполне рациональное объяснение».
Снова воцаряется тишина, внезапно прерываемая звонком на стационарный телефон агентства.
«Кто же это теперь может быть?!» – Педер хмурится и отвечает: «Алло? Да-да, правильно, мы из автобусной кампании». – Педер включает динамик и кладет телефон на стол.
«Это из Хелпедии; вы затеяли эту кампанию пожертвований для атеистических автобусов, верно?»
«Да, а что, собственно случилось?!»
«Да просто сервер сломался! – раздался голос с телефона. – На нашей домашней странице за последние несколько минут было больше обращений, чем за все два года нашего существования!»
«Круто! Все уже спрашивают! – включается Роберт. – Так я сообщу по всем каналам, что мы вот-вот появимся онлайн?»
«Да, в любом случае! – говорит человек из Хелпедии; слышно, как он быстро бьет по клавиатуре. – Мы будем готовы через пару минут!»
Целую вечность мы смотрим на ноутбук и то и дело обновляем нашу домашнюю страницу, и вот снова появляется панель пожертвований, и звучит приятное и знакомое: дзынь, дзынь, дзынь!
Мы вздыхаем с облегчением, потом возвращаемся к своим задачам, а вечером собираемся вместе, чтобы обсудить положение вещей.
«Ну, люди, у нас серьезная проблема! – Педер проецирует нашу страницу на экран, и мы смотрим на нее, качая головами. – Ни один крупный немецкий город не дает разрешения нашей кампании, но… – Он усмехается. – Мы должны каким-то образом избавиться от неполных сорока тысяч евро. Есть идеи?»
Мы немного фантазируем: самолетная кампания? Самолет с воздушной рекламой: «Здесь, наверху, тоже нет никакого Бога»? Как-то напыщенно и малозаметно. Может, затеять классическую плакатную кампанию?
«Я уже запросил рекламную фирму Штреер, – Педер качает головой. – Никаких шансов!»
«Они что – единственные?» – интересуется Мелания.
«Ну, похоже, – Педер проецирует на экран бизнес-страницу фирмы Штреер. – Если хочешь разместить рекламный щит в Германии, то без них едва ли обойдешься».
Итак, мы продолжаем мозговой штурм: велосипедная кампания?
Неэффективно. Радиореклама? Тоже не очень внушительно: нужно создавать визуальные рекламы. Страничка в журнале «Шпигель»? Для этого у нас маловато средств.
«Извините, но все это – полное дерьмо! – Карстен потерял терпение и хлопнул кулаком по столу. – Мы обещали людям автобусную кампанию, и они должны ее заполучить! Мы тут с Эвелин обнаружили кое-что». Он дает жене знак, она соединяет свой ноутбук с проектором и переводит на экран фотомонтаж, при виде которого мы все сразу раскрываем рты.
«Это “красный гигант”, – объясняет нам Эвелин. – Классический берлинский двухэтажный автобус, по случаю такой же красный, как и лондонские автобусы. – Она подходит к экрану на цыпочках и проводит пальцами по бокам автобуса. – У него много места для нашей благой вести!»
«Круто! – вырывается у меня. – Это кабриолет?!»
«Именно! – Карстен кивает. – Мы уже говорили с фирмой. Мы могли бы уже весной арендовать его вместе с водителем и топливом и проехать на нем по Германии – и это будет наша собственная автобусная кампания!»
«Наша собственная автобусная кампания! – шепчу я, и у меня рот до ушей. Однако Карстен делает рукой предостерегающий жест. – А что мешает?» – интересуюсь я.
«Колоссальные организационные усилия! – Он подходит к доске и рисует на ней контуры нашей страны. – Если мы хотим, чтобы этот проект оказался действенным, то нам нужно объехать все крупные немецкие города. – Он с азартом намечает на доске точки и проводит между ними линии. – Все они займут недели две-три».
«И почем такой автобус?» – спрашивает Педер.
«Около тысячи евро в сутки, включая все дополнительные расходы. – Карстен кивает. – Это подходит в финансовом плане, и это огромный шанс, но… —
Он падает на стул и смотрит на меня. – Это тяжелая работа, в том числе для нашего пресс-секретаря!»
«Тяжелая работа, говоришь? – отвечаю я с ухмылкой. – Зато такая умора!»[10]10
У автора непереводимый каламбур: Heidenarbeit – букв.: «языческая работа», перен.: «тяжелая работа», Heidenspafi – букв.: «языческая забава», перен.: «умора».
[Закрыть]
Христианское преследование 2.0
«Итак, я приветствую вас, дамы и господа, на палубе “красного гиганта!” – В левой руке у меня микрофон, правой рукой я указываю вверх. – Мы только что арендовали кабриолет, чтобы вы могли ясно видеть небо – а вы видите там, наверху, то, что вижу я? – У большинства наших пассажиров в руках диктофоны, они записывают и при этом смеются. – Правильно, голубое небо, так что мы можем провести первую в истории нашей автобусной кампании пресс-конференцию на колесах при ярком солнечном свете! Добро пожаловать на премьеру, – торжественно восклицаю я, – на вполне официальный старт нашей автобусной кампании!»
Раздаются аплодисменты, так как очевидно, что на борту нашего переполненного автобуса не только одни репортеры, но и множество сторонников. Я прошу Карстен, Педера и Эвелин выйти вперед. Остальные из безбожной семерки на несколько недель вернулись к своей профессиональной жизни; и вот, после долгого периода планирования, мы оказываемся на верхней палубе автобуса, на котором начинаем сегодня трехнедельный тур по Германии, а нашу последнюю остановку мы обозначили так:
«БЕЗБОЖНО СЧАСТЛИВ».
Маршрут начинается перед Красной ратушей на Александерплац в Берлине, куда мы пригласили сегодня всех, кто заинтересован в нашей акции: жертвователей, журналистов, ну и, конечно же, горстку воинствующих христиан, хотя в целом это выглядит как собрание единомышленников. Все они толпятся внутри и снаружи и прежде всего на верхней палубе нашего «красного гиганта».
«Садись! – внезапно раздается резкий голос из динамика. – Поехать!»
«А, это, должно быть, Бьорн, наш водитель! – говорю я, садясь на штангу за ветровым стеклом так, чтобы моя голова не высовывалась из кабриолета. – Хочешь коротко поприветствовать наших гостей, Бьорн?» – спрашиваю в микрофон.
«Не-е! – отвечает Бьорн. – Я водить автобус, ты работать, карашо?»
«Ну карашо! – Люди на борту снова смеются. – Бьорн – берлинский водитель автобусов, он и должен быть таким, иначе это не подлинно. Мы можем ехать, Бьорн?»
«Не-е!» – кричит он теперь.
«Почему это?» – я улыбаюсь публике, и все мы ожидаем нового неуклюжего комментария.
«Меня блокировать автобус Иисуса. Если ты хотеть проверять…»
Я раздраженно встаю со своего места, оборачиваюсь и вижу белый автобус, припаркованный прямо поперек нашего. И если на нашем автобусе написано:
«(С вероятностью, близкой к уверенности) никакого Бога не существует – полноценная жизнь не нуждается ни в какой вере»,
то на белом автобусе написано:
«А если Он все-таки существует…
Gottkennen.de»
Перед автобусом стоит небольшая группа дружелюбных улыбающихся людей и подмигивает нам. На их футболках – такая же надпись, как на автобусе.
«Что за бред? – Карстен тоже стоит рядом со мной у ветрового стекла верхней палубы и качает головой. —
Убирайся, – кричит он, – у нас напряженный график!»
«Зачем же так грубо? – отвечает мужчина в сандалиях, приложив ладонь ко рту в виде рупора. – Мы бы с удовольствием присоединились к вашей экскурсии!»
«Что-что?! – Карстен крутит пальцем у виска. – С ума сошли? Мы готовили свою кампанию почти три месяца и теперь уж не допустим, чтобы вы нам ее испортили! Так что давайте-ка валите отсюда!»
«Да не вопрос! – отвечает мужчина. – Мы живем в свободной стране и можем поехать на своем автобусе куда захотим!»
«Случайно не туда, куда мы собираемся ехать?» «Точно!» – он машет нашим турпланом и улыбается. «Три недели!»
«Знаете, что это такое? – Карстен поворачивается к нашим гостям-спутникам и иронически улыбается. – Это настоящее христианское преследование!»
Наша публика громко смеется. Тем временем все повставали с мест, одни держат в руках камеры, другие записывают на диктофон.
«А вы знаете о втором автобусе?» – кричит нам мужчина и направляет в нашу сторону диктофон.
«Нет! – смеясь, отвечает Карстен. – Видим его впервые!»
«Можете еще разок сказать в камеру насчет христианского преследования?» – кричит другой.
«Само собой! – Карстен на секунду задумался. – Если за нами три недели подряд должен следовать автобус, на котором написано: А если Он все-таки существует… — то это и есть христианское преследование!»
Мы в раздражении спускаемся по лесенке нашего «красного гиганта», отходим от него и оказываемся под прицелами камер перед автобусом христиан, вынужденные разбираться с оратором в сандалиях из обувного магазина «Биркеншток». Однако этот мужчина, казавшийся сверху вполне дружелюбным, лицом к лицу уже не производит такого впечатления.
Он стоит передо мной, сложив руки на груди, он выше меня ростом, довольно широкоплечий, кожа вся в шрамах, синие стальные глаза хотя и прячут улыбку, широко раскрыты, а лицо неподвижно.
«У вас проблемы с тем, – спрашивает он тихо и делает шажок в мою сторону, – что мы спрашиваем: а вдруг Он все же существует?»
Теперь на нас двоих направлены три большие камеры и плюс к тому – множество мобильников в руках стоящих вокруг людей.
«Фактически Его нет». – Я улыбаюсь, но не отступаю.
«Однако звучит почти как угроза».
«Да вовсе нет, я просто предлагаю так думать!»
«От этого предложения мы с благодарностью отказываемся. – Я смотрю мимо него на автобус. – А что с нами будет, если Он все-таки существует?»
«Бог любит всех людей, – говорит он, складывая ладони, – даже тех, кто не верит, что Он есть!»
«Да я и не верю, что Бога нет!»
«Но это же написано на вашем автобусе! – Он все улыбается. – Вот такие дела с теистами и атеистами: и те, и другие во что-то верят. Мы верим, что Бог есть, а вы – что Его нет. Шансы – один к одному!»
«Если бы был только один Бог, то шансы были бы один к одному. – Камеры направились на меня. – Но человечество выдумало тысячи богов, а ведь вы, в конце концов, не верите в большинство этих богов! Мы просто шагнули чуть дальше, чем вы, и не верим ни в какого бога, это же так просто!»
«Но это же все равно что…»
«Да прекратите же молоть чушь!» – Карстен решительно подступает к моему визави, и тот в первый раз стушевывается.
«Здесь – политическая акция, а не библейский кружок! Если вы хотите нас преследовать – пожалуйста, но у нас – сроки! – Он отходит от ошеломленного парня и отводит меня. – Просто не снисходи до всей этой болтовни о Боге! – Карстен заталкивает меня в автобус. – Человечество потратило века на бессмысленный вопрос о Боге и ни к чему не пришло!»
«Ну, в общем, да… – соглашаюсь я. – Это же написано на нашем автобусе!»
«Да ладно! – Карстен качает головой. – Это же только чтобы привлечь внимание. Верит кто-то в Бога или нет, – одно и то же дерьмо! Важно, чтобы государство отделилось от церкви, а религия стала частным делом – мы ведь уже обсудили, где чья привилегия!»
«Конечно!»
«Ну, а раз так… – он указывает на лесенку. – Давай на авансцену, конферансье! У нас сегодня пять туров по Берлину и еще куча дел до самого Ростока – так что let’s rock, на раскачку!»
Мы так и делаем: раскачиваем свое мероприятие.
Оно, в конечном счете, состоит из шести наполненных рейсов на двухпалубном автобусе, во время которых Карстен и Педер работают с журналистами, Эвелин делает фотоснимки, а я даю интервью и комментирую рейсы. И при этом я шесть раз практически повторяю одно и то же.
Своей кампанией мы хотим обратить внимание на то, что при 30 процентах католиков, 29 – протестантов, 4,9 – мусульман и 0,2 иудеев 33 процента внеконфессиональных граждан представляют крупную мировоззренческую группу12. В то время, конечно, мы могли только предположить, что в 2015 году будет уже 36 процентов граждан, не исповедующих никакой веры, 29 процентов католиков, 27 процентов протестантов, 4,4 процента мусульман и 0,1 процента иудеев. Тот факт, что мы, формально неверующие, должны были преодолеть 50-процентный барьер менее чем за 20 лет, совершенно ясен – ведь еще в 1990 году, когда среди восточных немцев уже значительно возросло число внеконфессиональных граждан, еще 72 процента принадлежали к одной из двух церквей13.
Кроме того, мы хотим показать, что жизнь без Бога для огромного большинства людей есть нечто само собой разумеющееся и что она – вовсе не полна скорби и не аморальна, как это часто утверждают клерикальные функционеры. Мы хотим также предложить противовес религиозной рекламе, обещающей людям «голубое небо».
Мы решительно не согласны с постоянными заявлениями о том, что безрелигиозные люди морально ущербны, как недавно сказал епископ Микса в пасхальной проповеди: «Общество без Бога – это ад на земле!»14 – заявил он, забыв при этом, что общество с Богом больше 1000 лет фактически и было адом на земле – а для многих оно таково еще и сегодня.
И мы будем неустанно повторять, что все основные ценности нашего общества никоим образом не происходят из христианства, но – как раз наоборот! – должны ожесточенно отвоевываться у защитников религии: демократия, права человека, особенно – права женщин, право на сексуальное самоопределение, терпимость по отношению к гомосексуализму, а также свобода выражения мнений, свобода прессы, свобода искусства и науки и прежде всего – свобода религии, а значит – право отказа от религии: все это отвоевано Просвещением у поборников религии15.
И не в последнюю очередь мы всегда указываем на то, что Германия – это все что угодно, только не светское государство: церковный налог, религиозное образование в государственных школах, теологические факультеты, специальный закон о трудоустройстве для Caritas[11]11
Caritas – «милосердие» (лат.); благотворительная организация, основанная в Германии в 1897 году.
[Закрыть] и диаконии, щедрое субсидирование обеих крупных церквей, чьи высшие чины оплачиваются не за счет церковного налога, а за счет всех налогоплательщиков, множество религиозных политиков, существование Христианско-демократического союза, целая куча законов, основанных на религиозных убеждениях… список почти бесконечен, а примеров более чем достаточно.
«Что вы скажете о провале Pro Reli в прошлое воскресенье? – кричит наконец один журналист. – Этому надо радоваться?»
«Ну еще бы! – кричу я в микрофон. – К счастью, местное правительство опубликовало поправки, благодаря которым выявилась ложь этой христианской кампании. Мы рады, что берлинские школьники могут и дальше посещать общий курс этики, а если захотят – они или их родители – специально потом продолжить свое религиозное образование».
И, словно мы это запланировали, точно после нашего последнего тура начинается сильный ливень и заливает весь город. Остановившись под мостом, мы закрываем откидной верх автобуса, затем выходим у заправки, покупаем холодного пива с горячими колбасками и уезжаем из города и от дождя в направлении Балтийского моря.
Впервые в автобусе восстанавливается тишина, и только слышно, как громко тарахтит гигантский дизельный двигатель.
Словно остолбеневшие, мы сидим с Карстеном на верхней палубе, глядим на огненно-красное солнце, которое садится слева, над идущим к северу автобаном А24, и чокаемся за первый день. И тут нас догоняет «христобус». Карстен бросается вниз, берет большой картонный щит с креплением, пишет на нем: «Осторожно, христианское преследование!» и укрепляет его на заднем стекле, чтобы с утра этот текст был все время виден нашим преследователям.
Пока мы едем, нас обгоняет масса автомобилей, из которых нам машут, все поднимают кверху большой палец – и никто не показывает среднего! Люди смеются и фотографируют наш автобус.
«Однако я рассчитывал на большее противодействие. – Я машу мобильнику, который высунулся из окна автомобиля с целым семейством, в то время как наш “красный гигант” не спеша едет вперед. – Да люди же просто в восторге от нашего автобуса!»
«Ясное дело! – Карстен кладет ноги на штангу, которая здесь, наверху, стала уже моим главным сиденьем. – Берлин и бывшая ГДР – самое свободное от религии место на нашей планете!» «В самом деле?» «Абсолютно! Социалистическое правительство при Хонеккере, конечно же, не терпело никакой абсолютистской доктрины, кроме своей политической религии!»
«Ты полагаешь, что две идеологии, которые претендуют на обладание неопровержимой истиной, а значит, и понимание меры всех вещей, не могут сосуществовать друг с другом?»
«Именно! – Карстен открывает еще два пива, мы чокаемся. – Просто удивительно: все равно, о каких проблемах идет речь, восточные немцы значительно меньше склонны к религии, чем западные».
«Выходит, в Гамбурге нас ждет стресс?»
«Не без того. Даже среди прежнего населения ФРГ полным-полно неверующих верующих. – Он делает глоток из бутылки. – Ты же слыхал про подводных христиан?»
«Подводных христиан?»[12]12
Букв, «христиан на подводной лодке» (UBootChristen).
[Закрыть]
«Ну да, они всплывают в церкви раз в год, на Рождество. А есть еще номинальные христиане, религиозные только по справке о крещении, но вряд ли разделяющие учение своих церквей. Расспроси-ка сотню христиан, с какими пунктами апостольского Символа веры они еще согласны…».
«Возможно, мы должны что-то сделать? – Я покусываю нижнюю губу. – Что-то типа вал-о-мата[13]13
От нем. «Wahl» («выбор»): электронная система подготовки многопартийных выборов в органы власти, осуществляющая помощь пользователю в принятии решения.
[Закрыть], но для верующих…»
Мы с Карстеном смотрим друг на друга и говорим в унисон: «Вер-о-мат!»[14]14
Нем. «Glaub-o-mat» (от «Glaube» – «вера»).
[Закрыть]
Мы чокаемся со смехом и слышим, как позади нас щелкает фотокамерой Эвелин.
«Хорошо вам, да? – Она подсаживается к нам. – Как думаете – остальная часть поездки будет такой же легкой, что и сегодняшняя?»
Хороший вопрос. Мне тоже любопытно, как люди будут реагировать в следующие 3000 км на нас и наш рекламный слоган – в Ростоке, Шверине, Гамбурге, Бремене, Мюнстере, Дортмунде, Хагене, Эссене, Дюссельдорфе, Кельне, Бонне, Франкфурте-на-Майне, Мангейме, Гейдельберге, Карлсруэ, Штутгарте, Тюбингене, Ульме, Аугсбурге, Мюнхене, Регенсбурге, Нюрнберге, Хемнице и Дрездене, прежде чем мы через три недели отпразднуем в Берлине финальную вечеринку.
«Наш славный помощник Свен с заказанным автодомом уже здесь, – говорит Эвелин, – и нашел нам хорошую парковку прямо у твоего отеля, Филипп!»
Чтобы сэкономить на стоимости отеля, мы дополнительно арендовали автодом, на котором Карстен и Эвелин сопровождают всю кампанию. А я из-за своей работы учителем могу, к сожалению, участвовать лишь в выходные, поэтому для меня забронированы гостиницы. Там я засыпаю как убитый, а когда на следующее утро вхожу в лобби, зал для завтраков гудит пенсионерками и пенсионерами.
«Видал уже?» – спрашивает пожилая дама в фетровой шляпе, клетчатой рубашке, кожаных штанах и туристских ботинках мужчину в буфете, на котором тоже фетровая шляпа, клетчатая рубашка, кожаные штаны и туристские ботинки.
«Ну! – в дополнение к яичнице он оставляет еще немного места на своей тарелке и кладет туда семь нюрнбергских пряников. – Что там еще?»
«Да вон там – автобус! – говорит дама и накладывает себе пирожных. – Какая-то глупая шутка!»
Я быстро намазываю себе маслом пару булочек, заворачиваю их в салфетки и бегу между вспугнутыми фетровыми шляпами к парковке, где стоит наш автодом, а рядом – «красный гигант», давно уже окруженный людьми с тросточками, в шортах и длинных чулках.
«Чего это там нет? – Огромный мужчина опирается свою трость, на которой укреплено много металлических гербов, и, тяжело дыша, запрокидывает голову. – Нет Бога?»
«Скорее всего, Его нет! – отвечаю я и указываю на нашу обстоятельную рекламу. – Верить мы предоставляем верующим!»
«Что? – Он поворачивается ко мне и смотрит на меня с покрасневшим лицом. – Вы отвечаете за свои слова?!»
«Вполне», – я улыбаюсь в ответ, но мужчина поднимает свою трость.
«Да вы что, спятили?!» – кричит он, а другие уже догадываются, что я имею прямое отношение к этому автобусу, и собираются вокруг меня.
В море кривых тростей и качающихся фетровых шляп я вижу вдалеке своих товарищей, которых уже окружили. На отдельные разговоры моего владения иностранными языками еще хватает, но волна баварского негодования угрожает мне акустическим потопом[15]15
Туристы из отеля говорят на баварском диалекте, передать который здесь нет возможности; он весьма далек от литературного немецкого языка, и восточные немцы его терпеть не могут, отсюда ирония автора.
[Закрыть].
«Ну-ка, оставьте паренька в покое! – раздается вдруг хриплый голосок, затем из толпы выныривает очень старая крохотная дама и улыбается мне. Ее кожа словно сделана из морщинистой бумаги, а от полей ее фетровой шляпы спускаются длинные, белые как снег волосы. Она с бранью набрасывается на столпившихся, число которых все возрастает. – Вам-то уж точно известно, откуда взялись попы! Пришло время, чтобы молодежь вывела этих преступников на чистую воду! – Она мне подмигивает и слегка тычет своей туристической тростью мне в грудь. – Так держать! А вы… – Она оборачивается к собравшимся и снова поднимает трость. – Ну-ка, разойдитесь!»
Она медленно проходит через коридор, который образовался перед ней между фетровыми шляпами, хотя все еще тихо брюзжащими, но интерес ко мне уже в значительной степени утратившими. Только один небольшого роста мужчина остался и подходит вплотную ко мне.
«И все же я хочу спросить! – гнусавит этот худой человечек лет шестидесяти и поднимает вверх указательный палец. – Как человек становится атеистом, таким как вы, например?»
«Я не стал атеистом, – говорю я и отступаю на полшага. – Как и все остальные люди, я родился без веры в Бога, и мне ее никогда не прививали».
«Никогда не прививали?! – Он скрещивает руки за спиной и глядит на меня снизу вверх, при этом верхняя губа у него поднимается. – Но тогда почему такой крестовый поход против Бога?»
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
