Текст книги "Тьерри Анри. Одинокий на вершине"

Он часто напоминал журналистам, что вопреки созданной легенде у него «было многое: возможность получить хорошее образование, отличные родители, доброкачественные спортивные площадки, где можно было поиграть в футбол и баскетбол». Особенно привлекал футбол. Тьерри играл с друзьями, многие из которых были старше его, так как изначально знакомились с его старшим сводным братом Вилли. Ребята чаще играли не на муниципальных площадках, а где придется, лишь бы им подходила поверхность импровизированного поля. Вот хотя бы спальня его двоюродного брата Жерара Грандадама, сына сестры Маризы. Два на два, скинув обувь, мальчишки делились на команды: Жерар (на восемь лет старше Тьерри) и его брат Даниель в одной, Вилли и Тьерри – в другой. Цель – попасть теннисным мячиком между окном и дверью в комнату, закрытую, разумеется, с тем чтобы мама Жерара, которая, кстати, стала крестной Тити, не слышала, как они играют. В другой раз они шли на городскую открытую площадку для игры в гандбол, где количество поцарапанных об асфальт коленей равнялось числу забитых голов. «Тьерри уже тогда играл впереди, – вспоминает Грандадам. – Наши соперники из соседнего квартала Амо его не жалели». При этом они всегда проигрывали, а Тьерри неизбежно выступал в роли их главного мучителя.

Другим местом для игр стала бетонная эспланада, окруженная четырьмя нелепыми елочками, совсем близко от дома Тьерри. Там после школы собирались команды по пятнадцать человек и играли «на пиццу», то есть проигравшие должны были устраивать после игры дешевый пир в местном итальянском ресторане. Штангами чаще всего служили валяющиеся на тротуаре тележки из супермаркета. Около них, как правило, подпрыгивал, кричал и жестикулировал вездесущий Тони. Человек этот, согласно нашему общему вест-индскому знакомому, «знал всех в городе», особенно тех бездельников, которых Вилли, а особенно Тьерри, следовало избегать.

Много лет спустя, в номере люкс отеля «Лэндмарк», одного из своих любимых прибежищ в Лондоне, сейчас уже известный сын Тони рассказывал мне и нескольким моим коллегам из «Франс футбол», что, взяв новорожденного сына на руки, Тони объявил, что «однажды Тьерри сыграет за Францию». Я никогда не забуду выражение глаз Тьерри, когда он рассказывал эту семейную историю. Тони неоднократно будет повторять это свое пророчество в течение всего прогресса Тити – от уличного футболиста до ученика академии Клерфонтен. Это зачастую раздражало окружающих. Однажды полицейский остановил Тони на мотоцикле за превышение скорости, а последний лишь воскликнул: «Как, вы не знаете, кто я?! Да я же отец Тьерри Анри!» Тьерри тогда исполнилось тринадцать лет.

Историй таких – миллион. Один из первых тренеров Тьерри мне рассказывал: «Однажды на стадионе «Парк де Пренс», тогда Тьерри был еще очень молодой, Тони обратился к кому-то со словами: «Видите этого парня, сидящего рядом со мной? Запомните его имя. Придет день, он станет профессионалом и сыграет за Францию». Надо иметь железные нервы, чтобы сказать такое в толпе на стадионе!» Но вера Тони в то, что судьба сына свяжет его с международным футболом, была абсолютной. Это подтверждали все, с кем я разговаривал, вне зависимости от того, поддерживали они такую одержимость или нет. Если исключить наличие у Тони дара провидца, хотя некоторые, быть может, захотят так думать, то все свидетельствует о горячей решимости Тони «лепить» судьбу сына согласно его собственным планам. И все вертелось вокруг футбола – играть в футбол, смотреть футбол. Одно из детских воспоминаний Тьерри, когда ему не исполнилось и пяти лет, связано с радостью отца, когда Мариус Трезор забил второй гол в захватывающем дух полуфинальном матче чемпионата мира – тогда, 8 июля 1982 года, в Севилье встречались сборные Франции и Западной Германии. Трезор, Тони боготворил его и называл «монумент», родился на Гваделупе. Неудивительно, что именно к команде «Бордо», в которой играл Трезор, у Тьерри возникнет искренняя симпатия, даже несмотря на то что позже, когда Тони и Мариз разойдутся, отец и сын станут ходить на домашнюю арену «Пари Сен-Жермен», стадион «Парк де Пренс» или на стадион «Коломб». Последний, неофициальный национальный футбольный стадион становится тогда домашней ареной вновь образованного клуба «Расинг Пари-Матра». Тем самым предпринималась попытка перекроить расстановку сил во французском футболе за счет приглашенных звезд, таких как немецкий полузащитник Пьер Литтбарски или уругвайский «волшебник» Энцо Франческоли. Уругваец, кстати, герой детства Зинедина Зидана. На вершине собственного олимпа у Тьерри был и свой игрок: Марко ван Бастен, величайший нападающий «Милана». Десятилетний Тьерри пытался подражать стилю своего кумира – и не без успеха, – а во французской сборной стал играть под его номером, двенадцать. По воспоминаниям Тони, «то, как он бил по мячу, сам метод, он взял у ван Бастена. Сегодня он бьет точно так же, как когда был мальчиком». К слову о номерах на футболках, отвлечемся буквально на несколько строк: в «Арсенале» Тьерри играл под номером четырнадцать; это отнюдь не в честь другого нидерландского игрока (Йохана Кройфа, конечно). Все намного прозаичнее. «Я пришел в раздевалку, и они мне дали эту футболку. Отыграл я хорошо, поэтому номер решили оставить».

Превратить Тити (такое прозвище отец дал еще Тьерри-младенцу) в Тьерри Анри стало для Тони настоящей миссией. Он сам поставил себе такую цель, и даже его развод с Мариз не помешал ему продолжать воплощать задуманный план в действие. Горе тому, кто осмелился сомневаться или ставить на пути палки ему в колеса, настоящие или воображаемые; в данный момент следует признать, что его одиночный крестовый поход увенчался успехом, доказав свою состоятельность. Вероятно, Тони не дано было предвидеть будущее, но, вне всякого сомнения, он сделал все возможное в его власти, чтобы приблизить сына к тому воображаемому идеалу, который он задумал.

Отец Тити, будучи неплохим футболистом, играл в защите в более солидных по возрасту командах Лез-Юлиса и Маркусси. Когда-то он лелеял надежду стать профессиональным футболистом, но это страстное желание несбывшейся мечты очень быстро переключилось на сына. Говорилось, что один из дядей Тьерри являлся чемпионом Франции в беге на 400 метров с барьерами, однако мне не удалось обнаружить никаких доказательств этого утверждения. Тьерри, однако, в детстве никаких таких атлетических задатков не обнаруживал. Он всегда быстро бегал, но не мог похвастаться хорошим здоровьем. «Он был очень слабым, – вспоминает Тони в 1998 году. – Ходил он как утка, переваливался с ноги на ногу, носки врозь. Он все время болел какими-то простудными заболеваниями и поэтому не мог часто посещать бассейн, когда играл в футбол». Проблемы со здоровьем у Тьерри начались настолько серьезные, что он приобрел статус частого посетителя больницы Сен-Винсен-де-Поль, где его тщательно обследовали. Все это настолько беспокоило Тони, что он перестал ходить с сыном на прием к врачам. Его место занял Вилли – ангел-хранитель этих первых лет, кому объясняли, как наблюдать за младшим братом. «У меня с собой всегда было полотенце, – вспоминает он, – вытереть пот, чтобы родители не прознали, что он играл».

Если верить Тони, то слабое здоровье поправилось в один из регулярных визитов на острова Ла-Дезирад или в Форт-де-Франс. В одном из этих мест семья часто проводила каникулы. Там, по воспоминаниям Тони, Тьерри вылечили «специальным чаем, его бабушка настаивала напиток на траве, которую называла «малломе»; трава давала специальный млечный сок, когда ее срезали». Эффект не заставил себя долго ждать: «С тех пор Тьерри не знал, что такое простуда». Может быть, также он научился быть более осторожным. Один из его первых тренеров, Жан-Клод Жорданеля, помнит приступы кашля, одолевавшие хлипкого паренька, за которым он присматривал в спортивном клубе Лез-Юлиса (кстати, сейчас он его вице-президент). Он предлагает другое объяснение: «Тьерри не был выдающимся атлетом, – рассказывал он мне. – Он очень быстро двигался – но только лишь потому, что ничего не весил, – но физически его нельзя было называть крепким. Кто-нибудь заденет его плечом – все, он на земле. Да, действительно он постоянно простужался, но он сам был в этом виноват. Он не принимал душ после игр, он не переодевался, он потный выходил на улицу, на сквозняки, в дождь – и вуаля!»

Но, по счастью, Вилли всегда находился рядом, Вилли «который одевал Тити с ног до головы, шнуровал ему бутсы и забирал брата после каждой игры домой», – вспоминает Жорданеля. Бедный Вилли, ангел-хранитель и козел отпущения. «Мы должны были соблюдать осторожность, – говорит он. – Однажды я болтал с подружкой на эспланаде, а Тьерри ушел играть. Мой отец подошел к нам и спросил: «Где наш славный малыш?» Его уже там не было, и я получил хороший нагоняй. Затем я без проблем нашел его – он был на соседнем поле». Тони откровенно потрясало поведение некоторых молодых людей, болтающихся без дела по улицам, многие регулярно оказывались в полицейских участках, а потом и в тюрьме. Желание защитить сыновей двигало Тони не в меньшей степени, чем его всеохватывающая амбиция. Он хотел убедиться, что ни Вилли, ни Тьерри не выберут тот самоубийственный путь, на который так легко вставали в Лез-Юлисе. Давайте говорить начистоту: он не был одним из этих отцов-деспотов, с которым сталкиваешься больше, чем хотелось бы, в мире спорта[7]7
  Один из них, отец известного французского футболиста, заставлял сына бежать от стадиона домой в том случае, если ему не удавалось забить гол; сам он ехал с черепашьей скоростью за мальчиком, сверкая фарами, гудя и крича ругательства из окна своего автомобиля. – Прим. авт.


[Закрыть], но он никогда не останавливался перед тем, чтобы выразить свое недовольство. Вилли в большинстве таких случаев служил мишенью его нападок. «Да, все шишки сыпались на меня», – говорит он без всякой горести. Однако это совсем не значит, что Тьерри не доставалось от отца. Однажды, очень довольный собой, забив шесть голов, он был вынужден выслушать тираду о том, какие шансы он уже в жизни пропустил; много позже он мог сказать: «Я такой, какой я есть, благодаря отцу. В детстве я видел очень тяжелые вещи, но, к счастью, у меня были очень порядочные родители. Я не мог понять, почему моим друзьям можно уйти на улицу ночью. Я наблюдал за ними из окна. Я очень расстраивался из-за этого. Пока они там веселились, я спрашивал маму, почему мне нельзя пойти и посидеть вместе с ними. Это очень задевало меня. Почти все мои тогдашние друзья сейчас в тюрьме. Выбраться из этой жизни было непросто. Если ты отец в таком квартале, ты должен быть жестким».

По словам Вилли, «отец постоянно наседал на него. У него не было выбора: он должен был добиться успеха. Он говорил мне: «Все, с меня довольно, отец выговаривает мне даже тогда, когда я сыграл удачно». Молодой Тьерри искренне хотел сделать приятное отцу, даже если принять тот факт, что изначально футбол не занимал все его помыслы. «Я начал играть только благодаря моему отцу, – вспоминал он позже. – Каждый ребенок хочет сделать что-то для своего отца… Я все делал так, только чтобы он был счастлив и доволен. Он приводил меня на площадку, и я видел, что, когда я играл, он был намного счастливее меня». Потому что Тьерри действительно играл хорошо, даже слишком хорошо на вкус его сводного брата, не то чтобы кто-то из них задумывался о степени родства на тот момент. «Он никогда не хотел играть в моей команде (Вилли стоял на воротах), так как я постоянно критиковал и сердился на него: он ни за что не отдавал мяч».

Это многое говорит о славном характере Вилли, он мог бы завидовать и злобствовать по отношению к своему брату, однако вместо этого он полностью принял свою роль, заключавшуюся в поддержке Тьерри в течение его взросления и становления. Связь между подростками укрепилась настолько, что ничто не могло поколебать доверие между ними. «С ним, – признается Тьерри в 1997 году журналу «Онз», – все выходит далеко за рамки спорта. Я люблю проводить с ним время, потому что мы мало говорим о футболе – десять минут об игре, когда я прихожу домой, и все. Точка. Мы говорим о глупых вещах, которые делали, когда были детьми. С моим отцом мы все равно скатываемся на футбол. Он не может удержаться и говорить о чем-то другом». Когда он уже стал выдающимся футболистом, Тьерри опирался на Вилли, чтобы тот служил связующим звеном с миром, от которого он все больше и больше отдалялся, но в то же время желал все больше контролировать свое взаимодействие с ним. Чтобы связаться с Тити, менявшим номера мобильных телефонов с сумасшедшей частотой, звонили его веселому общительному Вилли, и тот обязательно передавал сообщение. Друзья, журналисты, бывшие одноклубники звонили старшему брату, чтобы попросить билеты, майки, футболки или интервью. И до сих пор все так делают.

Вилли тем не менее не был «советником» в том смысле, в котором выступали небезызвестные братья Николя Анелька, Клод и Дидье. Тьерри позаботился о том, чтобы отблагодарить Вилли за все, что он для него делал, но, несмотря на щедрость знаменитого брата, Вилли никогда не искал в отношениях личной выгоды. Он до сих пор водит поезда парижского метро («Ничего общего с футболом, – говорит он, – разве что иногда мы привозим пассажиров [на стадион «Стад де Франс»] в Сен-Дени». У Вилли нет необходимости что-то просить: два брата делятся и всегда делились между собой.

Когда Тони и Мариз разошлись, их сыну исполнилось всего лишь восемь лет, и казалось, что это не стало для него большой трагедией. Более того, когда позже он возвращался к вопросу о разводе родителей, то делал это больше для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что на него этот шаг, как могли бы подумать сторонние наблюдатели, эмоционально никак не повлиял; и нет никаких причин верить, что он сказал это для того, чтобы спрятать какой-то более глубокий душевный шрам. Те, кто знал эту пару, не удивились принятому решению. Один из друзей описывал Тони и Мариз как «небо и землю», добавляя, что удивительно скорее то, что они смогли так долго прожить вместе – таким был контраст между их характерами. Родительские обязанности разделили с наименьшими возможными проблемами, таким образом, чтобы условия устраивали обе стороны. Тони отправился жить самостоятельно, но неизменно возникал всегда и везде, где сын играл в футбол – что он делал между своими появлениями на бровке, никто толком не знал; Мариз позже переехала в соседний городок Орсе, где ее работодатель – местный университет, где она работала администратором, – предоставил ей квартиру в кампусе. Там она заботилась каждодневно о своем сыне, стараясь внушить ему чувство дисциплины и уважение к «хорошим манерам». Все это очень пригодилось Тьерри в последующие годы. Все, кто знал Мариз, описывали ее как «сдержанную», «мягкую» и даже «застенчивую» женщину. Однако она должна была обладать сильным характером, чтобы поднять и воспитать двух сыновей так, как она это сделала – обеспечивая их простым, но комфортным существованием в довольно суровой среде. Дома у нее главенствовал строгий порядок: Тьерри не мог прикреплять постеры со своими любимыми футболистами над кроватью, так как это портило обои Маризы; даже в возрасте восемнадцати лет Вилли не разрешалось нарушать действующий в семье «комендантский час» (появляться дома следовало до двенадцати ночи, даже по субботним вечерам). Если Тони являлся двигателем, толкавшим Тьерри вперед первые десять лет его футбольной карьеры, то Мариз была той скалой, на которую он всегда мог опереться, человеком, сделавшим больше, чем кто бы то ни было, для формирования его отношения к окружающему миру: держать дистанцию, иногда даже слишком большую, но быть всегда вежливым и учтивым в общении с незнакомыми людьми. А что касается футбола? Это прерогатива Тони, и только его одного.

Молодого Марадону запечатлела камера в тот момент, когда он играл и жонглировал мячом в самом центре стадиона «Бока Хуниорс»; однако не сохранилось образов Тьерри со стадиона «Парк де Пренс», когда в столь же юном возрасте он ошеломил болельщиков, лишь несколько любительских пленок VHS – то немногое, что может показать, как он празднует забитый гол перед небольшой группой зрителей. Он играл намного лучше своих товарищей по команде (и соперников) – это видели все, даже если его окружали игроки старше по возрасту и более крепкого сложения. В 1989 году Тьерри исполнялось двенадцать лет, к тому времени он уже шесть лет играл в клубе «Лез-Юлис» под эгидой Клода Шезеля; последний хоть и признавал выдающиеся способности молодого футболиста, но до конца не был убежден, что он обладал всеми необходимыми качествами, требуемыми для исполнения амбиционных планов Тони. «Многие в таком возрасте играют хорошо, – вспоминал он в 2006 году. – Но многие и «сдуваются», не дойдя до финала. В случае с Тьерри при нем всегда находился отец, он руководил и направлял его; он приходил с сыном на каждый матч клуба. Тони был тем, кто считал, что дела надо делать правильно, он не позволял ему расслабляться». Тони чувствовал, что крошечный пригородный клуб сдерживает рост Тьерри и что ему необходимо переходить в более солидную команду, если он хочет развивать и пользоваться своим талантом. Вилли также считал, что у его сводного брата имелся «потенциал стать профессиональным игроком», и Жорданеля с ними соглашался – но до определенного момента. «Тьерри обладал талантом, – говорил он мне, – но никто не мог предположить, во что это выльется. Он также был очень эгоистичным. Все на поле происходило только для него. Он ни за что не отдавал мяч кому-то еще. Слава богу, не выдавались никакие бонусы за забитые голы – он бы все сожрал. Вот почему многие его товарищи по команде не любили его. Все – только для него. Он брал мяч и бежал с ним. А уж когда ему не пасовали… я бы не сказал, что он рыдал, но уж точно не светился от счастья». Но вот если Тони обнаруживался поблизости, то ситуация исправлялась – он не терпел нюней, и разбираться с «дивами» у него времени не было. Тем не менее «к концу вся команда играла на Тьерри одного. Он был на голову выше остальных».

В это время – в самом конце 1980-х годов – французским профессиональным клубам еще только предстояло разработать далеко идущую систему поиска игроков посредством сети спортивных скаутов, которую сегодня многие принимают как должное. Клубы руководствовались сплетнями, частными рекомендациями и неформальными отношениями – не сказать, что все это являлось менее эффективным способом поиска молодых талантов. Они в конце концов находились, как клуб «Монако» в конечном итоге заметил Тьерри, но только после того, как он довольно долго играл за другие, менее титулованные и престижные команды футбольной пирамиды страны. Тони, может быть, и верил, что его сын дойдет до вершины, но он не обивал пороги «Пари Сен-Жермен» с просьбой о предварительном просмотре. В равной степени он не выбирал следующий клуб Тьерри – «Палезо». Тьерри попал туда больше по случайности, чем по какому-то спланированному действию. Однажды Жан-Мари Панза, тренировавшему 14–15-летних мальчишек, один из его близких друзей, Кристиан Фуоко, порекомендовал «хорошего юного игрока из клуба «Лез-Юлис». Сам Панза не занимался скаутингом, но он всегда интересовался игроками, которые могли бы усилить ту или иную позицию, и имел обширные контакты в этой области больше благодаря своему сыну Матье, за ним он следил каждый выходной. Фуоко – он умер несколько лет назад – затем представил его Тони Анри; к счастью, двое мужчин сразу же нашли общий язык, и Панза довольно быстро убедился в том, что на потенциал этого одиннадцатилетнего игрока стоит обратить особое внимание. В какой-то момент в 1988 году «Лез-Юлис» играл против «Палезо» во второстепенном турнире по мини-футболу (команды по семь игроков); «Палезо» выиграл со счетом 6:5, но все пять голов «Лез-Юлиса» забил Тити. «Его качество игры уже тогда останавливало на себе взгляд, – рассказывал он мне. – Скорость, выбор позиции, голевое чутье. Год спустя он присоединился к нашему клубу, и не потому, что я его сманил, но потому, что Кристиан [Фуоко] и Тони попросили об этом, как, впрочем, и многие другие: наш клуб славился крепкими молодежными командами. Не умаляя качеств клуба «Лез-Юлис», «Палезо» представлял собой крупный шаг вперед для Тьерри, и очень скоро большой круг людей узнал о новом талантливом футболисте». Пока же «Палезо» стал прекрасной базой для его развития. Орсе, где Тьерри жил в то время с Мариз и Вилли, располагался менее чем в восьми километрах от его нового клуба. Тем не менее его требовалось ежедневно возить из дома в школу, из школы на тренировочную площадку и обратно – эту задачу взвалили на себя Тони и Панза, и за нее в то время они не могли ожидать никакой награды, кроме исполнения обещания ребенку.

Вот как Панза вспоминает об этом: «Если говорить о собственно игровых качествах, то Тьерри не обязан своей карьерой отцу. Однако он обязан Тони в других аспектах. Я не буду вдаваться в подробности, но отец принес большую жертву ради сына». Сюда входит и то, что Тони оставил работу, чтобы полностью посвятить себя развитию сына. Денег не хватало катастрофически. Иногда доходило до того, что их не хватало, чтобы заправить машину Тони и отвезти Тити на площадку. Но деньги надо было где-то добывать. Все эти лишения стали ценой, которую Тони сознательно выбрал заплатить только за то, чтобы закончить свою миссию: сделать из Тьерри великого игрока. «Он возил его на тренировки, – рассказывал мне Панза, – он забирал его из школы, он делал все возможное для того, чтобы у Тьерри были лучшие из имеющихся условия, чтобы стать футболистом. В рамках своих средств – а границы их явно были невелики – Тони сделал невозможное, чтобы реализовать свою единственную амбицию». Говоря «свою», Панза имел в виду желание Тьерри, но он также мог намекать и на отца, ведь Тьерри охотно соглашался выполнять требования Тони. «Тити был абсолютно предан футболу, даже несмотря на свой юный возраст, – говорит Панза. – «Палезо» стал для него правильным клубом на тот момент. Мы очень привержены своим юным игрокам. Мы организовывали тренировочные лагеря, турниры; мы играли с командами Нанта и Анже. Этот парень жил футболом на 100 процентов, что отнюдь не означало отставания в школе… Было очевидно, что родители внушили ему очень глубокое чувство уважения и дисциплины. Ему повезло – его окружали люди, по-настоящему увлеченные игрой».

Панза, который сейчас тренирует вратарей в клубе «Монпелье», играющем в Лиге-1, не единственный признавал у Тьерри наличие особого таланта. Он не только обладал ослепительной скоростью, но имел уже достаточно развитую тактическую грамотность – его движения привлекали внимание в равной степени как на поле в целом, так и непосредственно перед воротами противника, где он сохранял полное хладнокровие. В его первом – и единственном – сезоне в клубе «Палезо» Анри забил пятьдесят пять голов, с легкостью обеспечив своему клубу победу в региональных лиге и кубке. Случилось это не в последний раз в его карьере. Тьерри также повезло с тем, что параллельно с его собственным прогрессом оттачивалось мастерство товарищей по команде. Многие впоследствии стали профессиональными футболистами. Один из них, Жонатан Зебина, сделал прекрасную карьеру – сначала в «Кальяри», затем в «Роме», «Ювентусе» и «Брешии» в итальянской Серии А. Знаменательно, что в тот единственный раз, когда защитник играл за сборную Франции против Швеции в 2005 году, Тьерри также был на поле. Критерием стабильности и сильного положения «Палезо» может служить тот факт, что из шестнадцати игроков возраста Тьерри только трех не отобрали на межрегиональные соревнования в 1989 году. Остальные представляли свой департамент – Эсон. Местный «гигант», ПСЖ, имея виртуальную монополию на все пригородные парижские клубы, в какой-то момент заметил и попытался забрать сына Панза, Матье, под свое крыло, но безрезультатно. «В этом не было необходимости, – говорит Жан-Мари. – Парни тренировались три дня в неделю и играли по выходным. Они хорошо знали и поддерживали друг друга. Не было необходимости посылать их в академию большого клуба».

В «Палезо», однако, Тьерри вскоре стало слишком тесно, а быть может, скорее даже его отцу. Панза иносказательно говорит о «большом личном вкладе» Тони в прогресс его сына и о «необычном окружении». Однажды, к большому смущению его сына, Тони набросился с кулаками на судью с целью опротестовать судейское решение. Кроме этого досадного инцидента, вполне достаточного уже самого по себе, имелось некоторое количество членов дирекции клуба (а также родителей, чьи сыновья играли вместе с Тьерри), активно не поощрявших поведение этого окружения Тьерри, считая, что все вкупе вредит и отрицательно влияет на команду в целом. «Почему Тьерри не играл? – сыпались на них вопросы от защитников Тити. – Почему ему не пасовали?» Слушая Панза, я не мог отделаться в своих мыслях от слов, сказанных когда-то Робином ван Перси. Последний искал – и нашел – совета, когда только перешел играть в «Арсенал», поздней весной 2004 года. «Тьерри мог быть очень требовательным, – вспоминает датчанин. – Он никогда не мог понять, почему другой игрок сделал на него плохую передачу, и в этом случае бросал на того особый такой взгляд. Ну вы знаете, о каком взгляде я говорю». Я думаю, можно легко догадаться, где, а вернее от кого, Тьерри выучился такому особому взгляду.

В отношении воззрений Тони становилось очевидным, что «Палезо» представлялся ему не чем иным, как простым трамплином для его чудо-ребенка. Такого отношения клуб принять не мог. Грустно, конечно, но неизбежно, всем Анри и Панза – отцам и сыновьям, указали на дверь. В данном случае вина самого Тьерри невелика – он с удовольствием забивал голы, в то время как отец светился от радости и гордости на бровке. Другой клуб, «Вири-Шатийон», был только рад принять его у себя – и всех тех, кто следовал за ним. Панза вспоминает: «Я сказал «Палезо»: «Я ни за что не останусь, если вы не хотите иметь у себя такого парня, кто бы его ни окружал». Поэтому я перешел в «Вири» вместе с Тьерри и своим сыном Матье. Думайте об этом, что хотите. Но одну вещь я скажу наверняка: деньги здесь значения не имели».