Текст книги "Тьерри Анри. Одинокий на вершине"

Один из его партнеров по сборной на юношеском чемпионате Европы 1996 года позже признавался – правда, анонимно, – что «Анри никогда не использовал голос. Он не был «боссом» в том смысле, в каком люди понимают это слово». Один из французских тренеров, бывший вратарь «Бордо» Филипп Бержеро также выражал сомнения в способности Тьерри руководить: «Нападающий обязан быть эгоистом, а капитану это противопоказано. Есть ли у него те черты характера, которые способны сплотить войска?» Такие брожения в умах будут наблюдаться довольно длительный период и создадут особый резонанс у болельщиков «Арсенала»; однако никто не высказывал их, когда Франция одержала победу в матче с Испанией 1:0 30 июля 1996 года. Тогда Тьерри забил на двадцать шестой минуте. Этот гол стал одним из двух, в принципе забитых им в финальных матчах. Другой победный гол случился только в 2003 году в матче за Кубок конфедераций. Эту статистику его критики никогда не позволяли ему забыть. Мяч, приведший Францию к трофею, оказался в воротах противника на малюсеньком стадионе «Лео Лагранж» в Безансоне. Он обеспечил выход команды в финальный турнир чемпионата мира – 1997 среди юношей до 20 лет и отнюдь не являлся эталоном красоты – скорее неловкое движение ногой, мяч отскочил от колена – никакого эффектного удара. В такой манере команда продолжит играть весь турнир: эффективно, но без особого стиля, без «изюминки», которую можно было бы ожидать от такого созвездия талантливых футболистов. В скоротечном групповом турнире команда Улье одержала две победы – над Венгрией и Португалией – с преимуществом в один гол, а затем сыграла вялую ничью со сборной Бельгии. Анри, номинальный лидер, обладатель капитанской повязки, формирующаяся звезда, не показал лучшей игры в сборной, несмотря на то что участие в этих соревнованиях можно считать его дебютом на по-настоящему большой сцене. Трезеге забил четыре из пяти голов своей команды; вот кто должен был уйти с поля под аплодисменты, однако этого не произошло[14]14
  Франция сохранила титул чемпиона и в чемпионате 1997 года, проходившем в Исландии. К тому времени Тьерри уже перешел в молодежную команду (до 21 года), и только один футболист, Николя Анелька, участвовал в обоих турнирах. Луи Саа забил тогда «золотой гол» в матче с Португалией, обеспечив победу сборной. – Прим. авт.


[Закрыть].

Ах, Трезеге. В зависимости от того, кого слушать, Тати и Давид были как братья или как самые закоренелые враги; или и то, и другое. Официальная версия, или в данном случае заголовок в «Журналь дю диманш», в котором вышло совместное интервью игроков спустя несколько месяцев после триумфа 1998 года, гласил: «друзья навеки». Тити увидел Давида, всего на несколько месяцев моложе его, когда тот распаковывал багаж по приезде в Монако летом 1995 года. Он едва мог сказать по-французски два слова – oui или non. Тьерри моментально ощутил симпатию к этому застенчивому аргентинцу и сделал все, что в его силах, чтобы он почувствовал себя как дома в этой новой и озадачивающей среде. Он также восхищался им как футболистом, с которым тренировался каждый день: Трезеге уже тогда являлся типичной «лисой в клетке»[15]15
  Сейчас наступил хороший момент рассказать, как, по моему мнению, это выражение впервые появилось в футбольном лексиконе, так как у нас с Тьерри есть совместная заявка на авторство. Случилось это 12 мая 2001-го на стадионе «Миллениум» в Кардиффе. Тогда Майкл Оуэн способствовал невероятной победе над «Арсеналом» 2:1 в финале Кубка Англии. Толпа репортеров, собравшаяся в импровизированной смешанной зоне (цементном туннеле, ведущем к парковке игроков), была такой, что Стив Стаммерс, футбольный корреспондент «Ивнинг стандард», и я решили разместиться поближе к выходу в надежде, что довольно большой французский контингент игроков обеих сборных остановится в этой более тихой зоне, когда услышит, что к ним обратятся на родном языке. Наконец Тьерри так и сделал. Он был явно разгневан. «Арсенал» должен был разнести «Ливерпуль» в щепки, а на самом деле реализовал только один из многочисленных голевых моментов – и все из-за отсутствия четкости игры в штрафной площади. Чего им не хватило, сказал Анри, так это un renard de surface («лисы на поверхности»). Стив не понял, что означает эта фраза и повернулся ко мне: «Что он сказал?» Не думая, я ответил: «Тьерри имел в виду, что им нужна была «лиса в клетке». Что является почти буквальным литературным, если сохранить рифму, переводом фразы с французского. «Не повторяй больше это никому!» – вставил тут же Стив. Статья в «Ивнинг стандард» вышла на последней странице именно с таким заголовком, сейчас же введя в футбольный лексикон еще одно клише, о котором в тот момент я не имел ни малейшего понятия. – Прим. автора.


[Закрыть], центральным нападающим, обладавшим необычным даром «вынюхивать» голы, то есть находить единственно возможную точку встречи с мячом, из которой его можно забить, закрутить, боднуть, затолкать в сетку. Давид был прирожденным бомбардиром, таким как Филиппо Индзаги, Уго Санчес или Герд Мюллер. Он обладал такими качествами, каким Тьерри мог бы попытаться обучиться, но никогда не отточил бы их до такого совершенства – когда умный расчет в игре неотличим от инстинкта. Я хорошо помню потрясающий разговор с Тьерри на стадионе «Хайбери», после того как Трезеге побил еще один рекорд, играя за «Ювентус»; я ожидал, что Анри поприветствует старого товарища по команде, однако произошло совершенно другое. Анри пустился в анализ игры Давида, как тот сам создал такую голевую ситуацию – шаркая ногами, как в танце мэдисон, он старался показать, как его друг не один, не два, а три раза начинал стремительный рывок в пределах штрафной площадки, он перепахивал ее от линии до линии, выигрывая пространство, которое ему требовалось, чтобы обыграть вратаря, ожидая бог знает сколько, чтобы мяч оказался непосредственно в той точке, откуда он мог пробить так, что вратарь был бессилен что-либо сделать. Из всех воспоминаний, которые я храню о Тьерри, это одно из самых ценных. Я позвонил в редакцию, чтобы сообщить: Тити только что сказал мне удивительные слова и… а что конкретно? Моя запись интервью походила на патологоанатомический отчет о вскрытии и оказалась совершенно бесполезной. Но красота состояла в том, как трогательно, с каким восхищением Тьерри говорил о чуде, сотворенном Давидом на поле, и которое ему, шоумену, правящему в «Арсенале», было не под силу. Вот это для меня и был настоящий Анри – истинный ценитель футбола: человек, любящий футбол безоговорочно, способный настолько раствориться в этой своей любви, что любые идеи о соревновании как таковом для него больше не существовали.

Однако Трезеге был соперником, и соперником в самом опасном смысле. Если бы он добился успеха в «Монако», будь то юниорская или – рано или поздно – первая команда, то он стал бы настоящим препятствием на пути прогресса Тьерри. Отношения с Икпеба, Мадаром и Петерсеном в «Монако» и без того складывались непросто. Франция, с достоинством проявившая себя на чемпионате Европы – 1996, проиграв полуфинал по пенальти Чехии, в основном полагалась на схему 4–3–2–1, где два атакующих полузащитника питали мячами единственного центрального форварда (роль, на которую Трезеге подходил намного больше, чем Тьерри). Этими двумя упомянутыми игроками должны были стать Джоркаефф и Зидан, поскольку Кантона к тому времени решил покинуть уравнение Эме Жаке. В идеальном мире Тьерри видел бы себя в тандеме с Давидом на острие схемы 4–4–2 или в качестве центрального нападающего в системе 4–3–3, но Жаке никогда бы этого не допустил. В любом случае идея о том, чтобы тренер национальной команды выбрал более одного тинейджера в команду из двадцати двух игроков для участия в чемпионате мира казалась фантастической, тем более что Тьерри, Трезеге – и Анелька – пока даже не могли располагать гарантированным местом в стартовом составе своих клубов. Сам Тьерри делал все возможное, чтобы разрядить копившийся потенциал напряженности между ним и Трезеге. Будучи четким и охотно идущим на контакт собеседником, Анри не раз подчеркивал, что, приняв на себя роль капитана в юношеских командах сразу же, как только его начали приглашать в национальную сборную, он был лишь первым среди равных и выбрали его только потому, что он сыграл несколько матчей в высшем дивизионе, а они – нет. Читая многочисленные интервью того времени, которые он давал, будучи еще восемнадцатилетним юношей, я не мог не заметить, что все они практически взаимозаменяемы с теми, которые он давал позже, когда стал самым мощным символом восхождения «Арсенала» на вершину английского футбола. Он предстает скромным, но уверенным в себе, готовым похвалить других, щедрым по отношению к тренерам, грозящим пальцем тем, кто принижает коллективный характер игры – да он просто идеален. И вы начинаете задумываться: а как же Трезеге? Ты что, его боишься, Тьерри? Сравните ответы, которые оба дали репортеру «Журналь дю диманш», спросившего их: «Были ли такие моменты [во время чемпионата мира – 1998], когда вы друг друга жалели?» Трезеге ответил: «Когда Тьерри получил травму в матче с Парагваем. Я реально думал, что чемпионат мира на этом для него закончится». Анри сказал: «Я не задавал себе вопросов по поводу Давида, даже когда он сидел на скамейке запасных, у меня не было времени об этом думать. Когда ты думаешь о титуле, ты не можешь задавать себе таких вопросов, кто как и вместо кого играет».

Динамика их взаимоотношений служила темой для разговоров во французском футболе на протяжении нескольких лет, когда оба форварда играли за национальную сборную. Предполагалось, что Тьерри использует свой все возрастающий авторитет, чтобы ослабить позицию своего «друга» – не напрямую, конечно, но, например, выступая за изменение плана игры таким образом, чтобы это могло только помешать Давиду проявить себя в игре так же блестяще, как в играх за «Ювентус» в Серии А. Постоянные инсинуации такого рода доставляли Тьерри большую боль; я часто слышал от него жалобы на тех «людей» (слово, наполнявшееся презрением в его голосе), которые язвят в его сторону, сидя за своими столами и строча выдумки для своих читателей, которые, читая их, без труда догадываются, что он, Тьерри, завидует своему товарищу по «Монако». «Да никто так высоко не ценит Давида, как я! – восклицал он. – Я знаю, мы можем вместе играть – разве мы недостаточно часто это делаем?» Широкая аудитория, однако, оставалась глуха к его протестам. Чем больше он выражал Трезеге преданность и восхищение, тем больше предполагалось, что делает он это для того, чтобы скрыть свою неприязнь. Правда состоит в том, что оценка, которую Тьерри давал своему бывшему партнеру, могла кардинально меняться в зависимости от того, говорил он это на микрофон или без – и это не единственный футболист, в отношении которого он занимал такую двойственную позицию. Я вспоминаю другого известного защитника Премьер-лиги: по отношению к нему Тьерри всегда открыто признавал большое уважение на публике и с наслаждением рвал на части в более приватных разговорах. Поэтому если он мог вести такую двойную игру в случае с N, то почему это изменится по отношению к Трезеге? Что до меня, то я думаю, разница существовала; больше всего ранил Тьерри тот факт, что людей, разделяющих мою точку зрения, было ничтожно мало, и он бессилен был что-то сделать, чтобы изменить отношение большинства. Невинность тех благословенных дней юношества уже давно стерлась. Правда в том, что тогда светила только одна звезда, и звалась она Тьерри Анри.

4
Предательство

Двенадцать месяцев спустя, к концу сезона 1996/97, за два месяца до своего двадцатилетия, Тьерри уже достиг больше, чем любой другой французский игрок своего поколения. Журнал «Франс футбол» выбрал его лучшим молодым игроком года, и он победил в молодежном (до 21 года) чемпионате Европы; он стал чемпионом Франции и дошел до полуфинала Кубка УЕФА с «Монако»; Эме Жаке вызвал его в сборную – и все ожидали, что в недалеком будущем он займет там постоянное место. Именно в это время он рисковал поставить безвременную точку в своей карьере, так как неожиданно оказался в центре скандала, который мог стоить ему намного больше, чем выплаченный штраф, и цена, которую он в результате заплатил, была с его суммой несопоставима. Несколько месяцев спустя он вспоминал: «В один год я повидал все и постарел на десять лет». Он также пересмотрел свои отношения с человеком, которого он боялся, любил и боготворил больше, чем кого-либо другого. Сделанные им выводы, должно быть, ранили его очень глубоко. Тьерри не осталось ничего больше, как ослабить нить, связывавшую его с отцом с тех самых пор, как Тони попросил своего шестилетнего Тити забить ему пенальти на цементном покрытии парижского пригорода.

Если подумать, то все начиналось очень многообещающе. Тьерри, капитан чемпионской молодежки, воссоединился с группой Тигана после коротких каникул. Эрик ди Меко не забыл, как Тьерри молнией метался по полю в свою первую игру в сезоне, которая стала третьей для «Монако» и которую клуб выиграл со счетом 2:0, победив «Канн» на стадионе «Ла Бока» 28 августа: «Там стояла такая жара, я совершенно измотался – я только что вернулся с чемпионата Европы в Англии. Мне тогда уже было около тридцати пяти, и я бегал со скоростью две мили в час, не более. А Тьерри носился со скоростью 2000 миль в час. Но мы играли на одном фланге в тот день, и мне это понравилось. Он чертовски хорошо отработал тогда». Та игра задала тон последующим пяти месяцам, и у Тигана скоро не осталось выбора: старт за стартом он включал игрока в основную команду – журналисты «Экип» называли его не иначе как «бриллиант» или «феномен», а дикторы на стадионе «Луи II» – Тити Анри. Такая смесь преувеличения и фамильярности была явным признаком того, что Тьерри «пришел», чтобы остаться. Голы следовали один за другим, некоторые из них просто потрясающие, как, например, первый гол «Страсбургу» 13 ноября, который французское телевидение назвало «ударом гения». Месяц спустя он открыл свой европейский счет, выйдя на замену (такое случалось все реже и реже), чтобы забить один из четырех голов, обеспечивших эффектный разгром «Боруссии» (Менхенгладбах). При такой сокрушительной победе выход в третий раунд Кубка УЕФА становился простой формальностью. Роль Анри в предыдущем раунде, когда был повержен краковский «Хутник», также была определяющей. Тьерри «ходил по воде», пасуя Сонни Андерсону с левого фланга, когда у него самого возможности пробить по воротам не было. Что же касается «Монако», то после того, как команду усилили шотландцем из «Селтика» Джоном Коллинзом, чемпионский титул был у нее в кармане, казалось, еще с осени. Команда Тигана устремилась вперед с такой скоростью, что догнать ее не представлялось возможным. Она забивала в среднем по два гола за матч, наслаждаясь всплеском народной популярности, которой не знала раньше, даже когда во главе ее стоял Арсен Венгер. Да, они были настолько хороши, и Тьерри в том числе. Он являлся единственным чемпионом Европы среди молодежных команд, чье лицо узнавали на трибунах, когда игроков представляли болельщикам на стадионе «Парк де Пренс», незадолго до того, как 9 октября первая сборная разгромила турок 4:0. Насколько далеко он мог пойти? Жан Тигана оставался сдержанным, указывая журналистам на те случаи, когда молодой игрок «сдувался» после удачно проведенного периода, когда эйфория свалившегося успеха перебивалась травмой, отстранением или безликой игрой. Один из тренеров молодежной команды, Поль Пьетри, даже позволил себе высказаться в том духе, что по сравнению с сейчас уже забытым нападающим «Страсбурга» Дэвидом Зителли о Тьерри и говорить нечего. У Анри имелся свой фан-клуб, конечно. Например, Раймон Доменек, тренер французской сборной до 21 года, был одним из его активных членов. Не он ли включил Тьерри в состав команды в товарищеском матче против Норвегии сразу же, как только Анри смог играть за Espoirs?[16]16
  «Надежды» – прозвище молодежной сборной Франции (до 21 года). – Прим. перев.


[Закрыть] «Если он продолжит такими темпами, – пророчествовал Доменек, – то я убежден, что он станет потенциальным кандидатом в первую сборную на предстоящем чемпионате мира!» Один из редких случаев, когда Раймон по прозвищу Наука дал верный прогноз. Но в высоких иерархических кругах Монако председатель совета директоров клуба Жан-Луи Кампора и остальные члены совета все больше и больше тревожились за молодого игрока, по мере того как средства массовой информации боролись все настойчивее и жестче за минуту внимания «чудо-футболиста». Больше всего их беспокоило, что Тьерри упивался вниманием, он с радостью давал интервью, говорил невпопад и пьянел от этого первого глотка славы, не ожидая ничего взамен, кроме безоговорочного восхищения и уважения. Они также могли наблюдать, как в окружении игрока растет число прихлебателей. Если говорить начистоту, то большинство из них просто его домогались. Большинство, но не все. Некоторые хотели не славы, а денег. Таким образом, не только Франция проснулась при появлении необыкновенного таланта.

История о том, как Тьерри Анри заставили поверить, что он смог бы и, более того, обязательно перейдет в мадридский «Реал» в 1996 году, никогда не получала детальной огласки за пределами Франции. Даже там вся запутанность сложившейся ситуации исключала возможность рассказать обо всем открыто, как оно того заслуживает. Слишком много сторон втянулось в историю, никто друг другу не доверял, слишком многие лгали. Растерявшись в океане лизоблюдов, лгунов и нахлебников, молодой Тьерри в какой-то момент осознал, что доверять он может только себе. Я слышал, что некоторые из его критиков утверждали, что именно это стало первым проявлением его манипулятивного характера. Они ошибаются. Они видели Тити в 1996 году в свете Анри на чемпионате мира 2010 года. Однако можно сказать наверняка, что Тьерри 2010 года, возможно, предстал бы перед нами совершенно другим человеком, если бы ему не пришлось пережить все то, что случилось с ним за четырнадцать лет до того.

Согласно актуальным отчетам во французской прессе в «Экип» и «Франс футбол» особенно (эти издания следили за тем, как разворачивается сага день за днем), все началось с Майкла Базилевича (или Васильевича, были и другие варианты написания), который назвал себя «советником нескольких футбольных клубов по рекрутингу», однако лицензии, обязательной для агентов, аккредитованных ФИФА, у него не имелось. Этот Базилевич, или Васильевич, обладал действительно приятной внешностью, неким очарованием, воображением и контактами. Родом из Хорватии, он получил образование на Западе и особо активничал в Испании. Он приобрел известность более чем за десять лет до этого, когда стал вести дела Йохана Кройфа с такими чудовищными результатами, что полностью разорил его и последнему пришлось распрощаться с жизнью на пенсии и присоединиться к «Лос-Анджелес Ацтекс»[17]17
  Так у автора. В действительности Кройф перешел в «Ацтекс» из Барселоны в 31 год и после сезона в Лос-Анджелесе отыграл еще пять лет в США и Голландии. – Прим. ред.


[Закрыть], чтобы поправить свои дела. Жаль, что мне не хватит места описать здесь все перипетии этого разорения: инвестиции в свиноводство, счета в Швейцарии, неоднократные обвинения в предательстве, шантаж и надувательство и бесконечное барахтанье в угрозах о судебных процессах, которые, насколько мне известно, так и не состоялись. Важно в данном случае то, что Базилевич вышел сухим из воды, пострадала лишь его репутация, но не карьера.

Семнадцать лет спустя, в октябре 1996 года, тот же самый Базилевич, присутствовал на неформальной встрече с руководством «Реала», где все сокрушались из-за отсутствия хорошего игрока на левом фланге, который мог бы усилить их атаку. Возникло имя Анри. Это не было случайностью, так как Тьерри уже стал одним из самых часто упоминаемых в европейском футболе игроков, он начал домашний чемпионат в прекрасной форме, и, пока осень только вступала в свои права, он уже успел забить шесть голов. Этот упомянутый ранее «бизнесмен», как он сам о себе говорил, попросил и получил мандат от испанского клуба: его задачей ставилось установление контакта с игроком. Если верить данным, опубликованным во Франции после того, как ФИФА положила конец всей этой истории, то Базилевич связался не с самим футболистом, но с Тони, он встретил отца Тьерри в роскошном отеле «Крийон» 29-го числа того же месяца. На встрече также присутствовали председатель «Реала» Лоренцо Санс и главный юрист клуба Хуан Антонио Сампер. Обсуждался пяти– или шестилетний контракт с Тьерри, который гарантировал месячный доход, эквивалентный 60 000 фунтам стерлингов, после уплаты налогов, плюс подъемные в размере £800 000. Несложно представить, что у Тони голова пошла кругом от таких цифр, так как они значительно превосходили то, что платили французские клубы в то время; он также думал о той перспективе, что Тити, француз, наденет легендарную merengue[18]18
  Форма цвета маренго, игроков клуба также называют Los Merengues («Сливочные»). – Прим. перев.


[Закрыть], впервые после Раймона Копа.

Согласно Базилевичу, отец Тьерри заверил делегацию «Реала», что контракт Тьерри с «Монако» заканчивается через восемь месяцев, 30 июля 1997 года, что являлось неправдой: соглашение стороны подписали до 30 июня 1998 года. Сам Тьерри, по-видимому, понятия не имел, какие игры с его собственным будущим происходят за его спиной: когда встреча в Париже закончилась, он был за сто километров от него, тренируясь перед матчем на Кубок УЕФА против «Боруссии» на стадионе «Луи II». Покинув «Крийон», почти сразу же Сампер и Базилевич вылетели в Ниццу, а оттуда доехали до Монако, где объявили Тьерри, что «Реал Мадрид» заинтересован в каких-то гарантиях со стороны самого игрока. Тьерри, потрясенный, сразу же позвонил своему отцу, тот посоветовал ему сидеть на месте и ничего не обещать. Но Тьерри не знал одной детали: два дня спустя после первого разговора в Париже Тони видели в Барселоне. Спустя буквально несколько дней, и это казалось совершенно невероятным, когда Тьерри дома смотрел итальянский футбольный канал, ему показалось, что он видел отца на трибунах «Сан-Сиро». Что это могло означать? С того самого момента он решил, что у него должен быть свой адвокат.

К середине ноября Базилевич был уверен, что договорился окончательно, и попросил Сампера присоединиться к нему в отеле «Абеля» в Монте-Карло. Тьерри, совершенно потерявший голову от происходящего, сразу же, на месте, подписал предварительный контракт и получил 15 000 фунтов стерлингов наличными (на которые ему пришлось подписать долговую расписку; говорят, деньги он потратил на то, чтобы купить Виктору Икпеба, своему товарищу по команде, внедорожник). К тому времени, согласно свидетельствам людей, видевших, как он тренировался и играл каждый день, Тьерри не «походил сам на себя». Он поехал обратно в Париж на Рождество и отключил свой мобильный телефон. В это же время юристы «Реала» уже шлифовали окончательную версию настоящего контракта, и в январе Базилевич наконец-то объявил Тони – против желания Тьерри, – что сделка заключена. И тут начался ад. Вот как описывал мне происходящее Жиль Гриманди: «Вся это сумятица с «Реалом» была сумасшествием. Отец рыдал внизу, в холле, Тьерри рыдал наверху. Я подумал: что же это такое происходит? Но дело сделано, сделка совершена. Это все действительно убило его в то время и навлекло огромные проблемы на отношения с отцом». Был ли Тони в данном случае злодеем? Гриманди так не думал. «Его отец неплохой человек, – говорил он. – Но он не понимал, как устроена система. Жаль, конечно, но это привело к обострению его отношений с сыном. Это поменяло абсолютно все в их взаимодействии. И это изменило Тьерри, и не во всем – к лучшему».

В «Монако» наконец-то поняли, почему их нападающий был так несобран в последние недели перед зимними каникулами. По вполне понятным причинам президент клуба Жан-Луи Кампора был вне себя от бешенства. Еще в октябре не сам ли Санс четко обозначил в переписке, которая велась между двумя клубами, что «Реал» не станет искать подходы ни к одному из игроков «Монако» в текущем сезоне? Кампора обрушился на окружение Тьерри. «Очень много людей стараются вывести из равновесия молодых игроков и их родителей, – говорил он. – Они обещают им луну с неба и бог еще знает что. Эти люди как стервятники – бросаются на все, что движется». Испанский клуб был ошарашен, но тут же предъявил свои доказательства: контракт, датированный 12 января и подписанный самим игроком. Документ быстро прошел через испанскую лигу, а затем – в испанский футбольный клуб. 12 января, говорите? Странно. В этот день Тьерри играл в Ле-Мане, в матче Кубка Франции, очень далеко от Мадрида. Каким образом подпись Тьерри могла появиться на контракте?

«Реал» также поручил действовать от своего имени незарегистрированному агенту. Не стоит беспокоиться: они категорически отрицали любую причастность к этому Базилевича, хотя свидетельства указывали на прямо противоположное. В то время Тьерри, следуя совету своего отца, продлил свой контракт с «Монако» еще на два с половиной года, тем самым углубляя яму, которую другие так старательно для него рыли. К сожалению, он не продвинулся и на сантиметр; более того, он опять оказался на исходной точке, прочно застряв в Монако. Жан Тигана старался защитить его, дать ему время и пространство, чтобы хотя бы немного прийти в себя; в период между 25 января и 4 марта Анри провел на поле не больше трех минут. Накануне товарищеского матча с молодежной сборной Голландии в конце февраля 1997 года он обрушился на Тигана. «Я не понимаю, – говорил он. – Тренер не дает мне никаких объяснений. И когда я слышу, что у меня еще много времени впереди, это сводит меня с ума, так как я понимаю, что у меня нет времени. Я не говорю, что не надо меня защищать, но если ты хороший игрок, ты ведь играешь, правда?» Но его испытания на этом не закончились и близко. Поддавшись в последний раз в своей жизни уговорам отца, он согласился нанять Алена Мильяччо, зарегистрированного в ФИФА, своим агентом на ближайшие два года. Французская пресса писала, что Тони получил приличную сумму за содействие в этой сделке – что, и это надо подчеркнуть особо, являлось и является повсеместной практикой в футболе, не нарушает никаких правил и законов. Это произошло 2 марта. Два дня спустя на столе Мильяччо обнаружилось письмо: оно гласило, что Тьерри разрывает с ним контракт! У него на это имелись веские причины. С 20 февраля он согласился, чтобы его представлял другой, тоже официальный агент ФИФА, Жан-Франсуа Ларио – бывший игрок сборной Франции. Мильяччо – который также работал на Эрика Кантона и был втянут в финансовый скандал «Олимпика» во времена Бернара Тапи и позже вел дела Зинедина Зидана – моментально передал дело в ФИФА, утверждая, что соглашение Тьерри с Ларио недействительно, а договор с ним подлежит исполнению.

Месяцы ушли на то, чтобы распутать этот клубок. В конце июля 1997 года Сампер категорично утверждал, что «Тьерри Анри подписал этот контракт [тот, который датирован 12 января] собственноручно, в течение допустимого для такого подписания периода времени, а именно последних шести месяцев действия его предыдущего контракта [с «Монако»]» в присутствии «нескольких самых квалифицированных [sic] свидетелей». На ведущих расследование чиновников ФИФА это впечатления не произвело. В первых числах сентября 1997 года «Реал» оштрафовали на 80 000 фунтов стерлингов за незаконное обращение к связанному контрактными обязательствами игроку, а также за привлечение к работе нелегального агента. Базилевич на время исчез, но в 2002 году появился вновь – в связи с финансовыми махинациями, которые привели немецкий клуб «Кайзерслаутерн» к почти полному банкротству. С тех пор больше о нем никто ничего не слышал. Учитывая все обстоятельства, Тьерри еще легко отделался. Если бы договор с «Реалом» признали действительным, то он оказался бы виновен и в нарушении договорных обязательств, и в привлечении неофициального агента, и его обязали бы выплатить намного более крупный штраф потерпевшей стороне, чем тот, который в результате пополнил благотворительные фонды ФИФА. В конце концов 40 000 фунтов стерлингов заплаченного штрафа можно было расценивать как чуть более строгое предупреждение. Поддержка «Монако» оказалась критичной в рассмотрении его дела дисциплинарной комиссией ФИФА. Если бы на игрока наложили самое суровое наказание (дисквалификация на два года), то это обратилось бы против интересов самого клуба, с которым у него имелся контракт. Тем более что клуб «Монако» – единственный, кто вел себя подобающим образом на протяжении всей этой истории. Похвально, что Анри взял на себя обязательства компенсировать расходы Мильяччо из своих собственных средств, тогда как ошибки, которые он, вне всякого сомнения, совершил, могли бы быть следствием поступков других людей – хотя бы Тони для начала.

Да, Анри, возможно, чувствовал, что его предал единственный человек, которому он доверял больше всех; но он также знал, что его отец, несмотря на свое недальновидное глупое поведение, не искал выгоды для себя за счет своего сына. Ослепленный появившейся возможностью увидеть Тьерри в составе одного из самых больших европейских клубов со всеми вытекающими из этого последствиями, Тони вел себя настолько безрассудно, что предполагал перехитрить систему, о которой он практически ничего не знал. Базилевич и другие, наверное, могли бы надеяться на легкую добычу. Тони, самый наивный из конспираторов, был пережеван и выброшен на помойку людьми, намного более опытными, чем он. Тьерри уже не являлся тем школьником, который мог принять тот факт, что взрослые должны решать за него его же собственную судьбу, как это случилось три года назад, когда подписывался договор с «Монако». Он всегда признавал, что находится перед отцом в неоплатном долгу; более того, делал он это так часто и так натянуто, что у меня невольно закрадывалось подозрение, что все эти посвящения – скорее форма длящегося извинения, больше похожего на епитимью, ценой за то, что ему пришлось заплатить, чтобы стать самим собой, а именно: «убить отца», что он и сделал, когда в обход всех, в том числе Тони и агентов, выбрал играть за «Ювентус» в 1999 году.

Я не вправе судить правоту и заблуждения в отношениях, где влияние неизбежно смещалось от одного к другому по мере того, как Тьерри взрослел; кризис, учитывая вовлеченных персонажей и силу их характеров, просто обязан был выкристаллизоваться и навсегда расставить все на свои места. Я с большой определенностью могу сказать, что он изменил Тьерри, обтесал его и помог ему стать тем, кем он оказался годы спустя. Он укрепил и закалил его. Он заставил его смотреть на других людей и думать, что, может быть, они тоже заинтересованы только в том, что они могут получить от дружбы с ним и его доверия. В Тьерри всегда имелась расчетливая жилка, проявление ее заметили некоторые партнеры по «Монако» почти сразу же после того, как тинейджера пригласили в профессиональную команду. «У Тьерри не было друзей, которые могли бы сказать ему: «Ты не прав, не делай так», – вспоминает в разговоре со мной Жиль Гриманди. – Маню [Эмманюэль Пети] мог ему так сказать на правах своего статуса. И только еще один человек мог обратиться к нему и добиться чего-либо: Лилиан Тюрам. Лилиан подходил к нему и говорил: «Не делай так, малыш». И Тьерри прислушивался. Потому, что Лилиан просто фантастический парень? и потому, что он сделал умопомрачительную карьеру». Иногда, правда, случалось, что Тьерри мог искать совета и находил его у старших по команде. Ди Меко вспоминает, как юный игрок интересовался вопросами «не просто про игру, а про футбол вообще, как устроена футбольная среда. Тьерри прокололся на этой истории с «Реалом». Но он был еще, по сути, ребенком. Ребенком, затерявшимся в этой обстановке». Но Ди Меко являлся исключением, и его совета в любом случае спросили слишком поздно.

Но учился Тьерри быстро. Позднее, став суперзвездой, он всегда очень искренне радовался встречам с бывшими партнерами и тренерами и даже журналистами, которые просто говорили с ним задолго до того; однако он всегда остро, даже, пожалуй, слишком остро помнил тех, кто подвел его в прошлом. Гриманди уверен, что история с «Реалом» «послужила причиной многих проблем в жизни Тьерри». Когда я спросил, какая из этих проблем имела самое большое влияние на развитие футболиста, он ответил: «Его нежелание слышать определенные вещи. Такая ситуация случается у всех: мы не принимаем, когда нам противоречат; но если есть один человек на свете, чье несогласие с тобой надо принять, то это твой отец». Но мог ли Тьерри продолжать в том же духе, если он хотел обрести свое собственное «я»? Вот как он выразился в интервью «Пари Матч» в 2004 году: «Я довольно холоден с людьми, которых я не знаю? потому, что понял намеки от жизни, научившие меня осторожности». Когда журналист попытался выяснить, что же это были за «намеки», Тьерри ответил уклончиво и перевел разговор на сомнения, имевшиеся у многих по поводу его участия в чемпионате мира 1998 года. Я же уверен, что на самом деле думал он именно о событиях, имевших место за полтора года до этого чемпионата.