Текст книги "Смерть приходит в Пемберли. Невинная кровь"

Не дав никому шанса сказать слово, Мейкпис задал роковой вопрос:

– Мистер Уикхем, вы решительно утверждаете, что не виновны в смерти капитана Денни. В таком случае почему, стоя на коленях подле трупа, вы несколько раз повторили, что убили капитана и его смерть на вашей совести?

Ответ последовал немедленно:

– Потому что капитан вышел из коляски, преисполненный негодования из-за моего намерения оставить миссис Уикхем в Пемберли, куда ее не приглашали и где не ждали. Я также чувствовал, что, не будь я пьян, сумел бы удержать его в коляске и не дал пойти в лес.

Клитероу прошептал Дарси:

– Совершенно неубедительно, этот идиот слишком самоуверен. На суде ему следует выступить лучше, если он хочет спасти свою голову. И насколько он был пьян?

Однако вопросов Уикхему не задали. Казалось, Мейкпис рад, что жюри выскажет свое мнение без его комментариев, он также не поощрял намерений свидетелей размышлять над тем, что имел в виду Уикхем, произнося эти слова. Дальше пригласили старшего констебля Браунрига, который с удовольствием тянул время, рассказывая о деятельности полиции, включая обследование леса. В окрестностях не установлено пребывание чужих людей, у всех жителей Пемберли и расположенных поблизости коттеджей есть алиби, но расследование еще продолжается.

Показания доктора Белчера состояли в основном из медицинских терминов; зал выслушал доктора с уважением, а коронер – с раздражением: причиной смерти, по мнению доктора, перешедшего на обычный язык, стал сильный удар чем-то тяжелым по затылку, после чего капитан Денни не мог прожить более нескольких минут, но точное время его смерти назвать невозможно. Найдена каменная плита, которую мог использовать убийца, по размеру и весу она подходит, и нанесенный с силой удар может размозжить затылок, но нет доказательств, что это та самая плита. Перед тем как доктор покинул место свидетеля, поднялась одна рука.

– А, Фрэнк Стерлинг, ты, как всегда, любопытен. Что ты хочешь спросить? – сказал Мейкпис.

– Ничего особенного, сэр. Мы понимаем так, что миссис Уикхем должна была остаться в Пемберли и присутствовать на следующий день на балу, одна, без мужа. Выходит, мистера Уикхема не хотели видеть его родственники.

– А какое отношение имеет список гостей, приглашенных на бал леди Энн, к смерти капитана Денни или к показаниям, данным доктором Белчером?

– Только то, сэр, что, если отношения между мистером Дарси и мистером Уикхемом плохие и мистер Уикхем не настолько приличный человек, чтобы его принимали в Пемберли, это как-то определяет его характер. Весьма странно отказывать от дома свояку, если только он не буян и не склонен к ссорам.

Похоже, Мейкпис немного задумался над словами присяжного, но потом все-таки ответил, что взаимоотношения мистера Дарси и мистера Уикхема не имеют касательства к смерти капитана Денни. Убит капитан Денни, а не мистер Дарси.

– Давайте будем придерживаться фактов, относящихся к делу, – потребовал Мейкпис. – Если считаете свой вопрос уместным, задайте его во время дачи свидетельских показаний мистером Дарси. Мы, кстати, можем пригласить мистера Дарси на свидетельскую трибуну и спросить его, был ли мистер Уикхем по натуре буйным человеком.

Его просьба была тут же исполнена, и на вопрос Мейкписа Дарси, которому напомнили, что он еще находится под присягой, сказал, что, насколько ему известно, у мистера Уикхема никогда не было репутации буяна, и лично он ни разу не видел его в гневе. Несколько лет они не виделись, но прежде мистер Уикхем считался всеми мирным и любезным человеком.

– Полагаю, вы удовлетворены, мистер Стерлинг? Мирным и любезным. Есть еще вопросы? Нет? Тогда предлагаю жюри обдумать свой вердикт.

Посовещавшись, присяжные решили остаться наедине и, после того как их отговорили проводить совещание в баре, вышли во двор и минут десять стояли в отдалении, тихо переговариваясь. Когда они вернулись, от них официально потребовали оглашения вердикта. Поднялся Фрэнк Стерлинг и зачитал мнение присяжных по записной книжке, стараясь произносить слова с требуемой тщательностью и уверенностью:

– Мы пришли к выводу, сэр, что капитан Денни умер от нанесенного в затылок удара и этот роковой удар нанес Джордж Уикхем; следовательно, капитан Денни был убит вышеупомянутым Джорджем Уикхемом.

– Все присяжные согласны с этим вердиктом? – спросил Мейкпис.

– Все, сэр.

Взглянув на часы, Мейкпис снял очки и положил их в футляр.

– После необходимых формальностей дело мистера Уикхема будет передано в суд и рассмотрено на следующей выездной сессии в Дерби. Благодарю вас, джентльмены, все свободны.

Процесс, который, как считал Дарси, будет полон лингвистических ловушек и прочих трудностей, оказался почти таким же монотонным и однообразным, как ежемесячное приходское собрание. Здесь были заинтересованность и ответственное отношение, но отсутствовали волнение и моменты высокой драмы, и ему пришлось согласиться, что Клитероу прав: исход дела был предрешен. Даже если б жюри решило, что убийство совершено неизвестным лицом или лицами, Уикхем все равно остался бы в тюрьме как главный подозреваемый, и полицейское расследование, сосредоточенное на нем, продолжалось бы с тем же результатом.

Подошел слуга Клитероу, чтобы везти инвалидное кресло. Посмотрев на часы, Клитероу сказал:

– С начала заседания прошло сорок пять минут. Думаю, столько Мейкпис и планировал, и вердикт вряд ли мог быть другим.

– А на суде вердикт останется тем же? – спросил Дарси.

– Отнюдь не факт, Дарси, отнюдь. На вашем месте я организовал бы очень действенную защиту. Предлагаю вам найти хорошего адвоката и постараться перенести слушание дела в Лондон. Генри Элвестон подскажет вам порядок действий, мои знания, возможно, устарели. Этот молодой человек, как я слышал, радикал, хоть и наследник древнего баронства; вместе с тем он умный и преуспевающий адвокат, ему пора найти жену и жить своим домом. Мир и благополучие Англии зависят от джентльменов, живущих в своих имениях, хороших хозяев, внимательных к слугам, щедрых к бедным и готовых в роли мировых судей принимать участие в сохранении мира и порядка в своих владениях. Если б французские аристократы так жили, никакой революции не было бы. Но это дело интересное, и исход его зависит от ответов на два вопроса: почему капитан Денни побежал в лес и что имел в виду Джордж Уикхем, говоря, что это его вина? С интересом буду следить за развитием событий. Fiat justia ruat caelum[10]10
  Да здравствует правосудие (лат.).


[Закрыть]. Желаю здравствовать!

И с этими словами он двинулся на инвалидном кресле, с тем же трудом миновал дверь и скрылся из виду.

Для Дарси и Элизабет зима 1803–1804 года тянулась черной топью, сквозь которую они, увязая, продирались, зная, что весна может принести только новые испытания, которые, возможно, будут еще страшнее, и воспоминания о них в будущем погубят их жизнь. Но эти месяцы надо было как-то прожить, не позволяя боли и страданию наложить отпечаток на жизнь в Пемберли или нарушить мир и покой людей, зависящих от них. К счастью, беспокойство было безосновательным. Только Стаутон, миссис Рейнолдс и Бидуэллы знали Уикхема в детстве, а молодых слуг мало интересовало то, что происходило за стенами Пемберли. Дарси приказал не упоминать о суде, и приближение Рождества вызывало в доме больший интерес и волнение, чем судьба человека, о котором большинство слуг даже не слышали.

Мистер Беннет вносил покой и надежность в домашнюю жизнь Пемберли, словно добрый семейный дух. Когда Дарси был свободен от дел, они беседовали в библиотеке; Дарси, будучи сам умен, ценил интеллект в других. Иногда мистер Беннет навещал старшую дочь в Хаймартене, желая убедиться, что книги в библиотеке Бингли защищены от усердной уборки прислуги, а также составить список литературы, которую следовало приобрести. Однако пробыл он в Пемберли всего три недели. От миссис Беннет пришло письмо, в нем она жаловалась, что слышит, как каждую ночь кто-то, крадучись, ходит вокруг дома, и у нее от этого участился пульс и возникла сердечная аритмия. Мистер Беннет должен немедленно ехать домой и защитить ее. Почему его заботят убийства посторонних людей, когда в Лонгборне вот-вот случится еще одно, если он не поспешит?

Его отъезд ощутили все домочадцы; слышали, как миссис Рейнолдс сказала Стаутону: «Странно, мистер Стаутон, что нам так не хватает мистера Беннета: ведь, когда он здесь жил, мы редко его видели».

Дарси и Элизабет находили утешение в работе, а ее хватало. У Дарси были планы, которые уже воплощались в жизнь, по ремонту нескольких коттеджей в поместье, и сейчас он с головой ушел в работу, отодвинув на второй план даже приходские дела. Война с Францией, официально объявленная прошлым маем, порождала беспокойство и нищету; цена на хлеб поднялась, а урожай был плохой. Дарси старался облегчить жизнь арендаторов, и поток детей непрерывно тянулся на кухню Пемберли, где им наливали большие бидоны питательного супа, густого, с кусками мяса – почти рагу. Обеды устраивались редко, только для близких друзей, но Бингли приезжали часто, принося ободрение и помощь, регулярно приходили письма от мистера и миссис Гардинер.

После предварительного слушания Уикхема перевели в новую тюрьму графства в Дерби, где его постоянно навещал мистер Бингли, и, по его словам, заключенный обычно пребывал в хорошем расположении духа. За неделю до Рождества стало наконец известно, что просьба о переносе процесса в Лондон удовлетворена и суд состоится в Олд-Бейли. Элизабет решила, что в день суда она должна быть рядом с мужем, хотя о присутствии ее в зале суда и речи не было. Миссис Гардинер в письме сердечно пригласила Дарси и Элизабет провести эти дни в Лондоне у них на Грейсчерч-стрит, и ее приглашение было с благодарностью принято. Перед Новым годом Уикхема перевели в лондонскую тюрьму «Колбат»; мистер Гардинер вменил себе в обязанность регулярно его навещать и передавать деньги от Дарси, чтобы обеспечить комфорт Уикхема и уважение со стороны тюремщиков и заключенных. Мистер Гардинер сообщал, что Уикхем по-прежнему настроен оптимистически, и его регулярно посещает преподобный Сэмюел Корнбиндер, тюремный священник. Мистер Корнбиндер – искусный игрок в шахматы, этой игре он обучил Уикхема, и теперь она поглощает почти все время узника. По мнению мистера Гардинера, преподобный отец больше ценится заключенным как партнер по игре, а не как наставник в вере и покаянии, но, похоже, Уикхем искренне к нему привязался, а шахматы, которые стали для него настоящей манией, – действенное средство, отвлекающее от приступов гнева и отчаяния.

Наступило Рождество и принесло с собой ежегодный детский праздник, на который пригласили всех детей поместья. Дарси и Элизабет понимали, что нельзя лишать ребятишек радости, особенно в такие трудные времена. Всем слугам, и домашним, и остальным, выбрали и вручили подарки – этим занимались Элизабет и миссис Рейнолдс; Элизабет также старалась выполнять свою программу по чтению и совершенствоваться с помощью Джорджианы в игре на фортепьяно. С сокращением общественных обязательств у Элизабет стало оставаться больше времени для занятий с детьми и посещений бедняков, престарелых и увечных; и оба супруга, Дарси и Элизабет, на своем опыте узнали: когда дни заполнены работой, даже самые навязчивые ночные кошмары иногда отступают.

Были и хорошие новости. С тех пор как Джорджи отправили к матери, Луиза повеселела, да и у миссис Бидуэлл жизнь стала легче без детского крика, который причинял Уиллу лишние страдания. После Рождества, по мере приближения дня суда, недели вдруг полетели быстрее.

Часть пятая. Суд

Суд должен был состояться в четверг, 22 марта, ровно в одиннадцать в Олд-Бейли. Элвестон жил в это время на квартире неподалеку от «Миддл-Темпл»; по его предложению, за день до суда всем надо было встретиться с Микледором, защитником Уикхема, у Гардинеров на Грейсчерч-стрит, там посвятить Дарси в программу следующего дня и обсудить его выступление на суде. Элизабет не решилась провести два дня в пути, и потому супруги намеревались остановиться на ночлег в Банбери и приехать в Лондон утром в среду, 21 марта. Обычно, когда Дарси покидали Пемберли, у дверей собирались старшие слуги, они махали им вслед, желали всего хорошего, но последний отъезд был совсем другим: их провожали только Стаутон и миссис Рейнолдс, с грустными лицами они пожелали господам счастливого пути и заверили, что в их отсутствие жизнь в Пемберли будет продолжаться как обычно.

Чтобы наладить жизнь в лондонском доме, Дарси требовались определенные усилия, и потому, приезжая в Лондон на короткое время – в магазины, на премьеру новой пьесы, интересной выставки или на встречу главы семейства со своим юристом или портным, – они останавливались у четы Херст в том случае, когда мисс Бингли могла к ним присоединиться. Миссис Херст была рада любому гостю, с гордостью демонстрируя великолепие своего дома, многочисленные экипажи и прислугу, а мисс Бингли искусно, как бы между прочим, упоминала имена высокопоставленных друзей и передавала последние сплетни о скандалах в светском обществе. Это только забавляло Элизабет, как забавляли ее раньше претенциозность и глупость соседей – конечно, когда не требовалось сочувствие; что до Дарси, тот считал: если для согласия в семье требуется встречаться с людьми, с которыми у него мало общего, то пусть это будет за их счет. Однако в этот раз приглашений ни от семейства Херст, ни от мисс Бингли не последовало. Считалось, что от таких драматических событий и дурной славы разумнее держаться в стороне, и Дарси не рассчитывали увидеть Херстов или мисс Бингли во время процесса. Но от Гардинеров сразу пришло теплое и искреннее приглашение. Здесь, в этом уютном, скромном семейном доме, они найдут утешение, дружескую поддержку, спокойное общение, от них ничего не будут требовать, не ждать никаких объяснений, мир и покой укрепят их и подготовят к будущим испытаниям.

Когда они достигли центра Лондона, оставив позади зеленую зону Гайд-парка, Дарси почувствовал, что въезжает на чужую территорию, дышит спертым, несвежим воздухом и находится в окружении множества угрюмых людей. Никогда раньше не ощущал он себя таким чужаком в Лондоне. Не верилось, что страна находится в состоянии войны; все куда-то спешили, были заняты своими делами, иногда, правда, он замечал завистливые или восхищенные взгляды, устремленные на их карету. Ни он, ни Элизабет не стремились комментировать происходящее, а экипаж тем временем выехал на широкие запруженные улицы, и кучер осторожно лавировал между яркими, кричащими фасадами магазинов и колясками, повозками, фургонами и частными экипажами, которые делали улицы почти непроезжими. Наконец они свернули на Грейсчерч-стрит и, подъезжая к дому Гардинеров, увидели, что дверь уже распахнута; мистер и миссис Гардинер вышли приветствовать их, а экипаж с кучером тут же направили к конюшне в глубине двора. За несколько минут багаж выгрузили, и Элизабет и Дарси вступили в мирное и безопасное место, которое станет их убежищем до конца суда.

Элвестон и Джереми Микледор, пришедшие после обеда, чтобы дать Дарси краткие инструкции и советы, провели в доме меньше часа и ушли, выразив надежду на лучшее и пожелав успеха. Последующая ночь стала одной из самых скверных в жизни Дарси. Неизменно гостеприимная миссис Гардинер позаботилась о том, чтобы в спальне присутствовало все необходимое для удобства супругов – не только две долгожданные кровати, но и столик между ними с графином воды, книгами и вазочкой с печеньем. Нельзя сказать, чтобы до Грейсчерч-стрит не доносился никакой шум, но в обычное время громыхание и скрип экипажей, редкие окрики – по контрасту с полной тишиной Пемберли – не мешали Дарси заснуть. Он пытался выбросить из головы тревогу по поводу завтрашнего испытания, но лезли еще более волнующие мысли. Казалось, у кровати стоит его двойник, смотрит на него осуждающим, почти презрительным взглядом и повторяет аргументы и обвинения, о которых он думал, что давно с ними справился, однако теперь незваный призрак с новой силой и логикой извлек их из небытия. Только он, и никто другой, сделал Уикхема частью семьи, дав тому право звать его братом. Завтра он вынужден давать показания, которые помогут отправить его врага на виселицу или, напротив, обрести свободу. Даже если вердикт будет «невиновен», этот процесс приблизит Уикхема к Пемберли, если же его осудят и повесят, Дарси никогда не избавиться от гнета ужаса и вины, и это жуткое наследство он передаст сыновьям и всем будущим поколениям.

Он не сожалел о браке с Элизабет – это было все равно что сожалеть о своем рождении. Женитьба принесла ему счастье, о котором он не мог и мечтать, и залогом этой любви были два красивых и здоровых мальчугана, сладко спящих сейчас в детской комнате Пемберли. Но женился он вразрез с принципами, управлявшими его жизнью с детства, воззрениями, связанными с памятью родителей, Пемберли и ответственностью перед своим классом и состоянием. Как сильно ни тянуло Дарси к Элизабет, он мог удалиться, как, по его подозрению, сделал полковник Фицуильям. Цена, которую он заплатил за то, чтобы Уикхем женился на Лидии, была ценой Элизабет.

Дарси вспомнил свою встречу с миссис Янг. Дом, в котором сдавались меблированные комнаты, располагался в респектабельном районе Марилебон, сама женщина была олицетворением уважаемой и заботливой домовладелицы. Ему припомнилась их беседа.

– Я сдаю комнаты только молодым людям из приличных семей, уехавшим из дома, чтобы найти работу в столице и начать независимую жизнь. Родители знают, что юноши будут хорошо питаться, о них позаботятся и проследят за их благонравием. В течение многих лет мой доход более чем достаточный, и теперь, когда я обрисовала вам мое положение, мы можем перейти к делу. Но сначала не хотите ли подкрепиться?

Он отказался, не стараясь быть любезным, и она сказала:

– Я деловая женщина, и соблюдение формальных правил учтивости меня не тяготит, но можно обойтись и без них. Я знаю, вам нужно знать местопребывание Джорджа Уикхема и Лидии Беннет. Давайте начнем с того, что вы назовете наивысшую цену, какую готовы заплатить за эту информацию, – уверяю, ни у кого, кроме меня, вы ее не получите.

Названная цифра оказалась мала, но в конце концов они договорились, и когда Дарси покидал этот дом, ему казалось, что он заразился чумой. Но это была только первая большая сумма, которую пришлось заплатить, прежде чем Джордж Уикхем согласился жениться на Лидии Беннет.

Измученная дорогой Элизабет после обеда сразу же легла. Когда Дарси вошел в спальню, она уже спала; несколько минут он тихо стоял у кровати, глядя с любовью на прекрасное, спокойное лицо жены – по крайней мере на несколько часов сон освободит ее от тревоги. В постели он долго ворочался – искал удобное положение, но даже мягчайшие подушки не приносили покоя, но вот наконец он почувствовал, что проваливается в сон.

Элвестон рано ушел в Олд-Бейли, и Дарси незадолго до половины одиннадцатого в одиночестве шел через внушительного вида холл, из которого вела дверь в зал судебных заседаний. Там ему сразу показалось, что он попал в поставленную в Бедламе[11]11
  Психиатрическая лечебница в Лондоне, ныне переведена в графство Кент.


[Закрыть] клетку для птиц, заполненную болтающими человекоподобными. Судебный процесс начинался только через полчаса, но места впереди уже заняли без умолку трещавшие женщины в дорогих туалетах, задние ряды тоже быстро наполнялись. Казалось, здесь собрался весь Лондон, бедняки теснились, шумно переругиваясь. Хотя Дарси предъявил судебную повестку ответственному лицу у дверей, ему не указали его место и вообще не обратили на него никакого внимания. День стоял теплый для марта, в зале было душно и влажно, тошнотворная смесь аромата духов и запаха несвежих тел висела в воздухе. Рядом с креслом судьи стояла группа юристов, они беззаботно переговаривались, словно у себя в гостиной. Дарси увидел среди них Элвестона, тот, поймав его взгляд, тут же направился к нему, поздоровался и подвел к местам для свидетелей.

– Чтобы засвидетельствовать нахождение трупа Денни, обвинение вызывает только полковника и вас. Обычная нехватка времени – судья беспокоится, как бы одно и то же свидетельство не повторялось несколько раз без необходимости. Я буду стоять рядом, и у нас будет возможность поговорить во время процесса, – сказал Элвестон.

Внезапно гул стих, словно его отхватили ножом. В зал вошел судья Моберли. Он держался с подобающим его положению достоинством, но сам был некрасив, а его с мелкими чертами лицо, на котором выделялись только черные глаза, почти терялось под огромным, вытянутым к спине париком; Дарси подумал, что парик делает судью похожим на любопытное животное, выглядывающее из норы. Группа ведущих беседу юристов рассыпалась и разошлась по своим местам, секретарь суда тоже занял свое место, присяжные сели на стулья, приготовленные для них. А вот и узник в сопровождении двух полицейских появился в зале суда. Его вид потряс Дарси. Несмотря на постоянную заботу о его питании, Уикхем похудел, напряженное лицо было бледным – не столько от остроты момента, решил Дарси, сколько от долгих месяцев в тюрьме. Глядя на него, Дарси почти пропустил подготовку к процессу – чтение четким голосом официального обвинения, отбор присяжных и принятие присяги. Уикхем как застывший стоял у скамьи подсудимых и на вопрос, виновен ли он, твердо произнес «невиновен». Но даже сейчас, бледный и в наручниках, он все равно был красив.

А затем Дарси увидел знакомое лицо. Наверное, она подкупила кого-то, чтобы получить место в первом ряду, где сидели женщины, она быстро и молча прошла туда и теперь сидела, почти не двигаясь, среди колышущихся вееров и модных шляпок. Сначала он обратил внимание на ее профиль, но потом она повернулась, и, хотя глаза их просто скользнули по лицам друг друга, сомнений не оставалось: то была миссис Янг; даже одного взгляда на профиль было достаточно.

Дарси решил не смотреть на нее, но, окидывая взглядом зал, не мог не заметить, как прекрасно она одета – элегантно и просто по контрасту с выставленными напоказ дорогими и безвкусными нарядами. Ее шляпка, отделанная алыми и зелеными лентами, обрамляла лицо, казавшееся таким же молодым, как в день их первой встречи. Когда он и полковник Фицуильям пригласили ее в Пемберли, чтобы проверить, годится ли она на роль компаньонки Джорджианы, она была так же прелестно одета, и оба джентльмена увидели перед собой говорящую на прекрасном литературном языке, заслуживающую доверия знатную даму, любящую молодых людей и сознающую выпавшую на ее долю ответственность. Совсем другое дело – впрочем, не совсем другое – было, когда он нашел ее в респектабельном доме на Марилебон. Интересно, что за чувство соединяет ее и Уикхема, чувство настолько сильное, что заставляет ее сидеть среди женщин, которые находят развлечение, глядя, как человек борется за свою жизнь?