Текст книги "Саван для соловья"

3

Сержант Чарльз Мастерсон был шести футов и трех дюймов роста и очень широким в плечах. Для такого тяжеловесного человека он двигался с непостижимой грацией и легкостью. Его находили интересным мужчиной, а сам он был абсолютно убежден в своей мужественной красоте; волевым лицом, чувственными губами и глубоко посаженными глазами под нависшими веками он удивительно напоминал известного американского киноактера, играющего главные роли в гангстерских фильмах. Делглиш даже подозревал, что, сознавая это сходство, сержант намеренно усиливал его легким американским акцентом.

– Итак, сержант, у вас была возможность осмотреть это место и поговорить с некоторыми людьми, так что расскажите мне о своих умозаключениях.

Это приглашение, как известно, вселяло ужас в сердца подчиненных Делглиша. Оно означало, что старший инспектор ожидает сжатого, грамотно выраженного и внятного отчета о расследуемом случае, в котором будут упомянуты все значительные факты, известные на данный момент. Способность осмыслить, что ты намерен сказать, и передать это при помощи минимума соответствующих слов так же мало свойственна полицейскому, как и другим членам общества. Подчиненные Делглиша готовы были жаловаться, что они не представляли себе, что успехи в английском языке стали новым показателем для вступления в ряды полиции. Но сержанта Мастерсона требования шефа не пугали. Среди его недостатков никогда не было неуверенности в себе. Он был рад, что участвует в этом расследовании. В Скотленд-Ярде было хорошо известно, что старший инспектор Делглиш терпеть не может дураков и что его определение глупости было своеобразным и точным. Мастерсон уважал Делглиша, потому что он был одним из самых удачливых детективов в Скотленд-Ярде, а для Мастерсона успех являлся единственным настоящим критерием в оценке человека. Он считал Адама Делглиша одаренным, хотя далеко не таким способным, как Чарльз Мастерсои. Но чаще всего, по причинам, которые он считал неприятным исследовать, он всем сердцем его не любил. Он подозревал, что антипатия была взаимной, по это его не особенно беспокоило. Делглиш был не тем человеком, который может вредить карьере своего подчиненного только потому, что он ему не нравится, и еще он был известен своей щепетельнос-тыо, а может, просто здравомыслием, когда воздавал помощнику заслуженную честь. Но ситуация требовала внимания, и Мастерсон следил за ней. Амбициозный человек вроде него, страстно мечтающий добиться более высокого чина, был бы полным дураком, если сразу не понял, что вступать в противоречия со старшим офицером – явное безумие. Мастерсои не собирался оказаться в числе таких тупиц. Но небольшая помощь со стороны интенданта в этой кампании взаимного добродушия была нелишней. И он не был уверен, что получит ее. Он сказал:

– Я занимался каждым убийством по отдельности, сэр. Первая жертва…

– Почему вы говорите как газетный репортер, сержант? Давайте сначала убедимся, что у нас есть жертва, прежде чем употребим это слово.

Мастерсон начал:

– Первая покойница… первая девушка, которая здесь умерла, была учащейся на отделении медсестер, Хитер Пирс, двадцати одного года.

Он продолжил изложение фактов о смерти обеих девушек, старательно избегая употребления полицейского жаргона, к которому его начальник был болезненно чувствителен, и сопротивляясь искушению обнаружить недавно добытые сведения о процедуре кормления через пищеводную трубку, пояснения о которой он с таким трудом выудил у сестры Рольф. Он закончил:

– Таким образом, сэр, мы имеем возможность предположить, что: одна или обе смерти были самоубийством; одна или обе смерти были результатом несчастного случая; первая была убийством, но убита не та девушка, или обе были жертвами преднамеренного убийства. Весьма любопытный выбор, сэр.

Делглиш сказал:

– Или что смерть Фоллон была следствием естественных причин. До тех пор пока мы не получим результатов токсикологического анализа, мы только теоретизируем, опережая факты. Но на настоящий момент мы считаем обе смерти убийством. Что ж, отправимся в библиотеку и посмотрим, что нам имеет сказать заместитель председателя комитета управления больницей.

4

Библиотека, которую легко было найти по большой табличке над входом, оказалась приятным помещением с высоким потолком, расположенным рядом с гостиной учащихся медсестер. Одна стена была полностью занята тремя окнами-эркерами, зато три остальные до самого потолка занимали книжные полки, так что свободной оставалась только середина помещения. Здесь находились четыре стола, сдвинутых в ряд перед окнами, и два потертых дивана, один из которых стоял рядом с камином, где в данный момент старая газовая печка попыхивала уютным теплом. Перед ней под двумя трубками дневного света стояла группа из четырех человек, которые тихо переговаривались и одновременно обернулись, настороженно глядя на вошедших Делглиша и Мастерсона. Для Делглиша это был понятный момент – здесь сошлись любопытство, настороженность и надежда – первая встреча главных героев случившегося преступления с посторонним человеком, незнакомым специалистом в области насильственной смерти, который явился непрошеным гостем, чтобы продемонстрировать свои индивидуальные способности.

Затем молчание было нарушено, четыре фигуры расслабились. Двое, которых Делглиш уже встречал – Стивен Куртни-Бригс и Пол Хадсон, – двинулись ему навстречу с официальными улыбками приветствия. Мистер Куртни-Бригс, который, видимо, распоряжался в каждой ситуации, которую он удостоил своим присутствием, сделал представления. Раймонд Гроут, секретарь комитета, протянул свою вялую руку. У него было расстроенное и сморщенное лицо, как у ребенка, который вот-вот расплачется. Его высокий лоб обрамляли пряди серебряных волос. Вероятно, он моложе, чем выглядит, подумал Делглиш, но все равно, должно быть, скоро уйдет на пенсию.

Рядом с высоким сутулым Гроутом Олдермен Кили выглядел нахальным терьером. Это был рыжеватый, скрюченный, как жокей, хитрый человечек, в странном клетчатом костюме, неуместность которого подчеркивалась безупречным покроем. Он придавал своему обладателю вид очеловеченного зверька из детских мультиков, так что Делглиш чуть ли не ожидал, что вместо руки тот протянет ему мохнатую лапу.

– Спасибо, старший инспектор, что вы пришли, и так скоро, – сказал он.

Неуместность его замечания, видимо, тут же дошла до него, потому что он кинул из-под кустистых рыжих бровей острый взгляд на своих компаньонов, как бы вызывая их па смешок. Никто на это не осмелился, а секретарь комитета выглядел таким униженным, как будто это он допустил бестактность, и Пол Хадсон отвернул в сторону лицо, пряча смущенную усмешку. Это был представительный молодой человек, который при первом появлении Делглиша в больнице проявил себя энергичным и распорядительным. Однако сейчас присутствие заместителя председателя комитета и его секретаря, казалось, подавляло его, и у него был виноватый вид человека, которого здесь только терпят.

Мистер Куртни-Бригс сказал:

– Полагаю, пока еще слишком рано надеяться на какие-либо новости, не так ли? Мы видели, как отъезжал похоронный фургон, и я перекинулся парой слов с Майлсом Хоннименом. Разумеется, на этой стадии расследования он опасается допустить ошибку, но будет очень удивлен, если окажется, что эта смерть стала следствием естественных причин. Эта девушка покончила жизнь самоубийством. Что ж, думаю, это очевидно любому.

Делглищ ответил:

– Пока что это не очевидно.

Наступило молчание. Заместителя председателя, видимо, это заявление ввергло в растерянность, потому что он громко откашлялся и сказал:

– Вам, конечно, понадобится кабинет. Полицейские из местного отделения приезжали сюда прямо из участка. Практически они не доставляли нам хлопот, мы едва замечали их присутствие. – Со слабой надеждой он взглянул на Делглиша, как будто был не уверен, что команда приезжих устроится таким же образом.

Делглиш коротко отозвался:

– Нам действительно понадобится свободная комната. Можно ли будет получить одно из помещений в Найтингейл-Хаус? Это было бы самым удобным.

Казалось, его просьба привела их в замешательство. Секретарь комитета неуверенно сказал:

– Если бы Матрона была здесь… Нам трудно судить, какое из помещений свободно. Теперь она уже скоро вернется.

Олдермен Кили хмыкнул:

– Мы не можем допустить, чтобы все ждали возвращения Матроны. Старшему инспектору необходимо помещение. Найдите его ему.

– Ну, тогда есть кабинет мисс Рольф на первом этаже, рядом с демонстрационной комнатой. – Секретарь комитета скосил глаза на Делглиша. – Вы, конечно, уже виделись с мисс Рольф, нашей старшей преподавательницей. И если мисс Рольф временно займет комнату своей секретарши… Мисс Бакфилд больна гриппом, так что комната свободна. Правда, кабинет немного тесноват, можно сказать, размером со шкаф, но если Матрона…

– Попросите мисс Рольф забрать оттуда все вещи, которые ей нужны. Привратники могут поставить там шкафы с выдвижными ящиками. – Олдермен Кили повернулся и спросил Делглиша: – Вас это устроит?

– Если это отдельное, достаточно звуконепроницаемое помещение с запирающейся дверью, где могут разместиться три человека и есть прямой телефон в город, оно нас устроит. А если к тому же там есть умывальник, это будет еще лучше.

Заместитель председателя, ошеломленный этим перечнем требований, неуверенно сказал:

– Напротив комнаты мисс Рольф есть небольшая умывальная и туалет. Они могут быть предоставлены в ваше распоряжение.

Мистер Гроут почувствовал себя еще более несчастным. Он взглянул на мистера Куртни-Бригса, словно ища себе союзника, но последние пять минут хирург необъяснимо молчал и, казалось, не желал встречаться с ним глазами. Затем зазвонил телефон. Мистер Хадсон, обрадованный возможностью проявить хоть какую-то деятельность, быстро оказался рядом. Он обернулся к заместителю председателя:

– Это из «Клейрона», сэр. Оки просят лично вас.

Олдермен Кили решительно схватил трубку. Желая утвердить свой авторитет, он готов был распоряжаться в любой ситуации, а эта как раз была ему под силу. Расследование убийства не входило в круг его обычных обязанностей, .но в вопросах тактического обращения с местной прессой он кое-что понимал.

– Здесь Олдермен Кили, заместитель председателя Комитета управления. Да, офицеры из Скотленд-Ярда уже здесь. Жертва? О, не думаю, что мы должны говорить о жертве. Во всяком случае, пока. Фоллон. Джозефина Фоллон. Возраст? – Он закрыл рукой трубку и обернулся к секретарю больничного комитета.

Как ни странно, но на его безмолвный вопрос ответил мистер Куртни-Бригс.

– Ей был тридцать один год и десять месяцев, – сказал он. – Она была ровно на двадцать лет моложе меня.

Олдермен Кили, нисколько не удивленный его добровольной помощью, вернулся к своему слушателю:

– Ей был тридцать один год. Нет, мы еще не знаем, отчего она умерла. И никто не знает. Мы ожидаем отчета о вскрытии. Да, старший инспектор Делглиш. Он находится здесь, но слишком занят, чтобы с вами говорить. Надеюсь, сегодня вечером мы выпустим бюллетень для прессы. К этому времени мы должны иметь отчет о вскрытии. Нет, причин подозревать убийство нет. Старший констебль обратился в Скотленд-Ярд в качестве меры предосторожности. Нет, насколько нам известно, эти смерти не имеют никакой связи. Очень печально, да, очень. Если вы попробуете позвонить около шести, возможно, у меня появится дополнительная информация. Все, что нам известно до сих пор, это что учащаяся Джозефина Фоллон была обнаружена мертвой в своей постели сегодня после семи утра. Это вполне могло быть сердечным приступом. Она только что переболела гриппом. Нет, записки не было. Ничего в этом роде.

Он некоторое время слушал, затем опять прикрыл трубку и повернулся к Гроуту:

– Они спрашивают о родственниках. Что мы о них знаем?

– У нее никого не было. Фоллон сирота.

И снова ответ прозвучал из уст мистера Куртни-Бригса.

Олдермен Кили передал эту информацию и положил трубку. Угрюмо усмехнувшись, он кинул на Делглиша взгляд, в котором соединились самодовольство и предостережение. Делглиш с интересом услышал, что, оказывается, Скотленд-Ярд был приглашен в качестве меры предосторожности. Это была новая трактовка ответственности приезжей группы полицейских, которая, как он понимал, не могла обмануть ребят из местной газеты и еще меньше лондонских репортеров, которые вскоре появятся на сцене. Любопытно, подумал он, как больница намерена справиться с неуемными журналистами. Олдермену Кили скоро понадобится совет, если расспросам не будут препятствовать. Но до этого еще полно времени. Сейчас он хотел только как можно скорее избавиться от руководства больницы и начать расследование. Эти совещания с общественностью всегда только попусту отнимали время. А скоро еще появится Матрона, с которой придется консультироваться по каждому вопросу, уговаривать, а может, и противостоять. Судя по нежеланию секретаря комитета сделать хоть один шаг без ее согласия, можно сказать, что это была властная и суровая личность. Его не радовала перспектива сообщить ей, со всей возможной тактичностью, что в процессе расследования достаточно участия лишь одной сильной личности.

Мистер Куртни-Бригс, стоявший у окна, смотрел на деревья, которые трепал порывистый ветер, он обернулся, мотнул головой, словно стряхивая с себя наваждение, и сказал:

– Боюсь, я больше не могу здесь задерживаться. Мне нужно принять пациентов поликлиники, а потом обойти палаты. Сегодня я должен был прочитать студенткам лекцию, но теперь придется ее отменить. Дайте мне знать, Кили, если я смогу чем-то помочь.

Делглиша он полностью игнорировал. Он намеренно создавал впечатление, что человек он занятой и что он и так уже потратил слишком много времени на всякие незначительные формальности. Делглиш подавил желание задержать его. Удовольствие, которое он испытал бы, сбив с мистера Куртни-Бригса его высокомерие и самоуверенность, было непозволительным в данный момент потворством своему самолюбию. Его ждали более срочные дела.

В эту минуту все услышали шум подъезжающей машины. Мистер Куртпи-Бригс снова посмотрел в окно, по ничего не сказал. Остальные члены небольшой группы напряглись и, как по команде, повернулись лицом к двери. Хлопнула дверца машины. Затем в комнате на несколько секунд воцарилась полная тишина, позволявшая услышать торопливый стук каблуков по плиточному полу. Дверь открылась, и появилась Матрона.

Первое впечатление Делглиша было, что эта женщина в высшей степени особенная, при этом утонченно элегантная и самоуверенная, что было чуть ли не физически ощутимо. Он увидел высокую стройную даму, без шляпы, у нее был необыкновенный, бледно-золотистый цвет лица, волосы почти такого же цвета забраны от высокого лба назад и сплетены в затейливый узел на затылке. На ней было серое твидовое пальто с ярко-зеленым шарфом, завязанным на шее, а в руках маленькая черная сумочка и небольшой саквояж. Она молча вошла в комнату и, поставив свою сумку на стол, стянула перчатки, потом так же молча оглядела небольшую компанию мужчин. Почти инстинктивно, как будто изучая свидетельницу, Делглиш обратил внимание на ее руки. Пальцы были необыкновенно белыми, длинными и сужающимися на кончиках, но с очень расширенными костяшками суставов, с коротко остриженными ногтями миндалевидной формы. На среднем пальце правой руки сверкал крупный сапфир в узорчатой оправе. Он невольно подумал, снимает ли она его во время работы, и если да, то как ей удается его стащить через эти шишковатые суставы.

После короткого приветствия Матроны мистер Куртни-Бригс прошел к двери и остановился там с видом скучающего гостя, демонстрируя свое желание как можно скорее уйти. Но остальные мужчины окружили ее с явным облегчением. Кто-то вполголоса представил ей присутствующих.

– Доброе утро, старший инспектор. – У нее был глубокий, слегка хрипловатый голос, такой же характерный, как и она сама.

Казалось, она едва помнит о его присутствии, хотя он заметил быстрый оценивающий взгляд ее зеленоватых и чуть выпуклых глаз. Ее рукопожатие было крепким и прохладным, но таким мгновенным, как будто их ладони только соприкоснулись, и все.

Заместитель председателя сказал:

– Полиции нужен кабинет. Мы подумали, может, выделить им комнату мисс Рольф?

– Думаю, она слишком тесная и не так изолированна, находится слишком близко от главного вестибюля. Будет лучше, если мистер Делглиш воспользуется гостиной для посетителей на втором этаже и примыкающей к ней туалетной комнатой. Гостиная запирается. В общем офисе есть стол с запирающимися ящиками, который можно будет перенести туда. Тогда у полиции будет некоторая изолированность, да и работе школы они не будут так мешать.

Послышался согласный ропот мужчин, которые выглядели успокоившимися. Матрона сказала Делглишу:

– Вам нужна спальня? Вы хотели бы ночевать в больнице?

– В этом нет необходимости, так что мы остановимся в городе. Но работать я бы предпочел здесь. Возможно, по вечерам мы будем поздно заканчивать, так что нам не помешало бы иметь ключи.

– На какое время? – вдруг спросил заместитель председателя.

Вопрос казался бестактным и наивным, по Делглиш заметил, что все лица обернулись к нему, ожидая его ответа. Он знал, что за ним закрепилась репутация быстрого расследователя. Возможно, они тоже о ней наслышаны.

– Приблизительно на неделю, – сказал он. Даже если расследование и затянется, все, что ему нужно знать о Найтингейл-Хаус и его обитателях, он выудит за семь дней. Если Джозефина Фоллон была убита – а он так полагал, – круг подозреваемых не будет очень большим. Если это дело не раскроется за неделю, оно так и останется нераскрытым. Ему показалось, что все с облегчением вздохнули. Матрона спросила:

– Где она?

– Они забрали тело в морг, Матрона.

– Я говорю не о Фоллон. Где Кристина Дейкерс? Я поняла, что это она обнаружила тело.

Отвечал Олдермен Кили:

– За ней ухаживают в лазарете. Она перенесла слишком тяжелое потрясение, чтобы ее допрашивали. Ее лечит доктор Снеллинг. Он дал ей успокоительное, и сестра Брамфет наблюдает за ней.

Он добавил:

– Сестра Брамфет немного беспокоилась за нее. Кроме того, у нее еще есть больной в палате. Иначе она встретила бы вас в аэропорту. Нам всем было неприятно думать, что вас никто не встретит по прибытии, но единственное, что мы могли сделать, это передать для вас по телефону просьбу позвонить сюда, как только ваш самолет приземлится. Сестра Брамфет думала, что для вас будет меньшим потрясением, если таким образом вы узнаете о случившемся. С другой стороны, мне кажется, было неправильно, что там никого не было. Я хотел послать Гроута, но…

Его прервал твердый хрипловатый голос Матроны:

– Хочу надеяться, что желание избавить меня от потрясения будет самой маленькой проблемой в вашей жизни.

Она обернулась к Делглишу:

– Приблизительно через сорок пять минут я буду в своей гостиной. Если вас это устроит, буду рада побеседовать там с вами.

Делглиш, преодолев порыв покорно ответить «Да, Матрона!», сказал, что это его вполне устроит. Мисс Тейлор обратилась к Олдермену Кили:

– Сейчас я хочу навестить Кристину Дейкерс. Затем мы поговорим со старшим инспектором, после чего я буду находиться в главном кабинете больницы, если понадоблюсь вам или мистеру Гроуту. Разумеется, меня можно будет застать на протяжении всего дня.

Больше не сказав ни слова, она забрала свой саквояж и сумочку и покинула комнату. Мистер Куртни-Бригс механически открыл для нее дверь, затем приготовился последовать за ней. Остановившись в дверях, он сказал с веселой враждебностью:

– Что ж, теперь, когда вернулась Матрона и вопрос с размещением полиции утрясен, полагаю, работа больницы может идти своим чередом. На вашем месте, Делглиш, я бы не опаздывал на назначенную вам беседу. Мисс Тейлор не привыкла к непочтению.

Он захлопнул за собой дверь. Олдермен Кили некоторое время выглядел ошеломленным, затем промямлил:

– Он, конечно, расстроен… Впрочем, это вполне естественно. Разве здесь не ходили какие-то слухи…

Тут его глаза остановились на Делглише. Он резко оборвал себя и обратился к Полу Хадсону:

– Что ж, мистер Хадсон, вы слышали, что сказала Матрона. Полиция может использовать гостиную для посетителей. Займитесь этим, дружище. Устройте все как следует!

5

Прежде чем зайти в частную палату, мисс Тейлор надела больничную форму. В тот момент ей показалось, что она сделала это, просто повинуясь привычке, но, кутаясь в пальто и быстро шагая по тропинке, ведущей из Найтингейл-Хаус в больницу, она поняла, что ее подтолкнул к этому здравый смысл. Для больницы важно, что Матрона вернулась, и тем более важно, чтобы ее видели в работе.

Самый короткий путь в отделение частных больных вел через холл поликлиники. Там уже все пробудилось к деятельности. Удобные кресла, старательно расположенные полукругом, чтобы создать впечатление неформальной и уютной обстановки, быстро заполнялись пациентами. Добровольные помощницы из женского комитета Лиги друзей уже следили за закипающими чайниками, чтобы подать чай тем постоянным посетителям, которые предпочли прийти на час раньше назначенного времени, чтобы посидеть в тепле, почитать журналы и поболтать со знакомыми завсегдатаями. Проходя через холл, Матрона с удовлетворением отметила, что все провожали ее взглядами. Общий говор на мгновение смолк, сменившись почтительными возгласами приветствия. Одетые в белые халаты работники поликлиники расступились, давая ей дорогу, а молоденькие студентки школы медсестер робко жались к стенам.

Частное отделение больницы находилось па третьем этаже здания, которое до сих пор называли «новым», хотя оно было сооружено в 1945 году. Мисс Тейлор поднялась на лифте вместе с двумя рентгенологами и молодым уборщиком. Они пробормотали обычное «Доброе утро, Матрона» и замерли в неловком молчании, пока лифт не остановился, тогда они встали в сторонку, уступив ей дорогу.

Частное отделение состояло из двадцати палат на одного человека, расположенных по одну сторону широкого центрального коридора. Кабинеты медсестер, кухня и подсобная комната были как раз за входом в коридор. Когда мисс Тейлор вошла, из кухни появилась первокурсница школы. Она вспыхнула от волнения, увидев Матрону, и пробормотала что-то насчет того, что сейчас сбегает за сестрой.

– Где она, дорогая?

– В седьмой палате с мистером Куртни-Бригс, Матрона. Его пациенту стало плохо.

– Тогда не беспокойте их, скажите только сестре, когда она появится, что я пришла повидать Кристину Дейкерс. Где она лежит?

– В третьей палате, Матрона, – нерешительно сказала девушка.

– Спасибо, дорогая, я сама туда пройду. А вы занимайтесь своим делом.

Третья палата находилась в конце коридора, это была одна из шести комнат, обычно предоставляемых заболевшим студенткам. Только если все эти палаты были заняты, их устраивали в соседних помещениях. Мисс Тейлор заметила, что это была не та палата, в которой лечилась от гриппа Джозефина Фоллон. Из всех комнат, предназначенных для сестер, палата номер три была самой солнечной и уютной. Неделю назад ее занимала студентка Уилкинс, заболевшая пневмонией в результате осложнения после гриппа. Мисс Тейлор, которая раз в день обходила все палаты и получала ежедневный отчет обо всех больных сестрах и студентках, подумала, что вряд ли Уилкинс уже настолько выздоровела, чтобы выдворить ее из этой палаты. Вероятно, сестра Брамфет перевела ее, чтобы освободить место для Кристины Дейкерс. Мисс Тейлор поняла, почему она это сделала. Единственное окно выходило на лужайки и клумбы цветов перед фасадом больницы; отсюда невозможно было увидеть Найтингейл-Хаус даже через обнаженные ветви деревьев. Милая старая Брамфет! Такая нерасполагающая внешне, но такая чуткая, когда речь идет здоровье и благополучии ее пациентов. Брамфет, которая нудно твердит о долге, послушании и верности, но которая точно знает, что она понимает под этими непопулярными терминами, и неуклонно им следует. Она была одной из самых лучших медсестер, которые когда-либо работали в больнице Джона Карпендера. Но мисс Тейлор была рада, что преданность своему долгу помешала сестре Брамфет встретить ее в аэропорту Хитроу. Когда дома ее ожидала эта новая трагедия, не хватало только обременять себя собачьей преданностью и заботливостью Брамфет.

Мисс Тейлор вытянула из-под кровати табурет и уселась рядом с девушкой. Несмотря на данное доктором Спеллингом успокоительное, Кристина Дейкерс не спала. Она неподвижно лежала на спине, устремив безучастный взор в потолок. Теперь она медленно перевела горестный взгляд на Матрону. На тумбочке рядом с кроватью лежала книга «Медицинские препараты, учебник для медсестер».

Матрона взяла его:

– Это очень добросовестно с вашей стороны, дорогая, но на то короткое время, пока вы лежите здесь, почему бы вам не взять какой-нибудь роман или развлекательный журнал? Хотите, я принесу вам что-нибудь такое?

Кристина Дейкерс ответила ей потоком слез. Тоненькая фигурка содрогалась под одеялом, уткнувшись головой в подушку и обхватив ее дрожащими руками. Матрона поднялась, подошла к двери и опустила защелку на глазок. Затем быстро вернулась на свое место и села, выжидая, пока кончится припадок. Она ничего не предпринимала, чтобы успокоить девушку, а только положила руку на ее плечо.Через несколько минут судорожные рыдания начали стихать, и Кристина Дейкерс немного пришла в себя. Приглушенным подушкой голосом, который прерывался всхлипываниями, она пробормотала: – Я такая плохая, мне так стыдно. Матрона наклонилась поближе, чтобы разобрать слова. Ее пронзил холодный ужас. Уж не слышит ли она признания убийцы?! Она поймала себя на том, что беззвучно молится: «Господи милостивый, только не она! Не этот ребенок! Не может же быть этот несчастный ребенок…»

Она ждала, не решаясь задавать вопросы. Кристина Дейкерс перевернулась и устремила на нее взгляд покрасневших глаз, губы ее распухли, лицо пошло пятнами и было обезображено горем.

– Я злая, Матрона, я большая грешница. Я была рада, когда она умерла.

– Вы про Джозефину Фоллоп?

– О нет, не Фоллоп! Я очень жалею о Джо Фоллон. Я говорю про Хитер Пирс.

Матрона взяла девушку за плечи и заставила ее лечь на подушку. Сдерживая дрожащее тело студентки, она посмотрела в залитые слезами глаза:

– Я хочу, чтобы вы сказали мне правду, дорогая. Это вы убили Хитер Пирс?

– Нет, Матрона.

– А Джозефину Фоллон?

– Нет, Матрона.

– Но вы имеете какое-то отношение к их смерти?

– Нет, Матрона.

Мисс Тейлор облегченно перевела дыхание. Она отняла руки от плеч девушки и выпрямилась на стуле.

– Думаю, вам лучше рассказать мне обо всем. И вот, немного успокоившись, Дейкерс стала рассказывать свою грустную историю. В тот момент это не показалось ей воровством. Скорее это было похоже на чудо. Маме было очень нужно теплое зимнее пальто и Кристина скопила из своей месячной зарплаты тридцать шиллингов. Но только скопить их было так трудно, а погода становилась все холоднее, и маме, которая никогда не жаловалась и ни о чем ее не просила, каждый день приходилось почти пятнадцать минут ждать утреннего автобуса – она ведь могла легко простудиться. А если бы она простудилась, то все равно должна была бы ходить на работу, потому что мисс Аркрайт, продавщица в универсальном магазипе, только и ждала, чтобы ее уволили. Работа в магазипе была не очень подходящей для мамы, но не так-то легко найти работу, когда тебе за пятьдесят и у тебя нет специальности, а молодые сослуживицы в магазине не слишком хорошо к ней относились. Они все время намекали, что мама не справляется с работой, но это не так. Может, мама и не такая проворная, как они, но она всегда заботится о покупателях.

А потом Диана Харпер уронила две новенькие бумажки по пять фунтов почти у ног Кристины. Диана Харпер получала от отца столько денег на карманные расходы, что могла без сожаления потерять десять фунтов. Это произошло приблизительно месяц назад. Диана Харпер шла с Хитер Пирс на завтрак в столовую больницы, а Кристина брела сзади. Две банкноты выпали из кармана пелерины Харпер и мягко опустились на землю. Кристина было хотела окликнуть подруг, но вид денег удержал ее. Эти деньги были такими неожиданными, такими невероятными и прекрасными в своей хрустящей новизне. Несколько секунд она просто смотрела на них и только потом сообразила, что видит новое пальто для своей мамы. А потом обе девушки уже исчезли из виду, деньги оказались зажатыми у нее в кулаке, и было уже слишком поздно.

Матрона спросила:

– Как же Хитер Пирс узнала, что вы взяли деньги?

– Она сказала, что видела, как я это сделала. Она случайно оглянулась как раз в тот момент, когда я нагнулась, чтобы поднять их. Тогда она ничего не подумала, но когда Диана Харпер объявила, что потеряла десять фунтов и, скорее всего, они выпали у нее из пелерины по дороге на завтрак, Хитер Пирс догадалась, что произошло. Она, двойняшки Бэрт и Диана Харпер пошли осмотреть дорожку, Я думала, что тогда она и вспомнила, как я нагибалась.

– И когда она впервые сказала тебе об этом?

– Через неделю, Матрона, за две недели до того, как нашу группу перевели в блок. Думаю, она не могла до этого дня поверить в это. Она, наверное, собиралась с силами, чтобы заговорить со мной.

Итак, Хитер Пирс выжидала. Матрона раздумывала почему. Не могла же она целую неделю прояснять свои подозрения. Она должна была вспомнить, как Кристина Дейкерс нагнулась что-то подобрать с тропинки, едва только услышала о пропаже денег. Так почему же она сразу не указала на нее? Не казалось ли ее испорченной натуре более приятным объявить все, когда деньги уже будут истрачены и жертва целиком окажется в ее власти?

– Она вас шантажировала? – спросила Матрона.

– О нет, Матрона! – Казалось, девушка поражена. – Она только требовала у меня по пять фунтов в неделю, но это не было вымогательством. Каждую неделю она отправляла деньги обществу вышедших па свободу заключенных. Она показывала мне квитанции.

– А случайно, она не объясняла вам, почему не вернула эти деньги Диане Харпер?

– Она считала, что это будет трудно объяснить, чтобы не рассказать обо мне, а я просила ее не делать этого. Тогда всему наступил бы конец, Матрона. Я хотела получить образование районной медсестры, чтобы потом ухаживать за мамой. Если бы я получила место районной сестры, мы могли бы купить маленький домик и даже машину и мама могла бы уволиться из магазина. Я рассказала обо всем Хитер Пирс. Кроме того, она сказала, что Диана Харпер так беспечна по отношению к деньгам, что этот случай не научит ее более бережно к ним относиться. Она посылала деньги в общество помощи заключенным, потому что это казалось ей благородным. В конце концов, я могла бы попасть в тюрьму, если бы она не покрывала меня.