Текст книги "Французский поцелуй"

Глава двадцать первая

На следующее утро София и Касс отправились в Париж.

Александра помахала им рукой, а затем медленно вернулась в величественный, осыпающийся дом, чтобы убрать остатки завтрака.

В доме царила удивительная тишина. На секунду она остановилась в дверном проеме узкого коридора, который пел из холла на кухню. Но был слышен только шум стиральной машины.

Александра вздохнула и посмотрела на заваленный стол.

София забыла один из своих списков, на нем была огромная капля меда. Александра сняла ее, облизала палец и прочитала: пожиратели огня, заклинатели змей, предсказатели судьбы и бродячие музыканты (последнее подчеркнуто три раза). Не читая дальше, она выбросила список и с грустью подумала, что за всеми этими стремлениями организовать самую восхитительную и запоминающуюся вечеринку позабыли о виновнике торжества, Эдди.

Александра вспомнила своего младшего брата. Он был способным, но трудным ребенком, которого задирали в школе. Затем стал подростком и наконец взрослым человеком с весьма сомнительной репутацией: Эдди носил розовые шифоновые рубашки и сходил с ума по Джо Ортону. Их мать, женщина весьма странная, просто боготворила сына. Александра тоже любила брата и всячески его защищала. Даже в Касс, которая страшно любила всех осуждать, Эдди возбудил странную сестринскую привязанность, но этого было недостаточно, чтобы уравновесить неодобрение остального семейства Бакингемов, которые изгнали его с суровым осуждением из своего закрытого клуба, посчитав, что Эдди их опозорил.

Сейчас он стал старше, мудрее, терпимее, и, возможно, нее наладится. Александра знала, что его приезд был жизненно важен. И меньше всего ей хотелось приветствовать брата под фанфары средневековых труб. Но Александра с грустью напомнила себе, что сама предложила Софии полностью взять на себя организацию вечеринки.

Изначально она планировала собрать маленький, тесный круг близких друзей и членов семьи. Сейчас, казалось, половина праздной и благоденствующей Европы была приглашена наблюдать за интерлюдией, сидя на помостах (диване в неустойчивой галерее). Александра считала это немного нелепым, особенно учитывая, что усадьба после пожара в восемнадцатом веке была почти полностью перестроена и сохранила очень мало от своего средневекового наследия.

Письма с согласием приехать приходили из Франции и Англии, из Италии и Швейцарии, из Германии и Испании и даже из Майами и с Мартиники. Многих гостей Александра совершенно не знала, и у нее возникло ужасное предчувствие, что Эдди будет совершенно подавлен, приехав в гости к сестре и обнаружив, что его приветствует куча пьяных людей, которых он раньше никогда не встречал. Не говоря уже о пожирателях огня, музыкантах, играющих на лютнях, и певцах, распевающих мадригалы.

Она провела так много времени, планируя и организовывая этот отдых, чуть ли не выкручивая руки членам семьи, чтобы те приехали. А сейчас чувствовала себя такой одинокой и заброшенной.

В длинной галерее Майкл почесал свой угловатый подбородок и нашел самый подходящий для роли стола предмет, накрытый простыней. Усевшись, он вытащил ручку из кармана своей охотничьей куртки и, решительно скинув большим пальцем колпачок, бегло осмотрел предполагаемый фронт работ.

Ему поручили подготовить старый амбар и пыльную длинную галерею для вечеринки. Майкл пришел в восторг: здесь есть, где развернуть свои организаторские способности.

Он почти сразу принялся за работу, потребовав, чтобы Паскаль и Жан нашли ему помощников в деревне, пока он составит план. Но они ушли рано утром, пробормотав что-то об урожае, и до сих пор все еще не вернулись. Так что Майклу пока пришлось довольствоваться составлением плана.

Честно говоря, он совершенно не разбирался в перепланировках или реконструкциях. Максимум, что ему приходилось делать, – это ровно подвесить старую покосившуюся полку или починить водосточный желоб в Олд Ректор, но был уверен, что навести порядок в полуразрушенном здании, подвести там электричество и укрепить лестничную клетку не составит труда. С длинной галереей все обстоит еще проще – здесь просто нужна тщательная уборка.

Он снова зажег трубку и нарисовал примерный план комнаты на миллиметровке. Балкон для менестрелей здесь, и зрители здесь, тогда останется много места для средневековых забав в конце помещения. Возможно, кегли и метание колец? Интересно, во времена Елизаветы они играли и крикет под крышей? Скорее всего да. В этом случае, если он чуть сместит зрителей вперед, появится место для нормальной игры вот здесь.

– Тэш, надеюсь, ты не будешь рисовать мне мешки под глазами? – Салли старалась удержать яростно сопротивляющуюся Тор.

– У тебя нет мешков под глазами, – ответила ей Тэш, но тут же застонала, увидев, что нарисовала Тор с тремя ногами. – Томат, можешь повернуть голову чуть влево? Спасибо.

– Еще долго? – заныл Том.

Большую часть утра Тэш провела за наброском семейного портрета брата. Дело продвигалось медленно, так как у нее ныло все тело. Около десяти к ним присоединился Найл с книгой Сартра, сейчас он прочитал уже почти два с половиной сантиметра текста, поскольку постоянно отпускался и глядел на Тэш прищуренными глазами.

– Осталось недолго, Том, я обещаю.

Тэш усилила тени под подбородком мальчика. Теперь получилось что-то вроде бородки. Если бы только она могла сосредоточиться. Тэш снова помассировала плечи. Они нестерпимо болели.

– Ты закончила? – с надеждой в голосе воскликнул Том.

– Еще пять минут.

Тэш улыбнулась, извиняясь.

– Тэш, а ты потом поиграешь со мной в убийство в сарае?

– Не могу. – Она оторвалась от картины и посмотрела на лицо Салли. Глаза у нее определенно получились, а вот нос был слишком длинным. – Через минуту я пойду скакать верхом.

– А можно мне с тобой?

Глаза Тома засветились.

– Не сегодня, Томат, – назидательным тоном произнес Мэтти, который не хотел, чтобы у сына формулировались дорогостоящие пристрастия.

У Мэтти было плохое настроение, так как Салли подстригала ему волосы сегодня утром, слушая одновременно, как в соседней комнате ссорятся Хуго и Аманда. В результате он выглядел теперь как бродяга. И то, что Тэш нарисовала на картине несколько несуществующих прядей, его не успокоило.

– Кажется, у тебя слишком болят мышцы, чтобы скакать, Тэш. – Салли заботливо посмотрела на Тэш.

– Так и есть. – Найл оторвался от книги и пристально посмотрел на художницу, его темная тощая бородка и грязные волосы придавали ему зловещий вид. – Почему бы тебе сегодня не отдохнуть?

В присутствии Найла Тэш чувствовала себя неловко. Она знала, что он был другом Мэтти, но его глубокая депрессия невольно угнетала окружающих. И еще он почему-то проявлял повышенный интерес к успехам Сноба. Тэш не забыла, как он весьма самоуверенно отчитал ее за отсутствие шлема.

– Со мной все в порядке, – заверила она, чувствуя себя беспокойно и нарисовав Салли ноздри такого же размера, как у Вельзевула. Она совершенно не могла смотреть в глаза Найлу. Он был таким странным, и Тэш его почему-то боялась.

– Мне так не кажется, – проворчал Найл в свою книгу.

– Том, если хочешь, могу вечером поводить тебя по загону на Бучоне, – предложила Тэш, намеренно игнорируя комментарий Найла.

– Отлично! А потом поиграем в убийство в сарае?

– Ладно, если твой дядя Майкл не будет в это время измерять там все своей рулеткой. – Тэш мрачно подумала, что к этому моменту она, скорее всего, и так уже будет мертва, так что Тому некого будет убивать.

– Это просто великолепно, – в восторге присвистнул Найл, подойдя к портрету. – Ты так верно передала Мэтти.

Он внимательно смотрел на картину. Тэш инстинктивно отодвинулась от него. Определенно было что-то маниакальное в блеске его опустошенных, проницательных карих глаз.

– Это всего лишь черновой набросок, – пробормотала она, пытаясь понять, не пытается ли Найл таким образом загладить свое грубое поведение. – Нужно еще над ним поколдовать.

Это звучало ужасно, как будто она собиралась танцевать вокруг портрета в ритуальном магическом танце.

– Когда нужно будет снова позировать? – спросила Салли, вставая и отпуская Тор, которая предпочла побыстрее удрать от матери на своих крепких ножках.

– Не так скоро, к тому же теперь вы нужны мне по отдельности. – Тэш попыталась встать и поняла, что не может. Ее ноги полностью задеревенели. – Э… София обещала привезти хорошие краски из Парижа. До тех пор я не могу ничего сделать.

Она предприняла еще одну безуспешную попытку подняться, но почувствовала страшную боль в шее.

– Тэш, что с тобой? – обеспокоено спросил Мэтти, наблюдая, как сестра сгорбилась над своим планшетом, словно Квазимодо после серии акробатических упражнений.

– Э, спасибо, все нормально. Идите обедайте, я просто приберу свои принадлежности и присоединюсь к вам через минуту.

Теперь к боли в шее присоединился спазм в икре левой ноги.

– Знаешь что. Давай я сделаю тебе массаж, – ласково предложил Найл. – Это в один миг поставит тебя на ноги.

«Только не это! – подумала Тэш. – Нет, нет и еще раз нет!»

Больше всего в жизни она ненавидела массаж. И при мысли о том, что пальцы знаменитого человека будут массировать ее задеревенелые плечи, она поежилась.

– Не нужен мне никакой массаж! – взвизгнула она, умудрившись дотянуться до коленей с сильным скрипом натруженных мышц. – Я вот только минутку отдохну и встану.

– Не будь глупой, – заспорила Салли. – Найл – лучший массажист в мире. Твои друзья обзавидуются. Сеанс массажа у Найла О'Шогнесси – редкая удача.

Она подмигнула Тэш и вышла из комнаты вслед за Мэтти.

«Боже! – подумала Тэш. – Большинство женщин отдали бы все на свете, чтобы быть сейчас на моем месте, а я бы с радостью поменялась с ними местами».

Каждая мышца, которая до этого не была напряжена, свернулась в клубок, когда пальцы Найла прикоснулись к ее плечам.

– Боже, ты же вся напряжена! – воскликнул Найл. – Такое чувство, как будто ты готова взорваться в любую минуту.

Тэш не на шутку разнервничалась и не могла унять дрожь. Она боялась этого странного человека. Ей казалось, что Найл в любую минуту может обвить своими длинными пальцами ее шею и задушить ее. Он был таким неуравновешенным. И, кажется, ненавидел все человечество. Вдруг он надумает выместить на ней эту ненависть?

Своими костлявыми большими пальцами он начал водить по небольшому сплетению в основании шеи. Тэш почувствовала, как кожа на ее голове замерзла и неимоверно напряглась.

– Что же этот чертов Хуго заставлял тебя вчера делать? – тихим голосом спросил Найл.

«Он пытается быть добрым», – отметила Тэш. Но из ее рта не раздалось ни звука, а глаза измеряли расстояние до двери.

– Должен признаться, что некоторое время я за вами наблюдал, – продолжал Найл.

Тэш попыталась выдавить: «Неужели?», – но вместо этого у нее получился какой-то гортанный рык.

– Да, наблюдал.

Найл передвинул руки чуть ниже, отогнув футболку. Тэш не могла не почувствовать приятного тепла, разливающегося по шее.

– Ему трудно угодить, этому Хуго Бошомпу, верно?

Он все говорил, пытаясь втянуть и ее в разговор. Но Тэш молчала. Он аккуратно стянул один рукав футболки с ее плеча, и она моментально отпрянула.

– Тише, расслабься, мой ангел. Я не причиню тебе боли.

Найл как будто разговаривал с испуганным забитым и потным. «Что бы между ними ни произошло, Хуго причинил ей много вреда».

– Ну как, мой ангел, теперь немного лучше?

– Я…

Тэш почувствовала себя довольно странно под сильными, массирующими руками Найла. Ее спина начала непроизвольно расслабляться, а плечи опустились от потрясающего наслаждения. «Нельзя терять контроль над собой. Нужно быть настороже: вдруг этот маньяк набросится на меня?» Но когда руки Найла привели еще один болезненный узел в расслабленное состояние, Тэш не сдержалась и застонала от облегчения. В конце концов, может, он и не был маньяком-женоненавистником.

Девушка схватилась за свою футболку, плохо, что она не позаботилась надеть сегодня лифчик. Ну и ладно. Тэш начинала засыпать, и это ее уже не беспокоило. Казалось, что голова вдруг стала слишком тяжелой для ее плеч, Тэш уронила подбородок на ключицу и удовлетворенно вздохнула.

А ровный и глубокий голос Найла все звучал, пока тепло от его рук распространялось по ее спине, снимая, как горячая ванна, все оставшееся напряжение.

– А теперь расскажи мне, что происходит между тобой и Бошомпом? – настаивал Найл, обеспокоенный ее молчанием.

Но Тэш не слушала. Она думала о Максе и первых неделях в Деррин-роуд, как он сидел рядом с ней, а его теплые руки согревали ее, как старый добрый кардиган; вот его голова у нее на плече, и она чувствует полную уверенность в том, что ее любят.

– Вы с ним были знакомы раньше, не так ли? – все спрашивал Найл.

Тэш громко застонала. Зачем только она отправила ему это душераздирающее письмо и этим поставила точку в их отношениях? Она описала все так, как будто все закончилось. Она так сильно хочет вернуть его. Обернуться и на том самом месте, где сейчас сидит печальный друг Мэтти и гладит ее плечи, увидеть его. Своего родного, неряшливого Макса, с его кривой улыбкой, готового покрыть поцелуями все ее лицо, сказать, что она глупая, но он никогда не переставал любить ее.

– Я спрашиваю, Хуго, случайно, не знает о тебе чего-нибудь плохого?

А вместо этого Макс сейчас читает ее письмо где-нибудь в автобусе, наслаждаясь жизнью, смеясь над ее детским отчаянием и абсолютной наивностью.

– Этот так, Тэш?

Тэш почувствовала, как ее глаза наполнились неизбежными слезами.

В фильмах женщины плачут изящно и в то же время страстно. Почему же она, Тэш, может намочить целую упаковку бумажных полотенец, из ее носа постоянно течет и он становится краснее помидора? Мало того, она при этом еще и икала, и скулила, словно брошенная в одиночестве собака.

Тэш яростно шмыгнула носом и попыталась притвориться, что чихнула. Может, Найл не заметит, если она закроет лицо волосами? Но его руки уже замедлили свои нежные движения и почти остановились.

– Что с тобой?

– Все в порядке! – произнесла Тэш притворно веселым голосом.

Но ее ужасные, непрекращающиеся слезы решили открыть все шлюзы при малейшем признаке сочувствия. Новая волна дрожи сотрясла ее ослабевшие мышцы, а огромная слеза упала с кончика носа.

– А ну-ка, посмотри на меня.

Найл начал ласково гладить ее волосы.

Тэш икнула и шмыгнула носом одновременно, отчего закашлялась.

– Я не могу, – слабо пролепетала она. – Прости меня. Все это так глупо. – Она подавила рыдание. – Честно, я через минуту буду в порядке.

Тэш вытерла нос о футболку и только потом поняла, как это ужасно выглядит со стороны.

– О боже, прости! – выла она.

– Тише, мой ангел. Тебе не за что передо мной извиняться.

Найл повернул Тэш лицом к себе, и теперь ее голова лежала у него на плече, и он продолжал гладить ее, как ребенка.

– За последнюю неделю я так часто плакал, что и другие люди заслужили право на пару всхлипов в моем обществе.

– Но мне так стыдно, – рыдала Тэш.

Еще одна слеза скатилась по ее щеке. Она чувствовала себя полной идиоткой, рыдая, как влюбленный подросток, перед Найлом О'Шогнесси, известным ирландским актером, сердцеедом и по совместительству массажистом.

– Ты очень добр, – со слезами в голосе извинилась она.

– Все в порядке.

Найл стиснул ее плечи, и Тэш подавила огромное желание вырваться и бежать как можно быстрее в свою комнату. Она не могла поверить, что он был так мил. Еще час назад она считала его омерзительным.

– Я уверен, что, если бы мне кто-нибудь тоже сделал нежный массаж, я бы тоже расплакался, – успокаивал ее Найл, рассеянно гладя ее волосы. – Так всегда бывает: все держишь в себе, а затем расслабляешься – и бах, все выходит наружу.

– Но…

Тэш хотелось сказать, что ее проблемы были такими мелкими и несущественными по сравнению с его собственными, но это прозвучало бы ужасно и самовлюбленно. Вместо этого она громко шмыгнула и поняла, что перестала рыдать так же внезапно, как и начала.

– Я уже успокоилась, – пробубнила она, вырываясь из объятий Найла и чувствуя себя неблагодарной. – Спасибо большое за тактичность.

Она повернулась и признательно уставилась на его пуговицу. На рубашке Найла было огромное мокрое пятно. Она надеялась, что не от ее носа.

– Не стоит.

Найл пожал плечами.

– Нам пора идти обедать, – сказала она.

Тэш была безмерно благодарна Найлу за то, что он не спросил о причине ее слез.

– Да, – согласился Найл, но не шелохнулся. «Как странно, – подумал он. – Я утешал ее, словно ребенка. И ни разу не подумал о себе».

Он почти чувствовал себя снова человеком.

Тэш потерла свое мокрое чумазое лицо тыльной стороной ладони и стала икать с чуть меньшей силой, но с мучительной периодичностью. Ей хотелось, чтобы он хоть на минуту оставил ее одну, чтобы она могла высморкаться. Вместо этого Найл придвинулся ближе и еще раз успокаивающе обнял ее за плечи.

– Извини, – снова всхлипнула она, не глядя на него.

– Не надо, – сказал ей Найл. – Как мышцы, лучше?

Тэш кивнула.

– Честно говоря, на твоем месте я бы сегодня не ездил верхом, – посоветовал Найл, пытаясь поймать ее взгляд, что у него не получилось. – Хуго дает тебе слишком большую нагрузку. Отдохни денек, хорошо?

И он вытер огромную слезу с ее загорелой щеки. Тэш слабо улыбнулась и покачала головой.

– Я не могу, – вздохнула она. – Я дала себе зарок.

– Почему? – спросил Найл в последний раз.

И когда Тэш с неохотой открыла рот, чтобы ответить, и комнату заглянула Салли.

– Найл, тебе звонит твой агент.

– Боб? – Найл посмотрел на нее с ужасом.

– Боюсь, что да. Я сказала ему, что тебя здесь нет, но он очень настойчив… – Салли остановилась, увидев Тэш, съежившуюся рядом с Найлом с лицом, мокрым от слез. – … Я ответила, что попробую тебя найти. Хочешь, скажу, что ты вышел?

– Нет. – Найл встал. – Все равно придется с ним рано или поздно поговорить, лучше уж сейчас.

Он в последний раз дружелюбно погладил волосы Тэш.

– Как он вообще узнал, что ты здесь? – Салли вышла вслед за Найлом из комнаты.

– Ты не знаешь Боба. Он может найти песчинку сахара, спрятанную в пустыне.

Тэш немного посидела в одиночестве. Ей было над чем подумать.

Она была уверена, что Найл О'Шогнесси пережил трагедию, причем нечто гораздо худшее, чем уход Лисетт или шипение роли в фильме. Он был таким худым и изможденным, совсем не похожим на смуглого красавчика, чью фотографию ее подруги по колледжу вырывали из журналов и вешали на стены. Найл явно очень страдал. А тут еще она со своей глупой истерикой. Тэш знала, что если кто-то смирился с чем-то вроде неизлечимой болезни (живое воображение Тэш отказывалось забыть о СПИДе), тогда окружающие должны вести себя как можно более обыденно, но вместе с тем заботливо. А она вела себя как эгоистичный ребенок. Ей захотелось вернуть назад последние десять минут и утешить его.

– Тэш, ты идешь обедать? – Салли снова появилась в дверях, на ее хлопчатобумажной рубашке было огромное пятно от детского питания.

– Да, конечно. – Тэш вскочила и поняла, что, в отличие от ног, ее спина и плечи были почти в порядке.

– Вы с Найлом говорили по душам? – словно бы невзначай спросила Салли, когда они шли в кухню.

Она не хотела, чтобы Тэш думала, будто она вмешивается, но заметила в Найле легкое изменение. С агентом он разговаривал совершенно спокойно. Ничего особенного, но ведь…

– Ну, можно и так сказать, – уклончиво ответила Тэш, несколько раз повернув шею.

Ничего не болело.

– Он умеет слушать, – прощупывая почву, продолжила Салли. – Знаешь, на съемках фильма «Большая Медведица и звезды» фургон, в котором он жил, называли Фургон Страдания, потому что Найл всегда был готов помочь друзьям советом и каплей-другой ирландского виски.

Тэш нервно улыбнулась и задумалась, зачем Салли ее допрашивает, но она чувствовала себя слишком виноватой перед Найлом за свой срыв, чтобы ответить ей.

Когда они вошли на кухню, Тэш почувствовала отвратительно знакомое ощущение в груди при виде Хуго, расположившегося у плиты и одетого в старые джинсы и черную футболку. Ну почему же ей хочется забыть все приличия и запрыгнуть на него каждый раз, когда она его видит?

Тэш внимательно сосредоточилась на наполнении тарелки салатом, чтобы избежать его насмешливого взгляда.

Найл, вернувшись после телефонного разговора, ковырялся в салате с видом сытого человека. Ему удалось на время успокоить Боба, но, как подчеркнул его полукриминальный, полугениальный агент со своей обычной пробивной туповатостью, Найл не может сидеть и зализывать свои раны вечно только потому, что его гиперсексуальная женушка свалила с каким-то янки.

Но Найл чувствовал, что ему нужно еще немного времени, прежде чем он сможет вернуться в реальный мир. Он представил себе все эти прослушивания, репетиции, интервью, бесконечные вопросы, сплетни, поклонников, членов съемочной группы. Но хуже всего была боязнь отказа – как будто он никому не известный новичок, ирландский мальчик с фермы, который может не потянуть. Его однажды уже уволили за то, что он испортил фильм; кто поручится, что это не повторится? Когда он вернется, его карьера будет под вопросом, и ему кажется, ему нечем будет оправдаться.

Найл прикинул, не вернуться ли ему в Ирландию, чтобы отсидеться там какое-то время. Но там было так много воспоминаний о Лисетт, они таились за каждым углом, готовые выпрыгнуть и сжимать его сердце до тех пор, пока оно не начнет обливаться кровью. По крайней мере, здесь он на нейтральной территории.

Но здесь была Аманда. Найл бросил вилку в миску с салатом и уставился в потолок, не замечая удивленных взглядов окружающих.

Ему казалось, что он не давал Аманде повода для заигрываний; но он не помнил многого из того, что делал в пьяном виде. Вчера ночью, если бы не вмешался Мэтти, Найл наверняка поджидал бы ее, как старшеклассник в публичном доме, мучимый страхом, но одновременно и с надеждой. Найл почти презирал себя.

Весь день Аманда держалась подальше от него. Даже отказалась от обеда, сказав, что у нее болит голова и она останется в постели. Найл знал, что теперь его очередь делать ответный ход.