Текст книги "Правила счастья"

– Ничуть, – теперь его пальцы исследовали шов на ее трусиках.

С восторгом осознав, что худшие предположения не оправдались, Джуно взяла его за руку, чтобы отправиться в спальню, но он отвел свою руку и протянул ее к тарелке.

– Только сначала уберем посуду.

– Что? – Джуно удивленно подняла брови. Это предложение плохо вписывалось в сценарий спонтанного обольщения. – А что, посуда не может подождать?

– Нет – если мы оставим ее, то очень скоро налетят мухи, – он уже начал ловко собирать тарелки со стола.

Джуно глубоко вздохнула и пожала плечами:

– Ну хорошо. Только при одном условии.

– При каком же? – он перекладывал практически не тронутый ею салат из тарелки обратно в миску.

– Посуду будем мыть голышом.

ГЛАВА 9

Остаток субботнего дня они провели в постели. Время от времени в гостиной трезвонил телефон, на звонок отвечал автоответчик, и яростные вопли Пуаро заглушали сообщение звонившего. Солнце зашло, сменившись ярким алым заревом на горизонте. Джуно подумала – само небо зарделось краской стыда, став свидетелем ее немыслимой сексуальной распущенности.

Позже, уложив Джея на коврик возле камина, она делала ему массаж. Не спеша прорабатывая каждый сантиметр его тела, она обнаружила еще один мягкий круглый шрам, на этот раз на правой лопатке, ближе к подмышке, и еще длинный тонкий рубец на левом бедре. Ей очень хотелось расспросить о них, но она была уверена, что это снова испортит ему настроение.

– У тебя очень хорошо получается, – он блаженно потягивался под ее проворными, смазанными кремом пальцами и постанывал от удовольствия.

– Я когда-то закончила курсы массажисток. Думала всерьез заняться этим ремеслом – в дополнение к выступлениям на сцене, но ничего не получилось.

– Почему же?

– Потому что чаще всего люди хотят делать массаж по вечерам. На дому после работы. А выступать меня тоже приглашают по вечерам.

Джей обернулся к ней:

– Шон никогда не говорил, что ты артистка.

– Пытаюсь ею стать – и все-таки не могу позволить себе бросить дневную работу.

– И что же ты делаешь днем? – он уперся подбородком в сложенные ладони. – Ты ведь работала в пятницу, да?

– Послушай, почему так выходит, что ты можешь задавать мне подобные вопросы, а я тебе нет? – она шутливо ткнула пальцем в его ягодицу столь совершенной формы, что сам Микеланджело не сумел бы изваять ничего лучшего.

– Потому, что ты отвечаешь на мои вопросы. Ты любишь говорить о себе. А я нет.

Джуно прикусила губу и улыбнулась. По крайней мере, впервые за этот день их диалог превысил три предложения, не оборвавшись. Она подумала, что ее работа – идеальная тема, которая позволит развить достигнутый успех, хотя, в принципе, она терпеть не могла рассказывать о своей работе.

– Я нянька при тяжелобольных, – призналась Джуно, как обычно, пытаясь ускользнуть в самоиронию.

– Кто-кто? – Он недоуменно взглянул на нее через плечо.

– Веду в журналах раздел «советы и консультации». В нескольких журналах. Но под разными именами, конечно. Отвечаю на вопросы людей, у которых есть эмоциональные или сексуальные проблемы.

– Черт подери! – Джей перевернулся на бок, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. – Так ты что-то вроде аналитика?

– Ну что ты, нет. Я вляпалась в это дело совершенно случайно.

– Как это? – Он еще больше удивился.

– Я обычно устраивалась на временную работу, – объяснила она. – Печатала и сразу получала наличными. Тогда я делала первые попытки пробиться на сцену. И вот, несколько лет тому назад, я пришла подработать на две недели в издательство под названием «Иммедиа» – оно выпускает все эти бесплатные журналы, которые раздают в метро. У вас в Нью-Йорке есть что-нибудь подобное?

– На станциях подземки? Да, пассажирам в лицо суют тонны разной макулатуры.

– Именно, макулатура – самое подходящее название для того продукта, который производит «Иммедиа», – вздохнула Джуно. – Пять раз в неделю выходит специальный номер, каждый – под своим названием. В одном из них была страничка вопросов и ответов, называлась «Деловая девушка». Сейчас ее прикрыли. Все письма читателей на этой странице были вымышленными, и каждому сотруднику по очереди вменялось в обязанность играть роль Бетти Анвин – такой выдуманный персонаж, консультант рубрики. Это называлось «поработать тетушкой Бетти», и все это жутко ненавидели. И вот как раз на той неделе, когда я к ним пришла, никто не смог поработать тетушкой Бетти, и эту роль возложили на меня. На временную сотрудницу.

– И ты тоже все напридумывала?

Джуно кивнула:

– Да. Полагаю, что мне удалось придумать несколько действительно свеженьких, по-настоящему непристойных проблем. Обычно в этих поддельных письмах пережевывались навязшие в зубах ситуации типа: «Помогите, я влюбилась в шефа» или «Подскажите, как заставить бой-френда сделать мне предложение». Честно говоря, не думаю, что кто-либо просматривал эту страницу перед ее отправкой в печать – кроме редактора выпуска, конечно, а та была горькая пьяница, за что ее и выгнали с предыдущей работы. Итак, я добавила перчику в эту пресную страницу, и никто в редакции не обратил на это ни малейшего внимания, пока газету не начали раздавать в метро на станциях. Но тут уж было поздно.

– И что же ты понаписала? – облокотившись, Джей слушал как зачарованный.

Джуно мысленно вернулась в прошлое, пытаясь припомнить ту первую неделю, когда она беззаботно считала это одноразовым развлечением, которое останется без последствий.

– Ну, там было про мужчину, который в состоянии достичь эрекции только в том случае, если девушка заворачивает его член в полиэтилен с пузырьками, а потом лопает эти пузырьки языком. Или еще было письмо от женщины, которая обожает пукать в вагоне метро, в час пик, а потом наблюдать за реакцией соседей, – и ничего не может с собой поделать.

– Ты шутишь? – Чтобы лучше ее видеть, Джей откинул волосы со лба, куда чуть не вылезли его глаза. – И тебя после этого не выгнали?

Джуно отрицательно покачала головой:

– На следующей неделе Бэтти получила целый мешок писем. Ты учти, что эти газетки вообще мало кто читает, не говоря уж о том, чтобы писать туда письма. Короче, редактор сошел с ума от счастья и уговорил директора издательского концерна зачислить меня в штат. Неважно, что половину этих писем написали неудачники, а вторую половину – сумасшедшие. Я была принята в штат, и страничку вопросов и ответов они ввели почти во все свои бесплатные журналы. И вот уже больше четырех лет я занимаюсь этим. В настоящее время я Эдна Догерти, Клер Фрэнкел, Брайан Бивен и Грета Рэйсон. Еще по договору делаю рубрику «Спросите у Энни» для «Ньюс он санди», ну и разовые заказы для кабельного ТВ.

– И ты по-прежнему выдумываешь все проблемы сама? – он был просто в восторге.

– На девяносто процентов. Я, конечно, меняю стиль в зависимости от журнала, но в основном речь идет о сексе.

Она покраснела, сообразив, что вся история ночного обольщения – несмотря на счастливую развязку – вряд ли свидетельствует о наличии у нее профессиональных навыков эксперта по сексуальным вопросам.

Но Джей продолжал восхищенно смеяться:

– Обалдеть можно! Мне дико нравится вся эта потрясающая фигня! Ей-богу, нравится! – И он крепко поцеловал ее в губы. – Знаешь, ты самая интересная женщина, которую я встречал за последние сто лет.

– Ты серьезно? – спросила Джуно, чувствуя, как ее переполняет счастье. Большинство людей находило ее работу нечестной и безнравственной. По большому счету, она и сама так считала.

– Абсолютно серьезно, – он потихоньку подмял ее под себя. – Сначала ты появляешься на кухне голышом, потом с чисто британским апломбом третируешь меня, как полное ничтожество, затем соблазняешь, – он проскользнул между ее ног, – а в заключение заявляешь, что зарабатываешь на жизнь враньем. Да это же офигенный дурдом. Мне кажется, я могу серьезно втюриться в тебя, Джуно.

– Ты в меня? Мне кажется, ты уже во мне, Джей, – засмеялась она.

Зрелище двух обнаженных тел, возлежащих друг на друге посреди раскиданных подушек, привело Пуаро в неистовое возбуждение, и он начал выкрикивать проклятья вперемешку со старыми шутками Бернарда Мэннинга.

– Этот попугай меня доконал, – пожаловался Джей, замедляя безупречный ритм своих движений внутри Джуно. – Мне кажется, он выставляет нам оценки по десятибалльной шкале.

– Просто он пересмешник, – засмеялась Джуно и потянулась, чтобы нежно поцеловать Джея. Она быстро осваивала эту науку.

Чуть позже, растянувшись на ковре, Джуно играла прядкой его волос. Она оперлась на локоть, чтобы видеть его лицо. Он лежал на спине, глядя прямо в потолок. Ей так хотелось спросить, о чем он думает, но она понимала, что это будет верхом идиотизма. Еще ей очень хотелось курить, но она оставалась лежать, – сначала надо было кое-что обмозговать. У нее возникло такое чувство, что если она не спросит, как он представляет их будущее, то оно рассеется, словно туман, и шанс будет навсегда потерян. В конце концов, он только что сказал, что мог бы серьезно влюбиться в нее – и это спустя несколько часов после того, как взял с нее клятву не влюбляться в него. Она погибала от желания узнать, зачем он это сделал. Может быть, это его обычная манера поведения? Немного странная, чтобы не сказать больше. Большинство мужчин на его месте просто отряхнулись бы и заснули с легкой душой. Может быть, осторожненько намекнуть ему, что его поступок не совсем нормален?

– Джей… Можно тебя кое о чем спросить? – она прижалась губами к его плечу. От него пахло мылом и дезодорантом, с явной примесью пота и секса.

– Да? – Его взгляд скользнул, но не задержался на ее глазах. Она готова была поклясться: он прекрасно просчитал легко предсказуемый ход ее мыслей и полагает, что она спросит: «О чем ты думаешь?» На его лице появилось явное выражение напряженного ожидания – губы сжались, брови нахмурились.

– Хочешь послушать музыку? – спросила она. Напряжение сошло с его лица.

– Да, конечно, поставь что-нибудь.

– Что ты предпочитаешь?

Памятуя о том CD с классикой, который он слушал прошлой ночью, она уповала на то, что Вагнера он не закажет. Эти жирные женщины в шлемах викингов, вопящие о войне. Сегодня был не тот день.

– Мне все равно, выбери сама.

Да, трудно угадать, что же ему понравится, размышляла Джуно, перебирая гору принадлежавших Шону дисков с панком семидесятых годов, перемежавшихся тем немногим, что ей удалось вынести из квартиры в Клапаме (Джон разрешил ей взять только то, что сам не любил).

О, как ей хотелось понять, что творится у Джея в голове. То он смеется и шутит, открытый, почти как ребенок, а через минуту закрывается, становясь абсолютно непроницаемым. Она пока не разобралась, что является тем ключом, который «открывает» его, – ясно только, что не секс сам по себе. Это могли быть какие-то случайные слова, сказанные ею, или даже выражение ее глаз, когда она смотрела на него. Одно только становилось ей все яснее – стоит спросить его о чем-то личном, как он в тот же миг мрачнеет и отключает контакт.

Наконец она остановила свой выбор на Ллойде Коуле – он был вполне безопасен и мелодичен.

Она вернулась на прежнее место рядом с Джеем и приняла то же положение, вытянувшись на ковре бок о бок с ним, и по ее телу пробежала счастливая дрожь от соприкосновения с его кожей.

Он лежал рядом очень тихо, вслушиваясь в песню, как она заметила. Он даже напрягся, стараясь разобрать каждое слово. Джуно тоже прислушалась и рассмеялась:

– Здорово, правда? У него очень умные песни, вот за что я его так люблю.

Джей ответил не сразу. Он дождался конца песни.

– Почему ты выбрала эту дорожку? – тихо спросил он.

Джуно повернулась к нему и подняла бровь, но это осталось незамеченным, так как он по-прежнему смотрел в потолок.

– Это первая дорожка альбома.

– Славная песенка, – саркастически бросил он.

– Я поставлю что-нибудь другое, если хочешь. – Джуно вдруг стало стыдно за свой музыкальный вкус, и это уже не в первый раз. Мужчины всегда находили его чудовищным. Джон чуть не умер со смеху, когда впервые увидел ее коллекцию записей, и среди них – заслушанный диск «Барбара Стрэйзанд поет баллады о любви».

– Нет, оставь. Я хочу дослушать, – он прикрыл глаза и рассеянно погладил ее по бедру.

Невольно вслушиваясь вместе с ним, Джуно пришла к выводу, что Коул не является ни безопасным, ни мелодичным. Она ставила этот диск тысячу раз, ей нравилось его настроение, она выхватывала из целого то интересный ритмический рисунок, то остроумную фразу, но никогда не слушала так, как сейчас. В одной песне речь шла о любви на одну ночь, в другой – о двадцативосьмилетней женщине, которая выглядит гораздо старше и слишком много пьет, третья вообще называлась «Потерянный выходной». Тут она уже не выдержала и прервала молчание.

Это действительно так? – спросила она, приподнимаясь на локте.

– В смысле? – он сощурился, открыв глаза, – казалось, он вернулся откуда-то издалека.

– Это потерянный выходной? – Задав вопрос, она почувствовала, что получилось довольно-таки глупо – переумничала. Сосредоточенность на стихах лишает человека трезвости восприятия и заставляет драматизировать собственную жизнь.

– А разве мы в амстердамском отеле? – не сразу спросил он, немного подумав и внимательно вслушиваясь в текст.

– Нет, насколько я могу судить.

– Тогда в чем же дело? – Он пристально посмотрел на нее. Она затруднилась бы точно определить выражение его глаз – была в них насмешка или что-то более безобидное.

Они лежали рядом в полутьме. Свет поступал только из люминесцентного аквариума Убо и через огромное окно, которое они не удосужились закрыть шторами. Остатки заката, догорая в темнеющем небе, проникали в комнату и окрашивали воздух в пурпурные тона, и желтые глаза Джея благодаря этому приобрели теплоту, которой не было в них до сих пор.

И тут она пережила странное душевное состояние – словно лопнула скрипичная струна, сломался стебель розы, вылетела пробка из бутылки шампанского. Этот миг был незабываем. Хотя возникшее ощущение, новое и сильное, больше напоминало чувство невосполнимой утраты, чем переполняющей любви. Да, она поняла – то, что она испытывала сейчас, было не только вспышкой головокружительной страсти к незнакомцу, но и осознанием того, что теперь, раз и навсегда, она выбралась из пут своих отношений с Джоном. Это ощущение свободы было радостным и желанным. Но в то же время – незнакомым и пугающим.

– А как по-твоему, мы выходной потеряли? – неожиданно спросил Джей.

Джуно посмотрела ему в лицо, колеблясь. Ей не хотелось портить ему настроение предложением снять запрет на любовь и опустить над разделявшей их пропастью разводной мост. Она не стала рисковать.

– По-моему, мы ничего не потеряли. – Она нежно поцеловала его в подбородок. – Мы только-только находим.

Он кивнул и чуть улыбнулся:

– Вот именно. – Он перенес свою руку с ее живота на правую грудь. О, как Джуно мечтала, чтоб на ее грудь не так действовала сила гравитации. Она где-то прочитала, что началом отвисания груди нужно считать тот момент, когда ты можешь стоя удержать под ней карандаш. Она под своей могла бы удержать три маркера и еще клавиатуру в придачу, нет проблем.

– А твой бывший, – спросил Джей, играя ее соском. – Джон, если не ошибаюсь?

– Да. – Джуно вдруг стало зябко. – Что тебя интересует?

– Как у вас все закончилось?

– Он встретил другую, – она поежилась.

Джей не мигая смотрел ей в лицо. Она предполагала, что он как-то отреагирует, скажет что-нибудь – выразит сочувствие, досаду, может быть, удивление, ну хоть что-нибудь. Но он молчал.

Тем временем Ллойд начал сокрушаться о судьбах неизвестных детей с бледными личиками. Джуно почувствовала острую жалость к себе.

– Меня бросили, – заявила она весьма драматически, в очередной раз досадуя на свою склонность заимствовать эмоции из популярных песенок.

Джей продолжал смотреть на нее. Он даже не моргал.

– Меня тоже, – проговорил он так тихо, что она с трудом разобрала эти слова сквозь звуки музыки, хотя лицо его было совсем близко.

Она постаралась не обижаться на то, что он так бессовестно перевел разговор на себя, и сложила губы в печальную улыбку:

– Ты очень ее любил?

– У меня никогда не было такой возможности. Джуно не поняла, что он имеет в виду. Никогда не было такой возможности? Речь идет о том, что она не пришла на свидание? О безответной влюбленности? Может быть, о встрече на одну ночь или еще о чем-то, столь же банальном? Вряд ли это можно сравнивать с годами жизни, потраченными ею на отношения с Джоном, и с той болью, которую она испытала, когда он отшвырнул все их прошлое ради Дебби.

– Я очень хочу полюбить ее, – прошептал он.

Итак, в сердце у него другая женщина, с грустью поняла Джуно. Какая-то загадочная злодейка, которая даже не дала ему времени полюбить ее, что бы это ни значило.

Острые занозы ревности вонзились ей в сердце, и она решила, что даже не хочет сейчас ничего больше знать об этом.

Она рассеянно провела ладонью по его щеке. Она не знала, что сказать, поэтому решила, что наступила ее очередь хранить молчание. К тому же она начала всерьез замерзать. Французские окна на террасе оставались открытыми, и легкий ветерок овевал их обнаженные тела.

– Я не могу выразить, что я чувствую к ней. – Он внезапно прижал руки к лицу, бормоча вполголоса: – Любовь, ненависть, пустота… Я не могу это выразить.

Затем опять наступила болезненная тишина. Джуно не была уверена, что все правильно расслышала. Единственное, что она разобрала наверняка: он ощущает пустоту.

– Пойду приготовлю ужин, – бодро сказала она, садясь. – В холодильнике тонны продуктов.

Он открыл глаза и взглянул на нее:

– Ты собираешься готовить?

Она дружески кивнула, приняв светски непринужденный вид, хотя это было и непросто в ее положении: голышом, вся покрыта гусиными пупырышками, как картинка из порножурнала для слепых.

– Да, приготовлю роскошное чилли.

– Чилли?

Смотри, я почти окоченела. Я пойду, хорошо?

Джуно по праву гордилась своими кулинарными талантами. В течение многих лет она ассистировала матери на кухне и стала асом. Но сейчас задача оказалась не из легких – резать, разделывать, пассеровать и тушить под пристальным наблюдением Джея, который сопровождал ее действия критическими замечаниями.

Его отношение к гигиене граничит с помешательством, подумала Джуно, когда Джей потребовал, чтобы она и третий раз простерилизовала разделочную доску.

Результат стараний, может быть, чуть-чуть не дотягивал до обычного ее высокого стандарта, но получилось, безусловно, вкусно. Конечно, Джуно, как профессионал, могла бы отметить кое-какие недочеты (пришлось воспользоваться банкой консервированного мяса, которым был завален холодильник), но Джей был искренно потрясен.

– Где ты научилась так готовить? – спросил он, в третий раз подкладывая добавку.

– Моя мама пишет книги по кулинарии, – ответила она, подливая себе вина. – Она у нас в Англии ужасная знаменитость – ведет собственную передачу на телевидении. «Рецепты Джуди Гленн» называется.

– Вау! – Джей поднял брови. – Неудивительно, что ты так замечательно готовишь. А что же делает твой папа? Если не считать того, что дегустирует мамины блюда.

В его голосе прозвучала ирония, которую Джуно не уловила.

– Он пишет музыку – в основном, для фильмов и ТВ. – Она отложила вилку и пальцами подобрала несколько зернышек риса, упавших на стол рядом с тарелкой. – И еще для дополнительного заработка читает лекции по музыке в разных колледжах. Я думаю, он переживает из-за того, что Ma зарабатывает гораздо больше него.

Ну, теперь наступил ее черед задать вопрос, решила Джуно:

– А что делают твои родители?

– Отец был строителем. Мать воспитывала меня и сестер. Они оба умерли, – он произнес эти слова без всякого выражения, как будто они ничего не значили.

Помолчав, Джуно тихо спросила:

– Давно они умерли?

– Старик отдал Богу душу одиннадцать лет назад, когда мне было шестнадцать, – Джей продолжал отвечать тем же невыразительным безразличным тоном, не глядя на нее.

– А твоя мама?

– Старуха-то? В этом году. Я точно не знаю, когда. Скорее всего, в феврале.

– Ты точно не знаешь? – От удивления Джуно поперхнулась, чуть не забрызгав его вином.

– Она долго болела, – пояснил он. – Мне не разрешали навещать ее в больнице и не позвали на похороны. О том, что она умерла, я узнал только в апреле.

Джуно отхлебнула глоток побольше и снова закашлялась:

– А почему тебе не разрешали навещать ее? Он поднял глаза, совершенно непроницаемые на бесстрастном лице.

– Она меня ненавидела, – сказал он просто. – А теперь, может быть, сменим тему?

– Конечно, конечно, – поспешно согласилась Джуно. Голова у нее пошла кругом от этого нового трагического ракурса, в котором явилась ускользающая и противоречивая личность Джея. – Расскажи, как ты занялся фотографией.

Он поморщился:

– Джуно, под другой темой я не имел в виду себя.

Разговор сразу оборвался. Обычно Джуно готова была рассказывать о себе часами без передышки, но тут у нее язык словно присох к небу.

– Ну… О чем же ты предлагаешь поговорить?

– Совсем не обязательно говорить, – он пожал плечами.

– Хочешь еще послушать музыку?

– Нет, – он откинулся на спинку стула.

– Посмотреть телевизор?

– Нет, – он внимательно глядел на нее.

– Заняться уборкой?

– Довольно тупая идея.

– Так что же тогда?

– Думаю, мы могли бы заняться любовью, – и золотистая бровь приподнялась. – Мы еще не опробовали мою кровать.

Бог ты мой, да он ненасытен, взволнованно подумала Джуно, распутно улыбаясь ему через стол.

«О да, его не назовешь особо разговорчивым, – мелькнуло в одурманенной голове Джуно двадцать минут спустя. – Ну и черт с ним, если он находит своему языку куда лучшее применение».

В темной гостиной Пуаро мрачно дожевывал второй рукав перуанской рубахи для рожениц, которой была накрыта его клетка. Он был настолько деморализован, что даже не присоединился к зазвонившему телефону. Мгновение спустя в пустынной комнате раздался голос Шона. Пуаро склонил голову набок и прислушался.

– Привет, ребятки. Надеюсь, вы там уже подружились. Не нашли пока мои часы? Еще я забыл заряжалку для телефона – в моей комнате, в розетке. Тут такие не продаются, так что не могли бы вы мне ее выслать экспресс-почтой? Буду благодарен. Ах да, еще забыл сказать. В холодильнике на нижней полке я оставил запас корма для Рага – консервированное мясо. Смотрите, не слопайте его. Если хочешь, можешь отвезти его, Джу, когда в следующий раз поедешь навестить родителей. Ну вот, пожалуй, и все, пока, ребятки.