Текст книги "Я все еще мечтаю о тебе..."

Самое время

В четыре утра, стоило Мэгги наконец задремать, ее разбудили громкие гудки мусоровоза. Лежа в темноте и глядя на луну в окне, она почему–то снова вернулась мыслями к крутящимся дервишам. Они вообще кто, турки? И почему слово «Оттоман» пришло ей на ум? Думала она о стране в это время или низеньком диванчике – оттоманке? Господи, еще один повод для сожалений. Надо было поступать в колледж вместо «школы обаяния»[12]12
  «Школа обаяния» – курсы искусства одеваться, держаться в обществе и т. п.; обыкновенно готовит манекенщиц.


[Закрыть]. Она научилась грациозно выходить из машины и садиться в нее, правильно держать чашку, но вот в географии не сильно продвинулась. Прежде очаровывать было важным умением, ему даже специально обучали, но теперь Мэгги, получавшая по этой дисциплине исключительно пятерки, обнаружила, что даже она подрастеряла очарование. Торговля недвижимостью, вернее, то, во что она превратилась в наши дни, способна выбить шарм из кого угодно.

В домах, выставленных на продажу, ее кусали разъяренные кошки, собаки, хомяк, два попугая и хорек. Она открывала дверь на чердак – и на нее набрасывались летучие мыши, вцеплялись в платье, в волосы. Спускаясь в подвал, она падала на скользких ступенях, она роняла на себя вывеску «День открытых дверей». А однажды до смерти перепугалась, обнаружив в ванне на втором этаже 18–футового[13]13
  Примерно 5,5 метра.


[Закрыть] удава – владелец дома забыл ее предупредить о своем любимце. А праздные любопытствующие, которые заявляются «просто посмотреть»! А назойливые дельцы и истеричные клиенты! Все это вместе взятое весьма эффективно помогает избавиться от хороших манер.

Недавно Мэгги обнаружила, что разговаривает с телевизором. «Да заткнись ты!» – рявкнула она физиономии на экране. Сейчас это «заткнись» выскочило в собственном доме, без свидетелей, но кто знает, когда она оступится и предложит заткнуться живому человеку? Крайне не хотелось, чтобы долгие годы вежливости и любезности пошли прахом, но Мэгги чувствовала, что угроза с каждым днем все сильнее и однажды она позволит себе дурное поведение на публике. Что–то нарастало в ней и рвалось наружу. Были и другие тревожные знаки. Несколько месяцев назад она намеренно порекомендовала худший ресторан в Бирмингеме хамоватой супружеской паре из Вирджинии, а не далее как на прошлой неделе случилось и кое–что посерьезнее. Она сидела в машине, ждала зеленого на светофоре, вдруг видит – Бебс Бингингтон, Бирмингемское Чудовище собственной персоной, переходит улицу прямо перед ее машиной. Она, конечно, знала, что Бебс ее не любит, но не понимала за что. Мэгги не сделала ей ничего дурного. И тем не менее она не питала к Бебс такой ненависти, как Бренда и Этель. Просто избегала ее по возможности. Однако в тот день Мэгги вдруг вспомнила, что Бебс сотворила с Хейзел, и на какой–то миг у нее мелькнула мысль дать газу и сбить ее. У нее не только имелся мотив, но и случай представился. К счастью, в следующее мгновение на перекрестке появился бегун и момент был упущен. Наверное, впервые в жизни нерешительность сыграла ей на руку, но если срочно не принять мер, то она может просто свихнуться и все закончится передачей «Крыша набекрень», где фигурируют как раз такие вот спятившие особы. Мэгги мысленно увидела бегущую строку на канале CNN под кадрами хроники: БЫВШАЯ МИСС АЛАБАМА ЗАДАВИЛА КОНКУРЕНТА ПО ТОРГОВЛЕ НЕДВИЖИМОСТЬЮ. И вот на экране ее, облаченную в оранжевый комбинезон смертницы и закованную в наручники, волокут в тюрьму.

Бренда говорит, что если Бебс когда–нибудь убьют, то в подозреваемые попадут все риелторы Бирмингема, ибо каждый из них хоть раз в жизни желал ей смерти. Но ведь Мэгги и паука прихлопнуть не может, а тут всерьез была готова задавить человека при свете дня, а это означает, что пора изолировать себя от общества, и чем раньше, тем лучше. У «Красной горы» и без того проблем навалом, не хватало еще, чтобы его агенты отправлялись на электрический стул. Или еще того хуже – сошли с ума и загремели в психиатрическую больницу, как бедная Оливия де Хэвилленд в фильме «Змеиная яма». Вот полюбуйтесь, она уже разговаривает с телевизором. Пора сходить с дистанции. Она явно не тянет.

Детство в царстве грез

Дело в том, что Мэгги в детстве пересмотрела фильмов. Неудивительно, принимая во внимание, что отец ее был директором «Царства грез», маленького кинотеатрика, а сами они жили над ним, в однокомнатной квартире, по соседству с будкой киномеханика, пока Мэгги не исполнилось восемь. Сейчас, с высоты своего возраста, она понимала, что далеко не каждый ребенок ходит домой через фойе кинотеатра, но тогда это казалось ей само собой разумеющимся.

Чтобы попасть в квартиру, нужно было пройти по темной, узкой, застеленной ковром лестнице, вечно загроможденной старыми сломанными прожекторами, рекламными щитами «СКОРО В КИНОТЕАТРЕ» или «ПОКАЗ ПРОДЛЕН НА НЕДЕЛЮ» и картонными коробками с черными пластиковыми буквами для афиш. Внутри же квартиры были бетонные блочные стены, выкрашенные бледно–зеленой краской, и темно–коричневый крапчатый линолеум. В ванной комнате – ванна на когтистых лапах и лампа с одним плафоном. В кухне – электрическая плитка и маленький холодильник под раковиной. Днем смотреть не на что, зато вечером все менялось. С наступлением темноты всё в квартире, включая родителей и ее саму, заливало чудесным розовым светом от большой неоновой надписи «Царство грез» над окном. Все становилось таким красивым, таким веселым. Как будто в мультфильме живешь. В небольшом алькове, где она спала, в стене имелось отверстие. Откроешь его – и перед тобой огромный экран. Каждую ночь Мэгги лежала и смотрела кино под убаюкивающее жужжание проектора за стеной, голосов с экрана и негромкого смеха публики из зрительного зала. А жаркими летними ночами, когда родители оставляли двери квартиры нараспашку, чтобы гулял сквозняк, она слышала, как трещит большой красный автомат попкорна и позвякивает касса на прилавке с конфетами, и если не засыпала до конца последнего сеанса, то слушала хлопанье поднимаемых ряд за рядом деревянных сидений. А потом гудение большого пылесоса, собирающего остатки попкорна и фантики от конфет. Всю жизнь, стоило Мэгги уловить запах попкорна и конфет, она будто снова оказывалась в той маленькой квартирке над кинотеатром.

Ей нравилось жить в царстве грез, но сейчас Мэгги подозревала, что именно из–за этого ей всегда было так трудно смириться с реальностью. Она где–то прочла, что в возрасте от одного до четырех лет происходит формирование личности, так что, вероятно, в этом причина.

Она росла в эру «Глориоус Техниколор», эру великих киномюзиклов с веселыми песнями и красивыми людьми, где в конце мальчику всегда достается девочка. И хотя Мэгги была единственным ребенком, причем поздним, она никогда не чувствовала одиночества. Кинозвезды были ей и друзьями, и товарищами по играм, и Мэгги чувствовала себя абсолютно счастливой. Но потом все помешались на телевидении. И вслед за многими маленькими кинотеатрами «Царство грез» закрылся, и пришлось им переехать в обычную квартиру. Вот это был шок.

В реальном мире не было ни закадровой музыки, ни попкорна с конфетами, ни розового света по ночам. Не было даже сюжета, за развитием которого можно следить. Отцу удалось найти другую работу – он стал торговать обувью, но с деньгами вечно было туго, приходилось переезжать из одной душной квартирки в другую, и постепенно Мэгги охватили тревога и растерянность. Мир вокруг казался таким странным и незнакомым. Родителям она ничего не говорила, но ее не покидало чувство, что произошла какая–то ошибка и она находится не там, где надо. Но она не знала, где ее место. Не знала до того жаркого, влажного августовского дня – ей было тогда десять. Мама только что поступила помощницей к швее, чтобы хоть немного подработать, и взяла Мэгги с собой на примерку к даме, жившей в Маунтейн–Брук. Мэгги никогда не бывала в этой части города, и, когда на подъезде к Красной горе увидела на вершине «Гребешок» – большой, величественный особняк в стиле эпохи Тюдоров, – у нее перехватило дыхание. На фоне неба он показался Мэгги замком из фильма. И когда они, объехав Красную гору, спустились в прохладный, утопающий в пышной зелени мир Маунтейн–Брук с его тенистыми улочками, заросшими плющом кирпичными и каменными домами и длинными, изящными рулонными газонами, Мэгги почувствовала себя похищенным ребенком, которого только что вернули домой. Вот где ее место, вот где она вновь может дышать.

В те дни они жили на другом краю города, в мрачной подвальной квартирке с трубами под потолком, но «Гребешок» подарил ей мечту. По ночам Мэгги лежала на кочковатом, отжившем свой век диване и фантазировала о большом доме на холме. Представляла, как сидит на террасе, пьет чай и смотрит на раскинувшийся внизу город. Эти глупые детские мечты стали для нее отдушиной в бесприютных скитаниях от одного тесного, темного жилища к другому. За эти годы «Гребешок» стал для нее больше, чем местом на карте, он стал целью, дающей силы жить.

Многие клиентки швеи, у которой работала ее мать, жили «на горе», и Мэгги полюбила ездить к ним и разглядывать чудесные особняки, мебель, картины, ковры в восточном стиле, длинные лестницы, ведущие в огромные, просторные, полные воздуха спальни с балконами, откуда открывался вид на город. Никто не возражал против ее визитов, Мэгги была воспитанной и тихой девочкой. Все дамы были добры к ней, но в миссис Роберте Мэгги влюбилась с первого взгляда. Она казалась Мэгги идеалом изящества и грации. У миссис Роберте не было дочери, и к Мэгги она проявила особый интерес. Время от времени она спрашивала маму: «Можно пригласить Мэгги на чай?» или «Можно я возьму Мэгги на пасхальный обед в клуб?»

Мэгги нравилось ездить в Бирмингемский загородный клуб с его массивными, обитыми мебельным ситцем в цветочек стульями и диванами, и люди «с горы» ей тоже нравились – их манеры, наряды и то, как они за собой ухаживают. Ее приводили в восторг экзотические деликатесы: сыр «камамбер», артишоки, икра, черные оливки, копченая семга. Ах, как это отличалось от надоевших франко–американских спагетти из банки. Когда ей исполнилось двенадцать, миссис Роберте выхлопотала для нее стипендию в «Брук–Хилл», частной школе для девочек. Если бы миссис Роберте не взяла ее под свое крыло, Мэгги никогда бы не узнала, что в мире есть такая красота и тонкость. Миссис Роберте научила ее быть благодарной даже за самые маленькие радости.

И хотя миссис Роберте была едва ли не самой богатой дамой в Бирмингеме, в ней не чувствовалось никакой претенциозности. Жертвуя деньги на многие мероприятия в городе, она делала это инкогнито. Никакой классовой или расовой разницы рядом с ней никто не ощущал, ее дом был открыт для всех, и всех там привечали одинаково любезно.

Вот такой, как миссис Роберте, Мэгги и мечтала стать. Она приглядывалась к элегантной жизни обитателей домов «на горе» и ждала, когда повзрослеет, чтобы туда переехать. Ей и в голову не приходило, что этого может не случиться. Мэгги не сомневалась, что в один прекрасный день окажется там, в красивом доме, замужем за прекрасным человеком, но, как и во многом другом (и Ричард тому пример), она катастрофически ошиблась.

Мэгги с удовольствием провела бы жизнь, как миссис Роберте или другие дамы «с горы». Это была аккуратная, организованная жизнь. После смерти мужей они продавали большой дом и переезжали в маленький – с садом, в Инглиш–Виллидж. В преклонном возрасте переселялись в любимый всеми епископальный дом для престарелых под названием «Св. Иоанн в соснах», чтобы провести остаток дней среди старых друзей, с которыми они еще в детский сад вместе ходили. Они играли в бридж и ездили в театры, музеи и на выставки цветов в казенном автобусе.

В «Св. Иоанне» жильцы проходили через три этапа, что значительно облегчало тяготы последнего отрезка жизненного пути. На первом их ждал маленький коттедж с садиком, позже, когда здоровье постояльца слабело, его переводили в сектор с нянечками и сиделками, а оттуда – на фамильный участок на кладбище. Замечательный, целесообразный и предсказуемый конец, но, увы, у нее не было на это ни денег, ни желания ждать так долго. Честно говоря, счастливого киношного конца она не дождалась, но начало–то было чудное – поди придумай лучше.

Новый день

Вторник, 28 октября

Мэгги наконец задремала, и ей приснился теплый летний вечер. Она снова молодая, в белом вечернем платье танцует под мириадами звезд. Но с кем она танцует? С Чарльзом? Она не видела, но сон был такой живой, такой красивый, что проснулась Мэгги окутанная облаком тепла и счастья. Однако не прошло и нескольких секунд, как накатила волна привычного холодного серого страха, теплое сияние угасло, на смену ему пришла грубая реальность настоящего. Семь утра. Снова собираться с силами, чтобы встать и встретить еще один день. Лучше бы не было этих снов, после них еще тяжелее. Она почувствовала на щеках горячие слезы и потянулась за платком. Господи, теперь глаза опухнут, а ведь с утра дом показывать. Клиентам не хватало только хлюпающего носом нытика–агента.

Она подошла к зеркалу в ванной. Так и есть, глаза опухли и покраснели. Надо приложить чайные пакетики. Сейчас бы завалиться обратно в постель, да нельзя. Дел полно, надо пораньше начать. В одиннадцать встреча с Брендой, и сегодня ее очередь покупать вино и сыр на день открытых дверей, а еще она хотела позвонить Кэти Гилмор в «Искусство и досуг», узнать о ситуации с отелем для крутящихся дервишей.

Сидя с чайными пакетиками на глазах, она сообразила, что в ее ситуации волноваться о том, где будут жить абсолютно чужие ей люди, – полный идиотизм. Тем не менее волноваться на этот счет не перестала. Ровно через минуту после восьми она позвонила Кэти в офис, чтобы та не успела повиснуть на телефоне. Не зря же ее окрестили Болтушкой Кэти. К счастью, та ответила сразу.

Через двадцать минут Мэгги посчитала вежливым завести наконец разговор о том, куда поселят дервишей, и Кэти сообщила, что они приезжают в день выступления и уезжают в Атланту сразу после шоу. Даже не останутся ночевать в Бирмингеме. Как всегда, Мэгги устроила суету из ничего, но теперь она хоть перестанет об этом думать. Вот ведь незадача. За всю жизнь она потратила столько часов, дней, даже лет в беспокойствах то об одном, то о другом. Это серьезный недостаток. То ли дело Хейзел. Хейзел все принимала легко. Даже когда они проиграли Бебс Бингингтон большой новый заказ, весь персонал огорчился, но Хейзел отмахнулась:

– Да ну, буду я еще тратить время на сожаления. Я и без того кучу денег зарабатываю, а время мне нужно для веселья. – Потом повернулась к неудачливому агенту: – Максин, а ну, спроси меня, почему женщина застрелила своего мужа стрелой из лука.

Как ни была Максин расстроена, она через силу улыбнулась и спросила, а Хейзел ответила:

– Потому что не хотела будить детей.

Днем по заказу Хейзел им в офис доставили дюжину роз с открыткой: «Помните, девочки, перед самым рассветом тьма всегда сгущается!» Хейзел смотрела в будущее с оптимизмом. Но Мэгги, к сожалению, на Хейзел не похожа. Впрочем, на нее никто не похож.

Свою первую встречу с Хейзел Бренда, как и большинство людей, запомнила на всю жизнь. Бренда только что вернулась в родной город из Чикаго, чтобы быть ближе к семье, и увидела интересное объявление в газете. Агентство недвижимости «Красная гора» набирало людей для обучения специальности, и Бренда, позвонив, попала прямо на директора агентства, которая тут же назначила встречу.

Когда Бренда вошла к ней в кабинет, крошечная женщина ростом не больше ребенка соскочила с кресла, подошла и пожала ей руку со словами: «Привет, я Хейзел. Знаешь хорошие анекдоты?» И не успела Бренда моргнуть, как ее взяли на работу. Через несколько минут, выйдя из кабинета, она обратилась к Этель, печатавшей на машинке:

– Простите… Та леди в самом деле директор фирмы?

– Конечно, – сказала Этель, поправив на носу лиловые очки.

– А… хм… Она знает, что она карлица?

– А как же. – Этель и не подумала прекратить стучать по клавишам. – Но я уверена, что, если вы зайдете и скажете ей об этом, она будет рада узнать и поболтать с вами об этом.

– Ой, да нет… я не это хотела сказать… Я хотела сказать, что она ведет себя совсем как настоящий человек… Ой. То есть я не хочу сказать, что она не настоящий человек. Просто… Ну, по телефону она говорит не как карлик.

– Вот как?

– Я думала, они все разговаривают такими смешными голосами, как жевуны в «Волшебнике из страны Оз». Ну ладно… Увидимся в понедельник… наверное, – промямлила Бренда, пятясь к двери, пока не выставила себя еще большей дурой.

Этель невозмутимо стучала по клавишам. Она привыкла к такой реакции людей. Она работала с Хейзел с самого начала и видела это много раз, но когда проходил первый шок, все быстро забывали о том, какого роста Хейзел, поскольку Хейзел и сама не делала из этого события. Бывали кое–какие неудобства в быту, но она или не придавала этому значения, или что–нибудь придумывала. Хейзел возила в машине небольшую лесенку на всякий случай, а в сумке – раздвижную волшебную палочку, чтобы нажать на кнопку верхнего этажа, если оказывалась одна в лифте. А со всем остальным она прекрасно справлялась.

В 1972 году Хейзел попала в Книгу рекордов Гиннесса как «Самая великая маленькая владелица агентства недвижимости».

Блестящий план

Несмотря на то что в запасе у Мэгги осталось еще несколько дней, ей хотелось первым делом с утра поехать в «Уолмарт» и купить последние необходимые вещи, чтобы не держать это в голове.

Через двадцать минут Мэгги вошла в магазин и направилась к 10–й линии. К счастью, она точно знала, какой цвет ей нужен и какой размер, и заплатила наличными. Она не желала оставлять следов, а приобретение резиновой лодки по кредитной карте (что отобразится на распечатке счета) так близко к дому может кого–нибудь насторожить. Продумав все до мелочей, она не хотела проколоться на последнем этапе. Принять решение – уже дело нелегкое, но вряд ли кто представляет, насколько трудно разработать практически осуществимый, жизнеспособный план того, как это сделать.

С таблетками мало кому удавалось довести задуманное до конца. Ружье – брр, кошмарное зрелище, как представишь – бывшая Мисс Алабама… А уж как репортеры обожают приписывать жителям Юга любовь к оружию! То–то они оторвутся. Так что нет, увольте. Совать голову в духовку бесполезно, в Эйвон–Террас все плиты электрические, а проделывать это в чужой кухне непорядочно. Машина ее принадлежит компании, так что падение в пропасть тоже не годится. И все эти способы не предполагают, что после смерти вид у тебя останется хоть мало–мальски привлекательным. Пусть кому–то это покажется мелочью, но Мэгги была человеком ответственным и собиралась выглядеть наилучшим образом при любых обстоятельствах.

Конечно, требования у нее были почти невыполнимые. Но полгода назад Мэгги посещала группу «Растянутые, гибкие и сильные» и в гимнастическом зале, занимаясь с грузом, пристегнутым к лодыжке с помощью липучек, придумала блестящий план. В выбранный заранее день – теперь он уже определен, 3 ноября – она спустится к реке Вориор, сядет в резиновую лодку, выплывет на середину реки, прилепит 10 фунтов грузиков на лодыжки и 10 фунтов на запястья и прыгнет в воду.

У нее были опасения, не расстегнется ли под водой липучка, но продавец в «Биг Би Спорте» заверил, что вода липучкам не помеха. Однако для пущей надежности Мэгги зашла в магазин «Как по телевизору» и прикупила тюбик быстро–высыхающего стопроцентно водоотталкивающего клея, с гарантией, как сказано в рекламке, на всю жизнь. Итак, третьего числа, оказавшись на середине реки, она намажет клеем замок–липучку, подождет положенные на высыхание 20 минут – и готово, топись на здоровье. План был хорош. Настолько хорош, что так и просился прочь с языка. Жаль, нельзя никому похвастаться.

После возвращения домой у нее еще осталось несколько часов до встречи с Брендой на дне открытых дверей, и это хорошо. Есть время рассортировать вещи и уложить в коробки. Мэгги наливала вторую чашку кофе, как вдруг… господи! Сегодня же вторник, на 9.30 она записана к Глен ну. парикмахеру, а у нее напрочь вылетело из головы. Ну не кретинка? Столько дел, а придется два часа тратить на стрижку. О боже. Ну почему она вчера об этом не вспомнила? Можно позвонить, сказаться больной, но тогда придется торчать дома, чтобы ее не видели хотя бы день. Нет, не пойдет.

В парикмахерской правило – отменять запись за 24 часа, и, если она не придет, ее все равно заставят заплатить, а просто отдать Глен ну деньги и удрать как–то глупо. Конечно, всегда можно отослать чек. Но если Гленн получит от нее что–то по почте после того, как ее не станет, он ужасно огорчится, а ей меньше всего на свете хотелось кого–то расстраивать, тем более Гпенна. Женщина, с которой он прожил двенадцать лет, только что сбежала с конькобежцем, так что Гленн и без того на грани. Что же делать? Она посмотрела на часы. Ладно, проще всего поехать, а коробками займется вечером.

В 9.42 она сидела в кресле, а Гленн накручивал пряди на бигуди и делился последними известиями о своей бывшей. Не считая того факта, что день нынче выдался больно суетливый, в парикмахерской было очень даже мило. Как обычно, в этот час стриглись старушки из дома «Св. Иоанн в соснах», оглашая салон веселым щебетом.

Мэгги сидела и представляла, до чего огорчился бы Гленн, узнай он, что все его усилия напрасны, и вдруг услышала, как Фэрли Дженкинс говорит Виржинии Шмит: «Джин, до меня дошли слухи, что Ди Ди Далтон подумывает продать дом».

Пару месяцев назад, услышав, что кто–то подумывает о продаже дома, Мэгги сорвалась бы и с мокрыми волосами помчалась к домовладельцу, чтобы не упустить сделку. Но поскольку через несколько дней она собиралась покинуть торговлю недвижимостью, подобным новостям не полагалось ее трогать. Однако, узнав, какой дом может быть выставлен на торги, Мэгги потеряла дар речи.

Пгснн все рассуждал о своей бывшей, но Мэгги не слышала ни слова. Мысли ее лихорадочно скакали. Все в городе уверены, что миссис Далтон ни в жизнь не расстанется с «Гребешком». Такое даже невозможно вообразить. Особняк никогда не выставлялся на рынок, с чего вдруг она будет его продавать? «Гребешок» не просто дом. Это символ, ориентир этих мест. Как же грустно, что он пойдет с молотка. Мэгги совсем разнервничалась.

Ох. Она знала, что едва Гленн досушит ей волосы и она оплатит счет, как придется бороться с желанием помчаться на гору и взглянуть на особняк в последний раз. Но к чему? Зачем именно сегодня подвергать себя такому испытанию? Дел и так невпроворот. Сейчас ее вообще должно занимать только одно – подготовка к понедельнику. Есть четкий план, так сосредоточься и придерживайся его.

Она заплатила, вышла, села в машину и поехала прямиком к горе. Глупость, ребячество, но остановить себя она не могла. Припарковала машину напротив «Гребешка» и тотчас почувствовала себя страшно несчастной. Он стоял, как всегда величавый, гордый, и смотрел сверху на город. Для Мэгги он был идеальным домом, с идеальными пропорциями, элегантный и сдержанный.

Внутри она, конечно, не бывала, но миссис Роберте, подруга миссис Далтон, рассказывала, что во всех комнатах там обшитые деревянными панелями стены и самая красивая в мире белая мраморная лестница. В юности Мэгги грезила об этой белой мраморной лестнице.

В последнее время она беспомощно наблюдала, как Бебс Бингингтон распродает прекрасные старинные особняки на горе и один за другим они превращаются в прах. А на их месте возводят современных уродцев. Невыносимое зрелище. Но если Бебс наложит лапы и на «Гребешок», это будет уже настоящая катастрофа. Бебс Бингингтон, и только она, ответственна за снос целых кварталов очаровательных маленьких бунгало, построенных в тридцатых годах, и возведение вместо них дешевых фальшивок – четырехэтажных имитаций швейцарских замков с безликими однокомнатными квартирами и дрянным бассейном во внутреннем дворике. Чем больше Мэгги об этом думала, тем сильнее злилась. Бебс не станет продавать «Гребешок» по–человечески. Она попросту выкинет его на торги и погубит, как и прочие дома. Ей невдомек, что такое историческая ценность и какие чувства испытывают к этому особняку жители Бирмингема. Она глянет на него своим холодным рыбьим глазом и отдаст первому, кто предложит на торгах наивысшую цену. На Мэгги накатила дурнота: она представила, как Бебс Бингингтон марширует по комнатам «Гребешка», словно Шерман по Атланте[14]14
  «Марш Шермана» – 1894 г., битва за Атланту. У. Шерман – один из командующих северян.


[Закрыть]. Бебс не питает нежных чувств ни к городу, ни к этим местам. Раньше среди агентов недвижимости существовало негласное правило: даже если тебе сулят отличные комиссионные, не продавать дома на горе тем, кто не станет заботиться о них и любить. Но что Бебс до этих правил. Ее интересуют только деньги. Кто знает, что ждет особняк? Может, его купит какой–нибудь скороспелый миллионер и устроит в гостиной баскетбольный корт. Или еще того хуже – дом продадут строительной фирме. Если снести «Гребешок», изменится весь вид Бирмингема, он станет похож на красивую женщину с дырой на месте переднего зуба. А то еще кошмарнее – на красавицу с блестящим золотым зубом, если возведут новострой. По вине Бебс в городе появились улицы, по которым Мэгги больше не может ездить без слез.

Ох, нет, снова вскипает в ней эта странная ярость. Щеки горят, лицо пунцовое, и сердце колотится. Что происходит? Она никогда в жизни не теряла спокойствия. А это уже второй раз за месяц. То ли поздний климакс, то ли некая изощренная форма водительского гнева – есть такое заболевание, – вернее, не водительского, а в ее случае риелторского. Что бы то ни было, лучше остыть. Не хватало получить удар прежде, чем она подберет все хвосты. Ведя машину, Мэгги старалась успокоить себя. Во–первых, может, это только слухи. Не стоит верить на слово дамам из «Св. Иоанна», в таком возрасте многие глуховаты и запросто могут напутать. И вообще это бессмысленно. Зачем миссис Далтон продавать дом? Далтоны были хозяевами «Гребешка», сколько она себя помнит, и в деньгах у них нужды нет, так что Фэрли Дженкинс наверняка ошиблась. И все же Мэгги не хотелось еще неделю держать это в уме. Но как выяснить? Нельзя же просто позвонить миссис Далтон и спросить напрямую, это слишком грубо и бестактно. Боже мой, столько домов вокруг, ну почему «Гребешок»? Надо было отменить парикмахера, тогда бы она не узнала. Даже если все правда и миссис Далтон продает–таки «Гребешок», что Мэгги может с этим поделать? Нет–нет, выкинуть из головы, сегодня и без того дел невпроворот. Господи, что ее еще ждет? В том–то и дело: она не хочет думать, что ее ждет дальше. Хватит сюрпризов.