Текст книги "Антропология и современность"

Меня пригласили на бал, который устраивал общественный и литературный клуб в городе Ла-Вега. Среди присутствовавших членов клуба и гостей наблюдалась та же гамма и разнообразие цветов кожи, что и в любом другом месте республики. При этом, должно быть, они представляли собой высшее общество этого города. Среди танцующих пар было и несколько наиболее контрастных сочетаний: «чистые» негры танцевали с белыми женщинами.

Две дамы, владеющие отелем “Де лас дос эрманас” в Сантьяго, и их брат везде считаются белыми. Особенно брат, с его светло-серыми глазами и рыжеватыми волосами. В ходе разговора он спросил меня, в какой части Испании я родился. Он рассказал мне, из какой части Испании родом его отец и отец его матери, и с юмором добавил, что, если бы не капля африканской крови в его жилах, он вполне мог бы назваться моим соотечественником. Мне думается, что это его открытое упоминание о своих африканских корнях, и в такой беспечной манере, служит важным показателем распространенных в народе настроений. Следует также учесть, что он стремился установить теплые отношения с постояльцем гостиницы своих сестер. Я нахожу в этом подтверждение моего общего впечатления, что нет никакой разницы, есть ли в человеке негритянская кровь. Это, впрочем, может играть некоторую роль, если доля черной крови проявляется в его чертах лица или цвете кожи.

Мне кажется, что расовые различия в определенной степени ощущаются в вопросах брака или половых отношений, но это не означает разделение на чисто белых и людей с другими примесями. Разница может ощущаться соразмерно разнице в цвете кожи, но распространенность браков между неграми и белыми женщинами указывает на то, что это неприятие не очень сильное.

В наши дни я не смог обнаружить ни малейшего признака предрассудков в общении между двумя мужчинами. Как-то раз один почти белый мужчина, пытаясь описать какого-то человека, забыл, был ли он белым или “пардито”».

Характерная особенность закрытых групп заключается в том, что чувство солидарности выражается в идеализации группы и стремлении к ее сохранению. Когда группы сформированы на основе вероисповедания, присутствует крайне враждебное отношение к заключению браков с людьми, к группе не принадлежащими. Группа должна сохранять чистоту, хотя вероисповедание и происхождение никак не связаны. Если социальные группы являются одновременно и расовыми, мы также столкнемся с тяготением к экзогамии, чтобы сохранить чистоту расы. Впрочем, никакого отношения к отсутствию полового влечения это не имеет, ибо является исключительно последствием общественного давления. Тому, что враждебность есть явление социальное, можно привести множество доказательств: снижение уровня расового сознания в сообществах, где дети растут почти однородной группой; возникновение сильной взаимной неприязни между конфессиональными группами или между общественными слоями, что можно наблюдать и теперь в исключительном положении европейской знати и индийских каст, а в более ранние времена – у римских патрициев и плебеев, спартанских лакедемонян, периэков и илотов, в египетских кастах. В человеческом обществе существует великое разнообразие групп, в рамках которых происходит инцест, что тоже показывает: половое отвращение обусловлено не биологией, а общественными обычаями. В противном случае было бы непонятно, отчего в одних обществах браки между двоюродными братьями и сестрами запрещены, а в других – предписаны, почему в некоторых племенах юношам и девушкам одной социальной группы нельзя жениться, в других – обязательно, почему иногда все вынуждены вступать в брак с человеком своего поколения, а иногда на это и вовсе не обращают внимания.

Во всех этих случаях об инстинктивном половом отношении речи не идет – равно как и при взаимоотношениях между белыми и неграми. Об отсутствии какой-либо половой неприязни между ними свидетельствуют случаи свободного смешения рабовладельцев с чернокожими рабынями, из-за чего число чистокровных негров значительно уменьшилось. Обратная ситуация – смешение черного мужчины с белой женщиной – встречается редко, что в полной мере можно объяснить общественными установками. Учитывая поведение белых мужчин и то, как смешение происходит в других обществах, кажется маловероятным, что все сводится к врожденному половому отвращению. Белый хозяин домогался своих чернокожих рабынь, у которых не было власти ему противостоять. Черный же раб находился в совершенно ином положении по отношению к своей хозяйке и другим белым женщинам.

В интересном свете это явление представляет смешение белых и индейцев. В старые времена смешение происходило также между белыми мужчинами и индейскими женщинами, хоть и по иным причинам. Это объясняется не взаимоотношением хозяина и рабыни, а отсутствием белых женщин. События развивались таким образом, что женщины-метиски, то есть те, чьи корни восходят к смешенным бракам белых и индейцев, могут выходить замуж за белых. Их потомки постепенно отделяются от индейского населения, за исключением тех случаев, когда индейцев могут привлечь такие экономические привилегии, как ценные индейские земли. Мужчины же, в свою очередь, скорее женятся на индейской женщине или метиске и останутся в племени. Мужское потомство женщины-метиски, которая более не принадлежит к некой обособленной группе, свободно женится на белых, в то время как мужское потомство метисов-мужчин редко занимает положение, при котором они могут жениться на представительницах других рас.

Несомненно, важную роль в этих отношениях играет то, что другой расовый тип кажется чуждым. Идеал красоты человека, растущего в исключительно белом обществе, отличается от идеала красоты негра, живущего в негритянском обществе, и чем позднее в своей жизни белый человек вступает в контакт с негром, тем острее он осознает чуждость этого типа, и, несмотря на любопытство, не возникает желание близкого общения. Такое же отношение вырабатывается и в том случае, когда расовые и социальные группы совпадают, так что нежелание вступать в социальный контакт можно истолковать как расовую неприязнь.

Здесь вновь возникает вопрос: влияли бы расовые отличия таким же образом, если бы не было этой социальной границы? Ответ на этот вопрос можно найти, только рассмотрев положение дел в странах, где нет ярко выраженного расового сознания. Представляется, что там привлекательным будет считаться гораздо более широкий ряд внешних черт, которые не обусловлены одним только цветом кожи и расовыми признаками. Отвращение проявляется не в отношении неких расовых признаков, а в силу отторжения каких-то других черт. Предпочтения и отвращение у каждого индивидуальны.

К сожалению, мы не можем подтвердить эти обстоятельства достоверными и одновременно убедительными количественными данными. Все, что мы можем дать, это результаты общих наблюдений. Однако и они столь поразительны, что их достоверность кажется вполне очевидной.

После отмены рабства смешение негров и белых приняло любопытный характер. Число браков и незаконных связей между неграми и белыми, без сомнений, сократилось, и теперь союзы заключаются в основном между неграми и мулатами. Доктор Мелвилл Дж. Херсковиц обнародовал по этому вопросу статистику. Он обнаружил, что в среднем темнокожий человек вступит в брак с темнокожим человеком, но со слегка более светлой кожей, а светлокожий – со светлокожим, но со слегка более темной кожей. Это указывает на то, что при выборе супруга предпочтение отдается человеку со схожим цветом кожи, – так проявляется перенос нашего собственного расового сознания на цветных людей, которые живут среди нас и являются частью нашей культуры. Но, более того, темный мужчина в среднем женится на более светлой женщине. Поскольку в пигментации двух полов нет никакой разницы, это указывает лишь на мужские предпочтения, – еще одно проявление принятия неграми наших ценностей.

Если такой процесс скрещивания будет продолжаться в течение многих поколений, это приведет к тому, что многие наиболее светлые мужчины исчезнут из общества негров. Они либо умрут холостыми, либо вольются в общую массу населения. В остальных случаях это неизбежно приведет к тому, что все цветное население станет темнее, ибо девочки каждого поколения, чьи отцы темные, а матери светлые, будут темнее своих матерей. Когда они в дальнейшем станут матерями, если обстоятельства останутся прежними, их дети будут еще темнее. Таким образом, негритянские черты будут постоянно усиливаться, а различия между двумя основными расами страны будут становиться все более резкими.

Во времена рабовладения положение было обратным. В силу многочисленных союзов между белыми мужчинами и негритянками каждое новое поколение было светлее своих матерей. В результате негритянское население становилось все светлее, соответственно, уменьшался контраст между расами, притом что потомки белых женщин никак не менялись.

Население, в котором смешение будет происходить равномерно, возникнет только в том случае, если количество браков между мужчинами одной расы и женщинами другой будет равно количеству браков с противоположным сочетанием. В противном случае расовый тип потомков по женской линии будет неустойчивым.

Когда социальное расслоение происходит по расовым признакам, как в нашем обществе, степень внешнего различия между расами играет важную роль в формировании расовых групп и обострении напряжения между расами. С этой точки зрения современная обстановка развивается крайне нежелательным образом.

В нынешних обстоятельствах нельзя ожидать полной свободы в заключении браков между двумя расами. Союзам цветных мужчин и белых женщин противостоят почти с той же силой, как и во времена рабства. Если мы рассчитываем снизить накал расового противостояния, желательно было бы увеличить число союзов между белыми мужчинами и цветными женщинами. В нынешней политике многих южных штатов все чаще подчеркивается, что наша нация не слишком однородна.

Биологические доводы против смешения рас неубедительны. В пользу скрещивания лучших представителей различных рас можно привести не менее веские основания, а для близкородственных групп эти аргументы кажутся и вовсе не опровержимыми.

Если бы мы задались целью отобрать самую умную, изобретательную, деятельную и эмоционально устойчивую треть человечества, в ней были бы представлены все расы. Быть здоровым или светловолосым европейцем – вовсе не обязательно означает, что человек будет принадлежать к числу этих избранных. Нет ни единого доказательства того, что потомки смешанной крови такой избранной группы будут ниже по своим качествам.

Если необходимо отобрать людей, приехавших из других стран, то это надлежит сделать не на основании грубой расовой классификации, а путем тщательного изучения конкретного человека и его семейной истории.

Какими бы слабыми ни были доводы в пользу защиты чистоты расы, надеяться на то, что их удастся легко преодолеть, не приходится. До тех пор, пока социальные группы суть одновременно и расовые группы, мы продолжим сталкиваться со стремлением к чистоте расы. Когда в одной и той же социальной группе встречаются весьма разные расовые типы, на эти различия не обращают внимания, если только не вводятся искусственные идеалы внешности, направленные на установление новых социальных различий. Это происходит в некоторых социальных группах Европы и Америки, где идеалом считаются люди со светлыми волосами и голубыми глазами.

Отсюда следует, что «инстинктивную» расовую неприязнь можно искоренить, создав среди маленьких детей социальные группы, в которых не было бы деления по расовому признаку, но которые обладали бы принципами сплоченности, объединяющими группу в единое целое. Под давлением мнения современного общества создать такие группы будет нелегко. Однако без этого невозможно достичь взаимодействия культур.

Те, кто страшится смешанных браков, которые я лично не считаю сколько-нибудь опасными – ни для белых, ни для негров, ни для всего человечества, – могут утешать себя верой в расовое сознание, выраженной в избирательности при выборе супруга. Тогда все останется так, как есть.

Глава IV
Национализм

У понятия «национальность» есть два значения. Оно применяется для обозначения всех граждан одного государства, например, когда мы говорим «американец», «француз» или «итальянец», мы имеем в виду, что он гражданин США, Франции или Италии. Также оно используется для обозначения людей одной языковой и культурной общности, как при описании неравномерно разбросанных по территории Балканского полуострова людей болгарской, сербской, греческой или турецкой национальности.

Понятие «нация» несколько более однозначно, ибо им принято обозначать политическую единицу, государство, хотя время от времени его равным образом применяют по отношению к представителям некой национальности, независимо от их государственной принадлежности. Еще до политического объединения Италии и Германии в единые страны их жителей называли итальянской или немецкой нацией.

Понятие «национализм» столь же неоднозначно, как и «национальность». Оно выражает чувство причастности и верности граждан интересам своего государства. Им также обозначают стремление народа, который чувствует свое культурное единство, к единству политическому и экономическому.

В дальнейшем я буду использовать понятие «национальность» для обозначения группы людей с общей культурой и речью, безотносительно к их государственной принадлежности. В этом смысле существуют государства, объединяющие несколько национальностей, например Чехословакия и Польша. Помимо этого, люди одной национальности могут быть разделены и относиться сразу к нескольким государствам, например, испанцы некоторых стран Южной Америки или итальянцы и немцы того периода, когда их страны еще не представляли собой единые государства. Или же представители одной национальности могут относиться сразу к нескольким государствам: например, немцы, живущие в Германии, Австрии, Франции, Польше, Чехословакии, Италии и Прибалтике.

Весомость понятия «национализм» в значении преданности интересам государства вполне понятна. Однако она не столь понятна в значении преданности национальности, ибо непонятно само понимание национальности как группы людей с единым языком и культурой.

Основные особенности уклада жизни в государстве, в частности его общественные институты, во многом формируют поведение его граждан, отчего черты национальности и черты нации отчасти совпадают.

Кроме того, была выдвинута теория, что культурная деятельность народа зависит от строения тела его представителей, что породило путаницу между понятиями расы и национальности как языковой и культурной общности. Согласно терминологии Иммиграционной комиссии Соединенных Штатов Америки, англичане, французы, немцы и русские суть расы. В обычной речи мы также обычно не различаем культурные и расовые группы. Предполагается, что блондин – это германец; низкий и темный – испанец или итальянец; а грузный шатен – славянин. А характеристики этих групп приписываются их физическому строению.

Как мы уже отметили выше (см. с. 43 и далее), у нас нет весомых доказательств того, что в крупных группах людей, особенно в группах с тесными связями, умственные характеристики передаются по наследству. Тем не менее сохраняется убеждение, что в популяции с едиными культурными и языковыми чертами определенный тип и соответствующий ему склад ума суть характерные элементы среди великого разнообразия форм, ее составляющих. Отсюда следует, что тип со светлыми волосами и голубыми глазами представляется наделенным такими чертами, умом и энергией, которые делают его похожим на настоящего носителя культуры Северо-Западной Европы и представителя национальностей данной территории.

Утверждалось, что всеми достижениями Греция обязана белокурым иммигрантам, прибывшим в эту страну еще в доисторическую эпоху, хотя как таковое наличие светловолосого элемента не доказывает, что культурный прогресс был обусловлен именно им. Не более справедливо было бы утверждение, что подъем североевропейской цивилизации начался только после того, как кровь местных жителей смешалась с кровью южных и центральных европейцев.

Так же размышлял Гаупт в ходе своих попыток доказать, что Иисус не мог быть евреем, а имел на самом деле арийское, то есть североевропейское, происхождение. Также и Генри Фэрфилд Осборн настаивал на том, что Колумб был блондином, а сэр Генри Кит сопоставил типы лорда Китченера и Гинденбурга и объяснил столь существенным различием во внешности разницу в их предполагаемых умственных качествах.

Это ложное восприятие расы как истинного воплощения культуры какой-либо национальности, предположение о тесной взаимосвязи между расой и культурой прочно укоренилось в сознании везде, где преобладает тевтонский, немецкий или англосаксонский тип, как бы его ни называли, или где итальянская раса превозносит свое былое величие и добродетели.

Хотя европейцы начинают понимать, что в каждой национальности встречаются люди самых разных типов, распространено убеждение, что в этой смеси все еще сохраняются некие чистые типы, обладающие качествами, которые делают их истинными носителями национальной культуры. Считается, что местные «расы», среди которых эти «чистые» типы исчезли или находятся в процессе исчезновения, рискуют потерять свою национальную культуру. А потому некий идеальный тип призывают следить за тем, чтобы так называемые низшие типы его не поглотили и он сохранил свою чистоту, а вместе с ней и свою национальную культуру. Примером тому служат некоторые объединения в Германии, куда принимают только светловолосых людей, и еще больше объединений, в которые не принимают евреев.

В той же мере это представление укрепилось и среди нас самих, ибо нас преследует страх зловещего нашествия «низших» рас из Восточной и Южной Европы, смешения американского народа с этими типами, мол, так мы утратим характерные умственные черты, присущие северо-западным европейцам.

Следует помнить: люди чистого происхождения или чистого расового типа не встречаются ни в одной части Европы. Об этом свидетельствует распространение различных форм телесного облика. И хотя светловолосый тип действительно встречается в настоящее время преимущественно среди тевтонских народов, он ими не ограничивается. Такие люди встречаются среди финнов, поляков, французов, северных итальянцев, не говоря уже о берберах Северной Африки и курдах Западной Азии. Более грузный и темный восточноевропейский тип характерен для многих славянских народов Восточной Европы, немцев Австрии и Южной Германии, северных итальянцев, французов из Альп и Центральной Франции. Средиземноморский тип широко распространен в Испании, Италии, Греции и на побережье Малой Азии, пересекая какие-либо национальные границы. Если учитывать иные различия в облике, легко можно выделить и иные местные типы. Они также будут привязаны к определенным территориям.

В Западной Европе от севера к югу типы сменяют друг друга пласт за пластом: у северных жителей волосы светлые, в центре расположен более темный тип с округлой формой головы, на юге – средиземноморский тип небольшого роста.

В то же время на север и юг простираются государственные границы в Центральной Европе. Оттого многие жители Северной Франции, Бельгии, Голландии, Германии и Северо-Западной России схожи по типу и происхождению; многие жители Центральной Франции, юга Германии, Швейцарии, Северной Италии, Австрии, Сербии и Центральной России представляют собой схожие человеческие типы; а жители юга Франции близки к типам Восточного и Западного Средиземноморья.

Тому, как это произошло, существует множество исторических свидетельств. Показательно будет сопоставить германцев и славян. В первые несколько веков новой эры, в период переселения германских народов, славяне поселились в регионе, из которого германские племена ушли. Они заселили всю территорию нынешней Восточной Германии, но их население, по-видимому, было немногочисленным. В Средние века, по мере роста Германской империи, началось медленное движение назад. Немцы-переселенцы занимали славянские территории, так что постепенно немецкая речь стала преобладать над славянской и сформировалось население смешанного происхождения. В Германии пережитки этого постепенного процесса можно обнаружить в отдаленных местностях, где до сих пор сохранилась славянская речь.

По мере того как в результате столкновения с более развитыми немцами культура и экономика славян улучшались, а их численность и богатство росли, росло и их сопротивление немецкому влиянию – в первую очередь среди чехов и поляков, а затем и среди других славянских народов. Позднее, вследствие аналогичного процесса, дальше на востоке произошло смешение польского, литовского и русского населения.

Этим объясняется нынешнее распространение языков, которое выражает упрочение немецкого внедрения на восток и наглядно показывает взаимопроникновение народов. Польша и часть России, славянские и мадьярские территории перемежаются небольшими немецкими поселениями, которые чем восточнее, тем более редки и разбросаны; а чем ближе к Германии, – по крайней мере до недавнего систематического преследования немцев в Польше, – тем на большие территории простираются.

С ростом экономической и культурной мощи славян германцы утратили способность навязывать им свой образ жизни, а вместе с ним и силу ассимилировать народ, превосходящий их в численности на его же территории. Но, невзирая на язык, по крови все эти люди едины.

Процесс германизации славянских народов в Средние века теперь можно наблюдать в Мексике, где индейская речь и культура уступают место испанской. Каждый город служит центром испанской речи, которая, благодаря экономической и культурной силе города, распространяется на все окружающие его земли.

Французские гугеноты, бежавшие от религиозных преследований и осевшие в Германии, полностью ассимилировались, хотя французская школа, где учились их дети, до сих пор сохранилась как французская гимназия. Переселившиеся в Париж эльзасцы стали французами и по языку, и духу; русские ассимилировали немцев; шведское дворянство во многом состоит из потомков дворян иных стран. Анализ происхождения населения каждой части Европы доказывает, что смешение шло в течение длительного времени.

Смешение различных групп можно проследить на примере переселения племен в доисторическую эпоху и в Античности: дорийское вторжение в Грецию, переселение кельтов в Испанию, Италию и на восток вплоть до Малой Азии; переселение германцев, которые прошли через всю Европу от Черного моря в Италию, Францию, Испанию и далее в Африку; проникновение славян на Балканский полуостров и их распространение на востоке России и в Сибири; финикийская, греческая и римская колонизация; странствия норманнов; экспансия арабов; крестовые походы – все это лишь малая часть из важных событий, которые способствовали смешению европейского населения.

В каждой отдельной европейской национальности представлены различные типы населения этого континента. Нет ни единого доказательства того, что какой-то из типов в пределах одной национальности есть носитель определенных психических и культурных черт. Напротив, нам встречаются люди одного типа, но разных национальностей, ведущие себя в соответствии с моделью их национального поведения, и люди самых разных типов, но одной национальности, ведущие себя одинаково.

Эта точка зрения подтверждается тем, с какой готовностью мы по внешнему облику людей определяем их как представителей той или иной национальности. Такого рода умозаключения отнюдь не однозначны и лишь отчасти основаны на характерных особенностях внешности, таких как цвет волос и глаз, форма лица и рост. Гораздо большее влияние здесь оказывает манера причесывать волосы и бороду, а также особенности речи и движения, определяющиеся не столько наследственностью, сколько привычкой. Среди европейских народов не встречаются такие физические черты, которые непременно принадлежали бы одним народам и совершенно отсутствовали у других. Американцев признают американцами по одной их внешности и привычкам, даже если они имеют чисто европейское происхождение, например французское, итальянское или немецкое. В этом отражается их национальность, их культура.

Расовая принадлежность является существенным фактором при определении национальности в тех странах, где в корне отличные расы живут бок о бок. Всякий признает, что белые американцы, негры и выходцы из Азии – представители одной нации, однако их едва ли можно назвать представителями одной национальности из-за социальных барьеров между этими группами и сознания того, что они происходят от все еще различных рас. Они различаются телесным обликом, что вызывает, по крайней мере на время, постоянное отделение одних от других. В Мексике в силу слияния индейцев и белых образовалось многочисленное смешанное население, не разделенное никакими социальными барьерами. Различия между индейцами, метисами и испанскими креолами слабы, и все они суть не только члены мексиканской нации, но и имеют мексиканское гражданство, если они участвуют в общей социальной и политической жизни страны.

Значение термина «национальность» в контексте расы, а не общества четко проявляется и в нынешнем социальном положении еврея. Поскольку от окружающих людей еврея отделяет эндогамия – заключение браков только внутри еврейской общины, а также привычки, род занятий и внешний вид, он не является полноценным представителем национальности, хотя и является представителем нации, ибо участвует в делах общества лишь отчасти, однако эндогамия держит его в постоянном отрыве от нее. Он становится представителем национальности лишь только после полной ассимиляции. Наиболее ярко это проявляется в тех североевропейских странах, где евреев немного, а рост числа межнациональных браков и ассимиляция проходят быстро.

Если первооснова национальности не в общности расового происхождения, то, быть может, ее стоит искать в общности языка?

Если взглянуть на национальные устремления, характерные для большей части XIX века, может показаться, что общность языка является стержнем жизни народа. Она затрагивает самые сокровенные струны нашей души. Итальянцы противостояли интересам мелких местных царьков и сильному внешнему влиянию: оба фактора препятствовали национальному единству всего италоязычного народа. Немецкие патриоты боролись и будут бороться за объединение немецкоязычных народов в единую империю. Войны на Балканах в значительной степени обусловлены стремлением к национальной независимости, выраженной в независимости языка. Польша уже более века жаждет восстановить свою государственность, которая охватила бы всех, кто говорит на польском языке.

Между тем столь ощутимы узы языка стали лишь недавно. Язык создает основу для взаимопонимания, на базе которой могут возникнуть общие интересы. Потребность представителей одной нации легко выстраивать общение между собой также обычно приводит к стремлению установить единый государственный язык, который господствовал бы на всей территории страны. Когда в государстве существует множество различных языков, как, например, в бывшей Австро-Венгрии, национальное единство может ослабнуть.

Несмотря на единство языка, могут возникнуть серьезные внутренние противоречия, мешающие укреплению чувства национального единства. Оно может совершенно исчезнуть из-за местных или общественных противоречий, как в случае древнегреческих и средневековых городов; из-за различий в религиозных и культурных традициях, как у хорватов и сербов; из-за социальной революции или религиозных войн.

Единство языка есть скорее идеал, чем реальные узы. Мало того, общение затрудняется в силу расхожих диалектов: мышление представителей разных социальных классов столь слабо связано, что взаимодействие более глубинных мыслей и чувств становится невозможным. Различия в языке безнадежно разделяют француза из Прованса и француза с севера, баварца и вестфальского крестьянина, сицилийца и жителя Флоренции. Переход итальянского языка во французский происходит столь постепенно, что определить, какой регион считать итальянским, а какой – французским, помогут лишь политические границы и язык, навязанный правительством, школой и культурными традициями. Единство можно найти среди образованных слоев населения, которые разделяют один и тот же язык и одни и те же эмоциональные реакции.

Во многих смыслах у образованных американцев, англичан, французов, немцев, итальянцев, испанцев и русских больше общего, чем у каждого из них с представителями необразованных классов своей нации.

Национальность не образуют ни кровные узы, ни узы языка сами по себе. Это скорее общность духовной среды, вырастающая из наших повседневных привычек, из образа мыслей, чувств и действий, то есть из той среды, в которой каждый человек может свободно раскрываться и действовать.

Мы так часто отождествляем язык и национальность, поскольку нам кажется, что в народе с единым общим языком перед каждым разворачивается бескрайнее поле для деятельности. От этого возникает ощущение единства нации. Тем не менее совершенно ясно, что не существует ни одного человека, ни одной группы людей, которые служили бы истинными представителями конкретной национальности. Это понятие – абстракция, основанная на общности языка, родного для всех, и на существующем образе мышления, чувствования и действия. Эта абстракция обладает большой эмоциональной значимостью и усиливается сознанием политической власти или стремлением к власти и свободному контролю над жизнью группы.

Национальное самосознание строится не только на единстве языка, ведь в Швейцарии с ее тремя языками наблюдается патриотизм отнюдь не менее пылкий. Даже в Америке можно увидеть, что узы языка далеко не единственные. В противном случае следовало бы полагать, что нет причин разделять Канаду и Соединенные Штаты, проводить границу между различными государствами испаноязычной Америки и что политические связи между Западной Канадой и франкоязычным Квебеком, вероятно, искусственны.

Для полноценного раскрытия своих способностей человек нуждается в как можно более широком поле, где он мог бы жить и действовать в соответствии со своим образом мыслей и внутренним чувством. Поскольку в большинстве случаев такая возможность открывается в группе, объединенной общей речью, мы сполна разделяем горячее желание отбросить искусственные преграды мелких политических единиц. Такой процесс характерен для развития современных государств.