Текст книги "Антропология и современность"

Применить евгенику на практике без отбора необходимых норм невозможно. Однако если внимательно изучить историю человечества, станет понятно, что, прежде чем пытаться установить свои нормы на все времена, следует хорошенько подумать, ведь они представляют собой лишь один из этапов развития человечества.

Это суждение касается только нашего права на применение принципов евгеники для сотворения нового человека и не затрагивает вопроса о возможности путем евгенического отбора достичь практических результатов. Мы уже отметили, что многое в этом отношении остается гипотетическим или, по крайней мере, спорным, поскольку общественные факторы перевешивают факторы биологические.

В настоящее время идея создания лучшего человеческого типа путем отбора едва ли может быть воплощена в жизнь. Она остается лишь желанным идеалом в умах некоторых энтузиастов.

В ближайшем будущем евгеника будет применяться скорее для устранения черт, обременительных для народа или для самого человека, и для повышения уровня жизни человечества путем подавления потомства «неполноценных» слоев населения. Я сомневаюсь, что одной евгеникой можно добиться существенных результатов в этом направлении, ибо, учитывая колоссальное влияние среды, о котором было сказано ранее, можно с полной уверенностью сказать: никакой евгенический отбор не сможет побороть те социальные условия, которые породили пролетариат, проживающий свою жизнь в болезнях и нищете. Такой пролетариат будет рождаться вновь и вновь даже от наилучших предков, до тех пор, пока сохраняются условия, безжалостно подталкивающие человека к беспомощному и безнадежному прозябанию. В результате, вероятнее всего, в эту гибельную среду попадут новые группы людей и займут место выжитых раннее людей с изъянами. Вопрос о том, породят ли новые поколения таких «неполноценных» личностей, остается открытым. «Неполноценные» слои населения непременно продолжат свое существование. Одной евгеникой проблему не решить. Для этого необходимо улучшить условия жизни бедных слоев населения, что также позволит поднять на более высокий уровень многих из явно неполноценных людей.

На сегодняшний день уровень наших знаний о наследственности позволяет утверждать, что некоторые патологические состояния передаются по наследству и что у, казалось бы, здоровых родителей, несущих в себе плохую наследственность, с высокой вероятностью родятся потомки с отклонениями. В ряде случаев мы даже можем спрогнозировать, сколько потомков окажется здоровыми, а сколько – с отклонениями. Последователь евгеники должен решить: изжить всех здоровых членов такой семьи, чтобы избежать развития патологий, или же пойти на то, чтобы ради возникновения в таких семьях здоровых детей сохранить нездоровых, быть может, даже в качестве обузы для общества, родственников, а во многих случаях и для них самих. Данный вопрос невозможно разрешить с научной точки зрения. Ответ на него зависит от этических и общественных норм. Во многих семьях с плохой наследственностью рождались люди, даровавшие нам величайшие сокровища нашей цивилизации. Евгенисты могли бы предотвратить рождение детей у отца Бетховена. Готовы ли они взять на себя ответственность за то, чтобы лишить человечество гения Бетховена?

У данного вопроса есть и гораздо более значимая для человечества сторона. Цель евгеники – выведение более совершенной расы и избавление от все растущих страданий тех, кто в силу наследственности обречен страдать и причинять страдания другим. Гуманистическая идея победы над страданиями и идеалистические представления о том, чтобы поднять потенциал человечества на недостижимую ранее высоту, делают евгенику особенно привлекательной.

Я убежден: человеческий разум и тело устроены так, что достижение этих целей приведет к разложению общества. Между желанием избавиться от напрасных страданий и желанием избавиться от всех страданий вообще лежит очень тонкая грань.

Хотя с точки зрения гуманности это, быть может, прекрасный идеал, но он недостижим. Труды человеческие и конфликт обязанностей всегда сопровождаются страданиями, которые необходимо переносить и которые люди должны быть готовы переносить. Многие из самых возвышенных произведений искусства – драгоценный плод душевных мук; мы обеднели бы, исчезни готовность человека к страданиям. При воспитании же этого идеала то, что вчера казалось неудобным, сегодня превратится в страдание, а устранение неудобств приведет к изнеженности, которая в конечном итоге погубит целую расу.

Такие последствия только усугубятся в связи с растущей потребностью в самосовершенствовании. Чем сложнее и многограннее наша цивилизация, чем шире наши технические возможности и знания, тем больше энергии требуется, чтобы стать наиболее производительными, и тем более мы не можем допустить, чтобы работоспособность человека снижалась из-за страданий. Мы явно приближаемся к той опасной черте, где человек уже не станет терпеть неудобства и боль ради продолжения рода, где наши эмоции столь сильно подавлены стремлением к самосовершенствованию – или к удовольствиям, – что грядущее поколение приносят в жертву эгоизму живущих. Процесс этот тем стремительнее, чем более умело каждый из них использует свои природные дарования. Подобное явление наблюдалось на закате Античности, когда не рождалось достаточно детей, чтобы занять место уходящего поколения, и оно повторяется в наше время и во все более широких кругах, и чем крепче мы будем отстаивать евгенические идеалы избавления от страданий и саморазвития, тем быстрее приблизимся к уничтожению рода человеческого.

Поэтому не следует позволять евгенике вводить нас в заблуждение, что мы должны пытаться вырастить расу сверхлюдей или что нашей целью должно стать устранение всякого страдания и боли. Евгенику надлежит использовать для попытки пресечь возникновение тех ущербных классов, недостатки которых, – и это можно доказать строго научными методами, – обусловлены наследственными причинами, и предотвратить брачные союзы, которые неизбежно приведут к рождению больного потомства. Как много можно и нужно сделать в этой области, зависит от результатов тщательного изучения законов наследственности. Евгеника – это не панацея, способная излечить человеческие недуги, а скорее опасный меч, который может обратить свое острие и против тех, кто рассчитывает на его силу.

Глава VI
Криминология

Предположение о том, что существует некий биологически обусловленный криминальный тип, а криминальные наклонности передаются по наследству, заложило основу для формирования целой науки. Представители итальянской криминологической школы во главе с Чезаре Ломброзо попытались выделить некий криминальный тип и физические черты преступников, склонных к тому или иному виду правонарушений. Был установлен ряд черт, которые, как полагалось, характерны для преступника. Если бы эту теорию можно было доказать, обращаться с преступниками было бы значительно проще, так как можно было бы выявлять их еще до совершения преступления и защищать от них общество.

К сожалению, эти безумные надежды не оправдались. На основании приведенных ранее соображений можно предположить, что они и не могли оправдаться, ибо взаимосвязь между общим строением тела и психикой едва ли можно назвать тесной.

Все, что удалось доказать, что у многих преступников наблюдаются не только психические нарушения, но и физические. Оттого неудивительно, что отклонения, связанные с разного рода нарушениями развития, встречаются у них чаще, чем у нормальных членов общества. Однако из этого не следует, что наличие хотя бы одного из описанных итальянской школой признаков можно использовать как доказательство того, что какой-то человек родился преступником.

Во многих подобных случаях тщательное статистическое исследование показало, что эти так называемые внешние признаки, например, отсутствие мочки уха или неровные зубы, среди местных групп населения, не имеющих отношения к преступности, встречаются чаще, чем среди преступников, а посему их нельзя считать значимыми. Также нельзя сказать, что так называемые внешние признаки и социальные отклонения или даже физические нарушения физиологически напрямую связаны между собой.

Наиболее тщательно преступные слои населения были изучены Чарльзом Горингом. Стоит привести основные результаты его исследований. Он пишет: «Из статистических данных можно вывести одну догму: преступник отличается более низким ростом, низким интеллектом и, в некоторой степени, антиобщественными наклонностями. Но, кроме этих общих отличительных признаков, не существует никаких физических, умственных или моральных черт, которые были бы свойственны лишь заключенным английских тюрем. Многие упускают из вида одну истину – эти отклонения, которые принято считать отличительными признаками преступников, суть неизбежные следствия низкого роста и слабого интеллекта. И то и то служит отличительным свойством тех типов людей, которые в конце концов попадают в заключение».

Ситуация такая же, как и в описанных ранее случаях. Равно как невозможно отнести человека по его телосложению к конкретной расовой группе, если в этих группах встречаются одни и те же черты, так же невозможно по телосложению отнести человека к числу преступников. Можно отметить, что человек с физическими и психическими недостатками с большей вероятностью станет преступником, чем человек нормальный, однако мы не можем сказать наверняка, что он непременно станет преступником.

Само определение понятия «преступление» служит доказательством того, что здесь не может быть тесной взаимосвязи. То, что было преступлением в прошлом, сейчас таковым не является. Ересь была преступлением, которое каралось смертью. Среди еретиков было много психически неуравновешенных и, возможно, людей с физическими недостатками. В то же время такие люди, как Ян Гус или Джордано Бруно, считались преступниками в силу независимости своего ума. Если бы англичане поймали Джорджа Вашингтона, он бы тоже считался преступником.

В инокультурных обществах представление о том, что считать преступлением, может отличаться еще больше, чем в разные периоды нашей собственной истории. Там, где все делят пищу, а имущество состоит только из предметов первой необходимости – одежды, оружия, домашней утвари, мелкое воровство практически невозможно: взять еду не будет считаться воровством, ибо она доступна каждому. Там, где эндогамия есть строгий закон, то, что мы называем инцестом, может оказаться предписанием. Там, где распространена экзогамия, законы о запрете кровосмешения распространяются на более широкие или необычным образом выделенные группы. Там, где кровная месть – всеобщий закон, некоторые виды убийства считаются добродетелью, а не преступлением. Там, где моногамия – это обычай, полигамия – уголовное преступление; в иных же обществах за преступление сочтут отказ иметь нескольких партнеров. Там, где живут практически свободной половой жизнью, сексуальных преступлений не бывает.

Учитывая все вышесказанное, под преступником следует понимать человека, регулярно пренебрегающего законами поведения, предписанными обществом, к которому он принадлежит. Если мы принимаем это определение, необходимо отметить, что есть исключения – случаи, когда поведение, противоречащее закону, разрешено или даже предписано обрядом. Так, принято, например, среди объединений своего рода жрецов у индейцев пуэбло и в Британской Колумбии – они вправе действовать вопреки священным обрядам своего народа и, как следствие, внушают страх простому люду. То же самое можно сказать и об особых правах различных социальных классов, например у феодалов, или в отношениях между хозяином и рабом, когда к рабу относятся как к движимому имуществу.

Если меняется то, что составляет преступление, должны меняться и психические черты, свойственные преступнику. Нарушая сложившиеся в его обществе запреты, преступник руководствуется самыми разными побуждениями. Когда граница будет перейдена – зависит от того, какое побуждение подталкивает к действию, и от силы внутреннего запрета. Если нищего человека и человека обеспеченного, которые в равной степени подчиняются запретам, обречь на голод, обеспеченный человек, лишенный удобств, гораздо охотнее пойдет на кражу, чем бедный, ибо бремя, которое для нищего было бы незначительным, он ощутит как страдание. Этим можно объяснить, почему преступность одинаково распространена в обеспеченных и бедных слоях общества.

Попытки определить преступника, как и человека с иными формами общественной неполноценности, по наследственным признакам сталкиваются с теми же трудностями, что и попытки провести различие между чертами, обусловленными средой и биологией.

Определение преступности столь многогранно и изменчиво, всецело зависит от общественных условий, что саму преступность едва ли можно считать наследственной. Впрочем, не исключено, что наследственными могут быть определенные задатки, которые могут привести к совершению действий, в ряде случаев считающихся преступными. Доказано, что у преступника может быть множество различных нарушений развития. Если этот изъян передается по наследству, то возрастает вероятность того, что представитель генетической линии, в которой он наследуется, может стать преступником.

Исследование таких семей, как Калликаки, показало, что в некоторых семейных линиях преступность встречается весьма часто. С чисто практической точки зрения эти данные позволяют говорить о том, что если человек – преступник или обладает иным изъяном, то вероятность найти преступников и вообще людей с отклонениями в его семье выше, чем среди родственников законопослушного человека.

Причину этого нетрудно понять, если вспомнить, что то же самое относится и к любому признаку, встречающемуся сравнительно редко и с разной частотой в разных семьях. Если из населения, в котором преобладают люди со светлыми волосами, отобрать всех светловолосых людей, семьи, в которых светлые волосы не встречаются, не будут браться в расчет, и таким образом, в среднем в отобранной части населения светловолосые люди будут встречаться весьма часто. С другой стороны, если отобрать людей темноволосых, появится целый пласт семей с темноволосыми людьми, а светловолосые в отобранном таким образом ряду будут встречаться гораздо реже. То же самое произойдет, если мы захотим отобрать только людей невысокого роста. Тогда чем выше средний рост в семье, тем больше мы таких семей отсеем, и в отобранной таким образом группе окажется чрезвычайно много невысоких людей. И наоборот, если мы отберем семьи, члены которых наделены высоким ростом, относительное число невысоких будет значительно меньше. С точки зрения статистики ценность таких данных полностью зависит от того, как часто во всех исследуемых семьях встречаются светлые волосы или высокий рост. Если одна группа семей состоит исключительно из светловолосых или высоких людей, а в другой их вовсе нет, то все члены семей, в которых встречается хотя бы один высокий человек, будут высокими. Если в одних семьях какой-то конкретный признак встречается часто, а в других – редко, мы не сможем сказать наверняка, у скольких родственников человека, наделенного этим признаком, он будет проявляться; мы не сможем установить закономерность передачи признака по наследству. Потому определить, обусловлено ли наличие признака наследственностью или же он приобретен в результате воздействия внешних условий, невозможно.

Высота роста обусловлена не только наследственностью. Из того, что у низкого человека чаще встречаются низкие родственники, не следует тотчас же делать вывод о том, что низкий рост передается по наследству.

Еще более четко это проявляется в общественных группах. В сельской местности родственники фермера в большинстве своем и сами фермеры, однако фермерство – не наследственный признак. Родственники преуспевающего предпринимателя редко оказываются неквалифицированными рабочими.

Одним словом, частота встречаемости какого-либо признака в семейной линии без дополнительных доказательств не свидетельствует о его наследственности. То, что у преступников родственники часто оказываются преступниками, не позволяет установить закономерность передачи преступности по наследству, если же наследственность не доказана иными методами.

Мы уже рассмотрели, что семейные линии в составе какой-либо популяции различаются между собой. Уровень преступности и частота встречаемости изъянов среди них также различаются. Предстоит ответить на вопросы: обусловлены ли эти качества окружающей средой или наследственностью и каковы законы этой наследственности.

С интересной стороны этот вопрос открывается при изучении лечебно-профилактических психологических учреждений для детей дошкольного возраста. Хотя статистику, полученную из этих наблюдений, следует использовать весьма осторожно, анализ психологии детей проливает свет на то, что в долгосрочной перспективе неблагоприятная среда оказывает существенное влияние на поведение физически неполноценных членов общества, а также на развитие антисоциальных тенденций. Они могут возникнуть в условиях напряженной обстановки в семье, способствующей формированию бунта против тиранической власти или же вызывающей иного рода серьезные чувства противостояния.

Не менее поучительны наблюдения психоанализа. Хотя я не склонен придерживаться путанных и, как мне кажется, необоснованных суждений психоаналитиков, накопилось достаточное количество материала, свидетельствующего о том, что в условиях сильного нервного напряжения, особенно после внезапной травмы, у слабых людей могут формироваться самые разные психические отклонения.

В целом можно сделать вывод, что для того, чтобы даже слабая личность совершила противообщественный поступок, она должна оказаться в ситуации довольно сильного давления, которое толкает человека на пренебрежение законами общества. А чем личность сильнее, тем сильнее должно быть это давление.

В указанном выше сочинении Чарльз Горинг сводит к минимуму роль среды в формировании преступных наклонностей. Он пытается доказать, что все прочие общественные проблемы, с которыми сталкиваются преступники: отсутствие школьного образования и постоянного места работы, бедность, обусловлены недостатком интеллекта. Его доводы основаны на статистической взаимосвязи между уровнем интеллекта и различными формами общественной неполноценности. Средний уровень интеллекта в группе он определяет по относительной распространенности людей с умственными отклонениями. Он выдвигает предположение, что чем их больше, тем ниже средний уровень интеллекта. Такой метод вызывает сомнения, ибо разброс в разных группах может быть разного масштаба. Если, допустим, диапазон развития интеллекта среди преступников будет больше, чем у законопослушных граждан, люди с отклонениями у них будут встречаться чаще даже при одинаковом среднем уровне интеллекта. Чем выше доля людей с умственными отклонениями, тем чаще социально неполноценные люди будут одновременно еще и преступниками. Можно привести и обратный довод: умственные отклонения в сочетании с криминальными наклонностями встречаются тем чаще, чем больше в обществе доля различных форм социального неблагополучия, таких как отсутствие школьного образования или постоянной трудовой занятости. Для того чтобы доказать, что и общественная неполноценность, и преступные наклонности обусловлены врожденным уровнем интеллекта, необходимо показать, что в группе людей с одинаковым интеллектуальным развитием, взятых наугад из общей массы населения, преступники будут встречаться с одинаковой относительной частотой, вне зависимости от других социальных отклонений, таких как бедность, недостаток школьного образования или отсутствие постоянной работы. Поскольку мы не знаем распределения уровня интеллекта в общей массе населения, мы не можем установить степень преступности и утверждать, что решающий фактор в развитии интеллекта – наследственность.

Потому я считаю, что неважность фактора среды для формирования преступных наклонностей не доказана.

Многие авторы на основании того, как случаи преступлений распределяются по семейным линиям, пытались сделать вывод о том, что эта склонность наследуется в простом менделевском соотношении. Условия, которые приводят человека в ряды осужденных преступников, бесконечно сложны и не позволяют делать подобные выводы, а количества приведенных случаев совершенно недостаточно для того, чтобы обоснования казались убедительными. Реальные данные статистики свидетельствуют лишь о том, что степень преступной составляющей в разных семейных линиях одной популяции различается.

В зависимости от того, предполагаем ли мы простую менделевскую форму наследственности, или же формы гораздо более сложные, включающие факторы окружающей среды, практические результаты окажутся совершенно разными. В первом случае даже единичное проявление в семье преступности и знание простых правил наследственности позволило бы предсказать, сколько людей в различных семейных линиях окажутся подвержены этому явлению. В последнем случае подобное прогнозирование практически невозможно, ибо хотя принципы наследования и подчиняются в основном одним и тем же законам, они столь разнообразны, что не получится узнать, какие у конкретной семьи будут наследственные особенности.

Еще важнее то, что разграничить влияние наследственности и окружающей среды весьма трудно: если вся семья подвергается воздействию одних и тех же неблагоприятных условий и при этом от природы все ее члены довольно слабы, то все они могли бы стать преступниками, в то время как при более благоприятных условиях она могла бы противостоять социальному давлению, которому подвергается.