Текст книги "Призраки Гарварда"

Глава 14

Кади осмотрела Линден-стрит, убедилась, что в поле зрения нет никого знакомого, и только потом приблизилась к историческому дощатому дому, где находились кабинеты кампусных психологов и консультантов, а также психиатрическая помощь. Место завуалированно именовали «Бюро учебной консультации», как будто единственное, в чем гарвардскому студенту может понадобиться консультация, – это учеба.

Видавшие виды серо-белые доски обшивки, вероятно, кому-то более жизнерадостно настроенному показались бы очаровательными, но Кади они напомнили о каком-нибудь жутком старом доме, в который детишки любили стучаться и убегать. Деревянное крыльцо потрескалось и скрипело под ногами, так что Кади старалась ступать полегче, не желая привлекать к своему появлению ни децибела внимания. Бюро казалось закрытым, судя по ставням, но должно было работать. Это здание в принципе предназначалось для деликатных дел. И не все в его наружности износилось; на крыльце стояла деревянная скамейка – новенькая или, по крайней мере, почти нетронутая. Никому неохота присесть и расслабиться у дверей местной психушки.

После кафе с Ннекой Кади больше не слышала ничего необычного, но страдала от какой-то обратной версии сепарационной тревоги – как будто каждая минута тишины может стать последней. Беспокойное ожидание мгновения, когда в ее разум вновь кто-то вторгнется, было чуть ли не хуже самих голосов. Ей казалось, что она на грани нервного срыва.

Кади нажала кнопку звонка, и через миг дверь, загудев, открылась. Приемная выглядела обычной гостиной, разве что ни один из разномастных предметов мебели не стоял лицом друг к другу. За стойкой регистрации с открытым учебником сидела девушка в хиджабе.

– Привет, чем могу помочь?

– Я не по записи, но подумала, вдруг получится прийти и к кому-нибудь попасть. Это возможно?

– У нас всегда можно с кем-нибудь поговорить. Ты уже в числе друзей Бюро?

– Друзей?

– Ты в системе? Уже встречалась с психологом или участвовала в практикуме по оздоровлению?

– О нет. Я новенькая.

– Тогда нужно заполнить вот эти бланки. Когда закончишь, можешь поговорить с Грэгом, он свободен.

Кади взяла планшет и опустилась на продавленный зеленый двухместный диванчик, чтобы заполнить бумаги. Рука, выводя имя, дрожала. Кади предпочла бы не оставлять здесь следов пребывания. Она вдруг вспомнила, как Эрик ощутил потерю контроля над собой, когда за него взялись психиатры, особенно университетские. «Теперь все официально. Пути назад уже нет», – сказал брат, получив диагноз. В то время Кади думала, что он просто драматизирует и упрямится, но теперь поняла. Ей хотелось побеседовать со специалистом насчет того, что она слышит, – но не ценой своего личного пространства или свободы. Родители не должны узнать, что она тут побывала, особенно мать.

– Можешь идти в кабинет, – сказала девушка за стойкой, когда Кади вернула листы. – Вверх по лестнице, первая дверь слева.

Ступеньки скрипели под ногами. В коридоре второго этажа оказалось темно, только падала полоса света из-за едва приоткрытой двери. Кади постучала.

– Здравствуйте!..

Ответа не последовало, и она толкнула дверь.

– Йо! Приветики, проходи.

Удивленный мужчина поспешно вытащил наушники, воткнутые в ноутбук перед ним. Тридцать с небольшим на вид, в серой толстовке поверх клетчатой рубашки – с вязаной шапочкой, толстой оправой и большой, кустистой бородой он напомнил Кади эдакого Фрейда-хипстера. Мужчина поднялся из-за стола и протянул ей тощую руку:

– Я Грэг.

Кади пожала его ладонь и смущенно представилась:

– Простите, я не по записи.

– Ничего страшного, затем я и здесь. Прошу, садись.

Грэг указал на темно-синий диванчик у стены. Кабинет был маленьким, но уютным, с неброским восточным ковриком, мягкой мебелью и кружевными бабушкиными занавесками. Сам Грэг занял клетчатое кресло напротив.

– Ну что, рассказывай. Давай сперва подноготную – год, общежитие, специальность, все такое.

– Первый курс, живу в Уэлде. Специальность еще не выбрала.

– Хорошо, не спеши, попробуй себя. Как тебе учеба?

– Тяжело.

– Почему тяжело?

– Это же Гарвард, здесь и должно быть так, верно?

Грэг улыбнулся:

– Справедливо. Но попытайся конкретизировать. Отчего тебе тяжело?

Прежде чем ответить, Кади глубоко вздохнула.

– Из-за брата. Поэтому я сюда и пришла, честно говоря. Мой брат учился здесь на третьем курсе, когда умер.

– О, мне жаль. Как так вышло?

– Самоубийство. – Кади все еще было трудно связать с братом это слово. – Он страдал шизофренией, а потом… – Она умолкла.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, – машинальный ответ, за который Кади всегда себя ненавидела.

– После такой травмы, должно быть, очень трудно здесь находиться.

Кади кивнула. Грэг казался милым, однако она постепенно теряла самообладание.

– Есть кое-что в его болезни, что я, к сожалению, не понимала, и чувствую, что нужно понять, чтобы двигаться дальше, и поэтому думала, вы мне поможете. Не знаю, с кем еще поговорить.

– Поговорим обо всем, что хочешь. Я не спец в шизофрении, но постараюсь ответить как можно лучше.

– Мой брат говорил, что слышал голоса. Вы знаете что-нибудь об этом?

Выходило слабое подобие старого доброго «я спрашиваю для друга», но Кади пока не была готова признаться.

– Слуховые галлюцинации. Часто встречаются у шизофреников.

– На что в целом похожи эти голоса?

– Думаю, подобный симптом очень сильно отличается от больного к больному.

– Мне запомнились слова Эрика, что голоса рассказывали ему то, что он не мог знать.

– Твой брат – Эрик?

– Да, вы его знали?

– Нет, просто стараюсь следить за повествованием.

– Ой. В общем, голоса говорили ему о книге, которую он никогда не читал, или об истории здания на кампусе, причем сведения оказывались очень точными.

Грэг кивнул, но остался отрешенным.

Кади не понимала, почему он не удивлен.

– То есть это же странно, правда? Помню, как он был напуган.

Грэг причмокнул:

– Уверен, ему было страшно. И тебе наверняка очень тяжело ходить по тем же местам, что и брат, видеть то, что видел он. Понимаю, насколько это травмирует.

– Но как такое возможно – страдать галлюцинациями о том, чего ты не знаешь? Эрик считал это доказательством, что голоса настоящие, ну, в смысле, не только у него в голове. То есть как может плод его собственного воображения рассказать ему то, чего он не знал?

– Ну, для этого очевидного… феномена, как его можно, наверное, назвать, существует масса объяснений. Один из вариантов – что сведения, которые рассказал «голос», на самом деле ошибочны. У шизофреников зачастую хорошо получается казаться крайне осведомленными и образованными или посвященными в особые знания, и благодаря вере в истинность своих слов они звучат убедительно. Вбрасывают пару громких слов, вот и звучит достоверно, хотя на самом деле все выдумка.

– Но что, если все сведения подтвердились, стопроцентно правильные?

– Такое бывает. Можно что-нибудь прочитать или услышать – и забыть. А потом, наткнувшись на те же самые сведения в иной обертке, мы воспринимаем их новыми. – Грэг поскреб подбородок. – Это как неумышленный плагиат. Некоторые величайшие ученые неумышленно копировали труды коллег, потому что забывали источник информации. Был такой известный случай с историком Дорис Кернс Гудвин, которая когда-то, хочу добавить, преподавала в Гарварде. Я к тому, что разум способен сыграть с нами злую шутку. Мозг – орган несовершенный.

Кади пожевала щеку изнутри. Отсылка к Данте вполне могла затеряться где-то в ее прошлом, все-таки «Божественную комедию» частенько используют в поп-культуре, вот и встретилась где-нибудь в викторине по телику, например.

– Знаешь, – продолжал Грэг, – суицид – особая трагедия. Он оставляет после себя массу непростых запутанных эмоций. Злость, печаль, вину. Родных и друзей жертв не зря называют «пережившими самоубийство».

Кади кивнула, уже продумывая, как побыстрее и поизящнее отсюда убраться.

– Ты получала психологическую помощь? Или, может, беседовала со священником или раввином? После такого не удивительно впасть в депрессию.

– Нет, дело не в этом. Я пока справляюсь сама.

«Пока», – отдалось эхом в мыслях.

– Что-то же заставило тебя сегодня прийти.

Кади уставилась на свои колени – теперь единственными голосами, что сражались в ее голове, были ее собственные. Она попыталась набраться храбрости, чтобы сказать правду: «Я боюсь, что то же самое произойдет и со мной».

Получилась полуправда:

– Иногда я чувствую такую растерянность. Я приехала сюда с четким пониманием, что я хочу делать, изучать, а оказавшись здесь, не могу привести мысли в порядок.

Кади хотела понять брата, а теперь достижению цели, ради которой она рискнула благополучием семьи, мешали ее собственные психические проблемы.

– Значит, дело не только в брате. Тебе нужна помощь с концентрацией внимания.

– Да.

– Ага, ясно. – Грэг откинулся на спинку кресла, вдруг насторожившись. – Чтобы выписать рецепт, нам сперва придется провести несколько регулярных встреч, а до тех пор я бы настоятельно не рекомендовал экспериментировать с лекарственными средствами, которыми пользуются друзья. Аддералл и ему подобные – это тебе не конфетки.

– Что? – Кади передернуло. – Нет, я не… я не хочу лекарств.

– Хорошо. А знаешь, что тебе стоит попробовать? – Грэг прижал ладони друг к другу и улыбнулся: – Йогу.

Глава 15

Кади шагнула наружу, чувствуя себя идиоткой. Ни один куратор не выдаст ей дело Эрика, как и никто не поможет ей, если она не раскроет свои переживания. Но Кади не могла их открыть – пока. Потому что, как только человеку ставят диагноз «психическое заболевание», он лишается права голоса. Кади уже видела, как это произошло с Эриком. Она впервые чувствовала, что получает хоть какое-то представление о том, что происходило с братом незадолго до смерти, и как никогда нуждалась в свободе.

Потому она вздрогнула, услышав, что кто-то позвал ее по имени, пока она пыталась тайком спуститься с крыльца Учебного Бюро. Андреа, махая рукой, неслась в гору по брусчатому тротуару; о хрупкую спину бился огромный рюкзак.

– Привет, я тебе сообщение отправляла. У тебя сейчас пара? Ты уже обедала? – От спешки Андреа слегка запыхалась.

– По идее, у меня сейчас идет лекция по психологии, но… – Кади проверила время на экране телефона. – Я уже пропустила половину, так что можно совсем забить. Конспекты возьму у Ранджу. За ней должок.

– О, слава богу. Ненавижу кушать одна.

Андреа сказала, что хочет передохнуть от Анненберга, поэтому они пошли в ресторанчик под названием «Клевер», который располагался за углом. Обстановка внутри была забавной смесью старого и нового: вымощенные белой плиткой стены с верхней каймой из треугольных плиток-флажков с символикой частных учебных заведений и университетов Лиги плюща, которые, если верить табличке, зародились в 1913-м, бок о бок с огромным отрезом общего стола из натурального дерева в центре зала и цифровыми меню на стенах. Кади и Андреа заняли место в длинной очереди желающих сделать заказ официантке с планшетом в руках.

– Как прошел остаток вечеринки в «Фениксе»? – поинтересовалась Андреа. – Ты поздно вернулась. Меня хлопок двери разбудил.

– Прости. – Кади прикинула, не рассказать ли о случившемся, но решила, что не стоит; она и так чувствовала себя слишком уязвимой после встречи у Бюро. – Отстой. Ты правильно ушла.

– А что ты делала в Учебном Бюро? Ходила к психологу?

Кади помедлила с ответом.

– Заглянула заценить. Вряд ли пойду снова, ничего особо полезного.

– Ладно. Но тут нечего стыдиться. Я вот ходила к психиатру дома. Тревожное расстройство. Но я его победила.

– С йогой?

– Нет. С Золофтом.

Кади фыркнула. Андреа порой раздражала, но Кади восхищалась ее прямотой и честностью. Может, не стоило все время настолько осторожничать.

– Честно говоря, я ходила поговорить о брате. Он умер прошлой весной.

– О боже, я понятия не имела…

– Знаю, я же не рассказывала. Мне сложно об этом говорить. Самоубийство.

– Господи, это же еще хуже!

Ее откровенная прямота снова заставила Кади рассмеяться.

– В смысле, хуже для вашей семьи. – Андреа скорчила болезненную гримасу. – Прости, я не знаю, что нужно сказать.

Это рассмешило Кади еще сильнее.

– Никто не знает! И ты права. Определенно хуже некуда.

– Ты ожидала, что так случится?

А это оборвало ее хихиканье.

– Последнюю пару лет он боролся с психическим заболеванием, шизофренией, но я никогда не думала… – Кади умолкла. – Теперь вспоминаю и правда вижу намеки. Все время пытаюсь понять, где же поворотный момент, точка невозврата, когда мы еще могли что-то сделать, как-то его спасти. Но упустили.

Говорить вслух об этом было больно, но, сказав для разнообразия правду, Кади одновременно ощутила и некое облегчение, хотя все равно опустила то, что он учился в Гарварде.

– В этом университете мы только и говорим, что о потенциале, как будто то, что ты здесь делаешь, подготовит тебя ко всей оставшейся жизни. Но не весь потенциал так хорош. Психические заболевания могут быть наследственными, и мне иногда становится страшно, вдруг оно и у меня тоже?

– Ну нет. Ты выглядишь такой адекватной.

– Он тоже выглядел.

Андреа покачала головой:

– Нельзя так думать. Мысли материальны. Если о чем-то слишком волноваться, можно это что-то случайно воплотить.

Тут Кади оказалась в настоящей беде.

– Почему тебе казалось, что ты не можешь этим поделиться?

– Чтобы вы узнали меня нормальной, а не трагичной, но дело в том, что я не чувствую себя нормальной с тех пор, как умер Эрик, и в итоге чувствую себя фальшивкой. Просто не хочу, чтобы вокруг меня ходили на цыпочках, понимаешь?

– Не беспокойся. Мне все равно это плохо удается.

Наконец настал их черед заказывать. Официантка приложила их кредитки к планшету и заверила, что еду принесут. Андреа и Кади заняли места за стойкой у окна, выходящего на Масс-авеню.

– Я обычно так не трачусь, но сегодня мой день рождения, поэтому можно.

– У тебя сегодня день рождения? Поздравляю!

– Спасибо.

– Будешь праздновать как-нибудь? Типа вечеринки?

Андреа пожала плечами:

– Для вечеринки у меня тут маловато друзей.

– Ох, ну это потому, что учебный год только начался, никто еще никого не знает. Давай вдвоем повеселимся. Пойдем куда-нибудь поужинать.

– Мы уже пошли пообедать. И я все равно не могу. У меня за ужином встреча с учебной группой по органике.

– О господи, да прогуляй ты. Нельзя же отмечать день рождения за учебой.

– Но я не хочу прогуливать, – возразила Андреа. – Нужно повторить пройденный материал. – И добавила чуть тише: – И мне нравится один парень из группы, Марко. Я только там могу с ним поговорить.

– О-о, Марко, – проникновенно подвигала плечами Кади. – Беру слова обратно. Скажи группе про день рождения и пригласи их, а лучше Марко, к нам в гости на торт!

– Я не могу пригласить его на вечеринку, где больше никого не будет. Лучше вообще не праздновать, чем выглядеть жалко.

Кади задумалась.

– Есть мысль получше. Когда начнете сворачиваться с группой, скинь мне сообщение. Найди повод привести Марко к нам в комнату, сможешь?

– Я должна принести копии своих конспектов четвертой главы на всех. Могу забыть его экземпляр. – Андреа хихикнула.

– Идеально. Пришли сообщение, как двинете в сторону дома, я буду в комнате, с выключенным светом и всем наготове, а когда вы войдете, я крикну «Сюрприз!». И Ранджу подговорю, если смогу. – Кади все еще не теряла надежды заставить этих двоих как-то ладить. – А ты такая как ни в чем не бывало, мол, «надо же, а я и не собиралась праздновать до выходных».

Андреа с ухмылкой закатила глаза:

– Целый заговор.

– Да, миссия! Назовем ее «Операция: Марко Поло».

Андреа взорвалась смехом, Кади поддержала. Она думала о веселых миссиях, которые когда-то устраивал для нее Эрик, и впервые с начала учебы Кади ощутила тепло от воспоминания о нем и приятное волнение от единения с новой подругой.

– Давай, а торт возьмем в «Десертах Майка», я угощаю.

На розовеющем лице Андреа расцвела улыбка.

– У меня еще никогда не было вечеринки-сюрприза.

Две соседки направились обратно к кампусу с добычей из «Десертов»: изумительный торт с помадкой в большой коробке, и, придя к согласию, что откладывать удовольствие потом не так уж прекрасно, они взяли на дорожку по пирожному-канноли – классическое с шоколадной крошкой для Кади и карамельное с пеканом для Андреа. В перерывах между жеванием они сплетничали, шагая по опавшей листве и вгрызаясь в хрустящие трубочки. Андреа остановилась у огромных кованных ворот Гарвард-ярда и захихикала:

– Кади, ты в буквальном смысле вся в сахарной пудре.

– Да? Божечки, да! А ты почему нет? – удивилась Кади с полным ртом. – Помоги мне!

Андреа принялась отряхивать ее грудь, но получилось только сильнее втереть сахар в черное шерстяное пальто.

– Пытаешься меня за сисечки потрогать? – поддразнила Кади, вызывая у обеих новый приступ смеха.

Пока Андреа сквозь слезы пыталась найти еще салфеток, Кади обнаружила на себе еще одно снежное пятно.

– Серьезно, как я умудрилась изгваздать плечо?

Вытянув шею, она вдруг заметила небольшую каменную табличку на стене желтого дощатого административного здания рядом.

И когда Кади прочитала высеченные на ней слова, веселье вытекло из нее, словно кровь из раны.

Уотсворт-Хаус

ТИТ И ВЕНЕРА

ЖИЛИ И РАБОТАЛИ ЗДЕСЬ,

КАК ОБРАЩЕННЫЕ В РАБСТВО,

В СЕМЬЕ

ПРЕЗИДЕНТА БЕНДЖАМИНА УОРТСВОРТА

(1725–1737)

ДЖУБА И БИЛХА

ЖИЛИ И РАБОТАЛИ ЗДЕСЬ,

КАК ОБРАЩЕННЫЕ В РАБСТВО,

В СЕМЬЕ

ПРЕЗИДЕНТА ЭДВАРДА ХОЛИОКА

(1737–1769)

В памяти вновь зазвучали утренние слова: «Я Билха, служанка Холиоков».

– Так, где еще? – спросила Андреа, держа в руке комок салфеток, и обратила внимание, на что глазеет соседка. – А, ага, в Гарварде были рабы. Ты знала?

Кади потеряла дар речи. Президенту Гарварда не нужен немой мальчик-слуга.

– Ничего, – продолжала болтать Андреа, – об этом долгое время никто не знал. Я прочитала статью в журнале выпускников, родители выписывают. Этот факт успешно похоронили, исключили из всех исторических материалов, из-за то ли плохого учета, то ли умышленного невежества. Не очень-то вяжется с образом «передового бастиона высшего образования», верно? Впрочем, это по-своему прогрессивно – что теперь они все признают. Надо отдать Гарварду должное, хотя Браун, кажется, признался первым.

Но Кади слышала только ужас и отчаяние. Чтобы спасти сына, мне нужна ваша помощь!

Андреа перевела взгляд с таблички на помертвевшее лицо Кади:

– Ты в порядке?

Не отрывок из классики, который Кади знала, но забыла. Не воображение, не галлюцинация. Высеченное в камне.

Доказательство.

Настоящее.

Глава 16

Кади не очень долго пришлось притворяться, что все нормально, рядом с Андреа, ведь ей нужно было отправляться на коллоквиум по физике профессора Прокоп, поэтому она отправила Андреа с тортом домой и остаток пути преодолела в одиночестве. Лучше или хуже то, что голос, который она слышала, исходил снаружи, а не изнутри? Если это не бред, то что тогда? Призраки? Способна ли она в такое поверить? Нужно оставаться скептичной, благоразумной. Благо для этого не было лучше места, чем Научный Центр.

Кади прибыла к нужной лекционной и ощутила укол вины – та оказалась слишком близко к месту, где проходила пара по психологии. Как только Кади толкнула двойные двери, в нос ударил запах мела, и она быстро поняла, что здесь не будет ничего общего с непринужденными речами профессора Бернштейна. Сидящим студентам открывалась стена из трех досок, причем самая дальняя была сдвинута вверх, являя еще одну, скрытую под ней. Кади заняла место подальше, в правом углу, и содрогнулась от самой мысли, какой же должна быть математическая задача, чтобы понадобилось целых шесть досок.

– Была бы ты здесь в прошлом году на лекции Нильса Бора[7]7
  Нильс Бор (1885–1962) – датский физик-теоретик, один из создателей современной физики.


[Закрыть], имела бы представление.

У Кади перехватило дыхание.

– Кажется, ты потрясена, моя дорогая. Je vous demande donc grâce[8]8
  Я попрошу о милости (фр.).


[Закрыть] – я лишь имел в виду, что его теории о строении атома способны заполнить всю лекционную. Он как раз получил Нобелевскую премию в двадцать втором году, а их не выдают за простую арифметику. А он был завораживающим, полностью стоил потраченного карбоната кальция.

Кади узнала голос – тот, что появился на лекции по Средневековью, знаток Данте.

– Да, я поклонник мистера Алигьери, хотя все же предпочту, чтобы ты называла меня Робертом. Я люблю литературу, но по своей сути я человек науки. Бор всего лишь напомнил мне, какую страшную ошибку я совершил, выбрав химию вместо физики. Мужчинам младше двадцати лет нельзя позволять принимать жизненно важные решения.

Кади задумалась, не стоит ли ей уйти. «Роберт» продолжал разглагольствовать:

– Я сидел как приклеенный. Что не так уж просто на этих богомерзких деревянных стульях. Наклон ужасный, думаю, я для них слишком высок.

Под Кади было обитое материей пластиковое сиденье. Из какого мира доносился этот голос?

– У меня есть две больших любви – физика и Нью-Мексико. Жаль, что их нельзя объединить.

Ей все еще хотелось верить, что это всего лишь плод ее воображения, однако отсылки голоса были слишком точными – и не связанными с ней. Как она могла вообразить такое, если никогда не бывала в Нью-Мексико?

– Никогда? Ты просто обязана запланировать путешествие, ты не встретишь земли удивительнее. Такой прекрасной, дикой, самородной. Это место поистине изменило мою жизнь.

В лекционную вошла профессор Прокоп в сопровождении приглашенных лекторов, профессора Дэйли из МТИ и профессора Чжоу из Колумбии, а также координатора встречи (все были мужчинами, заметила Кади) и небольшой когорты преподавателей. Пока Кади отвлеклась, еще часть мест уже успели занять, и теперь, к ее удивлению, аудитория разразилась аплодисментами. Лекция оказалась куда более значимой, чем ожидала Кади, а у нее посреди всего этого действа то ли встреча с паранормальным, то ли психотический эпизод.

Кади попыталась успокоить себя, вспоминая убаюкивающую песню, которую они репетировали утром с Коллегиумом. Все как в хоре – ей не нужно понимать лекцию или даже участвовать – только сливаться с остальными.

И слушать голоса вокруг.

Она выбросила последнюю мысль из головы.

Кади перевела взгляд на доски. Координатор представлял каждого профессора, перечисляя их многочисленные степени и награды. Список достижений Прокоп продолжался добрую минуту.

Голос, к счастью, умолк, и началась лекция. Кади оглядела аудиторию. Пусть она была заполнена менее чем на половину, никто из студентов не походил на типичного слушателя лекции, который вполуха слушает и сидит в Интернете. Мало кто даже сидел с ноутбуком. Большинство подавалось вперед, внимая, и временами задавало вопросы за гранью понимания Кади. Присутствующие были группой избранных даже по меркам Гарварда, и все жадно ловили каждое слово профессора Прокоп.

Однако Кади оказалось трудно сосредоточиться на содержании лекции. Она попала в ловушку тревожного ожидания – вдруг голос, который звал себя Робертом, вновь вернется. Ожидания и еще кое-чего – любопытства.

Кади отвлеклась, и как будто почуяв лазейку…

– В Нью-Мексико я повстречал Кэтрин.

Несмотря на разумную позицию, Кади прислушалась.

– Мы остановились на ее ранчо в Лос-Пиносе. Это было лето перед Гарвардом, мне всего девятнадцать. Ей – двадцать восемь. Замужем. Недосягаемая. Что, полагаю, лишь прибавило ей привлекательности. Но все было не так просто.

Она управляла всем ранчо в одиночку. В ее жилах текла кровь идальго. Рабочие уважали ее, лошади – тоже. Даже мустанги, казалось, признавали ее своей. Она была властной.

«Властной» – слово отдалось эхом в голове Кади, наблюдающей за профессором Прокоп. Та полностью преобразилась, перестав быть тихой и скромной женщиной, с которой Кади познакомилась в кафе Научного Центра; профессор была уверенной и да, властной. Она с важным видом расхаживала перед аудиторией, одетая в простые черные слаксы и белую оксфордскую рубашку. Прокоп делала размашистые записи на доске наклонным крупным почерком, ударяя мелом с такой силой, что одежда на ее худенькой фигуре подрагивала.

– Однако невероятным образом я ей приглянулся. Она брала меня кататься в Хемезские горы днями напролет, лишь с виски и сэндвичами с арахисовым маслом в качестве пропитания. Несмотря на ее красоту, в ней не было ничего манерного. Ей ничего не стоило опуститься на колени в грязь, чтобы взяться за лошадиное копыто и прибить гвоздь в разболтавшуюся подкову.

Прокоп едва давала профессору Дэйли вставить слово, и когда увлекалась, у нее появлялась забавная привычка ерошить волосы, пока из хвоста не начинали выпадать пряди.

– Кэтрин выросла в Пекосе. Умела ориентироваться на местности, как охотник-хопи. Она была в своей стихии.

В тот момент ассистирующий ей молодой преподаватель отпустил какую-то математическую шуточку, и Прокоп разразилась громогласным хохотом, которого Кади от нее никак не ожидала. Здесь профессор была непревзойденной и харизматичной. Это – ее стихия.

– Я был, наверное, в нее влюблен.

Слушая голос, Кади увидела Прокоп в новом свете.

– Или я жаждал снискать ее одобрения, что, возможно, одно и то же.

Она попыталась посмотреть на профессора глазами Эрика. Какой он ее видел?

– Я бы последовал за ней хоть на край земли. К счастью, она брала меня не дальше Лос-Аламоса.

После этого «Роберт» умолк, но Кади осталась поглощена мыслями о его рассказе и как он мог быть схож с Эриком и Прокоп. Она гадала, эту ли связь должна была провести. Для этого ли появился голос, чтобы дать ей лучше понять брата? Эрик всегда гордился своими способностями к учебе и в работе оставался принципиален, поэтому неудивительно, что он твердо решил остаться в кампусе и продолжать труды над Бауэровским проектом, несмотря на мольбы семьи вернуться домой. Но теперь, наблюдая за профессором Прокоп – виртуозной, очаровательной, «в своей стихии», – Кади понимала, что у него, вероятно, был иной мотив. Эрик определенно тоже «жаждал снискать ее одобрения». Считал ли он, что влюбился?

Погруженная в мысли, Кади не замечала, что лекция подошла к концу, пока люди вокруг не начали подниматься с мест. Она медленно собрала вещи; она пришла сюда побеседовать с Прокоп, но вдруг ощутила новый страх. Кади мешкала среди рядов, ожидая, пока последние студенты пообщаются с профессорами, и продумывая с чего начать ей самой. Кади надеялась, что Прокоп сама ее заметит, однако та увлеченно разговаривала со своим ассистентом, пока тот стирал ее расчеты с доски, оставляя призрачные очертания букв и символов. В итоге именно он и бросил взгляд на Кади. Он наклонился и сказал что-то Прокоп на ухо; при этом он еще и коснулся ее руки.

Прокоп вскинула голову в сторону Кади с точностью хищной совы.

Кади осторожно шагнула вперед:

– Здравствуйте, я…

– Каденс, рада, что вы сумели прийти, – улыбнулась Прокоп. – Понравилась лекция?

– Да, по крайней мере то, что я из нее поняла.

– Запишитесь на мой курс в следующем семестре, и мы это исправим. – Профессор перевела взгляд на бумаги, лежащие перед ней на столе.

У Кади вдруг пересохло во рту. Прокоп умела накалить атмосферу.

– Вы упоминали, что у вас, может, будет время побеседовать?

– Разве? – Профессор сощурилась, но затем вновь вернулась к бумагам. – Прошу простить, график сегодня совсем плотный, наверное, лучше на следующей неделе. Приемные часы по четвергам в четыре.

– Знаю, но мне бы не хотелось ждать, и я не займу много времени, если у вас есть минутка… – Кади дождалась, пока Прокоп допишет, опасаясь, что та уже утратила к ней интерес. – У вас есть минутка?

Прокоп все же подняла взгляд:

– А вы настойчивы, как ваш брат.

Затем она повернулась к ассистенту и произнесла что-то, казалось, по-русски; он так же ответил. Прокоп неспешно убрала вещи в сумку для ноутбука, попрощалась с профессором Чжоу, когда он прошел мимо, поблагодарила остальных ассистентов. Кади казалось, будто Прокоп провоцировала ее уйти, и ей действительно хотелось так поступить, однако она боролась с противной неловкостью и продолжала стоять рядом. Наконец Прокоп разгладила одежду ладонями, не замечая меловые следы, которые оставила на черных брюках, и посмотрела Кади в глаза:

– Пойдемте. Прогуляетесь со мной до станции.

Кади решила не упускать возможность. Возможность семенить по пятам профессора по коридорам Научного Центра. Прокоп была как минимум пять футов шесть дюймов ростом и двигалась вперед большими, уверенными шагами.

– Слушаю вас, – произнесла она.

– Я хочу знать, над чем работал Эрик, пока не заболел слишком сильно.

– Ну, – начала Прокоп, – его первоначальное исследование для Бауэра включало в себя получение данных экспериментов с Большого адронного коллайдера, поиск моделей Калуцы – Клейна и интерпретация их свойств с целью извлечения выводов о геометрии скрытого дополнительного измерения, откуда они возникли. – Прокоп глянула на Кади, не сбавляя темпа. – Полагаю, вы не понимаете, что это означает.

– Не особо, но могу уследить за мыслью.

Прокоп вздохнула:

– Тема очень сложная. Разговор не для прогулки к метро.

– На большее вы не согласились.

– Вы не захотели ждать следующей недели. – Прокоп толкнула вращающиеся стеклянные двери, проскальзывая между створками, прежде чем Кади успела ее догнать. – Даже будь у нас время, боюсь, вы бы не поняли.

– Мой старший брат покончил с жизнью, вряд ли это сложнее.

Прокоп остановилась, светлые глаза окинули лицо Кади пристальным взглядом, и ее собственное смягчилось.

– Прошу прощения, я вас расстроила, а именно этого я и не хотела. Я могу рассказать вам о любом абстрактном понятии квантовой физики, но далеко не так хорошо владею спектром эмоций. Я вовсе не хочу доставить вам еще больше боли.

– Нет, я в порядке. – Кади сбавила тон. – Прошу, мне просто нужно краткое содержание того, над чем вы работали. Не беспокойтесь, что расстроите меня, оставьте эмоции в стороне.

– Хорошо. Это я могу.

Они пересекли Ярд, который к выходным обычно затихал, однако погода этим пятничным днем оказалась теплее обычного. Народ расстелил покрывала на траве, одни болтали за едой, другие занимали себя чтением, трио перебрасывало друг другу фрисби, все наслаждались солнечным светом, пронизывающим листву окрашенных огненно-рыжим деревьев. Кади ужасно хотела познать жизнь, которой жили эти студенты, полную новых друзей и беспечных дней. Сама она чувствовала себя частью этой сцены не более чем человек, смотрящий фильм.

Профессор Прокоп тем временем изо всех сил старалась описать еще один чуждый Кади мир:

– Позвольте задать вам быструю систему ориентиров. Существуют определенные вопросы, поставленные нашей вселенной, которые нельзя объяснить стандартной моделью физики элементарных частиц. Классический пример – почему гравитация столь слаба?