Текст книги "Всем, кому должна, – прощаю, или От любви страховки нет!"

Глава 8

Максимилиан арр Телларион

Я крался по гостиной, как вор, и сам не мог объяснить, почему веду себя настолько тихо и не желаю разбудить Самиру.

Служанки доложили, что леди была в ярости после визита статс-дамы. Она сказала, что у нее разыгралась мигрень, и не пожелала больше рисовать, хотя служанки принесли ей новые холсты.

Это заинтересовало меня и заставило в ночи прийти в ее покои. Моя мама рисовала. Много, часто забывая о времени, полностью погружаясь в свое творчество. Иногда мне удавалось за ней наблюдать во время работы. На ее картинах оживала природа, пробуждались от спячки звери, манили бурным потоком реки, высокие скалы обещали свободу и крылья для полета. А люди казались настоящими, просто застывшими на мгновение.

Отец тоже любил смотреть, как рисует мама. Он все в ней любил. И, наверное, глядя на родителей, я верил и ожидал, что в будущем с моей парой у меня будут такие же теплые отношения, как у них.

Мольберт я нашел не сразу. Самира зачем-то спрятала его у стены за шторами. Не хотела, чтобы кто-то видел? Боялась осуждения? Я усмехнулся, даже если у нее нет таланта, вряд ли кто-то бы осмелился об этом ей сказать. Даже я бы не стал.

Но…

Талант определенно был. Я сначала не понял ничего. Ни зачем она расчертила холст на квадратики, ни почему в каждом квадрате нарисовала себя, потом меня. Сначала это даже польстило. Она думала обо мне… Однако… В каком ключе!

Когда смысл нарисованного дошел до меня, я остолбенел, застыл на месте, прикованный взглядом к собственным изображениям. Я был узнаваем и при этом смешон!

Но еще больше взбесил рисунок, где она влюбленно смотрит на какого-то человека, а потом в слезах бежит прочь… навстречу чудовищу. Где чудовищем, конечно же, был я. Вот и на следующем рисунке Самира пририсовала мне рога.

Рога… Холст с треском порвался в моих руках.

Да как она посмела?! Тьма ядовитыми клубками вырывалась из груди, полностью отражая мои чувства. Я зарычал и в приступе гнева смял холст как самую тонкую бумагу. Жаль, это нельзя было повторять снова и снова, пока не уляжется ярость. Жаль, что натренированная память сыграла со мной злую шутку, и я отчетливо помнил каждый штрих ее картины. Такой же странной, как она сама.

Похожие картинки рисуют детям, еще не умеющим читать. Вот и Самира рассказала историю нашего знакомства без слов. На каждой картинке изобразив меня гротескно – мерзким, злым, отталкивающим.

Неблагодарная дрянь! Сама изменила мне и еще посмела это высмеять. Ярость застилала глаза. Я снова и снова сжимал в руках остатки холста, представляя тонкую шейку своей невесты.

– Йя-а-у-у-у-а-а-а!

Дверь спальни с оглушительным хлопком распахнулась, и оттуда с громким воплем выскочила она сама. Я едва успел отскочить, уходя от удара подносом, зажатым в ее руках. Первой мыслью было, что она в ярости из-за уничтоженной картины, но следующие слова Самиры меня просто обескуражили:

– Не смей жрать мою еду, сволочь!!!

– Самира?.. – справившись с шоком, потрясенно выдохнул я.

Взмахом руки заставил вспыхнуть все свечи, чтобы проверить, в своем ли она уме.

Девушка замерла, как неожиданно попавший на яркий свет зверек, растерянно щуря глаза. Волосы всклокоченные, в одной ночной рубашке и с подносом – она и правда выглядела как сумасшедшая. Но с каждым мгновением ее взгляд приобретал осмысленное выражение.

– Вы?! – ахнула она, а потом смутилась своего внешнего вида и тут же прикрылась подносом, выставив его перед собой. – Простите! Кошмар приснился…

Я изумленно таращился на нее, но первый шок прошел, осмысление происходящего наступило также внезапно, как и ее пафосный выход из спальни. Всего лишь сон. Страшный сон, который заставил ее выбежать с подносом, однако…

– И кто ел твою еду?

– Не знаю. Кто-то. Я же говорю – кошмар. Вредно ложиться спать голодной.

Она нервно провела рукой по лицу, словно прогоняя остатки сна.

– Тебя не кормили?!

Странным образом гнев на Самиру сменил свое направление, перейдя на тех, кто посмел морить ее голодом. Почему мне доложили иное?

– Я не ужинала.

– Хочешь есть?

– Очень, – откровенно призналась она.

Самира выглядела такой беззащитной, трогательной, что защемило в груди. Я шагнул к двери, чтобы приказать принести ужин, но под ногами треснул сломанный мольберт. Еще в руках эти обрывки холста… Видя, как удивленно расширяются ее глаза, я испытал стыд за свою несдержанность пополам с вернувшейся злостью.

Без прежнего запала устало поинтересовался:

– Зачем ты это сделала?

Самира посмотрела на выпавшие из моих рук обрывки холста и честно ответила:

– Выразила свои чувства. Или вы о том, что нарисовала на вас шарж? – догадалась она. – Так я вас боюсь. Это такой психологический прием, посмеяться над своим страхом.

От такой непосредственной откровенности у меня опустились руки. И она не выглядела виноватой или испуганной. Прием сработал?

Одновременно с этим резануло слово «психологический». Уверен, что прежняя Самира даже понятия не имела, что такое психология. Каждая встреча в ней открывала нечто новое, еще одну грань.

– Может, ты еще и астрономию знаешь? – усмехнулся я.

– Знаю. Земли. В нашей солнечной системе девять планет: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и Плутон. Но потом решили, что Плутон не соответствует определению планеты, поскольку не очистил свою орбиту от окружающих объектов. Наша Земля имеет один спутник – Луну, которая всегда обращена к нам лишь одной стороной. Она оказывает влияние на водные массы планеты, благодаря ей существуют приливы и отливы. Люди не единожды летали на нее. Сейчас планируется активное освоение Марса…

Поразительно, она говорила об этом так уверенно, словно и впрямь знала.

– Ты летала на другие планеты?!

– Что вы! – горько усмехнулась она. – Летают космонавты. Такие как я, просто пользуются благами цивилизации. Благодаря спутникам, запущенным вокруг Земли, удалось создать сотовую связь, которая опутала собой всю Землю. Теперь практически из любой точки планеты можно связаться с любой другой.

Для меня это звучало невероятно. Мы имеем доступ к любой части мира с помощью магии, а не какой-то там сотовой связи. Что за зверь такой?

Самира поежилась, стоя босиком на каменном полу, и я пришел в себя.

– Оденься, а я принесу поесть, если ты не передумала.

Решение не звать слуг пришло само собой. Пока им передадут приказ, пока они соберут и принесут еду, пройдет время, а мне не хотелось разрушать возникшую между нами атмосферу.

Даже если она все выдумывает, я готов слушать ее сказки всю ночь.

Открыв портал из гостиной, вышел сразу на кухне. Слуги уже спали, лишь уголья тлели в печи, давая слабый свет. Мне его хватило, чтобы найти съестное и сложить на поднос то, чем можно быстро утолить голод: мясо, сыр, хлеб. Переместившись к себе, взял вино и бокалы и со всей этой добычей вернулся к Самире.

Девушка успела надеть домашнее платье и заплести волосы. Признаться, ожидал ее увидеть скорее в халате. Обойдя так и лежащие на полу остатки мольберта, свидетельство моей недавней несдержанности, она прошла к столу. Взгляд на поднос, и Самира изменилась в лице.

– Что-то не так?

– А где столовые приборы?

Только тогда понял, что в спешке набрал как для быстрого перекуса себе, не озаботившись столовыми приборами.

– Право, резать на кусочки хлеб с мясом можно днем за столом. Сейчас допускается забыть про условности. Ты же хотела есть. Бери.

– Не могу, – чуть не плача, произнесла она.

Я смотрел на нее в немом изумлении. Самиру словно подменили. Не она ли еще утром отчитывала меня за излишнее количество столовых приборов и ела салатной вилкой основное блюдо?!

– Леди Зоргана говорит, что манеры – это единственное, что отличает нас от дикарей. Леди никогда не должна расслабляться. Сейчас, пока я учусь пользоваться вашими столовыми приборами, мне крайне важно делать это правильно, даже когда я одна. Так я быстрее освоюсь. Простите. Я лучше лягу спать.

И под моим ошарашенным взглядом она развернулась и пошла.

– Стоять! – рявкнул я, злой на тетушку, как демон, за то, как быстро она промыла Самире мозги.

Я хотел, чтобы невеста обрела светский лоск, а не морила себя голодом в угоду манерам!

Самира замерла, и плечи ее напряглись.

– Вернись к столу, – уже мягче произнес я.

Она подчинилась. Но без страха, а с какой-то обреченной усталостью. Я отодвинул для нее стул. Девушка села. Я уселся рядом и заглянул ей в глаза.

– Ты же понимаешь, что неправильно отказываться от еды, если голодна?

– Да. Но ваши условности при приеме пищи настолько запутаны и утомительны, что иногда проще лечь спать голодной. Я все освою, понимаю, что это надо в первую очередь мне, но сегодня слишком устала.

– Тогда сейчас сделаем исключение.

– Нет.

Несмотря на то что выглядела Самира действительно уставшей, это «нет» прозвучало достаточно твердо. Ее было не переубедить.

– Хорошо, – медленно ответил я и решил схитрить. – Тогда перейдем к древнему обычаю, когда жених кормит свою невесту.

– Это как?

– Жених должен накормить невесту без столовых приборов. А она ест из его рук, показывая свою покорность, – сообщил я, оторвал кусок мяса, положил его на ломоть хлеба и протянул ей. – Открывай рот.

– Невесту перед этим специально не кормят? – хмыкнула Самира, но перед ароматным запахом мяса не смогла устоять и откусила.

– А это как получится, – усмехнулся я. – Вина?

– А давайте! – с какой-то бесшабашностью согласилась она.

Это была одна из самых удивительных в моей жизни ночей, проведенных с женщиной. Я не припомню ничего подобного ранее. Как-то ни разу не доводилось из собственной кухни воровать еду и тайком проносить ее в покои. Конечно, я мог бы приказать, и все бы принесли и даже приготовили, однако авантюрное настроение завладело мной. Казалось, что нет ничего важнее и интереснее, чем собственноручно добыть своей женщине еду. Будь мы в лесу, я сам бы поймал дичь, сам бы приготовил, не испытывая при этом дискомфорта. Наоборот, еще бы гордился. Как жаль, что мы в замке!..

Я кормил Самиру, умиляясь ее аппетиту. Она действительно оголодала, но, по ее словам, не хотела давиться всухомятку. Нам пришлось сделать уже совместный набег на кухню, где, стараясь не шуметь, девушка нашла себе оставшееся с вечера рагу из кролика с морковью и картофелем, перепелов в винном соусе, на десерт – взбитое суфле с ягодами. С этим мы порталом вернулись к ней, где я со всем старанием исполнял придуманный только что обычай. Мне даже в голову не пришло настаивать на столовых приборах и тем более приказывать девушке.

Кормить ее с рук было приятно и пикантно. Губы Самиры осторожно касались моих пальцев, стараясь не задевать кожи, но в итоге несколько раз все равно притронулись. В эти моменты меня словно молния прошивала. Я едва сдерживал порыв очертить пальцами ее рот, щеки и нежную шею. Я словно воочию видел, как сливаюсь с ней в страстном поцелуе. Эти мысли сбивали с толку. Я знал, что истинная пара вампира – единственная, с кем он сможет иметь физическую близость, но даже не предполагал, что злость и ненависть, которые испытывал, узнав, что натворила Самира, не просто уйдут на второй план, а вообще перестанут быть существенными, когда мы не конфликтуем, а просто общаемся и даже шутим.

Пока девушка ела, я расспрашивал ее о мире, в котором она жила. Технологии меня заинтересовали, и я уже думал, как бы создать артефакты с похожими свойствами.

Она кривилась, когда я называл ее Самирой, но назвать Надеждой я не мог, слишком чуждое для нас имя. Сошлись на Надин. Этот вариант удовлетворил обоих. Я совершил много ошибок с Самирой, так что сейчас, с Надин, собирался начать отношения с нуля.

Надежда Раевская

Это была во всех смыслах самая удивительная ночь в моей жизни. Удивительная не тем, что меня кормил вампир прямо с рук. А тем, что я смогла полностью расслабиться и ощущала себя комфортно и спокойно. Раньше чувство покоя мне было неведомо. Я постоянно куда-то стремилась, спешила, не давая себе и минутки подумать над тем, чего действительно хочу, о чем мечтаю и как, в конце концов, прекрасна жизнь вокруг.

Только сегодня, рассказывая о Земле, я поняла, что сама толком ничего не видела и почти не знала. Только работа, работа, работа, а жизнь… Она прошла мимо. Все прошло мимо меня под эгидой «надо»: надо встать пораньше, чтобы покормить скот, а потом бежать в школу; надо успеть приготовить обед и ужин, пока мать не вернется с работы, а заодно присмотреть за младшими и только потом, перед сном, сделать уроки; надо бежать на работу, чтобы были деньги на еду и помощь матери, а не мечтать о высшем образовании и пышной свадьбе… Надо, надо, надо… Год за годом одно и то же. И ни одного «хочу», ни одной исполненной мечты, даже сын и тот не оценил ничего, что для него сделано.

Я вспоминала свою жизнь в мельчайших подробностях, но без застарелого, заскорузлого чувства обиды или недовольства. Так все жили, время такое – тысяча и одна отговорка, лишь бы не быть счастливой. Лишь бы отдать свой кусочек счастья кому-то другому, кому-то, кто в первую очередь ценил себя.

И сейчас я широко распахнутыми глазами смотрела на пруд, стоя у окна. Как красива здесь природа, иногда даже кажется, что рядом находится море. Воздух здесь особенный, немножко соленый, отдает йодом и водорослями. А может, я все придумываю и мне чудится, потому что на море я была последний раз в двадцать пять лет, потом отправляла туда сына, в детские лагеря, а сама работала…

Отпуск – непозволительная роскошь, всегда считала я. А что в итоге? То-то и оно…

Я так и не добилась от Макса однозначного ответа касаемо моей запертой в покоях персоны. Он не сказал ни «да», ни «нет» на просьбу о прогулках. Отмахнулся, увлеченный моими рассказами о Земле и о матушке России. Его взгляд казался не просто заинтересованным, нет, мужчина словно был заворожен чудесами технологического прогресса, будто примерялся, как воссоздать сказанное мной, но уже здесь. А я… Я не стала спорить и требовать незамедлительных ответов и обещаний, вполне трезво рассудив, что шаг навстречу мы сделали, а этих шагов еще предстоит уйма, если мы хотим конструктивного диалога и какого-то сотрудничества. Какого, пока мне не ясно. Я не вижу Макса в качестве своего мужа, да и замуж, если быть до конца честной, не стремлюсь. Хватит, побывала уже… И ребенка родила. Интересно, Эдик хоть немного обо мне переживал?

Я тряхнула головой, прогоняя мысли о сыне. Он там, я здесь. А очнись я дома, то ничем хорошим все равно бы наша встреча не закончилась. Из сердца вон, так бы и было, после того, что Эдик вытворил. Ох…

Под грудью засосало, тоскливо так, колюче… Не проходит боль матери от неблагодарности сына и не пройдет. Даже мысли шальные возникали: а не опоила, не одурманила ли Людочка чем моего мальчика? Но здравомыслие брало верх, Эдик был эгоистом от макушки до пят. Всегда и во всем. Винить Люду в том, что он стал мразью, глупо. Конечно, в чем-то и она помогла, но… Это я воспитала сына так, это я не доглядела, избаловала, помня, как мне не хватало материнского тепла и заботы. Все казалось, что не должна допустить той же несправедливости, которой потчевала меня матушка. Не должна позволить так пахать, как пахала я изо дня в день, начиная с пятилетнего возраста. Все счастливого детства для него хотела, беззаботного, светлого, доброго… Просто детства, а не ежедневных хлопот да ответственности, от которых кругом идет голова и не отпускает желание вырваться из оков хоть на мгновение.

Крыльев я для него хотела, свободы выбора, того, чего у меня так и не случилось в жизни, чего не смогла достичь, потому что опереться было не на кого. Мать мне так развода и не простила. Никого из младших ко мне не допустила, запретила видеться и созваниваться, а однажды, когда я к ней приехала, не пустила на порог, выгнала и на внука даже не взглянула. Никто и не вспоминает о непутевой городской Надьке, что до ночи ходила за малышней вместо матери. Вместо нее и выхаживала, когда болели, и кормила всю ораву, обжигаясь у печи и не зная своих маленьких подростковых радостей. А позже я посчитала, что должна отказаться и от новой любви ради единственного сына, которому кавалер мой не по нраву пришелся. Кому нужна была та жертва? И кого она сделала счастливей? Не меня. Да и не сына.

Я вздохнула и отошла от окна. С тоской посмотрела на сломанный мольберт и клочки холста. Вот это силища у князя. Порвал плотную ткань, словно тонкую бумагу. Интересно, мне принесут новые инструменты или Макс, впечатлившись моими способностями, запретит? Было бы жаль расставаться с таким развлечением. Я не могу сказать, что раньше любила рисовать, но иногда находила в этом удовольствие. А сейчас и вовсе оно стало отдушиной.

Спать не хотелось. Мысли одолевали меня. Князь хочет детей. И пусть я не признаю себя его невестой и не хочу думать, что стану его женой, но вопрос о детях когда-нибудь передо мной встанет… Ведь я могу кого-то полюбить и желать от него ребенка так же сильно, как и прожить с любимым всю жизнь.

Вот только страх сидит во мне, страх за ошибку, что совершила с Эдуардом. А вдруг и другие мои дети станут такими же неблагодарными и, не дай бог, облеченными властью?

Мороз побежал по коже, и впервые я вдруг начала понимать тех, кто совершенно не желает рожать. Только причины у нас разные…

Я погладила плечи, прогоняя холод. А потом вспомнила, что дала себе слово: новую жизнь я проживу не так. Я не забуду о том, кто я есть. Я буду здоровой эгоисткой, которая не забывает о себе, но и не принижает ближних. Поступать буду по совести, но жертвовать своим благом ради сомнительных желаний тех, кто окажется рядом, не стану. Любящий человек никогда и не потребует, чтобы его любимая чем-то жертвовала, скорее сам снимет последнюю рубашку и отдаст.

Мне выпал уникальный шанс, и я обязана им правильно воспользоваться. Не быть бессловесной на все согласной овцой, а прожить человеком, которому в старости будет не стыдно держать ответ перед богом и людьми.

Новая жизнь… Абсолютно другая, в молодом теле, с большими возможностями и в магическом мире, где существуют чудеса из сказок. Оборотни, вампиры… Может, даже русалки и драконы есть. Я зажмурилась, вспоминая все, что знала о волшебных народцах. Гномы творят волшебство с металлом и камнями, вампиры сосут кровь и качают права. Прекрасные и обязательно надменные эльфы… Интересно, они здесь есть и такие же заносчивые? Или князь им всем фору даст в своем самомнении?

Эта мысль заставила улыбнуться.

Но самыми притягательными казались драконы. Уж и не знаю почему. Но я бы хотела хоть одним глазком на них посмотреть, главное, потом не помереть от счастья и страха заодно.

Я вновь зажмурилась, представила себя гарцующей на красном драконе и расхохоталась. Ох, и замашки у тебя, Надежда, – оседлать дракона!

Впрочем, уже не Надежда. Сошлись на Надин.

Все правильно… Новая жизнь – новое имя. Я уступила в этом Максу.

Не Надежда, имя, режущее слух обитателям этого мира. Да и, откровенно говоря, оно не принесло мне счастья. Надежда жила надеждой на то, что однажды вся ее земная жизнь изменится к лучшему, и не дождалась. Правда, одна перемена есть – я оказалась в другом мире.

Не Самира, имя, вызывающее во мне отторжение и протест, а заодно и заставляющее злиться Максимилиана. Я не та девочка, которая отчаянно желала доказать всем и каждому, что она не хуже их, что ее сердце такое же горячее и любящее. Которая необдуманно поступала так, словно за ней стоит сила, способная все исправить в случае беды или неудачи. Я могу полагаться на себя, я прожила тяжелую жизнь, сумев не только не опуститься на дно, но и выплыть, достойно и прочно устояв на земле. В одном лишь ошиблась, но теперь подобного не допущу.

Я вздохнула, зашторила окна и пошла в кровать. Завтра будет новый день, и что он мне принесет, пока неизвестно. Очередная борьба с Зорганой? Или Макс, продемонстрировавший мне выдуманный обычай и вполне комфортно себя чувствующий за рамками этикета, передумает делать из меня ледяную диву, этакую снежную королеву?

Вспомнив кормление с рук, я усмехнулась. Мог бы и получше легенду придумать. Наверняка же образованный чело… вампир, а все туда же… Не нашлось ответа на мой выпад, понял, что сам повелел так поступать, вот и попытался обойти свое же требование. Все-все я поняла, да не подала вида. Зачем? Так я и свое лицо сохранила, и принципиальность показала, и вроде как уважение к его приказам проявила. А что? Учусь? Учусь! Зоргану слушаю? Еще как, и даже исполняю все наедине с князем. Гордитесь мной, вашество!..

Я улыбалась, укутываясь в мягкое одеяло. Все будет хорошо. Непременно. Потому что я больше не дам себя ни неволить, ни обижать. Я трудолюбивая, где только ни работала, за кем ни ходила и кого только ни выхаживала. Не пропаду и в этом мире. Да и наследство от Самиры точно имеется, всегда можно сказаться наследницей. Со всем справлюсь, терять мне больше нечего, и умирать, как выяснилось, не так страшно. Обучение у Зорганы лишним не будет, наверняка и за пределами замка хорошие манеры пригодятся. Любые знания в жизни пригодятся.

С этой мыслью я, наконец, расслабилась и зевнула. Спать, Надин. Будет день – будет пища.