Текст книги "Незнакомка из Пейроля"

По дороге назад она вспомнила, что забыла купить свежий хлеб. Время поджимало, поэтому она не стала возвращаться в Альби и, вопреки желанию, решила заехать в ту булочную, где ей пришлось пережить несколько неприятных минут.

Пожилая женщина приняла ее так же неприветливо, как и в прошлый раз. Она даже не пыталась скрыть свою неприязнь.

– Три батона и нарежьте, пожалуйста, два хлеба! – попросила Паскаль, не обращая внимания на поведение продавщицы.

Пока та нарезала хлеб, Паскаль, вежливо улыбаясь, рассматривала лавку.

– Приятной вечеринки! – насмешливо бросила ей вслед продавщица.

На улице она чуть не столкнулась с Люсьеном Лестрейдом.

– Я так рад, что встретил вас, нам нужно поговорить по поводу растений. Время посадки прошло, но я купил луковицы и приду в понедельник, чтобы их посадить. Одного дня хватит, чтобы с этим управиться.

– Месье Лестрейд…

Она вспомнила, что он просил называть его по имени, и поправилась:

– Люсьен, я вам уже объяснила, что не могу оплачивать ваш труд.

– Я делаю это бесплатно! – ответил он. – Но луковицы нужно посадить, иначе весной у вас не будет цветов.

– Мне все равно.

Этот ответ возмутил его до глубины души, он выпучил глаза и отошел на шаг.

– Как это – все равно? Да вы понимаете, что вы говорите? Я пообещал, что сделаю это! И я сдержу слово! В наши дни для людей нет ничего святого, но я не стану…

– Что вы пообещали? И кому?

Он странно посмотрел на нее и пожал плечами.

– Я приду к девяти утра, – пробурчал он.

– Но я работаю в это время!

– Не беспокойтесь, у меня есть ключ от маленькой калитки.

Сделав неопределенный жест рукой, означавший, видимо, прощание, он повернулся и прошел в булочную. Паскаль в замешательстве несколько секунд размышляла, стоит ли пойти за ним и потребовать объяснений, но, взглянув на часы, отказалась от этого шага. В понедельник она попытается вернуться пораньше, чтобы с толком поговорить с ним. Она не хотела, чтобы у него оставался ключ от парка и он мог приходить туда в ее отсутствие. По какому праву он навязывал ей свои услуги? Кто будет платить за эти луковицы?

С чувством недовольства и тревоги она направилась к Пейролю. В составленный ею список срочных дел садовые работы не входили. В сарае неподалеку от оранжереи она видела газонокосилку, маленький трактор, механическую пилу и другие инструменты. Отец периодически обновлял инвентарь, чтобы поддерживать парк в хорошем состоянии. Лестрейд и бывшие жильцы использовали его, поэтому и она сможет научиться.

Подъехав к широко распахнутым воротам, она увидела факелы, установленные Авророй по углам лужайки. Их пламя словно сражалось с сумерками, придавая Пейролю некую таинственность. Паскаль заметила незнакомую машину, припаркованную у входа, однако сам дом казался безлюдным. Паскаль поспешила отнести покупки на кухню, надеясь, что успеет переодеться к приезду других гостей.

Она неслась по лестнице, перескакивая через ступеньку, как вдруг услышала:

– Моя доченька!

Она бросилась в объятия отца, счастливая, как ребенок, оттого, что он оказался здесь, на лестнице, как бывало в ее детстве, когда вся семья счастливо жила в Пейроле.

– Ты смог приехать, как здорово! А Адриан?

– Он сейчас в своей бывшей комнате вместе с твоей подругой Авророй. Какую комнату ты отвела для нас?

– Свою. Точнее, ту, что была моей. Теперь это комната для гостей, но если ты хочешь, я дам вам твою комнату и…

Анри рассмеялся, забавляясь ситуацией.

– Чудесно, дорогая. Ты теперь у себя дома, а мы твои гости.

– Вы побудете у меня?

– До завтрашнего вечера. Мы заказали машину до аэропорта, так быстрее всего добираться отсюда, потому что у меня много дел, а мне так хотелось увидеться с тобой!

Он с нежностью смотрел на нее, отчего она обмякла и положила голову ему на плечо.

– Мне так не хватало тебя, папа. Как твои дела?

Без сомнения, ему нелегко было переступить порог этого дома, полного для него воспоминаний, и она была признательна ему за то, что он откликнулся на приглашение.

– Так себе. После того как твоя мать покинула нас, в моей душе осталась пустота, которую уже никогда не удастся заполнить. Сейчас я с головой ушел в работу.

Она гнала от себя мысли о том, насколько ему одиноко в пустой квартире в Сен-Жермен.

– Кого ты пригласила на свой праздник?

– Самюэля с невестой, сотрудников из больницы Пюрпан…

– Самюэля с невестой? – удивленно переспросил он.

– Ну, они еще не помолвлены, но я надеюсь, что он наконец решится!

Он приподнял ее лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

– Ты действительно надеешься на это?

Она смутилась и попыталась найти более приемлемый ответ.

– Так или иначе, но ему придется устроить свою жизнь, а эта девушка мне нравится. Я надеюсь, что смогу остаться для него другом, понимаешь?

На лице Анри возникла снисходительная улыбка.

– Ты, похоже, сама веришь в то, что говоришь. Ну, давай, иди переоденься, надеюсь, ты не собираешься принимать гостей в джинсах?

Довольная тем, что его вопросы закончились, она прошла в ванную. За две минуты она успела пришпилить шиньон, нанести легкий макияж и надушиться. Потом она направилась к платяному шкафу, достала платье из черного шелка и туфли на высоких каблуках. Оглядев себя в зеркале, она подумала, что, пожалуй, слишком разодета, но у нее больше не оставалось времени, чтобы выбрать другой наряд.

Спустившись на первый этаж, она увидела, что Аврора уже успела встретить двух врачей из пневмологического отделения и свою подругу-медсестру, с которой как раз знакомила Адриана. Паскаль обняла и поцеловала брата, а затем пригласила гостей в зимний сад, где всем разлила по бокалам сангрию и специально для отца открыла бутылку шабли. Как он заметил, она была у себя дома, хотя, возможно, в роли хозяйки здесь она выглядела несколько непривычно.

– Да, наши детские полдники ушли безвозвратно! – сказал Адриан, поднимая бокал. Больше нет оранжада,[3]3
  Оранжад – тонизирующий напиток, аналогичный лимонаду, но приготовленный из апельсинов или с использованием готового апельсинового сока и цедры.


[Закрыть] рулетов с вареньем…

Он залпом осушил свой стакан и причмокнул языком.

– Впрочем, это тоже неплохо. Ну, как дела? Я вижу, ты здесь расставила рухлядь, от которой лучше было бы избавиться. Почему ты не купишь себе новую мебель?

– Нет средств. И эта мебель меня не смущает, я перетащила с чердака только свои любимые вещи.

– Тебе не стоит привязываться к прошлому, блошка. Здесь нелегко жить, тем более…

– Нелегко? Вовсе нет. Наоборот, чудесно. Я ни о чем не жалею.

Боковым зрением Паскаль заметила появление Лорана Вийнева. Он подошел к ней, она протянула ему руку, немного неловко из-за того, что держала две бутылки шампанского.

– Вы выглядите изумительно! – произнес он. – И ваш дом очень красив.

Рассылая приглашения, она уточняла, что это будет простой праздник новоселья. Лоран был одет в джинсы, белую рубашку без галстука и кожаную куртку. Зачем она надела такое нарядное платье?

– Месье Вийнев? Очень рад снова увидеться с вами, мы встречались два года назад на конгрессе в Мадриде.

Лоран повернулся к Анри.

– Конечно, доктор Фонтанель. Рад вас видеть. Воспользовавшись присутствием отца, Паскаль направилась к входу, чтобы встретить Самюэля с Марианной.

– Ты обворожительна, – произнес Самюэль, обнимая ее. Марианна держалась немного скованно, тем не менее с любопытством оглядывалась по сторонам.

– У вас красивый дом, – сказала она.

В подарок она принесла шкатулку, в которой был ладан. Скорее всего, это была идея Самюэля, он часто видел, как Паскаль зажигала палочки сандалового дерева, чтобы наполнить ароматом их квартиру.

Аврора остановилась рядом с ними, предлагая гостям сырные палочки.

– Кто хочет попробовать? Это я сама испекла! Позади нее Адриан нес блюдо с маленькими копчеными колбасками. Паскаль представила ему Марианну, затем отправилась встречать новых гостей. Благодаря Авроре вечеринка была оживленной, гости непринужденно общались и весело шутили. Большие двери с витражами, отделявшие зимний сад от террасы, были распахнуты, предоставляя гостям больший простор. Паскаль, слегка озябнув в легком платье, решила пойти посмотреть, включены ли электрообогреватели.

– Вам помочь? – спросил Лоран.

– Думаю, что все в порядке, спасибо. Но если у вас есть спички, зажгите, пожалуйста, свечи…

Он пошарил в карманах и вынул коробок.

– Насколько я понял, вы обожаете этот дом, и он действительно прекрасен.

– Отец был против моего решения, брат тоже. К счастью, я из упрямых. Если честно, я не перенесла бы, если бы Пейроль продали чужим людям.

– Вы купили себе свои детские воспоминания, не так ли?

– В некотором роде. Но я также купила его ради своей будущей жизни!

Через окна террасы она видела горящие факелы на лужайке у ворот и вспомнила, как Адриан устраивал фейерверки на 14 июля.[4]4
  14 июля – День взятия Бастилии, национальный праздник Франции. (Прим. перев.)


[Закрыть] Они все тайком подготавливали, и с наступлением ночи Адриан зажигал фитили, а она радостно кричала, хлопая в ладоши. Она пообещала себе, что будущим летом снова организует такой праздник.

Обернувшись, она заметила, что Лоран смотрит на нее с улыбкой, и эта улыбка показалась ей очаровательной.

– Вы не пригласили профессора Клеман?

– Если бы я это сделала, сюда никто бы не захотел прийти. Она по-настоящему ужасна. Кстати, по поводу того случая, который мы обсуждали при вас, помните, тот старый курильщик… Так вот, томография выявила патологические изменения, которые невозможно было констатировать другим способом. Я назначаю обследования не по своему невежеству, моя интуиция мне подсказывает, что…

– Не нужно оправдываться, – сказал он нежно. – Забудьте на время о больнице.

Он больше не улыбался, но взгляд его был все таким же соблазняющим. Несколько секунд Паскаль молча смотрела на него, приходя к пониманию, что его отношение к ней может быть неоднозначным.

– Давайте выпьем чего-нибудь, – предложила она. Да, она была не замужем и имела право флиртовать с мужчинами, которые ей нравились, но директор больницы Лоран Вийнев был вне игры. Заигрывать с ним было бы последней глупостью.

– Паскаль…

Она почувствовала его руку на своем плече. До этого он никогда не называл ее по имени. То, как он произнес ее имя, взволновало ее.

– Если я помешал вам, простите меня.

Она вздрогнула от прикосновения пальцев к ее обнаженному плечу, и он сразу же убрал руку, смутившись так же, как и она. Боже, неужели она тоже была неравнодушна к нему? Ведь она видела его всего три раза!

– Вовсе нет, но я должна вернуться к гостям, я…

– Что вы тут воркуете вдвоем? – насмешливо спросил Самюэль. – Вас обслужить?

Он принес им два бокала сангрии.

– Аврора ждет тебя в кухне. Она попросила меня поставить музыку, но твои диски наводят тоску. Лоран, может, у тебя найдется парочка классных саундтреков в машине? Какая-нибудь английская поп-музыка или же…

– Конечно. Пойду поищу.

Самюэль подождал, пока он выйдет, и рассмеялся.

– А он произвел на тебя впечатление!

– Оставь свои комментарии, Самюэль.

Ее беспокоило не то, что ее застали врасплох, а то, что в ней действительно пробудилось желание.

– Я пошутил, дорогая. Кстати, ты мне всегда говорила, что тебе не нравятся голубые глаза… Это было просто для того, чтобы порадовать меня?

Он обнял ее за талию жестом собственника и повел в зимний сад.

– Оставь меня, Марианне это не понравится.

– Я ведь не женат на ней! – запротестовал он, убирая руку.

– На мне тоже.

Она заметила, как он напрягся, словно его оскорбили, и что-то пробормотал, но она расслышала:

– И теперь очень жалею об этом.

Отойдя от нее, он направился к столу.

– Самюэль? Что с тобой?

Почему он так отреагировал? Потому что застал ее наедине с Лораном? Она снова подошла к нему.

– Хочешь посмотреть мой дом? Я ведь все уши прожужжала тебе о нем! Только благодаря тебе мы теперь здесь все вместе, и я никогда не смогу отблагодарить тебя за это.

– Не говори глупостей, ты бы и сама смогла все это провернуть.

– О да, – вмешался Анри. – Она бы все равно добилась своего, потому что упряма, как осел, но все же в этой истории именно ты оказал мне плохую услугу, Самюэль. Теперь моя дочь живет одна в огромном сарае, за семьсот километров от своего старого отца…

Он делал вид, что шутит, однако Паскаль это не обмануло. На самом деле он упрекал ее и был рад высказать свое недовольство бывшему зятю.

– Пойдем, Анри, покажешь мне дом, у меня возникла одна мысль.

Эти двое всегда умели договариваться друг с другом, даже если между ними возникали разногласия. Самюэль бросил на Паскаль заговорщический взгляд и, следуя за Анри, успел прошептать ей на ухо:

– Если мужчина по-настоящему любил женщину, для него эта история не заканчивается никогда.

Сбитая с толку, Паскаль взяла первый же попавшийся ей под руку бокал и залпом выпила его. Не закончится никогда? Может, это было объяснение в любви, и даже присутствие Марианны его не останавливало? Она поискала Марианну взглядом и увидела, что та оживленно беседует с очаровательным Жоржем Матеи – молодым доктором, который прекрасно проводил респираторную кинестезию. Похоже, ей было весело, и она ничего не заметила. Что ж, тем лучше.

Паскаль пошла на кухню, где возилась Аврора, рядом с которой по-прежнему был Адриан.

– Да, вечеринка удалась! – объявил Адриан серьезным тоном.

Паскаль окинула его пристальным взглядом, пытаясь понять, то ли брат выпил лишнего, то ли присутствие Авроры на него подействовало. Сколько она его помнила, он всегда поддавался чарам красивых девушек.

– Отнеси это туда, – сказала она, протягивая ему две большие салатницы.

Аврора вынула из печи фруктовые пироги, и Паскаль поставила их остывать на подоконник.

– Твой брат, словно благородный рыцарь…

– Да, он старается на славу! Переглянувшись, они рассмеялись.

– Согласись, моя мысль насчет праздника была удачной. Твой дом – идеальное место, чтобы принимать гостей и развлекаться.

До них долетали голоса гостей, приглушенные музыкой.

– Наш славный директор превратился в диск-жокея? – иронично спросила Аврора. – Минуту назад я видела, как он проходил с кучей дисков…

– Как он тебе?

Вопрос невольно слетел с губ Паскаль, и она досадовала на внимательный взгляд Авроры.

– Вийнев? Он ничего, но предупреждаю тебя, он недосягаем. В Пюрпане много девушек, которые сломали о него зубы.

Они вернулись в зал с подносами, полными разных закусок.

– Угощайтесь и располагайтесь как хотите! – громко сказала Паскаль.

В течение пятнадцати минут она наполняла тарелки, открывала бутылки, разговаривала с гостями, пока к ним не присоединились отец и Самюэль.

– Я все осмотрел и могу сказать тебе только одно, дорогая: ты очень удачно вложила свои деньги!

Самюэль искренне улыбался ей, безо всякой иронии.

– А я по-прежнему думаю иначе, – вздохнул Анри. – Я здесь достаточно долго прожил и знаю этот дом, как никто другой. Один ремонт этого сарая обходится в…

– Кстати, – прервала его Паскаль, – твой садовник настаивает на том, чтобы остаться здесь работать. Я сказала, что не смогу ему платить, но он не соглашается.

– Лестрейд? Выгони его! По какому праву он это оспаривает?

Отец неожиданно разгневался и говорил очень громко, но овладел собой и все так же сухо продолжил:

– Не слушай россказней этой деревенщины и не пускай его сюда!

– Ты же сам дал ему ключ, – напомнила она ему. – И это ты держал его здесь более двадцати лет.

– Потому, что квартиранты не стали бы ухаживать за парком! Или же выкорчевали бы тут неизвестно что…

– Я тоже в этом не разбираюсь.

– Тогда учись! Но только не у Лестрейда!

Что привело его в такое состояние? Адриан подошел к отцу и твердо взял его за руку.

– Пойдем присядем, папа, и что-нибудь съедим.

Анри неловко отправился за ним, оставив Паскаль в растерянности. Ей тоже не нравилась назойливость этого садовника и были непонятны его цели, но она не понимала, что могло так расстроить ее отца.

– Ну и страсти, – прошептал Самюэль позади нее. – Ваш месье Лестрейд дьявол?

– Нет, просто немного странный.

Самюэль провел рукой по ее затылку, поправляя прядь волос, выбившуюся из-под шиньона.

– Твой отец почему-то ненавидит Пейроль. Он приехал только ради того, чтобы доставить тебе радость, и потому, что соскучился по тебе, но ему здесь плохо.

Самюэль увидел, что Марианна призывно машет ему с террасы.

– Поговорим об этом позже, – сказал он, покидая Паскаль.

Тарелки изрядно опустели, и Паскаль принялась убирать лишнюю посуду. Завтрашний день, похоже, придется посвятить уборке, но это ее не огорчало. Сейчас она прекрасно себя чувствовала и была счастлива, что находится у себя дома. Ее ничто не беспокоило, и у нее не было никаких проблем с Пейролем.

Она отнесла грязную посуду в кухню и вернулась, поставив два блюда с сыром на стол. Гости приятно развлекались на террасе.

– Может, посидите немного с нами? – спросил Лоран, когда она проходила мимо него.

Сидевший за столом с Жоржем и Авророй хирург рассказывал какую-то смешную историю, приключившуюся с ним во время отпуска. Паскаль присела на ручку кресла Авроры и рассеянно дослушала ее до конца, все время чувствуя на себе взгляд Лорана. Посмотрев на него, она заметила грустную улыбку и снова смутилась, чувствуя, что не выдерживает его взгляда. Этот мужчина определенно волновал ее. Возможно, она слишком долго пребывала в одиночестве. После развода с Самюэлем она пришла к выводу, что ни одна встреча больше не подарит ей таких чувств. Самюэль был ее первой настоящей любовью, а несколько последующих любовных историй не оставили в ней ничего, кроме разочарования. Может, ее реакция на внимание Лорана Вийнева означала, что она наконец освободилась от чувства к Самюэлю и перестала сожалеть об их разводе?

Она не знала, как заговорить с ним, и смогла лишь пробормотать, что принесет бутылку вина.

– Нет, не беспокойтесь, я сам принесу.

Вставая, он на секунду положил руку ей на запястье, и этот жест показался ей нежной лаской.

Глава 4

Нервничая, Анри смотрел на стюардессу, которая, рассказывая об аварийной эвакуации, демонстрировала пассажирам спасательный жилет и кислородную маску. Он терпеть не мог самолеты и удивился тому, что Паскаль нравилось летать. Слава богу, что сейчас она не летела с ними.

Сидящий рядом Адриан был погружен в чтение журнала, и, похоже, его не беспокоил момент взлета. Анри закрыл глаза и положил в рот жевательную резинку, чтобы избавиться от закладывания ушей. Хорошо, что выходные прошли, он выполнил свой долг, в следующий раз Паскаль сама приедет к нему. А потом он придумает предлог, чтобы больше никогда не появляться в Пейроле. Всю ночь он думал о Камилле и, заснув на рассвете, увидел ее во сне.

Камилла, хрупкая и нежная, всегда спала обнаженной, и на ее ресницах часто блестели слезы. Она плакала даже во сне. А когда он занимался с ней любовью, хваталась за него так, будто тонула. Может, удовольствием она стремилась заглушить свою печаль?

Самолет достиг крейсерской скорости, и полет, кажется, стабилизировался. Анри рискнул выглянуть в иллюминатор, но с такой высоты уже ничего не было видно. Вчера вечером, стоя у окна и глядя на ночной парк, он спрашивал себя, почему Люсьен Лестрейд докучает его дочери. Может, он хочет ей о чем-то рассказать? Но что он знал о драме, которая терзала тогда Фонтанелей? Он мог лишь строить догадки, потому что Камилла никогда не доверилась бы подобному человеку.

Как бы то ни было, Анри решил позвонить Лестрейду этим же вечером. Он предложит ему такую сумму денег, которая обеспечит его на тридцать лет вперед, и он больше не посмеет совать свой нос в дела его семьи.

Откидываясь на спинку кресла, Анри в миллионный раз спросил себя, был ли он прав. Ответа на этот вопрос он не знал, и он продолжал его мучить.

Стюардесса прикатила тележку с напитками. Полет из Тулузы до Парижа был недолгим, и Анри едва успел допить свой стакан, как объявили посадку. Тем лучше. Чем раньше он приступит к работе в клинике, тем меньше у него останется времени на воспоминания. В Сен-Жермен тень Камиллы также преследовала его, но не так отчетливо, как в Пейроле. К счастью, Паскаль ничего не знает, и Анри не позволит, чтобы Люсьен Лестрейд нашептал ей какие-нибудь гадости. Пусть уж она радуется этому дому, который так любит! Раз он не смог ее разубедить, то…

– О чем ты задумался, папа?

Адриан с беспокойством смотрел на него, и Анри сказал первое, что пришло в голову:

– О следующем административном совете.

– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал сын, потрепав его по руке.

Конечно нет. Все его проблемы оставались там, в Пейроле. Анри взял стакан с апельсиновым соком и посмотрел на часы. Он торопился – торопился забыть…

Аврора осторожно спустила с чердака последнюю вазу.

– Вот! Наконец-то я их все собрала. Паскаль, стоя наверху, рассмеялась.

– Зачем тебе вазы без цветов?

Она рылась в покрытых пылью старых чемоданах, нагроможденных в темном углу. На некоторых были наклейки, подписанные рукой матери: «занавеси из библиотеки», «покрывала из спальни». Возможно, Камилла надеялась, что однажды они снова пригодятся? Может, собиралась вернуться в Пейроль, когда Анри выйдет на пенсию?

Паскаль подняла крышку и уловила слабый запах нафталина. В чемодане лежали ткани, завернутые в бумагу. Паскаль мельком взглянула на Аврору и решила ничего ей не говорить о своей находке, чтобы эти ткани не были развешаны по всему дому.

– Обожаю обследовать твой чердак! – сказала Аврора. – Ты только посмотри на этот чудесный трельяж… Мы починим ножку, заменим зеркало, и он прекрасно будет смотреться в комнате, правда?

Паскаль отошла от чемоданов и приблизилась к Авроре.

– Правда, но на сегодня достаточно, – сказала она. Хотя вчерашняя вечеринка удалась наилучшим образом, обе они изрядно устали. Только на мытье посуды ушло несколько часов.

– Тебе нужно отдохнуть, Паскаль. Ты работаешь по двенадцать часов в сутки, да еще под постоянным прессингом Надин Клеман. Ты хоть знаешь, какой фурор произвела в отделении! Жорж постоянно смотрит на тебя взглядом жареного карпа… Вообще это не мое дело, тем более что он мне самой очень нравится. Кстати, он не врач. Да, мне нравится его чувство юмора, он… Подожди-ка, а это что еще такое?

Машинально шаря рукой в ящике трюмо, она обнаружила серую пластиковую папку с загнутыми углами.

– В такой папке должны храниться сокровища или же любовные письма, – сказала она, передавая папку Паскаль.

От времени и высокой температуры папка немного расплавилась, зато в ней сохранилась маленькая книжечка.

– Я хочу напомнить, – продолжала тараторить Аврора, – что если тебе нравится Лоран Вийнев, то не следует…

– Да, да, я знаю…

Паскаль, нахмурившись, читала документ.

– Что это означает? – пробормотала она. Аврора заглянула ей через плечо.

– Выписка из свидетельства о браке, дата 16 апреля 1966 года. Муж: Косте Рауль; жена: Монтаг Камилла Хуонг Лан…

Ошеломленная Паскаль перечитала все еще раз.

– Париж, отдел регистрации 22-го округа! Странно, мама и папа поженились в 1970 году в Альби.

Она на секунду закрыла книжечку и критически осмотрела ее; к сожалению, документ выглядел вполне правдоподобно. Перевернув страницу, она увидела, что графы о смерти супругов были пусты, зато в графу «первый ребенок» было вписано имя, заверенное подписью чиновника.

– Третье августа 1966 года, в девять пятнадцать утра родилась Юлия Ньян Косте.

Графа о смерти детей тоже была пустой.

– У меня есть фотографии со свадьбы моих родителей, – растерянно проговорила она. – Они венчались в церкви. А венчаться можно один раз, если только человек не овдовел, как мой отец!

С приближением ночи тени на чердаке становились все гуще, несмотря на то что светила электрическая лампочка.

– Рауль Косте. Юлия Косте. Боже мой, кто эти люди? Проще всего было узнать обо всем у отца, и она сделает это сейчас же. Должно было существовать простое объяснение, до которого она не может додуматься, будучи сильно шокированной своим открытием. Анри все объяснит ей. Но… почему ни он, ни Камилла никогда ни единым словом не упоминали об этом?

Паскаль захотелось плакать, горло ее перехватил спазм. Аврора взяла ее за локоть.

– Пойдем отсюда.

Сжимая в руке найденное свидетельство о составе семьи, Паскаль позволила отвести себя на первый этаж. Сев за кухонный стол и подперев подбородок руками, она пыталась осмыслить то, что узнала. Так, значит, ее мать вышла замуж в двадцать один год и была уже беременна, поскольку ребенок родился через три месяца после заключения брака. Дочь назвали Юлией, добавив ей вьетнамское имя, как и у самой Камиллы… Сейчас ей должно было исполниться тридцать девять лет. Паскаль никогда не слышала о старшей дочери своей матери. Ни воспоминаний, ни даже намеков. Этой Юлии Косте не существовало в семье Фонтанелей. Скорее всего, она умерла в юном возрасте, но зачем было скрывать это?

– Позвони отцу, поговори с ним, и тебе станет легче, – предложила Аврора, ставя на стол две чашки дымящегося чая.

Наряду с жизнерадостностью одной из привлекательных черт Авроры было ее дружелюбие. Что бы делала Паскаль без нее? Да, Пейроль был на самом деле слишком велик для одинокой женщины, а присутствие подруги все меняло. Вместе они быстро обустроили дом, много смеялись, болтали ночами, натирая старую мебель, найденную в глубинах чердака, доверяли друг другу свои секреты. Им было хорошо вместе, и будет так же хорошо зимой по воскресеньям, когда они вместе будут смотреть телевизор, завернувшись в плед, а весной будут вместе работать в саду, чтобы привести парк в порядок. Аврора была незаменима, без нее Паскаль никогда бы не открыла ящик этого трюмо.

– Если бы тебя там не было, – пробормотала она, – я бы просто расплакалась… Думаю, что не смогу задать отцу этот вопрос, потому что он мне не ответит. Или же скажет неправду. Похоже, это какая-то тайна, которую от нас тщательно скрывали. Боюсь, он ничего не расскажет.

– Но ты имеешь право все знать! Речь идет о твоей матери, о твоей сестре! Ну, по крайней мере, о твоей сводной сестре…

Где-то на этом свете, возможно, существовала женщина, которая была ее сводной сестрой. Та же степень родства, что и с Адрианом.

– Если она жива, – проговорила Паскаль, – то я найду ее.

Она не могла думать по-другому, зная, что не успокоится, пока не узнает правду.

– Как ты думаешь, твой брат в курсе?

– Не знаю. Несмотря на разницу в возрасте, мы были очень близки с ним и доверяли друг другу, пока я не вышла замуж за Самюэля. Невозможно представить, что он мог скрыть от меня подобные вещи.

Но теперь она была уже не так уверена в этом. Еще час назад она могла бы сказать то же самое о своем отце, а теперь…

– Я напишу в 22-й парижский округ. Если Юлия Косте умерла, у них это должно быть зафиксировано. Человека не могут похоронить, пока не свяжутся с отделом регистрации рождения и смерти, это обычная процедура. Когда я узнаю что-то от них, тогда решу, что делать дальше.

Аврора молча смотрела на подругу, затем встала и зажгла свет. В кухне сразу стало теплее и уютнее. Теперь Паскаль показалось глупым ее желание заплакать. Ее мать была нежной и деликатной женщиной, все свое время она посвящала образованию Адриана и Паскаль. Она обожала детей и должна была так же сильно любить эту Юлию. Как и когда она потеряла ее? Может, отец девочки, Рауль, увез или похитил ее? А что стало с ним самим? Но зачем – и этот вопрос был самым мучительным, – зачем понадобилось окружать все это такой секретностью? Конечно, Камилла говорила очень мало, и почти никогда не рассказывала о своей жизни, не вспоминала ни о своей юности, ни о семье, в которой ей довелось жить. «Те злые люди» – только так она и называла их, за исключением отца, который привез ее из Ханоя. О Вьетнаме у нее вообще не сохранилось никаких воспоминаний, кроме имени матери, которую звали Ле Ань Дао. Но какое отношение все это имело к какому-то Раулю Косте, возникшему неизвестно откуда?

– Как можно ничего не знать о своей матери? – вздохнула Паскаль.

В противовес этому она хорошо знала историю семьи с отцовской стороны. Это была целая династия альбийских врачей. Адриан и Паскаль, как и все Фонтанели, тоже дали клятву Гиппократа, продолжив традицию. Существовала даже улица Эдуарда Фонтанеля, хирурга, жившего в 19 веке. Но она ничего не знала о Монтагах. Только куцая история офицера, который привез из Индокитая медаль за боевые заслуги… и внебрачного ребенка. Камилла говорила, что в своей жизни она любила лишь двух мужчин – капитана Абеля Монтага и Анри, и никакого упоминания о Рауле! Может, это была ошибка молодости, о которой ей хотелось забыть? Но о том, чтобы покинуть ребенка, не могло быть и речи, она никогда бы не смогла так поступить. Она всегда повторяла с бесконечной любовью: «Двое моих детей. У меня двое детей». Это об Адриане, который не был ее сыном, и о Паскаль. Но иногда она говорила так: «Я родила двоих детей», и никто, похоже, не обращал внимания на некоторую смысловую неточность этих слов.

– Я приготовлю что-нибудь на обед, – объявила Аврора. – И не говори мне, что ты не голодна!

Ничто на свете не могло заставить Паскаль потерять аппетит – это уже стало семейной легендой, поэтому она не смогла признаться Авроре, что мысль о еде вызывала у нее тошноту.

Самюэль, насвистывая, вышел из палаты интенсивной терапии. Его очередной пациент абсолютно нормально выходил из состояния наркоза, сердечный и дыхательный ритмы тоже не внушали опасений. Радовало и то, что работать в субботу пришлось недолго. Иногда такое случалось из-за нехватки анестезиологов, что объяснялось новыми американскими веяниями. Там, если в ходе операции возникали какие-то осложнения, в этом обвиняли анестезиолога. Несколько судебных исков в отношении врачей и больниц слегка понизили интерес молодых людей к этой специализации. Данная ситуация огорчала Самюэля: он любил свою работу, но предпочел бы быть менее загруженным.

Приняв душ, он взглянул на часы и увидел, что ему как раз пора в аэроклуб, где он назначил свидание Паскаль. После вечеринки в Пейроле они за неделю ни разу не встретились в коридорах Пюрпана, и, в конце концов, он был вынужден пригласить ее на завтрак. Это никак не связывалось с отсутствием Марианны, просто ему до смерти захотелось увидеться с Паскаль. Она была так хороша в своем черном шелковом платье! Элегантная, чувственная, экзотичная… Рядом с ней Марианна казалась простушкой. Бедная Марианна, она звонила ему каждый день и подробно рассказывала, как проводит отпуск, а завершала разговор долгими признаниями в любви. Ему было неловко слушать все это, он чувствовал себя виноватым, потому что ничего к ней не испытывал и не знал, как покончить с этим; и все же она его волновала. Он был готов дать голову на отсечение, что не знает, как относится к ней. Но что касается его бывшей жены, увы, не осталось ни малейшего сомнения в том, что он по-прежнему от нее без ума. И так, наверное, будет продолжаться до конца его дней. Как он должен теперь поступить – добиваться невозможного, чтобы она дала ему еще один шанс, или же, наоборот, держаться от нее подальше, не видеться, не думать больше о ней? Запутавшись в противоречиях, он упрекал себя в том, что помог ей поселиться здесь, при этом честно признавался себе, что за этим скрывались эгоистические мотивы.