Текст книги "Не упустить свою жизнь. Практика осознанности в творчестве"

3. Работа в широкой перспективе

«Донаучные» осмысления труда содержат в себе глубокое понимание проблемы. В противоположность современным исследованиям, заинтересованным обычно только в оптимизации, взгляд старинной мудрости широк. Обратившись к религиозной точке зрения, мы только выиграем, обнаружив здесь утраченную идею смирения. Человек сам по себе не так важен, как он полагает сегодня. Айе Кхеме[20]20
  Айя Кхема (англ. Ayya Khema, настоящее имя – Ильзе Куссель, нем. Ilse Kussel, 1923–1997) – немецкая буддийская монахиня и наставница. Внесла весомый вклад в возможность приобщения женщин к буддизму, основав несколько специализированных заведений в разных странах мира.


[Закрыть], известной буддийской монахине, принадлежат слова: «Без меня жизнь была бы проще».

Многие связывают с понятием смирения нечто отрицательное, для них оно созвучно подобострастию, угодничеству или даже трусости. Но ничего подобного, конечно, не подразумевалось. Говоря проще, смиренные люди понимают, что сами они – не боги. Мы зависим от других, для успеха нам нужна удача, и она не в нашей власти. На «ход вещей», если смотреть в целом, у нас намного меньше влияния, чем мы считаем. Такая переоценка своих возможностей повлиять на что-то приводит к чувству безысходности, и в итоге мы страдаем от «выученной беспомощности»: прекращаем созидать свою жизнь или принимать осознанные решения. Но не потому, что способность созидания оставляет нас, а потому, что наши ожидания в отношении успеха ошибочны.

Отец Ансельм Грюн советовал тому, кто встал на путь духовности, отказаться от:

• иллюзии, будто посредством духовного оздоровления он сможет гарантировать себе здоровье и уравновешенность;

• иллюзии, будто он сам сможет сделать себя лучше, что сумеет преодолеть навсегда свои ошибки и слабости;

• иллюзии, будто он сможет всегда оставаться хладнокровным и жить в согласии с самим собой;

• иллюзии, будто он сможет соответствовать своему идеалу;

• иллюзии, будто в его власти спланировать свою жизнь и уверенно придерживаться своего плана, несмотря на все невзгоды.

Даже самый здоровый образ жизни не гарантирует долгой и беззаботной жизни. Мы не знаем, в каком настроении проснемся утром; хотя до некоторой степени можем повлиять на это, но в такой игре слишком много других переменных. Человека охватывает чувство смирения, когда он стоит среди величественного горного пейзажа, в пустыне или на морском побережье: он чувствует себя уникальным и в то же время таким маленьким и слабым. Даже когда просто плаваешь и волны становятся чуть сильнее обычного, ощущаешь беспомощность: движения моря делают с нами что хотят. Хороший пловец способен справиться с волнением воды, но, если его подхватит течение или бросит волной на скалу, ему придется туго.

Так и при рождении, смерти или болезни проявляется предел человека. Возможно, в идее смирения есть нечто, дающее облегчение: она не делает нас ни чем-то меньшим, ни чем-то большим. Сегодня мы видим в себе героев и «комбинаторов». Можно желать и меньшего. В конце концов, с оглядкой на то, что мы ежедневно «созидаем» наши жизни, «меньше» – это уже немало. Но вершина ли мы творения, суть ли всех вещей? Сомнительно. Какими же предстают искусство и успех с точки зрения смирения?

Самое знаменитое положение трудового устава в христианском мире принадлежит ордену св. Бенедикта: «Молись, трудись, читай – Бог всё устроит». Звучит совершенно незатейливо, однако в свое время этот завет произвел революцию. Сам христианский орден был основан в VI веке, но до сих пор его философия несет в себе благотворный импульс. Как далеко это по духу от лихорадочного, ориентированного на прибыль нынешнего времени, видно уже при первом взгляде на разумное сочетание молитвенных часов, работы и приобретения знаний. Этот треугольник имеет гораздо больше отношения к творчеству, чем капиталистическая триада эксплуатации, конкуренции и маркетинга.

Кто хочет работать правильно, должен верно распределить свои энергетические ресурсы. Бенедиктинцы различали два источника, из которых мы черпаем силы. Можно напиться из чистого источника: тогда работа пусть и будет изнурительна, но она подарит возможность полноценно отдохнуть от нее в перерыве. Усердно потрудившись, испытываешь определенное удовлетворение: ощущение собственного усердия мотивирует. Для христианских монахов такой источник – Святой Дух, во имя него и должно трудиться.

Далее они указывают вот на что: кто трудится во имя высоких помыслов, то есть ради целей, не имеющих отношения к самому труду и деньгам, тот больше заинтересован в своем деле и реже болен. Мы работаем охотнее и меньше устаем, если видим смысл в том, что делаем. Только вот, похоже, такая форма труда сейчас в упадке. Хотя продолжительность нашего рабочего дня намного короче, чем была во все столетия до нас, число серьезных случаев синдрома эмоционального выгорания стремительно растет.

Причина может быть в том, что сегодня работа нас не просто утомляет, но полностью истощает. Поэтому получающий энергию из мутного источника – тщеславия, конкуренции или перфекционизма – не просто устает, но страдает от эмоционального выгорания. Монахи-бенедиктинцы Фиделис Рупперт[21]21
  Фиделис Рупперт (нем. Fidelis Ruppert, род. 1938) – бенедиктинский монах и писатель.


[Закрыть] и Ансельм Грюн[22]22
  Ансельм Грюн (нем. Anselm Grün, род. 1945) – католический священник, монах-бенедиктинец, казначей аббатства Мюнстершварцах. Автор 386 опубликованных книг, которые были переведены на 32 языка (тираж – более 16 млн экземпляров), проводит курсы и лекции.


[Закрыть] видят в этом далеко идущие последствия. Кто работает во имя лишенных святости жизненных ориентиров, тот «своим трудом распространяет атмосферу агрессии и недовольства, грубости и горечи». В нашем обществе заполучить эту заразную болезнь несложно; несмотря на высокую ценность работы, несмотря на рост свободы, атмосфера во многих отраслях токсична.

Труд для монахов значит много больше, чем поиск пропитания. Наряду с молитвой, тишиной и покорностью он одновременно и внешняя работа на благо других, и «работа души, работа над собой». Нам непривычен настолько широкий взгляд на труд: и как на службу, и как на образовательный процесс сразу. Но, будем честны, выбранная профессия отбрасывает на нас свой отсвет на протяжении всей жизни и выстраивает наше общение с миром. Любому профессиональному сообществу, будь то социальные работники, инженеры, юристы или дизайнеры, свойственен определенный образ мышления. Он, безусловно, накладывает свой отпечаток на человека, всю жизнь вращающегося в этом кругу. Было бы странно, будь оно иначе, потому что большая часть нашей жизни и мыслей связана с работой, заказчиками и коллегами. Для людей творческих – не важно, в какой области они творят – работа является образом жизни. Следовательно, то, как и во имя чего человек работает, определяет исток созидания в его жизни.

С точки зрения монастырского трудового уклада можно критически рассмотреть болезненное истощение, синдром эмоционального выгорания. «Зачастую не так просто понять, идет ли речь в случае перегрузки работой о действительно необходимой и неизбежной деятельности или же такая работа – только алиби», – пишут Рупперт и Грюн.

Когда мотивация подпитывается мутным источником, в перегрузке виновато недостаточно качественное горючее. Даже хорошо тренированный спортсмен способен выдержать марафон, только если правильно питается; без этого он быстро сломается. Здесь, похоже, все религии сходятся во мнении. Генри Нувен в своем монастырском дневнике увлекательно описывает чтение дзен-литературы. Он взял с собой в келью целую гору книг, страшась тишины и одиночества. Нувен бросил себе вызов, занявшись работой в монастырской пекарне, и на себе понял, что значит зарабатывать хлеб в поте лица.

Мир для него изменился, когда он прочел книгу Zen and the Art of Motorcycle Maintenance: An Inquiry into Values («Дзен и искусство ухода за мотоциклом»). В ней автор, американский писатель и философ Роберт Пирсиг, описывает два способа забраться на гору – эгоистический и самоотверженный:

Для нетренированного глаза эгоистическое карабканье в гору и самоотверженное карабканье могут показаться совершенно идентичными. Оба вида скалолазов ставят одну ногу перед другой. Оба вдыхают и выдыхают воздух с той же частотой.

Оба останавливаются, когда устают. Оба идут вперед, когда отдохнут. Но какое же между ними различие! Эго-скалолаз подобен инструменту, калибровка которого сбилась. Он переставляет ногу на секунду раньше или позже. Он, скорее всего, не увидит прекрасных лучей солнца, струящихся сквозь кроны деревьев. Он продолжает идти, даже когда небрежность шага указывает на то, что он устал. Он отдыхает, когда не надо. Он смотрит вверх на тропу, пытаясь увидеть, что впереди, даже когда знает, что там, поскольку посмотрел туда секунду назад. Он идет слишком быстро или слишком медленно в существующих условиях, и когда разговаривает, то говорит всегда о каком-то другом месте, о чем-то другом вообще. Он здесь, но его здесь нет. Он отрицает «здесь», оно не приносит ему радости, он хочет находиться на этой тропе дальше, чем то место, где он сейчас, а когда попадает туда, это также не принесет ему счастья, потому что тогда оно будет «здесь». Всё, чего он ищет, всё, чего он хочет, – вокруг него, но он этого не желает, потому что оно – вокруг него. Каждый шаг – усилие, и физически, и духовно, поскольку он представляет свою цель внешней и отдаленной.

Итак, дело не в том, что нам под силу, но с каким отношением мы беремся за работу. Многим людям это знакомо по отношению к пути на работу. Иногда он в удовольствие: мы спокойно идем или едем, наслаждаемся солнцем, настроение прекрасное. В другой день та же дорога – это отнимающий время бег с препятствиями, попытка вовремя успеть. Восприятие пути только отчасти зависит от внешних обстоятельств: можно сохранять хорошее настроение, несмотря на дождливый день и опоздавший, переполненный поезд, а можно мучиться печальными мыслями, от которых не всегда спасает даже хорошая погода. Одна и та же дорога может как отнять много энергии, так и зарядить бодростью.

Кроме того, изнуряет неверное отношение к работе, иногда оно приводит к состоянию эмоционального выгорания. На первой стадии этой болезни часто возникает чувство успеха. Кажется, всё удается и получается само собой. Начинается упоение работой, которое делает человека незрячим ко всему остальному. Такие «состояния потока» приносят на короткое время ощущение бесконечного счастья, но в них таится и опасность. Если сегодня мы говорим, что полностью растворились в своей работе, то вместе с тем сравниваем свою деятельность с идеальной профессиональной жизнью. Она ведь может стать еще лучше?

Впечатляет, что именно здесь бенедиктинцы разглядели опасность, но ведь в основе их точки зрения лежит опыт. «Любой труд полностью поглощает трудящегося», – считают Рупперт и Грюн. Это значит, что через такое сверхотождествление самоценность человека оказывается полностью подчинена работе. Во многих дизайнерских агентствах считается некорректным уходить со службы вовремя. Те, кто не засиживается допоздна, слывут неудачниками. Подобные проекции – примитивнейшие защитные механизмы, но они, к сожалению, широко распространены.

«Трудоголик работает хоть и много, но без результата. Ему просто постоянно нужно что-то делать. Но с точки зрения творчества у него нет времени. Работа у него не спорится, она нужна ему для самооправдания. Он скорее прячется за ней. Девиз бенедиктинцев освобождает нас от необходимости что-то доказывать своей работой или прикрываться ей», – говорят Рупперт и Грюн. Кто ставит перед собой масштабные цели, тот должен держать дистанцию по отношению к работе и не растворяться в ней. Здоровое расстояние создает внутреннюю свободу, необходимую не только для мотивации, но и для творчества. Йозеф Бойс облек эту изнанку труда в такую провокационную формулировку: «Я кормлюсь расточением сил».

Буддизму тоже известны этические правила, имеющие непосредственное отношение к труду. Восьмеричный путь, ведущий к пробуждению, подчеркивает значение «цельного» или «правильного образа жизни» (санскр. samyag ājīva). Согласно этой философии, рассуждает Михаэль фон Брюк, обеспечение средств к жизни должно находиться в гармонии с двумя центральными буддийскими ценностями: внимательностью и сопереживанием. В то время как в христианском мире труд рассматривается в связи с экономикой, буддийское учение связывает его с этикой.

«Смысл работы (иначе говоря – жизнеобеспечения) состоит в том, чтобы обеспечивать жизнь – мою, моих близких, жизнь других, жизнь всех. Буддистский труд – сохранение жизни, защита жизни, забота о жизни», – утверждает публицист и теоретик буддизма Франц-Йоханнес Литч. Эта мысль возникает в той картине мира, где всё взаимосвязано. Всё просто, смотрите: вы только потому можете читать эту книгу, что автор ее написал. Его поддерживали семья и друзья; издательство и множество коллег вкладывали свой труд и творческую энергию в текст, чтобы в итоге издатель его оценил и продал. Я бы заблуждался, если бы считал, что раз автор – я, то это «моя книга». Ведь сначала кто-то придумал бумагу. До меня было написано много книг. И как только в вашей голове череда маленьких черных букв наполняется смыслом, вы становитесь соавтором.

В буддизме на это посмотрели бы так: я всего лишь маленькое звено в цепи событий, где всё взаимосвязано и непостоянно. От изобретателя бумаги до вас, читателей, все имеют отношение к этой книге. Потому и нет причины мне единолично гордиться ею: без целого ряда зависящих друг от друга обстоятельств, необозримо длинного и хрупкого, книги вовсе не существовало бы.

Опираясь на эту точку зрения, Литч пишет: «Кто вредит жизни, в итоге вредит себе самому; кто служит жизни, в итоге служит самому себе». Далай-лама высказал аналогичную мысль в книге «Моя духовная биография»: поскольку единственный путь обрести счастье – нести счастье другим, эгоистам следует проявлять сочувствие и самоотдачу. То же относится и к экономике, если мы посмотрим еще шире. Удовлетворенность коллег, партнеров и заказчиков отразится непосредственно на вас самих. Идея, что мир представляет собой непознаваемую цепь взаимосвязей, встречается и вне идеи Бога, и даже вне буддизма. Мэттью Кроуфорд, управляющий мотомастерской, пишет в конце своей книги: «Ich schraube, also bin ich» («Я закручиваю гайки, значит, я существую»):

Идея независимости постулирует одиночество; независимое существо свободно тогда, когда его можно назвать «свободным» от всех прочих изолированных существ. Смотреть так на самого себя – значит искажать то, что мы по природе задолжали миру. Потому что мы по необходимости зависимые существа: мы зависим друг от друга и каждый из нас зависит от мира, который не нами создан. Вести сознательную жизнь – значит полностью осознавать человеческую ситуацию зависимости. Вести хорошую жизнь – значит примириться с этой ситуацией и неутомимо совершенствоваться. Некоторые экономические обстоятельства способствуют такой жизни больше, чем другие. Отделим концепцию работы от ее исполнения, и мы окажемся отделены не только друг от друга, но и каждый индивидуум сам от себя. Ибо мышление неразрывно связано с действием, и именно в рациональной деятельности вместе с другими мы находим особое удовлетворение.

Фиделис Рупперт и Ансельм Грюн рекомендовали «спокойный и сосредоточенный способ работы и обращения с вещами». Большинство читателей не станет жить в монастыре, управлять мотомастерской или начинать каждое утро с часовой медитации. (Всё же последнее вам стоило бы попробовать!) Как правило, мы движемся через повседневность в спешке, разбрасываясь вниманием: мы одинокие борцы, зажатые общественными предписаниями, офисные отшельники.

4. Затеряться в работе

Кого полностью поглощает работа, тот утрачивает перспективу жизни. Узкий взгляд мешает творчеству, искусственно ограничивая опыт, а если чересчур распыляться, обращая свой профессиональный взгляд на разные области, можно ослепнуть. От такой судьбы, возможно, спасает реальность: для большинства это дети или домашние животные, а также, к сожалению, болезни. Когда работа поглощает нас, эти три вещи настойчиво напоминают о себе. Бесполезно пытаться их контролировать или хотя бы отчасти управлять ими: это невозможно. Позволит ли ребенок вам выспаться, что натворит ваша кошка или собака, не подведет ли здоровье, ведомо только звездам.

Нередко судьба наносит удар именно тогда, когда есть меньше всего возможностей ей противостоять. Физическая или душевная болезнь одного из членов семьи немедленно отражается на других. Случается, что к дедлайну, который вы и так рискуете просрочить, дети преподносят неожиданности. Хотя на работе чаще всего склонны проявлять сочувствие к «семейным обстоятельствам», порой мы можем рассердиться на себя за то, что в очередной раз «не преуспели».

Люди искусства испытывают большое психологическое напряжение, когда что-то слишком долго мешает их творчеству. Всё это не относится напрямую к той красивой точке зрения, что ничего в мире изменить нельзя. Два основных положения разных религий связаны с этим фактом и с него же, разумеется, начинаются: дверь в рай остается закрытой, как бы сильно мы в нее ни ломились. Зигмунд Фрейд шел еще дальше, утверждая, что в рамках этого мироздания счастье попросту не предусмотрено. У нас, следовательно, нет повода требовать счастья, но живем мы с негласным представлением, что жизнь нам его задолжала.

Первая истина Будды гласит: «Жизнь есть страдание». Человек постоянно испытывает муки: начиная с момента родов, продолжая конфликтами в подростковом возрасте, затем проблемами на протяжении всей взрослой жизни, и так через старение и болезни до самой смерти – жизнь постоянно заставляет страдать. Но, зная, что это так, мы можем стать хладнокровнее. (Это нелегко, и потому буддийский путь подразумевает непрекращающиеся практики.) Возможно, принимая во внимание эти утверждения, бытующие уже не одну тысячу лет, стоит проявлять осторожность в отношении веществ, приспособлений или людей, обещающих нам избавление от всех страданий. Наши попытки воплотить так убедительно звучащую идею рая на земле ведут к катастрофе. Тут может получиться, как считает философ Карл Поппер[23]23
  Сэр Карл Раймунд Поппер (нем. Karl Raimund Popper, 1902–1994) – австрийский и британский философ и социолог. Один из самых влиятельных философов науки XX века. Основоположник философской концепции критического рационализма.


[Закрыть], разве что ад.

Человеку, который не разделяет работу и жизнь, поглощен своей профессией, следует обратить внимание на дистанцию по отношению к тому, чем он занят. Ему стоит отдавать себе отчет, в какой он роли выступает. Именно в творческих людях неясность порождает глубокую неудовлетворенность. Возьмем для примера тех, чья жизнь связана с карандашами, кистями и красками, кто живет в офисе или студии. Они могут быть иллюстраторами или свободными художниками.

В отношении ремесла эти роли почти не различаются: кто хочет рисовать, тот должен ежедневно практиковаться, и так – до конца жизни. Французский художник Жан-Томас (Томи) Унгерер[24]24
  Жан-Томас (Томи) Унгерер (нем. Jean-Thomas “Tomi” Ungerer, род. 1931) – всемирно известный иллюстратор и правозащитник. Автор множества детских книг, также рисовал для таких изданий, как The New York Times, Esquire, Life, Harper’s Bazaar, The Village Voice. Его девиз: «Ожидай неожиданного».


[Закрыть] каждый рабочий день начинает с ремесленной практики в рисунке, и ни успех, ни возраст на это не влияют. Взглянув на его самые известные работы, мы обнаружим и знаменитые иллюстрации для детских книг или песенных сборников, и обложки к целым книжным сериям. Мы увидим книги, им написанные и проиллюстрированные; рисунки и картины, которые сегодня висят в музеях и продаются на художественных аукционах.

Дистанцию к своей работе человек держит, когда решает, берет он сейчас карандаш в руки как художник или как иллюстратор. Чтобы осознать внутренний настрой, монахи рекомендуют предварительную медитацию. В условиях монастыря богослужения и молитвы о милости Божьей настраивают на предстоящее занятие. «Предварительная медитация не противостоит желаниям… Я погружаюсь в видение своих позитивных возможностей. Тогда в воображении я вижу, что уже действительно сложилось во мне», – описывают такую подготовку Рупперт и Грюн. Но и без общения с Богом мы можем быстро собраться и осознать свою роль, чтобы не потерять себя во время работы.

У иллюстратора есть предмет, тема или текст, предоставляемые заказчиком. Тот, чья работа связана с творчеством, совершенно свободен от всего, что сопутствует службе: как от привилегий, так и от высоких требований. Ведь он, неизбежно следуя долгой традиции художественной истории, хочет обогатить ее и своими глубоко личными устремлениями.

Рупперт и Грюн также отмечают: «В завершающей медитации я вновь возвращаюсь к проделанной работе прошедших дней… Так, в соответствии с ситуацией, во время завершающей медитации многие вещи вновь оказываются на поверхности и начинают занимать меня». Этот процесс – своего рода шлюз, переход от одной роли к другой: я медленно отстраняюсь от иллюстратора во мне и становлюсь родителем, спортсменом или читателем, владельцем собаки или лентяем. Вместе с тем это дополнение – отличная подготовка к следующему рабочему этапу: можно набросать заметки или спланировать день.

Когда мы устанавливаем рамки для работы или осознанно воспринимаем многообразие своих ролей, это наводит порядок у нас в голове. Когда и какую работу я начинаю и когда заканчиваю? Я иллюстратор днем, а вечером – художник или сменяю деятельность в зависимости от месяца или часа? Преимущество этих размышлений в том, что можно заметить, не отнимает ли какая-то задача слишком много времени.

Ощущение безысходности, неблагодарности и самонадеянности появляется вместе с тайным желанием творческого самоопределения и досадой на работодателя, ждущего только успехов по службе и платящего именно за них. А искусство угадывать ожидания кого-то другого всё не приходит. Если создание иллюстраций – труд ради куска хлеба, то, скорее всего, на него не захочется тратить 50 часов в неделю. Если же оно главная страсть, то возражать никто не станет. Не деятельность как таковая определяет, делает она нас несчастными или счастливыми.