Текст книги "Жил-был раз, жил-был два"

Несмотря на кошмарную бездну, которая, казалось, вот-вот разверзнется у его ног, Габриэлю померещился свет впереди: его не поразила нейродегенеративная болезнь[11]11
  Нейродегенеративная болезнь – болезнь, поражающая центральную нервную систему, при которой идет медленная гибель клеток нервной системы.


[Закрыть] и он не сошел с ума. У его недуга имелось название.

– Когда ко мне вернется память?

– Тут нет каких-либо правил, и я предпочитаю говорить с вами откровенно: это состояние может продлиться как недели, так и годы. В некоторых из описанных случаев воспоминания к пациентам так и не вернулись. Все очень зависит от индивидуальных особенностей, от контекста, от глубины травмы. Но имейте в виду, что гипноз применительно к амнезии признали неэффективным, а ее медикаментозного лечения пока не существует. Некоторые рекомендуют сеансы психотерапии. Лично я особого толка в них не вижу.

– Умеете вы утешить…

– Самое главное – ваши связи с окружающим. Ваши близкие и друзья являются гарантами вашей памяти. Поговорите с ними, выслушайте их. Ответы, которые они дадут на ваши вопросы, смогут оживить ваши воспоминания и помогут вам продвинуться на пути излечения. Вы сумели кого-либо предупредить?

– Нет еще. Моя мать больше не живет там, где должна бы, до жены не могу дозвониться. Мой коллега был совсем не рад меня видеть… Это самое малое, что можно сказать. Все закрутилось так быстро…

– Во всяком случае, у меня нет причин держать вас в отделении экстренной медицинской помощи, так что завтра утром вас выпишут. Зато я посоветую вам воздержаться от работы. Судя по тому, что вы рассказали нашим сотрудникам, вы жандарм, а вам лучше бы отдохнуть недельку и избегать дополнительных стрессов. Вам есть куда пойти после выписки?

Глядя в пустоту, Габриэль потрогал свой безымянный палец на левой руке:

– Да, домой… Я живу в Сагасе.

– Вы живете в Сагасе, а ночь провели в гостинице?

– Я…

Габриэль намеревался было сказать, что просматривал журнал регистраций, но осекся. Невролог прав: зачем он вернулся в гостиницу «У скалы», когда прошло больше двенадцати лет после исчезновения Жюли? Зачем решил остановиться в этом паршивом заведении? Что за трагедия там произошла? Отчего он проснулся, вычеркнув целый кусок своей жизни? О какой травме могла идти речь?

Он встал с кровати и направился к своей одежде, сложенной на стуле:

– Я не останусь здесь и не буду спокойно дожидаться, пока рассветет. Я возвращаюсь к себе.

Зулан тоже поднялся:

– Я понимаю, что вы чувствуете, но искренне не советую вам сейчас уходить. У вас был крайне тяжелый день, и мы взяли у вас немало крови для анализов. Лучше бы вам спокойно провести ночь под наблюдением, а потом…

Габриэль повернулся к нему со свитером в руке:

– Вы не понимаете, доктор. Я заперт в теле, отличном от того, которое мне знакомо. Двенадцать лет моей жизни испарились. Мне говорят, что мою дочь так и не нашли, а я один из жандармов, кому было поручено расследование. Я сдохну, если останусь еще хоть на час в этой палате. Мне нужны ответы.

9

Невидимый в подвале западного крыла, расположенного напротив отделения экстренной медицинской помощи, Институт судебно-медицинской экспертизы занимал помещение бывшего морга, который обосновался там еще с 1929 года, когда была построена больница. Танатологическое отделение проводило вскрытия, обследования живых – а именно жертв физического насилия или несчастных случаев – и выдачу тел по любым запросам в рамках юрисдикции бригады жандармерии. Два работавших там медика также предоставляли результаты судебно-медицинской экспертизы для заключений о смерти в случаях, когда та казалась криминальной или носила сомнительный характер, а значит, требовалась специальная юридическая процедура для открытия уголовного дела.

С Полем шел Давид Эскиме, дружок Луизы. Тридцатипятилетний сотрудник морга вместе с помощником забрали тело с берега. Эскиме руководил одним из двух похоронных бюро в Сагасе и постоянно взаимодействовал с жандармерией. Его отец готовил к похоронам жену Поля, когда ту восемнадцать лет назад унес рассеянный склероз. Он толкнул тяжелую металлическую дверь:

– Кошмар, что случилось с этой женщиной. Всегда кажется, что такое происходит только где-то в других местах. Психи есть повсюду.

Поль шагал молча. После полудня он не сказал ни слова, только раздавал необходимые распоряжения. Появление Габриэля Москато на месте преступления и его странное поведение занимало все мысли капитана. Увидеть Габриэля таким, лысым, осунувшимся, растерянным, да еще в день, когда шел град из мертвых птиц, а мерзкое преступление поразило Сагас в самое сердце, – все это выбивало Поля Лакруа из колеи.

Вдоль бетонного коридора тянулись трубы, кабели, технические кожухи. Лампочки в проволочных сетках разгоняли темноту, высвечивая старые тележки и кресла-каталки, которые так и не были отправлены на свалку. Сказывалась нехватка персонала и бюджета. Еле-еле умудрялись помогать живым, а уж до мертвых руки вовсе не доходили.

Они проследовали в комнату для вскрытий. Настоящий холодильник. Поль застегнул доверху молнию на парке. Отремонтировали только пол, уложив его новенькой виниловой плиткой. Хирургическая лампа оставалась еще с 1980 года, прочие детали интерьера и утвари сохранялись здесь и того дольше – облицовка стен пожелтела, одна из двух раковин треснула, извлеченные органы взвешивались на допотопных весах со стрелкой. Темное отверстие на потолке предназначалось для вентиляции, однако миазмы трупов давили с тяжестью наковальни.

Луиза была уже на месте, она взяла на себя обязанность фотографировать тело и следить за правильностью изъятия образцов. Она бросила быстрый взгляд на отца, потом – на мужчину, с которым встречалась уже больше трех лет.

Альфред Андриё, судмедэксперт, рассматривал на просвет рентгеновские снимки под хирургической лампой. В свои семьдесят лет этот пожилой человек, казалось, женился на своей работе и наотрез отказывался выходить на пенсию. Кстати, никто ему уходить и не предлагал. Кто согласился бы сменить его на посту в такой дыре? Он часто говаривал: «Однажды мне придется делать вскрытие самому себе».

Давид Эскиме пошел подготовить инструменты на рабочем столике рядом с раковиной. Из-за нехватки персонала он часто ассистировал Андриё, и, по правде говоря, последний обращал все меньше внимания на правила. В маленьких городках обходились подручными средствами и по большей части легко пренебрегали некоторыми особо стесняющими протоколами.

Поль постарался привлечь внимание дочери. Ему хотелось выяснить, узнала ли она Габриэля Москато. Та пожала плечами. Капитан подошел к обнаженному трупу, лежавшему на спине на стальном столе с вытянутыми вдоль тела руками и расставленными ногами. Андриё выбрил покойнице голову, сделав ее еще более безликой. Он постарался убрать кровь с ее разбитого лица. Жандарм посмотрел на уши без сережек, вгляделся в один широко раскрытый глаз помутневшего синего цвета, затянутый дымкой и вылезший из орбиты, потом его взгляд спустился к животу, пробитому двумя дырочками размером не больше мелкой монеты.

– Когда в нашем округе было последнее действительно кровавое убийство? – спросил Андриё. – Помнишь ту историю с типом, который застал свою жену в койке с ее деверем и зарезал обоих осколком бутылки из-под пастиса, это когда было?

– Да уже года два назад, – отозвался Поль. – А может, три.

Андриё покачал головой:

– Точно… Как время летит. Ладно, что касается нашего дела… мы с твоей дочерью взяли двадцать четыре пробы с зон возможного контакта с преступником, а именно с внешней и внутренней поверхности ладоней, под ногтями левой руки – она, вероятно, поцарапала нападавшего, – с горла, на котором остались следы удушения, из оральной, анальной и вагинальной области. Взяты образцы сетчатки, ногтей и пряди волос для токсикологического анализа. Сделан тампонаж зон проникновения пуль.

– Трусики и носки изо рта жертвы также упакованы и опечатаны для отправки на экспертизу, – уточнила Луиза.

– И на этих носках практически не было слюны, – добавил медэксперт. – А ведь ткань во рту должна была вызвать обильное слюнотечение.

Поль снова оглядел жертву, отметил родинку на левой груди и еще одну рядом с пупком. Слишком маленькие, чтобы включать в описание. Он вспомнил, что в досье Москато родители не отметили никаких отличительных особенностей на теле их дочери. Ни родимых пятен, ни шрамов, ни татуировок… У Жюли не было хирургических операций, она всего раз побывала в больнице после падения с велосипеда. Он посмотрел на Луизу:

– Родинки… Ты их сфотографировала?

Она кивнула.

Медэксперт указал на две татуировки на левой руке трупа. Цветная кукла-матрешка и черно-красное изображение дьявола с козлиными рогами, клыками и раздвоенным языком. Старик подозвал Эскиме и с его помощью перевернул тело. Всю спину мертвой девушки занимал ковбой с острыми чертами лица, длинными волнистыми волосами, в стетсоновской шляпе[12]12
  Стетсоновская шляпа – классическая ковбойская шляпа, придуманная Джоном Стетсоном в 60-х годах XIX века.


[Закрыть] на голове. В обеих руках он сжимал по пистолету, направляя один из них на зрителя. Луиза сделала снимки. Перевернув тело обратно на спину, Андриё раздвинул челюсти жертвы и оттянул разбитую нижнюю губу:

– Корни некоторых оставшихся целыми после удара зубов обнажены, и я заметил признаки так называемого кариеса Левенталя. Я видел такое у героинщиков. Эта женщина наркоманка, но, на мой взгляд, она некоторое время назад бросила, может, даже уже несколько лет.

– Почему ты так решил?

– Осмотр не выявил никаких следов от уколов. Вены у героинщиков сожженные и выступающие. Я отметил цианозные вены, но ничего недавнего. Токсикологический анализ волос позволит сказать точнее, если только не окажется, что она бросила еще раньше, чем я предположил.

Он слегка отстранился, халат натянулся на очень сутулой спине. Руки у него мелко подрагивали. Счастье, что его пациенты мертвы, подумал Поль.

– Мы проанализировали и сфотографировали места входа пуль. Оба ранения проникающие, но не перфорирующие. Выстрелы произведены в упор, одежда поглотила основную часть пороха и отработанных газов. Странгуляционный след, царапины и раны на ладонях, а также явные повреждения в области гениталий, судя по обильному кровотечению, предшествовали смерти. Многочисленные же переломы лицевых костей, выявленные на рентгенограммах, нанесены post mortem[13]13
  После смерти (лат.).


[Закрыть].

– Он насилует ее, убивает, увечит до неузнаваемости… Он не хочет, чтобы ее опознали.

– Или же он в дикой ярости. По всем признакам, в том числе по отсутствию трупного окоченения, я определяю время смерти этой ночью, между полуночью и четырьмя часами.

– Мы думаем, что она была убита как раз посередине, около двух часов, – уточнил Поль. – По нашему мнению, именно выстрелы заставили взлететь скворцов, и те потом начали сталкиваться друг с другом. Кстати, один из них в падении ударил нашу жертву в бедро.

Медэксперт поддержал гипотезу:

– Все совпадает. К тому же тело не перемещали: синюшность в области затылка, боков и задней части ягодиц соответствует той позиции, в которой жертва была обнаружена. Короче, я отражу все это в отчете. Перейдем к более серьезным вещам.

Сам он был без маски, но сделал знак Луизе, чтобы та надела свою:

– Вонять будет, как в холодильнике, который ты оставила выключенным на многие месяцы. Дыши ртом, это поможет продержаться.

С помощью Давида Эскиме он приступил к внутреннему осмотру.

Поль натянул маску до своих черных глаз и посмотрел на дочь с чувством некоторой неловкости. Он видел, что она держится стойко, столкнувшись с чем-то неописуемым. Луиза сама захотела присутствовать при обследовании, хотя этим мог бы заняться Мартини или Брюне. Зачем принуждать себя видеть такое? Вся ситуация казалась жандарму до крайности нелепой: отец, дочь и ее парень собрались вместе посмотреть на все самое отвратительное, чем только может обернуться смерть, в то время как другие на их месте отправились бы в ресторан или поиграть в боулинг. Ничего себе семейная встреча…

Медэксперт рассекал, вырезал, взвешивал. Он извлек две пули и положил их в опечатанные пакетики для улик. Потом взял образцы спермы из вагины, нейтральным голосом указал, что сексуальный контакт имел место при жизни жертвы и что, судя по внутренним ранениям, в вагину, безусловно, вводились некие посторонние предметы, одним из которых с большой вероятностью была ветвь дерева, учитывая наличие крошечных частиц коры. Нападающего не заботило, что он оставляет биологические следы. Отсутствие здравого смысла или он просто никогда не имел дела с правосудием? Или же он знал, что будущие анализы заведут экспертов в тупик?

Врач описал повреждения, вызванные прохождением пуль, в том числе ранение селезенки, печени и сосудов таза в брюшной полости. Делая надрез на желудке, чтобы извлечь пищевой комок, он дополнительно заявил – для полной ясности, – что смерть женщины наступила в результате внутреннего кровотечения из многочисленных ран, причиненных огнестрельным оружием. В этот момент запах стал настолько невыносимым, что у Луизы к горлу подступила тошнота.

– Со временем привыкаешь, – заверил Андриё. – Ты наверняка заметила, что Давид уже не чувствует разницы между приятным запахом блюда из почек и ароматом хризантемы.

Луиза только пожала плечами. С Давидом, который, оказывается, обсуждал их отношения с медэкспертом, она объяснится позже. Следует сказать, эта парочка всегда была неразлейвода… Брови Андриё нахмурились, когда он заметил в глубине желудка какой-то предмет. Вытащил его пинцетом и вытер салфеткой.

Это была шахматная фигура высотой в пять сантиметров. Если точнее, ладья из белого дерева. Луиза едва слышно пробормотала: «Извините» – и выскочила из комнаты, срывая маску. Давид вышел за ней. Капитан жандармерии посмотрел им вслед, потом жестом велел медэксперту опустить фигурку в пакет для улик. После этого тот положил желудок в ведро, уже наполовину наполненное образцами для патологоанатома.

– Шахматная фигура – не та штука, которую можно проглотить случайно.

Поль уложил пакеты в ряд, пронумеровал их, надписал дату, и все это не говоря ни слова. Минут через десять он стянул латексные перчатки, бросил их в мусорный бак и собрал все опечатанные пакеты:

– Ладно, я пошел. Закончишь в одиночку и займись сам образцами для патологоанатома, хорошо?

– Можешь на меня положиться. Знаешь, у меня две внучки, красивые, как ангелочки. Мелисса и Амбра. Я всерьез подумываю уйти в будущем году на пенсию, чтобы проводить больше времени с ними.

Он наставил на Поля лезвие своего скальпеля, прежде чем продолжить:

– При мысли, что тип, способный сотворить такое, возможно, живет где-то неподалеку и прогуливается по тем же паркам, что они, у меня мороз по коже. Так что доставь мне удовольствие: схвати этого сукиного сына.

10

Вымотанный Поль присоединился к дочери и Давиду Эскиме на больничной стоянке. Луиза стояла, прислонившись к машине, Давид – обнимая ее за талию. Давид был довольно приятным внешне, неплохо одевался и развил в себе отличную деловую хватку – в сельских округах бизнес на мертвых с незапамятных времен оставался весьма прибыльным. Насколько Полю было известно, он жил в квартире над своим «коммерческим предприятием». Удобно ходить на службу – просто спускаешься по лестнице, и ты уже по горло в трудах, если можно так выразиться…

Давид поцеловал подругу, коротко кивнул жандарму и быстрым шагом направился обратно в морг. Поль подождал, пока не останется наедине с дочерью:

– Мне неудобно, что он присутствует на вскрытиях.

– Тебе все неудобно, когда речь заходит о Давиде.

– Это не его работа, и он не должен иметь доступ к деталям расследования. Однажды я плюну на тактичность и наведу порядок, всему свое место: жандармам – в морге, а гробовщику – с его гробами.

Луиза не стала спорить, ее отец был куда непреклоннее, чем сама Фемида. Она предпочла сменить тему:

– Мне звонил Мартини. Час назад они снялись с места, там уже ни зги не видать. Они ничего не нашли ни на берегах, ни в окрестностях места преступления. Ни оружия, ни гильз, ни обуви, ни окровавленного камня. Завод и очистная станция закрылись вчера в девятнадцать часов. Этой ночью там никого не было.

Поль не ответил. Безвестная жертва, ни одного свидетеля – невезуха по всем статьям. Он аккуратно уложил опечатанные улики в багажник. Сел за руль и посмотрел на дочь. Уткнувшись лбом в стекло пассажирской двери, она мысленно витала где-то очень далеко.

– Можешь переночевать дома, если хочешь.

– Все нормально. Я больше не подросток, и у меня есть мужчина, если помнишь. Давид будет ждать меня вечером.

– Я просто подумал, что мы могли бы поужинать вместе и поговорить в более уютном месте, чем эта машина. Вскрытие – вовсе не безобидная вещь. Это разрушительный поиск истины, и он причиняет боль. Даже мне, можешь поверить. Убийства такого рода случаются не каждый день, особенно здесь.

– Я это уже заметила. У нас все больше алкаши, арестанты и ворье…

– И это совсем не плохо. Но когда сталкиваешься с кровавыми преступлениями, иногда хочется об этом поговорить, и не обязательно с типом, который целыми днями бальзамирует трупы.

– «С типом»… Представь себе, к этому «типу» я питаю определенные чувства. И он не бальзамирует целыми днями. У него для этого есть служащие.

– Супер.

Она подышала на свои замерзшие руки. Поль повернул рычажок отопления до отказа, но они доедут быстрее, чем машина успеет прогреться.

– Жюли Москато была твоей лучшей подружкой, – сказал он. – Вы все вечера проводили вместе, то у одной, то у другой, вы были просто неразлучны. Никто не знал ее лучше тебя. Скажи… Это тело может принадлежать ей?

– Прошло двенадцать лет, папа, какого ответа ты от меня ждешь? Я не знаю. Но ты же, как и я, видел, что Андриё достал у нее из желудка. Ведь та шахматная фигурка не может быть случайностью. Жюли обожала шахматы.

– Я знаю.

Луиза помолчала несколько секунд, вглядываясь в летящие под колеса разделительные полосы.

– Труп приблизительно ее возраста. Возможно, все это время после исчезновения ее накачивали наркотиками, насильно сделали татуировку, втянули в проституцию. А теперь похитивший ее мерзавец позволил себе роскошь вернуться к истокам, чтобы убить Жюли и скинуть нам на руки. Откуда нам знать?

Она продолжала разглядывать асфальт, бегущий под сильным уклоном вдоль кладбища. Фары высвечивали кресты под тисами. То тут, то там мерцающие свечи на солнечных батарейках бдели над могилами. Луиза бросила взгляд в темную глубину, где покоилась ее мать.

– Самое странное – это появление Габриэля Москато, – добавила она. – Вот уже восемь лет, как о нем ни слуху ни духу. И вдруг, как по волшебству, возникает сегодня утром. Он казался совершенно растерянным, потерявшим голову. Когда он приехал на берег, то был уверен, что убитая – именно Жюли, хотя даже не видел тела.

Поль миновал теннисный клуб, включил мигалку и въехал на парковку бригады. Луиза жила в одной из служебных квартир, двухкомнатном пристанище в трехэтажном серо-красном здании, унылом, зато удобном. Большинство жандармов вместе с семьями тоже жили там, в непосредственной близости от работы. Уже много раз Поль видел, как Давид Эскиме приходил туда к Луизе. В скором времени два голубка обустроятся вместе.

Он забрал пакеты с уликами, бросил взгляд в сторону цементного, похожего на сборный домик куба, расположенного слева от главного здания. Куб прозвали «Блок-хаус», на самом же деле это была их лаборатория, которая занималась экспертизами ДНК и отпечатков пальцев.

– Лаборатория закрыта, передам им образцы завтра утром и предупрежу, что результаты нужны в кратчайшие сроки. Пули и тампонаж пороха отправлю в Экюлли. А пока запру все в сейфе. Скоро мы выясним, Жюли Москато это или нет, а заодно имеется ли убивший ее подонок в нашей картотеке.

– Как минимум один подонок в Сагасе есть, – напомнила Луиза, забирая два пакета.

– Предполагаю, что ты имеешь в виду Эдди Лекуантра.

– Почему мы еще его не навестили? Задать бы ему два-три вопроса о том, где он был прошлой ночью, а?

– Потому что расследование только началось. Подождем анализа ДНК, ладно? Нет смысла торопиться и стучать во все двери. Конечно, у Лекуантра паршивое прошлое, но он свое отсидел, а мы в момент исчезновения Жюли не нашли даже тени улик. Всему свое время, и мне не хочется ссориться с судьей Кассоре. Пока что у нас более-менее приличные отношения, так что не будем портить идиллию.

– Тебя послушать, так только и остается, что вечно чего-то дожидаться. Все так медленно. Это действует на нервы.

– Медленный не я, а правосудие.

Поль вздохнул. Его дочь еще не устала от рутины. В ней еще горел пыл молодости и толкал перескакивать через ступени.

– Меня заинтересовало то, что сказал медэксперт, – бросила она.

– Что именно?

– Что жертва не выделяла слюну в носки. Это означает, что убийца засунул их ей в рот после смерти. Зачем вставлять кляп женщине, которая не может кричать?

– И какие мысли?

– Ты не раз говорил мне, что в преступлениях часто отсутствует логика. Но в данном случае мне кажется, что она тут есть, помимо самого́ жестокого убийства. Нас хотели заставить поверить, что этой женщине вставили кляп, чтобы не дать ей кричать, пока ее насиловали и вставляли… в нее ветку.

Она приподняла один из образцов:

– Я видела носки, они не были ни порванными, ни грязными, то есть жертва не бегала в них. Это убийца принес их с собой. Он заранее решил запихнуть их в рот своей добыче после того, как убьет ее. Другими словами, он тщательно продумал свои действия.

– И в чем же здесь логика?

– Я не знаю, но мне кажется, что, когда ты кого-то насилуешь и разбиваешь ему голову, ты особо не размышляешь. Ты действуешь инстинктивно, а когда дело сделано, ты прежде всего думаешь, как бы тебе убежать, а не как собрать гильзы. Представляешь себе эту сцену? Мы сами должны расшифровать логику, которая скрывается за этой парой носков. Но одно очевидно: убийца не паниковал.

– Ну конечно «расшифровать». Как в твоих чертовых «Экспертах»[14]14
  «Эксперты» – американский детектив 1992 года, в оригинале «Sneakers», в российском прокате «Тихушники» или «Ограбление заказывали», во французском – «Experts». В основе сюжета – поиск украденного универсального дешифратора.


[Закрыть]. Ты очень скоро поймешь, что в жизни все по-другому, моя дорогая. Одни люди убивают, другие умирают. А мы между ними, как дерьмо в проруби, или как пешки, или даже как предохранители, выбирай сама. Мы пытаемся расставить верные вещи по верным местам, но при всем старании это не всегда получается.

После девяти вечера помещение бригады походило на морг, который они недавно покинули. Дежурный жандарм отдал им честь. Неоновые лампы освещали выкрашенные в грязно-бежевый цвет коридоры с кремовым линолеумом на полу, который поскрипывал под подошвами и отклеивался у входа в каждый кабинет. Все пропахло чистящими средствами и затхлой древесиной. Взявшись за дверную ручку, Поль повернулся к дочери:

– Черт, Луиза, ты же могла стать адвокатом в Лионе или же найти приличную работу в каком-нибудь другом месте, а не в этой крысиной дыре. У тебя были все возможности. И зачем тебе понадобилось смотреть, как у женщины извлекают из брюха ее органы?

– Папа, пожалуйста.

– И почему ты втюрилась в какого-то… продавца гробов? Почему ты не уехала из Сагаса, когда представился случай? Ты же знаешь, я бы тебе помог, я бы все сделал, чтобы ты могла добиться чего угодно. Здесь ведь нет перспектив. Не будешь же ты заниматься этим всю жизнь, как твой старикан-отец?

Луиза сунула ему в руки пакеты с уликами:

– Я устала. До завтра.

– Почему ты не отвечаешь на мои вопросы, черт тебя побери? Почему мы с тобой ни разу не смогли поговорить?

Она исчезла в коридоре.

Застыв на месте, Поль дождался, пока в холодном коридоре хлопнула входная дверь. Отношения с Луизой не улучшались, скорей они катились под откос. Взять ее в свою команду, надеясь, что это их сблизит, вполне вероятно, в конечном счете оказалось грандиозной ошибкой.

11

Ничего. Ни документов, ни денег, ни памяти. И четыре километра пешком, чтобы добраться до своей машины, оставшейся на обочине. Габриэль подумал о гнездящемся в нем коварном изъяне, не дающем ему обернуться назад и увидеть последние двенадцать лет. Какая травма могла унести в забвение часть его жизни, чтобы странным образом вернуть его как раз в момент исчезновения дочери? Почему 2008 год, а не 2012-й или 2015-й? Было ли это случайностью или невероятным вывертом его сознания, имеющим целью что-то ему сообщить? Как бы то ни было, даже если собственный мозг желал защитить Габриэля, как утверждал тот врач из больницы, он все же заставил хозяина переживать адовы муки…

Усевшись за руль старенького «мерседеса», Габриэль выехал на дорогу и направился в северную часть города. Дождь из мертвых птиц не затронул этот район Сагаса. Управление машиной давалось легко, искать переключатели фар не пришлось. Его совершенно не смущали большие размеры автомобиля, хотя раньше он всегда выбирал модели поменьше. Врач упомянул память автоматических навыков. Наверняка в их число входило и вождение этой машины.

Габриэль все более проникался убеждением, что он сам и был человеком, зарегистрировавшимся под именем Уолтера Гаффина, призрака из гостиницы. Он сам явился туда накануне с бритым черепом, фальшивыми очками и снял номер 7. Но по какой треклятой причине?

На окраине города он свернул на дорогу, поднимающуюся к Альбиону. Три километра зигзагов по лесу, с перепадом высот до десяти процентов, из-за чего зимой движение здесь становилось довольно опасным. На полпути его фары высветили ответвление, уходящее между стволами деревьев и ведущее к расположенной чуть дальше стоянке, где исчезла Жюли.

В тот день чудовище из леса похитило у него дочь. Бешеный и невидимый зверь, затаившийся в темных туманах Сагаса и оставивший за собой отчаяние, ярость и непонимание. И возможно, то же создание срыгнуло его дочь двенадцать лет спустя на берег реки.

Дом Габриэля был старым шале на высоком каменном цоколе, с деревянной верхней частью. Он обновил его своими руками, прибил каждую доску, зацементировал каждый камень. Он всегда отказывался жить в крольчатниках бригады. Им с Коринной хотелось иметь собственный кокон, за пределами города-тюрьмы. Альбион с его шестьюстами душами казался им в этом смысле идеальным местом. Деревня представляла собой тупик, ни одна дорога не проходила через нее, а единственная исходящая – спускалась в Сагас. Там, на высоте, можно было забыть про тусклую серость скопившихся внизу домов, если смотреть в правильную сторону: в западном направлении открывался умопомрачительный вид на плато и пики. Осенью и весной там часто мелькали серны.

Синеватый свет телевизора сочился сквозь шторы гостиной. Габриэль наконец-то почувствовал тепло очага, безопасного убежища, откуда он мог отправиться на поиск воспоминаний. Он поднялся на три ступеньки крыльца и повернул дверную ручку. Дверь была заперта. Он постучал, подождал, царапнул облупившийся лак деревянного косяка. За шале не ухаживали так тщательно, как раньше. Звук поворачивающегося в замке ключа. Лицо в приотворенной двери – кошмарное видение. Габриэль на несколько секунд лишился голоса.

– Поль? Но что ты?..

Габриэль не закончил фразу. Поль Лакруа стоял перед ним, в майке и трусах, ноги в меховых тапочках.

– Сейчас двенадцатый час. Чего ты хочешь?

– Ты… ты спишь с моей женой?

Поль протиснул свои массивные плечи в раствор двери, бросил взгляд на припаркованный на подъездной дороге «мерседес». Как и утром, Москато, похоже, был не в себе. Откуда он взялся в такой час?

– Бывшей женой. Вы развелись, должен тебе напомнить.

Габриэль думал, что уже оказался на самом дне. Но с каждым следующим часом бездна разверзалась все глубже.

– Я хочу поговорить с ней. Позволь мне увидеть Коринну.

– Ее еще нет. Она работает допоздна. Сиделка, помнишь… Я много лет уговариваю ее подыскать не такую утомительную работу, но ты же ее знаешь. Если выкладываться за день, остается меньше сил на всякие мысли.

Габриэль тонул, и под рукой ни одного буйка, за который можно было бы ухватиться. Если перед ним захлопнут дверь его собственного дома, что с ним станет? Куда он пойдет? Он запаниковал. Стоя на пороге, он умолил Поля выслушать его на этот раз, рассказал в подробностях о своем безумном дне от пробуждения в гостинице и до пребывания в больнице. Повторил слова невролога, упомянул психогенную амнезию, поклялся, что застрял в 10 апреля 2008-го, а между тем днем и сегодняшним – пустота. Поль не проявил никакого сочувствия, но посторонился, давая ему пройти.

– Мне трудно поверить в то, что ты рассказываешь, – бросил он, принеся два пива, – но ты кажешься искренним, а главное, совершенно сбрендившим.

– Все куда хуже.

– Многое переменилось, и не рассчитывай, что я буду с тобой нянчиться. Пей свое пиво, задавай свои вопросы и катись.

Габриэль даже не знал, с чего начать. Старый друг и коллега теперь явно его ненавидел и плевать хотел на все его беды.

– Тело, которое нашли этим утром…

– Еще ничего не известно, – мгновенно отозвался Поль. – Завтра после полудня получим результаты анализа ДНК. Я попрошу ребят сделать его в первую очередь. Жертву убили двумя пулями. Мы думаем, что именно выстрелы вызвали массовую гибель птиц.

– Ты и Коринна… как давно?

– Вы развелись восемь лет назад. В бригаде все знали, что у вас сильно не ладится, и еще задолго до исчезновения Жюли. Ты же должен все помнить, верно, раз это было до твоей так называемой потери памяти? Ты сам говорил мне, что вы теперь не спите вместе, что между вами больше ничего нет. Но вы не расходились из-за Жюли: следовало и о ней подумать… Ты решил, что трагедия сблизит вас, но пропасть между вами только увеличилась.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Поль обмакнул губы в пиво. Габриэль к своему не притронулся.

– Мы начали всерьез встречаться за год до вашего разрыва.

Пальцы Габриэля сжались на банке пива.

– Ты приходил сюда поужинать, – сухо сказал он. – Иногда ты оставался на все выходные. После смерти Мэрилин я был рядом и помогал тебе продержаться. А ты у меня за спиной трахал мою жену?

– Не вали все в одну кучу. Ничего не было, пока между вами все не разладилось. Ты почти не бывал дома, ты проводил больше времени в ассоциациях помощи родителям детей-жертв, чем с Коринной. Ты хотел, чтобы на проблему пропавших детей обратили наконец внимание, но… это как сражаться с ветряными мельницами, Габриэль, и никого никогда не вернет. Ты сделал все, чтобы отдалиться от дома, от жены. А в это время она умирала медленной смертью на Альбионе, глотая таблетки.

– А главное – в это время ты спал с ней. Господи, лучший друг трахает жену кореша, все как во второразрядном фильме. И теперь ты велишь мне убраться из Сагаса? Ты заявляешь, что мне здесь не рады?

Поль подошел к ящику, порылся и бросил ему на колени рентгеновский снимок:

– Оставил на память…

Габриэль пристроил свою банку на низкий столик и посмотрел на серебристый негатив. Перелом берцовой кости. Разрыв мениска. Потом он перевел глаза на ногу Поля. Правую, со шрамами.