Текст книги "Жил-был раз, жил-был два"

– Время осмотра: одиннадцать часов двадцать две минуты, шестое ноября две тысячи двадцатого года. Тело женщины белой расы неопределенного возраста, но, я бы сказал, ей между тридцатью и сорока годами, среднего телосложения, обнаружено Изабель Давини с плато Альбион во время байдарочного спуска по реке. Метеоусловия: повышенная влажность, утром шел мелкий дождь. Жертва находится в лежачем положении, на спине, на левом берегу Арва, вдоль северо-южной оси, на уровне… очистной станции и стремнин, в двух километрах к югу от города.

Он еще ниже склонился над телом:

– Левая рука в плече вывернута и образует угол в девяносто градусов по отношению к телу. Скворец частично лежит на правом бедре жертвы, в крови от удара при падении. Возможно, жертва погибла до дождя из птиц этой ночью…

Он отступил на шаг:

– На пальцах левой руки в районе ногтей следы крови. Волосы темно-русого цвета, длиной около тридцати сантиметров. Кровоподтеки не позволяют различить черты лица. На первый взгляд правая надбровная дуга рассечена, скулы, возможно, сломаны, что вызвало вздутие. Нос вдавлен… Учитывая повреждения, по лицу, скорее всего, был нанесен удар одним из крупных булыжников или камней, которые во множестве лежат вокруг. Во рту погибшей кляп из черной ткани. Похоже на носки, что отчасти подтверждается тем фактом, что жертва босая.

Капитан бросил взгляд на Луизу. Взмахом ресниц та дала понять, что с ней все в порядке. С блокнотом в руке девушка вела подробную запись. Поль продолжил:

– В непосредственной близости от тела отсутствуют следы обуви. На своде стопы многочисленные порезы. Правая стопа образует с ногой такой угол, что наводит на предположение о переломе лодыжки. Джинсы и трусики жертвы спущены до колен. Кровоподтеки в верхней части бедер с внутренней стороны и, хм, возможное вагинальное кровотечение…

Он нажал на кнопку, поставив диктофон на паузу. Эта женщина наверняка была изнасилована, а потом убита. Он постарался отвлечься от мрачных мыслей и, сделав глубокий вдох, снова включил запись:

– На жертве осталась ее парка, молния застегнута до шеи. На куртке как минимум два отверстия в области груди, характерные для применения огнестрельного оружия. Ожидаем криминалистов и ребят из похоронного бюро, чтобы раздеть тело на месте и сделать его описание перед отправкой в морг.

Он остановил запись и на мгновение застыл лицом к лицу с несчастной. Ее бросили здесь, у воды, как обычный мусор. Какое животное могло так ее изувечить и убить с такой жестокостью? Он выпрямился с гримасой боли, тяжело опираясь на бедра. Пятьдесят два года, а полное ощущение, что его замуровали в теле старика. Он повернулся к Мартини, говорившему по мобильнику, потом – к Луизе:

– А вдруг именно выстрелы переполошили колонию среди ночи? Стрельба вгоняет пернатых в панику, они снимаются с деревьев. Сталкиваются друг с другом, и один из них падает на еще теплый труп.

Луиза не ответила. Ее ставшие похожими на два шарика глаза не отрывались от собственной авторучки.

– Я говорил под запись, – вздохнул Поль. – Твои заметки никому не нужны.

Девушка наконец убрала блокнот с ручкой в карман и снова сосредоточилась на трупе.

– Да, очень может быть, – ответила она. – И это позволит нам с большой точностью определить время преступления.

– Два часа ночи плюс-минус несколько минут. Посмотрим, что скажет патологоанатом, но гипотеза кажется мне хорошей. Согласна?

– Ей запихали носки в горло, чтобы помешать кричать. Без сомнения, ее изнасиловали, а затем убили здесь, на месте.

– Почему ты так думаешь?

– Спущенные брюки. И потом, это идеальное место, если не хочешь, чтобы тебя увидели. Конечно, наверху проходит дорога, но после захода солнца оттуда ничего нельзя разглядеть. Никакого освещения, никакого жилья поблизости. Шум воды заглушает полузадушенные кляпом крики. В любом случае она могла орать сколько угодно, в два ночи здесь никого не бывает.

– А босые ноги? Как ты это объяснишь?

– Представления не имею. Судя по состоянию свода стопы, девушка шла без обуви или даже бежала. Может, ее держали в багажнике машины или в автофургоне для кемпинга, а ей удалось выбраться. Она поранила ноги, но продолжала идти. Хотела броситься в Арв, чтобы скрыться от нападавшего?.. Иначе я не понимаю, куда она направлялась. Она подвернула щиколотку, и, судя по всему, очень сильно. Сразу же упала, прямо здесь. И… произошло все остальное. Этот дикий зверь овладел ею.

Сценарий получался правдоподобный. Но как жертва сюда попала? Откуда пришла? Из машины, как предположила Луиза?

– Вот что странно, не считая птиц, – эти носки во рту, – добавила молодая женщина.

– Хм?

– Если она бежала босиком, значит носки уже были у ее преследователя. Это не очень логично – таскать с собой носки жертвы. Ну, мне так кажется.

– Знаешь, логика при совершении преступлений… Это только в телевизоре. И потом, она ведь могла убежать в носках, разве нет? Конечно, защита для ног слабенькая… Как и твои выводы, что сексуальное нападение произошло именно здесь, – может, он изнасиловал ее в другом месте, а затем перетащил тело сюда и стянул с нее брюки. Другой вариант: он изнасиловал ее, когда она уже была мертва.

– Ты ужасен.

– Ну да, это я ужасен. Никогда не стоит делать скороспелых выводов. Вот почему в описании осмотра я придерживался только фактов.

– Спасибо за урок, капитан, – сухо отозвалась она.

Поль повернулся к своей команде:

– Я предупрежу заместителя прокурора. Мы начинаем работать по делу, так что ближайшие часы и дни, скорее всего, будут крайне напряженными. Это означает: никаких выходных и никто не исчезает в середине дня, чтобы забрать детей из школы. Не хочу, чтобы к нам подключили жандармов из Сагаса и чтобы они болтались у нас под ногами. Бенжамен, ты доведешь информацию до всеобщего сведения?

Тот молча кивнул. Поль заметил искру возбуждения в глазах Брюне, того, кто фотографировал место преступления. Парень даже улыбнулся.

– Решил, что подвалило хоть какое-то разнообразие, да? – проворчал Поль. – Это мертвая молодая женщина, черт, а не шлюха для развлечения. Вбей себе это в башку и прекрати скалиться.

Брюне покраснел и опустил голову. Он был одним из младших чинов автономной территориальной бригады Сагаса, состоящей из тридцати четырех жандармов – трое из которых криминалисты отдела судебно-медицинской экспертизы – и отвечающей за двадцать с лишним тысяч гектаров, распределенных между восемью коммунами. Из-за обилия в секторе вершин высотой более восьмисот метров она носила название «горной бригады» и к тому же была правомочна выполнять функции судебной полиции[4]4
  Судебная полиция во Франции выполняет задачу раскрытия правонарушений и задержания виновных.


[Закрыть]. Теперь начнется кропотливая работа над расследованием под руководством Поля. И Брюне это совсем не радовало.

– Пока ждем криминалистов, осмотрим окрестности. Очень бы хотелось найти гильзы и камень, которым пострадавшей раздробили лицо.

Капитан позвонил прокурору, потом прослушал сообщение, пришедшее несколькими минутами раньше на его мобильник: «Алло, Поль, это я. Ты не поверишь: я задремал в гостинице „У скалы“, а ночью пошел дождь из мертвых птиц. Сотни птиц падали с неба, как градины! Короче, буду в бригаде через полчаса. То есть если найду свои вещи… Потом все объясню. Чао-чао».

Сначала Поль решил, что это какая-то ошибка, пока не услышал последние слова. Прослушал сообщение еще раз. Голос, интонации… Это «чао-чао». Единственный человек приветствовал его подобным образом – Габриэль Москато. Но это было двенадцать лет назад…

Он побледнел и нажал отбой. Это сообщение в одно мгновение пробудило худшие воспоминания его жизни. Он вернулся к руслу реки той походкой, которая делала его похожим на инвалида войны.

– Ну и физиономия у тебя сделалась, пока ты слушал телефон, – заметила Луиза. – Что случилось?

Сейчас Поль смотрел другими глазами на разбитое лицо, светлые волосы, разметавшиеся по гальке, изувеченное тело… А вдруг?..

Может ли быть, что это она? Жюли Москато? Он потряс головой и глянул на Луизу:

– Призрак… Мне позвонил призрак.

5

Как ни рылся Москато в памяти, ничего не всплывало… Ничего после 10 апреля 2008 года. Но разве мог он забыть хоть один день рождения, хоть одно Рождество без дочери? Почему Жюли до сих пор не нашли? Что дало расследование? А он, что он делал все эти годы?

Он пролистал газету в холле гостиницы, проглатывая каждую статью. Совершенно оглушенный. Чужак на собственной планете. В его представлении Обама был на верном пути к успеху, в ушах еще звучала его речь, переданная по всем мировым телеканалам, его «Yes, we can»[5]5
  «Да, мы можем» (англ.) – предвыборная речь Барака Обамы, а также лозунг всей его предвыборной кампании 2007–2008 годов, который стал основой сингла американского рэпера will.i.am, написанного в поддержку будущего 44-го президента США.


[Закрыть]. Тогда кто этот щекастый толстяк в ярко-красном галстуке, с соломенного цвета волосами? Почему объявляют о пятой годовщине терактов, состоявшихся в 2015-м в Париже? Что такое «Uber» и «Deliveroo»?[6]6
  «Deliveroo» (англ.) – онлайн-компания по доставке продуктов питания, базирующаяся в Лондоне. Работает в двухстах местах по всей Великобритании, Нидерландам, Франции, Бельгии, Ирландии, Испании, Италии, Австралии, Новой Зеландии, Сингапуру, Гонконгу, Объединенным Арабским Эмиратам и Кувейту.


[Закрыть] В газете описывался мир, который не был его миром. Все эти загадочные технологии, непонятные слова, портреты неизвестных знаменитостей…

Габриэль снова и снова повторял дату выхода газеты. 6 ноября 2020 года. Невозможно вообразить. Вы отец малышки, которую так и не нашли? Ложь. Жюли исчезла всего месяц назад. Подключены все силы жандармерии. Ее вернут в Сагас, и все снова будет в порядке.

10 апреля 2008-го, 10 апреля 2008-го, 10 апреля 2008-го…

Может, он сошел с ума. Весь это маскарад – лишь виде́ние его разума или же кошмарный сон, но такой подробный, что, даже все понимая, он не может из него вырваться. Его мозг перегорел.

Он покинул гостиницу, неотрывно глядя на комки перьев, тут и там прилипшие к асфальту. Без документов и воспоминаний, в одежде какого-то Уолтера Гаффина. Габриэль прокручивал в голове все самые пакостные варианты – от амнезии до, еще того хуже, Альцгеймера. Он представлял, как сбежал из больницы с кашей в мозгах вместо нормальной памяти, укрылся в этой занюханной гостинице, пока все его разыскивали. Он должен обязательно вернуться к себе. Расспросить жену. Понять, что с ним случилось.

Габриэль порылся в кармане и нажал на кнопку брелока сигнализации, на цепочке которого висели ключи. Замигали фары, раздалось пиликанье и щелчок замка дверцы. Ему была знакома эта модель «мерседеса» выпуска начала двухтысячных – ее чаще всего угоняли, – но бо́льшая часть машин вокруг была ему совершенно неизвестна. Никаких «ситроенов-саксо», ни «Пежо-206», ни «фольксвагенов-гольф». Только странные тачки ярких расцветок с формами из лего и с необычными обозначениями на номерах.

Сдержав отвращение, Габриэль взял за хвосты двух пернатых, упавших ему на капот, и положил их на землю. На железе капота остались вмятины там, где упали птицы. Он осмотрел багажник «мерседеса»: пустой. Устроился за рулем, посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Снова испытал шок. Морщины, серебристая щетина на щеках… Он разом постарел. Двенадцать лет. Будто совершил путешествие во времени, как Марти Макфлай из «Назад в будущее».

В салоне машины он попытался зацепиться за какое-нибудь воспоминание, оглядел сиденья, надеясь на ощущение дежавю. Ничего. Снял шнурок с шеи, посмотрел на ключ. Что он открывал? Входную дверь? Ячейку?

В бардачке фонарик, лампочки и пачка сигарет. Он вытащил одну, понюхал, рефлекторно поднес к губам. Выплюнул, сморщившись, но табак оставил знакомый вкус на языке: он курил. Как давно?

Габриэль тронулся с места и покатил к выезду из паркинга – объезжать трупики птиц не удавалось: под колесами то и дело похрустывало, – потом вырулил на дорогу, ведущую в узкую долину, прямо на юг. Оглядел черные горы с обрывистыми склонами, затянутыми тучами. Ничего не изменилось, скалы и леса совпадали с теми, что хранились в его памяти. Ему были знакомы эти запахи хвои, землистой влажной почвы; он почувствовал себя лучше.

Проехав километр, он увидел невероятный танец птиц в небе. Так вот она, пресловутая колония скворцов. Семьсот тысяч особей. То есть теперь уже немного меньше. Следя за фигурами, которые образовывали пернатые в воздухе, то компактные, то расширяющиеся, Габриэль подумал, что движения птиц напоминают пульсацию сердца.

И тут он попал в медленно движущуюся пробку. Машины выстроились цепочкой длиной метров в тридцать. Габриэль понял причину: там внизу, на берегу Арва, суетилась группа людей в форме. Жандармы. Со своего места он не мог никого узнать. Коллеги натянули белый тент, чтобы что-то спрятать от глаз любопытствующих. Учитывая, какие средства были пущены в ход, речь наверняка шла о теле.

Труп здесь, в Сагасе.

Габриэль стиснул ладонями руль. Он тут же представил себе Жюли лежащей на темно-серой гальке с белым раздутым лицом, как у утопленников. Ее наконец-то нашли. Мертвую. Его дочь. Он посигналил, рискованным маневром объехал несколько машин и тут же поспешно сдал назад, задев заградительный рельс. Но ему необходимо было все выяснить.

Дорога вывела на крутой склон. Вдали, словно врезанный в скалистое гнездо, черной тенью проступил Сагас. Забетонированный административный городок, лохань, загаженная отравленным воздухом из-за постоянного движения грузовиков по трассе А40. Жители соседних деревень – как и заключенные под конвоем жандармов – появлялись там, только чтобы отработать положенные часы или обратиться за врачебной помощью. Последний оплот цивилизации перед Лионом: больница вкупе с исправительным центром были главными работодателями в долине.

Он свернул на первый же съезд с кольцевой развязки, украшенной фигурой деревянного медведя – ни одного медведя в районе замечено не было, Габриэль знал точно, – двинулся по виадуку из тесаного камня и направился в обратную сторону к заводу по переработке отходов, но уже по другому берегу Арва, по коммунальной дороге. Мертвых птиц здесь насчитывалось еще больше, в то время как живые сотнями тысяч кувыркались в воздухе над его головой в хоре таких пронзительных криков, что казалось, будто осколки стекла трутся друг о друга.

Изо всех сил он громко взмолился о том, чтобы река не срыгнула тело его дочери.

6

Как минимум четыре машины жандармерии стояли у завода, не считая аккуратного грузовичка криминалистов. Габриэль въехал в открытые ворота и припарковался рядом. Огромными прыжками, с выскакивающим из груди сердцем побежал мимо разноцветных навалов. Почти сразу началась одышка, в горле засвистело, и пришлось притормозить. 2020-й… Ему стукнуло пятьдесят пять. Твою мать!

Пухленькая коротконогая женщина появилась из-за деревьев и воинственным шагом направилась к нему:

– Мсье, национальная жандармерия. Сожалею, но сюда доступ закрыт. Вы находитесь на…

Она не закончила фразу, наклонила голову и поняла смысл слова «призрак», произнесенного чуть раньше ее непосредственным начальником.

– Габриэль?

– Ты, случайно, не… Луиза? Луиза Лакруа?

Перед ним стояла уже не семнадцатилетняя лицеистка, растрепанная бунтарка с избытком косметики на лице, а женщина с длинной косой, округлыми щеками, в жандармской форме и брюках, заправленных в начищенные грубые армейские ботинки. Луиза – жандарм? Габриэль поверить не мог. Поначалу она растерялась не меньше его, но быстро взяла себя в руки:

– Что ты здесь делаешь?

Вопрос прозвучал довольно резко. Габриэль не знал, что сказать. Две Луизы накладывались друг на друга у него в голове. Он вытянул шею. Синие жандармские парки мелькали между стволами деревьев.

– Я заметил с трассы людей в форме. Что происходит?

Луиза сунула руки в карманы и зарылась подбородком в ворот куртки.

– Я не имею права говорить.

– Не имеешь права говорить? Ты шутишь?

– Ты выбрал не лучший момент, если решил повидать отца. Поверь мне на слово, он не в том настроении. Птицы, тело, а еще журналист, который назойливо лезет куда не надо. Я не могу пропустить тебя. Приходи попозже в бригаду.

– Не играй у меня на нервах, Луиза. Это Жюли там? Это она?

Луиза не ответила, и Габриэль решил двинуться дальше. Отстранил женщину резким жестом, когда та попыталась преградить ему дорогу. За полосой елей открылся обзор: покрытые галькой берега, черные и красные пятна разбившихся птиц, бурное русло реки, едва виднеющийся в серой дымке виадук и колония скворцов над ним. Справа у натянутого тента суетилась группа людей. С того места, где он стоял, можно было разглядеть лежащее на земле тело. Люди в костюмах белого кролика[7]7
  Французские судмедэксперты при работе на месте преступления носят белые комбинезоны.


[Закрыть] снимали с него одежду и загружали что-то в прозрачные пакеты. Когда Габриэль различил режущую глаз белизну женской груди, его затошнило.

Луиза повысила голос, от группы отделился внушительный силуэт Поля Лакруа и поспешил на подмогу. Настолько же высокий, насколько его дочь была низкорослой. Еще не увидев его лица, Габриэль обратил внимание на походку: тот двигался, как клоун. Каждая новая картина действовала как удар кулаком в лицо. Его давний коллега, сорокалетний поджарый мужчина с профилем, вырубленным из крепчайшего камня, теперь передвигался с грацией бульдозера, завязшего в тине. Его когда-то черные, а теперь поседевшие и поредевшие кудри едва вились. Весьма подпорченная версия того Поля, с которым он расстался лишь накануне, несмотря на нашивки на мундире, свидетельствовавшие, что он дослужился до капитана. Как можно так перемениться за двенадцать лет?

– Что тебе здесь надо?

Та же враждебность, что у дочери. Габриэль вгляделся в обращенное к нему внезапно замкнувшееся лицо. И остальной молодняк с их злобными взглядами… Кроме аджюдана Мартини, он никого не узнавал. А где другие сослуживцы, Солена и остальные?

– Только не говори мне, что это она. Не говори мне, что это моя дочь.

Поль рассматривал его, как будто тоже открывал для себя другого человека. Лучшие друзья, выросшие на одной улице, вместе учившиеся в колледже и лицее, они стали коллегами, больше двадцати лет делили один кабинет на двоих и выпивали в соседнем баре два раза в неделю. И однако, сегодня они встретились как два незнакомца, столкнувшиеся лицом к лицу.

– Пока не известно. Лицо не поддается опознанию, а… тело меняется, за двенадцать-то лет. На данный момент ясно только, что речь идет о женщине около тридцати лет, и ее, по всей видимости, изнасиловали. Больше ничего сказать не могу. Возьму материал для анализа ДНК в морге и сразу же отправлю в нашу лабораторию.

– Я хочу увидеть тело.

– Нет.

– Послушай, Поль, произошло нечто непонятное. Вчера мы с тобой разбирали телефонные счета Жюли, опрашивали людей. Вечером я поехал в гостиницу «У скалы», чтобы посмотреть их журнал регистраций. Господи, скажи же, что ты это помнишь!

– Не слишком отчетливо. И уж точно это было не вчера. И не в прошлом году. И даже не пять лет назад.

– Для меня именно вчера! Этой ночью птицы разбивались у меня на глазах, на паркинге, об машины – чистое безумие. Все повыскакивали из номеров. Потом как черная дыра… А сегодня утром я просыпаюсь лысым и выгляжу пятидесятилетним. Мне заявляют, что сейчас две тысячи двадцатый год. Твоя дочь старше на двенадцать лет, и ты тоже. Я ни черта не понимаю, и, поверь, это дьявольски трудный для меня день. Так что дай мне взглянуть на тело.

Поль сделал знак двум жандармам:

– Ему здесь нечего делать. Проводите его до машины.

Габриэль попытался проложить себе дорогу к телу. Когда один из коллег хотел схватить его за запястье, он яростно оттолкнул того:

– Не трогайте меня. Я тоже в бригаде. Как и вы, черт!

Подоспели другие, и им удалось совладать с ним. У Габриэля больше не было сил сопротивляться: энергия вытекала из него, как воздух из проколотой шины. Поль встал перед ним, приблизив лицо почти вплотную:

– Не знаю, чего ты нанюхался или напился, но не заставляй меня принимать меры. Тебе здесь больше не рады. Убирайся из этого города.

Поль развернулся и пошел обратно к трупу. Габриэля отвели к машине и проследили, чтобы он сел в нее. Ему не дали подойти к месту преступления, его выгнали, его, члена бригады. Габриэль увидел ненависть в глазах Поля, упрек в глазах Луизы.

Что произошло? А главное, когда?

Он направил «мерседес» на мост; руки дрожали, череп разрывался от пульсирующей в висках крови. В небе сжималось и разжималось гигантское черное, как сама тьма, сердце, образованное колонией скворцов. У Габриэля закружилась голова. За кольцевой развязкой он проехал мимо нескольких складских построек, потом еще пару километров. Словно жужжание какого-то насекомого заполнило все вокруг. Он закрыл глаза, снова открыл, резко вывернул руль, увидев несущуюся в лоб машину. Спешно съехал на обочину и распахнул дверцу. Спотыкаясь, прошел метров десять по траве, держась руками за горло, как будто пытался сдернуть несуществующий шарф.

Остановилась машина, к нему кинулся какой-то человек:

– Вам плохо?

Габриэль вцепился в его руку:

– Больница… Отвезите меня в больницу…

7

Неврология, третий этаж больницы в Сагасе. Только в тот момент, когда его уложили, чтобы сделать МРТ[8]8
  МРТ – магнитно-резонансная томография.


[Закрыть] головы, Габриэль заметил, что на нем больше нет обручального кольца, ободка из белого золота, вросшего в безымянный палец, которое он носил не снимая с двадцати пяти лет. В цилиндре аппарата он запаниковал, и потребовалось несколько попыток, чтобы сделать снимки его мозга. Прошло больше двадцати часов, пока после бесконечной череды обследований его не оставили наконец в покое и не отправили в палату. Принесли еду из каких-то непонятных овощей.

Никто до сих пор к нему не заходил, чтобы хоть что-то объяснить: сначала анализы. Габриэля возили из отделения в отделение. Судя по медицинской карте, он один раз обращался в больницу в Лилле в 2014-м, по поводу грыжи межпозвонковых дисков. В Лилле? Что он делал на севере? Его с тамошними местами ничто не связывало, кроме матери. Как ни странно, он потерял память о двенадцати годах, но мог наизусть назвать свой номер социального обеспечения для получения страхового обслуживания. Он числился и в системе Амели[9]9
  Амели (Ameli) – крупнейшая система онлайн-страхования во Франции.


[Закрыть], и в обществе взаимного страхования. Значит, Габриэль Москато образца 2020 года все-таки существовал.

Сидя на кровати в отделении краткосрочного пребывания, он рассматривал свое правое предплечье, потрогал пальцем белые отметины. По словам одной из медсестер, это были следы лазерного сведения татуировки. Если внимательно приглядеться, еще можно было различить буквы, образующие слово «Жюли».

Он сначала наколол, а потом стер имя дочери. Габриэль взялся руками за голову. Неведение сводило его с ума.

Набрал номер домашнего телефона матери в отчаянной попытке зацепиться хотя бы за семью. Ему ответил незнакомец, объяснил, что купил дом четыре года назад и, насколько он помнит, бывшая владелица отправилась в монастырский приют, адреса которого он не знает.

Габриэль выронил трубку, как если бы пальцы налились свинцом. Матери сейчас должно быть около восьмидесяти одного года. После смерти его отца она категорически отказалась покидать свой маленький домик, расположенный в окрестностях Дуэ. «Я умру здесь», – всегда твердила она. Почему она передумала? Ослабела? Жива ли она еще? Или Габриэль уже пережил ее смерть? Предстоит ли ему пройти через это еще раз?

Он долго сидел не шевелясь. Снова видел мать на Альбионе, в гостевой комнате их с женой дома. Она приехала с севера Франции со своими старыми, перевязанными ремнями чемоданами, чтобы поддержать их после исчезновения Жюли. Это она не дала Коринне окончательно впасть в отчаяние, пока сам он метался по горам и долам в поисках дочери.

Все случилось пятнадцать дней назад… Двенадцать лет назад.

Он дотащился до окна. Снаружи огни Сагаса горели, как усталые звезды. На западе по одной только прямоугольности формы и расположению освещения угадывался исправительный центр со своими сторожевыми вышками, на которых бдели вооруженные тени. Другие светлячки, как затерянные в пространстве кусочки янтаря, усыпали горные склоны.

Одной из этих звездочек в вышине был его дом. Там родилась и выросла Жюли. Там он прожил с Коринной семнадцать… нет, теперь уже двадцать девять лет. Никто не любил долину, но никто и не покидал ее окончательно. Остальной мир был слишком далеко. Здесь старели и умирали, зажатые между серыми обрывами, не умея вырваться из их плена.

Убирайся из этого города, пророкотал Поль. Грубый голос еще звучал в ушах Габриэля.

Зашла медсестра проверить, все ли в порядке. Да, внешне все было в норме. А вот внутри Габриэль чувствовал полное опустошение, словно после урагана. Его неотступно преследовал вид трупа, брошенного на берегу среди мертвых птиц, этой белой груди, возможно груди его дочери. Ему никак не удавалось представить Жюли двадцатидевятилетней женщиной, представить, что последние двенадцать лет она могла прожить без него, без матери. Если на берегу обнаружили ее труп, где же она была все это время? Что ей пришлось перенести? А если – тело незнакомки, то где его дочь?

Габриэль почесал руку в месте отметины от старой татуировки. От Жюли ничего осталось, но она же была там, вытравленная на его коже. Он представил, как заходит к специалисту и просит стереть имя дочери. Татуировки убирают, когда желают отречься, забыть, поставить крест на прошлом.

Когда огонь, заставивший вас вытерпеть боль от иголки с чернилами, потухает…

8

Внешне спокойный, но истомившийся в ожидании, он с облегчением встретил появившегося невролога. Доктор Зулан, длинная жердь лет сорока, в очках с деревянной оправой, примостился на краешке его кровати. Полистал бумаги, висевшие на перекладине, потом поднял глаза на своего пациента:

– Как вы себя чувствуете?

– Старым…

Врач усмехнулся:

– Кардиолог посмотрел результаты. Электрокардиограмма, УЗИ сердца и биологические показатели нормальные, с этой стороны все в порядке. Что касается меня, то я тоже не обнаружил никакой аномалии с неврологической точки зрения. Те симптомы, которые вы описали, поступив в отделение неотложной помощи, заставили меня прежде всего предположить острое нарушение мозгового кровообращения. Другими словами, нечто вроде микроинсульта, произошедшего вследствие внезапного сбоя циркуляции крови в какой-то части мозга. В зависимости от зоны поражения микроинсульт может проявляться в виде паралича какой-либо конечности, нарушения зрения, потери равновесия или же, как в вашем случае, амнезии. Вот почему я направил вас на МРТ. Но снимки тоже ничего не показали, что, конечно, весьма утешительно, поскольку микроинсульт часто предшествует настоящему инсульту. Остаются два варианта…

В руке доктор держал мобильник. Он быстро глянул на экран и вернулся к пациенту:

– Первый – это внезапный провал в памяти, то есть глобальная амнезия, способная стереть месяцы, а то и годы воспоминаний. Такой провал может случиться с кем угодно и в любой момент, причем без всякого научно обоснованного объяснения. Страдают этим в основном мужчины и женщины старше пятидесяти, так что вы как раз подходите. Обычно потеря памяти длится от четырех до восьми часов. В течение этого периода пациент дезориентирован и с трудом фиксирует новые воспоминания. Он постоянно повторяет одни и те же вопросы: «Кто вы? Где я?..»

– Это не мой случай. Я могу дать вам точный отчет, как проходил весь сегодняшний день с самого утра. Проблема не в том, что было после, а в том, что было до.

– Вот почему я склоняюсь ко второму варианту. К сожалению, он не самый радужный.

– Пожалуйста, доктор…

– Меня удивило ваше невероятное ощущение временно́й непрерывности. Ваше давнее прошлое вдруг всплыло, как будто оно случилось только вчера. Спросите кого угодно: никто не сможет сказать вам, что он делал пятнадцать дней назад, а теперь представьте себе, что речь идет о двенадцати годах! Однако в обоих случаях бо́льшая часть пережитого никуда не делась, она хранится где-то в мозгу. Возможно, иногда неполная или не совсем совпадающая с реальностью, но все ваше прошлое здесь, разрозненное, в спящем режиме и в ожидании, пока его оживят. Вот только мы не знаем, как именно отыскать эти воспоминания, или же у нас нет в них потребности, потому что эти воспоминания бесполезны и не представляют интереса…

Зулан заметил, что Габриэль поглядывает на его телефон – последний писк моды, – и убрал аппарат в карман.

– В вашем случае этот механизм пришел в действие, чтобы установить мост между вашей жизнью в апреле две тысячи восьмого и сегодняшним днем, целиком вытеснив как личные, так и знаковые события, имевшие место в последние двенадцать лет.

– Знаковые?

– Я имею в виду запоминание информации, поступающей из внешнего мира. Вы помните Саркози, но не Макрона. Про Чернобыль вы в курсе, но не знаете, что ядерная катастрофа произошла и в Японии[10]10
  Имеется в виду авария на АЭС Фукусима-1, происшедшая 11 марта 2011 года в результате сильнейшего в истории Японии землетрясения и последовавшего за ним цунами.


[Закрыть]. Вы также не помните, что Майкл Джексон и Уитни Хьюстон умерли.

Каждое слово невролога воспринималось как удар. Габриэль замер, не в силах заглянуть в глубину бездны.

– Другими словами, вы оказались заблокированы в том гостиничном номере, где заснули девятого или десятого апреля две тысячи восьмого. Вы стали пленником прошлого.

– Как такое возможно? И почему это со мной случилось?

– Все наводит на мысль, что, говоря на профессиональном жаргоне, вы стали жертвой атипичной психогенной амнезии. Она встречается крайне редко, не чаще, чем дождь из мертвых скворцов, но все же встречается. Как и большинство других амнезий, она не затрагивает процедурную память, то есть механистическую: если, например, за двенадцать последних лет вы научились ездить на велосипеде или плавать, то вы это не забудете. Я лично ни разу не сталкивался с этим видом поразительной амнезии, но случаи, подобные вашему, известны.

Он достал из кармана сложенные листки и протянул Габриэлю:

– Я распечатал несколько статей, найденных в Сети.

– В какой еще сети?

– Извините, в Интернете. Верно, в две тысячи восьмом Интернет еще не стал до такой степени центром мира. Сегодня все идет через него, все объединено в единую Сеть. Телефоны, компьютеры, телевизоры. На улице вам может показаться, что люди говорят сами с собой, но они просто носят наушники, подсоединенные к их мобильникам. Можно сказать, что почти вся наша вселенная сводится к четырем буквам: GAFA. «Google», «Apple», «Facebook» и «Amazon».

…«Facebook», «Amazon»… Для Габриэля это были пустые звуки. Он мельком глянул на листки.

Невролог продолжил свои объяснения:

– В две тысячи пятнадцатом Наоми Джейкобс, тридцатидвухлетняя американка, проснулась однажды утром с личностью пятнадцатилетней девочки-подростка. Она забыла семнадцать лет своей жизни.

– Семнадцать лет…

– По ее представлениям, она все еще ходила в лицей, жила с родителями… В исследовании, опубликованном в две тысячи семнадцатом году, говорится о пятидесяти трех случаях, изученных в больнице Святого Томаса в Лондоне. Люди, которые, как и вы, утратили целый пласт своей жизни. И всегда без каких-либо на то медицинских оснований, исключительно по причинам психологического порядка: амнезия стала для всех этих людей средством избежать невыносимой реальности, травматизма. Должно было случиться нечто крайне тяжелое, заставившее ваш разум в какой-то конкретный момент запечатать все двери, чтобы защитить себя. – Зулан снял очки и протер стекла замшевой тряпочкой. Габриэлю он напомнил доктора Грина из сериала «Скорая помощь», ни одного эпизода которого он не пропускал. – Медсестры рассказали мне про вашу дочь. Я тогда заканчивал учебу в Лионе, но вокруг этого дела было чертовски много шума в прессе. Жюли Москато, девочка, пропавшая в Сагасе… Сожалею, что приходится об этом говорить, но мне кажется, тут может быть связь. Ваша амнезия, возможно, имеет отношение к той трагедии, которая в свое время, разумеется, потрясла вас. Хотя это всего лишь одна из гипотез.