Текст книги "Жил-был раз, жил-был два"

Падение заглатывает его.

Габриэль резко сел, задыхаясь. Гортань наконец расслабилась, освобождая проход воздуху, и он начал дышать.

Посмотрел на свою ладонь – ту, которой он трогал кровь Жюли. Он только что пережил самое невероятное событие в своей жизни. Сон, который он полностью осознавал и прекрасно помнил. Он потер веки, кинулся к двери и во весь голос стал звать Поля.

Вдалеке хлопнула дверь. В окошке показалась Луиза, уже облаченная в парку:

– Отец только что ушел. Что случилось?

– Я только хочу попросить тебя об услуге. Твой мобильник при тебе?

– Да, но и речи быть не может, чтобы ты звонил. Ты же…

– У тебя ведь есть доступ в Интернет с телефона, верно?

Луиза кивнула. Она не очень понимала, куда Габриэль клонит.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что поискала.

Перед ней сверкали два топаза.

– Хорошо. Поискала что?

– Матильду Лурмель. Я увидел ее во сне. Если найдешь ее лицо, я хотел бы на него глянуть.

Она послушалась, нахмурив брови:

– Тут полно газетных статей. Подожди пару секунд… Это исчезнувшая девушка… Кажется, в две тысячи одиннадцатом… А с чего она тебя заинтересовала?

– Говорю же, она мне приснилась. И больше ничего не знаю.

Луиза недоверчиво на него посмотрела, потом продолжила поиск. И в конце концов показала ему экран своего мобильника.

Габриэль не поверил глазам: это была именно она, вторая пленница из зеркала. Он пробормотал слова благодарности и рухнул обратно на скамью в полном ошеломлении. Этот сон не был просто фантазией его разума. Нет, его мозг выдал кусочек совершенно реальных воспоминаний.

Габриэль был убежден: в настоящей жизни эти лица когда-то были у него перед глазами, он почти мог их потрогать. Лицо Жюли, постаревшей на четыре-пять лет, может больше. Это отчасти объясняет, почему он попросил у Солены Пелтье профили ДНК. Вдруг ему удалось добыть немного их биологического материала в каком-нибудь подвале? Но когда? В момент, когда он связался со своей старой коллегой и подругой, то есть всего три месяца назад?

Облокотившись о стену камеры, он взялся руками за голову. Перед глазами все еще стояла зловещая обстановка из сна: впаянные в стены осколки костей, корни деревьев, проросшие сквозь потолок. Пещера больного психа. Князя тьмы, которому оказалось мало одной девушки…

Габриэль изо всех сил постарался сосредоточиться. Но сколько он ни рылся в глубинах своего мозга, там больше не было ничего, кроме жуткого зерна сомнений, которое сон заронил в его череп.

Оставались ли Жюли и Матильда живыми еще и сегодня, запертые в каком-то чудовищном месте, откуда он не способен был их извлечь?

28

– Вот, это вам. Я решил, что это не помешает доблестным ночным труженикам, особенно в такой собачий холод.

Поль только что присоединился к криминалисту с двумя стаканчиками дымящегося кофе. Он постоянно поглощал кофеин, иначе бы не продержался. Прошедшие день и ночь казались ему нескончаемыми.

Седрик Дамеус загасил сигарету и отпил темной жидкости. У Поля перед глазами мелькнул Морган Фримен, как и всякий раз, когда он сталкивался с Седриком. Он был единственным чернокожим в бригаде. А его дети, кстати, – единственными чернокожими в начальной школе Сюзанн-Блин Сагаса, как и его жена была единственной чернокожей в больнице, где занимала должность помощницы медсестры. Седрик выбросил свой недопитый стаканчик с кофе в урну и повел Поля в лабораторию.

Архитектурным шедевром это здание отнюдь не было, зато отличалось функциональностью. Коридор с бежевым линолеумом вел в две комнаты и три лаборатории, в одну из которых, ту, где делали ДНК-тесты, можно было пройти только через тамбур для переодевания. Минуя это замкнутое пространство, жандарм заметил в большом прозрачном коробе подвешенные и частично изрезанные брюки и трусики жертвы. Водруженные на свои подставки амплификаторы ДНК и термоциклеры трудились на полную мощность.

– Я не стал говорить по телефону, но мы обнаружили большое количество спермы на трусиках. Того же происхождения, что та, образцы которой были извлечены из вагины и при взятии соскобов с бедер.

Поль остановился перед стеклом в глубокой задумчивости:

– Как если бы жертва снова натянула трусики после сексуального контакта?

– Да, вероятно, так и произошло.

Они двинулись дальше. Результаты нового анализа противоречили версии насилия на берегу, за которым последовали два выстрела. При обнаружении тела трусики жертвы находились на уровне коленей и не могли быть пропитаны спермой, если только насильник не натянул их, а потом не стянул обратно, что не имело никакого смысла. Поль все больше склонялся к мысли, что сексуальный контакт убитой с неизвестным имел место задолго до жестокого убийства. Что это два не связанных друг с другом события.

– Профили ДНК лиц, которые имели отношение к подвеске, – сказал Дамеус, – смогу предоставить вам завтра утром, то есть совсем скоро. За основу для анализа я взял только отложения органической материи, которые привели к почернению украшения.

– А пробы ДНК Габриэля Москато?

– Пока в машинах. Вы сказали обработать их в первую очередь, так что готово будет к восходу солнца. А что с ним случилось, с Москато? Я присоединился к команде, когда он уже ушел из жандармерии, а раньше его практически не знал, но мне рассказали про… ну, про вашу ногу…

– Это все непросто, – прервал его Поль.

Дамеус не стал настаивать. Они свернули в помещение, где в металлических шкафах накапливались толстые закрытые упаковки: в них ожидали исследования опечатанные улики, доставленные со всего района, например осколки стекла с места кражи. Рядом стояло всяческое оборудование, вроде разномастных пробирок, наборов различных принадлежностей, рулонов мусорных пакетов… На столе расположилась коллекция челюстей и скелетов животного происхождения – фигуранты тянувшихся целую вечность дел об отравлении кошек и собак, а на другом его конце, на куске белой марли, лежало интересующее их украшение.

Поль достал пару латексных перчаток из стоявшей рядом коробки.

– Не трудитесь, – заявил Дамеус. – Как я сказал, необходимый генетический материал уже снят. Подвеска снова в вашем распоряжении.

Дамеус поднял ее за цепочку и опустил в ладонь Поля. Книжечка была около трех сантиметров в длину и двух в ширину, толщиной в сантиметр. Эксперт протянул Полю лупу:

– Невероятное украшение. В смысле материала ничего особо ценного – цепочка серебряная, книжка из латуни и олова, – но его оригинальность заключается в самой конструкции. Только по чистой случайности, разглядывая его под лупой, я обнаружил особенность в одном из круговых узоров на переплете книги. Посмотрите сами.

Поль послушно взялся за лупу. Несмотря на увеличительное стекло, он не заметил ничего аномального и покачал головой. Дамеус вооружился циркулем и надавил металлическим кончиком на часть узора – иголка, войдя в паз, осталась в этом положении.

– Какой-то механизм? – удивился Поль.

– Не знаю, знаком ли вам принцип устройства японских коробочек с секретом. Такие красиво инкрустированные шкатулочки, которые открываются только после серии сложных и секретных манипуляций. Надавить в одном особом месте, потянуть в другом. В них можно что-то спрятать. Самые мудреные коробочки, чтобы открыться, требуют до семидесяти движений, которые должны выполняться в строго определенном порядке. Вы сейчас видите не просто изображение книги, а искусную систему, созданную по примеру таких японских коробочек.

– И вам удалось ее открыть?

Дамеус с улыбкой кивнул:

– Мальчишкой я целыми днями шлялся по разным блошиным рынкам в поисках всяких головоломок. А эту штучку разгадать не так уж сложно, как может показаться. Ну… если вы заранее знаете, что в ней есть секрет. Достаточно четырех движений.

Он перевернул подвеску, надавил на выпуклость на обложке, потянул за другую и нажал все той же иголкой циркуля на последнюю крошечную кнопку на задней стороне книги.

– Прекрасная работа, – подчеркнул он, – невероятной точности, учитывая маленькие размеры книги. Пришлось бы разобрать ее, чтобы выяснить, как работает механизм, но, похоже, это невозможно сделать, не разрушив само украшение. Такое не купишь в первом попавшемся магазине. Это редкая вещь и, на мой взгляд, дорогая, которой может владеть только настоящий ценитель. Мой сын сказал бы: «Пиратская штучка». Для наглядности я оставил на месте тот объект, который в ней находился.

– Какой объект?

– Не буду портить вам сюрприз…

Где Жюли могла взять такое украшение? Почему она врала о его происхождении? Поля мучило изумление и нетерпение. У него возникло чувство, что он ждет финальной развязки одной из картин Хичкока, – эта подвеска была тем самым макгаффином из фильма «Ужасы кровавых приключений Жюли Москато».

Раздался новый щелчок. Обложка книги немного отошла в сторону. Дамеус открыл тайное пространство. Двумя пальцами он извлек то, что, очевидно, спрятала там Жюли двенадцать лет назад и что до сегодняшней ночи никто не обнаружил.

Карту памяти.

29

Не может быть. Дело сдвинулось. Наконец-то сдвинулось, черт его побери… Пальцы Поля дрожали так сильно – кофе, возбуждение, – что он лишь с величайшим трудом вставил микрокарту в переходник. Когда ему это в конце концов удалось, он подключил аппарат к своему компьютеру. Поль заперся в кабинете и опустил жалюзи. Кроме дежурного жандарма на входе, он оставался в расположении бригады один.

По всей видимости, ему в руки попала карта памяти цифровой камеры Жюли Москато, та самая, которую они так и не нашли – как выясняется, не без причины! Дамеус особо уточнил, что не пытался просмотреть ее содержимое из боязни повредить носитель.

На экране открылось окно. Карта содержала две видеозаписи, одна от 13 сентября 2007-го, другая от 4 февраля 2008-го, то есть за месяц до исчезновения Жюли. Поль тут же скопировал файлы на свой жесткий диск, ужаснувшись мысли, что может потерять данные. Он не дышал, пока черточка загрузки не подошла к ста процентам. Скачивание вроде бы прошло без аномалий.

Он сглотнул и включил видео, датированное сентябрем 2007-го. Карта пролежала в украшении целых двенадцать лет, и существовала куча причин, по которым она могла быть повреждена. Однако световые отблески заплясали на лице Поля, когда перед его глазами начал разворачиваться цветной фильм.

Камера лежала на седле велосипеда. Угадывался немного размытый кусок руля слева. Ее внедорожник, подумал Поль. Погода стояла ясная, в поле зрения мелькали высокие ели. Лес. Шум ветра в ветвях. Крики птиц. Камеру переместили, и появилась сама Жюли с рюкзаком за плечами. Сердце Поля сжалось. Он представил себе чувства Габриэля, если бы тот так неожиданно вновь увидел свою дочь.

На Жюли были трико в обтяжку, кроссовки с флуоресцирующими вставками и велосипедная ветровка из синего нейлона. Она достала походную складную лопату и вырыла ямку глубиной сантиметров сорок. Вынула из рюкзака коробку – что-то вроде маленького металлического ящичка, – которую и положила в землю. Потом сняла с шеи подвеску – ту самую, что сейчас лежала рядом с клавиатурой. Встав на колени, склонилась над ямой, держа цепочку кончиками пальцев. Она плакала. Поль различал ее прерывистые рыдания, похожие на подвывания животного.

Но отпустить цепочку оказалось для нее слишком тяжело. Она снова надела ее на шею, прежде чем засыпать яму с коробкой землей, аккуратно утрамбовать ее и замаскировать поверх елочными иголками.

На стволе дерева, у корней которого она стояла, Жюли швейцарским ножом долго процарапывала кору, пока не получилась ясно видная отметка в виде креста. Потом вернулась к камере и сняла несколько панорамных видов. Деревья, опять деревья, и так на сколько хватало глаз. Чуть подальше на склоне тропа. Череда крупных скал, одна из которых, в форме менгира[30]30
  Менгир – установленная человеком грубо обработанная каменная глыба, у которой вертикальные размеры заметно превышают горизонтальные.


[Закрыть], не меньше двух метров высотой. Потом навела фокус на эти скалы, затем опять перешла к панорамной съемке в направлении места, где вырыла яму. Она хотела зафиксировать дорогу.

Конец фильма.

Жандарм неподвижно застыл перед экраном. Больше тринадцати лет назад явно чем-то очень расстроенная девушка-подросток зарывает металлическую коробку. Она едва не кладет туда же и подвеску, но решает сохранить ее у себя и прячет видео, позволяющее отыскать ее тайник.

Что ты доверила лесу, Жюли?

Возможно, девушка хотела избавиться от каких-то вещей, но не окончательно. Поэтому она подстраховалась возможностью однажды вернуть их. На всякий случай. На какой случай?

Он включил второй фильм, от 4 февраля 2008-го. Время, высвечивающееся внизу справа, показывало 23:55. Совсем другая обстановка. Дождь, темнота. Изображение дрожит, камера раскачивается. Кто-то стоит с аппаратом на улице, звук выключен. Мелкие капли затуманивают картинку. Тряпка приближается к объективу, наступает темнота, потом изображение становится более четким. Камера направлена на окно, откуда просачивается свет, несмотря на задернутые шторы. Все слишком близко, слишком темно, чтобы Поль мог узнать место.

Через минуту одна из штор отодвигается, пропуская полосу света. Тот, кто держит камеру, вздрагивает.

Поль нахмурился. Объектив приникает в щель между шторами, дает небольшой обзор, пока не фокусируется на обнаженной спине. Капли воды усеивают оконное стекло, но это не мешает рассмотреть длинные платиновые волосы, сбегающие до поясницы девушки. Она сидит на кровати, верхом на силуэте, различить который невозможно из-за его позы и угла съемки. Но это мужчина. Слабый чуть оранжевый свет исходит, очевидно, от лампы в изголовье кровати.

Спина изгибается, волосы извиваются, тело – явно очень юной девушки – описывает пылкие арабески. Правая рука мужчины вцепляется в простыни. Резкое движение, и платиновая шевелюра словно отделяется от черепа и скользит назад. Девушка еле успевает ее поймать и нацепить на место. Парик.

Внезапно в стекле отражаются два белых луча. Объектив мгновенно утыкается в землю. Оператор быстро перемещается по гравию. Наклоняется и останавливается. По диагонали видны колеса автомобиля. Наконец белый свет исчезает. Через минуту аппарат снова поднимается и начинает снимать прямо перед собой. У Поля перехватывает дыхание, когда он узнает это место.

Все происходит в гостинице «У скалы». В одной из комнат на первом этаже, выходящей прямо на паркинг.

Пальцы жандарма судорожно сжали мышь. Того, кто производил съемку, спугнул приезд клиента, а потом он снова занял свою позицию за окном. По ту сторону стекла два человека занимались любовью. Дождь, захудалая гостиница, подглядывание в щелку между занавесками – все это было омерзительно. Полю стало нехорошо, но он не намеревался отступать ни на йоту. Эти видеозаписи, возможно, скрывали часть тайны двенадцатилетней давности.

Минут десять спустя молодая женщина с поблескивающей спиной встала и вышла из кадра. Жандарм приклеился носом к экрану. Он заметил, что она старалась не поворачиваться лицом. Неужели это та самая Ванда Гершвиц? Если только не сама Жюли? Не этот ли мужчина подарил ей подвеску? Или же Жюли держала камеру? На долю секунды он подумал, что объектив могла наводить Луиза. Он тут же отбросил эту гнусную мысль.

В комнате включили более яркий свет. Мужчина с каплями пота на лбу сел и оперся ладонями о матрас у себя за спиной. Широкая улыбка на раскрасневшемся лице. Перед самым концом фильма на две-три секунды крупным планом возникло его лицо.

Поль остался сидеть, оглушенный, когда экран почернел.

Мужчина был хозяином гостиницы.

Это был Ромуальд Таншон.

30

Машина остановилась, фары погасли.

Капитан жандармерии припарковался в глубине гостиничной стоянки, у подножия скалы. Заведение открывало свои двери в шесть тридцать, и он не намеревался разыгрывать из себя ковбоя, врываясь к чете Таншон в воскресенье глубокой ночью, как бы ему этого ни хотелось. Он и так уже понимал, что опасно заигрался: арест Габриэля, подвеска, которую он умудрился прицепить к делу о нарушении неприкосновенности жилища, а теперь еще и файлы, скопированные в его компьютер, о которых он не сообщил ни коллегам, ни начальству. На данный момент с процессуальной точки зрения этой карты памяти не существовало.

Поль набросил себе на грудь куртку вместо пледа и прикрыл веки. Несмотря на кофеин, он отключился почти мгновенно. В голове закружились картинки. Раздробленное лицо женщины на берегу… Потерянный взгляд Габриэля Москато… Слезы Жюли над выкопанной в лесу ямкой… Изогнутая спина, по которой извиваются фальшивые платиновые волосы… И широкая улыбка Таншона на видео…

Он открыл глаза, когда хлопнул багажник. Какая-то фигура села в машину и тронулась с места. Поль посмотрел на циферблат рядом с рулем: уже 7:35. Он заснул.

Свинцовый день наваливался на город. Справа белесо и влажно отсвечивал известняк скалы. Горный хребет исчезал в тумане. Поль выпростался из-за руля с ощущением, что вылезает из консервной банки. Спина хрустнула. Он оперся о мокрый кузов и, сжав челюсти, потер ноющее колено. Он явно слишком стар для всей этой хрени.

Направился к стойке регистрации, как и накануне, когда решил подробнее расспросить о Габриэле. Ноздри дрогнули, уловив запах горячего шоколада. Из расположенного в глубине гостиницы зала доносилось позвякивание ножей и вилок. Ромуальд сидел за компьютером. Он удивился, увидев капитана жандармерии в таком виде – помятая одежда, растрепанные волосы.

– Мне нужно с вами поговорить, – сразу приступил к делу Поль. – И в каком-нибудь более укромном месте, если возможно.

Ромуальд пошел предупредить жену, которая суетилась, подавая завтраки, сказал, что скоро вернется, и повел Поля в гостиную прилегающего дома, куда можно было попасть через дверь за стойкой.

– Это по поводу Эдди, полагаю? Он звонил мне вчера вечером, чтобы взять отгул. Его пытались обворовать.

– Нет, не по поводу Эдди. На этот раз по поводу вас лично.

Ромуальд казался искренне удивленным. Поль включил свой планшет, продолжая краем глаза наблюдать за собеседником.

– Вы же хорошо знали Жюли Москато, верно?

Повисла долгая пауза.

– Жюли Москато? Она… она работала в гостинице одно или два лета. Почему вы мне задаете такие вопросы в семь утра? Прошло как минимум тринадцать лет и…

– Я знаю, когда это было. Она работала у вас в июле две тысячи шестого и июле две тысячи седьмого, а еще стажировалась неделю, пока училась в старшем классе, в феврале две тысячи шестого. Наверняка была хорошим работником, раз вы выказывали ей такое расположение.

– Расположение? Послушайте, я не знаю, чего вы хотите, но у меня полно дел. Так что если вы…

– Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели один фильм, но до этого я должен узнать, где вы были вчера в районе шестнадцати часов.

В это время на Солену и Габриэля напали со слезоточивым баллончиком.

– Я был здесь, а где еще мне быть? Вы приходили задать мне вопросы о Москато сразу после полудня, если помните. И даже опросили моих клиентов. Потом я оставался на месте. Несколько человек регистрировались в это время и могут подтвердить мое присутствие…

Поль сунул ему в руки планшет:

– Ладно, я вам верю.

Кадык Ромуальда задергался, как поплавок, когда он включил просмотр. Лицо разом побелело. Он обреченно остановил видео, и в этот момент Поль понял, что тот уже видел запись.

– Где вы это взяли?

– Видео датируется четвертым февраля две тысячи восьмого, – скорее всего, оно было снято камерой Жюли Москато. Четвертое февраля – это за месяц до ее исчезновения. На этих кадрах мужчина вступает в сексуальные отношения в одном из ваших номеров на первом этаже с юной девушкой в парике, прекрасно знающей, что ее снимают… Вы подтверждаете, что речь идет о вас?

Едва заметным движением головы Таншон выразил согласие.

– Отлично, вы готовы сотрудничать, это вам зачтется. На данном этапе у нас имеются два варианта. Первый: вы немедленно объясняете мне, что там произошло, разговор остается между нами, а потом я решаю, какой ход дать нашей неофициальной беседе. Второй вариант: я возвращаюсь сюда через два часа и арестовываю вас в рамках дела Жюли Москато и мы запускаем машину судопроизводства. Выбор за вами.

Поль блефовал, никакого дела Москато больше не было, да и вообще никакого дела. Но Таншон этого не знал.

– Моя… моя жена не в курсе, – пролепетал он.

– В таком случае я вам советую выбрать первый вариант.

– Я… я не знаю, что вам сказать. Это было так давно… Господи…

Казалось, ему сейчас сделается дурно. Габриэль помог ему сесть. Сам он предпочел остаться стоять.

– Давайте действовать по порядку, чтобы освежить вашу память. Для начала, кто эта девушка в парике? Жюли Москато?

Ромуальд Таншон сжал руки между колен. Его щеки опять начали краснеть.

– Вам бы тоже не помешало сесть.

Поль наклонил голову. От взгляда, который бросил на него собеседник, у его ног разверзлась пропасть.

– Жюли держала камеру. А та, что в парике, – это ваша дочь.

31

В эту секунду Поль испытал желание размозжить ему голову, потому что этот скот наверняка врал, потому что в любом случае он спал с молоденькой девчонкой, потому что существовал этот мерзкий фильм. А еще потому, что в свое время Ромуальду удалось отлично скрыть свои игрища, а ведь жандармы неоднократно бывали здесь в рамках расследования. И вот за месяц до своего исчезновения Жюли засняла его в той грязной сцене.

Он сдержал себя, стоял не шелохнувшись, свесив кулаки вдоль тела. Таншон скорчился еще больше, похожий на старую больную собаку. В конце концов он решился заговорить:

– В то последнее лето, в две тысячи седьмом, ваша дочь часто заезжала за Жюли на велосипеде, после работы. Она ждала ее у стойки регистрации, мы с ней немного болтали. Потом они вместе уезжали, такие неразлучные, вроде понимали друг друга с полуслова. А еще позже Жюли начала мне намекать, что… что…

– Продолжай.

Ледяной тон. На «ты». Ромуальд выложил свою историю.

– …что я приглянулся ее подружке. Я развесил уши и позволил себя облапошить. Молоденькая шестнадцатилетняя девушка, миленькая, заинтересовалась типом вроде меня… Потом и сама Луиза стала говорить мне всякие любезности, ну прямо кадрить меня. В прикиде панка она казалась старше своего возраста, но она была несовершеннолетней, а я – женат. Я не хотел, чтобы все зашло еще дальше…

Он сучил пальцами, как ребенок, которого застукали на краже конфет.

– Потом, в середине июля кажется, Луиза уехала с вами на каникулы, я ее больше не видел и в глубине души почувствовал облегчение. Но в следующем году, где-то в январе, она отправила мне свои документы и заявление с просьбой нанять ее на лето, заверяя, что тоже хочет немного подработать. Она меня открытым текстом завлекала, капитан, клянусь.

– Прекрати.

– Это заявление было всего лишь предлогом. Внизу страницы была приписка, где говорилось, что она будет здесь завтра вечером около полуночи. Мне оставалось только открыть ей дверь. Вот так между нами это и началось, холодной зимой в начале две тысячи восьмого…

Поль по-прежнему не мог в это поверить, но чувствовал, что Таншон искренен. Как же получилось, что он, отец, ничего не заметил и не заподозрил? Все те ночи, которые Луиза, как она заверяла, проводила у Москато… Ни разу она не заговорила о гостинице и уж тем более о желании там поработать.

– Сколько времени это длилось?

– Она… она приходила шесть или семь раз. Я начал что-то подозревать, но… Меня провели как молокососа. Вы же смотрели запись, видели, что произошло. Она, я и та вторая снаружи, снимающая меня тайком…

Поль мотнул головой, предлагая Таншону продолжать и пытаясь отогнать картину этого омерзительного усача, спящего с его дочерью.

– Поначалу я ничего не знал, но неделю спустя я получил анонимный мейл с файлом, как в шпионском фильме. А в файле – это видео, – произнес он, указывая на планшет Поля. – Это пакостное видео. Две маленькие шл… Ваша дочь и Жюли Москато, та самая, которой я два лета подряд давал работу, называли меня свиньей и требовали денег, иначе грозились заложить меня жене. Они запросили пять тысяч евро! Пять тысяч евро, вы представляете?

Поль наконец решил сесть. Правое колено взрывалось электрическими разрядами.

– Мы долго обменивались мейлами, и в конце концов я согласился заплатить две тысячи при условии, что получу оригинальную карту памяти, а все копии съемок той злосчастной ночи будут уничтожены. Знаю, это идиотизм, у меня не было никаких гарантий, что они сдержат свою часть уговора, но… Короче, дело до этого не дошло.

– Жюли испарилась до того, как вы заплатили.

Тот кивнул:

– Я должен был отдать им деньги в течение месяца… После исчезновения подруги Луиза больше не появлялась и не подавала признаков жизни. По-моему, ваша дочь испугалась не меньше моего, как бы эта история не выплыла наружу и не свалилась ей на голову.

И тут Поль осознал, что так оно все и было. Всплыли воспоминания, ощущения. Эти откровения хозяина гостиницы объясняли поведение его дочери на протяжении последних лет.

Впервые Таншон выдержал его взгляд:

– Если вы мне не верите, спросите у вашей дочери, сами увидите, что это чистая правда. Ясное дело, она никогда с вами об этом не говорила, похоронила свой секрет как можно глубже, потому как гордиться тут нечем. Что до меня, когда вы явились сюда с вашим расследованием, я решил было, что вы сейчас заговорите о тех мейлах с шантажом, которые должны были извлечь из компьютера Жюли. Но сообщения, которые я получал, a priori[31]31
  Априори (лат.) – нечто, что не ставится под сомнение и не требует каких-либо доказательств.


[Закрыть] приходили с другого адреса. Может, если бы вы заглянули в компьютер вашей собственной дочери…

Таншон встал. Поль остался сидеть. Ситуация переменилась прямо на противоположную. Жандарм чувствовал, как внутри поднимается раскаленная лава. Во время поисков Луизу допрашивали часами. Как могла она промолчать?

– Эта история меня внутренне уничтожила. Я был в ужасе, – продолжил Таншон. – В ужасе, что вы явились сюда арестовать меня. Девушка, которая меня шантажировала, через месяц внезапно исчезла… Нашелся ли бы у вас лучший подозреваемый, чем я?

Поль ничего не ответил. Конечно, они по минутам проверили все его передвижения, как и передвижения остальных, кто знал Жюли близко и не очень. Ни Таншон, ни его тогдашняя жена, ни даже Эдди Лекуантр не покидали гостиницу в субботу в момент исчезновения.

– Из-за всего этого, – продолжил хозяин, – я совсем расклеился, я не смог спасти свой первый брак. Да, мне есть в чем себя упрекнуть, это уж точно, но те две девочки-неразлучницы не были ангелочками. Совсем нет.

Дверь в глубине открылась, жена нетерпеливо махнула ему. Она разрывалась между завтраками и отъезжающими клиентами. Поль знаком показал ему, что беседа окончена, и тоже встал. Подождал, пока женщина закроет дверь, и угрожающе наставил палец на Таншона:

– Форма, которая сейчас на мне, не позволяет набить тебе морду. Но не исключено, что в скором времени я вернусь. В качестве клиента.

Оказавшись снаружи, Поль почувствовал желание заорать, но поберег свой гнев для дочери.

32

Девять часов. Открыл ему Давид Эскиме, один мокасин на ноге, другой в руке. На нем были бежевые льняные брюки и идеально отглаженная белая рубашка. Он зачесал свои волосы цвета воронова крыла назад и благоухал.

– Поль?

– Мне нужно поговорить с дочерью.

Он зашел в квартиру, как к себе домой. Несмотря на то что легла Луиза очень поздно, она уже сидела на кухне, окно которой выходило на паркинг бригады, и поглощала гренки с маслом, обмакивая их в кофе. Из радио на батарейках, стоявшего между микроволновкой и корзинкой с фруктами, несся хит Элвиса. Она вопросительно посмотрела на отца, когда тот выключил звук.

– Мне нужно с тобой поговорить. Один на один.

– Господи, папа, сегодня воскресенье и еще девяти нет! Ты не можешь так вваливаться к людям и…

– Все нормально, – попытался унять ее Давид, заканчивая обуваться. – Я все равно ухожу.

Он посмотрел на Поля, словно укоряя за вторжение, потом наклонился поцеловать Луизу:

– Увидимся вечером. На этот раз твоя очередь поспать дома.

Луиза послала ему слабую улыбку. Мужчины пожали друг другу руки. Без теплоты. Давид вышел и закрыл дверь.

– Почему ты его не любишь? – спросила Луиза, когда они остались вдвоем. – Давид хороший человек и постоянно старается сблизиться с тобой. Придет момент, когда ему это надоест.

– Проблема не в нем, а в… В этой его похоронной конторе. Свой бизнес он передаст наследникам, как это сделал его папаша-алкаш. А я, видишь ли, с трудом себе представляю, как мои будущие возможные внуки до конца своих дней будут укладывать в гробы жителей Сагаса.

– Прорицатель, как всегда…

– Короче, я пришел по другому поводу. Я возвращаюсь из гостиницы «У скалы». Виделся с Таншоном.

Она не обратила внимания на его слова и шумно вгрызлась в свою гренку. Поль хлопнул ладонью по столу. Кружка с кофе подскочила. Глаза Луизы остановились на открытой книге, висевшей на серебряной цепочке, которую он сунул ей под нос.

– Внутри была видеокарта из камеры Жюли. Тебе описать один из двух содержащихся на ней фильмов?

Луиза внезапно перестала жевать. Мгновением позже она покраснела, как пион. Словно в замедленной съемке потянула к себе подвеску, потрогала пальцами секретное отделение.

– Кто… кто его видел? – пролепетала она.

– Кроме меня и Таншона, никто. Пока что.

Она вдруг вскочила. Повернувшись спиной к отцу, оперлась о столешницу рядом с раковиной. Устремленный на нее взгляд отца был невыносим. Поль ничего не говорил, и они простояли так полминуты, показавшиеся обоим вечностью. Первым решился прервать молчание он, произнеся единственное слово:

– Почему?

Луиза сделала глубокий вдох и обернулась:

– Почему? Потому что мы были двумя семнадцатилетними девчонками и жили в Сагасе, вот почему. В Сагасе, папа, не в Лионе, не в Шамони и даже не в Клюзе. А в Сагасе. В Сагасе с его зэками, заводами и депрессиями. В Сагасе с его проклятой черной смертью, которая заставляет нас глотать пилюли с витаминами, если мы не хотим закончить дни с задницей в инвалидном кресле из-за остеопороза. Вот почему.

– И ты считаешь, что это оправдывает твои действия? Я даже не говорю о… о том факте, что ты спала со зрелым мужчиной, когда тебе не было и восемнадцати. И хоть для меня это невыносимо – интересно, как это понравится Давиду, – я почти готов смириться. Но шантаж? Вымогательство денег?

Она утерла глаза, полные слез, рукавом свитера:

– Я знаю, что это ничего не меняет, но… идея была ее…

– Конечно… Она же не может возразить.

– В первые несколько раз мы и не думали что-то снимать, это пришло в голову только потом. Поначалу я просто… решила попробовать. Я хотела…

Она замолчала, начала убирать со стола, как будто отец неожиданно растворился в воздухе. Поль схватил ее за запястье:

– Чего ты хотела? Разрушить семью? Развлечься со взрослым мужиком, пока его жена спит через две комнаты от вас? Наказать меня за то, что я пытался воспитывать тебя как умел? Так чего, а? Ну же, объясни!