Текст книги "Дочь ведьмы"

Глава 4

Солнце зашло, и по голубым простыням, раскачивающимся на бельевой веревке, уже барабанит дождь. Найл видит, что простыни мокнут, но не двигается с места; стук капель в подсобке с каждой минутой все усиливается. Он выключает радио и включает телевизор. На экране какая-то женщина убирает со стола кухни-студии маленькие стеклянные тарелки, выливает их содержимое в большую стеклянную миску и перемешивает. Она соблазнительно смотрит в камеру и показывает, как превратить муку и масло в панировочные сухари. Наклоняясь над миской, она объясняет, как правильно приготовить тесто. Это передача для мужчин или для женщин? – мелькает у него в голове. Она между тем выпекает пирог с курицей и улыбается в камеру, демонстрируя ровные белые зубы. Он еще плотнее натягивает на себя одеяло и засыпает. Ему снится, как Кристина готовит еду в телевизоре, улыбается ему оттуда, поправляя рукой свои рыжие, как хна, волосы. В руках у нее электрический венчик.

Он просыпается. Отбрасывая одеяло, бьет кулаком по диванным подушкам. Не дает покоя головная боль. Как она могла оказаться там, в яблоневом саду? – думает он.

Теперь на экране телевизора крошечные лыжники пересекают белую горную трассу, лавируя между миниатюрными цветными флажками. Он снова чувствует запах гнили. Наверное, где-то в стене дохлая мышь… Он выключает телевизор и, забыв накинуть куртку выходит из дома. Снаружи темно и ветрено. В саду на огромном старом дубовом бревне, он колет дрова. Покончив с рубкой, он задевает топором соседний куст, который цепляется за рубашку острыми шипами. Собрав дрова в большую охапку, Найл заносит их внутрь через большую стеклянную дверь и бросает несколько щепок в огонь. Вверх поднимаются искры. Он наблюдает за языками пламени. На столбе забора, возле сарая, сидит сова. Он никогда еще не видел сову так близко…

Он зовет Джеймсона, но тут же вспоминает, что ни собаки, ни Лорен нет дома. Несмотря на включенный свет, в комнате по-прежнему сумрачно. Он молча сидит, переваривая события за день. Потом распыляет освежитель воздуха, натягивает на голову шерстяную шапочку, надевает лыжную куртку и принимает две таблетки парацетамола. Надо съездить в Каури-Пойнт и поскорее обо всем забыть…

Снаружи хлещет дождь. Найл втягивает носом влажный воздух, не переставая думать о том, как же все-таки его бесит неугомонная Анджела. Он запрыгивает в пикап и захлопывает дверцу.

– Да пошли вы все к черту…

* * *

Приехав в Каури-Пойнт, он оглядывает окрестности. Кругом тихо, ни души. В окна машины стучит дождь, и это его успокаивает. Когда дождь заканчивается и небо становится ясным, он выходит из пикапа. Шумит прилив, волны перекатываются по прибрежной гальке. Даже в сумерках видно, как вода добирается до подножий холмов, похожих на застывших под огромным небом великанов… На другой стороне залива есть крошечный домик с красной крышей, который тонет в сгущающейся темноте. В ясный день на склонах видны белые пятнышки – пасущиеся овцы. В пропитанном влагой ночном воздухе он ищет на берегу плоские камешки. Найдя несколько, он швыряет их вдоль темной поверхности воды. Каждый камешек подпрыгивает пару раз, прежде чем нырнуть и исчезнуть. Однажды летом он швырнул камешек так ловко, что тот коснулся воды целых шесть раз. Он делает еще одну попытку. Один-два. Все-таки он очень устал. Уже почти ночь, на небе ярко светит луна. Он швыряет еще один камешек, и из низких волн вдруг выныривает маленькая лысая голова. Тюлень? На него с удивлением смотрят большие выпученные глаза. Извини, приятель, ничего личного.

Он никогда не воспринимал тюленей так же, как коров, овец или даже собак. На некотором отдалении он замечает еще одну тюленью голову которая вскоре погружается обратно в темные волны вместе с первой. Тюлени ассоциируются у него с фольклором, со словами «царство» и «народ». Лорен нравятся байки о селки, людях-тюленях, которые рассказывала еще его бабушка, хотя эти истории порой грустно заканчиваются. Но ей они нравятся больше, чем рассказы о келпи, фольклорных чудовищах, которые превращаются в лошадей возле моря или реки. Несколько лет назад одна из школьниц рассказывала Лорен, что келпи подстерегают у воды детей, а когда те усядутся на них верхом, галопом бросаются в прибой, чтобы утопить и съесть. В последующие два года Лорен все время напоминала Найлу, чтобы он не оставлял ее одну возле моря или озера; это стало у них чем-то вроде игры. Он знает, что теперь, когда она становится постарше, ему больше не нужно убеждать ее, что келпи – это просто выдумка. А вот селки – они же почти настоящие.

Найл отмахивается от мухи и улыбается своей скупой, суховатой улыбкой. Улыбается, размышляя о том, как Кристина воспитала бы их дочь. Назвать ее было непросто. Кристина хотела выбрать особенное имя, например Солстис (солнцестояние), но Найл наотрез отказался. С именем Орен пришлось смириться, хотя это было все-таки мальчишеское имя, означающее ясень или сосну. В первые годы после исчезновения Кристины имя Орен постепенно превратилось в Лорен…

Обычно он никогда не приходит на пляж один. Рядом всегда слышен стук когтей по гальке и тяжелое дыхание верного Джеймсона. Найл поднимает камни покрупнее – такие нравятся Лорен, с налипшими на них длинными прядями водорослей, похожих на волосы. Будь дочь здесь, с ним, она бы наверняка забрала их домой, нарисовала бы на камнях лица и уложила сушиться в саду. Это ее стихия, человечки из гальки. Он кладет один из камней в карман куртки и снова прогоняет назойливую муху. Странно, обычно они не подлетают так близко к берегу. Когда он, Лорен и Билли приводят сюда Джеймсона, дети стараются отыскать самые красивые камни, по парочке на каждого. Потом они укладывают их в линию, а он должен оценить, какой лучше. Они часто останавливаются в дороге, чтобы купить еды домой. Теперь Найл понимает, как сильно проголодался. Когда он поворачивает к машине, нога погружается во что-то мягкое на травянистом берегу. Это холмик шерсти, покрытый грязью и измазанный в чем-то красном. Когда он отдергивает ногу, то чувствует, как к горлу подступает комок. Он замечает нежное розовое ухо с пластиковой биркой и голову, белую как кость. На месте глаза просто темное пятно. Темное от запекшейся крови и мух. Это овца… Она забрела слишком далеко и теперь лежит мертвая почти у самого берега.

* * *

Найл спускается вниз по улице от ресторанчика «Фиш энд Чипс», принадлежащего Линдси. Он замечает Катриону, она врач-терапевт и недавно переехала в город, в ее доме он сейчас делает ремонт. Она стоит на другой стороне улицы. На ней пальто в гусиную лапку и бордовые сапоги. Женщина отпирает свой «фольксваген». Увидев его, она широко улыбается. У нее огромные карие глаза. Он кивает и улыбается в ответ, зная, что скоро увидит и ее, и серо-желтый ковер в ее доме, который ждет не дождется, когда же его наконец окончательно разорвут и выкинут…

Приближаясь к пикапу, Найл натыкается на своего друга Сэнди Росса в пуховике и ботинках «тимберленд», о которых сам он давно мечтает. Под мышкой у него воскресная газета.

– Как ты? Все в порядке?

– Найл, привет… А у тебя?

– Неплохо, неплохо. Вчера вечером малость перебрал. Кажется, я даже потерял несколько клеток мозга. – Он многозначительно кивает на еще теплый пакет с едой. – Ну ничего, скоро буду как новенький.

– Да-да… – хрипло отвечает Сэнди Росс. – И не говори, приятель.

– Странно, почему они больше не заворачивают в газеты, как раньше?

– Ха. Об этом лучше спросить у Линдси!

– Да и вкус уже не тот!

– Это точно. Послушай, я тут подумал, что ты мог бы мне кое в чем помочь.

– Да? И в чем же?

– Так вот, во вторник мы с ребятами даем небольшое представление. Ну, ты знаешь, это одно из благотворительных мероприятий, которые проводят в отеле «Касл». К тому же неплохо платят. Ну, как бы то ни было. Да вот только Алек сломал себе запястье.

– Ты что? Как же так вышло?

– Ну, вот так… Он красил тот новый дом на Кирк-стрит. Поднялся по лестнице, стремянку поставил прямо за дверью, а из дома возьми да и выйди женщина – дверь-то она распахнула настежь. Вот так. – Сэнди изображает характерный жест открывания двери. – Вот и все… Ба-бах!

– Что такое?

– Ну и глупец же ты! Как что? Лестница упала, а он свалился вместе с ней! К счастью, он забрался не слишком высоко, это ведь была просто стремянка. Но, падая, он вытянул руку вперед. Хр-рясь! И все! В общем, ушибся, сломал запястье.

– Ему еще повезло, что он отделался одним запястьем…

– Вот и я ему так сказал. Но ничего, жить будет. Только, думается мне, ребята еще долго будут шутить по поводу его запястья!

Найл усмехается, но это скорее похоже на вздох.

– Так вот. Мы ищем кого-нибудь на его место гитариста.

– Тебе нужен гитарист для вечеринки?

– Да, именно. Ты ведь нас уже видел? Я вот, например, играю на скрипке. – Он улыбается.

– Да. Знаю.

– А если Алека там не будет, то, считай, все летит к черту. Ну что, присоединяешься? Тем более ужин за наш счет!

Найл улыбается.

– Что верно, то верно.

– Ну, вообще-то у меня в фургоне есть сет-лист. Хочешь посмотреть?

– Конечно. Скажешь, что играть, и тогда я сыграю.

Сэнди Росс прислоняется к открытой двери и подробно рассказывает Найлу о каждой песне. Он достает из багажника новую гитару которая вызывает у Найла искреннее восхищение. Он берет ее под мышку и быстро пробегает пальцами по струнам.

– Превосходный инструмент. Просто замечательный.

– Большое спасибо. Это же «Овейшн»! Хочешь блеснуть с ней во вторник?

– Ты серьезно?

– Ну да. Считай, это моя благодарность за помощь.

Найл задумывается.

– Какие благодарности, это ни к чему. Обойдусь своей старушкой «Бесси», ладно? Мне с ней надежнее, что ли. А то вдруг… облажаюсь! – Он смеется.

– Ах, да брось ты, возьми мою, чего ты упрямишься?

– Не надо, Сэнди. Как бы тебе это получше объяснить? Просто я знаю, что́ мне по зубам.

Снова льет дождь.

Глава 5

От Билли Лорен возвращается домой почти к полуночи. Отца дома нет. Она снимает мокрые простыни с веревки и запихивает обратно в стиральную машину. Пахнут они ужасно, хотя, может быть, это все-таки воняет из подсобки. Она гонит прочь охватившую ее непонятную тревогу от которой встают дыбом волоски на руках и затылке, и замирает, вслушиваясь в темноту. В доме тревожная атмосфера… Она гадает, чем сейчас занят ее отец и где прячется та странная женщина. У них нет ни чердака, ни подвала. Она обыскала все комнаты. Точнее, все комнаты, которые она может открыть…

Всякий раз, когда Лорен охватывает страх в темноте, она открывает в себе другие, ранее неведомые чувства. Как бы срастаясь с этим страхом, она начинает двигаться медленно и бесшумно, как только может. Подкравшись к каменному очагу, она вытряхивает серую золу в совок. Затем закладывает внутрь хворост, кладет на него половинку торфяного бруска и чиркает спичкой. Лорен обожает сгоревшие спички. Она подносит их к лицу, вдыхая тонкую струйку дыма. Ей так хочется чувствовать себя защищенной…

Когда огонь разгорается, она хватает яблоко, которое принесла из дома Билли, вытаскивает из кармана березовые веточки и разбрасывает их перед собой вместе с сухими листьями. Потом кладет яблоко на каменный очаг и разрезает его по окружности, разделяя сердцевину и сильно нажимая на нож тыльной стороной ладони. Она открывает две половинки, вырезая в середине каждой пятиконечную звезду. Она стряхивает семена на пол кончиком ножа и берет со стола огрызок карандаша. На скрученной полоске березовой коры она рисует вопросительный знак, затем бросает кусочки березы в огонь и шепчет:

 
Дерево горит в огне.
Пусть расскажет правду мне!
 

Она смотрит, как они потрескивают и пляшут в камине, потом бросает в огонь яблочные семечки. Они лопаются в пламени, жар очага заставляет ее отвлечься от тревожных мыслей.

Когда пламя догорает и остаются лишь тлеющие угли, ей становится тепло и довольно уютно. Даже в их мрачном доме. Напряжение исчезает. Она нарезает кусочки спелого яблока на кухне и кладет их на тарелку, капнув туда немного арахисового масла.

Потом начинает бродить по комнатам, зажигая повсюду свет. Это еще один ритуал, который спасает ее от одиночества. Единственная дверь, которую она не может открыть, ведет в ту самую запретную комнату, рядом с входной дверью.

Она возвращается в гостиную. Она мечтает о том, что однажды отец купит телевизор. Может быть, даже такой, как у Билли. Для этого ему надо бы найти какую-то подработку. А она могла бы, например, расклеивать рекламу в городе. Она мечтает в совершенстве овладеть искусством чтения по ладони, ей хотелось бы понять, что за человек ее отец. Интересно, отличаются ли руки плохих людей от рук всех остальных…

Она не уверена, что чтение по ладони способно ответить на мучающие ее сейчас вопросы. Она хочет включить саундтрек к фильму «Холодное сердце», но никак не может найти диск. Неужели отец и в самом деле куда-то спрятал его? Она роется в шкафу. Там хранятся отцовские диски: странная подборка, состоящая из хеви-метала и фолка. Она помнит, что в последний раз, когда заглядывала в этот шкаф, там царил полный беспорядок: из футляров торчали компакт-диски, повсюду были разбросаны гитарные аксессуары – пакеты со струнами, электрические кабели. Она открывает шкаф, в нос сразу ударяет невыносимый запах тухлого мяса и жимолости. В шкафчике идеальный порядок; прочитав названия на корешках компакт-дисков, она понимает, что они расставлены строго в алфавитном порядке. Зажав рукой рот и нос, чтобы хоть как-то уберечь себя от тошнотворного амбре, она находит саундтрек к «Холодному сердцу» между группой альбомов Faith No More и Na h-Oganaich. На полке аккуратно в ряд разложены небольшие полированные камни, бледно-желтые и фиолетовые. Лорен подносит один из них к свету и кладет в карман.

Она вставляет диск в стереопроигрыватель в нише. Сначала раздается странный скрип, и ей кажется, что она ошиблась диском. Потом по комнате разносится звук женского плача. Она выключает проигрыватель и достает диск. Трет его рукавом своей толстовки. Во второй раз играет ее любимая музыка…

Она поднимается в свою комнату, чтобы надеть еще один джемпер, и замирает на пороге: ее комната идеально убрана, все вокруг заполняет этот странный пьянящий запах, но еще более резкий и сладкий. Ее книги сложены на прикроватном столике, кровать аккуратно застелена, а на подушке, украшенной осьминогами и медузами, счастливо восседает ее плюшевая утка Вебстер. На полу нет ни разбросанной одежды, ни маленьких лошадок, с которыми она любит играть. Вся ее одежда лежит в шкафу, а деревянный зверинец марширует на подоконнике, словно направляясь к Ноеву ковчегу. «Спасибо, папочка», – думает она. Нет, он у нее хороший и никому не причинит вреда. Она рада, что приготовила ему чай перед тем, как ушла сегодня утром.

Лорен садится и перелистывает страницы маминой книги в кожаном переплете. Но в ней больше вопросов, чем ответов. Уже очень поздно. Лорен выходит в темный сад, прихватив с собой четыре стеклянных кувшина. Где-то наверху, среди крон деревьев, мелькает летучая мышь. За разросшимся кустарником, который опутал стену, пробиваются лаванда и другие полезные травы. Она обнаружила их там несколько лет назад, когда играла в саду, и теперь ухаживает за растениями. Это на случай, если все-таки к ним вернется мама. А потом ругает себя за то, что опять о ней вспоминает. Она срывает три стебля лаванды, три шалфея и три ромашки с двумя цветками для каждого из кувшинов. Вернувшись в дом, она насыпает в кувшины немного риса и соли и расставляет по дому в направлении четырех сторон света, прикасаясь к каждому, – она делает оберег дома от злых духов. Лорен просит о том, чтобы дома у них все было спокойно. Проходя по коридору, она пытается найти хоть какие-то зацепки: капли крови или пряди волос. Но везде все чисто.

Она берет три камня и кладет их на очаг. Потом внимательно прислушивается, но отцовского пикапа на подъездной аллее по-прежнему не слышно…

Она поднимается в его неубранную комнату и выглядывает из окошка на темную полосу дороги. Иногда она и вовсе не знает, где он пропадает. Она научилась не тревожиться, если вдруг он где-то задерживается. Она придумала нечто вроде игры. Из окна его комнаты она может различить форму и цвет автомобилей, когда они проезжают мимо фонарного столба. Их фары мелькают между елями и бесконечными полями вокруг. Когда мимо проезжает машина, она произносит одно слово из какого-нибудь предложения. Иногда интервал между машинами может длиться десять или даже двадцать минут. Все зависит от дня недели. Иногда движение вообще прекращается, а она не может добраться до конца придуманного предложения…

Вот мимо проезжает какой-то небольшой автомобиль.

– Где…

Снова пустая дорога. Она видит, как сверху пикирует и садится на столб какая-то большая птица – видимо, канюк.

Вот едет белый фургон из пекарни.

– …же…

Снова пусто. Ее отец – хороший человек.

Вот из города возвращается джип Алана Мэкки.

– …мой…

Снова пусто. Она надеется, что ничего дурного с ним не случилось. На дороге пусто.

Пикап. Пикап. Пикап! Наконец-то. Джеймсон начинает лаять и несется вниз по лестнице вместе с ней. В дом заходит Найл: холодная мокрая куртка, борода, шапка… Он поднимает Лорен на руки.

– …ПАПА.

– Рано ты сегодня!

Она внимательно изучает его лицо, его морщины и поры.

– Нет. Ты поздно вернулся домой.

– Прости, малышка. Наткнулся на Сэнди Росса. Он хочет, чтобы я сыграл с его группой во вторник. Как тебе такая идея?

– А мне можно с тобой?

– Думаю, что для таких маленьких девочек, как ты, будет слишком поздно.

– Я вовсе не маленькая девочка.

– Ну да, конечно! Ты очень взрослая дама, которая любит… Погоди-ка! Это что, опять «Холодное сердце»? – Он смеется и качает ее еще раз, поддразнивая, что она уже выросла из диснеевских мультиков, а потом идет на кухню, чтобы включить котел и поставить чайник.

– Папа! – кричит она ему вслед.

– Да?

– Спасибо, что прибрался в моей комнате.

– Не понял?

– Ну, спасибо тебе. За то, что убрал у меня в комнате.

– Я твою комнату не убирал, это делала ты сама. Кстати, чуть не споткнулся о твои камни…

– Что? Да нет же, меня ведь не было дома…

Он снова исчезает в кухне, и оттуда доносится грохот кастрюль и сковородок. Потом отец приглашает ее ужинать. Она отмечает про себя, что во время разговора с ней он не выглядел грустным, сердитым или скрытным. Его лицо вообще никаких эмоций не выражало…

Склонившись над тарелкой с пюре и колбасой, Лорен осторожно спрашивает:

– И когда же ты собираешься играть на празднике?

– Во вторник.

– А мне, значит, туда нельзя?

– Боюсь, что нет. Я потом сыграю для тебя отдельно, и ты сможешь даже потанцевать. Ты и Билли. И Джеймсон.

– Не получится.

– Ни в какую? – Ее отец улыбается, поглядывая к себе в тарелку. – Ну-ну. А ты ведь не против переночевать в доме Билли?

– Когда?

– Ну, во вторник, естественно!

– Нет. – Она ковыряется вилкой в картофельном пюре. – Папа, послушай. Билли не будет дома. Они уехали.

– Куда?

– В парижский Диснейленд. – Она кладет в рот немного картофеля. – Так я могу все-таки пойти с тобой?

– Ах, нет, Лорен. Нам тогда придется подыскать кого-то еще. Как насчет Вейри? Знаю, как сильно ты ее любишь.

– Папа, перестань шутить. – Они молча доедают оставшуюся картошку. Лорен собирает тарелки. – Можно мне пойти к Анджеле?

– Нет, нельзя.

– Но почему? Они же не в отпуске. Анн-Мари уже дома.

– Ну, возможно, Анн-Мари сама сможет приехать сюда. И побыть с тобой. Не знаю. Но сама ты к Анджеле не пойдешь.

– Почему?

Он вздыхает.

– Просто… Сейчас не время, Лорен.

Она знает, что больше из него ничего не вытянуть, и вытирает тарелки, которые по одной протягивает ей отец. Мелодия «За окном опять сугробы» играет уже в четвертый раз…

Глава 6

Лорен и Билли ждут под дождем школьный автобус. Вскоре он подъезжает к остановке: старенький, грязно-белого цвета.

Она занимает свое место в середине салона, рядом с Дженни Ганн, которая на год ее старше. Лорен украдкой поглядывает на ее куртку из искусственной кожи с черными заклепками.

– Это из New Look, – объясняет Дженни.

Лорен никогда не была в магазинах New Look.

Дженни всегда одевается так же, как девчонки постарше, те, что сидят на задних рядах автобуса. Она смотрит на Диану и ее подруг, они красят глаза темными тенями, а ногти – светлым лаком. Может быть, Дженни подружилась с ней только потому, что она знает Диану? Лорен уверена: в следующем году, когда Дженни пойдет в среднюю школу, она будет курить с этими девочками на автобусной остановке в Страт-Хорне.

– Помнишь ту старушку, что живет напротив меня? – спрашивает Дженни. – Мне кажется, она ведьма.

– Как это?

– Она меня пугает. В прошлое воскресенье у нее была Вейри Грант, и из их дома доносился шум. Кудахтанье.

– Может быть, они просто громко болтали?

Дженни откидывает назад темные кудри. Она наклоняется поближе к Лорен и, заговорщически понижая голос, подносит руку ко рту. Ее пальцы покрыты нежно-голубым лаком.

– Однажды мы постучали в ее дверь, и оттуда выскочили кошки. Она похожа на… Ну, типа такого. – Дженни пытается изобразить пронзительный голос старой леди: – При-и-ве-ет… Чем я могу вам помочь?

Лорен хихикает, но на самом деле ей немного не по себе. Она даже представить себе не может, что скажет Дженни, если когда-нибудь найдет бабушкину книгу. Люди и так считают ее и ее отца довольно странными.

– Думаю, Вейри Грант тоже в этом замешана. Думаю, они заколдовали меня. Тебе нужно быть с ними поосторожнее.

– Ох, брось! – Лорен говорит добродушно, как будто это ее нисколько не беспокоит. Она поворачивается и вытирает запотевшее окно. На стекле кто-то вывел мелом: «Грант Макбрайд – педик».

Лорен рисует виселицу, которая мгновенно растекается по стеклу.

Автобус проезжает мимо стада черных коз, пасущихся на склоне холма. Высоко над полем парит канюк. Из-под крыши заброшенной фермы торчат пучки травы. Вдалеке холмы переходят в горы, а скалы становятся все больше и острее. Они останавливаются у фермы Мюрреев, и в автобус заходит Эйлид Мюррей. Одна из девчонок, через три ряда кресел от нее, кому-то увлеченно рассказывает, что у нее аж двести пять питомцев:

– Две собаки, две кошки, кролик… и еще двести овец.

Лорен начинает рисовать чернилами звезды на своем розовом рюкзаке. Рисует, рисует… до тех пор пока ее не начинает тошнить. В школу она всегда ходит в серой юбке и зеленом свитере. Под ними еще надета футболка – любая, какая ей приглянется. Сегодня на ней темно-синяя футболка с волком, который застыл на скале в лунном свете. Еще один волк, из тумана и звезд, маячит в небе на дальнем плане.

Чья-то рука дергает ее за косу сзади. Она поворачивается и видит, что Мэйзи и еще одна девочка из ее класса внимательно смотрят в окно.

– Куда пялишься? – говорит Мэйзи.

– Не твое дело.

Рядом смеется ее одноклассница Кэти. Лорен поворачивается и снова опускается на свое место. Впереди брат Мэйзи рассказывает Билли о нефтяных вышках. Ему дай волю, он только об этом и будет говорить.

– Видишь, это полупогружная платформа. Но нужно следить, чтобы она не затонула.

– Когда я завтра поеду в парижский Диснейленд, то, думаю, там будет полупогружной аттракцион.

Лорен хочется знать, на самом ли деле дети Макалистеров были накануне в лесу. Она уже собирается спросить об этом Стюарта, когда чья-то рука снова дергает ее за косу, вызывая новый взрыв смеха. Дженни, девчонка с пышной черной шевелюрой, резко поворачивается на своем сиденье, указывая куда-то в сторону пальцем.

– Я все видела. Вы двое! Завязывайте уже!

– О чем ты? – слышится ответ.

– Оставь ее в покое.

– Не твое дело.

Лорен подтягивает к себе колени:

– Все нормально.

* * *

День проходит спокойно. Шестой класс, в котором учится Лорен, рисует на цветной бумаге древних египтян и развешивает рисунки на стенах. Лорен рисует Тутанхамона в сине-желтом немесе. Она учится произносить слово «сфинкс» и шесть раз записывает его, стараясь вывести каждую букву. Героям серии учебников по математике, Оливии и Раджешу, она помогает решать разные головоломки, когда те пробираются через тропический лес. Ей нужно отделить синих пауков от красных и посмотреть, сколько понадобится камней, чтобы построить храм. Определить его высоту. Просчитать углы наклона стен.

В утренний перерыв она покупает в ларьке чипсы «Хайлендер» и, сидя у обогревателя в женской раздевалке, жует их, слизывая с пальцев соленые крошки. Большинство детей играют на улице, но она предпочитает посидеть здесь, в тепле, подальше от посторонних глаз. Сегодня в раздевалке никого нет, если не считать ее одноклассницы Рэйчел Манро, которая упражняется на скрипке возле вешалки. Рэйчел завязывает волосы в гладкий высокий хвост, который болтается в разные стороны во время прыжков или бега на уроках физкультуры. Она все время пользуется гелиевыми ручками с разными запахами.

Если кто-то всерьез занимается музыкой в школе, то обычно это скрипка или хоровое пение. Иногда – духовые инструменты. Каждый ученик разучивает на слух одни и те же мелодии в одном и том же порядке. Участники хора любят собираться вместе на игровой площадке, чтобы вместе порепетировать. Мистер Мюир, преподаватель музыки с пухлыми красными щеками, готовит юных трубачей для школьного оркестра.

Пройти субботним вечером на виду у всей деревни, играя на волынке, – вот мечта, которая не дает покоя Лорен. Но ей нравится и скрипка. В обеденное время школьные скрипачи предпочитают играть поодиночке. Если двое скрипачей окажутся в раздевалке одновременно, то они наверняка начнут соревноваться друг с другом. Рэйчел теперь отрабатывает гаммы начального репертуара, причем темп исполнения и сложность каждой следующей композиции выше, чем у предыдущей.

Лорен не берет уроки музыки, в отличие от многих, но их учитель, Сэнди Росс, время от времени приходит к ее отцу, чтобы поиграть на гитаре вместе с другими мужчинами. В такие вечера он обычно показывает ей какие-нибудь приемы игры и ей разрешают посидеть за столом допоздна и послушать музыку. Песни, которые они играют, чаще всего посвящены кругосветным путешествиям, тоске по Шотландии, безответной любви и разным переживаниям. В общем, они даже у суровых мужчин вышибают слезу, а потом все подхватывают и начинают петь хором. Лорен тоже активно подпевает, не сдерживая эмоций. В Шотландии есть песни, которые поют лишь в час ночной, и чувства, которым дают волю лишь до восхода солнца. Когда же изрядно подвыпивший отец с приятелями начинают куролесить, она отправляется спать.

Лорен перестает узнавать песни, которые играет Рэйчел, поэтому во время паузы Лорен спрашивает:

– А что ты играла после «Веселых мальчиков из Гренландии»?

– «Трехмачтовый корабль». А ты все еще играешь?

Звучит скорее как вызов, чем как вопрос.

– Ну так, время от времени. – Лорен твердо решила ничего не стыдиться и не давать повода унижать себя.

– А ты умеешь играть «Свадьбу Майри»? – спрашивает Рэйчел. – Я только что разучила.

– Нет. Но зато могу сыграть «Душка Тэмми Сколла».

Это вторая песня, которую обычно разучивают на скрипке после песенки «Бее-бее, паршивая овца». Вполне себе, думает Лорен; по крайней мере, это значит, что она уже не ребенок. Сначала она думала, что песня – про старшеклассницу, и представляла себе симпатичную девчонку с кипой книг под мышкой.

 
Где вы были целый день,
Душка Тэмми, душка Тэмми?
Где вы были целый день,
Душка Тэмми Сколла?
 

Но отец вскоре просветил ее, объяснив, что Тэмми – имя мальчика, это то же самое, что Тэм или Томас, а Сколла – просто такая фамилия, шетландского происхождения. Лорен расстроилась. По ее мнению, мальчишки не настолько хороши, чтобы о них складывали песни.

Рэйчел считает, что «Душка Тэмми Сколла» – это совсем не круто.

– О, эта совсем простая, – говорит она, наклонив голову набок.

Лорен хочется ответить, что гелиевые ручки Рэйчел пахнут блевотиной, но вместо этого она отвечает:

– Ну, твой «Дональд Блю» тоже.

Она понимает, что это неправда. В «Дональде Блю» сложная мелодия, она напоминает множество покачивающихся на воде ярких катеров. За штурвалом одного из них она всегда представляет себе Дональда Блю, облаченного в темно-синюю матросскую фуфайку гернси.

– Ты это серьезно? Хочешь попробовать сыграть? – Рэйчел тут же протягивает ей скрипку, явно желая вывести ее на чистую воду.

– Да ладно тебе! Тогда сыграй лучше «Свадьбу Майри».

Эта мелодия – одна из любимых у Лорен, одна из самых продвинутых для детей их возраста, и Рэйчел играет ее безупречно. Ее пальцы скользят по грифу скрипки так быстро, что Лорен едва успевает за ними уследить. Пока Рэйчел играет, ее глаза рассеянно устремлены вперед.

Когда ты учишься играть на скрипке, то наблюдаешь за тем, что делает учитель, и бесконечно повторяешь все движения. И так снова и снова, пока мелодия не впитается в твой мозг, а движения не достигнут автоматизма. Как только ты начинаешь задумываться о том, как сыграть ту или иную ноту то неминуемо совершаешь ошибку.

Слова песни проносятся у Лорен в голове:

 
Побольше в сарае еловых дровишек,
Селедки в бочонках и славных детишек,
Прелестных дочурок и крепких сынишек
Желаем на свадьбу мы Майри!
 

В будущем, когда вырастет, ей хочется стать похожей на женщину, которая оживает в этой песне, – обладательницу щедрой улыбки, всеобщую любимицу…

 
Румяные щечки рябиной горят,
Осенними звездами светится взгляд.
Прекрасней лебедушки белой стократ,
Идет под венец наша Майри!
 

Интересно, если бы в этой песне шла речь о ее матери, звучала бы она так же? Кто знает, скорее всего, это была бы совсем другая песня…

Рэйчел заканчивает на энергичном, звучном аккорде и слегка топает ногой.

– Тебя учит Сэнди? – спрашивает Лорен.

– Да.

– Он друг моего отца.

Она надеется, что по тону ее голоса Рэйчел сразу поймет: Лорен знает Сэнди куда лучше, чем она. В следующий раз, когда он к ним придет, Лорен попросит его научить ее играть «Миссис Маклеод». Лорен представляет себе эту миссис Маклеод. Она похожа на ее учительницу в начальной школе № 3: в длинной юбке, круглых очках и с черными волосами, собранными в пучок.

Когда она возвращается в класс после перерыва, то обнаруживает, что каждый из ее цветных карандашей сломан пополам. Отец купил ей эти карандаши в супермаркете, по акции.

Она оглядывается по сторонам. Мэйзи исподтишка наблюдает за ней из-за другого стола и отворачивается к доске, где сидит учительница…

* * *

В обеденный перерыв Лорен остается в раздевалке, стены которой отделаны дубовыми панелями. Она наблюдает, как девочки из седьмого класса сбиваются в кучу на грубом сером ковре и, накрывшись куртками, рассказывают друг другу истории о привидениях.