Текст книги "Черное облако"

Министр внутренних дел, однако же, был рад, что его пригласили на совещание и с удовольствием остался после него для дальнейшей беседы с премьер-министром.

– Я уверен, – сказал он, – что нам удастся найти какой-нибудь законодательный акт, который позволит изолировать этих двоих: Королевского астронома и того ученого из Кембриджа.

– Я в этом тоже не сомневаюсь, – ответил премьер-министр, – не случайно же столько веков составлялся наш свод законов. Но хорошо бы подойти к этому вопросу тактично. Я уже имел возможность побеседовать с Королевским астрономом. Мы все обсудили, и, судя по тому, что он сказал, думаю, мы можем рассчитывать на его благоразумие. Однако из всего им сказанного я понял, что с доктором Кингсли дела обстоят иначе. Поэтому мы должны без промедления связаться с этим доктором Кингсли.

– Я прямо сейчас пошлю кого-нибудь в Кембридж.

– Не кого-нибудь! Вы сами туда поедете. Доктору Кингсли… скажем так, польстит то, что вы решили встретиться с ним лично. Позвоните ему и скажите, что будете в Кембридже завтра утром, так как хотите посоветоваться по одному важному вопросу. Думаю, это будет самый простой и эффективный способ.

После возвращения в Кембридж Кингсли работал не покладая рук. Он с наибольшей пользой распорядился теми несколькими днями, пока колеса политической машины еще не пришли в движение. Написал и отправил за границу много заказных писем. Проницательный наблюдатель обратил бы особое внимание на два имени: Грета Йохансон из Осло и мадемуазель Иветт Хедельфорт из университета Клермон-Ферран, так как это были единственные женщины среди его адресатов. Также внимание привлекло бы письмо Алексею Ивановичу Александрову. Кингсли надеялся, что оно доберется до адресата, хотя и не был уверен, как и в отношении другой корреспонденции, отправляемой в Россию. Разумеется, русские и западные ученые при встречах на международных конференциях изыскивали способы обмениваться письмами. И, конечно, эти способы хранились в строжайшем секрете, пускай о них и знало достаточно много людей. Поэтому, несмотря на все препятствия, многим из этих писем удавалось обходить все цензурные ограничения. Но никогда ничего не знаешь наверняка. И все же Кингсли надеялся на лучшее.

Однако больше всего Кингсли общался с отделом радиоастрономов. Он досаждал Джону Мальборо и его коллегам, чтобы те вели тщательные наблюдения за Облаком, приближающимся к Земле, к югу от Ориона. Ему потребовалась большая изобретательность, чтобы убедить их заняться этим делом. В Кембридже только недавно появилось оборудование для работы с 21-сантиметровыми волнами, к тому же Мальборо хотел провести много других наблюдений. Однако в конце концов Кингсли удалось добиться своего, не рассказав при этом об истинных причинах. И как только радиоастрономы приступили к наблюдениям за Облаком, результат оказался настолько ошеломляющим, что команда Мальборо уже не нуждалась в дальнейших увещеваниях. Совсем скоро они начали работать сутки напролет. Кингсли с большим трудом успевал изучать их результаты и извлекать самое важное.

Когда на четвертый день Кингсли встретился с Мальборо за ланчем, последний был воодушевлен и взбудоражен. Решив, что пришел подходящий момент, Кингсли как бы невзначай заметил:

– Очевидно, что в самое ближайшее время мы должны подготовить материал для публикации. Но сначала стоит получить кое-какие подтверждения. Я тут подумал, что, возможно, кому-то из нас стоит написать Лестеру.

Мальборо проглотил наживку.

– Отличная идея, – поддержал он. – Я сам это сделаю. Давно уже стоило написать Лестеру, к тому же мне хочется рассказать ему еще кое о чем.

Кингсли прекрасно знал, что на самом деле Лестер опередил Мальборо в паре исследований, и Мальборо надеялся, что у него теперь появилась возможность утереть коллеге нос.

Мальборо действительно написал Лестеру в Университет Сиднея, впрочем, Кингсли тоже сделал это (не поставив Мальборо в известность). Оба письма содержали примерно один и тот же материал, но Кингсли добавил несколько косвенных намеков, которые имели большое значение только для тех, кто знал об угрозе, исходившей от Черного Облака. Лестер, разумеется, был не из их числа.

Когда на следующее утро после лекции Кингсли вернулся в колледж, его окликнул взволнованный привратник:

– Доктор Кингсли, вам тут очень важное письмо!

Письмо пришло от министра внутренних дел, который сообщал, что с удовольствием побеседует с профессором Кингсли в три часа дня.

«Поздновато для ланча, но слишком рано для чая. Хотя не исключено, что он приготовит мне хорошее угощение», – подумал Кингсли.

Министр внутренних дел проявил небывалую пунктуальность. Часы в колледже Тринити пробили ровно три, когда тот же самый привратник, по-прежнему сильно взволнованный, сопроводил министра в комнату Кингсли.

– Сэр, к вам министр внутренних дел, – важным голосом объявил он.

Министр внутренних дел был одновременно резок и деликатен. Он сразу же перешел к сути. Отчет, который правительство получило от Королевского астронома, удивил и, возможно, немного встревожил его. Все понимали, насколько важную роль в его составлении сыграли необыкновенные дедуктивные способности профессора Кингсли. Поэтому он, министр внутренних дел, специально приехал в Кембридж, преследуя сразу две цели: выразить восхищение той поразительной скоростью, с которой профессор Кингсли смог провести анализ этого феномена, а также сообщить, что правительство с удовольствием готово постоянно находиться с ним на связи, чтобы иметь возможность в любой момент обратиться за советом.

Кингсли понимал, что ему особенно нечего было возразить против этой хвалебной речи, и постарался как можно более искренне выразить свое желание оказать любую посильную помощь.

Министр с радостью отреагировал на его заверения, а затем как бы мимоходом добавил, что премьер-министра интересует еще один вопрос, возможно, пустяковый, однако министр внутренних дел все же считает, что он требует деликатного подхода. А вопрос этот связан с тем, что число лиц, располагающих информацией о текущей ситуации, должно быть ограничено по минимуму. А точнее, всей информацией могут располагать только: профессор Кингсли, Королевский астроном, премьер-министр и внутренний кабинет министров, членом которого он, министр внутренних дел, в данном случае считается.

«Хитрый черт, – подумал Кингсли, – пытается заставить меня делать то, чего я совершенно не хочу. Если я сразу откажу, это будет выглядеть очень грубо. Нельзя так поступать с гостем. Придется немного промариновать его».

Вслух же он сказал:

– Вы можете не сомневаться, что я все понимаю и отдаю себе отчет в том, насколько естественно ваше желание держать происходящее в секрете. Но есть ряд трудностей, которые необходимо принимать во внимание. Во-первых, времени очень мало, ведь шестнадцать месяцев – весьма небольшой период. Во-вторых, нам необходимо срочно узнать ряд фактов, касающихся Облака. В-третьих, эти факты не удастся выяснить в обстановке строгой секретности. Мы с Королевским астрономом, скорее всего, не справимся без посторонней помощи. В-четвертых, любая секретность – понятие временное. Другие могут прийти к точно таким же заключениям, которые содержатся в отчете Королевского астронома. В лучшем случае у вас есть пара месяцев. И как бы там ни было, но к осени об это узнают все, кто хотя бы раз взглянет на небо.

– Профессор Кингсли, вы меня не понимаете. Я имею в виду исключительно текущий момент. Как только будет определен курс дальнейших действий, мы дадим этому делу полный ход. Все, кому необходимо сообщить об Облаке, будут проинформированы. Никакого замалчивания не произойдет. Мы просим только соблюдать строгие меры предосторожности до тех пор, пока не будет разработан план. Разумеется, нам не хочется, чтобы поползли разные слухи, прежде чем мы мобилизуем все наши силы, вы уж извините за эту армейскую аналогию.

– Мне очень жаль, сэр, но эти ваши рассуждения меня не особенно убедили. Вы говорите о необходимости разработать план действий, чтобы в дальнейшем ему следовать. Но это все равно что ставить телегу впереди лошади. Поверьте мне, нельзя разработать действенный план, пока вы не располагаете достаточной информацией. Например, мы пока не знаем, долетит ли Облако до Земли. Нам не известно, является ли материя, из которой состоит Облако, ядовитой. В данный момент мы склонны считать, что с появлением Облака может наступить сильное похолодание, но возможен и обратный эффект. Не исключено, что станет очень жарко. И до тех пор пока мы все это не выясним, любые политические и социальные меры не имеют никакого смысла. Единственный разумный курс действий – безотлагательно собрать всю относящуюся к делу информацию, а это, я повторяю, невозможно в обстановке строгой секретности.

Кингсли стало интересно, сколько еще продлится эта светская беседа в лучших традициях восемнадцатого века. Возможно, стоило поставить чайник и приготовить чай?

Однако развязка стремительно приближалась. Два этих человека были слишком разными по складу мыслей, а потому просто не могли беседовать дольше получаса. Когда министр внутренних дел говорил с кем-то, он ставил перед собой задачу сделать так, чтобы его собеседник начал действовать согласно определенному, заранее обусловленному плану. Ему было совершенно все равно, как добиться желаемого, главное, чтобы все вышло так, как он хотел. В ход шли любые средства: лесть, попытки обратиться к здравому смыслу, социальное давление, удовлетворение амбиций или даже откровенное запугивание. В большинстве случаев, как и все администраторы, он считал, что такие аргументы, имеющие в своей основе сильный эмоциональный фактор, но преподнесенные, казалось бы, с применением логики, лучше всего помогают достичь успеха. Но действительно строгой логике министр никогда не находил применение. С другой стороны, Кингсли следовал строгой логике во всем – ну, или почти во всем.

И в тот момент министр внутренних дел совершил ошибку.

– Мой дорогой профессор Кингсли, боюсь, вы нас недооцениваете. Можете быть уверены, что при составлении наших планов мы учтем самые худшие из возможных сценариев.

Кингсли вскочил.

– Тогда, боюсь, вам придется подготовиться к ситуации, когда все мужчины, женщины и дети погибнут и на планете не останется ни животных, ни растений. Я могу поинтересоваться, какой план у вас заготовлен на такой случай?

Министр внутренних дел был не из тех, кто продолжает упорствовать, когда спор проигран. Если он заходил в тупик, то просто менял тему и даже не вспоминал о том, что обсуждалось прежде. Он решил, что как раз настал подходящий момент, и, таким образом, сделал вторую, еще более серьезную ошибку.

– Профессор Кингсли, я пытался представить вам все с объективной точки зрения, но вы ставите меня в довольно неловкое положение. Поэтому давайте-ка начистоту: мне ведь не стоит говорить вам, что, если эта ваша история станет достоянием общественности, последствия могут быть весьма серьезными.

Кингсли только застонал в ответ.

– Мой дорогой друг, – сказал он, – это, конечно, кромешный ужас. И правда, могут возникнуть весьма и весьма серьезные последствия! Я-то прекрасно представляю, насколько серьезными они будут, если от нас заслонят Солнце. Ваше правительство уже придумало, как это предотвратить?

Министр внутренних дел с трудом сдерживал себя.

– Вы продолжаете утверждать, что Солнце непременно «заслонят», выражаясь вашими словами. Позвольте сказать вам откровенно, мы в правительстве навели кое-какие справки, и нас не удовлетворила точность ваших исследований.

Кингсли возмутило это заявление.

– Что?!

Министр внутренних дел продолжил свою атаку:

– Возможно, вам это еще не приходило в голову, профессор Кингсли, но давайте на минуточку предположим, что вся эта история просто пшик, буря в стакане воды, химера. Вы представляете себе, профессор Кингсли, в каком окажетесь положении после того, как всполошите общественность из-за полнейшей ерунды? Могу вас совершенно серьезно заверить: финал у такой истории возможен только один, причем весьма значительный.

Кингсли взял себя в руки. Но внутри у него все закипало.

– Я не могу выразить, насколько благодарен вам за эту заботу. Меня также удивляет то, насколько внимательно правительство ознакомилось с нашим отчетом. Если честно, то я потрясен. Даже жаль, что вы не изучили с такой же тщательностью и другие вопросы, в которых вы вроде как должны разбираться не на таком дилетантском уровне.

Министр внутренних дел перестал церемониться с собеседником. Он поднялся, взял шляпу с тростью и сказал:

– Любое ваше заявление, профессор Кингсли, будет расцениваться как серьезное нарушение нашего Закона о государственной тайне. В последние годы нам приходилось нередко сталкиваться с ситуациями, когда ученые ставили себя выше закона и общественных интересов. Вы можете себе представить, что с ними случилось. Всего хорошего.

Впервые голос Кингсли прозвучал властно и резко:

– Позвольте обратить ваше внимание, господин министр внутренних дел, что любые попытки правительства ограничить мою свободу передвижения, без сомнения, лишат вас всяких шансов сохранить какую бы то ни было секретность. До тех пор, пока широкая общественность ничего не знает о случившемся, вы в моих руках.

Когда министр внутренних дел ушел, Кингсли посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся.

– Думаю, я неплохо сыграл свою роль, но все-таки жаль, что пришлось заниматься этим у себя дома.

Дальнейшие события стали развиваться стремительно. В Кембридж прибыла группа сотрудников МИ‑5. Пока Кингсли обедал в столовой колледжа, его квартиру обыскали. Обнаружили длинный перечень его корреспондентов, с которого сразу же сняли копию. Почтовое отделение предоставило список писем, отправленных Кингсли после своего возвращения из США. Сделать это оказалось просто, так как все письма были заказными. Выяснилось, что, вероятно, только одно из этих писем – письмо доктору Х. С. Лестеру из Сиднейского университета – все еще не доставлено адресату. Из Лондона полетели срочные телеграммы, и через несколько часов письмо удалось перехватить в Дарвине, в Австралии. Его содержание в виде шифровки переслали в Лондон.

На следующий день ровно в десять утра на Даунинг-стрит, 10, было созвано совещание. Присутствовали министр внутренних дел, сэр Гарольд Стэндард – глава МИ‑5, Фрэнсис Паркинсон и премьер-министр.

– Итак, джентльмены, – начал премьер-министр, – у вас у всех была возможность изучить все факты, и, думаю, мы все согласны, что с этим Кингсли нужно что-то делать. Тот факт, что одно из писем отправлено в СССР, а также содержание перехваченного письма не оставляют нам другого выхода, кроме как действовать незамедлительно.

Остальные молча кивнули.

– Остается только решить, – продолжил премьер-министр, – какие именно меры необходимо предпринять.

У министра внутренних дел не оставалось никаких сомнений на этот счет. Он был сторонником немедленного заключения под стражу.

– Не думаю, что нам стоит настолько серьезно относиться к угрозе огласки, которая исходит от Кингсли. Мы в силах перекрыть явный источник утечки информации. И хотя это может нанести нам некоторый урон, его масштабы будут невелики, возможно, намного меньше, чем если мы попытаемся пойти на какой-либо компромисс.

– Я согласен, что мы можем перекрыть очевидный источник утечки, – согласился Паркинсон. – Но как быть с неочевидными источниками? Сэр, я могу говорить откровенно?

– Почему нет? – ответил премьер-министр.

– Так вот, я немного волновался на нашей прошлой встрече, когда отчитывался перед вами о Кингсли. Я сказал, что многие ученые считают его умным, но неуравновешенным, и в этом отношении совершенно точно передал их точку зрения. Но я не упомянул, что ни в одной сфере профессиональная зависть не разрослась еще до таких масштабов, как в научном мире, и эта зависть просто не позволит признать кого-нибудь одновременно блестящим ученым и нормальным человеком. Если честно, сэр, я очень сомневаюсь, что в отчете Королевского астронома есть какие-либо серьезные ошибки.

– И к чему вы клоните?

– Понимаете, сэр, я изучил отчет очень тщательно, и у меня сложилось некоторое представление о характерах и способностях людей, которые его подписали. Видите ли, человеку, обладающему интеллектом Кингсли, не составило бы ни малейшего труда обнародовать эту ситуацию, если бы у него было такое желание. Если бы мы смогли медленно опутать его сетью, настолько медленно, что он ничего бы не заподозрил, то, возможно, наши старания увенчались бы успехом. Но он, разумеется, догадывается, что его могут схватить. Поэтому я хотел бы задать сэру Гарольду вот какой вопрос. Сможет ли Кингсли организовать утечку информации, если мы арестуем его внезапно?

– Я боюсь, что мистер Паркинсон совершенно прав, – начал сэр Гарольд. – Мы можем предотвратить утечку в такие привычные для нас средства массовой информации, как печатная пресса или радио, наше радио. Но удастся ли нам помешать утечке на радио Люксембурга или ее распространению через множество других каналов? Без сомнения, будь у нас больше времени, нам удалось бы это сделать. Но за один день, боюсь, ничего не выйдет. И еще один момент, – продолжил он, – как только вся правда всплывет, она распространится словно лесной пожар даже без помощи газет и радио. Это будет одна из тех цепных реакций, о которых так много говорят в последнее время. И помешать ее распространению будет очень сложно, так как источник может обнаружиться где угодно. Кингсли достаточно оставить документы в одном из тысячи возможных мест с указанием обнародовать их содержание в определенный день, если от него не поступит иных распоряжений. Вы же знаете, что такое в порядке вещей. Или, возможно, он придумает что-нибудь более оригинальное.

– И это совпадает с точкой зрения Паркинсона, – перебил его премьер-министр. – Что ж, Фрэнсис, я вижу, у вас есть кое-какие соображения. Давайте выслушаем их.

Паркинсон поделился планом, который, по его мнению, вполне мог бы принести свои плоды. После небольшой дискуссии было решено опробовать его на деле, так как при благоприятном исходе результат немедленно стал бы ясен. Если же ничего не выйдет, всегда можно прибегнуть к плану министра внутренних дел. На этом совещание закончилось. Сразу после этого в Кембридже раздался телефонный звонок. Не согласится ли профессор Кингсли встретиться с мистером Фрэнсисом Паркинсоном – секретарем премьер-министра – завтра в три часа дня? Профессор Кингсли согласился, и Паркинсон отправился в Кембридж. Он проявил пунктуальность и явился к Кингсли домой в тот момент, когда часы в Тринити-колледже пробили три.

– Хм, – пробормотал Кингсли, когда они обменивались рукопожатиями, – для ланча уже слишком поздно, а для чая – слишком рано.

– Профессор Кингсли, вы же не выгоните меня, как только придет время пить чай? – с улыбкой сказал Паркинсон.

Кингсли оказался моложе, чем ожидал Паркинсон. На вид ему было лет тридцать семь – тридцать восемь. Паркинсон представлял его высоким и худощавым. Так и оказалось, но Паркинсон совершенно не ожидал встретить такое причудливое сочетание густых темных волос с голубыми глазами, настолько поразительно яркими, что смотрелись бы непривычно даже у женщины. Кингсли определенно обладал запоминающейся внешностью.

Паркинсон подвинул кресло к камину, расположился поудобнее и сказал:

– Я слышал о вашем вчерашнем разговоре с министром внутренних дел и позволю себе заметить, что совершенно не одобряю поведение вас обоих.

– По-другому он просто не мог закончиться, – отозвался Кингсли.

– Возможно, и все же мне было прискорбно услышать об этом. Я не одобряю любую дискуссию, стороны которой категорически отказываются идти на компромисс.

– Поэтому угадать вашу профессию не составляет особого труда, мистер Паркинсон.

– Вполне возможно. Но, если честно, я удивлен, что человек вашего положения занимает такую непреклонную позицию.

– Я с удовольствием выслушаю, к какому компромиссу я могу прийти.

– Ради этого я и приехал. Но позвольте мне первым пойти на компромисс и показать вам пример. Кстати, вы недавно говорили про чай. Может, поставим чайник? Меня охватывает такая ностальгия, когда я вспоминаю учебу в Оксфорде. Вы, университетские ученые, даже не представляете, насколько вам повезло.

– Вы намекаете на финансовую поддержку, которую правительство оказывает университетам? – проворчал Кингсли, усаживаясь в свое кресло.

– Я отнюдь не хотел показаться бестактным, хотя министр внутренних дел сегодня утром как бы между делом и упомянул об этом факте.

– Не удивлен. Но я все еще хочу выслушать, на какой компромисс я мог бы пойти. И вы уверены, что слова «компромисс» и «капитуляция» не считаются синонимами в вашем словаре?

– Ни в коем случае. Позвольте мне доказать свою позицию, рассказав вам о том, на какой компромисс готовы пойти мы.

– Вы или министр внутренних дел?

– Премьер-министр.

– Ясно.

Кингсли занялся приготовлением чая. Когда он закончил, Паркинсон приступил к объяснению:

– Так вот, сначала я хочу извиниться за все те нелестные слова, которые министр внутренних дел высказал в адрес вашего отчета. Во-вторых, я согласен, что первым делом мы должны собрать научные данные. Я считаю, что необходимо приступить к работе как можно скорее, и ученым, которые будут в ней задействованы, надлежит быть в курсе всей ситуации. Но я не согласен, что на данном этапе нам стоит доверять нашу тайну кому-либо еще. Вот тот компромисс, о котором я вас прошу.

– Мистер Паркинсон, я восхищаюсь вашей откровенностью, но не вашей логикой. Готов поручиться, вы не назовете ни одного человека, который узнал бы от меня о том, какую угрозу несет нам Черное Облако. А сколько человек узнало об этом от вас, мистер Паркинсон, и от премьер-министра? Я всегда был против предложений Королевского астронома сообщить вам обо всем, так как знал, что вы ничего не сможете хранить в тайне. Сейчас я особенно сожалею, что не смог его переубедить.

Паркинсона эти слова возмутили до глубины души.

– Но вы же не станете отрицать, что довольно подробно написали обо всем доктору Лестеру из Сиднейского университета?

– Разумеется, не стану. Да и зачем? Лестер ведь все равно ничего не знает про Облако.

– Но узнал бы, если бы получил письмо.

– Все эти отговорки лучше оставьте политикам, мистер Паркинсон. Я – ученый, для меня важны факты, а не мотивы, подозрения и разные вычурные несуразности. Но факт остается фактом, и я продолжаю настаивать на том, что никто пока не узнал от меня ничего важного по этому делу. Распространением слухов на деле занимается премьер-министр. Я предупреждал Королевского астронома, что так и будет, но он мне не поверил.

– Вы не слишком-то уважаете мою профессию, не так ли, профессор Кингсли?

– Раз для вас так важна откровенность, то скажу вам прямо – нет. Уважения к политикам у меня не больше, чем к приборам на панели моего автомобиля. Они указывают на состояние двигателя, но не контролируют его.

Внезапно Паркинсона осенило, что Кингсли просто морочит ему голову – и делает это весьма умело. Он не выдержал и рассмеялся. Кингсли поддержал его. После чего им стало намного проще общаться.

Допив вторую чашку чая и поговорив о разных пустяках, Паркинсон вернулся к основной теме:

– Позвольте мне все-таки высказать свою точку зрения. На этот раз вам не удастся сбить меня с толку. Тот путь, которым вы решили воспользоваться для сбора научной информации, далеко не самый быстрый. К тому же он не самый безопасный, если трактовать безопасность в широком смысле слова.

– Мистер Паркинсон, я просто не вижу иного выхода, ведь, хочу вам напомнить, время для нас необычайно ценно.

– Может быть, в данный момент вы и не видите других, более подходящих путей. Однако их вполне можно найти.

– Я не понимаю.

– Правительство хочет собрать вместе всех ученых, которым можно доверить информацию о происходящем. Как я понимаю, вы недавно работали с мистером Мальборо и группой радиоастрономов. Я готов принять ваши заверения о том, что вы не выдали мистеру Мальборо никакой важной информации. Но признайте, что было бы намного лучше, если бы с ним можно было поделиться всеми необходимыми сведениями.

Кингсли вспомнил, какие затруднения возникли у него с радиоастрономами.

– Несомненно.

– Значит, об этом мы договорились. Следующий пункт связан с тем, что Кембридж, как и любой другой университет, нельзя назвать подходящим местом для проведения подобных исследований. Вы являетесь членом здешнего сообщества, а следовательно, не сможете сохранять секретность и при этом продолжать свободно общаться на любые темы. Нельзя сформировать группу внутри уже сложившегося коллектива. Правильнее всего было бы создать совершенно новое сообщество, которое будет работать над разрешением экстренной ситуации и получит все для этого необходимое.

– Как, например, в Лос-Аламосе?

– Совершенно верно. Если вы хорошенько все обдумаете, то согласитесь, что другого пути просто нет.

– Возможно, мне стоит напомнить вам, что Лос-Аламос находится в пустыне?

– Мы ни в коем случае не поместим вас в пустыню.

– Куда же вы в таком случае нас поместите? Кстати, «поместить» —очаровательнейший глагол.

– Думаю, у вас не возникнет причин для жалоб. Правительство как раз заканчивает подготовку одного славного особняка восемнадцатого века в Нортонстоу.

– Где это?

– В Котсуолдсе, на возвышенности к северо-западу от Киренчестера.

– Почем и как именно вы решили провести эту подготовку?

– Там должен был разместиться колледж сельскохозяйственных исследований. В миле от особняка мы построили еще один дом для вспомогательного персонала: садовников, рабочих, машинисток и так далее. Я же сказал, что вы получите все необходимое, и у вас нет причин не доверять мне.

– А что скажут люди из сельскохозяйственного колледжа, если их оттуда выкинут и разместят нас?

– С этим не возникнет никаких сложностей. Не все относятся к правительству с таким же неуважением, как вы.

– Нет, как это ни прискорбно. Но думаю, это будет учтено при составлении следующих списков на присвоение почетных званий. Однако есть ряд трудностей, которые вы не учли. Потребуется специальное оборудование, например радиотелескоп. На установку похожего ушло около года. Сколько вам потребуется времени, чтобы разместить его там?

– Сколько человек занимались установкой телескопа?

– Где-то с пару дюжин.

– Мы привлечем к работе тысячу, а если понадобится, то и десять тысяч. Мы гарантируем вам, что перевезем и проведем монтаж любого оборудования, которое вам понадобится, за вполне приемлемые сроки. Скажем, около двух недель. Вам еще потребуется какое-нибудь крупное оборудование?

– Нам точно понадобится хороший оптический телескоп, но не обязательно очень большой. Лучше всего подойдет новый Шмидт, который находится здесь, в Кембридже, хотя я не представляю, как вы убедите Адамса отдать его. Он его годами выбивал.

– Не думаю, что с этим возникнут серьезные трудности. Он только обрадуется, если через полгода получит новый телескоп, который будет еще больше и лучше прежнего.

Кингсли подбросил поленьев в камин и снова сел в свое кресло.

– Давайте больше не будем ходить вокруг да около этого вашего предложения, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я позволил вам запереть себя в клетке, пускай клетка и позолоченная. Вот к какому компромиссу вы меня подводите, и, должен сказать, это значительный компромисс. Теперь нам стоит подумать, какой компромисс устроил бы меня.

– Но, мне казалось, что мы сейчас как раз это и обсуждали!

– Да, но все как-то слишком расплывчато. А мне нужна ясность. Во-первых, я хочу, чтобы меня наделили полномочиями набирать персонал для этого центра в Нортонстоу, а также иметь возможность назначать людям такое жалованье, которое сочту разумным, и при этом использовать любые подходящие аргументы, за исключением тех, что будут раскрывать истинное положение вещей. Во-вторых, в Нортонстоу не должно находиться никаких, я повторяю, никаких государственных служащих и никаких лиц, имеющих связи с миром политики, за исключением вас.

– Чем же я обязан такому особому отношению?

– Хотя мы мыслим по-разному и служим разным господам, у нас достаточно много общего, что позволяет находить общий язык. А это довольно редкое качество.

– Я польщен.

– Вы меня неправильно поняли. Я даже не пытался шутить. И готов со всей серьезностью заявить, что, если я или кто-то из моей группы обнаружит в Нортонстоу джентльменов, которые покажутся нам нежелательными персонами на территории поместья, мы в прямом смысле вышвырнем их вон. Если же в дело вмешается полиция или непрошеные гости окажут сопротивление, и мы не сможем их выгнать, в таком случае хочу вас с такой же точно серьезностью предупредить, что мы полностью откажемся от сотрудничества с вами. Не обессудьте, что я придаю этому моменту слишком большое значение, мне слишком хорошо известно, насколько глупы бывают политики.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Возможно, теперь мы можем перейти к третьему пункту. Нам понадобятся карандаши и бумага. Я хочу, чтобы вы записали все детали, чтобы не возникло ни малейшей ошибки – все оборудование должно быть установлено до того момента, как я переберусь в Нортонстоу. Еще раз повторяю, оборудование должно оказаться в Нортонстоу раньше меня. Я не приму извинений по поводу неизбежных задержек и заверений, что через несколько дней все будет на месте. Вот, возьмите этот листок и записывайте.

Паркинсон привез в Лондон длинный список. На следующий день у него состоялся важный разговор с премьер-министром.

– Ну? – спросил премьер.

– И да, и нет, – ответил Паркинсон. – Мне пришлось пообещать, что там все обустроят как в научном учреждении.

– Ничего страшного. Кингсли прав, нам нужно больше фактов, и чем скорее мы их получим, тем лучше.

– В этом я не сомневаюсь, сэр. Но я бы предпочел, чтобы Кингсли не играл такой важной роли в этом новом учреждении.

– Разве он не славный человек? Мы можем предложить кандидатуру получше?

– О, как ученый он достаточно хорош. Но меня волнует не это.

– Знаю, нам было бы намного проще сотрудничать с кем-нибудь посговорчивее. Но, судя по всему, наши с ним интересы во многом совпадают. По крайней мере, до того момента, пока он не рассердится, узнав, что ему будет запрещено покидать Нортонстоу.

– Как раз на это он смотрит достаточно реалистично. И воспользовался этим моментом в наших переговорах.

– И каковы же условия?

– Для начала там не должно быть никаких государственных чиновников и лиц, имеющих отношение к политике, кроме меня.