Текст книги "Руки Геракла"

Глава 3
Лев истинный

Случилось так, что моему двенадцатилетнему племяннику Энкиду, сыну моего сводного брата Ификла, тоже пришла очередь пасти стада. До сих пор мне удавалось избегать этого поручения, но Энкид уже несколько лет ухаживал за скотом. Конечно, когда кончится лето, я останусь в ссылке при стадах, а он вернется в Кадмею, чтобы обучаться наукам и воинскому делу.

Мой племянник был высок для своих лет, лишь на несколько дюймов ниже меня. У него были курчавые черные волосы, а кожа, как и моя, дочерна загорела на солнце. Его можно было бы назвать красивым парнем, если бы уши не торчали в стороны. Разница в возрасте у нас была небольшой, виделись мы довольно часто, так что я смотрел на него как на младшего брата, которого у меня никогда не было.

Итак, в шестнадцать лет – день рождения застал меня в дороге – я впервые отправился в путь по-настоящему самостоятельно, подгоняемый почти непреклонным повелением царя, с благословением матери в душе и луком со стрелами за плечами.

Почти всех мало-мальски пригодных верблюдов и мастодонтов забрали ради нужд войска, так что нам пришлось добираться до пастбищ на своих двоих. Мы шли скоро, хотя дорога заняла у нас почти две недели. Мы то топали по пыли, то месили грязь, в зависимости от погоды.

Когда знакомые края остались позади, а дорога впереди открылась навстречу неизведанному, мрачное настроение, тяготившее меня со дня смерти Лина, начало постепенно улетучиваться. Энкид тоже помогал в этом. Это был веселый, бодрый парень, который без перерыва шутил и травил байки, предвкушая приятные приключения, как в прошлом году. Иногда во время нашего двухнедельного путешествия нам везло, и мы попадали в гостеприимный дом, а порой приходилось спать под открытым звездным небом.

Мы услышали о льве день на пятый-шестой нашего путешествия, когда навстречу нам попался странствующий торговец, тянувший за повод осла, на спине которого в корзине ехал весь его нехитрый скарб, укрытый от дождя. Судя по его рассказам, стада, за которыми нам предстояло присматривать, постоянно редели, одного пастуха уже загрыз невероятно мощный и яростный зверь – лев, огромная кошка, которую благодаря какому-то колдовству не брало оружие.

Мы с племянником никогда не видели кошки больше домашней полосатой. Наверное, мы к тому же не обладали достаточно богатым воображением, потому нас вовсе не испугала весть торговца. Наоборот, нас все это заинтересовало – лев будет развлечением в нашей тоскливой работе.

Энкид в последние годы жил бок о бок со мной, так что насмотрелся случайных проявлений моей силы, чтобы иметь о ней хоть какое-то представление, – а о ней не имел даже приблизительного понятия никто ни в городе, ни в нашем поместье, ни даже сам Амфитрион. Как я уже говорил, на первый взгляд ничто не выдавало во мне моей тайны. В шестнадцать лет я уже понял, что никогда не буду выше среднего роста. Мои руки были еще маловаты для мужчины, запястья еще тонковаты, предплечья и плечи совершенно обычные, так что ничего, таящегося во мне, видно не было. Я даже еще не начал осознавать всей величины своей силы.

Среди немногих вещей, которые я взял с собой в ссылку, был колчан со стрелами и тяжелый лук, которые подарил мне на прощанье мой приемный отец. Тогда ни я, ни Амфитрион понятия не имели, что мне придется встретиться со львом и испытать их на нем. Лук было так тяжело натягивать, что только самые сильные мужчины могли стрелять из него более-менее прицельно. Он был изящен и красив, и я был уверен, что Амфитрион не отдал бы его мне, если бы сам, будучи человеком далеко не слабым, не обнаружил, что как следует не может из него прицелиться.

Несмотря на то, что Энкид и прежде проделывал эту долгую дорогу к пастбищам, он все равно умудрился сбиться с пути, когда мы были уже на подходе. Но через пару лишних дней мы с моим спутником наконец нашли стада, принадлежавшие нескольким владельцам, согнанные в одно и то же место. Естественно, трава на пастбище в таком случае быстро кончалась, так что стада приходилось все время перегонять с места на место, пусть и медленно.

Пастухами оказалась кучка перепуганных подростков, меньше дюжины. Когда они увидели новоприбывших, они медленно окружили нас.

Их старший, высокий парень по имени Тарн, холодно поприветствовал нас. Мне показалось, что он явно старается нас напугать. Не лев, так он. Он представил нас прочим – чумазым ребятам от десяти до четырнадцати лет, разного роста и с разным цветом волос. Некоторые, вроде нас с Энкидом, были в пастушьих рубахах, на других, кроме поясов, за которые были заткнуты ножи или пращи, ничего не было.

Вскоре мы узнали, что наши товарищи большую часть времени, особенно по ночам, проводят сбившись в кучку, как дикие звери. Я был им любопытен. Слухи о том, что случилось с Лином, уже дошли до них. Вести о жестоких и драматических событиях распространяются быстро. Я был удивлен тем, что они были не слишком преувеличены.

Но, конечно, прежде всего были разговоры о льве. Все ребята клялись, что то и дело встречали его, хотя получить от них хотя бы два схожих описания не удавалось. Все соглашались лишь в том, что это было ужасное чудовище и огромное.

Страх – штука заразная, и мы с Энкидом стали себя чувствовать малость неуютно.

Стада с тавром Амфитриона – около двух сотен животных – были перемешаны со скотом других хозяев – с овцами, коровами и волами. Несколько дней назад среди них был злой бык, бешеная тварюга, который ввязался в бой со львом и, соответственно, достался ему на обед.

– Мы хотели согнать всех животных в одно место, – говорил один из самых болтливых подростков, пасший скот несколько последних месяцев. Как я тут же заподозрил, правда была в том, что лев выходил на охоту почти каждую ночь, а иногда и днем, так что ребята просто хотели держаться вместе, и я вряд ли мог их за это упрекнуть.

Самые опытные среди них пастухи объяснили мне, что обычно хищников отпугивают тремя большими кострами, которые зажигают каждую ночь, и пастухи остаются в треугольнике, насколько это возможно. Конечно, набрать хворосту на более-менее приличный костер зачастую бывало трудно, тем более уж на три. А животные были так напуганы, что почти с места не сходили. И уж совсем немного нужно было, чтобы они со страху пустились в бегство все скопом.

– Лев обычно приходит по ночам, так что вряд ли тебе пригодится лук, – заметил наш старший, – даже не будь он толстоват для тебя. Разве что ты в темноте видишь? – Тарн не намеревался уступать своего главенства, тем более, что он был на пару дюймов выше меня, хотя, возможно, чуть младше, чем я. Думаю, ему стоило больших усилий не поддаться впечатлению от того, что я не просто человека убил – а среди нас никто до такого не дошел, – но и каким-то образом избежал сурового наказания.

Я подумал – не показать ли, насколько легко я натягиваю лук, а потом предложить попробовать самому. Но в те юные года стремление быть первым увлекало меня не более, чем теперь. Этот груз, когда приходилось, я всегда брал на себя с неохотой и сразу же, как только мог, избавлялся от него. По мне, от этого одни неприятности.

– Не беспокойся, – только и сказал я.

– Мы надеялись, что нам на сей раз мужчин пришлют, – сказал второй по старшинству мой товарищ.

– Все молодые мужчины, старше меня, на войне. А старики не хотят заниматься львом. Кроме того, когда мы уходили из дому, никто еще про вашего льва не знал. Однако, – добавил я чуть позже, – может, и меня хватит с ним разобраться. – Думаю, лишь спокойствие, с которым я говорил, удержало подростков от презрительного смеха.

Тарн подумал, затем спросил:

– Если тебе уже шестнадцать, почему ты не в войске?

– А мне только по дороге сюда стукнуло шестнадцать, – я не намеревался объяснять, почему мои родители держат меня подальше от войска. Их терзал потаенный страх, что я кого-нибудь покалечу, причем не врага, а собрата по оружию, чего не допускал закон. Возможно, они также думали, что если в этой глуши я чего-нибудь и натворю, то это легче будет замять.

В те годы я мало был знаком как с болью, так и с настоящим страхом. Несомненно, мое заявление показалось моим новым товарищам пустой похвальбой, но я всего лишь хотел обнадежить их.

По крайней мере одного из моих слушателей не убедил мой бесцеремонный оптимизм.

– А как ты с ним разберешься? – спросил Тарн, возвращаясь к разговору о льве. Он по-прежнему с сомнением посматривал на мой громадный лук.

– Увидим. Сделаю, что смогу. – Я повернулся и пошел прочь, не намереваясь продолжать спор. Это стало моей привычкой с тех пор, как я увидел Лина лежащим на камнях двора с устремленным в небо мертвым взглядом.

В отличие от прочих пастухов, которые выискивали уважительные причины для того, чтобы отлынивать от ночной стражи, я с готовностью заступал на смену в свой черед и даже несколько раз сам вызывался покараулить, расхаживая между маленькими костерками в темноте.

Через ночь после нашего прибытия снова появился лев, перепугал стадо и опять растерзал еще одно животное. Я услышал рычание огромного зверя, но прежде, чем что-либо предпринять, решил подождать зари.

Когда начало светать, зверь был все еще здесь. Огромная грива, золотистая шкура и нервно бьющий хвост. Он лежал посреди опустевшего пастбища. Удачливый охотник неторопливо пожирал свою добычу – молодого бычка, которому он перервал горло.

Большинство подростков смотрели на меня, готовые посмеяться надо мной, как только я найду приличный повод для того, чтобы не приближаться к зверю. Но я, не обращая внимания на зрителей, пошел прямо к врагу. Энкид пошел следом, отставая лишь на шаг.

С юношеской нетерпеливостью, осознавая, что лев к такому не привык, я выпустил стрелу, как мне показалось, издалека, ярдов со ста. Мой лук согнулся достаточно, чтобы выпустить стрелу с чудовищной силой, но, к несчастью, я промахнулся на несколько ярдов, так что лев с царственной презрительностью даже ухом не повел. Лишь с третьего раза я попал в зверя, прямо в бок, причем охотничьей стрелой с широким наконечником. Подростки у меня за спиной испустили общий вздох, когда увидели, что стрела отскочила от шкуры.

Лев повернул голову, глянул на нас и неторопливо снова начал пожирать добычу.

Теперь у нас было верное доказательство тому, что это не обычный зверь, как и говорили слухи. Тут была замешана магия.

Энкид, стоявший рядом со мной, спокойно сказал:

– Стало быть, рассказы не врут, и стрелы и мечи и вправду не берут его шкуру.

Я что-то проворчал. Мы могли на самом деле столкнуться с могучей магией, но сдаваться я не собирался. Остальные пастухи стояли где были, позади, и с отчаяньем смотрели, стискивая в руках бесполезное оружие.

– Если я согну лук сильнее, – сказал я, – он сломается. Или тетива лопнет. – Так и случилось при следующем выстреле. Тугая тетива лопнула и хлестнула меня по лицу, оставив рубец, который ожег бы жестокой болью любого смертного. Но не меня.

Подростки, прищурившись, смотрели на меня издалека, словно это могло им помочь понять, как я умудрился порвать тетиву лука, который никто из них даже и чуть-чуть натянуть не мог. Тарн, опасавшийся за свое первенство, сейчас молчал, как и прочие. В конце концов, по его вежливой просьбе я дал ему попробовать натянуть лук, и он потянул мышцы в безуспешной попытке хоть чуточку согнуть его.

А тем временем я яростно поминал различные части тела различных богов, отшвыривая прочь бесполезную палку с обрывками тетивы. Стиснув кулаки, я озирался вокруг.

Будь у меня хоть какой опыт в обращении с пастушьей пращой, я бы попросил ее и попробовал бы запустить в льва камнем – но сейчас я попал бы во льва в лучшем случае с десятой, а то и сотой попытки. А то еще и выбил бы мозги одному из сотоварищей, пусть они и далеко от меня стояли. Будь у меня побольше воображения, я представил бы, как лев от такого представления прямо помирает от хохота – вполне возможно, что магический зверь умел смеяться.

Однако камни поражают не остриями, и по размышлении я, наверное, взялся бы за пращу, но лев еще раз окинул нас задумчивым взглядом, и когда я обернулся, то увидел, что все пастухи отошли подальше. Не считая, конечно, Энкида, который, будучи далеко не трусом, держался ближе ко мне.

Когда лев убил свою последнюю жертву, стадо разбежалось, как всегда бывало, когда кто-нибудь из животных погибал от клыков хищника. Животные быстро убежали на несколько сотен ярдов от места убийства. Но как только хищник принялся за еду, инстинкт подсказал им, что они на некоторое время в безопасности, и они остановились и снова начали пастись, превращая траву в мясо, молоко и навоз.

Мои домогательства все-таки растревожили льва, зверь коротко рявкнул и поднялся. Но он не собирался оставлять свой обед. Он снова погрузил клыки в свежую тушу, мотнул головой и забросил убитого быка себе на плечо. Затем пошел прочь, неся вес, превосходящий его собственный, с легкостью человека, несущего дорожную суму.

Я со злостью швырнул наземь колчан со стрелами.

– Я иду за зверем, – сказал я племяннику. – Хочешь – оставайся со всеми и следи за стадом.

– А чего за ним следить, когда лев ушел, – ответил Энкид. – Я с тобой. Я умею выслеживать зверей, – с надеждой добавил он, помолчав.

Мой племянник явно верил в мои способности не меньше, чем я сам, что приободрило меня.

– Ладно, – согласился я. Льва еще было видно, и следопыт мне не был нужен, но прежде чем отправиться следом, я решил запастись более надежным оружием.

Двенадцатилетний мой племянник посмотрел назад на притихших пастухов и предложил:

– Давай возьмем у них меч.

– Да видел я их мечи. Возьми, если хочешь. И еще бурдюк с водой. Нет, если уж стрелы ничего не могут ему сделать, то и меч будет бесполезен.

– Ты можешь попробовать всадить его ему в глотку.

Я глянул на своего услужливого спутника:

– Я попытаюсь убить его палицей. – Конечно, я мог бы бросить во льва камень, но я сомневался в своей меткости.

– Ты уверен?

– Нет. Я сказал, что попытаюсь.

Направившись в сторону, противоположную той, куда ушел лев, я поднялся на холм, поросший редкими деревцами. Упавшие стволы при близком рассмотрении оказались трухлявыми, так что пришлось заняться нелегким делом и вырезать палицу из живого дерева. Я нашел острый камень – лучшее орудие для обработки дерева – и вырубил из зеленой дикой оливы подобие того, чего я хотел. Этим я занимался почти час, а Энкид стоял рядом и молча смотрел.

Когда я закончил работу над своим оружием, оторвав пальцами все ненужные щепки и остатки коры, палица оказалась почти пяти футов длиной и была прямая. Толстый конец был толщиной с мою ногу, тонкий удобен и ухватист. Дерево было тяжелым и упругим, и когда я взмахнул палицей в воздухе, она приятно запела, чуть присвистывая.

* * *

Когда я закончил приготовления, лев, естественно, уже скрылся из виду. Мой племянник молча пошел туда, где мы видели его в последний раз. Посмотрев вокруг, он скоро нашел след.

Нам пришлось преследовать зверя около полумили по голой земле, обойти пару холмов. И способности и опыт Энкида оказались весьма кстати.

Мы обошли еще один холм и отыскали льва в нескольких ярдах за ним. Он сбросил свою ношу и снова спокойно приступил к трапезе. Мы стояли достаточно близко, чтобы слышать хруст костей – словно человек колол орехи.

На сей раз лев поднял голову. Морда его была в крови, и мне показалось, что он узнал того, кто стрелял в него. Я ему уже надоел. Он снова рявкнул. Наверное, наш противник воспринимал двух подростков как закуску, отнюдь не как серьезную угрозу, но тем не менее он был столь вежлив, что счел нужным предупредить нас.

Когда мы стали приближаться, шаги Энкида за моей спиной стали вдруг все более и более замедляться. Он все сильнее отставал. Это хорошо – сейчас мне больше не был нужен следопыт, а если я начну размахивать палицей, то лучше, чтобы родич не попал мне под руку. Он был храбрым пареньком, он очень верил в меня, но лев есть лев, и я был вынужден признаться, что этот по мере приближения мне казался все больше и больше.

Думаю, если бы мой учитель математики был сейчас рядом и я мог бы обсудить с ним мое состояние, то я бы сказал, что уверен в победе на девяносто процентов. Если и была десятипроцентная вероятность того, что лев меня сожрет, то мне эта перспектива вовсе не казалась реальной. Шестнадцатилетние подростки почти всегда уверены в собственном бессмертии.

Нас разделяло не более сотни футов, и я все шел вперед. Лев снова отвернулся от меня и окинул взглядом пустынную местность, словно искал свидетеля, который потом сможет подтвердить, что я вел себя как безумец. Затем он снова вернулся взглядом ко мне. Поднял голову и рявкнул еще раз, явно озадаченный тем, что эта двуногая тварь в два раза меньше его все приближается и приближается.

Что-то в повороте его головы напомнило мне Лина. И как и Лин, он был совершенно уверен в своей силе, даже когда сталкивался с непонятными для себя вещами. Или вся моя самоуверенность тоже лишь чудовищная ошибка, и я буду пожран зверем? Однако сомневаться было поздно.

Нас разделяло всего лишь сорок футов. Я шел, подняв дубинку. И тут лев присел и прыгнул.

Я взмахнул моим пятифутовым бревном изо всех сил, держа его двумя руками, и вся моя сила, непоколебимая и почти безграничная, была со мной. И я верил, что она всегда будет оставаться со мной.

Но в тот день, бессознательно отвечая несущейся на меня угрозе, я, наверное, призвал больше сил, чем мне было нужно, куда больше, чем прежде, хотя превосходство льва было не столь подавляющим, как могло показаться. От удара тяжелой палицы из зеленой оливы по его вытянутой вперед лапе, голове и плечу лев отлетел в сторону, не закончив прыжка, почти под прямым углом. Словно я сбил в полете большое насекомое. Он рухнул наземь ярдах в десяти от меня, прокатился по земле еще ярдов пять и упал, раскинув лапы. Его тело содрогалось в ужасных конвульсиях, постепенно переходивших в случайное подрагивание.

Мое оружие пережило сокрушительный удар, хотя сила его, пройдя через мое тело, заставила уйти мою правую, опорную, ногу на несколько дюймов в жесткую сухую землю. Но ни моя пятка, ни какая другая часть тела не была повреждена, даже синяков не было. Сила струилась во мне, изливалась из какого-то чудесного источника, текла по костям и мускулам, коже и жилам, мгновенно превращая мое не столь могучее тело в сталь, защищая его так же успешно, как разрушала она чужие тела.

Осторожно, слегка испуганный своим успехом, я подошел ко льву, подняв палицу. Но было легко заметить, что второй удар не понадобится. Золотистая шкура была по-прежнему невредима, но мой единственный удар внес страшный хаос во все, что было внутри. Казалось, что простертое на земле тело вообще лишено костей. Один глаз вылетел из глазницы, оставив черную зияющую дыру, темная кровь струилась из клыкастой пасти, собираясь в лужицу на голой земле.

Послышался топот ног, и, задыхаясь, ко мне подбежал Энкид. Он в благоговейном ужасе стоял рядом, шепотом поминая своим полудетским голоском богов и демонов.

– Я это видел! Но никто не поверит, – добавил он мгновением позже.

Я огляделся по сторонам и увидел, что остальные подростки только-только появились на вершине небольшого холма в двух сотнях ярдов от нас.

– Поверят, если мы покажем им шкуру, – сказал я.

Мы достали ножи и приступили к свежеванию чудовищно изломанной, почти лишенной костей туши. Точнее, попытались освежевать. Наши ножи причиняли шкуре не больше вреда, чем мои стрелы.

Чуть позже мне в голову пришла блестящая мысль – возможно, собственные клыки и когти чудовища помогут нам содрать с него шкуру. Вскоре мы обнаружили, что когти этой чудовищной кошки – мерзкая штука. Их покрывала вонючая грязь, оставшаяся от гниющего мяса. Что бы там ни было, когти помогли нам. Хотя работа все равно шла тяжело, она была уже выполнимой. Постепенно к нам подошли и другие пастухи. Они стояли, с трудом веря своим глазам, – лев был мертв.

Вскоре я понял, что лучше довести дело до конца в нашем лагере. Я одним движением закинул тушу себе на плечо и пошел прочь.

Остальные пастухи последовали за нами. Через четверть часа они, нарушив тяжелое молчание, вдруг стали безудержно осыпать меня похвалами и советовать, как лучше выделать шкуру.

Двое сказали, что кое-что знают про это.

– Мы просто растянем ее на солнце на некоторое время, – и сразу же бросились за деревом, чтобы сделать распялку.

* * *

– Видишь? – Энкид пнул ногой изуродованную мертвую голову. – Ты можешь сделать из челюстей подобие шлема. И смотреть через раскрытую пасть.

– Да неудобно, – ответил я. Так и оказалось, когда я наконец попытался это сделать. Но тогда у меня были другие заботы, куда более важные.

Позднее, когда прошли месяцы и годы, широко разошлись легенды о том, что я с того дня ходил в шкуре льва. Я и правда пытался некоторое время ее носить, но от плохо выделанной шкуры жутко воняло, да и другие неудобства были. Несчастная шкура прожила в легендах намного дольше, чем на самом деле. Я довольно скоро выбросил ее, и мне было совершенно наплевать, подберет ли ее кто-нибудь или нет.