Текст книги "Берсеркер"

Доброжил

– Это всего лишь машина, Хемфилл, – едва слышно проговорил умирающий.

Паря в невесомости почти в полной темноте, Хемфилл выслушал его без презрения и жалости. Пусть себе горемыка конфузливо испускает дух, прощая Вселенной все на свете, если подобное облегчит ему уход!

Сам Хемфилл безотрывно взирал сквозь иллюминатор на темный иззубренный силуэт, заслонивший невероятно много звезд.

Видимо, пригодный для дыхания воздух сохранился только в этом отсеке пассажирского лайнера, ставшем темницей для трех человек, да притом воздух непрерывно вырывался со свистом через пробоины, стремительно опорожняя аварийные баки. Корабль представлял собой изувеченный, искореженный остов, и все же враг в поле обзора Хемфилла совершенно не двигался. Должно быть, вращаться разбитому кораблю не давало силовое поле врага.

Тут к Хемфиллу через отсек подплыла пассажирка лайнера – молодая женщина – и коснулась его руки. Он припомнил, что ее зовут Мария такая-то.

– Послушайте, – начала девушка, – как по-вашему, мы не могли бы…

В ее голосе не было отчаяния, скорее рассудительные интонации человека, разрабатывающего план; поэтому Хемфилл сразу же прислушался к ней. Но их перебили.

Сами стены отсека завибрировали, будто диффузоры огромных громкоговорителей, приводимые в движение силовым полем врага, все еще сжимающим изувеченный корпус. Послышался скрипучий голос берсеркера:

– Вы, кто еще слышит меня, живите. Я намереваюсь подарить вам жизнь. Я посылаю катер для спасения вас от смерти.

Хемфилл был сам не свой от бессильной ярости. Он еще ни разу не слышал голос берсеркера собственными ушами, и все равно тот оказался знакомым, будто давний кошмар. Хемфилл ощутил, как ладонь женщины отпрянула от его руки, и только тогда заметил, что в ярости вскинул обе руки, растопырил и скрючил пальцы, как когти, а затем сжал их в кулаки и заколотил в иллюминатор, едва не разбив их в кровь. Эта чертова штуковина хочет забрать его внутрь! Из всех людей в космосе хочет сделать пленником именно его!

В голове мгновенно возник план действий, и Хемфилл резко отвернулся от иллюминатора. В этом отсеке где-то были боеголовки для небольших оборонительных ракет. Где-то он их видел.

Второй уцелевший мужчина – офицер корабля, медленно истекавший кровью через прорехи формы, – увидел, что Хемфилл роется среди обломков, и выплыл перед ним, чтобы помешать.

– Вы не смеете… Вы уничтожите лишь катер, который он посылает… Если он хоть это вам позволит… Там могут быть другие люди… Еще живые…

Из-за невесомости офицер висел перед Хемфиллом вверх ногами. Когда же инерция развернула их так, что они увидели друг друга в нормальном положении, раненый вдруг осекся, сдался, оставил уговоры и отвернулся, безвольно дрейфуя в воздухе, будто уже умер.

Хемфилл не надеялся соорудить целую боеголовку, зато мог извлечь детонатор химической взрывчатки – как раз такого размера, чтобы уместился под мышкой. Когда началась неравная битва, всем пассажирам пришлось надеть аварийные скафандры; теперь он нашел для себя запасной баллон с воздухом и лазерный пистолет какого-то офицера и сунул его в петлю на поясе своего скафандра.

Девушка снова приблизилась к нему. Хемфилл настороженно следил за ней.

– Сделайте это, – сказала она со спокойной убежденностью, медленно кружась вместе с обоими мужчинами в полумраке под завывание утекающего сквозь пробоины воздуха. – Сделайте. Потеря катера ослабит его перед следующим боем, пусть хоть капельку. У нас так и так ни малейшего шанса на спасение.

– Да, – одобрительно кивнул он. Эта девушка понимает, что самое важное – ранить берсеркера, бить, ломать, жечь и в конце концов уничтожить его. Все остальное – ерунда.

– Не позволяйте ему выдать меня, – указав на раненого старпома, шепотом произнес он. Девушка лишь молча кивнула. Возможно, берсеркер подслушивает. Раз уж он способен говорить при помощи стен, то может и подслушивать.

– Катер приближается, – сообщил раненый спокойным, сухим тоном.

– Доброжил! – позвал машинный голос, как всегда, срываясь между слогами.

– Здесь! – вздрогнув, он проснулся и тут же вскочил на ноги. Задремал чуть ли не под капающей из открытого конца трубы питьевой водой.

– Доброжил! – В этом тесном отсеке нет ни динамиков, ни сканеров, и зов донесся с некоторого отдаления.

– Здесь!

Он побежал на зов, шаркая и топая подошвами по металлу. Задремал, очень уж устал. Хотя бой был коротким, на него свалились дополнительные обязанности – пришлось обслуживать и направлять ремонтные машины, странствующие по бесконечным путепроводам и коридорам, устраняя повреждения. Доброжил понимал, что больше ничем помочь не в силах.

Теперь у него ныли голова и шея, намятые шлемом, да и на теле остались потертости от непривычного скафандра, который пришлось надеть, когда начался бой. К счастью, на этот раз обошлось совсем без боевых повреждений.

Подойдя к плоскому стеклянному глазу сканера, он шаркнул ногой, замерев в ожидании.

– Доброжил, извращенная машина уничтожена, и несколько зложитей теперь совершенно беспомощны.

– Да! – Доброжил затрясся всем телом от восторга.

– Напоминаю тебе, жизнь есть зло, – проскрежетал голос машины.

– Жизнь есть зло, я – Доброжил! – поспешно сказал он, прекратив трястись. Вряд ли за такое последует наказание, но лучше не рисковать.

– Да. Как и твои родители прежде, ты был полезен. Теперь я намерен доставить в себя уцелевших людей для более пристального изучения. А ты будешь применен с ними для моих экспериментов. Напоминаю, они – зложити. Мы должны быть осторожны.

«Зложити… – Доброжил знал, что это существа, имеющие такую же форму, как он, и существующие в мире вне машины. Они устраивают сотрясения и удары, называемые боем. – Зложити – здесь».

От этой мысли у него мороз пробежал по коже. Подняв руки, Доброжил воззрился на них, затем окинул взглядом коридор из конца в конец, пытаясь вообразить зложитей во плоти.

– Теперь ступай в медицинскую комнату, – велела машина. – Прежде чем ты приблизишься к зложитям, тебя надлежит иммунизировать против болезней.

Хемфилл перебирался из одного разбитого отсека в другой, пока не нашел пробоину в корпусе, хотя и заткнутую мусором почти полностью. Пока он старался извлечь забивший дыру хлам, по кораблю разнесся лязг стыковки берсеркерова катера, прибывшего за пленными. Хемфилл рванул посильнее, преграда подалась, и вырвавшийся воздух вынес его в пространство.

Вокруг разбитого корабля парили сотни обломков, удерживаемых поблизости то ли незначительным магнитным полем, то ли силовыми полями берсеркера. Проверка показала, что скафандр работает достаточно хорошо, и при помощи его маломощного ракетного двигателя Хемфилл обогнул корпус лайнера, приближаясь к тому месту, где замер катер берсеркера.

Бесчисленные звезды глубокого космоса заслонил темный силуэт берсеркера – зубчатый, будто крепостные стены древних городов, но только куда громаднее любого города. Каким-то образом причалив прямо к нужному отсеку, катер берсеркера прикрепился к изувеченному остову лайнера, чтобы забрать на борт Марию и раненого. Не снимая пальцев с детонатора бомбы, Хемфилл подплыл поближе.

Теперь, у смертной черты, его встревожила мысль, что так и не удастся убедиться в уничтожении катера. А ведь это такой мизерный удар по врагу, такая ничтожная месть!

Продолжая по инерции приближаться к катеру и держа палец на детонаторе, Хемфилл вдруг увидел облачко пара, вырвавшееся из разгерметизированного отсека при расстыковке катера с кораблем. Невидимые силовые поля нахлынули на катер, на Хемфилла, на обломки поблизости от катера, увлекая все это к берсеркеру.

Хемфилл ухитрился пристегнуться к ускользающему катеру в последнюю секунду. И подумал, что в баллонах скафандра воздуха хватит еще на час – куда дольше, чем ему на самом деле понадобится.

Увлекаемый к берсеркеру, Хемфилл мысленно балансировал на грани смерти, с окоченевшими на детонаторе бомбы пальцами. Окрашенный в цвет ночи враг стал для него воплощением смерти. Черная, иссеченная поверхность берсеркера стремительно надвигалась в потустороннем свете звезд, обращаясь в планету, на которую падал катер.

Хемфилл все еще льнул к катеру, когда тот втянул его через врата, способные пропустить множество кораблей одновременно. Громадность и могущество берсеркера окружили его со всех сторон, одной своей всеохватностью подавляя и любую ненависть, и любую отвагу.

Эта крохотная бомбочка – лишь бессмысленная шутка. Как только катер пришвартовался к черной внутренней пристани, Хемфилл спрыгнул с него и бросился искать укрытие.

Едва он спрятался за погруженной в тень металлической балкой, его ладонь помимо воли легла на детонатор бомбы – просто ради того, чтобы найти убежище в смерти. Но Хемфилл заставил себя сдержаться, заставил себя наблюдать, как двух пленников высасывает из катера пульсирующая прозрачная труба, уходящая в переборку. Сам не зная, что собирается предпринять, оттолкнулся и поплыл в сторону трубы, почти невесомо заскользив сквозь темную чудовищную пещеру; одной лишь массы берсеркера хватало, чтобы создать небольшую естественную гравитацию.

Минут через десять путь преградило не что иное, как воздушный шлюз. Судя по всему, это просто-напросто встроенный в переборку фрагмент корпуса земного военного корабля.

Шлюз – не менее подходящее место для установки бомбы, чем любое другое. Хемфилл отпер наружный люк и вошел в шлюз, не подняв никакой тревоги. Если покончить с собой здесь, берсеркер лишится… а собственно говоря, чего? Зачем берсеркеру вообще понадобился шлюз?

«Не для пленных, – подумал Хемфилл, – раз он всасывает их через трубу». Но и не для врага. Проанализировав воздух в шлюзе, он снял шлем. Для дышащих воздухом друзей ростом с человека? Что-то тут не так. Любое живое и дышащее существо для берсеркера – враг; исключение составляют лишь его неведомые строители. Во всяком случае, так люди считали – до сих пор.

Внутренний люк шлюза открылся от первого же толчка, и Хемфилл зашагал по тесному, тускло освещенному коридору с искусственной гравитацией, держа пальцы на детонаторе бомбы.

– Войди, Доброжил, – сказал корабль. – Пристально рассмотри каждого из них.

Доброжил нерешительно издал горловое урчание, будто запущенный и тотчас же остановленный серводвигатель. Его терзали чувства, напоминающие голод и страх перед наказанием, – ведь сейчас ему предстоит увидеть живых тварей напрямую, а не в виде старых изображений в театре. Но даже выявление источника неприятных чувств не помогло. Он нерешительно переминался с ноги на ногу у порога комнаты, куда поместили зложитей. По приказу машины пришлось снова надеть скафандр – тот защитит его, если зложить попытается причинить ему вред.

– Входи, – повторил корабль.

– Может, лучше не надо? – жалобно заныл Доброжил, не забывая, однако, произносить слова громко и внятно – так куда легче избежать наказания.

– Наказание, наказание, – произнес голос корабля.

Если он сказал это слово дважды, то наказание почти неотвратимо. Доброжил поспешно, будто уже ощутил в костях боль-без-повреждений, открыл дверь и переступил порог.

Он лежал на полу, окровавленный и поврежденный, в диковинном изодранном скафандре. И в то же время стоял в проеме дверей. На полу простерлась его собственная фигура, та самая человеческая фигура, которую он знал, но ни разу не видел со стороны. Не просто изображение, а куда больше, он сам теперь раздвоился. Там, тут, он, не-он…

Доброжил привалился спиной к двери, вскинул руку и хотел было прикусить ладонь, позабыв о шлеме. Принялся молотить облаченными в скафандр запястьями одно о другое, пока боль ушибов не вернула его в чувство, заставив ощутить палубу под ногами.

Мало-помалу ужас схлынул. Интеллект постепенно постиг увиденное, сумел истолковать и освоиться. Вот он я, здесь, здесь, в дверном проеме. Тот, там, на полу, – это другая жизнь. Другое тело, как и я, разъедаемое ржой жизни. Только куда хуже, чем я. Там, на полу, – зложить.

Зажмурившись, Мария Хуарес долго-долго молилась, не останавливаясь ни на миг. Холодные, безразличные манипуляторы перемещали ее туда-сюда. Вес вернулся, а когда шлем и скафандр с нее аккуратно сняли, обнаружился и пригодный для дыхания воздух. Но как только манипуляторы начали стаскивать с нее комбинезон, Мария стала вырываться и открыла глаза; ее взору предстало помещение с низким потолком и обступившая ее толпа автоматов разнообразной формы и ростом с человека. Так как она сопротивлялась, роботы перестали ее раздевать, надели на одну лодыжку кандалы, прикованные к стене, и заскользили прочь. Умирающего старпома просто бросили в противоположном конце помещения, будто хлам, не заслуживающий дальнейших хлопот.

Мужчина с холодным, мертвым взором – Хемфилл – пытался сделать бомбу, но не сумел. Так что теперь вряд ли стоит рассчитывать на быструю и легкую кончину…

Услышав скрип двери, она открыла глаза снова и в полнейшем недоумении узрела бородатого юношу в архаичном скафандре. Исполнив какие-то бессмысленные конвульсии в дверном проеме, тот наконец прошел пару шагов и остановился, вперив взгляд в умирающего старпома. Снимая шлем, пришелец расстегивал запоры сноровистыми, точными движениями, но, когда снял его, оказалось, что всклокоченная шевелюра и растрепанная борода обрамляют безвольное лицо идиота.

Положив шлем на пол, юноша принялся скрести и чесать свою косматую голову, не сводя глаз с лежащего на полу человека. На Марию он не взглянул даже мельком, а она не могла отвести взгляда от него – ей еще ни разу в жизни не доводилось видеть, чтобы живой человек был настолько бесстрастен. Так вот что происходит с пленниками берсеркера!

И все же… все же… На родной планете она уже сталкивалась с бывшими преступниками, прошедшими промывание мозгов. Но этот не таков; в нем больше человеческого, чем в них… а может, наоборот.

Опустившись на колени рядом со старпомом, бородатый нерешительно протянул руку и потрогал его. Умирающий апатично шевельнулся и устремил вверх бессмысленный взор. Под ним натекла целая лужа крови.

Взяв безвольную руку старпома своими ладонями, закованными в металлические перчатки, чужак принялся сгибать и распрямлять ее, словно интересуясь устройством локтевого сустава. Старпом застонал и принялся вяло вырываться. А чужак вдруг стремительным движением схватил умирающего за горло.

Мария не находила сил ни шевельнуться, ни отвести взгляд, хотя комната сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее закружилась вокруг этих закованных в доспехи ладоней.

Разжав хватку, бородатый встал, вытянулся в струнку, по-прежнему не сводя глаз с трупа у своих ног, и отчетливо проговорил:

– Отключен.

Наверное, Мария шевельнулась. А может, и нет, но бородатый поднял свое дебильное лицо, чтобы поглядеть на нее, однако ее взгляда то ли не заметил, то ли просто избегал замечать. Движения его глаз были быстрыми и бдительными, но мимические мышцы оставались вялыми, будто неживые. Он двинулся к Марии.

«Ой, да он же совсем юн, – подумала она, – едва ли не подросток». Прижавшись спиной к стене, замерла в ожидании. На ее планете женщин воспитывают так, чтобы они не теряли сознания при встрече с опасностью. Почему-то чем ближе подходил чужак, тем меньше она боялась. Но вот если бы он хоть мельком улыбнулся, она бы завизжала от ужаса и не смолкала бы долго-долго.

Остановившись перед ней, незнакомец протянул одну руку, чтобы коснуться ее лица, ее волос, ее тела. Мария хранила неподвижность; в нем не чувствовалось ни похоти, ни злобы, ни доброты. Он буквально источал ауру пустоты.

– Нет изображения, – сказал юноша будто самому себе. Потом добавил еще одно слово, что-то вроде «зложить».

Мария едва не осмелилась заговорить с ним. Задушенный старпом все так же лежал на полу ярдах в пяти от них.

Развернувшись, юноша целеустремленно зашаркал прочь от нее; такой диковинной походки Мария не видела еще ни разу в жизни. Подняв шлем, чужак вышел за дверь, даже не оглянувшись.

В одном углу отведенного ей пятачка струилась вода, с журчанием утекавшая сквозь дыру в полу. Гравитация примерно соответствовала земной. Мария села, привалившись спиной к стене, молясь и слушая грохот собственного сердца, едва не остановившегося, как вдруг дверь отворилась, сперва самую малость, потом чуть пошире, как раз в обрез, чтобы прошел большой кусок розовато-зеленоватой массы – видимо, еды. На обратном пути робот обогнул покойника.

Мария уже съела кусочек массы, когда дверь снова приоткрылась, и в нее поспешно протиснулся человек – Хемфилл, тот самый, с ледяным взором. Чтобы уравновесить тяжесть маленькой бомбы, висящей под мышкой, Хемфилл на ходу сильно наклонялся в другую сторону. Быстро окинув помещение взглядом, он закрыл за собой дверь и направился к Марии. Труп старпома он переступил, почти не удостоив взглядом.

– Сколько их тут? – шепотом осведомился Хемфилл, наклонившись к Марии. Она все так же сидела на полу, от изумления не в силах пошевелиться или сказать хоть слово.

– Кого? – в конце концов выдавила она из себя.

– Их, – нетерпеливо дернул головой Хемфилл в сторону двери. – Тех, что живут внутри и служат ему. Я видел того, что выходил из этой комнаты, когда находился в коридоре. Он соорудил для них огромное жилое пространство.

– Я видела только одного.

При этой вести глаза Хемфилла сверкнули. Показав, как заставить бомбу взорваться, он дал ее подержать Марии, а сам принялся резать кандалы своим лазерным пистолетом. Попутно оба обменялись сведениями о последних событиях. Мария сомневалась, что найдет в себе силы подорвать бомбу и покончить с собой, но говорить об этом Хемфиллу не стала.

Как только они покинули тюремную камеру, Хемфилла едва не хватил удар: из-за угла прямо на них выкатились два автомата. Но машины, не обратив на оцепеневших людей ни малейшего внимания, беззвучно проехали мимо и скрылись из виду.

– Внутри собственной шкуры этот драндулет на три четверти слеп! – возбужденно выдохнул он, обернувшись к Марии. Она промолчала, устремив на него перепуганный взгляд.

В голове у Хемфилла мало-помалу начал вызревать план, пробудивший в душе смутную надежду.

– Надо разузнать об этом человеке. Или людях, – бросил он, устремляясь по коридору. Неужели тот только один?! Слишком уж хорошо, чтобы это оказалось правдой.

Плохо освещенные коридоры были полны препятствий и неровных ступенек.

«Небрежно выстроенная уступка жизни», – мысленно отметил Хемфилл, направляясь в ту сторону, где скрылся чужак.

Через пару минут осторожных перебежек они услышали приближающиеся шаркающие шаги одного человека. Снова сунув бомбу Марии, Хемфилл отодвинул ее назад, заслонив собой. Оба затаились в темной нише.

Шаги близились с беззаботной стремительностью, и вдруг впереди промелькнул неясный силуэт. Взлохмаченная голова появилась в поле зрения так неожиданно, что закованный в металл кулак Хемфилла едва не промахнулся, скользнув по затылку чужака. Тот вскрикнул, оступился и упал.

Присев на корточки, Хемфилл сунул лазерный пистолет чуть ли не под нос незнакомцу, облаченному в старинный скафандр, но без шлема:

– Только пикни, и я тебя убью. Где остальные?

Парень уставился на него ошеломленным взглядом. Да нет, даже хуже, чем ошеломленным. Лицо его казалось совершенно неживым, хотя он переводил настороженные глаза с Хемфилла на Марию и обратно, игнорируя пистолет.

– Это все тот же, – шепнула Мария.

– Где твои друзья? – настойчиво спросил Хемфилл.

Пощупав затылок, куда пришелся удар, незнакомец пробормотал совершенно бесстрастно, будто ни к кому не обращаясь:

– Повреждение.

Затем протянул руку к пистолету столь безмятежно и плавно, что едва не взялся за него.

Хемфилл отскочил на шаг, едва удержавшись от выстрела.

– Сядь, или я тебя убью! А теперь говори, кто ты такой и сколько здесь остальных.

Чужак спокойно сел. Его одутловатое лицо по-прежнему оставалось совершенно бесстрастным.

– Твоя речь не меняется по высоте от слова к слову, не так, как речь машины. Ты держишь смертоносный инструмент. Дай мне его, и я уничтожу тебя и… вот эту.

Похоже, этот человек – полоумный инвалид с промытыми мозгами, а не предатель всего рода человеческого. Как же им воспользоваться? Хемфилл попятился еще на шаг, опустив пистолет.

– Откуда ты? – обратилась к пленнику Мария. – С какой планеты?

Пустой взор в ответ.

– Ну, где твой дом? – не унималась она. – Где ты родился?

– Из родильной камеры. – Порой голос юноши срывался, как голос берсеркера, будто напуганный комик передразнивает машину.

– Конечно, из родильной камеры. – Хемфилл издал нервный смешок. – Откуда ж еще? А теперь спрашиваю в последний раз: где остальные?

– Не понимаю.

– Ладно уж, – вздохнул Хемфилл. – Где эта родильная камера?

Надо же начать хоть с чего-то.

Помещение смахивало на склад биологической лаборатории – скверно освещенный, заваленный оборудованием, опутанный трубами и кабелями. Вероятно, здесь ни разу не работал живой техник.

– Ты был рожден здесь? – осведомился Хемфилл.

– Да.

– Он чокнутый.

– Нет. Погодите. – Мария понизила голос до едва слышного шепота, будто вновь чего-то испугалась. Потом взяла юношу с недвижным лицом за руку. Он наклонил голову, чтобы поглядеть на соприкасающиеся ладони. – У тебя есть имя? – терпеливо, будто у заблудившегося ребенка, спросила Мария.

– Я Доброжил.

– По-моему, это безнадега, – встрял Хемфилл.

Девушка не обратила на него ни малейшего внимания.

– Доброжил? Меня зовут Мария. А это Хемфилл.

Никакой реакции.

– Где твои родители? Отец? Мать?

– Они тоже были доброжилы. Они помогали кораблю. Был бой, и зложити убили их. Но они отдали клетки своих тел кораблю, и он сделал из этих клеток меня. Теперь я единственный доброжил.

– Боже милостивый! – выдохнул Хемфилл.

Молчаливое, благоговейное внимание тронуло Доброжила, хотя это оказалось не под силу ни угрозам, ни мольбам. Лицо его исказилось, сложившись в неловкую гримасу, и юноша уставился в угол. Затем, чуть ли не впервые, по собственному почину вступил в диалог:

– Я знаю, что они были, как вы. Мужчина и женщина.

Если бы ненависть могла жечь, как пламя, Хемфилл испепелил бы все кубические мили смертоносной машины до последнего фута; он озирался во все стороны, заглядывал во все углы.

– Чертовы железяки! – Голос у него сорвался, как у берсеркера. – Что они сделали со мной? С тобой? Со всеми?

План сложился у него в момент, когда ненависть достигла наивысшего накала. Стремительно подойдя, он положил ладонь Доброжилу на плечо.

– Послушай-ка меня. Тебе известно, что такое радиоактивный изотоп?

– Да.

– Где-то тут должно быть такое место, где… ну, машина решает, что делать дальше… к какой тактике прибегнуть. Место, где хранится глыба какого-то изотопа с большим периодом полураспада. Наверно, где-то в центре корабля. Ты не знаешь такого места?

– Да, я знаю, где стратегическое ядро.

– Стратегическое ядро? – Надежда поднялась на новую, прочную ступень. – Мы можем туда пробраться?

– Но вы же зложити! – Доброжил неуклюже оттолкнул руку Хемфилла. – Вы хотите повредить корабль, вы уже повредили меня. Вы должны быть уничтожены.

– Доброжил… – перехватила инициативу Мария. – Мы, этот человек и я, вовсе не злы. На самом деле зложити – те, кто построил этот корабль. Кто-то ведь строил его, понимаешь ли, какие-то живые существа построили его давным-давно. Вот они – настоящая зложить.

– Зложить. – Он то ли согласился с Марией, то ли бросил ей в лицо укор.

– Ты разве не хочешь жить, Доброжил? Мы с Хемфиллом хотим жить. Мы хотим помочь тебе, потому что ты живой, как и мы. Неужели ты не хочешь помочь нам?

Юноша несколько секунд хранил молчание, созерцая переборку. Затем обернулся лицом к двум другим и сказал:

– Все живое думает, что оно существует, но его нет. Есть только частицы, энергия и пространство, и еще законы машин.

– Доброжил, послушай меня, – не сдавалась Мария. – Один мудрец некогда сказал: «Я мыслю – следовательно, существую».

– Мудрец? – переспросил тот своим ломким голосом. Потом уселся на палубу, охватив колени руками, и принялся раскачиваться вперед-назад. Быть может, в раздумье.

Хемфилл увлек Марию в сторонку.

– Знаете, у нас появился проблеск надежды. Тут масса воздуха, есть вода и пища. За этой железякой наверняка следуют боевые корабли, иначе и быть не может. Если мы отыщем способ вывести берсеркера из строя, то сможем переждать, и через месяц-другой нас отсюда снимут, а то и раньше.

Мгновение она лишь молча разглядывала его.

– Хемфилл… что эти машины сделали вам?

– Моя жена… мои дети… – Собственный тон показался ему безразличным. – Были на Паскало. Три года назад. Был этот берсеркер или ему подобный.

Мария взяла его за руку, как недавно Доброжила. Оба посмотрели вниз, на свои сплетенные пальцы, потом подняли глаза, мельком улыбнувшись над синхронностью своих действий.

– Где бомба? – вдруг подумал вслух Хемфилл, стремительно оборачиваясь.

Та преспокойно лежала в темном углу. Снова завладев ею, Хемфилл широкими шагами устремился к продолжавшему раскачиваться Доброжилу.

– Ну, ты за нас? За нас или за тех, кто построил корабль?

Встав, Доброжил посмотрел на Хемфилла в упор:

– Построить корабль их вдохновили законы физики, управлявшие их мозгами. Теперь корабль хранит их образы. Он хранит моих отца и мать, он сохранит и меня.

– Какие еще образы? Где они?

– Образы в театре.

Пожалуй, это лучший способ склонить его к сотрудничеству, завоевать доверие, а заодно узнать кое-что о нем самом и о корабле, решил Хемфилл. Потом – прямиком к стратегическому ядру. Он придал голосу дружелюбные интонации:

– А не проводишь ли ты нас в театр, Доброжил?

Они оказались в самом большом из попадавшихся до сих пор помещений заполненной воздухом зоны – с сотнями сидений, вполне подходящих по форме и уроженцам Земли, хотя наверняка были изготовлены для каких-то иных существ. Тщательно меблированный театр был хорошо освещен. Едва за пришедшими закрылась дверь, как на сцене проявились сидящие рядами изображения разумных существ.

Сцена обратилась в окно, открытое в огромный зал. Перед аудиторией за кафедрой стояло одно из существ – изящное, тонкокостное, сложением напоминающее человека, за одним только исключением: единственный глаз с ярким зрачком, бегающим туда-сюда, будто ртуть, растянулся на все лицо.

Речь представляла собой шквал тонких пощелкиваний и улюлюканий. Большинство сидящих было облачено в какую-то форму. Как только оратор смолк, аудитория в унисон завыла.

– Что он говорит? – шепотом поинтересовалась Мария.

– Корабль сказал мне, что утратил смысл звуков, – обернулся к ней Доброжил.

– А можно, мы взглянем на образы твоих родителей, Доброжил?

Хемфилл, следивший за сценой, хотел было запротестовать, но сообразил, что девушка права. В данный момент вид родителей парня может поведать куда больше.

Доброжил что-то переключил.

Хемфилла поразило, что родители юноши запечатлены только в виде плоских проекционных картин. Сначала на фоне однотонной стены возник мужчина в комбинезоне астронавта – голубоглазый, с аккуратной бородкой, с приятным выражением лица.

Затем появилась женщина, глядевшая прямо в объектив, держа перед собой какую-то ткань, чтобы прикрыть наготу, – широколицая, с заплетенными в косы рыжими волосами. Хемфилл не успел разглядеть ничего толком, когда на сцене вновь объявился инопланетный оратор, заулюлюкавший еще быстрее, чем прежде.

– И это все? – обернулся Хемфилл. – Все, что тебе известно о родителях?

– Да. Зложити убили их. Теперь они стали образами и больше не мыслят, что существуют.

Существо на трибуне заговорило более менторским тоном. Рядом с ним одна за другой появлялись отмеченные на трехмерной карте позиции звезд и планет, а оратор то и дело указывал на них. Он мог похвастаться множеством звезд и планет; Мария почему-то догадывалась, что он хвастается.

Хемфилл тем временем шаг за шагом приближался к сцене, все более сосредоточенно впиваясь в оратора взглядом. Марии не понравилось, как отблески изображений играют на его лице.

Доброжил тоже пристально следил за сценической мистерией, хотя, наверное, видел ее уже тысячи раз. Неведомо, какие мысли проносились в голове этого человека с бессмысленным лицом, никогда не видевшего иного человеческого лица, которое могло бы послужить ему образцом. Повинуясь порыву, Мария снова сжала его запястье.

– Доброжил, мы с Хемфиллом живые, как и ты. Так не поможешь ли ты нам остаться в живых? Тогда в будущем мы всегда будем тебе помогать. – У нее перед глазами вдруг встала картина: Доброжила спасают, увозят на планету, а он ежится в кругу таращившихся на него зложитей.

– Добрый. Злой. – Он протянул ладонь, чтобы взять ее за руку; рукавицы скафандра он уже снял. Тело его покачивалось, будто девушка и притягивала, и отталкивала его одновременно. А ей хотелось выть и причитать над ним, голыми руками разнести в клочья бездумно целеустремленную металлическую гору, сделавшую его таким.

– Они у нас в руках! – изрек ликующий Хемфилл, возвращаясь от сцены, где записанная тирада неумолимо продолжалась. – Разве вы не поняли? Он показывает полный каталог – все, что им принадлежит, от звезд до астероидов. Это победный спич. Изучив карты, мы сможем отыскать их, выследить их и добраться до них!

– Хемфилл, – остудила его пыл Мария, желая вернуть к более насущным проблемам, – сколько веков этим картам? Какой район Галактики они отображают? А может, и вовсе какой-то другой Галактики? Разве дано нам это узнать?

Хемфилл подрастерял часть своего энтузиазма.

– Ну, как бы то ни было, это дает шанс выследить их; эту информацию мы должны сберечь. Он должен отвести меня к так называемому стратегическому ядру, – Хемфилл указал на Доброжила, – затем можно будет просто сидеть сложа руки и ждать боевые корабли или, скажем, покинуть эту чертову железяку на катере.

– Да, но он в замешательстве. – Мария погладила Доброжила по руке, словно утешая ребенка. – Разве может быть иначе?

– Конечно. – Хемфилл помолчал, оценивая ситуацию. – Вы с ним управляетесь куда лучше, чем я. – Потом, не дождавшись ответа, продолжал: – Вообще-то вы женщина, а он с виду здоровый молодой мужчина. Утешайте его, если хотите, но вы обязаны каким-то образом убедить его помочь мне. От этого зависит все. – Он снова обернулся к сцене, не в силах оторваться от карт. – Прогуляйтесь немного, потолкуйте с ним, но далеко не забредайте.

А что еще остается? Мария повела Доброжила прочь из театра под неумолчное щелканье и улюлюканье покойника на сцене, каталогизирующего тысячи своих солнц.

Слишком уж много всего произошло, слишком уж много всего продолжало происходить, и пребывание рядом со зложитью вдруг стало для него совершенно непереносимо. Доброжил внезапно отпрянул от женщины, ринулся бежать прочь по коридорам, туда, где прятался от возникавших ниоткуда диковинных страхов, когда был маленьким, – в помещение, где корабль всегда мог видеть и слышать его и готов был поговорить с ним.