Текст книги "Душа мира. Притчи о любви и мудрости"

Фредерик Ленуар
Душа мира
Притчи о любви и мудрости

Самый прекрасный и самый глубокий опыт, доступный человеку, есть прикосновение к тайне.

Альберт Эйнштейн

Frédéric Lenoir

L’Âme du monde

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Éditions NiL, Paris, 2012

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

© Мищенко Д. М., перевод, 2024

© Буваева Б., иллюстрации, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

* * *

Часть первая
У подножия белой горы

1
В путь

Эти странные события разворачивались в течение всего нескольких часов.

Старый раввин Соломон сидел на кухне, когда вдруг услышал голос, приказавший ему: «Ступай в Туланку». Он позвал свою жену Рахиль, но та ничего не слышала. Тогда он решил, что ему это почудилось, но голос раздался снова: «Ступай в Туланку, немедленно». Тогда он подумал, что с ним, быть может, говорит Бог. Почему с ним? У рабби Шломо, как его называли, было прекрасное чувство юмора, и он, принадлежа либеральному течению в иудаизме, всегда был открыт всему новому. Сорок лет назад он уехал из Нью-Йорка вместе с женой и четырьмя детьми, чтобы поселиться в Иерусалиме. Он страстно изучал и проповедовал каббалу, мистическое течение в иудаизме, горстке еврейских и нееврейских студентов.

Он попросил Вениамина, своего внука, посмотреть в Интернете, где же находится Туланка. «Это буддийский монастырь в Тибете», – ответил парень. Каббалист застыл на месте от удивления. «Почему Всевышний хочет отправить меня в Тибет в восемьдесят два года?»

Анся всё никак не могла заснуть. Тогда, выйдя из своей юрты, девушка стала любоваться звёздным небом. Эта пастушка-кочевница любила бесконечное пространство небес, как и простор монгольских степей, в которых она жила почти всю жизнь. Вдохнув чистый воздух, она вернулась в юрту, которую делила со своей тётей – шаманкой, которая умела разговаривать с духами. Несколько лет назад старая женщина обнаружила такой дар и у своей племянницы и тогда занялась её обучением. Почти каждый день приходили к ним за помощью люди. Анся была невероятно красива, а мужа у неё всё ещё не было, поэтому некоторые мужчины выдумывали всякие небылицы про свои боли, чтобы просто увидеть её. Тогда она убегала из юрты, чтобы позаботиться о животных, оставляя раздосадованных мужчин наедине со своей старой полуслепой тётей. Борясь с настоящими болезнями, она била в барабан и призывала духов, чтобы освободить тело и душу. Стоило ей начать танцевать, как она впадала в транс.

В тот день она чувствовала себя истощённой после странного видения. Пока Анся ухаживала за одной молодой матерью, ей явился сияющий дух, который безмолвно дал ей знак о том, что ей следует пуститься в путь. Не сумев постичь смысл этого послания, Анся поведала о нём тёте – та не проронила ни слова. Но когда девушка среди ночи вернулась в юрту, тётя, сидя на кровати, сказала: «Я видела во сне то место, куда ты должна явиться. Это тибетский монастырь на границе Китая с Индией. Отправляйся на рассвете».

В нескольких тысячах километров отец Педро тоже увидел сон. Этот католический священник, который был родом из Сальвадора-де-Байя, что в Бразилии, жил в американском штате Орегон уже больше двадцати пяти лет. Он оставил свой траппистский монастырь и ушёл в лес, где надеялся в уединении и в непрерывной молитве смиренно дожить до конца своих дней. И вот во сне увидел он маленькую девочку, которая приказывала ему без промедления отправиться в этот тибетский монастырь на другом конце света. Его бразильское сердце верило в правдивость снов и в то, что в жизни бывают хотя бы маленькие чудеса. Заинтригованный, он покинул свою хижину и отправился в Китай.

Ма Ананда, индусский мистик, жила на севере Индии и стояла во главе небольшого ашрама. Никто не знал, сколько лет этой кругловатой женщине, которую с самого детства считали «дживанмукта»[1]1
  Дживанмýкта (от санскр. джива и мукти, букв. «вживе освободившийся») – термин в индуизме, которым в философской школе адвайты называют святого человека, достигшего стадии самоосознания (нирвикальпа-самадхи) и полностью, до физической смерти, освободившегося от желаний и кармы. – Прим. пер.


[Закрыть] и великой святой. С самого детства она постоянно учила кого-то, хотя сама никогда не училась. Ранним утром она отправилась в путь, даже не заглянув к своим ученикам, отчего те огорчились, ведь никому она не сказала, куда и надолго ли она ушла.

А вот учитель Конг объяснил жене, что с ним происходило. Старый китайский мудрец жил со своей семьёй недалеко от Шанхая. Конг был главой маленького даосского монастыря, жил он, довольствуясь малым, и бóльшую часть дня сидел на полу, подложив под себя подушечку, и передавал знание об основах китайской мудрости горстке учеников, среди которых были и те, кто приехал с Запада. На склоне лет – никто точно не знал почему – он вдруг открыл в себе пристрастие к технологиям. У него был ноутбук, спутниковый телефон, а на шестьдесят пять лет ученики подарили ему GPS-навигатор последней модели, которым он пользовался пару раз в неделю, чтобы добраться до соседней деревни, хоть он и знал дорогу туда наизусть. Однажды утром, включив свой навигатор, он с изумлением обнаружил на экране какую-то надпись – это были широта и долгота. Сгорая от любопытства, он проверил координаты и нашёл какое-то место в Тибете. Убедившись, что никто не пользовался навигатором без его ведома, он обратился к «Книге Перемен». Книга предсказаний дала ему такой ответ: «Стоит отправиться в путь». И тогда он без всяких колебаний поцеловал жену, детей, внуков и пошёл по дороге в Тибет.

Более утомительным было путешествие шейха Юсуфа, основателя маленького суфийского братства в Нигерии. Этот великан остолбенел, когда увидел, как на первой странице книги, которую он читал, вдруг вспыхнули буквы «Т», «У», «Л», «А», «Н», «К» и «А». В ту же секунду ветер перелистнул страницы его Корана, открыв суру «Паломничество». Шейху Юсуфу было грустно покидать семью, потому что его жена только родила их пятого ребёнка – Лейлу. Однако сила, которая заставляла его устремиться в путь, была слишком велика. Он не знал, какой дорогой идти, а потому пошёл навстречу судьбе, которая давала ему разные знаки.

Больше всех сомневалась Габриелль, философ из Голландии. Она была не только преподавателем древнегреческой философии в Амстердамском университете, но и ревностным учеником мудрецов-стоиков и Спинозы, самого известного жителя Амстердама. По убеждению этой женщины, которой было около сорока лет, мудрость имела не религиозное начало, а представляла собой тонкое соединение разума и интуиции и должна была прежде всего помогать жить. Кроме того, уже несколько лет она была членом женской масонской ложи, где с упоением предавалась изучению символики. Габриелль не удавалось заснуть, поэтому она посреди ночи встала, включила телевизор и наткнулась на передачу, посвящённую тибетскому буддизму. Когда был упомянут монастырь Туланки, её вдруг с головы до ног пробрала дрожь. Почему-то у неё возникла навязчивая мысль: бросить всё в один момент, чтобы уехать в этот монастырь. Габриелль выпила снотворное и попыталась забыть об этом наваждении. Но когда на следующий день она встретила на улице женщину, которая кричала своей собаке: «Туланка! К ноге!», последние её сомнения рассеялись. Она взяла телефон и позвонила бывшему мужу, чтобы тот приглядел несколько недель за их дочерью Натиной. Тот отказался, так как собирался лететь за границу на какой-то конгресс. Тогда девочка, услышав этот телефонный разговор, стала умолять маму взять её с собой в Тибет. В школе как раз начинались летние каникулы, так что впереди было больше шести недель свободы.

Натина, которой скоро должно было исполниться четырнадцать лет, была не только своевольным, но и очень любопытным подростком, – дальние путешествия были её мечтой. Поначалу Габриелль сомневалась и пыталась найти какое-то другое решение. Но раз за разом возможный выход из положения почему-то ускользал. Тогда Габриелль сделала вывод, что такова, видимо, воля судьбы. Натина бросилась матери на шею: «Правда? Мы едем в Тибет?»

2
Монастырь

До монастыря Туланки, который стоял на скалистом отроге на высоте примерно четырёх тысяч метров над уровнем моря, прислонившись к горе, целиком покрытой снегом, было невозможно добраться на машине. Километрах в пятнадцати оттуда располагался небольшой посёлок. Там, прямо напротив автовокзала, находилась одна-единственная гостиница. Не прошло и недели после всех этих событий, как именно там очутились рабби Шломо, шаманка Анся, отец Педро, Ма Ананда, учитель Конг, шейх Юсуф, Габриелль и её дочь Натина.

Других иностранцев в гостинице не было, поэтому они тут же перезнакомились между собой. Понять друг друга им помог английский язык. Новость о том, что каждый из них был таинственным образом призван сюда, разожгла их любопытство.

Что они здесь делали? Никто не мог дать ответа. С ними весьма странно «связались», а ещё все они были представителями и носителями главных философских и духовных традиций человечества – всё это будто бы указывало на то, что судьба собрала их вместе по какой-то очень конкретной причине. Но какой?

И вот тогда к ним явился один старый тибетский лама из Туланки. С ламой Дордже пришли, ведя за собой лошадей, два монаха помоложе. Лама с серьёзным видом выслушал их истории и предложил погрузить их багаж на лошадей, чтобы отправиться в монастырь.

«Мы с радостью последуем за вами, друг мой, но скажите нам хотя бы, почему нас собрали здесь?» – спросил рабби Шломо, на которого одобрительно посмотрели все остальные.

Старый лама едва заметно улыбнулся:

«Три дня назад мне самому был сон о том, что я должен пойти в деревню и найти семерых иноземных мудрецов – четырёх мужчин и трёх женщин – да ещё и светловолосую девочку, чтобы всех их отвести в монастырь. Почему? Я знаю не больше, чем вы!»

3
Танзен

Мудрецы, многие из которых были уже в преклонном возрасте и потому быстро уставали, шли в Туланку три дня и две ночи. Когда было особенно тяжело идти по крутой тропе, путники старались подсобить друг другу. Вечером третьего дня они наконец увидели монастырь. Пейзаж был настолько красив, что они позабыли и об усталости после долгой дороги, и о горной болезни, которая некоторым из них уже давала о себе знать. Здесь около двадцати тибетских монахов жили под управлением двенадцатилетнего ламы: Танзена Пемы Ринпоче[2]2
  Ринпочé (также Римпоче) – буквально означает «драгоценный», уважительный титул для именования высших лам и перерожденцев в тибетском буддизме и в религии Бон. – Прим. пер.


[Закрыть].

Согласно тибетской традиции, он, будучи ещё ребёнком, был признан реинкарнацией великого духовного учителя – ламы Токдена Ринпоче, последнего главы этого монастыря. Ламу Дордже, самого близкого ученика ламы Токдена, назначили опекуном его новой реинкарнации.

Умирая, лама Токден попросил, чтобы его наследника воспитали, опираясь и на традиции Тибета, и на традиции Запада. Затем он, говоря загадками, указал место своего следующего перерождения. Спустя три года после его кончины лама Дордже, следуя этим указаниям, нашёл реинкарнацию своего учителя. Глубокой зимой под окном лачуги, где только что родился ребёнок, выросли цветы, что поразило его родителей, простых крестьян. Когда лама Дордже в первый раз появился в их доме, малышу было два года. Лама облачился в одежды обыкновенного слуги, а другой монах стал играть роль ламы. Однако ребёнок почти не обратил внимания на монахов, а подошёл к старому ламе, переодетому в слугу, и, улыбаясь, сказал ему: «Лама Туланка, лама Туланка». Затем схватил чётки у него на шее, которые раньше принадлежали бывшему главе монастыря, и громко завопил: «Моё, моё!» Тогда Лама Дордже заплакал от радости и отвёл ребёнка вместе с его семьёй в монастырь. У мальчика осталось имя Танзен, но к нему прибавилось ещё имя «Пема» и титул Ринпоче, что означает «драгоценный». Спустя несколько недель родители покинули монастырь, оставив сына на попечении монахов. Те попросили приехать из Канады одного ламу, чтобы тот учил Танзена английскому языку и основам западной культуры. Юношу не посвятили в монахи – он лишь дал обеты как простой мирянин. Достигнув возраста совершеннолетия, он должен был сделать выбор между жизнью в мире и жизнью в монастыре, а пока что просто жил вместе с монахами и был одет, как и они, в одежду красного и жёлтого цветов.

В первый же вечер все собрались на террасе монастыря перед мальчиком. Танзен взял слово, и та рассудительность, с которой он говорил, поразила гостей:

– Я вижу, что карма указала загадочный путь, ведущий сюда, восьми мудрецам – представителям самых главных духовных течений: здесь я вижу шаманку, философа из Европы, индусского мистика, учителя-даосиста из Китая, раввина-каббалиста из Израиля, христианского монаха, мусульманского учителя-суфия и, конечно, буддийского монаха в лице ламы Дордже. – Юноша сделал паузу и взглянул на Натину, которая не сводила с него своих ярко-голубых глаз. – Какое счастье, что и белокурая девочка с лазурным взглядом прибыла вместе с вами. Должно быть, несмотря на её юный возраст, в ней тоже заключена глубокая мудрость.

Нежное лицо Натины залилось краской. Танзен едва заметно улыбнулся и продолжил:

– Все вы прибыли сюда по доброй воле, откликнувшись на зов, который услышали ваши сердца, но не зная истинной причины этого странствия, которое перевернуло вашу жизнь. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы ваше пребывание здесь, в нашем уединённом и бедном монастыре, было приятным.

После некоторой паузы взял слово отец Педро:

– Мы благодарны вам за тёплый приём, лама Танзен. И нам, конечно, не доставит неудобств скромность обычаев этого места, совсем наоборот. Но все мы хотим узнать лишь одно: зачем мы здесь и надолго ли?

Среди мудрецов пробежал одобрительный шёпот.

– Я знаю об этом не больше, чем лама Дордже. Мне самому не снился никакой сон, и я не слышал никакого голоса.

– Тревожиться не стоит, – тихо проговорила шаманка Анся, – та сила, которая привела нас сюда, подскажет, что мы должны здесь делать.

– Конечно, – согласилась Ма Ананда, – будем и впредь ведомыми – тогда и увидим.

– Если это закончится не скоро, я бы хотел иметь возможность получать вести от моей семьи, – заявил шейх Юсуф, – есть ли тут связь с внешним миром?

– Нет, к сожалению! – ответил лама Дордже. – У нас нет ни телефона, ни Интернета. Здесь, в монастыре, мы живём в совершенном уединении и никогда ни в чём подобном не нуждались. Надеюсь, вы предупредили близких, что ваше отсутствие может затянуться…

– Конечно, – ответила теперь Габриелль, – но те из нас, у кого есть семья, не хотели бы задержаться тут надолго.

– Не беспокойтесь! – воскликнул учитель Конг, радостно улыбаясь. – Я ни за что и с места бы не сдвинулся без моего спутникового телефона и ноутбука…

Габриелль изумлённо посмотрела на старика, который, казалось, прибыл из другого столетия. А затем громко и заразительно расхохоталась.

– Ну, раз проблема связи с внешним миром решена, я предлагаю вам пойти отведать нашей знаменитой муки из обжаренных зёрен ячменя – цампы, – обрадованно проговорил Танзен.

Все с радостью согласились. Никто не мог ещё себе представить, что должно было случиться.

4
Источник, слон и гора

Первые дни жизни в монастыре были полны радости. Восемь мудрецов с удовольствием общались, лучше узнавая друг друга. Каждый из них был большим знатоком своей собственной традиции, но ни у кого в действительности не было времени, чтобы узнать больше о других духовных течениях, которые существовали в мире. Поэтому они удивились, узнав, что, помимо заметных теоретических расхождений, было и много общего в том, как была устроена их духовная жизнь.

– Наш духовный опыт очень похож, даже если и различен язык наших традиций, с помощью которого передаётся этот опыт, – заметила Ма Ананда, когда они все вместе ужинали на террасе монастыря.

– Да, – весело ответил отец Педро, – мне кажется, что все духовные искатели, какие есть в мире, пьют из одного источника: источника жизни и любви. Каждый день через наши размышления и молитвы мы пытаемся, открыв сердце и разум, испить этой влаги вечной мудрости. И та глубокая радость, которую мы ощущаем, чаще всего погружает нас в безмолвие и созерцание.

Рабби Шломо продолжил, лукаво улыбнувшись:

– И этим мы так отличаемся от большинства хранителей догм всех религий мира. Ведь они столь далеки от этого источника, но при этом без конца пререкаются, чтобы узнать, какова же вода, которую они никогда не пробовали: тёплая или холодная, солёная или сладкая, газированная или пресная, минеральная или известковая!

За столом раздался взрыв хохота.

– Вы знаете притчу о слоне? – спросил шейх Юсуф у остальных гостей.

Ма Ананда и лама Дордже кивнули, заговорщически улыбаясь.

– А мы – нет! – воскликнул учитель Конг.

– Вот она. Однажды король собрал слепых от рождения людей и спросил у них: «Знаете ли вы что-то о слонах?» Они ответили: «О, великий король, мы ничего о них не знаем, мы не знаем, о чём идёт речь».

Тогда король задал другой вопрос: «Хотите ли вы узнать, какой они формы?» Слепые хором ответили: «Хотим узнать». Тут же король приказал слугам привести слона и попросил слепых потрогать животное. Некоторые из них прикоснулись к хоботу, и король сказал им: «Это и есть слон». Другие ухватились за ухо или за бивни, или за голову, или за бок, или за бедро, или за хвост. И всем сказал король: «Это и есть слон». Затем король спросил у слепых: «Какой он, слон?» Слепой, который прикоснулся к хоботу, сказал: «Слон похож на толстую лиану». Тот, кто прикоснулся к уху, сказал: «Слон похож на банановый лист». Тот, кто прикоснулся к бивню, сказал: «Слон похож на пест». Тот, кто прикоснулся к голове, сказал: «Слон похож на котёл». Тот, кто прикоснулся к боку, сказал: «Слон похож на стену». Тот, кто прикоснулся к бедру, сказал: «Слон похож на дерево». Тот, кто прикоснулся к хвосту, сказал: «Слон похож на верёвку». Тут посыпались взаимные обвинения в неправоте и разгорелся ожесточённый спор. Король не смог удержаться от смеха, а затем произнёс такие слова: «Тело у слона одно, различно восприятие частей его тела – отсюда и ваши заблуждения». Так и у сторонников разных религиозных доктрин, – заключил суфий. – Каждый говорит о Боге, о божественном или об Абсолюте, в зависимости от его собственного ограниченного восприятия Бога, божественного или Абсолюта. И никакая религия не может настаивать на том, что ей доступна Истина во всей своей полноте. Истина словно раскололась на куски, обнаруживаясь то тут, то там – в разных уголках мира.

– Именно это и утверждает каббалистическая традиция, в которой есть теория Цимцум, – отозвался рабби Шломо. – Пока мир ещё не родился, Бог заполнял всё пространство. А когда Всевышний создал мир, он постепенно унёс свой свет, чтобы его творения учились воспринимать мир самостоятельно. В каком-то смысле Цимцум есть сокрытие божественного Света. С тех пор каждому миру, каждой традиции, каждому индивиду этот Свет доступен настолько, насколько позволяют их способности и средства. Таким образом божественный Свет постепенно открывается всем существам во всех мирах. И никто не может утверждать: «Я владею Откровением во всей его полноте». Напротив, каждый из нас нуждается в других, чтобы глубже постичь открытие божественного Света.

– Да, – подхватила Ма Ананда, – универсальная Истина в каждой религии понимается по-своему, каким-то неповторимым и особенным образом.

Она подняла глаза, взглянув на горные вершины вокруг.

– Они подобны горам. Каждая религия – это вершина, на которую можно взойти. Но к чему их сравнивать? Каждая вершина прекрасна, а каждый путь полон открытий. Ступив на любую из троп, встретишь препятствия, которые придётся преодолеть, но увидишь также и прекрасные пейзажи. Важно не взобраться на эту, ту или другую гору, а проделать путь. Внимательно и упорно: пусть бдительным будет ум, пусть открытой будет душа. Нас меняет не название той вершины, на которую мы взобрались, а та любовь, с помощью которой мы проложили себе дорогу. Мир прекрасен благодаря разнообразию пейзажей. Духовная жизнь прекрасна благодаря многообразию путей.

5
Любовные волнения

Прошло несколько дней. Познакомившись и побеседовав друг с другом, мудрецы ощутили необходимость побыть в уединении, чтобы помолиться или помедитировать. В монастыре царила атмосфера безмолвия и сосредоточенности, прерываемая звоном колоколов, зовущих на службу, или смехом юных послушников.

Танзен и Натина тоже сумели лучше узнать друг друга. Хотя мальчик и был на восемнадцать месяцев младше девочки, они были одного роста, а чернота его глаз и кудрей резко выделялась на фоне Натины, весь облик которой излучал свет. Она была покорена глубиной духовных знаний юного ламы, а тот, в свою очередь, был очарован разносторонностью этой девочки с Запада, которая так хорошо умела пользоваться Интернетом. На третий день Натина попросила ламу показать ей окрестности монастыря. С тех пор у них появился обычай отправляться после завтрака на многочасовую прогулку. Они спускались cо скалы на плато и гуляли там среди ячменных полей.

Однажды девочка-голландка взяла юного тибетца за руку и, громко хохоча, бросилась бежать вместе с ним. Танзен был крайне взволнован. Впервые с самого раннего детства он прикоснулся к женской руке. Положив голову на грудь маленького ламы, чтобы перевести дух, Натина прошептала: «Как сильно бьётся твоё сердце!»

– Это потому, что мы долго бежали, – смущённо ответил Танзен.

Натина взяла руку мальчика и положила себе на грудь.

– Да нет, смотри, моё бьётся медленнее.

Этот жест, такой невинный, совершенно смутил Танзена. Он убрал руку и повёл подругу обратно к монастырю.

Всю дорогу он хранил молчание. Впервые в жизни он с трудом собирался с мыслями во время службы и ничего не ел за ужином. Вечером он постучал в дверь старого ламы Дордже и поведал ему о своём смятении. Тот, после недолгой паузы, расплылся в широкой улыбке: «Ты, должно быть, влюбился, мой мальчик!» Танзен опустил голову. «В этом нет ничего плохого, – продолжил лама, – но ты ещё достаточно юн, да и может, влюблённость несовместима с твоим предназначением? Ты поступил бы мудро, если бы стал немного реже видеться наедине с твоей подругой. К тому же это прекрасная возможность начать упражняться в практике трансформации эмоций через медитацию. Тогда ты научишься делать так, чтобы твоя любовь, это благородное чувство, не смущала бы и не отвлекала бы тебя, а служила бы опорой. Тогда любовь не тело твоё расстроит, а душу твою углубит».

Натина тоже рассказала о случившемся матери. Габриелль объяснила дочери, что ей следует быть более сдержанной по отношению к Танзену, который не привык к общению с девочками.

Больше подростки не сбегали вместе из монастыря. Но при этом почти каждый день говорили о множестве деталей своей повседневной жизни. Они без конца восторгались тем, что отличало их друг от друга. Сердце Танзена окрепло, а прежнее смятение уступило место глубокой привязанности к Натине. Это чувство было абсолютно взаимным, поэтому они поклялись писать друг другу как можно чаще после отъезда Натины. Но когда она покинет монастырь?

Некоторые мудрецы отправлялись на ежедневную службу вместе с монахами, другие предпочитали проводить свои собственные ритуалы в одиночестве. Все они собирались вместе за ужином, после чего наступало время общей безмолвной медитации.

«Мы не молимся вместе, но мы вместе – в молитве», – посчитал нужным уточнить отец Педро в самый первый вечер. Шли дни, и это время молитвы становилось всё более напряжённым, более долгим и более мучительным. Ожидание начинало тяготить многих мудрецов. Каждый из них резко оставил свою семью, своих друзей, своих учеников, свои планы, свои поиски… чтобы пойти туда, куда их вело это странное внутреннее наитие. Семнадцать дней прошло с тех пор, как они прибыли в монастырь.

Лишь одно событие из внешнего мира нарушило спокойствие этого места: паническое бегство диких животных. Однажды утром монахи услышали какой-то приглушённый грохот: все муфлоны в облаке пыли выбежали на плато без какой-либо видимой причины.

Кроме этого случая, ничего особенного не случилось, так что терпение мудрецов подвергалось суровому испытанию. Каждое утро за завтраком они молча смотрели друг на друга, выискивая во взглядах остальных отпечаток сна или ночного прозрения, которое могло бы пролить свет на неведомую причину их встречи. Но ничего не происходило. Сильнее всех тревожилась Габриелль, которая не могла допустить, чтобы её дочь пропустила начало учебного года. Поэтому именно она решила ускорить развитие событий.

Однажды вечером после общей медитации она объявила мудрецам, что собирается покинуть Туланку. Оправившись от потрясения, каждый из них заговорил: все были согласны с решением философа. Это ожидание не могло длиться вечно. Единогласно было принято решение уехать утром следующего дня.

Именно в эту ночь всё изменилось.