Текст книги "Анналы Хичи"

Если не считать одиночества и тревожных снов, Снизи нравилось в школе. На пляже очень приятно, когда привыкаешь к близости воды; спортивная машина соорудила специально для Снизи устройство, которое позволяло ему плавать, и вскоре он уже плавал лучше многих. Уроки проходили интересно. Остальные ученики, если и не были по-настоящему дружелюбны, то проявляли терпимость. А остров оказался прекрасен, он полон был удивительными и часто тревожащими вещами. Например, сразу над школой располагался луг. Там паслись большие рогатые травоядные. Снизи поискал их в базе данных и обнаружил, что они называются «крупным рогатым скотом». А когда узнал, для чего в основном выращивают скот, пришел в ужас. Все четыре года на Сторожевом Колесе Снизи предпочитал не думать, откуда черпают протеин его соученики. А теперь перед ним были мычащие и испражняющиеся источники всех бифштексов и гамбургеров. Отвратительно! Девяносто пять процентов пищи Снизи, как и у всякого нормального хичи, изготовлены из замороженных кометных газов – или любого другого подходящего источника четырех базовых элементов человеческого питания: углерода, водорода, кислорода и азота. Добавьте несколько микроэлементов, и CHON-пищу можно превратить во что угодно. И она очень дешева. Очень питательна и полезна, так как создана по всем рекомендациям диетологов. И не нужно убивать существо, способное ощущать боль.

Конечно, и в школе половина еды сделана из CHON. В мелком море вблизи соседнего острова Таити плавает Пищевая фабрика и стягивает из моря и воздуха основные материалы. Но дети, как и многие взрослые, как будто наслаждаются мыслью, что их «бифштексы с кровью» действительно берутся от живых существ – хотя, конечно, не от тех, кто пасется на лугу выше школы. У этих совсем другая, особая, цель.

Снизи не обсуждал этот вопрос с соучениками. И хорошо сделал, потому что выращивание скота на мясо (как он обнаружил бы) далеко не самое его отвратительное использование.

За второй месяц пребывания Снизи на острове Моореа произошли две хороших вещи.

Во-первых, прибыл кокон и был установлен в спальне Снизи, так что он смог забираться в мягкие уютные комки пены, натягивать на голову крышку и спать, как всякий уважающий себя хичи. Конечно, это вызвало немало смеха и разговоров в спальне, но Снизи терпеливо все их вынес. Сны, однако, не прекратились; но по сравнению со стерильной и недоброжелательной кроватью с ее одеялами и простынями, чем должны пользоваться несчастные человеческие дети, это огромное улучшение.

Во-вторых, директриса школы решила, что медицинская программа не приспособлена для заботы о ребенке хичи, и заказала новую, усовершенствованную. Новая программа приняла внешность красивого молодого хичи, с медного цвета кожей, с глубоко посаженными глазами. На гладком черепе пушок высотой в сантиметр. Сухожилия на плечах и шее программы радостно дергались, когда она здоровалась со Снизи. А Снизи с первой же встречи понравилась новая медицинская программа, и когда наступила очередь второй встречи, он ждал ее с нетерпением. В то же самое время должна была проходить осмотр Онико. Снизи помог ей пройти узким коридором, хотя теперь с помощью костылей она довольно уверенно передвигалась сама. Они поздоровались с машиной-сестрой.

К их удивлению, сестра пригласила их в одну и ту же комнату. Молодой хичи Снизи и женщина средних лет, программа Онико, сидели вместе за столом. Были приготовлены два стула для детей.

– Мы решили, что нам стоит поговорить с вами вместе, – сказала медицинская программа Онико – сказала на хичи! – потому что у вас много общего.

– У вас обоих одинаковые сны, – вмешалась машина хичи. – Вокруг вас вьются светящиеся насекомые и иногда даже жалят. Но никогда не причиняют боль.

– И это все продолжается и продолжается, – сказала машина-женщина.

– Верно, – согласился Снизи, глядя на Онико. Та кивнула.

– К тому же вы оба не очень интересуетесь спортом, – добавила женщина. – Относительно тебя, Онико, я это понимаю, потому что ты еще недостаточно сильна для напряжений. Но ты, Стернутейтор, у тебя отличная физическая форма. И вы оба не смотрите соревнования по ПВ, верно? Ни футбол, ни бейсбол, ни джай алай, вообще ничего.

– Мне они кажутся очень скучными, – согласился Снизи.

– Послушай себя, Стернутейтор, – сказала медицинская машина хичи. – Разве так говорит нормальный десятилетний мальчик?

– Мне он кажется нормальным, – фыркнула Онико. Женщина-машина кивнула.

– По твоим стандартам – да, – сказала она. – У вас обоих исключительно взрослые интересы. Мы проверили ваши приемники информации. Мы понимаем. Почему каждый из вас провел много часов, узнавая все, что можно, о Враге. Конечно, всякий может сделать это – Враг имеет для всех нас огромное значение! Но все же очень немногие из ваших соучеников этим интересуются. Но почему тебя так заинтересовали передачи быстрее скорости света, Онико?

Девочка удивилась.

– Просто мне это интересно. Разве не все ими интересуются?

– Не в такой степени. И почему тебя интересуют чуждые расы: лежебоки, квейнисы, свиньи вуду?

– Но они такие забавные, – оправдываясь, сказала Онико.

– Да, – согласился врач хичи, беря разговор в свои руки. – И должен сказать, что вообще все темы, которые интересуют тебя, Стернутейтор, одновременно интересны и очень важны. Расположение постов и складов хичи; история исследований хичи; принципы, помогающие проникать в черные дыры. Но видишь ли, Стернутейтор, даже обычное любопытство, вышедшее за разумные пределы, может стать… прошу прощения, – неожиданно сказал он, взглянув на женщину рядом с собой. И женщина тут же сказала, резко сменив тон:

– Дети, идет очень важное сообщение. Директор хочет, чтобы все ученики увидели его, поэтому мы временно прекращаем разговор, чтобы показать передачу.

Оба врача повернулись и взглянули на стену за собой. Стена засветилась, затянулась сверкающей дымкой, и показалось мужское – человеческое – лицо, с очень серьезным выражением, гораздо больше натурального размера. Появляясь, лицо продолжало говорить:

– А вот другая часть расшифрованного сообщения.

Лицо замолчало, прислушиваясь, и другой голос, бестелесный, заговорил быстро и механически. Он произнес:

– Общее число видов в Галактике, которые либо обладают технологией, либо обещают позже развить ее, одиннадцать. Только три из них овладели космическими полетами, и один из них использует только ограниченные физикой Эйнштейна системы двигателей. Еще две могут достигнуть космической стадии в последующие несколько столетий. Есть и другие существа, пользующиеся инструментами, на различных стадиях эволюции.

Голос стих, а лицо, озабоченно сузив глаза, сказало:

– Все послание, пропущенное с нормальной скоростью речи, длится больше девяти часов. Только некоторые части его пока расшифрованы и перезаписаны в нормальном времени. Для тех, кто только что начал слушать, Повторю, что все послание было отправлено единым импульсом за ноль целых восемьдесят семь десятитысячных секунды. Источник передачи пока не установлен. Известно только, что она велась с земной поверхности в направлении кугельблитца, по-видимому, через Токийский центр. Сейчас проходят проверку все линии, соединенные с Токийским центром. – Лицо помолчало, стальными глазами гладя на аудиторию.

– Конечно, запрещены любые передачи со скоростью больше света в сторону кугельблитца и Сторожевого Колеса. Наряду с другими чрезвычайными мерами, этот запрет был сделан Звездным Управлением Быстрого реагирования свыше десяти недель назад.

Снизи почувствовал движение рядом с собой. Оно вывело его из транса. Он оглянулся. Онико встала со стула и ковыляла к двери.

– Прошу прощения, – пробормотал Снизи и пошел за ней. За дверью Онико со слезами прислонилась к стене.

– В чем дело? – в тревоге спросил Снизи. – Конечно, это страшно, но, может, это техническая ошибка или розыгрыш или…

– О, Снизи, – плакала девочка. – Разве ты не понимаешь?

Он открыл рот, собираясь ответить, но она опередила его.

– Это послание, ты разве не понял, что это такое? Это часть моего дневника!

10. В ГЛУБИНАХ ВРЕМЕНИ

Кассата исполнял свой сонный медлительный тустеп с закрытыми глазами, маленькая восточная женщина положила ему голову на плечо. Невероятно! Она выглядела абсолютно нормальным человеческим существом, с человеческим здравым смыслом, и тем не менее на самом деле жалась к этому человеку! Я рявкнул:

– Кассата, что за дьявольщина происходит?

Он бросил на меня странный взгляд. Не знаю как еще описать его. Взгляд не виноватый и не высокомерный. Каким он был, не знаю – может, подойдет слово «обреченный». Конечно, он обречен. Вернувшись к своему плотскому прототипу, он будет уничтожен, но ведь он давно это знал и все-таки так не смотрел. Теперь он, казалось, ждет падения топора.

Он вежливо выпустил партнершу, поцеловал ее в лоб и повернулся ко мне.

– Вы хотите поговорить со мной, – сказал он.

– Черт возьми, я…

Он не дал мне закончить.

– Поговорить можно, – вздохнул он, – но не здесь. И не на вашем корабле. В каком-нибудь приятном месте. Где бы мне понравилось.

Я раскрыл рот, собираясь сказать ему, как я забочусь о том, чтобы ему понравилось, но Альберт опередил меня.

– Может быть, Рю де ла Па, генерал Кассата? Маленькое кафе на открытом воздухе на Левом Берегу?

– Что-нибудь такое подойдет, – согласился Кассата… и мы оказались там, сидели за металлическим столиком на солнечном бульваре под полосатым зонтиком, на котором рекламировался аперитив, а официантка в белом переднике принимала у нас заказ.

– Отличный выбор, Альберт, – одобрительно сказал Кассата, но мне это надоело.

– Прекратите нести вздор! – рявкнул я. – Почему вы прервали связь с Землей?

Кассата взял с подноса официантки кампари с содой и задумчиво принюхался.

– Не знаю, – ответил он и добавил: – Пока.

– Но вы знаете, почему конфисковали мой корабль?

– О да, Робин. Это был приказ.

– И приказ конфисковать корабль из ядра? – вмешалась Эсси, не дожидаясь своей очереди. С меня было довольно Кассаты. Он пожал плечами. Это все, в чем нуждалась Эсси. Она бросила на него убийственный взгляд, потом повернулась ко мне.

– Ты в это веришь? Даже Древние Предки хичи должны сначала докладывать ЗУБам! А потом уже ЗУБы решат, достаточно ли мы все взрослые, чтобы узнать полученные новые данные!

Кассата повторил:

– Приказ. – Потом внимательней взглянул на Эсси и примирительно добавил: – Это только формальность, миссис Броадхед.

– Глупая формальность! Робин! Посылай приказ в Институт: некультурные шуты не заслуживают сотрудничества.

– Эй, подождите минутку, – торопливо сказал он, стараясь казаться сговорчивым. – Это ведь только мера на случай чрезвычайного положения. Я уверен, что если позже вы и Робин захотите получить доступ к информации, не будет никаких затруднений – я имею в виду – настоящих затруднений. Но, конечно, предварительно вам придется пройти опрос в Звездном Управлении Быстрого реагирования.

– Не конечно! Никаких конечно! – Эсси повернулась ко мне, сверкая глазами. – Робин, скажи этому солдафону, что дело не в личных привилегиях для тебя и меня. Это информация, которая принадлежит всем!

Я сказал:

– Это информация, которая принадлежит всем.

Эсси не успокоилась на этом.

– Скажи ему, Робин! – рявкнула она так свирепо, что прохожие на Рю де ла Па с любопытством оглянулись на нее. Конечно, они не реальны, всего лишь часть окружения, но когда программа Эсси создает окружение, она делает это очень тщательно. Одну миниатюрную хорошенькую смуглую женщину мы словно зачаровали: больше, чем можно ожидать от детали декорации. Я посмотрел на нее внимательней: это была женщина, с которой танцевал Кассата; очевидно, Кассата оставил след из хлебных крошек, и она смогла проскользнуть в наше окружение.

Я решил повысить напряжение. И сказал ему:

– У вас нет выхода. Послушайте, Кассата, вопрос не о закрытых материалах, к которым может подобраться враг. Никаких врагов у нас нет, кроме самого Врага. Вы считаете, что Убийцы шпионят за нами?

– Нет, конечно, нет, – с несчастным видом ответил он, стараясь быть приветливым. – Но это приказ с самого верха.

– Самый верх – это мы!

Он пожал плечами с видом «я здесь только работаю».

– Конечно, вы, только… – Он помолчал, уловив взгляд молодой женщины с края толпы. Покачал ей головой; она улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй и нырнула в толпу.

– Простите, – сказал он. – Это моя знакомая; я ей сказал, что это частная встреча. Так что вы говорите?

Я рявкнул:

– Вы прекрасно помните, что я говорю! – И собрался продолжать, но выражение лица Кассаты неожиданно изменилось.

Он больше меня не слушал. Лицо его застыло. Глаза опустели. Он словно слушал кого-то неслышного всем остальным.

И действительно, слушал. Я узнал этот взгляд. Так выглядит записанный машиной, когда общается с кем-то на частной волне. И я даже догадывался, что он собирается сказать. Он нахмурился, встряхнулся, непонимающе огляделся и потом сказал это.

– О, дерьмо! – сказал генерал Хулио Кассата.

Я почувствовал, как рука Эсси скользнула в мою. Она тоже знала, что приближается что-то очень плохое.

– Говорите! – потребовал я.

Он глубоко вздохнул.

– Мне нужно вернуться в ЗУБы, – сказал он. – Подбросьте меня, пожалуйста.

На этот раз он меня удивил. Прежде всего я рефлекторно сказал:

– Что? – И только потом начал приводить себя в порядок. – Вы быстро меняете решения, Кассата! Сначала велите мне держаться подальше, потом конфискуете корабль…

– Забудьте об этом, – нетерпеливо сказал он. – Сейчас начинается новая игра. Мне нужно туда как можно быстрее, а у вас самый быстрый корабль. Подбросите меня?

– Ну… может быть, но… Но что…

Он сказал:

– Я получил сообщение. Прекращение связи не учебная тревога. Настоящая. Я думаю, у Врага есть база на Земле.

Для того, чтобы подбросить записанное машиной сознание, как генерал Кассата (или я сам, кстати), много места не требуется. Нужно только взять чип, веер, ленту или куб с записью, поместить его на корабль, и можно лететь. Кассата очень торопился. Еще спрашивая разрешение, он привел в действие машины, и как только машина открыла люк, мы забрались в него и отправились.

Полное время перемещения меньше трех минут.

Вполне достаточно времени.

Я не стал терять эти три минуты. Ожидая, пока машина перейдет из одного дока в другой, я нанес последний визит своей утраченной любви.

На это тоже не потребовалось много времени. Сейчас новость о перерыве связи достигла даже плотских людей, и эти каменные статуи перемещались к экранам ПВ, с которого программа новостей сообщала всему астероиду, что радиосвязь прервана.

Мой двойник с несчастным видом стоял в стороне от остальных. Я сразу увидел почему. Вот Клара, а вот ее… ее муж… и они еще крепче, чем всегда, держатся за руки.

Хотел бы я…

Больше всего я хотел (по крайней мере это было самое разумное желание) получше узнать Харбина Эскладара. Странно, что Клара вышла замуж за бывшего террориста. Странно, что она вообще вышла замуж за кого-то, а не за меня, подумал я…

А потом я подумал: «Робин, старый содомит, убирайся-ка ты отсюда». И я вернулся на «Истинную любовь» и привязался, и мы улетели.

– Робин! Смотри! – воскликнула Эсси, и я устремился в контрольную рубку, выполняя ее приказ. Кассата перед экраном выглядел угнетенно и походил на висельника, а Эсси свирепо указывала на что-то. – Военные корабли! – восклицала она. – Смотри, Робин! ЗУБы счастливы уничтожить весь мир!

Кассата сердито посмотрел на меня.

– Ваша жена сводит меня с ума, – сказал он. Я не смотрел на него. Я смотрел на экран. Прежде чем мы перешли на полет быстрее скорости света, наши экраны засекли спутник ЗУБов в ста тысячах километров от нас; даже с нашей далекой орбиты его почти закрывала выпуклость Земли, но я видел, что спутник не один. Вокруг него множество мошек.

Корабли. Эсси права. Военные корабли.

И тут же мы перешли на полет быстрее скорости света. Экран затуманился, и Кассата заявил:

– Они не собираются ни на кого нападать. Это всего лишь предосторожность.

– Предосторожность – отправить весь флот с оружием наготове, – насмехалась Эсси. – Из таких предосторожностей рождаются войны!

– Вы предпочли бы, чтобы мы ничего не делали? – спросил он. – Ну, все равно вы там скоро будете. И сможете пожаловаться прямо ему, если захотите. Я имею в виду…

Он замолчал и снова помрачнел. Конечно «он» – это он сам, плотский вариант.

Но он прав.

– Мы обязательно пожалуемся, – ответил я. – Начиная с того, почему это «сообщение» держалось в тайне от нас.

Альберт вежливо кашлянул.

– Это не так, Робин, – сказал он.

Кассата воинственно взревел:

– Видите! Вы спятили! Вся передача прошла импульсом, как и была получена вначале. Я уверен, Альберт записал ее.

Альберт виноватым тоном сказал:

– Это всего лишь краткое резюме сведений о хичи и людях, Робин. Нет ничего такого, чего нельзя было бы найти в «Британской энциклопедии» и других справочниках.

– Ха! – сказала Эсси, по-прежнему раздраженно, но смолкла. Немного подумала. Потом пожала плечами. – Вы, друзья, наливайте себе и прочее, – сказала она, вспомнив свои обязанности хозяйки. – А я собираюсь прослушать передачу сама.

Я собрался последовать за ней, потому что даже в худший день своей жизни Эсси предпочтительней общества Кассаты, но он остановил меня.

– Робин, – сказал он, – я не хотел говорить, пока она здесь…

Я удивленно посмотрел на него. Не мог поверить, что у нас с ним могло быть нечто такое, что мы хотели бы сохранить в тайне. Тогда он добавил:

– Это относительно парня, за которого вышла ваша старая подружка.

– О, – сказал я. Похоже, это не удовлетворило Кассату, поэтому я добавил: – Я с ним никогда не встречался, но его зовут Харбин Эскладар, мне кажется.

– Да, его зовут Эскладар, – свирепо согласился Кассата, – я его знаю. И ненавижу его грязные кишки!

Не стану отрицать, что он меня заинтересовал. Разговор о том, какой отвратительный человек муж Клары, конечно, меня интересует.

– Выпьем, – сказал я.

Он выглядел нерешительно, потом пожал плечами.

– Только по-быстрому, – сказал он. – Вы его не помните? А меня помните? Я хочу сказать – тридцать-сорок лет назад, когда мы впервые встретились? Я в то время был бригадиром?

– Конечно, помню, – сказал я, наливая выпивку.

Он взял то, что я ему предложил, не глядя.

– Вам не приходило в голову, почему мне потребовалось столько лет, чтобы продвинуться на две вшивые ступени?

Мне на самом деле не приходило. Я вообще почти не думал о Кассате и о том, чем он занимается, потому что даже еще во времена Высокого Пентагона, когда я был плотью, а вооруженным силам приходилось бороться только с террористами, Кассата всегда был дурной новостью. Мое мнение о Кассате тогда сводилось к тому, что он уродливая бородавка на лице человечества. С тех пор ничего не изменилось, но я вежливо сказал:

– Мне кажется, я не знаю, почему.

– Эскладар! Эскладар – вот почему! Он был моим адъютантом, и из-за него меня едва не уволили со службы! Сукин сын служил террористом и занимался этим после работы. Он был членом тайной группы генерала Берпа Хеймата в Высоком Пентагоне!

Немного погодя я снова сказал:

– О! – И на этот раз Кассата гневно кивнул, как будто я сказал все необходимое.

В каком-то смысле я так и сделал, потому что всякий, кто пережил дни несчастий и терроризма, не нуждается в обсуждении, что это такое. Такое не забывается. Больше двадцати лет на всей планете взрывались бомбы, планету насиловали, грабили и душили люди, ярость которых превышала здравый смысл. И они могли только одним способом выразить свое недовольство – убить кого-то. И не одного кого-то – сотни и тысячи были убиты тем или иным способом: отравившись ядовитой насыщенной вирусами водой, в рухнувших зданиях или взорванных городах. И не определенный кто-то – террористы обрушивались на всех без разбора, на виновных (конечно, на тех, кого они считали виновными) и невинных.

И хуже всего, что доверенные люди, высокопоставленные военные и даже главы правительств, оказывались членами террористических групп. В самом Высоком Пентагоне была раскрыта организация террористов.

– Но Эскладар разорвал это кольцо, – сказал я, вспоминая.

Кассата попытался засмеяться. Смех его напоминал рычание.

– Он предал своих, чтобы спасти собственную шкуру, – сказал он. Потом неохотно добавил: – Ну, может, не только чтобы спастись. Мне кажется, он был идеалистом. Но что касается меня, это не имеет значения. Он был моим адъютантом, и из-за него мое продвижение по службе затормозилось на двадцать лет.

Он прикончил выпивку. И, просветлев, сказал:

– Ну, я не хотел бы заставлять ее ждать… – Тут же спохватился, но было уже поздно.

– Кого ждать? – спросил я, и он сморщился от моего тона.

– Ну, Робин, – жалобно сказал он, – я не думал, что вы станете возражать, если, кроме меня… ну…

– Женщина, – сказал я, проявив поразительную догадливость. – У нас на борту заяц.

Он не выглядел раскаивающимся.

– Она, как и вы, всего лишь записанный мертвец, – заметил он. Такт и дипломатия никогда не были сильными сторонами Кассаты. – Я просто поместил ее запись вместе со своей. Много места она не занимает, ради Бога, а мне только нужно…

Он замолчал, не говоря, что ему нужно. Слишком горд, чтобы просить.

Но ему и не нужно этого.

– Как ее зовут? – спросил я.

– Алисия Ло. Та самая, с которой я танцевал.

– Ну, что ж, – сказал я, – если только на один перелет. Хорошо. Не оставляйте свою подружку одну.

Я не стал добавлять: «Держитесь от меня подальше». Мне этого и не нужно было делать. Именно так он себя и поведет, а на его месте я поступил бы точно так же.

Теперь оставалось только проделать бесконечный полет.

«Истинной любви» требуется всего двадцать три минуты, чтобы быстрее скорости света преодолеть расстояние от Сморщенной Скалы до ЗУБов. Это на самом деле очень медленно. В сущности полет даже не быстрее скорости света, потому что одиннадцать с половиной минут корабль ускоряется и одиннадцать с половиной минут тормозится (истинное время полета – всего лица, мгновение, ну, скажем, полтора мгновения). По плотским стандартам, двадцать три минуты – совсем немного.

Но ведь мы не в стандартном времени плоти. И как много миллисекунд содержит в себе одна-единственная минута!

К тому времени как мы отошли от астероида и Альберт устанавливал курс на спутник, я (метафорически) уже грыз свои метафорические ногти. Обычно «Истинная любовь» не выходит за пределы Солнечной системы и держится возле самой Земли, поэтому я нахожусь в постоянном контакте со своими многочисленными проектами на Земле. Они не дают мне скучать. Конечно, и это медлительно, но секунды, а не вечность! Однако не на этот раз. На этот раз радиосвязи не было. Я, конечно, мог посылать сообщения (хотя Кассата яростно возражал), но ответов все равно не получал.

С другой стороны, присутствие Эсси всегда вознаграждает… или почти всегда. Единственный случай, когда оно не вознаграждает, это когда я погрузился в раздражение, или беспокойство, или несчастье, а боюсь, что в тот момент именно так и было. Эсси организовала джохорское окружение, прекрасный дворец, выходящий на проливы и Сингапур, а я мрачно сидел, не обращая внимания на малайзийскую пищу, которую она заказала. Эсси бросила на меня свой «о-боже-он-опять-в-этом-глупом-настроении» взгляд.

– Тебя что-то тревожит, – сказала она.

Я пожал плечами.

– Значит, ты не голоден, – продолжила она, скатывая рисовый шарик, смазывая его чем-то черным – и с удовольствием положив в рот. Я сделал вид, что беру что-то с листа и жую.

– Робин, – сказала она, – у тебя два варианта. Поговори со мной. Или поговори с Альбертом-Зигфридом – с кем угодно, только поговори. Нет смысла мучить бедную старую голову в одиночестве.

– Наверно, ты права, – сказал я, потому что это правда. Я снова веду себя глупо.

Альберт отыскал меня на Сморщенной Скале, вернее, ее имитации, которую я создал, чтобы она соответствовала моему настроению. Я был на уровне Танго, где расположены посадочные доки кораблей, бродил и разглядывал места, откуда люди, которых я знал, улетали, чтобы никогда не вернуться.

– Вы, кажется, слегка угнетены, – виновато сказал Альберт. – Я решил посмотреть, нельзя ли нам чем-нибудь заняться.

– Нечем, – ответил я, но не велел ему уходить. Особенно потому, что, как я был уверен, его послала Эсси.

Он извлек трубку, раскурил ее, немного попыхтел задумчиво и потом сказал:

– Не хотите ли сказать, что у вас сейчас на уме?

– Не хочу, – ответил я.

– Вы думаете, мне надоедает слышать одно и то же, Робин? – спросил он, и в этих якобы глазах было подлинное сочувствие.

Я поколебался, потом сделал прыжок. Сказал:

– У меня на уме все, Альберт. Подожди, я знаю, что ты собираешься сказать. Ты хочешь спросить, что в этом «все» самое главное. Хорошо. Это Враг. Он меня пугает.

Альберт миролюбиво ответил:

– За, в этом контексте есть много пугающего, Робин. Враг, несомненно, угрожает всем нам.

– Нет, нет, – нетерпеливо сказал я. – Я не имею в виду угрозу. Просто то, что трудно понять.

– Ага, – ответил он, затягиваясь и глядя на меня.

– Я хочу сказать, что не представляю себе, что происходит во вселенной.

– Конечно, Робин, – дружелюбно согласился он. – Конечно, не представляете. Позвольте объяснить вам многомерное пространство и еще несколько концепций…

– Заткнись, – приказал я, сознавая, что совершаю ошибку. Все согласны, что у меня есть право на человеческие капризы, но иногда я захожу слишком далеко.

Видите ли, у меня есть доступ к бесконечным знаниям, потому что я расширился.

Я не люблю объяснять плотским людям, что произошло со мной, когда я «расширился», потому что они начинают думать, что я выше их. А я не хочу, чтобы они так считали, особенно потому, что я и на самом деле их превосхожу. И эти бесконечные запасы информации, доступные мне, только часть различий между мною и плотью.

Разумеется, доступные мне базы данных на самом деле не бесконечны. Альберт не разрешает мне пользоваться словом «бесконечный» для всего, что можно сосчитать, и поскольку всякие знания сосредоточены в чипах, веерах или тому подобном, безусловно, их кто-то может сосчитать. Кто-то. Не я. Я не собирался подсчитывать количество битов информации и не собирался поглотить ее всю, потому что испугался.

О. Боже, как я испугался! Чего именно? Не только Врага, хотя он страшен. Я боялся собственных размеров, которые не решался исследовать.

Я боялся, ужасно боялся, что если начну осваивать всю информацию, позволю себе расшириться еще больше, я перестану вообще быть Робинеттом Броадхедом. Боялся, что перестану быть человеком. Боялся, что та крохотная информация, которая есть я, просто потонет в огромной накопленной информации.

Когда вы становитесь машинной записью человеческой личности, вы изо всех сил стараетесь защитить свою человечность.

Альберт из-за этого часто теряет со мной терпение. Он говорит, что это недостаток нервной системы. Даже Эсси иногда меня бранит. Она говорит что-нибудь вроде:

– Дорогой глупый Робин, почему нельзя брать то, что принадлежит тебе?

И рассказывает истории из своего детства, чтобы подбодрить меня.

– Когда я была совсем молодой девушкой в академии, сидела в Ленинской библиотеке и забивала себе голову каким-нибудь очередным томом Булевой алгебры или по конструкции чипов, я часто заглядывала в висевшее рядом зеркало. Какой ужас, дорогой Робин! Я видела десятки миллионов томов, и мне становилось тошно. На самом деле, Робин, тошно. Меня начинало тошнить чуть ли не физически. При мысли о том, что придется поглотить все эти серые, зеленые и желтые книги, начинало рвать. Ведь это невозможно!

Я энергично ответил:

– Совершенно верно, Эсси. Я…

– Но для тебя теперь это возможно, Робин! – прервала она меня. – Жуй, Робин! Открывай рот! Глотай!

Но я не мог.

По крайней мере не пытался. Прочно держался своей человеческой физической формы (пусть и воображаемой) и ограничений, которые с ней связаны. Пусть даже эти ограничения я сам себе устанавливаю.

Естественно, время от времени я черпаю из этих огромных запасов. Но только чуть-чуть. Только откусываю крошечный кусочек на пиру. Можно сказать, что, обращаясь к файлу, я беру только один том. Решительно смотрю только на него и стараюсь не замечать бесконечные ряды «книг» вокруг.

Или, еще лучше, я призываю свою свиту ученых.

Так поступали короли. У меня все преимущества короля. Я делаю, как они. Если им нужно было узнать что-нибудь о контрапункте, они посылали за Генделем или Сальери. Если их ненадолго заинтересовало затмение, прибегал Тихо Браге. Они содержали свиту из философов, алхимиков, математиков и теологов. Двор Фридриха Великого, например, представлял собой перевернутый наизнанку университет. В нем были специалисты всех наук, каких он только сумел найти, а студенчество состояло из одного человека. Самого короля.

Я больше король, чем любой из живших королей, и могу позволить себе больше. Могу привлечь любой авторитет по любому предмету. Они мне обходятся дешево, потому что не нужно их кормить или платить их любовницам, и это даже не «они». Все они представлены моей многоцелевой информационной программой Альбертом Эйнштейном.

Поэтому когда я пожаловался Эсси:

– Я хотел бы понять все эти разговоры о сжимающейся вселенной, – она просто посмотрела на меня.

Потом сказала:

– Ха.

– Нет, я серьезно, – сказал я. И действительно, я говорил серьезно.

– Спроси Альберта, – солнечно ответила она.

– О, дьявольщина! Я знаю, что это значит. Он мне все расскажет, но будет говорить гораздо больше, чем мне нужно узнать.

– Дорогой Робин, – сказала она, – возможно, Альберт лучше тебя знает, что именно тебе нужно узнать.

– Дьявольщина, – сказал я.

Но когда я стоял рядом с Альбертом в мрачных металлических туннелях (имитации) корабельных доков, мне показалось, что настало время. Больше нельзя откладывать.

Я сказал:

– Ну, хорошо, Альберт. Раскрой мне голову. Вали в нее все. Мне кажется, сейчас я это вынесу.

Он солнечно улыбнулся мне.

– Будет совсем не так плохо, Робин, – пообещал он и тут же поправился: – Хотя чудесно не будет. Я согласен, что нам предстоит тяжелая работа. Может быть…

– Он огляделся. – Может быть, начнем с того, что устроимся поудобнее. С вашего разрешения?

Конечно, он не стал ждать моего разрешения. Просто окружил нас моим кабинетом в доме на Таппановом море. Я слегка расслабился. Хлопнул в ладоши, чтобы машина-дворецкий принесла выпивку, и удобно сел. Альберт чуть насмешливо смотрел на меня, но молчал, пока я не обратился к нему:

– Я готов.

Он сел и, попыхивая трубкой, принялся разглядывать меня.

– К чему именно?