Текст книги "Месье Путин: Взгляд из Франции"

Эти разговоры быстро вернули его с небес на землю. То, что рассказывали уважаемые практики, совершенно не соответствовало заявлениям официальной пропаганды. Рассказы даже вступали в противоречие с официальными выступлениями советских лидеров и информацией, появляющейся в прессе, подконтрольной режиму. Путин отметил большую разочарованность своих коллег по разведке в отношении капиталистического Запада или Афганистана, где Красная Армия с 1979 года несла тяжелые потери. Лучше информированные, чем остальное население или даже гражданские власти, эти офицеры разведки позволяли себе говорить более открыто, но делали они это лишь в тиши кабинетов или в столовой КГБ. Путин рассказывал: «Ведь это говорили люди, которых мы уважали, авторитеты в хорошем смысле слова. И вдруг их мнение шло вразрез с общепринятыми, устоявшимися шаблонами. В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить. После таких разговоров задумываешься, что-то переосмысливаешь».

Закрытая информация и многочисленные размышления подпитывали начинающиеся мысли об упадке в стране, официальной лжи, отказе посмотреть правде в глаза. После подобных откровений он лучше понял «перестройку», начатую Михаилом Горбачевым в 1985 году. Путин без энтузиазма отнесся к этому шагу Генерального секретаря – мужественному, но смертельному для советского режима, которому оставалось жить всего пять лет.

Единственным преимуществом командировки в Восточную Германию была возможность уехать немедленно, тогда как получившие назначение на Запад должны были ждать еще год или два. Между тем Владимир встретил Людмилу, которая была моложе его на пять лет. Она работала стюардессой Аэрофлота на внутренней линии Калининград – Ленинград. Их первая встреча состоялась на Невском проспекте при посредничестве одного друга, предложившего им билеты в театр. Но это не была любовь с первого взгляда. Люде, как ее звали в семье, прежде всего понравился город. Она едва замечала Владимира, находя его грустным, скромно одетым, слишком замкнутым и неинтересным. Но она поняла, что он может достать билеты в театр. Она стала учиться лучше его понимать.

Через несколько месяцев Люда оценила его «внутреннюю силу», которая ее покорила, «то качество, которое сейчас привлекает к нему людей», – говорила она в 2000 году. Молодые люди продолжили встречаться и влюбились друг в друга за три месяца знакомства. Но период ухаживаний продлился еще три с половиной года, прежде чем Путин решился надеть ей на палец обручальное кольцо. Возможно, он ждал переезда на другую квартиру. Он все еще жил со своими родителями в новом районе Автово. Квартира была размером в двадцать семь квадратных метров, а комната Владимира – не более двенадцати метров. Обучение в Москве и перспектива отъезда за границу ускорили решение о женитьбе, за которым быстро последовало рождение старшей дочери Маши. Вторая дочь, Катя, родилась в Дрездене.

После девяти лет работы в Управлении КГБ в Ленинграде и одного года обучения в Москве перспектива выехать из Советского Союза представлялась счастьем для четы Путиных.

Наконец-то он начнет работать во внешней разведке, «на земле», как ему всегда хотелось! Именно такой представлялась Путину работа разведчика в 1975 году. Он знал, что некоторые из его друзей работали в Германии около двадцати лет. По неписаным правилам КГБ после четырех-пяти лет пребывания в стране Варшавского договора он мог претендовать на трехгодичную командировку в капиталистическую страну – несомненно вражескую, но которую так хочет увидеть воочию. Для этого ему придется вернуться для переподготовки в центральный аппарат в Москве.

Путины приехали в Дрезден в 1986 году. Владимиру было тридцать четыре года, и он думал, что теперь начинается другая, более интересная жизнь. Семья поселилась в доме по адресу Радербергштрассе, 101, принадлежавшем германскому Министерству государственной безопасности, печально известной Штази. Эта была одновременно политическая полиция и служба разведки и контрразведки, «меч и щит» Коммунистической партии Германии в ГДР.

В сравнении с маленькой коммунальной квартирой в Ленинграде их служебная квартира была гораздо больше и светлее. Это как день и ночь. В этом большом здании с двенадцатью подъездами сотрудники КГБ и их семьи занимали пять квартир. Все их соседи работали в Штази. Поэтому каждый приблизительно знал, чем занимается его сосед. Однако между ними было одно различие: русские внимательно, одновременно с надеждой и беспокойством, следили за началом «перестройки» в СССР; многие восточные немцы, напротив, все еще верили в светлое коммунистическое будущее. Везде царил порядок, улицы были чистыми и аккуратными, «люди моют окна раз в неделю», – с удивлением отмечала Людмила Путина, однако и здесь начинались серьезные сложности. Через три года все закончилось.

Дрезден оказался относительно крупным городом, как они и хотели. Но в столице Саксонии еще сохранились стигматы ужасных бомбардировок союзников в феврале 1945 года (убито 30 000 жителей), в городе было немало унылых и мрачноватых домов, типичных для восточногерманских городов.

Все разрушения, причиненные 650 000 зажигательных бомб, сброшенных американцами и англичанами на город, все еще не были ликвидированы. Начатые при коммунистическом режиме работы по восстановлению так и не закончились. Они продолжатся еще много лет, после объединения Германии в 1990 году. Когда Путины приехали в Дрезден, город-побратим Ленинграда с 1961 года, часть разрушений была ликвидирована, но оставались еще огромные участки, где находились разрушенные войной здания. Церковь Фрауэнкирхе, жемчужина лютеранского барокко, представляла собой обгорелый каркас после пожара 1945 года (она была восстановлена только после падения Берлинской стены, а окончательно отреставрирована к августу 2004 года), но Опера Земпера в стиле эпохи Возрождения, также пострадавшая от пожара 1945 года, была восстановлена к марту 1985 года в том виде, в котором блистала в 1878 году. Реставрационные работы были проведены в 1973 году и во дворце Козеля, построенном в XVIII в.

Знаменитый своей историей и богатыми коллекциями произведений искусства, которые хранители музеев прятали в лесах во время бомбардировок, Дрезден стал символом совершенно нового этапа в жизни Путиных. Его барочная архитектура, университет и промышленное развитие завораживали туристов. Ассортимент товаров в магазинах был куда богаче, чем в Советском Союзе. Не было огромных очередей и дефицита продуктов и товаров. Русских здесь встречали приветливо, к тому же коллекции предметов искусства, реквизированные Красной Армией в 1945 году, были возвращены советским правительством братской ГДР в 1950-х годах и теперь выставлялись в Дрездене в Цвингере и в музее Грюнес Гевельбе. Путины с удовольствием гуляли по городу, ходили в музеи и любовались памятниками истории и архитектуры.

Путин составлял базу данных, его работа находилась в пяти минутах ходьбы от квартиры, и каждый день он имел возможность обедать с семьей. Путины почти не тратили денег, поскольку питание им оплачивало государство.

Они откладывали деньги, чтобы потом, по возвращении в СССР, купить на них машину «Волга». В Дрездене Путин получил служебную машину – «Жигули» советского производства, которые считаются машинами более высокого класса, нежели восточногерманский «Трабант». Владимир и Людмила часто ездили на машине отдохнуть в Радерберг, расположенный в двадцати километрах от Дрездена, там находится один из лучших пивных ресторанов в Восточной Германии. Владимир очень полюбил радербергское пиво и типичные сосиски с горчицей к нему. Он стал меньше заниматься спортом и поправился на пятнадцать килограммов. Все шло хорошо, но много лет спустя бывшая переводчица из КГБ под кодовым именем Ленхен утверждала, что довольно тесно дружила с Людмилой в Дрездене, и та ей жаловалась, что в отношениях с мужем далеко не все было гладко.

Путина дважды повышали в должности. Сначала он стал помощником начальника департамента, а потом старшим ассистентом. Таковы были правила: он сдавал определенное количество аналитических документов за год, как и было запланировано. Он четко выполнял план, поэтому получал очередное повышение и награды. Чтобы поощрить, его назначили в комитет партийного отдела КГБ в ГДР. В ноябре 1987 года он даже получил бронзовую медаль ГДР «За заслуги перед Национальной народной армией Германской Демократической Республики». Эту награду получали от восточногерманского правительства все сотрудники КГБ, работавшие в ГДР, после определенной выслуги лет, вне зависимости от того, были ли они офицерами разведки или административными служащими.

Владимир Путин без сомнения старался и старается приуменьшить значимость своей работы в Дрездене. Это разумно.

С 2000 года различные западные разведслужбы, начиная с западногерманской, собрали на него досье.

Они проследили все этапы его карьеры, старались установить тех, кого он мог завербовать, выясняли, с чьими досье он работал. Эти спецслужбы использовали, в частности, архивы Восточной Германии. Не все было уничтожено в 1989–1990 годах. Многие документы, даже частично сожженные или разорванные, были скрупулезно восстановлены. Ничего интересного из них узнать не удалось, но западные спецслужбы и не рассказали всего. «Мы значительную часть работы проводили через граждан ГДР. Они все там на учете, – несколько туманно рассказывал Путин. – Все прозрачно и понятно. И обо всем этом известно немецкой контрразведке».

Чем же точно он занимался в то время? Путин занимался сбором информации политического характера о восточногерманских лидерах, о возможных назначениях, их увлечениях и возможных противниках. В этом ему помогали немецкие офицеры полиции, с которыми он встречался за городом. Он должен был находить источники информации, анализировать их и передавать анализ в Москву. Он также занимался изучением запросов жителей западных стран, в первую очередь ФРГ, желавших навестить родственников в Дрездене. Он искал тех, кто живет рядом со стратегически важными целями, особенно интересовавшими КГБ: базы НАТО, большие научные лаборатории, штаб-квартиры крупных организаций. Он должен был обрабатывать десятки тысяч документов без помощи компьютеров. Другие документы, которые приносили в его кабинет, были интересны с точки зрения возможного внедрения агентов на Запад – это были запросы о возможности уехать в ФРГ или другую западную страну от жителей Восточной Германии.

По словам Владимира Усольцева, одного из шести офицеров, работавших с Путиным в доме № 4 по Ангеликаштрассе, в ста метрах от офиса Штази в Дрездене, офицерам КГБ удалось внедрить около двадцати агентов на Запад. «Мы платили им ничтожные суммы, иногда меньше пятидесяти марок», – рассказывал этот бывший разведчик в своей книге «Сослуживец».

Позднее, в 1990-х годах, работая в должности вице-мэра Санкт-Петербурга, Путин встретился на одном из приемов с немецким консулом. Он поведал ему о многочисленных письмах, получаемых из Германии, от бывших офицеров восточногерманской разведки:

«Имейте в виду, я получаю письма, это мои личные связи. Я понимаю, что у вас там кампания какая-то против бывших сотрудников госбезопасности, их ловят, преследуют по политическим мотивам, но это мои друзья, и я от них отказываться не буду». Консул, совершенно не удивленный разговором, ответил: «Мы все понимаем, господин Путин. Какие вопросы? Все ясно».

В обязанности Путина также входила помощь коллегам из Штази. Он утверждал, что это была скучная работа. Пытался ли он создать упрощенное представление о своих обязанностях? Вряд ли.

НАТО оставалось главной целью КГБ, в частности, все то, что касалось деятельности американских «зеленых беретов», базировавшихся в Бад Тольце (Бавария) и в тренировочных лагерях Вильдфлекен и Мюнстер. Из Дрездена эта работа представлялась скорее теоретической, чем практической. Никогда за время своей командировки Путин не ездил в Западную Германию. Никогда он не контактировал с жителями Запада, а также с натовскими военными или военнослужащими западных стран. Он никогда не работал со службой технического шпионажа – этим занималось другое Управление КГБ, и ему было запрещено встречаться с партийными работниками восточногерманской компартии, с которыми работали другие разведчики. Однако ему направлялась переписка, перехватываемая Штази, особенно касающаяся информации о конференциях, любезно присылаемой западными учеными своим восточным коллегам.

Все, что касалось компьютерных и лазерных технологий, было приоритетно. Путин передавал всю информацию в Москву. Но его имя никогда не фигурировало в делах западных спецслужб. Успешный супершпион? Скорее всего, скромный служащий из Дрездена просто никому не был интересен.

Товарищи прозвали его «Маленький Володя». Именно так рассказывал Владимир Усольцев. Он и Путин занимали один кабинет, сидя за одним большим столом напротив друг друга. В его книге рассказывается о скучных заданиях и довольно унылой жизни. Офицеры знали, что они получают зарплату гораздо меньшую, чем их товарищи, работавшие в Бонне или Гамбурге. Они видели меньше интересных людей, чем офицеры, служащие в Берлине. Одним из развлечений были походы в магазин Первой гвардейской бронетанковой дивизии. Там можно было купить бананы и полистать каталоги заказов по почте Quelle или Nekermann. О товарах, представленных в этих каталогах, большинство советских граждан могли лишь мечтать. С приходом к власти Горбачева в конце 1985 года, офицеры, работающие в соцстранах, стали получать премию в размере ста долларов, которую они могли потратить в магазине для дипломатов «Берлин-Марцан». Все это было приятно, но не слишком воодушевляло разведчиков Советского Союза.

Как и все товарищи по отделению КГБ в Дрездене, Путин также работал над операцией «Луч», направленной на выявление возможных лидеров среди руководящей элиты Восточной Германии. Старому лидеру ГДР Эриху Хонеккеру исполнилось уже семьдесят семь лет. Он бессменно правил Германской Демократической Республикой с 1976 по 1989 год, но его время прошло, тем более что он стал отдаляться от Москвы. В Дрездене у КГБ больше не было доверительных отношений со Штази, которая раскрыла эти манипуляции советских коллег.

Путин и Усольцев очень быстро пришли к общему мнению, что Штази – это продукт фантастического мира Оруэлла, возврат к сталинской эпохе. В 1986 году только в Дрездене в Штази работало больше народа, чем в КГБ во всей западной части РСФСР.

Пришел 1989 год. Это стало резким разрывом отношений с ГДР, первым в длинной череде для Владимира Путина и всех защитников Советского Союза. «Он был прагматиком, – написал Усольцев в книге «Сослуживец», созданной по заказу противников Путина, с которым автор каждую пятницу ходил вечером в сауну в подвале здания КГБ. – Путин думает одно, а говорит другое. Законченный приспособленец, который делал вид достойного коммуниста и не верил в возможные перемены к лучшему в своей родной стране». В узком кругу политические взгляды Путина подчас удивляли друзей: он сомневался в бесчинствах КГБ при Сталине, но он был явно шокирован злоупотреблениями судебной системы в Советском Союзе и высказывал симпатию к тем, кто критиковал Кремль, в частности к Сахарову. Он защищал от критики евреев, которых не любили в КГБ. Такая терпимость объяснялась его детством в Басковом переулке, где семья Путиных делила квартиру с симпатичной еврейской семьей, а также тренерами дзюдо в спортивном клубе Ленинграда, которые были евреями.

Летом 1989 года первые серьезные волнения в ГДР всколыхнули КГБ. Восточный Берлин и Штази ждали советов и требовали помощи от СССР. Но ничего не происходило. Москва не отвечала на их запросы. Горбачев не верил, что этот дряхлый режим может выжить.

Он ратовал за мирный переходный период, нечто вроде социал-демократической «перестройки» в Восточной Германии, где были бы защищены интересы СССР. Не представляя, что будет дальше, Путин сам почувствовал, что в Восточном Берлине назревает бунт и разделяющая город стена скоро упадет: «На самом деле я понимал, что это неизбежно. Если честно, то мне было только жаль утраченных позиций Советского Союза в Европе, хотя умом я понимал, что позиция, которая основана на стенах и водоразделах, не может существовать вечно. Но хотелось бы, чтобы на смену пришло нечто иное. А ничего другого не было предложено. И вот это обидно. Просто бросили все и ушли».

Десять лет спустя в интервью российским журналистам Путин сожалел о поспешно оставленных позициях в Восточной Германии. Еще занимая высокий пост в мэрии Санкт-Петербурга, он как-то разговаривал с бывшим госсекретарем США Генри Киссинджером. Американец ему высказал свое мнение о том, что СССР не должен был столь поспешно оставлять Восточную Европу в этой ситуации, ведь был большой риск нарушить равновесие в мире, что привело бы к нежелательным последствиям. Киссинджер задумчиво добавил: «Честно говоря, я до сих пор не понимаю, зачем Горбачев это сделал». Путин через десять лет после исчезновения ГДР был совершенно с ним согласен: «Киссинджер был прав. Мы избежали бы очень многих проблем, если бы не было такого скоропалительного бегства».

В Германии события начали развиваться очень быстро осенью 1989 года, после падения Берлинской стены. Владимир Путин был в центре этих событий. Это был конец режима. Возмущенные толпы выплескивали гнев против МГБ и Штази. Ее штаб-квартира в Восточном Берлине на улице Рушенштрассе, 103, была окружена людьми, раздавались угрозы (15 января 1990 года ее заняли демонстранты). Путин сам приехал посмотреть на акции протеста, проходившие у главного офиса политической полиции: «Я понимал этих людей, они устали от контроля со стороны МГБ, тем более что он носил тотальный характер. Общество действительно было абсолютно запугано. В МГБ видели монстра. Но МГБ тоже было частью общества и болело всеми теми же болезнями».

У Путина были друзья в Штази, и он беспокоился за них: «Там работали очень разные люди, но те, кого знал я, были приличными людьми. Со многими из них я подружился, и то, что сейчас их все пинают, думаю, так же неправильно, как и то, что делала система МГБ ГДР с гражданским обществом Восточной Германии, с ее народом.

Да, наверное, были среди сотрудников МГБ и такие, которые занимались репрессиями. Я этого не видел. Не хочу сказать, что этого не было. Просто я этого лично не видел». Действительно в ГДР у него открылись глаза. Приехав в Восточную Германию, он ожидал увидеть центральноевропейскую страну середины 1980-х годов. А ситуация там напомнила ему Советский Союз тридцать дет назад: «Это была жестко тоталитарная страна по нашему образу и подобию, но 30-летней давности».

В Дрездене опасались худшего. Между русскими и немцами было разрушено доверие. Наступило безумие. Самые важные документы были отправлены в Москву. Но это было бессмысленное дело, поскольку операции были прекращены, контакты разорваны. Все остальное уничтожалось на месте. Путин и другие сотрудники начали сжигать все, что могли: списки имен, служебные записки, сметы, различные дела. Печь поглощала бумаги днем и ночью, так что в результате лопнула от нагрева. Снаружи толпа собравшаяся у отделения КГБ становилась агрессивной. Советские офицеры были готовы защищаться: «Никто не шелохнулся, чтобы нас защитить. Мы были готовы сделать это сами, в рамках договоренностей между нашими ведомствами и государствами. И свою готовность нам пришлось продемонстрировать. Это произвело необходимое впечатление».

И именно Путин пошел к возбужденной толпе. Он вышел на улицу, встал напротив митингующих. Его друзья скажут потом, что он держался настоящим начальником, чтобы спасти ситуацию. Начался разговор. Немцы были недовольны: «Что же у вас тогда машины с немецкими номерами во дворе стоят? Чем вы здесь вообще занимаетесь?» Путин ответил, что здесь находится советская военная организация, есть соглашение с правительством ГДР.

Тон собравшихся стал более агрессивным: «А вы-то кто такой? Слишком хорошо говорите по-немецки». Путин ответил быстро и разумно: «Я переводчик». Давление нарастало. Он отдал приказ вооруженной охране КГБ занять оборонительную позицию.

Нужна была поддержка Москвы, как минимум советским служащим требовались инструкции, но Москва не отвечала. Это сообщили по служебной связи после многочисленных попыток наладить контакт. Волнение толпы угасло через несколько часов. В тот вечер в сознании Путина наступил масштабный перелом. Ниточки, связывавшие его с детства с советской системой, истончались и рвались одна за другой. Началась его политическая и идеологическая трансформация: «У меня тогда возникло ощущение, что страны больше нет. Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич. Паралич власти».

Именно в Дрездене, при крушении ГДР и в начале распада советской системы в Восточной Европе Путин понял, что у тоталитарного советского режима нет будущего, что его страна катится в пропасть. Его супруга рассказывала, что Путин был подавлен и обеспокоен, разочарован. Десять лет спустя он рассказал одну историю, показывавшую действительное положение вещей в СССР, которое в КГБ хорошо знали: «Вот, например, мои друзья, которые работали по линии научно-технической разведки, добыли за несколько миллионов долларов информацию о важном научном открытии. Самостоятельная разработка подобного проекта обошлась бы нашей стране в миллиарды долларов». Собранные сведения были переданы в КГБ, в Москву. «Там посмотрели и сказали: “Великолепно. Суперинформация. Спасибо. Всех вас целуем. Представим к наградам”. А реализовать не смогли, даже не попытались. Технологический уровень промышленности не позволил».

Шок от реальности был ужасен, особенно из-за того, что официальные донесения советскому правительству, осторожные и угодливые, ее довольно сильно идеализировали. Путин понимал, что единственной реальной альтернативой является рыночная экономика вместе с демократией, но при сохранении сильного государства для разрешения внутренних конфликтов, обеспечения внешнеполиитческих функций и борьбы с криминальными структурами. Он долго размышлял и объявил жене, что собирается уйти в отставку из КГБ. Ему больше не интересно отправлять аналитические отчеты в пустоту, вербовать людей, получая такие мизерные результаты: «То, что мы делали, оказалось никому не нужным. Что толку было писать, вербовать, добывать информацию? В центре никто ничего не читал. Разве мы не предупреждали о том, что может произойти, не рекомендовали, как действовать? Никакой реакции. Кому же нравится работать на корзину, вхолостую? Тратить годы своей жизни. На что? Просто получать зарплату?» Однако близкие ему возражали: «Разведчики бывшими не бывают! Как можно отказаться от тех знаний, от той информации, которая в тебе сидит? Естественно, ты можешь не работать в этой организации, но взгляд и образ мыслей остаются».

По возвращении в Россию вместе с семьей в январе 1990 года вера Путина в коммунистическое будущее серьезно пошатнулась из-за того, что он увидел и понял. В КГБ ему предложили должность с повышением в Москве. Он долго не раздумывал, а предпочел вернуться в Ленинград, отказавшись от ожидавшей его карьеры: «Я уже понимал, что будущего у этой системы нет. У страны нет будущего. А сидеть внутри системы и ждать ее распада… Это очень тяжело».

После недолгого отсутствия семья Путиных опять окунулась в советскую действительность с огромными очередями в магазинах, пустыми прилавками, талонами на питание и всеобщим пессимизмом. «Перестройка» не дала ожидаемых результатов. Людмила, вернувшаяся из Германии со старой стиральной машинкой, отданной ей немецкими соседями, вспоминала, что это было ужасно. Ленинград был выбран без сожалений. Журналистке Наталье Никифоровой, через несколько лет бравшей у него интервью, Путин объяснил свой выбор тем, что у него были двое маленьких детей и престарелые родители, которым за восемьдесят. Все жили вместе, и отрывать стариков от родных мест, от города, где они пережили войну и блокаду, он не захотел, как не хотел и оставлять одних.

По приезде в Ленинград он решил возобновить учебу и защитить кандидатскую диссертацию по частному международному праву, чтобы потом иметь возможность найти работу. В КГБ согласились с его возвращением в университет на пост помощника ректора Станислава Петровича Меркурьева. Ответственный за международные отношения, оставленный в активном резерве КГБ, Путин работал в этой административной должности. Он работал над докторской, нашел своих бывших друзей по юридическому факультету, которые очень быстро предложили ему работу в мэрии города: «Анатолий Александрович ищет людей, на которых он может опереться…» Анатолий Собчак, новый мэр, его бывший университетский преподаватель, действительно искал себе помощника, чтобы противостоять советской администрации, доживающей свои последние дни. Ему был нужен молодой уроженец Ленинграда серьезный, честный, работящий. Путину как раз исполнилось тридцать восемь лет. Он познакомился с Собчаком, когда работал над дипломом, который защищал под руководством этого профессора. Теперь его бывший преподаватель принял участие в политических выборах в мэрию.

Позднее, в 1993 году Собчак стал одним из соавторов новой Конституции Российской Федерации, после того как стал советником Бориса Ельцина. Тайный оппозиционер в университете, обожаемый своими учениками, убежденный демократ и реформатор в эпоху горбачевской «перестройки», Собчак стал первым демократически избранным мэром Санкт-Петербурга (1991–1996). Впоследствии он проиграл на выборах своему первому заместителю Владимиру Яковлеву. Однако народ оказал ему широкую поддержку. Когда Собчак был мэром, 12 июня 1991 года он организовал референдум за восстановление городу исторического имени – Санкт-Петербург.

Сам того не желая, мэр позволил своему помощнику покончить с деятельностью офицера КГБ по возвращении из Германии. Чтобы работать с Собчаком, Путин согласился поставить крест на своей карьере в спецслужбах. Мэр принял его в свою команду после первой же беседы. Как Путин рассказывал позднее, Собчак ему сказал: «Я переговорю со Станиславом Петровичем Меркурьевым. С понедельника переходите на работу. Все. Сейчас быстро договоримся, вас переведут». Но в то время Путин еще был офицером КГБ и не мог не сказать об этом Собчаку: «Анатолий Александрович, я с удовольствием это сделаю. Мне это интересно. Я даже этого хочу. Но есть одно обстоятельство, которое, видимо, будет препятствием для этого перехода». «Какое?» – резко спросил его мэр, спешивший закончить разговор. «Я вам должен сказать, что я не просто помощник ректора, я кадровый офицер КГБ». Мэр его выслушал, подумал и сказал: «Ну и… с ним!» Университетский преподаватель, ставший первым демократически избранным мэром города, посмеивался над таким совмещением должностей, как будто КГБ уже больше не имел авторитета и власти. Ему спешно требовались надежные сотрудники, чтобы противостоять той администрации, что досталась ему от старой системы.

Без происшествий не обходилось ни дня. Старые коммунисты не шли на уступки.

Мэр-демократ не знал, как разговаривать с аппаратчиками старой советской номенклатуры. Путин, с его опытом в различных сложных ситуациях, знал и был абсолютно надежным человеком. Его статус офицера КГБ ничего не менял. Более того, это значило, что у него хорошая подготовка, привычка много работать, ему присущи сдержанность, аккуратность, и он без сомнения знает теневую сторону многих проблем.

Прежде чем уйти на работу к Собчаку, Путину оставалось уладить еще одну формальность: предупредить свое начальство, что он увольняется из университета, куда ему помогли устроиться, чтобы присоединиться к команде мэра. Этот разговор с начальство многое сказал ему об упадке и кризисе в разведслужбе в начале 1990-х годов. В доме № 4 по Литейному проспекту, где находилось управление КГБ в Ленинграде, – ФСБ займет это здание в 1991 году, Путин явился к своему начальнику: «Мне Анатолий Александрович предлагает перейти из университета к нему на работу. Если это невозможно, я готов уволиться». Его ждал сюрприз – полковник КГБ не был удивлен или шокирован: «Нет, зачем? Иди, спокойно работай, никаких вопросов». Начальство его не удерживало и не давало никаких специальных заданий. В этот момент Путин понял, что закрылась страница в его карьере офицера разведки. Удаляясь по набережной Кутузова, Путин обернулся. Это высокое серое здание КГБ было его мечтой и целью со времени учебы в школе. Сюда он пришел подписать документы о приеме на работу, после окончания юрфака. Он больше туда не возвращался. Позднее, в 2000 году, в книге «От первого лица» он дал такой комментарий российским журналистам, которые его интервьюировали: «Кроме того, в тот момент все, включая правоохранительные органы, находилось в состоянии разложения».

Он написал рапорт об отставке несколько месяцев спустя, после долгих раздумий и после того, как понял, что в течение года ничего не сделал для КГБ. «Для меня это было очень тяжелое решение», – говорил он в 2000 году.

Он подвел черту под шестнадцатью годами карьеры, относительной стабильности и, наконец, привычкой. Он ушел в неизвестность, когда Советский Союз еще существовал, еще не провалилась попытка коммунистического переворота 18 августа 1991 года (ГКЧП), и решительный бой КПСС и КГБ еще не был проигран, и никто не знал, куда идет страна. Будущее самого Собчака было неопределенным, и состоять в его команде было как минимум неосмотрительно.

Путин не бунтовал. Он ничего не отрицал. Читал ли он речь Александра Солженицына, произнесенную в Гарварде 8 июня 1978 года? Трудно поставить крест на работе, которой занимался в течение многих лет упорно и страстно. Это все равно что плюнуть себе в душу. Он просто перевернул страницу, уверенный, что у КГБ и режима, которому он служил, нет будущего. Он думал о худшем – о потере работы – и представлял, как вернется в университет. Вскоре после подачи рапорта об отставке, чтобы не стать объектом шантажа некоторых коллег, Путин публично заявил в телевизионной программе ленинградского канала, что он служил в органах и решил уйти оттуда. Его рапорт об отставке затерялся в бюрократической путанице КГБ. Понадобились месяцы, чтобы его зарегистрировать.

Во время государственного переворота в августе 1991 года Путин официально еще числился офицером КГБ, хотя эту службу он покинул несколько месяцев назад. Не размышляя, он выбрал «своих» – Собчака и его команду, тех, кто был за реформы. Его первой реакцией была защита мэрии Ленинграда. Затем он отправился на заводы говорить с рабочими, призвать их присоединиться к лагерю Собчака. Однако Путин признавал, что понимает путчистов: «В принципе, задача у них была благородная, как они, наверное, считали, – удержание Советского Союза от развала. Но средства и методы, которые были избраны, только подталкивали к этому развалу. Я, когда увидел путчистов на экране, сразу понял – все, приехали».