Текст книги "Месье Путин: Взгляд из Франции"

Испытание Кавказом

Человек, неподготовленный к насилию, всегда слабее насильника.

Александр Солженицын Гарвардский университет, 8 июня 1978 года

Москва, 31 декабря 1999 года, 22.30. Президентская ложа в Большом театре, известном каждому россиянину по изображению на денежной купюре, пуста. В противоположность традиции президент и его семья не присутствовали на новогоднем спектакле, собравшем всю Москву – и россиян, и иностранцев, пришедших по приглашениям и празднично одетых. До того как погас свет и на сцене появились актеры, публика долго следила за этой ложей, украшенной позолоченной лепниной и длинными бархатными шторами малинового цвета с позументами из золотых нитей. Это место в театре, отведенное для главы государства и его окружения, является своего рода символом власти. Здесь наслаждались театральными постановками русские императоры, генеральные секретари ЦК КПСС и президенты России.

Чета Путиных отсутствовала. Уже ночью поползли первые слухи. Среди них были предположения о внезапной болезни нового президента, пришедшего к власти лишь несколько месяцев назад, о попытке государственного переворота, разоблаченной в последний момент спецслужбами, о новой угрозе чеченского теракта. Общественность терялась в догадках. Иностранные посольства пытались узнать, что происходит в кругах новой власти. Ответ пришел лишь на следующий день.

Гудермес (Чеченская Республика), 23.15. Три транспортных военных вертолета рассекали туман в тридцати пяти километрах к востоку от Грозного, столицы Чечни. Второй город этой республики, Гудермес, был отбит у чеченских бандформирований в середине ноября. Тяжелые российские Ми-8 вылетели из Махачкалы, столицы Дагестана, с западного берега Каспийского моря. Владимир и Людмила Путины находились на борту. С ними летел Николай Патрушев, новый директор ФСБ, в сопровождении супруги. Путин и Патрушев почти ровесники, они хорошо знают друг друга и уважают. Знакомы еще по Ленинграду. Патрушев сыграл важную роль в укреплении власти Путина на рубеже тысячелетия. Он также стал преемником Путина сначала на посту начальника контрольного управления в Администрации Президента (май 1998 года), а потом – директора ФСБ 9 августа 1999 года, этот пост он занимал до 12 мая 2008 года, когда получил назначение на должность секретаря Совета безопасности Российской Федерации.

Сопровождаемый внушительной президентской охраной и бойцами из элитного спецподразделения ФСБ «А», всемирно известного под названием «Альфа», президент и его спутники вылетели самолетом по маршруту Москва – Махачкала. Старое русское название Махачкалы – Петровское – было дано в 1722 году в честь императора Петра Великого. Город находится в 1600 километрах от Москвы, но это уже совершенно другой мир.

Так как после распада СССР многочисленное русское население в большинстве покинуло бывшую Чечено-Ингушскую республику, расположенную на берегу Каспийского моря, 80 % местных жителей – мусульмане-сунниты. Православные составляют всего от 6 до 8 % населения этой территории. Поскольку в Дагестане и Чечне существуют антирусские и исламистские настроения, обе республики являются «слабыми звеньями» на российском Кавказе.

Президентская группа не медлила по прибытии в Махачкалу. С трапа самолета они пересели в три вертолета. Ничто не выдавало в пассажиров лиц столь высокого ранга. От президента до последнего охранника, включая обеих дам, все были одеты в толстые меховые куртки и шапки-ушанки. Во время последнего акта спектакля в Большом театре эскадрилья вертолетов вылетела в Гудермес, ставший аванпостом российской армии. На месте российские военные ждали гостей, но не знали, кого именно. Им просто сообщили, что прибудут VIP-персоны. Визит президента был сохранен в строжайшей тайне, хотя решение о такой рискованной поездке Путин принял три недели назад[8]8
  Автор полагает, что Путин знал о своем назначении заранее. – Примеч. ред.


[Закрыть].

23.40. Оставалось двадцать минут, чтобы долететь до Гудермеса и встретить Новый год на месте. Но туман усилился, видимость резко упала до ста метров. Полет и посадка стали слишком рискованными, особенно над территорией, где велись военные действия. По инструкции видимость должна быть не менее ста пятидесяти метров, и пилот попросил разрешения повернуть обратно. Путин согласился. Безопасность прежде всего.

Но и он и его спутники разочарованы. На борту экипаж приготовил две бутылки шампанского. В полночь, во время обратного полета до Махачкалы, вылетели пробки. Стаканов нет. Каждый сделал по глотку прямо из бутылки – гражданские и военные, мужчины и женщины, президент и механик. Путин чувствовал, что его визит важен, даже первостепенно значим для дальнейшего хода этой ужасной войны, которая станет его личной войной. Он любой ценой хотел добраться до места ради российских солдат, ждущих его, чтобы им и в голову не пришло, что их новый президент струсил. Путин знал, что ему придется многого требовать от этих солдат в самое ближайшее время. Он не хотел их разочаровывать – их главнокомандующий без сомнения должен быть сейчас с ними и поддержать их боевой дух. Кроме того эта поездка была нужна в качестве сообщения о намерениях президента в отношении сепаратистов, адресованного как российскому обществу, так и противникам Путина, на которых он хотел произвести впечатление. Он должен был преодолеть препятствие в виде погоды. В Махачкале было принято решение объехать Гудермес на автомобиле, несмотря на риск. Путин намеревался совершить эту поездку без жены Людмилы и супруги Патрушева, но женщины отказались и отправились вместе со всеми.

1 января 2000 года, 2.30 утра. Туман стал союзником в этой зоне, где повсюду могли находиться чеченские боевики. Через несколько часов на дорогу были сброшены бомбы. Через три часа пути новый глава государства с группой сопровождающих прибыл на место. Было 5.30 утра. В это время в Москве заканчивалось празднование Нового года, грохотали фейерверки и рекой лились шампанское и водка. Путина встретил почетный караул. Солдаты и офицеры устали, они ждали всю ночь. И не поверили своим глазам! Перед ними президент России. Последнее десятилетие существования СССР у руля государства стояли древние, измученные болезнями старики, президент Ельцин был тоже уже немолодым и тяжело больным человеком. Теперь они увидели нового главу государства сорока семи лет, подтянутого, внимательного, серьезного.

Путин не медлил, он мог пробыть в расположении войск всего один час. В тот же день, вечером 1 января его будет ждать Борис Ельцин, ушедший в отставку президент. Однако Путину хватило времени, чтобы подарить солдатам и офицерам традиционные кинжалы, прекрасные изделия из Златоуста (Урал). Они очень ценятся российскими военными в качестве парадного оружия, выполненного под старину. Присутствии Путина среди своих солдат, ночью, вдали от России, и эти кинжалы, подаренные в Новый год, создадут образ главы государства – понимающего, смелого, решительного и честного. Он разговаривал с солдатами, отдавая им дань уважения, в нескольких словах объясняя свою программу действий. Он сказал солдатам, что то, что они делают, необходимо стране, чтобы восстановить честь и достоинство, а также положить конец развалу России.

Известие о визите Путина в Чечню в Москве вызвало шок. Никто из российских руководителей такого высокого ранга не отправлялся в этот регион, охваченный войной уже несколько лет. Новоиспеченный президент отменил вечер в Большом театре, покинул Кремль, пожертвовал новогодним праздником, ждавшим его на даче под Москвой, чтобы отправиться в один из самых опасных уголков России. Редкие люди понимали, что этой холодной ночью началось главное изменение в руководстве страны. Это был решающий момент для самого Путина и для всей России. В ночь с 31 декабря 1999 года, сами этого не зная и еще не участвуя в выборах, россияне вошли в новую эру своей истории – эру Путина.

По российским меркам Чечня является небольшой территорией – 16 600 квадратных километров, 1,2 миллиона жителей, но она стала для Владимира Путина большим испытанием. С древних времен эта небольшая территория оказывала упорное сопротивление завоевателям. Римляне, монголы и войска императорской России не раз понесли здесь серьезные потери. Русским понадобилось около трех веков, чтобы взять эти земли под контроль после тридцати пяти лет кровопролитных боев XIX в. Это укоренило в сознании россиян образ чеченцев, исповедовавших ислам, проникший сюда из Дагестана в XVIII в., как дерзкого, упорного и жестокого народа. В XIX в. один генерал, вернувшийся из Грозного и измученный изнурительными боями, в сердцах воскликнул: «В России никогда не будет мира, пока под солнцем будет жить хоть один чеченец!»

После падения СССР Чечню захлестнула волна антироссийского национализма, самого радикального на всем Северном Кавказе. Чечня стала единственной бывшей советской автономной республикой, отказавшейся ратифицировать союзный договор, предложенный президентом Ельциным.

Владимир Путин был готов рискнуть свое репутацией, прекрасно отдавая себе в этом отчет, чтобы прекратить сопротивление чеченских бандформирований и укрепить свою власть. Он быстро понял, что эта война, которую, казалось невозможно выиграть, истощает военные ресурсы России и моральный силы россиян, подрывает национальное единство и искажает образ России за рубежом. Народы Российской Федерации, имевшие склонность к сепаратизму, с большим интересом следили за ситуацией в Чечне. Слабость власти и армии уже вовсю использовалась силами, враждебными России.

Чечня также является экономически важным регионом. Нефть, добываемая на берегах Каспийского моря Азербайджаном, Казахстаном и Туркменистаном транспортируется через Грозный по огромному нефтепроводу, который контролирует Россия. И речи быть не могло о том, чтобы потерять такое стратегическое преимущество перед Ираном и Турцией, которые объединились с американскими инвесторами с целью доставлять каспийскую нефть на Запад в обход российской территории. Защита российско-чеченского нефтяного коридора стала теперь первоочередной задачей политики Кремля. Саботаж и воровство нефти стали покушением на экономический суверенитет России.

Никто в Москве не был готов принять этот вызов, «историческую миссию». Одни руководители боялись, другие просто не знали, как за это взяться. Путин принял свое решение, жестокое и радикальное, но оно действенное. Это принесло ему уважение в правительственных и политических кругах и популярность у россиян. На рубеже 1999–2000 годов он единственный осмелился крепко взяться за «чеченское дело» и был единственным, кто добился результатов в борьбе с раковой опухолью исламского фундаментализма, начинающей отравлять Россию. С того времени россияне признали и оценили фирменную черту своего президента – сочетание смелости, решительности и искренности. Они прекрасно поняли его знаменитую формулировку о борьбе с террористами: «Мы в сортире их замочим, в конце концов» Сказанная молодым и решительным лидером, она придала уверенности россиянам, привыкшим к инертному в последние годы Ельцину, уставшим от криминализации общества, униженным ослаблением своей страны.

Кажущаяся такой жестокой и шокирующей, эта формулировка объясняется тем страхом, который исламский терроризм посеял в России в 1999 году при относительной невозмутимости Запада. Во Франции подобная ситуация сложилась несколькими годами ранее, когда в 1995 и 1996 годах произошла серия терактов в Париже, Лионе и Марселе. Потом настала очередь США, где 11 сентября 2001 года ударам подверглись Нью-Йорк и Вашингтон. Затем исламисты предприняли атаку на Испанию 11 марта 2004 года и Великобританию – четыре теракта, совершенные в час пик 7 июля 2005 года, на следующий день после того, как Лондон был объявлен столицей Олимпийских игр 2012 года.

Серия террористических актов, произошедших в Москве и других городах России между 31 августа и 16 сентября 1999 года, в результате которых более трехсот человек были убиты и около тысячи человек ранены, нанесла России удар в самое сердце задолго до терактов, совершившихся на Западе в 2001–2005 годах. В то время российское государство было еще слабым и неспособным принять этот вызов. Популярность и решительность Путина объясняются трагедией на Кавказе, ставшей своего рода трамплином его политической карьеры на посту президента. Теракты 1999 года были совершены с помощью взрывных устройств, в частности – начиненных взрывчаткой автомобилей. Террористические атаки, направленные против гражданского населения и российских военных, совершенные чеченскими боевиками, повлекли за собой решительное наступление российской армии на Кавказе, прежде всего в Дагестане, потом непосредственно в Чечне. В Дагестане после полутора месяцев боев погибли 1500 боевиков и 280 российских солдат. Это был пролог к кровопролитным боям и большим потерям. «Теракты – предлог для кровавой войны» – говорили противники Путина. «Спецоперации против террористов – законная защита мирных граждан» – объясняли его сторонники.

Москва была еще в трауре после взрыва бомбы в торговом комплексе «Охотный ряд» 31 августа (в результате теракта один человек погиб, около сорока были ранены), когда через четыре дня террористы ударили по городу Буйнакску в Дагестане (64 убитых, 146 раненых). Целью машины со взрывчаткой был дом, в котором проживали российские военные и их семьи. Через несколько дней ночью 8 сентября в Москве раздался сильный взрыв: бомба с 400 кг взрывчатки полностью разрушила жилой дом с сотней квартир. Ужасный итог: 106 погибших, 640 раненых. А еще через четыре дня, 13 сентября, опять в Москве бомбой был взорван восьмиэтажный дом (124 погибших, 7 раненых).

Страшная серия терактов продолжилась в регионах: 16 сентября начиненный взрывчаткой грузовик разрушил девятиэтажное здание в Волгодонске (Ростовская область), где погибли 19 человек и 89 были ранены. Расследование, проведенное ФСБ во главе с Николаем Патрушевым, позволило выявить и обвинить семнадцать террористов. Большинство из них скрывались от правосудия, некоторые были уничтожены во время спецопераций. Российские спецслужбы вычислили предполагаемого руководителя терактов – им оказался иорданский исламист, полевой командир Амир ибн аль-Хаттаб, воевавший в Афганистане и приехавший в Чечню в 1995 году для помощи в создании бандформирований под командованием Шамиля Басаева. Он быстро выдвинулся в среде боевиков, приняв активное участие в организации захвата 1500 заложников в июне 1995 года в больнице Буденновска, небольшого города в Ставропольском крае. Этот теракт осуществил отряд в 200 человек во главе с командиром боевиков Шамилем Басаевым. В результате действий спецслужб и военных заложники были освобождены, но теракт стоил жизни около 130 россиянам, гражданским и военным, и более 400 человек были ранены.

Однако представители сепаратистов и некоторые российские оппозиционеры возлагают ответственность за теракты 1999 года на правительство Путина, якобы они помогли оправдать Вторую чеченскую войну и укрепить Путина во власти.

Эта теория правительственного заговора довольна заманчива и сама по себе не нова. Ее сторонники попросту игнорируют идеологию боевиков и их методы воздействия, призванные сеять страх среди мирных граждан. Элен Блан, историк Национального центра научных исследований Франции, изучающий Россию, утверждает, что в 1999 году имели место т. н. «теракты-алиби». Она приписывает организацию трагедий российским спецслужбам. В январе 2011 года госпожа Блан категорично заявила на радио «France Inter»: «Сегодня совершенно ясно, хотя в 1999 году это и не было понятно, что теракты того времени вовсе не были делом рук чеченских сепаратистов, а были организованы ФСБ. <…> Кроме того, доказано, что использованная для их осуществления взрывчатка была российской».

Это весьма спорный аргумент, поскольку огромное количество советского оружия, техники и боеприпасов находилось в бывших советских республиках и в странах соцлагеря. Россия и Украина были самыми крупными поставщиками военной техники в последние двадцать лет не только для Европы, но и для стран Африки и Ближнего Востока.

«ФСБ способна на многое, включая мероприятия, направленные против своего народа», – уверяет Элен Блан. Проще говоря, ее точка зрения такова: российские спецслужбы сами организовали эту серию террористических актов, чтобы оправдать начало тотальной войны в Чечне и применение самых жестоких методов, и все это с благословения или даже по приказу Владимира Путина.

Трое российских журналистов Наталья Геворкян, Наталья Тимакова и Андрей Колесников в начале 2000 года в ходе шести сеансов интервью по четыре часа каждый прямо задали этот вопрос президенту Путину. Он был сильно возмущен подобными обвинениями и заявил, что такое предположение – это следствие настоящей «информационной войны», которая ведется против России: «Что?! Взрывали свои собственные дома? Ну знаете… Чушь! Бред собачий. Нет в российских спецслужбах людей, которые были бы способны на такое преступление против своего народа»[9]9
  Здесь и далее Н. Геворкян, Н. Тимакова, А. Колесников. От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. http://lib.ru/ MEMUARY/PUTIN/razgowor.txt


[Закрыть].

Обученные всем способам ведения партизанской войны и осуществления терактов в крупных городах, чеченские боевики вовсе не нуждаются в помощи ФСБ. Ведя тотальную войну против России, они берут на себя ответственность за теракты как против россиян, так и против граждан европейских стран. Именно так поступали и будут поступать все исламские фундаменталисты во всем мире, выступая против Франции и США, против Испании и Великобритании, против Израиля, Ливана, Сирии, Малайзии, Саудовской Аравии, Йемена и многих других стран, где живут «неверные», или тех, кто является «пособниками западных дьяволов».

Первые исламисты-добровольцы прибыли на Кавказ в начале 1990-х годов, сразу после вывода советских войск из Афганистана (1989 г.). Это были иорданские, саудовские, сирийские, йеменские арабы, позднее пакистанцы. Их общая численность составила около сорока тысяч, некоторые из них были сторонниками джихада (священной войны против неверных), связанными с «Аль-Каидой». В 1999 году, еще до назначения исполняющим обязанности премьер-министра, а будучи лишь простым чиновником в Администрации Президента, и потом за год работы во главе ФСБ, у Путина, одного из первых, появилось предчувствие, что началась тотальная война против России, и даже более того – против всего христианского мира, безразлично – России или стран Запада.

В то время эта точка зрения была не вполне понятна и принята. Международный терроризм еще не нанес удар по США и по Западной Европе. Талибы еще не получили известность в мире, и лишь немногие знал о существовании «Аль-Каиды», Усамы бен Ладена и тому подобных движений в Африке, которые вскоре попытаются взять под контроль регион Сахель – от Сомали до Нигерии.

В августе 1999 года, когда бандформирования атаковали Дагестан, Путин решил, что нужно отреагировать прежде, чем станет слишком поздно.

Теракты на европейской территории России укрепили его уверенность в правильности принятого решения. Оно было принято летом 1999 года, когда Путин принял назначение на должность исполняющего обязанности премьер-министра. Путин и его аналитики поняли, что правительство должно отказаться от дилетантского подхода к решению «чеченского вопроса», как это было в 1990-х годах, иначе она рискует утратить свою целостность. Если серьезно бороться с терроризмом, то нужно атаковать боевиков на их базах на Кавказе, непосредственно в Чечне. В 2000 году Путин, анализируя ситуацию на Кавказе, заметил, что сепаратистские тенденции в этом регионе не что иное, как продолжение распада СССР: «Ясно же, что это когда-то надо останавливать. Да, какое-то время я надеялся, что с ростом экономики и развитием демократических институтов этот процесс будет заторможен. Но жизнь и практика показали, что этого не происходит».

Путин считал, что не мешать внутреннему развитию Чеченской республики, наблюдать издалека и ликвидировать бреши в системе безопасности российской границы, не вводя войска на территорию республики, – это вполне нормальное частное мнение, но это мнение не может разделять человек, мыслящий в государственном масштабе.

Довольствоваться тем, чтобы выбить боевиков из Дагестана, а потом установить санитарный кордон по границе Чеченской республики, было «бессмысленно и технически невозможно». Он считал, что с терроризмом надо бороться в его базах, как можно дальше от границы с той страной, которой террористы угрожают. Именно этим займутся позднее с большим или меньшим успехом Джордж Буш и Барак Обама, Тони Блэр и Дэвид Камерон, Жак Ширак, Николя Саркози и Франсуа Олланд. Но им посчастливится действовать, не подвергаясь той критике и оскорблениям, которым подвергли Путина представители интеллигенции и СМИ, когда он начал осуществлять ту же самую стратегию. Бернар-Анри Леви, один из самых воинственных интеллектуалов, поддерживавших правительства Франции и США в борьбе против исламского терроризма, был самым яростным противником это стратегии, когда дело касалось России.

Путин и слышать не хотел о возможности отделения Чечни от Российской Федерации, даже если такие переговоры имели место в тот период. Его анализ ситуации очень реалистичен: «Но я ни на секунду не сомневался, да и для элементарно политически грамотных людей давно было понятно, что Чечня не ограничится только независимостью самой Чечни. Она будет использована как плацдарм для дальнейшего нападения на Россию». По его мнению, после Чечни непременно наступила бы очередь Дагестана – второй этап покорения Кавказа «под знаменем пророка». Потом другие субъекты Федерации, на территории которых исповедуют ислам, – Ингушетия, Татарстан (3,8 миллиона жителей), Башкортостан (4 миллиона жителей), расположенные глубоко внутри российской территории.

В действительности Путин быстро взял на себя ответственность за безопасность всей страны. Он сделал это под руководством Ельцина, разделяющего его точку зрения: нужно немедленно положить конец этой ситуации, иначе Россия может прекратить свое существование. Вопрос для Путина стоял так: надо помешать развалу страны.

Вместе с другими российскими руководителями он обсуждал проблему «югославизации России», ее возможной дезинтеграции и глобальной катастрофы: «Я был убежден, что если мы сейчас не остановим экстремистов, то через некоторое время нам грозит вторая Югославия на всей территории Российской Федерации, югославизация России». Он прекрасно отдавал себе отчет, что подобные решения могут вызвать неприятие в глазах многих людей и означать конец его карьеры: «Я исходил из того, что мне нужно будет это сделать ценой политической карьеры. Это – минимальная цена, которую я готов был заплатить».

Путин долго изучал Первую чеченскую войну (1994–1996) – это был провал. Слишком много возможностей было упущено. Эта кавказская территория, ее жители и ее структуры были оставлены российскими войсками. Ничего не было восстановлено или отстроено заново. Эти упущения были на руку сепаратистам, связанным с исламистскими кругами, финансируемыми на деньги ваххабитов. Первая война стала российским поражением из-за морального упадка в обществе. Путин сам констатировал, что россияне не понимали, за какие идеалы они воевали. Солдаты отдавали свои жизни, а по возвращении их проклинали. Они умирали, защищая интересы своей страны, и их публично унижали.

Были допущены фатальные ошибки, такие как беспорядочные бомбардировки, во время которых гибли мирные жители. Россия официально не раскаялась в этих действиях. Она, без сомнения, это сделает по пришествии многих лет, как и большинство стран, столкнувшихся на протяжении своей истории с такими же ситуациями: Франция в Экваториальной Африке, Индокитае, Алжире, США – во Вьетнаме, Ираке или Афганистане, Великобритания – в Африке или Индии. Действия этих стран были тщательно проанализированы Москвой со стратегической и политической точек зрения, когда было принято решение ликвидировать в маленькой Чеченской республике все очаги терроризма. Также было решено восстановить на местах эффективную администрацию, готовую принять власть центра и опирающуюся на тех чеченцев, которые видят свое будущее в границах Российской Федерации. Все это потом именно так и будет сделано в обмен на предоставление республике широкой автономии и большую снисходительность центра к местным нарушениям прав человека.

В своем окружении Путин говорил совершенно прямо о тотальной войне, когда решил взяться за «чеченскую проблему».

Он настаивал, что нужно не только наносить военные удары, но и создавать администрацию, правительственные структуры. В то время совместные действия армии и гражданской администрации, ставшие столь популярными через несколько лет, во время войны США и сил НАТО в Афганистане, еще не стали полноценной стратегией.

Но Путин дал первые указания российской армии именно в духе этой концепции: «Правильно, сначала надо закончить военную операцию. Что это означает? Разбить крупные бандформирования, то есть отряды от десятка боевиков и выше. Параллельно усиливать роль органов правопорядка, восстановить органы власти и управления. Заняться социальными проблемами – школами, больницами. Начинать активно организовывать рабочие места. После этого провести выборы».

Когда он представил свою программу в марте 2000 года российским журналистам, задававшим ему вопросы для книги «От первого лица», Путин казался мечтателем. Полномасштабная кровавая война свирепствовала уже много лет на Кавказе, а он говорил о школах и выборах: «Мы установим порядок, в республике будет спокойно и мирно, и потом перейдем к выборам, и будем договариваться уже с новым руководством о разграничении полномочий между Чечней и федеральным центром при общем понимании того, что мы все равно будем жить вместе».

Путин считал, что самый тяжелый период придется на два первых года. «У вас есть другие варианты? Опять уйти, все бросить и ждать, когда на нас снова нападут? Это не было преступлением? И простых чеченцев бросили, и Россию подставили». Будущее покажет его правоту.

Путин будет выполнять свой мирный план буквально, чередуя жесткие военные операции с действиями по мирному развитию республики, с прицелом на будущее. И он не отступил вплоть до установления мира в Чечне.

Всего лишь восемь лет прошло после распада советской империи и распада структур безопасности, а Россия была практически не в состоянии вести войну. У боевиков было время на подготовку. Соответствующие российские министерства были в полном хаосе. Никто не знал, чем занимается соседнее ведомство. Каждый защищался, критикуя других и воздерживаясь от малейшей инициативы. Путин расставил приоритеты: восстановить единство действий, отрегулировать компетенции различных ведомств и объединить усилия: «Первое, что я обязан был сделать, – это преодолеть ведомственную разобщенность: когда армия не понимает, что делает МВД, а ФСБ критикует всех, но сама ни за что ответственности не несет. Мы – одна команда, единый организм. Только тогда будет успех».

Медленно, в соответствии с бюрократической неповоротливостью страны и из-за многочисленных проблем, связанных с ослаблением центральной власти, был намечен план действий, полномочия министерств были расширены, были определены их компетенция и зона ответственности. Работа по обновлению и мобилизации министерств и соответствующих служб была проведена вдвойне, так же через несколько лет будут действовать все государства, подвергшиеся атакам исламских террористов. Начиная с Франции и США, в их «глобальной войне» против терроризма.

С первых межминистерских совещаний Путин понял, что его страна не готова к тотальной войне, которую он собрался вести: «Я посчитал: несколько месяцев у меня есть, чтобы консолидировать вооруженные силы, МВД и ФСБ, чтобы найти поддержку в обществе. Хватит ли времени – вот только об этом и думал».

Такими же были выводы Изабель Факон, работающей во французском Фонде стратегических исследований. Она предоставила один из самых полных документированных анализов о войне в Чечне (текст был опубликован 1 января 2002 года во «Французском ежегоднике международных отношений»). По факту Изабель подтверждает выводы, сделанные Путиным: «Вышло так, что уровень подготовки федеральных сил оказался очень низок. Большинство военных начальников, служивших в различных министерствах и ведомствах, считали военные части готовыми к боям в тот момент, когда они достигали определенной численности личного состава, вне зависимости от их выучки, военного опыта и экипировки. Эта ситуация только усугубила острый системный кризис российской армии, что привело к огромным потерям в федеральных войсках. Потери их противников, как правило поддерживаемых местным населением, были гораздо ниже».

Изабель Факон также упоминает высокое напряжение между президентской властью и высшим военным командованием, от которого страдала прежде всего армия. Генералы «были тем более против тотальной войны на Северном Кавказе, что большинство из них были отстранены от решения проблем, приведших к этой войне. Кроме того, они опасались, как бы военная кампания не ухудшила и без того плохую репутацию армии в глазах общества, считавшего эту войну незаконной».

Все изменилось с приходом Путина, знавшего об этих настроениях. Он поощрял и продвигал смелых генералов, знающих местность и ситуацию в Чечне, поддерживающих реформы, необходимые для победы во Второй чеченской войне. Среди них был генерал Анатолий Квашнин, бывший командующий Северо-Кавказским военным округом, потом начальник Генштаба с мая 1997 года. Он согласился принять командование войсками на Кавказе – от этой трудной задачи до него отказывались многие генералы.

Его преемником стал генерал Виктор Казанцев, участник боев в Первую чеченскую войну. Именно его Путин назначил командовать силами в Чечне осенью 1999 года. В 2000 году он сделал его своим представителем в Южном административном округе, в который входил и Кавказ. Это было новшеством: генералы чувствовали, что их поддерживает глава государства, даже если от их решений страдает гражданское население. Правительство также начало уважать автономию командующих, не вторгаясь в принятие решений во время военных операций на местности.

Путин прагматично распределил обязанности в зависимости от компетенции, талантов и возможностей людей. Взамен он требовал абсолютной верности и преданности. Он выдвинул тезис, что эта война ведется прежде всего против международного терроризма, а не является конфликтом сторонников независимости Чечни с федеральным центром. Население это поняло и согласилось с тем, что война прежде всего нацелена на обеспечение безопасности общества. Поддержка общества была настолько однозначной и единодушной, что воодушевила многих военных, и укрепила их решимость. Период полного доверия длился долго, что помогло гражданскому населению мириться с потерями, которые несла федеральная армия. Путин говорил об этом во время каждой встречи с президентом Ельциным. Чечня стала его личной насущной проблемой. Война, бандформирования и терроризм стали темами для обсуждений на совещаниях с гражданскими и военными руководителями – иногда два раза в день, утром и вечером.