Текст книги "Улей Хеллстрома"

32

Комментарий к фильму:

«В фильме показывается клетка насекомого, развитие яйца и наконец появление гусеницы. Какая поразительная метафора. Мы появляемся из тела родителя, от тех диких существ, которые называют себя людьми. Смысл метафоры, однако, куда глубже. Она говорит о том, что мы должны подготовиться к своему появлению. Мы еще незрелые на этой стадии, наши нужды подчинены подготовке к зрелости. И мы появляемся, чтобы занять свое место на поверхности Земли.

Когда же мы достигаем зрелости, мы едим просто, чтобы жить, а не для того, чтобы расти».

Шеф долго не брал трубку.

Перуджи сидел на краю постели после возвращения в мотель с проведенного вместе с Хелльстромом ленча. Ленч был совершенно разочаровывающим: никаких признаков Фэнси, формализм и скукотища в гостиной старого здания фермы, и никакого проявленного интереса к его наживке, касающейся изобретений. Шефу вряд ли понравится его отчет.

Голос Шефа внезапно раздался в трубке, тревожный и бодрый, несмотря на долгую задержку. Значит, старик не спал, а был чем-то так занят, что не хотел прерывать свою работу даже для того, чтобы дотронуться до устройства, которое он части называл «адским инструментом».

– Я говорил, что позвоню сразу по возвращению, – сказал Перуджи.

– Откуда ты звонишь? – спросил Шеф.

– Из мотеля, а что?

– Ты уверен, что телефон не прослушивается?

– Да, я проверял.

– В любом случае поставь шифровальное устройство.

Перуджи вздохнул и стал его устанавливать. Чуть погодя он услышал голос Шефа, измененный шифровальным устройством.

– А теперь давай выкладывай, что тебе удалось выяснить, – приказал Шеф.

Они совершенно не прореагировали на мои намеки о металлургии и новых изобретениях.

– Ты ясно выразил свое предложение?

– Я сказал, что знаю кое-кого, кто готов заплатить миллион за обещающее новое изобретение в этой области.

– Они не купились на это?

– Нет.

– Совет начинает давить на меня, – произнес Шеф. – Так или иначе, скоро нам придется действовать.

– У Хелльстрома должна быть цена! – сказал Перуджи.

– Ты считаешь, что если поднять ставку, он купится?

– Не уверен наверняка. Но мне бы хотелось послать Джанверта и, может быть, Майерли в южную часть долины Хелльстрома, чтобы они поискали там следы Карлоса и Тимьены. У меня предчувствие, что они могли заходить с юга. Там много деревьев, а вы знаете, каким осторожным был Карлос.

– Ты никого туда не будешь посылать.

– Шеф, если мы…

– Нет.

– Но если мы окажем подобного рода давление на Хелльстрома, это намного облегчило бы нашу задачу. Мы можем проделать все это быстро и быть готовы к действиям до того, как соберется правление… вы же знаете, какими они бывают, когда что-либо кажется им подозрительным.

– Яйца курицу не учат. Я же сказал: нет!

Перуджи понял, что в конец запутался.

– Тогда что же вы хотите от меня?

– Расскажи мне, что ты видел на ферме Хелльстрома.

– Почти столько же, сколько и вчера.

– А если точнее.

– В некотором смысле все обычно… даже слишком обычно. Ни смеха, ни улыбок, ни передышек; все очень серьезные и, как бы сказать, преданные. Да, это слово более всего подходит – преданные. А это уже необычно. И напомнило мне сельскохозяйственных работников коммуны в Чикоме, терпеливо ожидающих получения своей части урожая.

– Не думаю, что мы обнаружим коммунистов на этой поленнице дров, – заметил Шеф. – Но об этом не следует забывать, если вдруг потребуется покрыть себя славой. И все же это дело куда более серьезно, чем ты можешь себе представить.

– Да? – Перуджи вдруг ощутил неясную тревогу и сосредоточился на голосе, доносящемся из трубки телефона.

– Мне сегодня звонили из самых верхов, – начал Шеф. – Специальный помощник Самого. Им хотелось узнать, не мы ли это суем свой нос в дела Хелльстрома.

– О-о-о! – Перуджи кивнул. Это объясняло, почему Хелльстром чувствовал себя хозяином ситуации. Каким образом этот доктор по жучкам взобрался так высоко?

– Что вы ответили? – поинтересовался Перуджи.

– Я солгал, – ответил Шеф спокойным голосом. – Я сказал, что это, наверное, кто-то другой, поскольку мне об этом ничего не известно. Однако пообещал проверить, ибо бывает, что мои люди проявляют чрезмерное усердие.

Перуджи несколько секунд молчал, уставившись взглядом в стену. «Кто за всем этим стоит?» Этот вопрос мучил его. Вслух же произнес:

– Мы можем пожертвовать Мерривейлом, если потребуется.

– Это один из вопросов, над которыми я раздумываю.

«Один из вопросов!» – мысленно повторил Перуджи.

Шеф не дал углубиться этому его беспокойству, спросив:

– Теперь расскажи, чем они занимаются на своей ферме?

– Снимают фильмы о насекомых.

– Ты уже говорил мне это вчера. И это все?

– Я не уверен, что они еще чем-то там занимаются, но у меня есть некоторые соображения насчет того, где они могут этим заниматься. В этом сарае-студии есть подвал: гардероб и прочая ерунда, все вполне достоверное на первый взгляд. Но между студией и домом проложен туннель. Меня провели по нему, и мы вместе пообедали. Обслуживали нас, скажу прямо, довольно странные женщины. Красивые куколки, все четыре, но они ни разу и рта не раскрыли, когда я обращался к ним.

– Что?

– Они не говорят. Просто накрыли на стол и ушли. Хелльстром сказал, что они совершенствуют свое произношение и их учитель приказал им ничего не говорить в его отсутствие, когда он не может их слышать и корректировать произношение.

– Достаточно разумное объяснение.

– Вы думаете? А мне оно показалось натянутым.

– Ты держал связь с Джанвертом и остальными?

– Нет. И все по той же причине, что и вчера. Они были довольно настойчивы в этом вопросе и та-а-ак убедительны. Радио, мол, создает помехи их записывающей аппаратуре и все такое.

– И все-таки мне не нравится, что ты суешься туда без радио. Если случится что-нибудь… может, лучше сделать Майерли или ДТ твоим помощником вместо Джанверта?

– Не беспокойтесь. Они просто дали понять, что со мной ничего не случится, если я буду придерживаться их правил.

– И как они сделали это?

– Хелльстром детально объяснил, что его просто выводит из себя, когда кто-нибудь мешает съемкам. Я должен был следовать за своим проводником и не отклоняться в сторону.

– Кто был твоим проводником?

– Один невысокий парнишка по имени Салдо, ростом не выше Коротышки Джанверта. Рот от держал все время на замке. Женщина, которую они насылали на меня накануне, вообще не появлялась.

– Дзула, ты уверен, что не вообразил себе…

– Да, уверен. Шеф, нас загнали в угол. Мне нужна помощь. Мне нужен дорожный патруль, ФБР и вообще любой, кто может спрятаться в холмах вокруг фермы Хелльстрома.

– Дзула! Ты уже позабыл о моих словах насчет предупреждающего звонка сверху.

У Перуджи застрял комок в горле. Шеф умел становиться решительным и беспрекословным, и тогда голос его становился спокойным. Значит, было еще что-то, помимо этого звонка. Против них выступили могущественные силы.

– Нельзя просить помощи в проекте, который не существует, – сказал Шеф.

– Вы знали, что я передал запрос с просьбой о помощи по каналам ФБР?

– Я перехватил его и аннулировал. Этого запроса больше не существует.

– А можем ли мы добиться инспекционного полета над фермой?

– Зачем?

– Именно это я и собирался объяснить. От сарая к дому тянется туннель. Мне хотелось бы узнать, нет ли еще туннелей в этом районе. У Геологической Инспекции есть способы обнаружения подобных вещей.

– Не думаю, что смогу попросить об этом, когда мы так связаны по рукам и ногам. Хотя я посмотрю, что можно сделать. Возможны и другие варианты. Ты предполагаешь, что у них под этим сараем могут располагаться лаборатории или что-то в этом роде?

– Да.

– Это идея. У меня есть парочка друзей в нефтяной компании, который могут оказать нам услугу.

– Совет…

– Дзула! – В голосе Шефа появилась предупреждающая нота. – Тебе же было сказано, не задавай вопросов на эту тему!

– Прошу прощения, Шеф, – извинился Перуджи. – Просто я… просто сильно беспокоюсь. Весь день я хотел убраться из этого проклятого места. Там был этот зловонный животный запах и… весьма отвратительное место. Трудность вся в том, что нет ни одной видимой причины для беспокойства, если не считать очевидного факта исчезновения Портера и компании.

Голос Шефа зазвучал покровительственно и по-отечески:

– Дзула, мой мальчик, не нужно изобретать трудностей. Если нам так и не удастся заполучить в свои руки изобретение Хелльстрома, касающееся управления металлургическим производством, то это приобретет вполне ясный оборот. Я вдруг узнаю, что некоторые из моих излишне усердных людей обнаружили осиное гнездо подрывной деятельности. Чтобы поступить так, нам нужно иметь немного больше того, что у нас уже есть.

– Портер и…

– Они не существуют. Забудь, что на приказах стоит моя подпись.

– Э-э… да, разумеется.

– Я могу заявить начальству, что на самом деле у нас имеется только небольшой документик, немногим больше меморандума, найденный одним из наших людей в библиотеке МТИ. Я смогу поступить так. Но только если у меня будут убедительные доказательства, что дело касается частной разработки системы мощного оружия.

– Если же мы не добудем других фактов, то они придут к точно таким же выводам, что и мы.

– Вот именно! – воскликнул Шеф.

– Понятно. Значит, вы хотите, чтобы я показал это Хелльстрому на открытых переговорах?

– Да. Есть какая-нибудь причина, которая заставляла бы тебя считать, что ты не сможешь выполнить это задание?

– Я попытаюсь. Меня пригласили туда на завтрашний ленч. Я дал им понять, что у меня будет мощная поддержка опытных профессионалов, готовых хоть сегодня прочесать этот район, и они…

– Что ты приготовил?

– Джанверт со своей командой будут визуально наблюдать за моими передвижениями, когда я буду находиться снаружи. Внутри же у меня скорее всего связи не будет. Конечно мы попытаемся применить и обходные пути – окно или что-нибудь, что могло бы послужить микрофоном для нашего лазерного устройства связи. Однако я не думаю, что следует дожидаться подобного рода контакта, прежде чем его обнаружат…

– С чего ты предлагаешь начать переговоры?

– Прежде всего, я буду упирать на силы, которые я могу призвать на помощь. Я признаюсь, что представляю могущественное правительственное Агентство, разумеется, не уточняя, какое именно. После этого…

– Нет.

– Но…

– Три наших агента наверняка уже мертвы, и они…

– Они не существуют – это ваши собственные слова.

– Только для нас, Дзула. Нет, ты просто скажешь им, что представляешь людей, заинтересованных в «Проекте 40». Пусть они поломают себе голову, пытаясь понять, какие могут стоять за тобой силы. Они, вероятно, убили троих наших людей… или держат их пленниками и…

– Следует ли мне проверить эту возможность?

– Упаси Господи! Конечно же, нет! Но шансы велики, что они больше будут бояться своих подозрений, нежели того, что им известно. Насколько они могут судить, за тобой может стоять армия, флот и корпуса морских десантников, поддерживаемые ФБР. При необходимости упомяни о наших исчезнувших друзьях, но не проявляй особой заинтересованности в их возврате. Отказывайся вести переговоры на этой основе. Нам нужен «Проект 40» – и ничего больше! Нам не нужны ни убийцы, ни похитители, ни исчезнувшие люди. Это ясно?

– Куда яснее. – И, с ощущением растущей внутри пустоты, Перуджи подумал: «Что, если и я исчезну?» – Ему казалось, что он знает ответ на этот вопрос, и он ему не нравился.

– Я свяжусь с нефтяниками и посмотрю, что они могут сделать, – сказал Шеф, – но только при условии, что это не бросит на нас подозрения. Знание того, где работают люди Хелльстрома, не кажется мне слишком важным на этой стадии.

– Что, если он откажется вести переговоры? – поинтересовался Перуджи.

– Выкладывай все карты на стол. За нами будет Совет и его силы.

– Но они же…

– Да, они могут забрать все и бросят нам кость. Но уж лучше кость, чем ничего.

– «Проект 40» вообще может оказаться пустышкой.

– Ты сам не веришь этому, – сказал Шеф. – И твоя работа доказать то, что мы оба знаем. – Шеф громко прокашлялся. – Пока у нас нет доказательств, у нас нет ничего. У них там может быть секрет, который может стать концом мира, в чем мы уверили Совет, но мы не можем ничего предпринимать, пока нет доказательств. Сколько раз я должен повторять это?

Перуджи потер левое колено, ушибленное им об осветительный прибор в студии Хелльстрома. «Несвойственно Шефу повторяться по нескольку раз. Что же происходит там, в офисе? Уж не пытается ли Шеф дать ему понять, что не может говорить открыто?»

– Вы хотите, чтобы я нашел удобный предлог, как нам выпутаться из этой ситуации? – спросил Перуджи.

В голосе Шефа прозвучало явное облегчение:

– Только если тебе, мой мальчик, это покажется правильным.

«Кто-то находится рядом с ним, – понял Перуджи. – И этот кто-то – важная шишка, пользующийся некоторым доверием, но кому нельзя все рассказывать. – Как бы он ни пытался, Перуджи не мог найти никого, кто бы подходил под эти условия. – Шеф, должно быть, совершенно непонятно, что у его агента нет намерения выходить из игры. Но он пытался вытянуть из меня это предложение. Это означало, что тот, кто сейчас находится в офисе Шефа, слышал весь их разговор. Скрытый смысл этого послания выдавал предельную степень осторожности, с которой стали действовать в Центре. „Звонок из верхов“. Насколько же влиятелен этот Хелльстром?»

– Можете ли вы сказать что-нибудь о тех мозолях, на которые мы, возможно, наступаем? – спросил Перуджи.

– Нет.

– Разве нельзя знать, не имеет ли Хелльстром чисто политических мотивов – крупные взносы в партийную кассу или что-нибудь в этом роде, а может, например, мы суем нос в дела другого агентства?

– Ты начинаешь вникать в суть проблемы. Как она видится мне, – заметил Шеф.

«Значит, рядом с ним сейчас кто-то из другого агентства, – подумал Перуджи. – Это означает только одно: кто-то из окружения Шефа, но работающий и на другое агентство. И, следовательно, либо Хелльстромом заинтересовались два агентства, либо „Проект 40“ был продуктом этого другого агентства, и заинтересованные стороны, возможно, будут мешать друг другу, если они сильно растревожат этот Улей.

– Я вас понял, – сказал Перуджи.

– При встрече с Хелльстромом, – начал Шеф, – не упоминай об этой другой возможности. Предоставь это сделать ему самому.

– Понятно.

– Конечно, я надеюсь на тебя – это и в твоих, и в моих интересах.

– Могу я позвонить сегодня вечером?

– Нет – если только у тебя не появится что-нибудь новенькое. Однако свяжись со мной сразу же после встречи с Хелльстромом. Я буду ждать.

Перуджи услышал, как связь на том конце отключилась. Он отсоединил шифровальное устройство и положил телефонную трубку на место. Впервые в своей жизни Перуджи ощутил то, что чувствуют старые агенты. «Очень хорошо сидеть дома, в безопасности, а я должен отправиться рисковать своей головой, зная, что никто и пальцем не пошевелит, если меня схватят!»

33

Из записей Тровы Хелльстром:

«Во что бы то ни стало мы должны избежать попадания в то, чему мы дали название „термитной ловушки“. Мы не должны слишком походить на термитов. Эти насекомые, служащие нам образцом выживания, идут своим путем, а мы – своим. Мы учимся у них, но отнюдь не рабски копируем.

Термиты, не способные покинуть защитные стены своего муравейника, рождаются в мире, который является полностью самообеспеченным. То же должно быть и у нас. Все общество термитов охраняется воинами. И этому тоже должны следовать мы. Когда муравейник подвергается атаке, солдаты знают, что их могут выбросить за стены муравейника и оставить там сражаться, чтобы ценой их жизни выиграть время для создания другими непреодолимой обороны. Так должны поступать и мы. Но муравейник погибает, если погибает королева. Мы не можем позволить себе быть такими уязвимыми. Семена нашего продолжения посажены во Внешнем мире. Им нужно быть готовыми к самостоятельному существованию, если наш муравейник погибнет».

Возвращаясь по длинной, идущей под уклон первой галерее в Улей, Хелльстром пытался уловить знакомые звуки, которые наполнили бы его спокойствием: в Улье все в порядке. И не мог. Улей оставался единым организмом – он функционировал, но чувство сильной тревоги насквозь пропитало его. Это было в природе Улья: коснись одной его части, и отреагируют все клетки. Нельзя было отбросить химический характер его внутренних коммуникаций. Обычные работники в случае серьезной опасности выделяли феромоны, внешние гормоны, которые разносились по всему Улью. Фильтры Улья работали в минимальном режиме для экономии энергии. И потому все работники вдыхали эти феромоны, разделяя таким образом общее беспокойство. Уже появились признаки того, что если предоставить этот процесс самому себе, то скоро это может оставить глубокие или даже нестираемые следы на сознании всей общности.

Праматерь однажды предупреждала его:

– Нильс, Улей может учиться так же, как и ты сам. Общность может учиться. Если ты не сможешь понять, чему Улей учится, это может привести к гибели всех нас.

«Чему же Улей учится сейчас?» – спросил себя Хелльстром.

Поведение Фэнси указывало на что-то исходящее из самых глубин Улья. Она говорила о роении. Но было ли роением это? Они работали в течение больше чем сорока лет, чтобы задержать роение. Не было ли это ошибкой? Фэнси обеспокоила его, и теперь он безуспешно пытался найти ее. Ей полагалось участвовать в съемках, но там ее не было, а Эд понятия не имел, где ее искать. Салдо успокоил его, уверяя, что Фэнси находится под постоянным наблюдением, но не заглушил все тревоги Хелльстрома. Может ли Улей произвести естественную праматерь? Фэнси вполне могла подойти на эту роль. Что может сделать Совет, если это случится? Следует ли отправить Фэнси в чан во избежание риска преждевременного роения? Ему была ненавистна мысль потерять Фэнси – эту превосходную линию крови, которая произвела на свет уже столь многих полезных для Улья специалистов. Если бы только удалось подавить при воспитании эту ее неуравновешенность!

Если только это была неуравновешенность.

Хелльстром подошел к бетонной арке, ведущей на двухуровневый пункт питания, и увидел, что Салдо, как и было приказано, ждет его. На Салдо можно положиться. Это обрадовало Хелльстрома. Он понял, как сильно стал зависеть от этого молодого человека. Ничего не говоря, Хелльстром подошел к Салдо. Они вошли в пункт питания, взяли еду с конвейера, налили бульон из общего для всех чана. Хелльстрому всегда доставляло большое удовольствие есть пищу обычных работников. Такого удовольствия он не получал от дополнительной пищи для руководителей Улья. Она способна была увеличить в два раза продолжительность жизни, но в ней отсутствовал один ингредиент, который Хелльстром называл «объединяющая сила».

«Иногда мы нуждаемся даже в самом незначительном общем знаменателе», – подумал он. Никогда эта мысль не была настолько очевидной, как во времена кризиса.

Салдо просигналил, что ему не терпится перейти к изложению дела, но Хелльстром жестом велел подождать, понимая, что ему просто хочется оттянуть как можно дальше узнавание плохих вестей. Хелльстром неожиданно ощутил всю хрупкость Улья. Одомашненный мир, который они искали для человечества, теперь казался всего лишь готовой расколоться хрупкой яичной скорлупой. Все это выглядело так ясно и твердо в «Руководстве по Улью» и неустойчиво на практике. Как он ни пытался отыскать в «Руководстве» подсказки, но этого не удавалось…

34

Из «Руководства по Улью»:

«Улей движется в сторону развития основы человеческого существования. Главная цель Улья как раз заключается в нахождении этой основы и последующего создания нового языка, соответствующего нашим нуждам. Прежде всего в свете этого ясного сообщения из мира насекомых мы избавляемся от ошибок прошлого».

Они не избавились от ошибок прошлого. Возможно, никогда так и не избавятся. Путь, вырисовывающийся впереди, очень длинный, слишком точный в своих деталях. Никто в действительности не может знать, сколько времени будет потрачено, чтобы пройти его, и сколько еще заблуждений придется им преодолеть. В самом начале, приблизительно лет триста назад, во времена устных преданий, они считали, что «не более ста лет». И как же быстро эта ошибка прошлого была обнаружена! Тогда появилась новая истина: Улью, возможно, придется терпеть тысячи лет до окончательной гибели цивилизации Чужаков. Тысячи лет, пока одомашненная Земля не станет их владением.

Хелльстром вспомнил об одной мысли, однажды уже мелькнувшей у него в голове: знакомые стены Улья могут сотни раз искрошиться и быть восстановленными, прежде чем Улей не исполнит своего предназначения, и его работники не возьмут контроль над всей поверхностью планеты.

Что за фантазия! Эти стены, возможно, простоят не более нескольких часов и никогда уже не будут восстановлены.

Задача установления спокойствия и придании уверенности работникам Улья никогда не казалась ему такой трудной, как сейчас. С неохотой Хелльстром жестом показал Салдо, чтобы тот начал говорить, с отвращением отмечая уверенность, которая ясно читалась в этом молодом человеке, что руководитель Улья разрешит все проблемы.

– Фэнси выкрала из запасника Улья бридинг-ампулы, – сказал Салдо. – Нет официальной записи…

– Но почему она их взяла? – перебил его Хелльстром.

– Чтобы бросить вызов вам, Совету, Улью, – ответил Салдо. Он очевидно полагал, что это глупый вопрос.

– Мы не должны торопиться с выводами, – заметил Хелльстром.

– Но она опасна! Она может…

– Пусть продолжает, не вмешивайтесь в ее действия, – сказал Хелльстром.

– Возможно, она на самом деле выражает волю Улья.

– Пытаясь спариться с этим Перуджи?

– Почему нет? Много раз мы пользовались этим способом для получения свежей крови из Внешнего мира. Этот дикий Внешний мир преднамеренно выбрал Перуджи для нас. Он – живое доказательство успеха.

– Успеха какой ценой?

– Но ведь мы получаем сильных людей, ты знаешь это, мы нуждаемся в притоке новой крови. Возможно, Фэнси лучше любого из нас знает, как бороться с этой угрозой.

– Я не верю этому! Я думаю, она использует эту болтовню о рое как предлог, чтобы выйти из Улья. Вы ведь знаете, как она любит пищу Чужаков и их удобства.

– Это возможно, – согласился Хелльстром. – Но почему она хочет покинуть Улей? Я думаю, твое объяснение слишком поверхностно.

Салдо, казалось, смутился, выслушав этот упрек. На секунду он замолчал.

– Нильс, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я и сам до конца не понимаю этого, но поведение Фэнси нельзя так просто объяснить, как пытаешься ты.

Салдо вопросительно смотрел на Хелльстрома, будто что-то в нем могло дать ему ключ к пониманию. Что же было известно главному руководителю, чего не знали остальные? Хелльстром был потоком первых колонистов того самого первого, настоящего Улья. Уж не получил ли он особых наставлений от таинственного источника мудрости – о том, что делать в подобного рода кризисах? Внимание Салдо отвлекла деятельность слева от него: чашки с бульоном передвигались чуть вперед на конвейере, когда кто-нибудь брал самую крайнюю в ряду. Вокруг них ели другие работники, не обращая особого внимания на двух руководителей. Это было только естественно – не обращать особого внимания. Химические выделения указывали работникам, принадлежат ли новые посетители Улью или нет. Однако попади сюда Чужак, если работники не увидят его в сопровождении или если эти чуждые выделения не будут надежно скрыты, то незваный посетитель тут же будет отправлен в чан безголосыми работниками, которых беспокоила только необходимость удаления опасной массы протеина. Сейчас поведение всех работников казалось совершенно нормальным, но Салдо в этот момент ощутил то же чувство, что и Хелльстром ранее: Улей ранен, и рана глубокая. Можно было заметить скованность в походке – воинственность.

– Какие-то неприятности? – с заинтересованностью спросил Салдо.

«Да какая же сообразительность у этого молодого человека!» – подумал Хелльстром, переполнясь гордостью.

– Возможно, – ответил Хелльстром. Он повернулся, сделал знак Салдо следовать за ним и направился в коридор. Они свернули в первый же боковой проход и пошли прямо. Они быстро добрались до комнаты самого Хелльстрома. Войдя в нее, Хелльстром указал Салдо на стул, сам же устроился на кровати. «Ах, как же я устал!» – подумал Хелльстром.

Салдо послушно присел и осмотрелся вокруг. Он и раньше бывал в этой комнате, но при нынешних обстоятельствах это место выглядело очень необычным. Отличие это беспокоило, но он никак не мог точно определить, какое именно. Наконец он осознал, что это отличие заключается в приглушенном шуме, доносящемся из служебного туннеля за задней стеной комнаты. Полностью от шума нельзя было избавиться. Возможно, именно поэтому Хелльстром и отказался переехать в лучшую комнату. И еще в воздухе можно было ощутить слабые запахи тревоги. Все потоки надвигающегося кризиса фокусировались здесь.

– Да, возникли кое-какие осложнения, о чем никто из нас не знает, – сказал Хелльстром, начав с ответа на вопрос, который задал Салдо на пункте питания. – Это наша проблема, Салдо. Произойдут тревожащие нас события, и мы должны быть готовы справляться с ними в нужный срок. Как говорят Чужаки, мы должны свободно свисать. Ты понимаешь?

– Нет. – Салдо покачал головой. Какие события вы подразумеваете?

– Если бы я мог описать их, то к ним не подошло бы определение «неизвестное», – ответил Хелльстром печальным голосом. Скосив глаза, держа руки сложенными в замок за головой, Хелльстром бросил быстрый взгляд в сторону Салдо. Этот молодой человек вдруг показался таким же хрупким, как и Улей. Каким образом изобретательность Салдо может предотвратить надвигающуюся на них катастрофу? Салдо было только тридцать четыре года. Образование, полученное в Улье, дало ему показную искушенность в житейских делах, фальшивую суетность, невиданную во Внешнем мире. Наивность Салдо была наивностью Улья. Он не знал, что такое подлинная свобода, которую можно ощутить лишь во Внешнем мире. Он не знал, каково это по-настоящему быть диким. Только через книги и другие атрибуты системы образования Улья Салдо узнавал о безудержном, беспорядочном характере, который имела жизнь дикого общества за стенами Улья. Было бы только время, и Салдо мог получить такой же жизненный опыт, что и Хелльстром. Именно такого типа людей Улей и должен был посылать в кипящий котел дикого человечества. Но многое из того, что он узнает во Внешнем мире, будет являться к нему по ночами кошмарами. Как и любой специалист, отправляющийся во Внешний мир, он будет прятать эти кошмары в непроницаемой оболочке в глубинах своего подсознания.

«Точно так же, как и я сам окружил стенами самые худшие из своих воспоминаний, – подумал Хелльстром. – Хотя какой смысл отрицать существование подобных воспоминаний, стоя перед чаном? Они украдкой вылезали из неожиданных прорех в созданной защите».

Считая продолжительное молчание Хелльстрома упреком, Салдо потупил взор.

– Мы не можем знать обо всех вещах, что могут случиться с нами, но мы должны быть готовы к любым неожиданностям. Теперь мне понятно это.

Хелльстрому хотелось выкрикнуть: «Я несовершенен! Я не непобедимый!»

Но он лишь спросил:

– Как продвигается «Проект 40»?

– Откуда вы узнали, что я только интересовался им? – Голос Салдо был наполнен благоговейным ужасом. – Я ведь не упоминал об этом.

– Все мы – те, кто несет дополнительное бремя ответственности – время от времени интересуемся «Проектом 40», – проворчал Хелльстром. – Ну, так что там?

– Ничего нового… в самом деле. Да, они строят быстрыми темпами новую модель испытаний, и она…

– Они изменили свое мнение относительно его перспектив?

– У них появились новые аргументы, касающиеся генерации сверхвысокой температуры.

– И это все?

Салдо изучающе посмотрел на Хелльстрома. Несмотря на очевидную усталость руководителя, оставалось еще одно дело, которое нельзя было не обсудить.

– Группу гидропоников заметили около часа назад на верхних уровнях, – ответил Салдо. – Насколько мы смогли понять, они выражали твердое желание выйти на поверхность.

Хелльстром сел на кровати в шоке, забыв про усталость.

– Почему сразу же мне не доложили?

– Мы сами справились с ситуацией, – ответил Салдо. – Всему виной общее беспокойство. С помощью химических веществ их привели в порядок, и они снова приступили к работе. Я организовал патрулирование во всех галереях, чтобы не допустить повторения подобных волнений. Я действовал неправильно?

– Нет. – Хелльстром вновь улегся на кровати.

«Патрулирование! Конечно, только это они и могли сейчас сделать. Но это говорило о том, насколько глубоко был потревожен весь Улей. Фэнси была права: не были приняты во внимание предсказания относительно побуждения к роению во время кризиса, подобного этому».

– Были ли среди них те, кто способен спариваться? – спросил Хелльстром.

– Несколько потенциальных, но они…

– Они роились, – перебил Хелльстром.

– Нильс! Это же просто несколько работников из…

– Тем не менее, они роились. Это было в расчетах наших самых первых записей. И ты знаешь об этом. Мы следили за этим и пытались предвидеть начало. И так руководство Улья упустило нужный момент, и мы достигли критического состояния.

– Нильс, ведь это…

– Ты собираешься привести цифры. Но дело не только в цифрах. Общая численность населения присутствует в наших расчетах, но тут есть что-то еще. В молодых работниках и потенциальных производителях вдруг обнаруживается стремление покинуть Улей. Они хотят идти своим путем. Это и есть роение.

– Как мы может предотвратить…

– Быть может, это не в наших силах.

– Но сейчас нельзя этого допускать!

– Да, нельзя. Мы должны сделать все от себя зависящее, чтобы отсрочить роение. В противном случае это означает конец Улью. Нужно увеличить очистную способность фильтров до максимума на несколько часов, а затем перевести в оптимальный режим.

– Нильс, подозрительный Чужак среди нас может…

– У нас нет иного выхода. Необходимы чрезвычайные меры. Возможна небольшая прополка населения, если…

– В чан?

– Да, если давление станет слишком большим.

– А эти работники из группы гидропоники…

– Внимательно следите за ними, – произнес Хелльстром. – И за производителями… даже за Фэнси и ее сестрами. Для роения нужны матки.