Текст книги "Дюна. Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник)"

Да, Муад’Диб действительно мог видеть будущее, однако вы должны понять, что у этого его дара были границы. Сравните это со зрением: у вас есть глаза, но без света вы ничего не увидите. Находясь на дне ущелья, вы не увидите ничего за его пределами. Точно так же и Муад’Диб не всегда мог по собственной воле заглядывать в таинственную страну будущего.

Муад’Диб учит нас: единое лишь неверное решение в пророчестве или неверный выбор единого лишь слова могут полностью изменить и самое будущее. Он говорит: «Широко в видении время, будто врата; но когда проходишь сквозь это видение – оно становится лишь узкой дверью». И он всегда отвергал искушение избрать ясный и спокойный путь, предупреждая: «…ибо такой путь ведет вниз, к застою».

(Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»)

Когда из тьмы над ними выплыли, планируя, орнитоптеры, Пауль схватил мать за руку:

– Не шевелись! – почти крикнул он.

Но тут он увидел в лунном свете ведущую машину – то, как она сложила, приземляясь, крылья, ловкое, пожалуй, даже лихое движение рук пилота под колпаком.

– Это Айдахо, – выдохнул он.

Орнитоптеры спустились в котловину, словно птицы в гнездо. Еще не улеглась поднятая ими пыль, а Айдахо уже выскочил из кабины и мчался к ним. За ним скользили две фигуры в свободных фрименских одеждах. Одного Пауль узнал – высокий, с бородой цвета песка, – Кинес.

– Сюда! – крикнул Кинес, поворачивая налево.

За его спиной другие фримены набросили на орнитоптеры маскировочные полотнища. В одну минуту машины превратились в гряду невысоких барханов.

Айдахо с разлету замер перед Паулем, отдал честь:

– Милорд, поблизости отсюда у фрименов есть временное убежище, где мы можем…

– А там что такое? – перебил Пауль, показывая за дальние холмы, где все еще сверкали огни дюн и секущие пустыню пурпурные лазерные лучи.

На круглом, спокойном лице Айдахо мелькнула нечастая на нем улыбка.

– Милорд… сир, я приготовил для них небольшой сюрп…

Слепящее белое пламя озарило Пустыню. Яркое, как солнце, отбросившее на камень окружающего котловину гребня резкие тени. В один миг Айдахо, схватив Пауля за руку, а Джессику – за плечо, столкнул их со скалы вниз, на песок котловины. Они распростерлись на песке, а над ними прокатилась рокочущая волна, сотрясшая скалу, откуда они только что так стремительно спустились. Посыпались каменные обломки.

Айдахо сел, стряхивая с себя песок.

– Слава Богу, это не наше фамильное ядерное… – проговорила Джессика. – Я-то было уже подумала…

– Так ты подсунул им включенный щит! – догадался Пауль.

– И пребольшой, притом включенный на максимум! – радостно сообщил Айдахо. – Как только луч его задел… – Он развел руками.

– Субатомный синтез, – кивнула Джессика. – Опасное оружие!

– Какое оружие, миледи, – просто защита. Эти поганцы впредь дважды подумают, прежде чем опять нажмут спуск лучемета!..

К ним подошли фримены, прилетевшие вместе с Айдахо. Один из них негромко сказал:

– Друзья, нам надо укрыться.

Пауль вскочил на ноги, а Айдахо помог встать Джессике.

– Этот взрыв, уж можно не сомневаться, привлечет к себе внимание, сир! – сказал Айдахо.

«Сир», – повторил про себя Пауль.

Это слово так странно звучало, когда относилось к нему… «Сиром» всегда называли отца!

И опять он ощутил, как коснулось его чувство грядущего. Увидел себя, зараженного сознанием дикого народа, толкающего населенную людьми Вселенную к хаосу. Это видение столь потрясло Пауля, что Айдахо пришлось вести его вдоль края котловины к скальному выступу, где фримены уже вкапывались в песок с помощью своих статических уплотнителей.

– Позвольте ваш рюкзак, сир, – сказал Айдахо.

– Мне не тяжело, Дункан.

– У вас нет щита, – настаивал тот. – Возьмите мой. – Он оглядел далекие скалы. – Не думаю, чтобы кто-нибудь опять принялся палить из лучеметов поблизости.

– Оставь щит себе, Дункан. Твоя правая рука – куда лучшая защита для меня.

Джессика, видя, как подействовала похвала, как Айдахо придвинулся ближе к Паулю, подумала: «Как, однако, уверенно обращается с людьми мой сын!»

Фримен отодвинул камень, закрывавший лаз вниз, в скальное основание пустыни. Сверху вход прикрыли маскировочным полотнищем.

– Сюда, – сказал один из фрименов и повел их вниз, во тьму, по крутым каменным ступеням.

Полотнище за спиной закрыло от них солнечный свет. Впереди загорелся другой – тусклый зеленоватый, озарив ступени, каменные стены, поворот налево. Теперь со всех сторон беглецов окружали фримены, которые слегка подталкивали их, словно торопясь укрыться. Они повернули, и перед ними открылся еще один марш лестницы, который привел в пещеру с грубо обтесанными стенами.

Кинес подошел, откинул капюшон джуббы. В зеленом свете маслянисто поблескивал высокий ворот дистикомба. Его длинные волосы и борода были в беспорядке. Синие, без капли белизны, глаза казались черными под густыми бровями.

В это мгновение Кинес думал: «Зачем помогаю я этим людям? За всю жизнь я не делал ничего опаснее – и это может обречь меня на смерть вместе с ними…»

Он в упор посмотрел на Пауля. Перед ним стоял мальчик, только что вступивший в мужество, мальчик, прячущий скорбь и отбросивший все, кроме того, что он должен был принять на свои плечи, – герцогский титул и все, что с ним связано. И Кинес вдруг понял, что герцогство Атрейдесов все еще существует – и лишь благодаря этому подростку. И от этого нельзя было просто отмахнуться…

Джессика обежала взглядом пещеру, отмечая, как учит Бене Гессерит, все, что можно отметить. Лаборатория, и явно не военная. Все какое-то квадратное, сплошные углы и плоскости – на старинный манер.

– Вот, значит, одна из Имперских Экологических Испытательных Станций, которые отец хотел получить в качестве своих передовых баз, – сказал Пауль.

«Отец хотел получить, – повторил про себя Кинес и снова поразился тому, что делает. – Не сглупил ли я, помогая им? Зачем я это делаю? Сейчас было бы так просто схватить его и купить за него союз с Харконненами…»

Следуя примеру матери, Пауль обвел взглядом помещение, отметив длинный рабочий стол, унылые каменные стены. На столе расставлены приборы – шкалы светятся, тускло отсвечивают экраны из металлической сетки, от которых отходят стеклянные трубки. Запах озона наполнял пещеру.

Несколько фрименов ушли куда-то за угол, и оттуда раздались новые звуки – закашлял двигатель, загудели, раскручиваясь, приводные ремни и редукторы.

В дальнем конце пещеры Пауль разглядел ряды клеток с какими-то маленькими зверушками в них.

– Ты верно угадал, что это за место, – обратился к нему Кинес. – Но скажи, а как бы ты распорядился станцией, Пауль Атрейдес?

– Использовал бы ее, чтобы сделать этот мир по-настоящему пригодным и достойным местом для людей, – не колеблясь, ответил Пауль.

«Потому, наверно, я и помогаю им», – подумал Кинес.

Гудение машин постепенно утихло. В тишине резко прозвучал тонкий крик от одной из клеток. Он тут же умолк, как будто зверек смутился.

Пауль вновь посмотрел на клетки. Теперь он разглядел, что в них сидят бурокрылые нетопыри. Из боковой стены выходила и тянулась вдоль клеток автоматическая кормушка.

Из скрытой части пещеры вернулся фримен, негромко сказал Кинесу:

– Лиет, силовые генераторы не действуют. Я не могу замаскировать нас от детекторов дальности.

– Сможешь починить?

– Быстро – нет. Детали, увы… – Фримен пожал плечами.

– Ясно, – сказал Кинес. – Что ж, придется обойтись без машин. Выдвиньте на поверхность заборники ручной помпы.

– Исполняем немедленно, – ответил фримен уже на ходу.

Кинес повернулся к Паулю:

– Ты дал хороший ответ.

Джессика отметила, как свободно и сильно прозвучал его голос. Это был – королевский голос, голос, привыкший повелевать. И, конечно, она заметила это обращение – «Лиет». Значит, вот каков другой лик скромного планетолога, его фрименское «альтер эго». Лиет.

– Мы бесконечно признательны за вашу помощь, – сказала она.

– М-м-м… посмотрим, – отозвался Кинес и кивнул одному из своих людей. – Шамир, кофе с Пряностью в мои апартаменты.

– Сию минуту, Лиет, – ответил тот.

Кинес кивнул на арку в стене:

– Прошу вас…

Принимая приглашение, Джессика позволила себе царственный кивок. Она заметила, как Пауль сделал Айдахо знак, приказывая ему оставаться на страже.

Короткий, в пару шагов проход привел их к массивной двери, открывшейся в освещенную золотистыми плавающими лампами кубическую комнату. Проходя, Джессика провела рукой по двери и с изумлением ощутила под пальцами пласталь!

Пауль вошел, сделал три шага и остановился, бросив на пол рюкзак. Услышал, как закрылась за спиной дверь, осмотрел комнату: куб с ребром метров в восемь, рыжевато-бурые каменные стены, справа к стене пристроены металлические шкафы с каталожными ящиками. В центре кабинета стоял низкий стол с крышкой молочного стекла, в толще которого блестели желтые пузыри. Вокруг стола – четыре кресла на силовой подвеске.

Кинес обошел Пауля, отодвинул для Джессики кресло.

Та села, отметив, как сын изучает комнату.

Пауль какие-то мгновения помедлил – не садился. Легкая неправильность в движении воздуха сказала ему, что где-то справа, позади шкафов, был потайной выход из комнаты.

– Может быть, присядешь, Пауль Атрейдес? – пригласил Кинес.

«Как старательно он избегает произносить мой титул», – подумал Пауль. Однако он сел и молча ждал, пока усядется Кинес.

– Ты понял, что Арракис может быть раем, – начал эколог. – Но, как сам видишь, Империя присылает сюда лишь своих головорезов да охотников за Пряностью!

Пауль показал ему большой палец, на который он надел герцогский перстень.

– Ты видишь это кольцо?

– Да.

– Знаешь, что это означает?

Джессика обернулась и в упор посмотрела на сына.

– Твой отец лежит, мертвый, в руинах Арракина, – сказал Кинес. – Значит, ты, теоретически, – герцог.

– Я – солдат Империи, – резко ответил Пауль, – так что теоретически я – головорез…

Лицо Кинеса омрачилось.

– Даже когда над телом твоего отца стоят сардаукары?

– Сардаукары – одно, а законный источник моей власти – совсем иное, – ответил Пауль.

– Арракис сам решает, кому носить мантию вождя, – отрезал Кинес.

И Джессика, вновь повернувшаяся к нему, сказала себе: «В этом человеке – сталь, никем не укрощенная… а нам нужна сталь. Но Пауль играет с огнем…»

Пауль же произнес:

– Сардаукары лишь показывают, как боялся Император моего отца. А теперь я дам Императору причины бояться…

– Мальчик, – сказал Кинес, – есть вещи, которые ты не…

– Впредь, – оборвал его Пауль, – называй меня «сир» или «милорд».

«Мягче надо, мягче!» – воскликнула про себя Джессика.

Кинес уставился на Пауля, и Джессика заметила в его лице одновременно восхищение и усмешку.

– Сир, – едва уловимо помедлив, произнес Кинес.

– Я стесняю Императора, – сказал Пауль. – Я стесняю всех, кто хотел бы поделить Арракис как свою добычу. И пока я жив, я намереваюсь и впредь так их стеснять, чтобы застрять в их горле, словно кость, – чтобы они подавились и задохнулись!..

– Это все слова, – отмахнулся Кинес.

Пауль в упор посмотрел на него. Наконец он заговорил:

– У вас есть легенда о Лисан аль-Гаибе, о Гласе из Внешнего Мира, о том, кто поведет фрименов в рай. У вас есть…

– Предрассудки! – буркнул Кинес.

– Возможно, – согласился Пауль, – а может быть – и нет… Порой у предрассудков бывают странные корни и еще более странные плоды.

– У тебя есть план… Это-то мне по крайней мере ясно… сир.

– Могли бы твои фримены предоставить мне бесспорные доказательства того, что во всех этих делах замешаны сардаукары, переодетые в харконненскую форму?

– Пожалуй, да.

– Император, разумеется, вернет здесь власть Харконненам, – пояснил Пауль. – Может быть, даже назначит правителем Зверя Раббана. Пусть. Но раз Император позволил себе увязнуть здесь так, что ему уже не скрыть свою вину – пусть считается с возможностью представления Ландсрааду официального протеста. Пусть он ответит там, где…

– Пауль! – воскликнула Джессика.

– Предположим, что Высший Совет Ландсраада примет твое дело к рассмотрению, – возразил Кинес. – Тогда возможен лишь один исход: тотальная война Империи и Великих Домов.

– Хаос, – кивнула Джессика.

– Но я, – сказал Пауль, – представлю свое дело не им, а самому Императору. И предложу ему альтернативу хаосу.

– Шантаж? – сухо спросила Джессика.

– Ну, шантаж – это лишь один из инструментов политики, как ты сама объясняла, – ответил Пауль, и Джессика услышала горечь в его голосе. – Дело в том, что у Императора нет сыновей. Только дочери.

– На трон метишь? – усмехнулась Джессика.

– Император не посмеет рисковать – тотальная война может взорвать Империю, – сказал Пауль. – Сожженные планеты, всеобщий хаос – нет, на такой риск он не пойдет.

– Ты затеваешь отчаянную игру, – задумчиво сказал Кинес.

– Чего более всего боятся Великие Дома Ландсраада? – спросил Пауль. – Больше всего они боятся именно того, что происходит на Арракисе – здесь и сейчас. Того, что сардаукары перебьют их поодиночке, одного за другим. Вот, собственно, почему и существует Ландсраад. Это – то, что сцементировало Великую Конвенцию. Лишь объединившись, Великие Дома могут противостоять силам Империи.

– Но они…

– Они боятся именно этого, – повторил Пауль. – Арракис станет для них тревожным сигналом. Каждый из них увидит себя в моем отце – увидит, как волки отбивают овцу от стада и режут ее…

Кинес обратился к Джессике:

– Может сработать этот план?

– Я не ментат, – ответила Джессика.

– Но ты – из Бене Гессерит.

Она испытующе взглянула на него, затем произнесла:

– В его плане есть и сильные, и слабые стороны… как у любого плана на этом этапе. И всякий план зависит от исполнения не меньше, чем от замысла…

– «Закон есть высшая наука», – процитировал Пауль. – Так начертано над воротами императорского дворца. Вот я и хочу показать ему, что такое закон.

– Главное же, я не уверен, что могу доверять тому, кто задумал подобное, – проговорил Кинес. – У Арракиса есть собственный план, который мы…

– Взойдя на трон, – спокойно сказал Пауль, – я смогу мановением руки превратить Арракис в рай. Этой монетой я и собираюсь заплатить за вашу поддержку.

Кинес застыл.

– Моя преданность не продается, сир.

Пауль в упор взглянул на него через стол, встретив холодный блеск синих – синих-на-синем – глаз. Он изучил властное выражение обрамленного бородой лица, и жесткая улыбка коснулась его губ.

– Хорошо сказано, – промолвил он. – Я приношу свои извинения.

Кинес посмотрел Паулю в глаза и наконец произнес:

– Ни один из Харконненов никогда не признавал своих ошибок. Возможно, ты и не такой, как они, Атрейдес.

– Может быть, таковы уж недостатки их воспитания, – усмехнулся Пауль. – Ты сказал, что твоя преданность не продается, но, думаю, есть у меня такая монета, которую ты согласишься принять. За твою преданность я предлагаю свою преданность. Целиком и полностью.

«Мой сын в полной мере обладает знаменитой искренностью Атрейдесов. У него есть это поразительное, граничащее с наивностью, чувство чести – и какое же это великое оружие!..»

Она видела, как потрясли Кинеса слова сына.

– Чепуха, – сказал Кинес. – Ты всего лишь мальчик, и…

– Я – герцог, – поправил Пауль. – И я – Атрейдес. Атрейдесы никогда не нарушали такой клятвы.

Кинес сглотнул.

– Когда я говорю «целиком и полностью», – продолжал Пауль, – я не делаю никаких оговорок. Я готов, если нужно, отдать за тебя жизнь.

– Сир! – вырвалось у Кинеса. Но теперь Джессика видела, что он обращается не к пятнадцатилетнему мальчику, а к мужчине – и к высшему. Теперь Кинес не иронизировал – королевское обращение значило именно то, что должно значить.

«Сейчас он отдал бы жизнь за Пауля, – мелькнуло в голове у Джессики. – Как у Атрейдесов получается это – так легко, так быстро?..»

– Я вижу, что ты говоришь то, что думаешь, – сказал Кинес. – Однако Харкон…

Дверь за спиной Пауля распахнулась от удара. Он резко обернулся – и увидел, что там идет бой. Слышались крики, звон стали, мелькали в проходе искаженные восковые лица.

Пауль и Джессика метнулись к двери. Айдахо защищал проход; сквозь мерцание щита сверкали налитые кровью глаза. К Айдахо тянулись руки врагов, сверкающие дуги стали тщетно обрушивались на его щит. Оранжево сверкнуло пламя станнера, но щит отразил его стрелку. И казалось, что клинки Айдахо находятся одновременно всюду. С них срывались тяжелые красные капли.

Потом рядом с Паулем вдруг оказался Кинес. Вдвоем они изо всех сил навалились на дверь. Пауль в последний раз увидел Айдахо, отражавшего натиск целой толпы солдат в харконненских мундирах, запомнил его таким – резкие, рассчитанные движения, черные космы, в которых расцвел алый цветок смерти… затем дверь закрылась. Кинес с лязгом задвинул засовы.

– Похоже, я сделал выбор, – проговорил он.

– Кто-то успел засечь ваши машины, прежде чем они отключились, – сказал Пауль. Он взял мать за руку, отвел ее от двери и увидел отчаяние в ее глазах.

– Я должен был заподозрить неладное с самого начала – когда нам не принесли кофе, – сказал Кинес.

– У тебя здесь есть потайной выход, – сказал Пауль. – Воспользуемся им?

Кинес глубоко вздохнул:

– Эта дверь продержится минут двадцать – если они не применят лучемет.

– Они побоятся стрелять из лучемета – на случай, если с нашей стороны двери есть действующий щит, – уверенно сказал Пауль.

– Это были сардаукары в харконненских мундирах, – прошептала Джессика.

Раздались мощные, ритмичные удары в дверь.

Кинес показал на металлические шкафы вдоль правой стены:

– Сюда.

Он подошел к первому шкафу, выдвинул ящик, покрутил в нем что-то. Все шкафы отошли в сторону наподобие двери, открыв черный зев тоннеля.

– Эта дверь тоже из пластали, – заметил Кинес.

– Вы хорошо приготовились к неожиданностям, – сказала Джессика.

– Мы восемьдесят лет жили под Харконненами, – ответил Кинес. Он провел их в темноту хода и закрыл вход.

Во мраке Джессика разглядела на полу перед собой светящуюся стрелу.

Сзади раздался голос Кинеса:

– Здесь мы расстанемся. Эта стена прочнее – она продержится не меньше часа. Идите вот по таким светящимся стрелкам – они будут гаснуть за вами. Стрелки проведут вас через лабиринт к другому выходу – там у меня спрятан топтер. Этой ночью в пустыне буря. Ваша единственная надежда – догнать ее, оседлать и лететь вместе с ней, на гребне. Мои люди проделывали такое, когда угоняли топтеры. Если вы продержитесь высоко на гребне – вы уцелеете…

– А что будет с тобой? – спросил Пауль.

– Попробую уйти другой дорогой. Если меня и схватят… что же, я пока еще остаюсь Имперским Планетологом. Скажу, что был вашим пленником.

«Бежим, словно трусы, – подумал Пауль. – Но что остается делать – мне надо выжить, чтобы отомстить за отца!..» Он обернулся к двери.

Джессика услышала это его движение.

– Дункан уже мертв, Пауль. Ты же видел его рану. Ему уже не поможешь.

– Когда-нибудь они мне дорого заплатят за всех, – тяжело сказал Пауль.

– Только если поспешишь сейчас, – отозвался из темноты Кинес, и Пауль почувствовал его руку на плече.

– Где мы встретимся, Кинес? – спросил мальчик.

– Я прикажу фрименам разыскать вас. Путь бури известен… А теперь поторопитесь – и пусть Великая Мать дарует вам быстроту и удачу…

Они услышали стремительные шаги по неровному каменному полу во тьме – Кинес уходил.

Джессика нащупала руку Пауля.

– Нам нельзя разойтись, – сказала она.

– Да.

Они прошли первую стрелку – та погасла, едва лишь они коснулись ее. Впереди зажглась другая.

Они прошли и ее и, как только она погасла, увидели вдали следующую.

Теперь они бежали.

«Планы внутри планов, и в них опять планы, и в них – новые планы, – подумала Джессика. – Не стали ли мы теперь сами частью чьих-то планов?»

Стрелки вели их, указывая повороты, мимо боковых ответвлений, еле различимых в слабом люминесцирующем свете. Некоторое время путь вел вниз, но затем начал неуклонно подниматься. Наконец они взбежали по ступеням, повернули и вскоре уперлись в стену с черной ручкой посредине. Пауль повернул ее, и дверь стремительно распахнулась. Вспыхнули лампы, осветив высеченную в скале пещеру, посреди которой стоял на своих пружинистых амортизаторах орнитоптер. Дальше была гладкая серая стена с идеограммой «Выход» на ней.

– Интересно, куда пошел Кинес? – тихо спросила Джессика.

– Он поступил в точности так, как должен был поступить всякий хороший партизанский вожак, – ответил Пауль. – Разбил нас на две группы и сделал так, что, даже если его схватят, он не сможет сказать, где мы. Он просто не будет этого знать.

Пауль ввел ее в зал с орнитоптером, отметил, что каждый их шаг поднимает облачка пыли.

– Никто не входил сюда уже очень давно, – сказал он.

– Он был так уверен, что фримены найдут нас, – заметила Джессика.

– Я тоже в этом уверен.

Пауль отпустил ее руку, подошел к машине слева, открыл дверцу и уложил рюкзак на заднем сиденье, пристегнув его.

– Топтер экранирован от масс-детекторов, – деловито сообщил он. – На приборную панель вынесено дистанционное управление механизмом дверей и светом. Да, восемьдесят лет под Харконненами научили их ничего не упускать из виду.

Джессика прислонилась к другому борту, восстанавливая дыхание.

– Харконнены наверняка установили наблюдение за всем этим районом, – сказала она. – Они кто угодно, только не дураки.

Она обратилась к своему чувству направления и добавила, показывая направо:

– Буря, которую мы видели, в той стороне.

Пауль кивнул. Ему не хотелось ничего делать. Он знал почему – но пользы от этого знания было мало. В какой-то момент этой ночью он направил линию своего решения в глубокую неизвестность. Он представлял себе окружавшую их область времени – но «здесь-и-сейчас» оставалось для него тайной. Словно он видел самого себя со стороны – спускающимся в долину и исчезающим из виду. Он знал, что из множества лежащих там путей лишь некоторые выведут Пауля Атрейдеса наверх, к свету, но большинство путей уводило во мрак.

– Чем дольше мы будем ждать, тем лучше они успеют приготовиться, – напомнила Джессика.

– Забирайся внутрь и пристегнись, – ответил Пауль.

Затем сел в машину сам, все еще борясь с пугающей мыслью о том, что это – «слепая» земля, недоступная пророческому ви́дению. Внезапно он осознал, что все больше полагается на свои пророческие видения, и именно это ослабило его теперь, в момент действия. Не зря учили Бене Гессерит: «Если доверяешься только зрению, все остальные чувства слабеют». Теперь он понял это по-настоящему и обещал себе, что больше в эту ловушку не попадется, если останется жив.

Пауль застегнул пристежные ремни, убедился, что и мать пристегнулась, проверил аппаратуру топтера. Поблескивал тонкий металлический каркас расправленных крыльев. Он тронул клавишу ретрактора – крылья сложились для старта на реактивной тяге, как учил его Гурни Халлек. Легко повернулась рукоятка стартера, двигатели ожили, и вспыхнули циферблаты на приборной панели. Затем негромко засвистели турбины.

– Готова? – спросил он.

– Да.

Он нажал дистанционный выключатель – и в пещере погас свет.

Их охватила тьма.

Он видел свою руку как темную тень над светящимися циферблатами. Затем включил механизмы дверей, и впереди раздался скрежет. Прошуршал осыпавшийся песок, его щек коснулся порыв пыльного горячего ветра. Он захлопнул дверь кабины, ощутив повышение давления.

В темноте открывшегося прямоугольного проема мерцали за пыльной завесой звезды. В их свете обозначился скальный карниз, а за ним – море песчаных волн.

Пауль вжал в панель светящуюся клавишу. Хлопнули крылья, резким взмахом подняв орнитоптер из его гнезда. Огненные струи ударили из турбин, крылья приняли угол для набора высоты.

Джессика, не касаясь клавиш, прошлась рукой по дублирующему пульту и почувствовала, как уверенно сын ведет машину. Она была одновременно испугана и возбуждена. Сейчас вся наша надежда – на выучку Пауля. На его юность и быстроту…

Пауль прибавил тягу. Топтер резко пошел вверх, вжав их в сиденья. Закрывая звезды, впереди вставала темная стена. Он увеличил площадь крыла и добавил энергии двигателям.

Еще несколько раз с силой ударили крылья, и они поднялись над посеребренными звездным светом вершинами скал. Красная от пыли Вторая луна встала над горизонтом справа, четко обрисовав силуэт бури.

Руки Пауля замелькали над приборами. Крылья почти полностью ушли в корпус. Тяжесть навалилась на них, когда топтер вошел в крутой вираж.

– Позади реактивные выхлопы!

– Видел.

Он до отказа отжал сектор газа.

Словно вспугнутый зверь, топтер рванулся вперед, на юго-запад, к буре и обширному заливу песчаного океана. Под ними мелькнули ломаные тени – здесь скальное основание уходило под пески, а дальше тянулись лишь полукруглые гребни дюн.

А над горизонтом, словно чудовищная, исполинская стена, вставала буря.

Что-то тряхнуло орнитоптер.

– Это взрыв! – выдохнула Джессика. – Они стреляют из чего-то вроде пушек или ракетных…

Неожиданно для нее Пауль как-то по-звериному ухмыльнулся.

– Похоже, они не рискуют больше палить из лучеметов, – заметил он.

– Но у нас нет щитов!

– А откуда им это знать?..

Машину вновь тряхнуло.

Пауль, изогнувшись, глянул назад.

– Только один из них может угнаться за нами, у остальных не хватит скорости, – сказал он.

Он вновь повернулся вперед – там росла стена бури, казавшаяся плотной, ощутимой, она угрожающе нависла над ними.

– Пусковые установки… ракеты… прочее древнее оружие – вот что мы непременно дадим фрименам, – прошептал Пауль.

– Буря, – проговорила Джессика. – Может, лучше повернуть?

– А что та машина позади нас?

– Догоняет.

– Держись!..

Пауль втянул крылья почти до отказа и в крутом левом вираже вошел в обманчиво медленно кипящую стену, почувствовал, как ускорение оттягивает щеки.

Казалось, они просто вошли в пыльное облако, но оно становилось все плотнее и плотнее и наконец закрыло пустыню и луну… Кабина топтера погрузилась во мрак, озаряемый лишь зеленоватым светом приборов, за стенками шуршало и свистело.

Джессика вспомнила все ужасы, какие рассказывали про здешние бури, которые режут металл, точно масло, срывают с костей мясо, а затем истачивают самые кости. Почувствовала, как вздрагивает топтер под напором напитанного пылью ветра, игравшего машиной, пока Пауль сражался с управлением. Вдруг он отключил энергию – и аппарат сразу вздыбился, его металл задребезжал, зашипел.

– Песок!.. – закричала Джессика.

В свете приборов она увидела, как Пауль помотал головой:

– На такой высоте песка почти нет!..

Но она чувствовала, как их затягивает в этот песчаный Мальстрем[8]8
  Мальстрем – знаменитые водовороты у Лофотенских островов (Норвегия). В переносном значении – мощный водоворот.


[Закрыть].

Пауль расправил крылья на полный размах, услышал, как они заскрипели от напряжения. Он не сводил глаз с приборов и по наитию парил, набирая высоту, сражаясь за каждый метр.

Свист и вой за бортом стали тише.

Топтер начал крениться на левое крыло. Пауль отдал все внимание светящемуся глобусу авиагоризонта и сумел-таки выровнять машину.

У Джессики было странное ощущение, будто они неподвижны, а движется все вокруг. Лишь стремительно текущие по остеклению буроватые струи да громкий шелест за обшивкой напоминали ей о бушующих вокруг силах.

«Скорость ветра – километров шестьсот – семьсот, – подумала она. В крови пылал адреналин. – Я не должна бояться, – начала она про себя литанию против страха Бене Гессерит, беззвучно выговаривая слова. – Ибо страх убивает разум…»

Постепенно ее долгая подготовка взяла верх.

Спокойствие и самообладание вернулись к ней.

– Мы ухватили тигра за хвост, – прошептал Пауль. – Мы не можем спуститься, не можем сесть… и поднять машину выше я тоже вряд ли сумею. Придется нестись вместе с бурей, пока она не выдохнется.

Мгновенно ее спокойствие испарилось. Джессика почувствовала, как стучат ее зубы, стиснула их. Затем раздался тихий, спокойный голос Пауля:

– «Страх убивает разум. Страх – есть малая смерть, влекущая за собой уничтожение. Но я встречу свой страх и приму его. Я позволю ему пройти надо мной и сквозь меня. А когда он пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь; и там, где был страх, не останется ничего – лишь я, я сам».