Текст книги "Медаль за убийство"

Глава 4

После финальной сцены «Анны из “Пяти городов”» занавес опустился. Актеры труппы под восторженные аплодисменты публики, выходя перед занавесом, раскланивались с залом. Девушку, исполнявшую ведущую роль, встретили крики «Браво!», когда она вышла вперед. По обе стороны от нее раскланивались со зрителями и два молодых человека: герой одного получил руку Анны, а герой другого – трагически умер. Сама же Анна поклонилась зрителям только один раз.

Мистер Беррингтон Уитли, сидевший справа от меня и облаченный в бархат импресарио, о котором говорила Мэриэл, громко аплодировал актерам.

В антракте мы с ним отошли от первого ряда кресел партера вглубь зала, чтобы хотя бы на время отделаться от неприятного театрала, который опоздал к началу представления, дымил сигарой едва ли не в лицо актерам и, обращаясь ко мне, комментировал действие, шурша при этом обертками мятных конфет.

Когда аплодисменты стихли, мы с мистером Уитли выбрались из вестибюля, где теснилась публика, и остановились у основания лестницы, ведшей к гардеробу и бару. Он повернулся ко мне.

– Эта девушка, игравшая Анну…

– Люси Уолфендейл. – Я запомнила ее имя еще со времени, когда фотографировала актеров.

– Она наверняка оставляет по жизни за собой след из разбитых сердец и опустошенных бумажников, такое бывает. Но подобная актриса случается лишь однажды за целое поколение. Она совершенно естественна.

Сзади послышался звук, напоминающий рычание. Это оказался тот любитель мятных конфет и сигар, от которого мы и сбежали сюда. С изрядной долей раздражения в голосе он пробурчал:

– Такие совершенные существа, как мисс Люси Уолфендейл, появляются не раз в поколение, а раз в жизни.

Мистер Уитли удивленно подмигнул мне. Он произнес:

– Я говорил только об ее актерских возможностях, сэр. Сейчас, во время своего тура по глубинке, я разыскиваю достойные театральные представления. И я хотел бы завтра поговорить с мисс Уолфендейл.

Любитель сигар сморщил нос от отвращения. Он не отставал от нас ни на шаг, пока мы поднимались по широкой лестнице.

– Мисс Уолфендейл не будет выступать ни на какой сцене. Ее будущее здесь.

Мистер Уитли в показном удивлении двинул бровью.

– Вы ее отец, сэр?

– Ее отец? – переспросил любитель сигар, даже приостановившись на шаг.

В какой-то момент мне показалось, что он сейчас ударит мистера Уитли. Но он только пожевал сигару и холодно произнес:

– Я – Лоуренс Милнер, старый друг ее семьи. Мисс Уолфендейл – респектабельная девушка. Ее выступление в любительском спектакле вместе с друзьями вполне приемлемо. Но о профессиональном театре не может быть и речи.

Пытаясь хоть как-то разрядить ситуацию, я заметила:

– Молодые ребята тоже отлично смотрелись.

– Один из них – мой сын, – сообщил Лоуренс Милнер. – И у него больше не будет времени для подобных занятий.

Он уже говорил это во время спектакля, и сходство между ними просматривалось вполне ясно. И старший, и младший Милнеры обладали белокурыми волосами с рыжеватым оттенком.

Я решила не обращать на него внимания.

– Не кажется ли вам, мистер Уитли, что Дилан Эштон просто превосходно сыграл роль Вилли? Он представляется искренне влюбленным в Анну.

– Да это вовсе не сыграно, – пробормотал мистер Уитли доброжелательным тоном.

Мистер Милнер протолкался мимо нас и локтями проложил себе дорогу к бару.

Мистер Уитли взял меня под руку.

– Талант мисс Джеймисон в качестве режиссера заключается в том, чтобы понять, что надо сократить и что сыграть.

– О, и что же она сократила?

Мэриэл и я покинули театр последними, когда все зрители уже разошлись. Она хотела удостовериться, что никто ничего не забыл в гардеробе. Когда швейцар провожал нас к служебному выходу, она горячо поблагодарила его, сказав, что никогда не забудет его любезность.

– Да, не помешало бы дать ему чаевые, – прошептала она мне на ухо. – Но со всем этим барахлом в сумке я не могу найти свой кошелек.

Как только мы вышли из театра и ступили на маленькую боковую улицу, крупные капли теплого летнего дождя превратились в тугие струи ливня. Я поспешила укрыться у входа в ближайший магазин и принялась рыться в своей битком набитой сумке.

– Где-то здесь у меня был зонтик.

Мэриэл набросила на голову капюшон.

– Вы должны позволить мне нести зонтик. Я ведь повыше.

Моя нога коснулась чего-то на тротуаре. Я взглянула вниз и тут же, вскрикнув, шагнула назад, чтобы не наступить на земле человека.

– Он пьян? – спросила Мэриэл, беря у меня зонтик и со свистом раскрывая его.

Наклонившись, я коснулась рукой теплой щеки лежащего человека. Шляпы на нем не было. Легкие светлые волосы с рыжеватым оттенком частично скрывали его лоб. Жилет на нем был расстегнут, одной пуговицы не хватало. Позднее я удивлялась тому, что успела заметить все эти мелкие детали. Возможно, в душе я не желала видеть рукоять кинжала, торчащего у человека из груди. При свете газового фонаря я различила полоску крови, стекавшей по его накрахмаленной сорочке.

Я застыла на месте, на секунду подумав, не было ли это какой-нибудь дурацкой сценической уловкой вроде кинжала с уходящим в рукоять клинком. Лежавший мог вскочить на ноги и рассмеяться в голос. Однако он остался лежать. В колеблющемся свете фонаря мой взор стал различать и другие детали. Выступающий вперед подбородок, широкий нос. Это было красивое лицо, на котором застыло выражение сердитого удивления, словно его губы не ожидали столь быстро лишиться своей сигары.

– Это тот человек… Который сидел рядом со мной. Он мертв.

Мэриэл вскрикнула:

– Только не мистер Уитли!

Сунув свою сумку в руки Мэриэл, я нагнулась, чтобы пощупать пульс на шее мужчины, уже понимая, что делаю это напрасно.

Мэриэл отступила на шаг и со страхом в голосе произнесла:

– Это же Лоуренс Милнер!

Я выпрямилась и, когда наши глаза встретились, я прочитала ужас в ее взгляде. Она быстро проговорила:

– Но ведь там, на площади перед театром, стоит его машина!

Она торопливо повернулась, ища взглядом его машину, как будто тело на земле было каким-то обманом зрения, а настоящий мистер Милнер вполне себе жив и сидит за рулем своего автомобиля.

– Кто-то порезал ему шины, – добавила она.

Однако это больше не заботило мистера Милнера.

Я ждала Мэриэл, чтобы вернуться вместе с ней назад по аллее.

– Ужасно, ужасно! – Это все, что она могла произнести.

Тело лежало у меня за спиной. Мэриэл закрывала мне путь. Несколько минут я не могла сдвинуться с места.

Кто-то из нас должен был что-то предпринять. Мэриэл, похоже, потеряла всякое самообладание.

– Оставайся здесь, Мэриэл. Я пойду скажу швейцару, чтобы он позвонил в полицию.

При этих моих словах она, словно придя в себя, повернулась и бросилась назад к служебному входу, крикнув на бегу:

– Я ему скажу.

Зонтик она унесла с собой. Мне пришлось выбирать: или же остаться под хлещущими струями дождя спиной к витрине, или же разделить пятачок под навесом при входе вместе с мертвецом. Я предпочла дождь.

Глава 5

Люси Уолфендейл имела шумный успех в роли Анны Теллрайт. От бурных аплодисментов публики ей казалось, что зал вокруг плывет. Она чувствовала, что ее дух заполняет весь театр, доходит до каждого зрителя и поддерживается их аплодисментами. По окончании спектакля ей хотелось выпить шампанского и закружиться в танце в каком-нибудь великолепном зале. Но вместо этого ей пришлось довольствоваться порцией хереса в баре театра и отбивать атаки старого распутника Лоуренса Милнера, годившегося ей в отцы.

Если бы не присутствие ее старых друзей, она могла бы сойти от этого с ума.

Теперь же, ближе к полуночи, она сидела на багажнике велосипеда. Капли дождя падали ей на затылок и стекали по спине.

– Не могла себе даже представить, что в довершение всего еще и насквозь промокну, – сказала Люси, прижимаясь к спине Дилана. – Терпеть не могу кататься на велосипеде под дождем.

Дилан не ответил. Он крутил педали велосипеда, везшего их по ухабистой дороге, с такой силой, будто за ними гнался дьявол.

Лишь при повороте на Стоунхук-роуд он замедлил ход.

– Дождь и не собирается ослабевать. Хочешь вернуться?

– Нет!

Молча они продолжили катить по извилистой дороге. Дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Наконец в темном поле стали вырисовываться очертания башни, освещенной луной. От вида ее в ночи Люси содрогнулась. Она выглядела совсем не так, чем днем. Даже угрожающе.

Дилан замедлил ход и, остановившись, прислонил велосипед к автобусной остановке на обочине дороги. Люси сошла с багажника, стряхивая с себя дождевые капли и переступая с ноги на ногу.

– Минуточку… Позволь мне… – Она оперлась о плечо спутника, напрягая мышцы ног. – Ох, хо-хо! До чего же затекли ноги!

Подол ее юбки был влажным от брызг, летевших с колеса.

Дилан прислонил велосипед к живой ограде из боярышника и отсоединил велосипедный фонарь от рулевой колонки.

– Еще есть время, чтобы передумать.

– Да не будь ты ребенком! – Взяв у него фонарь, Люси стала искать просвет в ограде. – Я для себя уже решила.

Он, последовав за ней, протянул руку, пытаясь остановить ее:

– В самом деле решила? Почему бы тебе не быть дома, когда почтальон придет утром? И перехватить эту записку, прежде чем ее увидит дедушка?

– Дилан! Тогда я буду мокрой курицей!

Люси стряхнула его руку, освобождаясь от захвата. Да пусть он трусит, если хочет. Дилан был чем-то похож на нее – лишь немного повыше, худощавый, и в нем до сих пор проглядывало что-то детское.

– Я не могу найти этот просвет! – воскликнула она. – Нам придется перелезать через ворота. – Держа фонарь в одной руке, она поставила ногу на вторую перекладину ворот.

– Не ходи за мной без толку. Ты обещал помочь.

– Но то было солнечным днем, – запинаясь, отозвался Дилан. – И тогда это казалось неплохой идеей.

Люси была на одной половинке ворот, он на другой. Никто из них не двигался. Она коснулась рукой его плеча.

– Я должна сделать это. Я только хочу получить то, что принадлежит мне.

Это произошло во второй половине солнечного июньского воскресенья, во время их совместной репетиции. Она взяла с него обещание хранить все в тайне и поведала, что хочет учиться на актрису и даже подала заявление на поступление в Королевскую академию театрального искусства (КАТИ). Правда, Люси не питала особых надежд на то, что из ее намерения что-то выйдет. Когда же ее пригласили на прослушивание, она боялась, что не сумеет найти предлога для оправдания своего двухдневного отсутствия и не сможет сэкономить необходимую сумму для поездки в Лондон. Ее дед своей скупостью очень напоминал скупца из пьесы. Но, будучи Люси, она все же нашла деньги. А также с успехом прошла прослушивание, получила предложение поступить в КАТИ и намеревалась принять его.

В свой двадцать первый день рождения, став совершеннолетней, она напрямую попросила у деда наследство, которое, как она знала, принадлежало ей. Он отказал ей наотрез.

Тогда Люси пришла в голову идея письменно потребовать выкуп за себя саму же. Тысячи фунтов стерлингов ей вполне хватило бы, чтобы заплатить взнос в КАТИ, на съемное жилье и проживание в Лондоне.

Теперь она стояла здесь этой дождливой августовской ночью, добиваясь исполнения своей мечты с помощью одного лишь Дилана. Однако он оказался просто тряпкой и трусом.

– Что, если твой дедушка поймет, что это ты отправила письмо с требованием выкупа?

– Ну и пусть понимает. Тогда он будет знать, что я настроена серьезно. – С этими словами Люси зашагала по полю.

Дилан, спустившись, бросился ее догонять.

– Но тогда он обратится в полицию!

Она обернулась. Их путь освещала луна. Дилан уставился себе под ноги, боясь наступить на лютики и ромашки.

– Дед не обратится в полицию. Он заплатит, потому что испугается.

– Но чего? – спросил Дилан.

Они находились так близко друг к другу, что Люси внезапно пришла в голову картина: вот стоят в поле два чучела в потрепанных обносках. Вдвоем они разогнали бы всех хищных птиц в округе. Но ей пришлось бы работать за двоих – у Дилана за душой не было ни капли отваги или инициативы.

– Не знаю точно, чего он больше всего боится. Возможно, скандала.

Еще в детстве Люси поняла, что ее дед не хочет привлекать к себе внимания.

Каблуки ее туфель стали понемногу погружаться в размякшую почву. Влажная трава сквозь носки щекотала кожу лодыжек.

Люси направила луч фонаря за замок в древней дубовой двери. Дилан вставил в скважину большой железный ключ и провернул его. Дверь отворилась с протяжным скрипом. Молодые люди замерли на пороге. Люси вздрогнула.

– Да здесь все черно как смоль!

– Именно об этом я и говорил. Тебе здесь не понравится. Ночью тут страшно бродить…

Люси шагнула внутрь. Луч фонаря высветил растрескавшийся паркет и темное пространство под ним. Дилан сказал:

– Стой! Половицы расходятся, а внизу десятифутовая пустота. Есть куда падать.

Люси вцепилась пальцами в его рукав.

– Тогда давай поднимемся по лестнице вверх. Не смотри вниз.

Дилан фыркнул:

– Ну и запашок! Там, внизу наверняка хранили что-то, что сгнило. Потому и половицы растрескались.

Прямая лестница с двумя отсутствовавшими ступенями вела на верхний этаж.

– Держись, Люси!

– Не суетись!

Узкое окно с треснувшим стеклом пропускало немного лунного света.

Когда глаза привыкли к сумраку, Люси разобрала, что все осталось на своих местах именно так, как она оставила: одеяла, бутылка воды, жестяная коробка из-под печенья с едой, свечи и спички. Она чиркнула спичкой и зажгла свечу.

Дыхание Дилана участилось.

– Да здесь все может полыхнуть так, что не успеем оглянуться… И дернуло же меня…

– Все будет в порядке.

Она зажгла вторую свечу и накапала на пол лужицу расплавленного воска, на который затем и установила эту свечу.

– Это безумие, – простонал Дилан.

– Иногда безумие – лучший выход. И ты вряд ли скажешь так, когда все закончится. Я требую только то, что мне причитается. А слова «тысяча фунтов стерлингов» могли бы прозвучать весомо, если не произносить их слишком быстро. Ради Бога, если уж вымышленный персонаж вроде Анны Теллрайт может сделать ставку в игре на пятьдесят тысяч фунтов… Да там будет кое-что и для тебя, за помощь мне.

– Я не хочу никаких денег.

– Ничего плохого произойти не должно. В конце концов, я могу в любой момент отказаться от этой идеи и выйти из игры, так что прекрати волноваться. – Она положила руку на его плечо. – Давай посмотрим на луну. И посчитаем звезды. И потанцуем на этих зубчатых стенах. Ведь так их называют?

Люси подвела его к узкой винтовой лестнице.

– Поднимемся на самый верх. Я захватила с собой компас. И покажу тебе стороны горизонта.

Дилан нерешительно последовал за ней.

– Я знаю стороны горизонта, но как-то не настроен танцевать.

– О, взгляни, ступеньки здесь вполне прочные.

Они поднялись на верхнюю площадку башни.

– Разве это не прекрасно? – Люси раскинула руки. – Здесь видно на мили вокруг!

Свет полной луны заливал окружавшие башню поля. К востоку темным пятном виднелась густая роща. На безоблачном небе сияли звезды. На дальних полях днем уже начался сенокос, и запах свежескошенной травы еще витал в воздухе. Дилан задумчиво произнес:

– Кто бы ни построил эту башню, он поднимался сюда, чтобы посмотреть на звезды.

– Или танцевать здесь со своей истинной любовью.

Люси вытянула руки перед собой и запела:

 
Даже если бы ты был единственным парнем в мире,
А я бы была единственной девушкой,
Нам бы ни до чего не было
Никакого дела в этом мире…
 

– Ну же! Потанцуй со мной!

– Я вижу сон, – пробормотал Дилан, кладя одну руку ей на талию, а другую на плечо. – Но скоро я проснусь.

– Продолжай смотреть сон, но пой.

– Если бы ты была единственной девушкой на свете…

Они кружились вдоль парапета башни.

– Когда я буду актрисой, ты сможешь прийти за кулисы любой сцены в мире и спросить меня. Я никогда не забываю тех, кто был моим другом, когда я нуждалась в нем. Я чувствую, что люблю тебя, как Анна любила Вилли. Истинно и навечно.

– Но тогда…

– Шшш… – Люси приложила палец к его губам. – Я буду помнить тебя всегда и везде, куда бы меня ни забросила жизнь. – Она засмеялась своим мыслям. – А здорово мы ускользнули от старого Милнера. Он явно намеревался подвезти меня.

– Он намеревался проделать не только это, – заметил Дилан.

– Представляю его лицо!

– Ладно, не будем о нем.

– Гнусный тип. Если бы я была мужчиной и характерным актером, то стала бы даже изучать его. Как можно быть таким… – Она издала звук, имитирующий рвоту. – Можешь вообразить – они с дедом серьезно думали, что я выйду за него замуж!

– Да уж, могу представить.

– Что у них в мозгах – в какое время и в какой стране они живут?

– Никто не должен заставлять тебя выйти замуж. Человек всегда может сказать «Я не согласен», как и «Я согласен». Так или иначе, не стоит думать об этом. Тебе будут сниться кошмары.

– А теперь тебе пора уходить, Дилан.

– Позволь мне остаться и охранять тебя. Я посмотрю, как ты спишь.

– Ты сделал достаточно. К тому же тебе надо быть в форме для работы завтра. Девушки станут толпиться у витрины «Крукер и Ко», чтобы хоть мельком увидеть тебя.

– Сильно сомневаюсь.

Дилан неохотно поднял воротник. Люси проводила его до входной двери. Он не захотел взять фонарь.

– Луна скоро выйдет из-за облаков. Доброй ночи, Люси.

– Доброй ночи.

Она заперла дверь на замок, поднялась по лестнице и смотрела в окно, как он шел к воротам. Дойдя до них, Дилан повернулся и помахал рукой.

На секунду ей показалось, что он повернет назад и бегом бросится обратно к ней.

Вчера Люси «позаимствовала» из армейского наследия своего дедушки плащ-палатку и одеяла цвета хаки. Попросив у подруги велосипед, она засветло привезла все необходимое в башню. Там она выбрала себе место у стены на верхнем этаже, на уровне ниже парапета. Сумка из декоративной ткани с ручкой через плечо должна была послужить подушкой.

Она прекрасно понимала, что затеяла большую и опасную игру. Что, если прочитав письмо с требованием выкупа, ее дед откажется от своих привычек и обратится к властям? Что ж, те не смогут найти ее здесь. Да и никто бы не смог. Это место оказалось заброшено многие годы тому назад.

Конечно, завтра будет суббота, и дед не сможет пойти в банк. Но Люси принимала это в расчет. Пусть он как следует попотеет, пусть помучается и всю субботу, и воскресенье. Пусть почувствует, что сходит с ума. Тогда утром в понедельник он будет первым, кто откроет двери банка.

Люси нахмурилась. Конечно, вполне могло оказаться и так, что у него на самом деле нет ее наследства, что он давно проиграл его или растратил его и просто морочил ей голову все эти годы, говоря о каком-то неопределенном будущем, которое якобы начнется с рассветом 6 августа этого года, с ее двадцать первого дня рождения.

В таком случае ему бы лучше всего узнать, как раздобыть деньги, потому что они ей нужны. Она зажила бы тогда своей жизнью, не имеющей ничего общего с ним и его оружием, военной формой, медалями, всей этой древней ерундой.

В темноте что-то коснулось лица Люси. Будто какое-то невидимое существо пронеслось над ее волосами, издавая едва различимое постукивание. Она лежала очень тихо. А башня, казалось, жила своей собственной жизнью, двигалась и дышала. Ее укромные уголки и трещины хранили запах давнишних урожаев. В горле словно теснилась древняя пыль, от которой першило. Серые каменные стены башни дышали вечностью, деревянный пол – страданием и распадом.

«Вышедшее из употребления строение» – так наверняка описал бы ее Дилан, если бы башне довелось оказаться в каталогах компании «Крукер и Ко», агентов по продаже недвижимости.

Люси выбрала эту башню как место своего тайного местопребывания после того, как отказалась от всех остальных вариантов. Дилан рисковал бы остаться без работы, если бы предоставил ей укрытие в своих комнатах, расположенных над офисом компании. Подруги могли не понять ее решения и необходимость хранить все дело в тайне. К тому же у подруг были матери, которые вполне могли и проболтаться.

Была и еще одна причина, не имевшая ничего общего с логикой или здравым смыслом: в детстве Люси обожала сказки. Она чувствовала в них отголосок истины, созвучной с чем-то в ее душе. Героиня этих сказок – девушка, дочь мельника или принцесса, – поняв свое истинное «я», получала в награду исполнение заветного желания. Но для этого она должна была выдержать некое испытание, в одиночку сразиться с обстоятельствами без всякой уверенности в успехе.

Не умея облечь это в слова, Люси знала, что, если проведет три ночи в этой башне, то ее будущее окажется у нее в руках. И это должны быть именно три ночи, волшебное число «три». Сегодня, в ночь с пятницы на субботу, ее дед наверняка спит крепким сном, ничего не подозревая. Но в субботу утром, когда письмо с требованием выкупа окажется на половике у двери, он должен начать беспокоиться. Весь субботний день он будет ломать голову и соображать, как раздобыть деньги – тысячу фунтов стерлингов. Возможно, он достанет свои банковские книги и примется за подсчеты. Обычно мысль о расставании даже с самой ничтожной суммой приводила его в ярость. Когда приходил какой-либо счет, весь дом начинал ходить ходуном. До чего же Люси была рада, что скоро вырвется из этого мавзолея! Всю ночь с субботы на воскресенье ее дед проведет без сна. Весь воскресный день он будет мерить шагами свою комнату. Единственным человеком, который, возможно, обо все узнает, станет мистер Милнер – его партнер по настольным играм и единомышленник по планам о том, как разрушить ее жизнь. Если так, то пусть они вместе думают о том, где раздобыть деньги. Утром в понедельник ее дед должен отправиться в банк. А к полудню понедельника придет ее избавление.

Бедный старый дедушка. Люси ничего не могла с собой поделать – в глубине души она его жалела. Но ему не следовало быть таким скаредным. Он прожил свою жизнь, а теперь она вправе жить по-своему!

Люси поплотнее закуталась в одеяло. Чтобы поскорее заснуть, она принялась рисовать в воображении все башни сказочных замков из прочитанных книг.

Она перебирала в памяти все хитросплетения сказочных интриг. В ее видениях возникали шелковистые волосы, плывущие в небе и переплетающиеся со звездами. Перед ее мысленным взором возникал старичок-гном, разрывавший себя надвое. Она представляла себя Анной из пьесы, получившей наследство, но все же не знающей, как жить. Люси казалось, что она садится на волшебный поезд снов.

Однако свисток паровоза этого чудесного поезда сменился вдруг уханьем совы. Люси проснулась, парализованная страхом.

Кто-то стоял там, заполняя собой пространство лестничной клетки. Люси хотела заговорить, встать и спросить: «Кто вы такой?» – но оттуда не доносилось ни звука. Сама же она не могла пошевелить и пальцем.

Когда она снова открыла глаза, фигура, испугавшая ее, исчезла. Люси задумалась, не был ли это один из снов, когда ты наверняка знаешь, что спишь, но кто-то присутствует в твоем сне. Но в таком сне ты все же можешь пошевелить рукой.

Люси села.

– Есть кто-то здесь? Дилан!

Никто не ответил.

Надев туфли, она снова произнесла:

– Есть кто там?

Исподволь она даже ждала, что какой-нибудь гном набросит на нее шелковое лассо или ведьма прошепчет проклятья.

По шаткой винтовой лестнице Люси поднялась на верхнюю площадку башни и подошла к зубчатому парапету. В сумрачном свете луны дальние копны сена приобрели очертания жилища ведьмы. Аромат клевера доносился словно из другого времени, из давно прошедших столетий. В глубине леса что-то двигалось – может, лиса вышла на охоту, или же там спокойно пасся олень, чувствуя себя в безопасности в этот предрассветный час.

Скоро, очень скоро ее жизнь наконец двинется правильной дорогой.