Текст книги "Для убийства есть мотив"

Фрэнсис Дункан
Для убийства есть мотив

Francis Duncan

MURDER HAS A MOTIVE

© Murder Has a Motive. Francis Duncan, 2018

© Перевод. У.В. Сапцина, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

Глава 1

Лидия Дэр ужинала с убийцей.

Если ей и было страшно, это не отражалось в орехового цвета глазах, когда она смотрела на своего собеседника поверх белоснежной скатерти с искрящимся на ней грузом серебра и стекла, отполированного и выставленного, как она знала, в ее честь. Ни следа ряби на поверхности не выдавало нервную дрожь тонких пальцев, когда Лидия Дэр подносила бокал к губам.

Смакуя, она сделала глоток и повернула бокал так, что золотистые точечные блики затанцевали в ее глазах.

– Есть люди, считающие, будто шампанское не заслуживает славы, которой пользуется, – заметила Лидия, – но эта бутылка обратила бы их всех в свою веру, Мартин. От него становится легко и радостно, словно паришь над землей. Где вы умудрились его отыскать?

То, что своей похвалой она доставила удовольствие сидящему напротив мужчине, было очевидно, однако он постарался скрыть это, преувеличенно-небрежно пожав плечами.

– Свернул горы, – беспечно отозвался он. – Шампанское – напиток для особых случаев, а если случай более чем особый, то и шампанское должно ему соответствовать. – Он продолжил, понизив голос: – Дорогая моя, я не представляю, какой случай можно счесть более особенным, чем пребывание здесь, наедине с вами, пусть и краткое.

Взгляд Лидии смягчился. Она порывисто потянулась к его руке:

– Мартин, порой мне кажется, что вы самый милый убийца, какого я знаю.

Мартин Воэн улыбнулся:

– Это было забавно, Лидия. По-моему, так я еще никогда не развлекался.

В этот момент на убийцу он не походил. Поскольку убийцы встречаются в самых разных кругах и, как правило, от остальных людей не отличаются какими-либо характерными приметами или особенностями, выглядел он как по-мальчишески юный и вместе с тем незаурядный преступник. Мальчишеским видом был обязан воодушевлению, которое вспыхивало в нем мгновенно и разглаживало на лбу морщины, выдающие возраст, а незаурядностью – размерам лба и легкой седине зачесанных назад все еще густых и вьющихся тугими кольцами волос.

Мартин Воэн гордился тем обстоятельством, что по его лицу невозможно определить возраст – если не присматриваться к мелким морщинкам вокруг серовато-голубых глаз, в которых отражался опыт сорокапятилетнего существования, – и его плотно сложенное тело с широкими плечами не пало жертвой мясистой тучности, порожденной опасным сочетанием средних лет и успеха.

Талию он сохранил благодаря интенсивным физическим нагрузкам и длительному пребыванию в тропиках. Археология и изучение древних цивилизаций были его увлечением, Мартин Воэн предпринял ряд масштабных экспедиций в Месопотамию и Восточное Средиземноморье. Несколько опубликованных им научных работ, посвященных нелегкому и требующему мастерства делу поиска местонахождения и проведения раскопок в городах и гробницах многовековой давности, а также извлечению из дебрей бесписьменной истории подробностей их прошлого, были признаны фундаментальными и снискали ему славу авторитета в подобных вопросах.

Мартин имел возможность отдаться своему увлечению, поскольку успех пришел к нему довольно рано. Золото, Южная Африка и сильная натура авантюриста стали ступенями, по которым он взбирался. По меркам обладателей обширного состояния, золота было не так уж много, но то, что имел, Мартин продал, получив сумму, позволившую ему выбирать образ жизни.

Отчасти его прошлое было по-прежнему очевидным, несмотря на классический смокинг и неброский, но несомненно дорогой комфорт его окружения. Авантюризм еще таился в глубине глаз, словно окрасившихся в цвет морской воды, исхлестанной штормами, в резких линиях челюсти, которая казалась выпяченной вперед более воинственно, чем требовалось, в крепких уверенных пальцах мощных рук.

Лидии, разглядывающей Мартина, на мгновение представилась панорама быстро растущих городов и энергичных, многолюдных, бурных времен, когда мужчина отстаивал свое право на жизнь кулаками, а само человечество было еще свежим и неопытным, только всплывающим на поверхность существования. Она поймала себя на мысли, что Мартин Воэн способен на жестокость, берет то, что пожелает, а месть его может быть страшна. Десять лет, проведенных среди мирных красот южной деревушки Далмеринг, обеспечили ему приличную предысторию, однако лишь прикрыли первобытное начало, не искоренив его.

Наверное, в ее глазах отразились эти мысли, потому что собеседник иронически усмехнулся, прервав череду невольных раздумий.

– Итак, вы считаете меня способным на убийство, моя дорогая?

– Конечно, нет! – поспешно воскликнула Лидия, непосредственностью своего ответа и густым румянцем выдав себя. – Я просто… подумала, какой, наверное, интересной была ваша жизнь до… до того…

Лидия замолчала, и Мартин, заметив, что она растерялась, пришел к ней на помощь.

– Прежде чем я сам себя превратил из неотшлифованного алмаза в праздного джентльмена? – забавляясь, уточнил он. – Краснеете вы очаровательно, моя дорогая, но совсем не умеете лгать. В сущности, вы правы: я побывал в неприятных местах, где мне самому было немного… не по себе. Хотя бы в те моменты, когда хотелось жить, а мне обычно хотелось. Вероятно, – лукаво добавил Мартин, – именно поэтому из меня получился такой хороший убийца!

– А теперь вы приобретаете непомерное эго преуспевающего актера, – укоризненно парировала Лидия, но ее колкость не достигла цели.

– Да, я сам в это верю, – подтвердил он. – Кстати об убийстве: мне показалось, будто на вчерашней репетиции Полин Конрой была близка к нему.

– Она считает, что вы умышленно старались переиграть ее и присвоить лавры, принадлежащие ей по праву.

– Бедная Полин! Как единственный профессионал среди нас, она относится к себе со всей серьезностью! Видимо, твердо вознамерилась приложить старания, чтобы пьеса имела успех. Наверняка созвала на премьеру половину лондонских критиков. Вообразила, что сумеет убедить их, будто они нашли на деревенской вечеринке новую Сару Бернар!

Лидия улыбнулась:

– Насколько я понимаю, под премьерой вы подразумеваете единственное представление! Но признайтесь, Мартин: игра в пьесе об убийстве вряд ли способна развлечь вас. Неужели вы не пресытились здешней жизнью? И не находите ее невыносимо скучной?

– С какой стати? – возразил он. – Я веду весьма комфортное существование. У меня есть все, что требуется: книги, музыка, мои исследования. И порой, когда возникает потребность развеяться, – поездки за границу.

– Поездки – с какой целью? Откапывать древние заплесневелые кости в какой-нибудь пустыне?

Воэн откинулся на спинку стула, и его звучный голос дрогнул от неподдельного удовольствия:

– По-моему, вы прилагаете лишние усилия, пытаясь извлечь эту устрицу из раковины. Мне нравится откапывать древние заплесневелые кости в пустынях. Это доставляет удовольствие. В любом случае кости способны поведать немало увлекательных историй. Рассказать, как выразился поэт, «о черных днях былых невзгод, о битвах прежних дней»[1]1
  Вордсворт У. (1770–1850) Одинокая жница. (пер. И. Ивановского). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]. О ночных разбойниках, ради обогащения готовых осквернять могилы; о великих правителях, погребенных в окружении свиты и всевозможных вещей, какие им могли понадобиться в загробной жизни, – уже готовых, вложенных им в руки. Только не подумайте, дорогая моя, что я сам древнее ископаемое и меня интересуют лишь пыль и прах тысячелетней давности.

Он поднялся, подошел к окну и отдернул тяжелые бархатные шторы. В темноте, яркие, как звезды, в беспорядке осыпавшиеся с небес, виднелись огни старинных домов, разбросанные – выгоды ради, однако строителем, питающим как минимум давнее почтение к приличиям, – среди красот Далмеринга.

– Невозможно заскучать – или даже превратиться в ископаемое, – когда вокруг так много всего, что можно видеть, слышать и изучать. Взгляните: за этими освещенными окнами – живые люди. Вот, к примеру, окно Полин Конрой, раз уж мы о ней упомянули. Что она сейчас делает? Возможно, репетирует свои реплики перед зеркалом. А вон там, слева, – свет в доме, где всю неделю живет Карен Хэммонд, и по выходным появляется Филипп Хэммонд, решив отдохнуть от дел. Что-то теперь поделывает Карен? Примеряет новую шляпку, которую супруг купил ей в городе утром?

Откуда нам знать, в какие странные существа превращаются наши соседи после того, как уходят в дом и закрывают за собой двери, отгораживаясь от мира? Что думают и говорят люди за этими безобидными с виду фасадами? Нас окружают характерные атрибуты драмы – десятка два человеческих существ, и все любят, ненавидят, смеются, плачут, как те люди, некогда одушевлявшие заплесневелые древние кости, которым вы отказали в этом праве при их жизни много веков назад.

Лидия изумленно смотрела на него, слегка приоткрыв рот, захваченная его воодушевлением, хотя и заметила старания приглушить его. Прежде она никогда не видела Мартина в таком расположении духа.

– Устрицу не понадобилось выманивать долго, Мартин. Вы почти растрогались.

– Это была моя речь в защиту, – пояснил он, задергивая шторы и поворачиваясь к Лидии. – Кости – лишь часть истории. Вспомните Поупа: «На самого себя направь ты взгляд»[2]2
  Поуп А. (1688–1744) Опыт о человеке. (пер. В. Микушевича).


[Закрыть].

– «Всемирною загадкою представ», – подхватила она.

– На самом деле не такой уж и загадкой, дорогая моя, – произнес Мартин, и голос его прозвучал серьезно. – Все те же чувства живы и по сей день. Вы спрашивали, не скучно ли мне тут, в Далмеринге. Здесь мне еще ни разу, ни на минуту, не становилось скучно. Из всех мест, знакомых мне, Далмеринг – самое прекрасное. И вы понимаете почему, Лидия. Все это время здесь находились вы. Знаете, что я влюблен в вас?

– Да, – тихо ответила она. – Знаю. Мне жаль, Мартин…

На его лице проступило раскаяние.

– Я не хочу, чтобы вы жалели, Лидия. Я не намерен становиться «мертвецом на пиру». Просто… я ничего не смог с собой поделать. Я вообще собирался промолчать… сказать только, что считаю Фарранта везучим человеком, и надеюсь, что вы будете очень счастливы.

– Вы великодушны, Мартин.

Воэн с трудом продолжал говорить бесстрастным и ровным тоном:

– Пустое, дорогая моя. Нет ничего удивительного в том, что вы предпочли не связывать себя на всю жизнь со старым мужланом вроде меня. Я слегка пообтесался, но до сих пор способен приняться за старое в самый неподходящий момент! И я признателен за то, что вы пришли сюда сегодня, особенно потому, что вам было известно о моей безнадежной страсти.

– Она и явилась причиной моего прихода, – подтвердила Лидия, восхищаясь его стараниями говорить легким тоном и в то же время чувствуя, как щемит сердце при виде горя в его глазах, которое он скрыть не сумел.

– Надеюсь, Фаррант не возражает?

– Конечно, нет. Джералд знает, что мы давние друзья. И потом, мне тридцать пять лет. Я старуха, а не неопытная юная девушка, чести которой грозит опасность!

Мартин Воэн взял ее правую руку в свою, широкую и мощную, и, наклонившись, поцеловал ей кончики пальцев галантным жестом, не соответствующим его массивному телосложению.

– Пока вы так же прекрасны и очаровательны, как сейчас, – сказал он, – вы ни в коем случае не стары, Лидия. – И, помолчав, добавил: – Так принято говорить в подобных случаях, но вам известно, насколько я серьезен. Если когда-нибудь я понадоблюсь вам, если смогу сделать для вас хоть что-то, вам достаточно лишь попросить, и я приеду.

Смущение Лидии, вызванное напряжением между ними, было очевидно. Смущение, осознание опасности, которую представляет ситуация, и стремление обуздать ее, пока это еще в ее власти.

– Не буду ловить вас на слове, – шутливо произнесла она. – Не хочу вас сконфузить, когда вы встретите свою единственную.

– Я уже встретил ее! – воскликнул он, а потом, словно тоже осознав силу чувств, опасно приблизившихся к поверхности, продолжил: – Полагаю, это означает, что вы покидаете Далмеринг?

Лидия кивнула:

– Да. Джералду надо быть в Эдинбурге.

– Этого я и опасался! – с притворным смирением подхватил Мартин. – Значит, придется мне опять отправиться на поиски каких-нибудь старых костей. Одним – львы в Африке, другим – глубоководная рыбалка у берегов Флориды, а мне – кости в пустыне!

Но, видимо, усилия Воэна пропали даром, потому что Лидия не слушала его. Она нахмурилась, что было ей не свойственно.

– Раньше я думала, что вообще не захочу покидать Далмеринг, – медленно промолвила она. – А теперь радуюсь, что уезжаю. Мартин, вы ничего не замечали здесь в последнее время? Вам не кажется, что это место стало каким-то… иным?

Внимание Воэна привлекли необычно настойчивые нотки ее голоса. Он с любопытством взглянул на Лидию:

– Иным?

– Не могу объяснить. Просто нечто странное витает в атмосфере – странное и пугающее, будто все вокруг боятся всех сразу и люди следят друг за другом в ожидании, когда случится что-нибудь ужасное.

– Нервы, – объяснил он. – Вы преувеличиваете: сказывается беспокойство о мелочах и перевозбуждение.

Но, похоже, эта мысль слишком укоренилась в ее голове, поэтому так легко отделаться от нее не удалось.

– Нет, это не нервы. Все уже не так, как раньше.

– Только не говорите мне, что «какая-то в Далмеринге нашем гниль»!

К огорчению Воэна, Лидия приняла его слова буквально.

– Вот именно, Мартин! Действительно гниль. Нечто уродливое, ужасное и грязное. И мне страшно. Понимаю, это звучит глупо, а с моей стороны – еще и по-женски истерично, но порой я просыпаюсь среди ночи, перепуганная и задыхающаяся, чувствуя, как некая черная сила нависает над нами и ждет подходящего случая, чтобы нанести удар.

От страха ее голос стал прерывистым, и Воэн положил широкие ладони ей на плечи.

– Успокойтесь, дорогая моя, мы никому не дадим вас в обиду! И я, признаюсь, уже начинаю винить шампанское!

Он вновь наполнил ее бокал, и Лидия приняла его со слегка пристыженной улыбкой.

– Простите, Мартин. Вот теперь «мертвецом на пиру» стала я. Наверное, всему виной перевозбуждение. Чего доброго, начну хихикать как школьница.

Не успев поднести бокал к губам, Лидия невольно вздрогнула.

– Холодно? – встрепенулся Воэн. – Сейчас включу камин.

– Нет, не холодно, – ответила она. – Просто страшно.

Лидия говорила правду: на мгновение в ее глазах мелькнул ужас. Бокал она осушила машинально, не почувствовав вкуса игристого напитка.

– Будто ледяные пальцы коснулись спины, – призналась она в попытке вернуть самообладание. – Будьте добры… можно мне еще, Мартин?

– Разумеется, дорогая моя.

Лицо Воэна стало внимательным и настороженным, он взял ее бокал и снова наполнил его. Заметил, как страх Лидии вырвался наружу. Но, несмотря на явную остроту эмоций, она вскоре успокоилась. Лидия стала прежней веселой и очаровательной собеседницей, какой Воэн знал ее. Им требовалось так много обсудить, что время утратило значение, пока Лидия не взглянула на крошечные золотые часики, поблескивающие на ее белом тонком запястье, и не ужаснулась:

– Без четверти одиннадцать! Мартин, мне пора бежать.

– Разве Золушка должна была вернуться так рано?

– Я пообещала Сандре быть к одиннадцати часам. Она ждет меня.

– О, многотерпеливая Сандра! Она станет скучать по вас, Лидия.

– Не так сильно, как я – по ней. Сандра всегда была моей феей-крестной и ангелом-хранителем в одном лице.

Воэн принес ее короткий нарядный плащ и набросил ей на плечи, лишь этим жестом выдав чувства собственника.

– Я провожу вас до дома.

– Нет, Мартин, не надо. В конце концов, следует думать в том числе и о приличиях, даже в Далмеринге. Моего прихода сюда уже достаточно, чтобы вызвать пересуды. И потом, тут всего несколько минут ходьбы; ради такой близкой прогулки не стоит утруждать вас.

Заметив, что он собирается возразить, Лидия почти умоляюще добавила:

– Прошу вас, Мартин, лишь об одном, последнем одолжении, чтобы завершить безупречный вечер.

Признавать поражение Воэну не хотелось, но это было именно поражение. Пожав плечами, он принял его, поскольку ничего иного ему не оставалось.

– Перед вашим натиском я безоружен.

– Спасибо, Мартин, – мягко произнесла она. – За сегодня и за все.

По нескольким причинам Лидия Дэр была только рада возможности одна проделать короткий обратный путь до живописного коттеджа, где жила вместе с Сандрой Борн. В голове у нее мелькали перепутанные мысли, в которых ей хотелось как следует разобраться, пока этот хаос не свел ее с ума.

Нет, она не сомневалась, что поступает правильно, выходя замуж за Джералда Фарранта и отдав ему предпочтение перед Мартином Воэном. О том, что Воэн влюблен в нее, знала еще до того, как приняла приглашение поужинать вместе с ним. Как Лидия объяснила, она пришла в том числе и по этой причине.

Однако теперь Лидия начинала сомневаться в том, что ее поступок, порожденный смутным желанием облегчить ему участь, – нечто вроде подавленного материнского инстинкта, сыронизировала она мысленно, – можно отнести к числу мудрых. Ситуацию она недооценила. Лидия полагала, что она будет предельно простой, и справиться с ней окажется легко, а столкнулась с обилием психологических сложностей.

Мартин Воэн отнюдь не был незнакомцем. Лидия знала его так долго, что могла бы предвидеть его мысли, настроения и реакции. По крайней мере, так ей представлялось раньше. А теперь она в этом сомневалась.

Лидия поняла, что Воэн – сильная личность, и хотя его сила выглядит неявной, скрытой за фасадом мирного существования в обществе жителей небольшой деревушки, он тем не менее способен быть властным и уверенным в себе – принято считать, что именно такими женщины жаждут видеть мужчин.

Лидия вновь ощутила нечто беспокойное и тревожное, предчувствие некой катастрофы, витающее в воздухе. Помедлив, она осмотрелась, словно стремясь обрести утешение при виде знакомой обстановки.

Была тихая и мирная ночь в начале лета. Кое-где еще мелькали огни, свидетельствующие о том, что далеко не весь Далмеринг улегся спать.

Далмеринг состоял из старой части деревни с небольшой группой коттеджей и горсткой мелких лавчонок вдоль шоссе, а также современных домов побольше, где жили в том числе временные поселенцы, отдыхающие на выходных, и дельцы из города, открывшие для себя нетронутую красоту здешних мест. В домах этих последних и горел свет. А более старый, настоящий Далмеринг, в безмятежном спокойствии простоявший на этом месте несколько веков и одинаково невозмутимо встречающий как рождение и смерть, так и военные и природные катастрофы, был уже объят мраком и сном.

Даже луна, казалось, замечала это различие. Гряда облаков, неподвижно повисшая в небе, заслоняла лунный свет так, что если силуэты более новых домов вырисовывались отчетливо, словно указывая, что их обитатели не спешат удалиться на покой, то старая часть деревни напоминала чернильно-черную лужицу непроглядной темноты посреди этого сияния.

Похожий на вздохи шум прибоя отчетливо доносился до ушей Лидии. До моря было не более мили, и воздух, несмотря на его неподвижность, пах сыростью и солью.

Красота тоже окружала Лидию со всех сторон. Далмеринг являлся воплощением очарования, немыслимой, переполняющей душу красоты Англии – пылающих закатов и серебристого моря, безлюдных вересковых пустошей и извилистых пыльных проселочных дорог, тенистых улочек, виднеющихся крыш и благоуханных живых изгородей, – красоты, которую Лидия тонко чувствовала, страдала от перехватывающей горло сладкой пытки, и все-таки не находила для нее слов.

Чтобы достичь цели, ей требовалось сначала пересечь открытое пространство – вытянутый и неровный деревенский выгон причудливой формы, вокруг которого располагались коттеджи, в том числе и дом Мартина Воэна, – затем пройти по узкой, но хорошо утоптанной тропе через рощицу ярдов двадцать-тридцать шириной и наконец выбраться на дорогу, тянувшуюся к старой части деревни и ее коттеджу.

Лидия прибавила шагу на пологом склоне, ведущем к деревянному мосту через ручей, который петлял по выгону, и через несколько минут приблизилась к рощице. Едва она вошла туда, лунный свет погас, и тени обступили ее. Первые несколько шагов Лидия проделала нерешительно, как слепая. Несмотря на то что по этой тропе она ходила множество раз, это было все равно что неприкаянно и одиноко ступать по неизвестному миру мрака. Шорох послышался совсем рядом – так близко, что напугал ее, и Лидия замерла с судорожно бьющимся сердцем.

Первой ее мыслью было, что Воэн все-таки направился следом. Лидия знала, что его не было позади, пока она шагала через выгон, но, несмотря на то что так ему пришлось бы преодолеть большее расстояние, он легко мог двинуться в обход по дороге и попасть в рощицу раньше, чем это сделала она.

– Это вы, Мартин? Напрасно вы беспокоитесь.

Она старалась говорить легким тоном, но голос звучал неестественно, с оттенком отчаяния. И Лидия удивилась его нерешительности. В ответ не было ни звука. Ее окружала лишь неподвижность и зловещая тишина. Лидию охватил страх. Тьма немного рассеялась, но тени, отделившиеся от густой черноты, казались гротескными, уродливыми и угрожающими. Это были уже не тени знакомых и уютных вещей – они стали чуждыми, исказились, устремились к ней, протянули алчные пальцы, чтобы погубить ее.

Лидия понимала, что это обман, порожденный воображением, вышедшим из повиновения, но в эту минуту была не в состоянии мыслить логично. Сдавленно всхлипнув, она бросилась бежать.

И этим будто подала сигнал выступить против нее всем силам зла, каких втайне и так долго опасалась. Неожиданно выяснилось, что на тропе она не одна. Против собственной воли Лидия обернулась, чтобы взглянуть на этот ужас. Безумный, дьявольский ужас с ненасытными глазами на немыслимой маске демона. Невообразимый ужас, парализовавший ее тело, в который отказывался верить ее разум.

И пока Лидия смотрела, не в силах шевельнуться, все свелось к пронзительно-острой, нестерпимой боли, она прошила ее насквозь и охватила целиком. Боль стремительно пронеслась по ее нервам, достигла яростной и чудовищной кульминации, и Лидия утратила чувства. Не стало ни боли, ни страха – ничего, кроме молчания, в мягких объятиях которого она неподвижно затихла.