Текст книги "Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник)"
Автор книги: Френсис Фицджеральд
Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
На перекрестке Пятой авеню и 44-й улицы кишела полуденная толпа. Изобильное, счастливое солнце отбрасывало мимолетные золотые проблески сквозь толстые стекла витрин модных магазинов, подсвечивая сумочки и кошельки из золотой плетеной вязи, нитки жемчуга в серых бархатных футлярах, кричащие веера из многоцветных перьев, кружева и шелка дорогих платьев, безвкусные картины и чудесную современную мебель, искусно расставленную в демонстрационных залах художников по интерьерам.
Вдоль этих витрин парами, группами и толпами бродили молодые работницы, выбирая свои будущие будуары среди выставленного великолепия, включавшего даже по-домашнему брошенные на постели мужские шелковые пижамы. Девушки стояли перед ювелирными магазинчиками и присматривали кольца для помолвок и свадеб, разглядывали платиновые наручные часики, а затем перемещались, чтобы рассмотреть веера из перьев и манто для театров; желудки их между тем усваивали съеденные за обедом сэндвичи и пломбир с орехами.
Повсюду в толпе попадались люди в униформе: моряки из огромного флота, пришвартовавшегося на Гудзоне, солдаты со знаками различия базировавшихся от Массачусетса до Калифорнии подразделений, ужасно желавшие привлечь хоть чье-нибудь внимание, но обнаруживавшие, что огромный город был уже по горло сыт солдатами, – ну, разве только эти солдаты были упакованы в аккуратный строй и мучались под тяжестью армейских ранцев и винтовок.
Сквозь это смешение шли Дин и Гордон; первый с любопытством, вызванным видом людского потока в самых легковесных и кричащих его проявлениях; второму же все напоминало о том, как часто он и сам бывал одним из этой толпы: усталым, питавшимся кое-как, перегруженным работой и прожигающим жизнь. Для Дина борьба за существование была исполнена важного значения, в ней были юность и веселье; для Гордона она была гнетущей, бессмысленной и бесконечной.
В Йельском клубе они встретили группу своих бывших однокашников, шумно приветствовавших вновь прибывшего Дина. Усевшись в полукруг кресел и высоких стульев, они заказали всем по коктейлю.
Гордону разговор показался утомительным и нескончаемым. Пообедали скопом, разогреваясь ликером, поскольку дело шло к вечеру. Все собирались на всю ночь на бал «Гамма Пси» – вечеринка обещала стать выдающейся; таких не было с самого начала войны.
– Эдит Брейдин придет, – сказал кто-то Гордону. – Она же вроде как твоя давняя любовь? Вы ведь оба из Гаррисберга?
– Да. – Он попытался сменить тему. – Я изредка вижусь с ее братом. Он слегка чокнулся на социализме. Выпускает какую-то газету здесь, в Нью-Йорке.
– Совсем не как его веселая сестренка, а? – продолжил усердный информатор. – Так вот, сегодня она будет с одним студентиком по имени Питер Химмель.
Гордон должен был встретиться с Джевел Хадсон в восемь вечера, он обещал принести ей деньги. Несколько раз он нервно поглядывал на свои наручные часы. В четыре, к его облегчению, Дин встал и объявил, что отбывает в магазин «Риверз Бразерс» за воротничками и галстуками. Но, к величайшему смятению Гордона, за ними увязался еще один приятель из компании. Дин находился теперь в хорошем настроении, был всем доволен, ждал с нетерпением вечера и много шутил. В магазине он присмотрел дюжину галстуков, каждый из которых был выбран после долгих консультаций с приятелем. А что, может, узкие галстуки снова возвращаются? Какая жалость, что у «Риверзов» больше нет воротничков от «Велч Маргетсон»! Нет и не будет на свете воротничков лучше, чем «Ковингтон»!
Гордон был в легкой панике. Деньги были нужны ему прямо сейчас. И еще у него постепенно вырисовывалась разбудившая надежды мысль – а не сходить ли на бал «Гамма Пси»? Ему хотелось увидеть Эдит – ту самую Эдит, с которой он не виделся с того романтического вечера в загородном клубе Гаррисберга, накануне его отъезда во Францию. Их роман кончился сам собой, утонув в суматохе войны, совсем забытый в причудливом хитросплетении последних трех месяцев, но ее образ – острый, жизнерадостный, всегда поглощенный собственной непоследовательной болтовней – вдруг неожиданно возник перед ним и вызвал сотни воспоминаний. Именно лицо Эдит хранил он в памяти с отстраненным, но в то же время страстным обожанием на протяжении всей своей учебы в университете. Он любил ее рисовать: в его комнате висела дюжина набросков, на которых она играла в гольф или плавала; он мог с закрытыми глазами нарисовать ее дерзкий, приковывающий внимание профиль.
Они вышли из магазина в половине шестого и ненадолго остановились на тротуаре.
– Ну вот, – добродушно сказал Дин, – теперь я полностью укомплектован. Пойду-ка я в гостиницу, побреюсь, причешусь, сделаю массаж.
– Хорошая идея, – сказал второй приятель, – пожалуй, я к тебе присоединюсь!
Гордон подумал: не ждет ли его в конце концов поражение? С огромным трудом он удержался от того, чтобы не повернуться к нежданному спутнику и не прорычать: «Пошел прочь, черт бы тебя побрал!» В отчаянии он заподозрил, что Дин попросил этого парня быть с ним все время рядом, чтобы избежать разговора о деньгах.
Они вошли в «Билтмор» – «Билтмор», расцветший самыми выдающимися дебютантками из множества городов Запада и Юга, собравшимися на бал знаменитого клуба знаменитого университета. Но Гордон видел их лица, словно в тумане. Он собрал все свои силы для последней мольбы, и уже решился было сам не зная что, но сказать, когда Дин вдруг извинился перед спутником, взял Гордона под руку и отвел его в сторонку.
– Горди, – быстро сказал он, – я все тщательно обдумал и решил, что денег я тебе дать не смогу. Я был бы рад тебе помочь, но не думаю, что должен это делать, – мне тогда самому придется отложить все свои планы на целый месяц.
Гордон, подавленно уставившись на него, подумал: как же он раньше не замечал эти противные выпирающие зубы?
– Мне очень жаль, Гордон, – продолжил Дин, – но я ничем помочь не смогу.
Он вытащил кошелек и демонстративно отсчитал семьдесят пять долларов банкнотами.
– Вот, – сказал он, протянув деньги, – здесь семьдесят пять; итого будет восемьдесят. Это вся моя наличность, не считая того, что будет потрачено в отпуске.
Гордон машинально поднял свою сжатую в кулак руку; будто клещи, разжал ее и снова сжал, ухватив деньги.
– Увидимся на балу, – продолжил Дин. – А мне пора бежать в парикмахерскую!
– Пока, – хрипло, с натугой произнес Гордон.
– Пока!
Дин хотел было улыбнуться, но передумал. Он быстро кивнул и исчез.
А Гордон так и остался стоять: его красивое лицо было искажено горем, а рука крепко сжимала комок банкнот. Затем, ничего не видя от нахлынувших вдруг слез и неуклюже спотыкаясь, он спустился вниз по лестнице «Билтмора».
IIIОколо девяти вечера того же дня из дешевого ресторанчика на Шестой авеню вышли двое. Безобразные, истощенные, обладавшие лишь зачатками интеллекта и лишенные даже той животной жизнерадостности, которая сама по себе приносит яркие краски в жизнь, они еще недавно, сами голодные, служили пищей для вшей среди холода и грязи чужого города в чужой стране; они были бедными, друзей у них не было; жизнь бросала их туда-сюда, словно щепки, с самого рождения и будет бросать точно так же до самой смерти. Они были одеты в форму армии Соединенных Штатов, и на плече у каждого из них был знак различия специального подразделения из Нью-Джерси, высаженного на берег три дня назад.
Того, который был повыше, звали Кэрол Кей, и это имя намекало на то, что по его венам бежала кровь с кое-каким потенциалом, пускай и сильно разбавленным деградировавшими поколениями. Но можно было долго рассматривать вытянутое лицо с безвольным подбородком, тусклые водянистые глаза, высокие скулы и все же не найти даже намека ни на унаследованное от предков достоинство, ни на врожденную изобретательность ума.
Его приятель выглядел всегда настороже, ноги у него были колесом, крысиные глазки так и бегали, а кривой нос был сломан в нескольких местах. Дерзкая манера держаться была лишь притворством: это средство защиты было им усвоено из мира острых зубов и когтей, обманных движений и угроз, в котором он жил всегда. Звали его Гас Роуз.
Выйдя из кафе, они неторопливо пошли по Шестой авеню, сосредоточенно и со смаком орудуя зубочистками.
– И куда направимся? – спросил Роуз тоном, подразумевавшим, что его не слишком удивит, если Кей сейчас предложит какой-нибудь остров в южных морях.
– А что скажешь, если попробуем достать выпить? – Сухой закон еще не был введен, так что «изюминкой» этого предложения был действовавший тогда запрет на продажу алкоголя военнослужащим.
Роуз охотно согласился.
– Я тут вспомнил, – продолжил Кей, ненадолго задумавшись, – у меня же брат!
– В Нью-Йорке?
– Да. Старик, – имелось в виду, что старший, – он тут официантом в одной забегаловке.
– Может, он нам достанет?
– Еще бы! Конечно достанет!
– Ты уж мне поверь: я эту проклятую форму сниму прямо завтра! И никогда меня больше в нее не засунут! Я куплю себе обычный гражданский костюм.
– Еще бы! И я тоже!
Поскольку в совокупности их финансовые средства составляли сумму чуть менее пяти долларов, данное намерение можно было рассматривать лишь в качестве приятной игры слов, безобидной и утешающей. Она, однако, доставила удовольствие обоим, поскольку ее завершение последовало на высокой ноте, с гоготом и упоминанием стоявших высоко в библейских кругах персонажей, с добавлением кульминации в виде многократно повторявшихся восклицаний «Мать честная!», «Вот ведь!» и «Эт-точно!».
Единственной пищей для ума этих двоих годами служили обиженные гнусавые замечания, которыми они обменивались по поводу поддерживавшего их существование учреждения – армии, предприятия, работного дома, а также по поводу их непосредственного начальника в этом учреждении. Вплоть до сегодняшнего утра таким учреждением выступало «правительство», а непосредственным начальником – «капитан», от них они в данный момент и ускользнули, ощущая теперь легкий дискомфорт, поскольку пока еще не ощутили на себе чьи-нибудь новые вожжи. Им было неуютно, чувствовали они себя неуверенно и озлобленно. Все это они маскировали, притворяясь, что испытывают долгожданное облегчение от того, что расстались с армией, убеждая друг друга в том, что военная дисциплина теперь никогда уже не будет сковывать их неподатливые и свободолюбивые души. Но на самом деле даже тюрьма показалась бы им домом родным, в отличие от этой вновь обретенной и несомненной свободы.
Неожиданно Кей прибавил шагу. Роуз, проследив за его взглядом, увидел толпу, собиравшуюся ярдах в пятидесяти дальше по улице. Кей фыркнул и побежал в направлении толпы; Роуз тоже фыркнул, и его коротенькие кривые ножки поспешили за длинными, неуклюжими ногами приятеля.
Достигнув края толпы, они немедленно влились в нее. Толпа состояла из плохо одетых гражданских, из которых некоторые были пьяны, а также из солдат различных подразделений и различной же степени трезвости; все толпились вокруг жестикулировавшего низенького еврея с длинными черными усами, размахивавшего руками и возбужденно разглагольствовавшего рублеными фразами. Кей и Роуз, протиснувшись почти в самый партер, стали внимательно и с подозрением разглядывать говоруна, а слова стали понемногу проникать в их рудиментарные мозги.
– Что получили вы от войны? – яростно вопил он. – Оглянитесь, посмотрите! Вы богаты? Вам что, хотя бы обещали заплатить? Нет! Вам еще повезло, если вы остались в живых и у вас есть обе ноги! Вам повезло, если вы вернулись, а ваша жена не смылась с каким-нибудь парнем, у которого хватило денег откупиться от службы! Вот в чем ваше счастье! Кто, кроме Джей Пи Моргана и Джона Ди Рокфеллера, получил от войны хоть что-то, а?
В этот момент речь еврейчика прервал враждебный кулак, ударивший прямо в бородатый подбородок, после чего оратор опрокинулся назад и растянулся на брусчатке.
– Проклятые большевики! – воскликнул нанесший удар огромный солдат, бывший кузнец.
Послышался одобрительный гул, толпа сомкнулась теснее.
Еврей, пошатнувшись, встал, но тут же снова упал от полудюжины других кулаков. После этого он так и остался лежать, тяжело дыша; с его рассеченных снаружи и внутри губ сочилась кровь.
Послышались беспорядочные вопли, и минуту спустя Кей и Роуз обнаружили, что движутся по Шестой авеню в беспорядочно толкающейся толпе под руководством тощего гражданского в мягкой фетровой шляпе с широкими полями и дюжего солдата, столь бесцеремонно прервавшего выступление. Толпа чудесным образом разрослась до внушительных размеров, а на тротуарах образовался поток более-менее сочувствующих граждан, выражавших свою моральную поддержку периодическими «Ура!».
– Куда мы идем? – проорал Кей шагавшему рядом мужчине. Сосед указал на лидера в фетровой шляпе:
– Этот парень знает, где они собрались! Мы им покажем!
– Мы им сейчас покажем! – с удовольствием прошептал Кей Роузу, который восхищенно повторил эту фразу человеку, шедшему сбоку.
Все дальше по Шестой авеню тянулась процессия, к которой то тут, то там присоединялись солдаты и моряки, а время от времени и гражданские, вливавшиеся в толпу с неизменным воплем, что и они тоже только что из армии, будто вручая таким образом визитку для вступления в свежеиспеченный клуб спортсменов-охотников.
Затем на перекрестке процессия свернула и направилась на Пятую авеню, и по толпе пошло из уст в уста, что они идут на митинг красных на площадь у Талливер-холла.
– А это где?
Вопрос пошел вперед по цепочке, и через некоторое время пришел ответ. Талливер-холл находится на 10-й улице. Были и другие солдаты, собиравшиеся не упустить драку, и они уже были там!
Но 10-я улица звучала как нечто далекое, поэтому при этой новости раздался гул недовольства, и десятки людей стали выбывать из толпы. Среди них были Роуз и Кей, перешедшие на неторопливый шаг и предоставившие идти дальше тем, кто обладал большим энтузиазмом.
– Я бы лучше выпил, – произнес Кей, когда они остановились и пошли к тротуару под крики «Окопные крысы!» и «Дезертиры!».
– Твой брат работает где-то недалеко отсюда? – спросил Роуз тоном опускающегося с небес на землю.
– Наверное, – ответил Кей. – Я его пару лет не видел. Я же в Пенсильвании жил. Может, он уже и по вечерам не работает. Это где-то здесь. Он нам достанет, если он на работе.
Побродив по улице пару минут, они нашли место: дрянной маленький ресторанчик в квартале между Пятой авеню и Бродвеем. Кей пошел внутрь спросить своего брата Джорджа, а Роуз остался ждать на улице.
– Он тут больше не работает, – сказал Кей, выйдя обратно. – Он теперь официант в «Дельмонико».
Роуз глубокомысленно кивнул, будто ожидал чего-то подобного. Не стоит удивляться, если способный человек изредка меняет работу. Знавал он одного официанта… И далее на всю дорогу затянулась продолжительная дискуссия о том, зарабатывают ли офи цианты на чаевых больше, чем получают жалованья? Решили, что это зависит от социального статуса заведения, в котором трудится официант. После обмена живописными описаниями миллионеров, ужинающих в «Дельмонико» и разбрасывающих пятидесятидолларовые бумажки после первой же бутылки шампанского, оба подумали про себя, что хорошо бы стать официантом… А за узким лбом Кея угнездилось решение попросить брата пристроить его на работу.
– Официант может допить все шампанское, которое эти ребята оставляют после себя в бутылках! – с наслаждением размечтался Роуз и затем, будто запоздалую мысль, добавил: – Мать честная!
До «Дельмонико» они добрались в половине одиннадцатого и были удивлены, увидев прибывавшие к дверям потоком, одно за другим, такси, из которых появлялись чудесные юные дамы без шляпок и с каждой рядом молодой церемонный джентльмен в вечернем костюме.
– Да тут вечеринка! – с легким трепетом произнес Роуз. – Наверное, лучше не ходить. Он, должно быть, занят.
– Да ладно! Все будет в порядке.
После некоторых колебаний они вошли в самую, по их мнению, скромную дверь и – поскольку на них тут же навалилась нерешительность – нервно забились в самый неприметный уголок небольшого зала, в котором они очутились. Сняв кепи, они так и держали их в руках. Мрачная туча накатила на них, и оба вздрогнули, когда в одном конце зала шумно открылась дверь, из которой кометой вылетел официант, который молнией пронесся по залу и исчез за другой дверью в другом его конце.
Явление повторилось трижды, прежде чем наблюдатели собрали всю свою смелость и окликнули официанта. Он обернулся, с подозрением оглядел их и только после этого приблизился мягкими кошачьими шагами, будто готовый в любой момент развернуться и убежать.
– Слушай… – начал Кей. – Слушай-ка, ты не знаешь моего брата? Он тут официантом работает…
– Его фамилия Кей, – пояснил Роуз.
Да, официант Кея знал. Он, наверное, сейчас был наверху.
В главном зале сегодня большой бал. Он ему передаст.
Десять минут спустя появился Джордж Кей и с крайним подозрением поприветствовал брата; первое и совершенно естественное, что пришло ему на ум, – сейчас у него будут просить денег.
Джордж был высокого роста, с безвольным подбородком, но на этом сходство братьев и кончалось. Глаза официанта были не тусклыми, они были живыми и поблескивающими, он выглядел обходительным, сдержанным и держал себя слегка покровительственно. Братья обменялись семейными новостями. Джордж женился и нарожал троих детей. Его слегка заинтересовала, но отнюдь не впечатлила, новость о том, что Кэрол был в армии за границей. Кэрол был разочарован.
– Джордж, – сказал младший брат, когда с любезностями было покончено, – нам нужно немного выпивки, а нам ничего не продают. Можешь достать?
Джордж задумался.
– Наверное. Думаю, получится. Но, может быть, придется полчаса подождать.
– Ладно, – согласился Кэрол. – Подождем.
В этот момент Роуз уселся было на удобный стул, но тут же вскочил от негодующего окрика Джорджа:
– Эй! Осторожнее! Здесь сидеть нельзя! Комнату уже приготовили для банкета в полночь!
– Да не волнуйся, не испачкается, – со злобой ответил Роуз. – В вошебойке нас уже обработали…
– И вообще, – натянуто сказал Джордж, – если метрдотель увидит, что я тут с вами языком чешу, он так разорется!
– Ох…
Упоминание метрдотеля послужило достаточным объяснением для обоих; они нервно помяли в руках свои заморские кепи и стали ждать указаний.
– Слушайте внимательно, – выдержав паузу, сказал Джордж. – Я придумал, где вам можно будет обождать. Идите за мной.
Вслед за ним они вышли через дальнюю дверь, прошли через пустынную буфетную, поднялись на пару пролетов по темной винтовой лестнице и вошли в небольшое помещение, в котором из мебели были только поставленные штабелями ведра и груды швабр; освещением служила единственная слабенькая электрическая лампочка. Тут он их и оставил, выпросив два доллара и обещав вернуться через полчаса с квартой виски.
– Бьюсь об заклад, Джордж хорошо зарабатывает, – мрачно произнес Кей, усевшись на перевернутое ведро. – Готов поспорить: ему платят не меньше полтинника в неделю!
Роуз кивнул и сплюнул:
– Небось да.
– А что там за бал, он говорил?
– Студенты из университета. Из Йельского.
Они важно покивали друг другу.
– Интересно, где сейчас эти солдаты?
– Вот уж не знаю. Но мне туда было далеко.
– Мне тоже. Не люблю я далеко ходить!
Через десять минут ими овладело беспокойство.
– Надо бы посмотреть, что там, – сказал Роуз, сделав осторожный шаг ко второй двери.
Дверь была створчатая, обитая зеленым сукном, и он осторожно приоткрыл ее на дюйм:
– Видишь что-нибудь?
Вместо ответа Роуз издал судорожный вдох:
– Черт возьми! Вот где выпивка-то!
– Выпивка?
Кей встал рядом с Роузом у двери и нетерпеливо выглянул.
– Клянусь, это точно выпивка! – произнес он после долгого пристального взгляда.
Перед ними была комната раза в два больше той, в которой они находились, и в ней все было готово для ослепительного пира духа. На двух покрытых белыми скатертями столах длинной стеной стояли чередующиеся бутылки: виски, джин, коньяк, французские и итальянские вермуты, апельсиновый сок, не говоря уже о целом строе сифонов и двух огромных пустых чашах для пунша. В комнате еще никого не было.
– Это для бала, который у них начинается, – прошептал Кей. – Слышишь скрипки? Да уж, я бы тоже не отказался от таких танцев.
Они тихонько прикрыли дверь и обменялись понимающими взглядами. Друг друга можно было уже ни о чем не спрашивать.
– Хотел бы я повертеть в руках парочку тех бутылочек, – многозначительно сказал Роуз.
– Я бы тоже…
– А если нас заметят?
Кей задумался.
– Нам, наверное, лучше обождать, пока они не начнут пить. Они их сейчас только что выставили, так что наверняка знают, сколько там.
Спор продолжался несколько минут. Роуз был за то, чтобы стащить бутылку прямо сейчас и спрятать ее под куртку, пока в комнате никого нет. Кей, наоборот, призывал к осторожности. Он боялся, что у брата будут из-за него неприятности. Как только они дождутся и бутылки начнут открывать, можно будет стащить одну-другую – все подумают, что это кто-то из студентов.
Они все еще спорили, когда по комнате промчался Джордж Кей и, цыкнув на них, исчез за обитой зеленым сукном дверью. Минуту спустя они услышали хлопки пробок, затем звук раскалываемого льда и плеск льющейся жидкости. Джордж готовил пунш.
Солдаты обменялись довольными ухмылками.
– Мать честная! – прошептал Роуз.
Снова появился Джордж.
– Сидите тихо, ребята, – торопливо сказал он. – Я вам принесу, что обещал, буквально через пять минут.
И исчез за той же дверью, из которой появился.
Как только его шаги на лестнице стихли, Роуз, осторожно оглядевшись, рванул к алтарю наслаждений и появился оттуда с бутылкой в руке.
– Вот что я тебе скажу, – произнес он, когда они сели и, сияя, сделали по первому глотку. – Мы подождем, пока он снова сюда поднимется, и попросимся у него остаться здесь, чтобы выпить, что он принесет, вот! Скажем ему, что нам выпить негде, вот так! А потом можно будет прокрасться туда, пока там никого, и спрятать бутылки под куртками. На пару дней можно будет запастись, понял?
– Точно, – с радостью согласился Роуз. – Мать честная! Мы ведь можем даже продать солдатам, если что.
Они умолкли, обдумывая эту радужную мысль. Затем Кей поднял руку и расстегнул воротник солдатской куртки:
– Жарко тут, да?
Роуз охотно согласился:
– Как в пекле!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?