Текст книги "Девочка с медвежьим сердцем"

Глава 14

День прощания с уезжающими по капризу судьбы выдался солнечным, ветер доносил запах пронизанного солнцем вереска с пустошей и аромат розмарина из огорода. В конюшнях и во дворе царила такая суматоха, что собаки, проникнувшись общим настроением, лаяли, взвизгивали и нервно трусили то за одним, то за другим.

Мейкпис с тяжелой головой после бессонной ночи была занята готовкой на кухне. До вчерашнего они с Джеймсом никогда серьезно не спорили, и теперь ее подташнивало и пошатывало, словно сорвавшееся с якоря судно. Воспоминания о последней ссоре с матерью терзали душу. Ее одолевал суеверный страх: если не помириться с Джеймсом, может случиться что-то ужасное. Но даже когда она вышла во двор, оказалось, что возможности поговорить с братом нет. Он был занят. Помогал Саймонду Фелмотту готовиться к отъезду.

Саймонд был облачен в добротную куртку из промасленной кожи угря. Сапоги и гребень шлема сверкали, светлые золотистые локоны развевались на ветру. Единственными признаками некоторой тревоги были не знавшие покоя руки и бегавшие глаза.

Мейкпис не впервые поразил контраст между ледяным самообладанием Саймонда и непринужденной улыбкой бродяги на губах Джеймса. И все же, наблюдая, как они серьезно шепчутся о чем-то, Мейкпис ощутила их близость. Это была недоступная ей часть жизни Джеймса. Мир мужской отваги и товарищества.

Широкоплечий сэр Энтони первым вскочил в седло. Коню он не нравился, поскольку лошадям вообще редко нравились Старшие и Лучшие. Но, как всякое животное в поместье, его немедленно укротили, приведя в полное повиновение. Следующего коня взял его сын Роберт, темнобровый молодой человек, казалось посвятивший жизнь тому, чтобы постоянно поглядывать на отца в поисках одобрения.

Прежде чем Саймонд уселся в седло, во двор вышел лорд Фелмотт и церемонно обнял сына. Но любви в этом объятии было столько же, сколько между ремнем и пряжкой. Мейкпис задалась вопросом, каково это, когда тебя обнимает скорлупа, зараженная призраками, хоть и имеющая облик отца.

Саймонд даже не вздрогнул. Если он и был расстроен или нервничал, на его лице ничто не отразилось.

В ту ночь Мейкпис спала тревожным сном на лежанке под кухонным столом, убаюканная дыханием и сонным рычанием лежавших у очага собак. Но перед рассветом ее разбудил шум в коридоре. Мейкпис выбралась из кровати и крадучись подобралась к двери. В одной руке она сжимала нож, в другой свечу. В дверях появилась темная фигура, примирительно поднявшая руки.

– Мейкпис, это я.

– Джеймс! – прошептала она. – Ты напугал меня до полусмерти! Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно поговорить с тобой, – пробормотал Джеймс, пристально глядя на нее широко раскрытыми глазами. – Прости за все, что я наговорил раньше. Мне очень жаль. Я не выслушал твой план побега…

– И меня прости, – хрипло буркнула Мейкпис, пытаясь положить конец извинениям. – Я знаю, из ополчения бежать нельзя. Мне не следовало спрашивать. Ты бы стал дезертиром…

– Ерунда! – перебил Джеймс, оглянувшись. – У тебя все еще есть восковая печать? Печать Фелмоттов, о которой ты упоминала?

Мейкпис кивнула, потрясенная внезапной сменой темы.

– Вот!

Джеймс подошел ближе и сунул ей в руки сложенную бумагу.

– Можешь поставить печать на обороте?

– Что это? – удивилась Мейкпис. Бумага сухо потрескивала в руке.

– Не важно. С печатью она будет выглядеть как депеша. Я могу притвориться гонцом… как ты предлагала.

– Значит… значит, мы приняли мой план? – Мейкпис ушам не верила.

– А ты готова? Можешь отпроситься на ярмарку в Пейлвиче завтра днем?

По лицу Джеймса словно пробежала тень – похоже, он сдерживал гнев.

– Да.

– Тогда будь в два часа у старых рядов, где торгуют скотом. Здесь… многое происходит. Но если я смогу улизнуть…

– Я там буду, – поспешно заверила она.

Значит, что-то случилось. Нечто повернувшее изменчивый темперамент Джеймса в другое русло. Если она сможет достаточно быстро поставить паруса, возможно, удастся поймать этот внезапный порыв ветра.

Джеймс быстро сжал ее руки:

– Поставь печать на бумаги и спрячь где-нибудь. Смотри, чтобы другие не увидели.

– Я отдам их тебе завтра, – шепотом пообещала Мейкпис.

– Мне нужно идти… Остальные скоро начнут просыпаться. – Джеймс коротко обнял Мейкпис и слегка поколебался, глядя ей в глаза. – Мейкпис… что бы ни случилось, я приду за тобой. Обещаю. – Он стиснул ее плечи и поспешил назад, в темноту.

Времени терять нельзя. Рассвет уже спешил, и скоро в кухне появятся слуги. Мейкпис выскользнула в кладовую и достала из своего тайника восковую печать. Она была целой, только слегка выцвела и крошилась по краям.

Мейкпис хотелось бы просмотреть бумаги, узнать, какие документы в спешке схватил Джеймс, но солнце уже почти встало. Каждый раз, слыша скрип половиц, она представляла мистрис Гоутли, плетущуюся на кухню. Нагрев на огне нож, она приложила лезвие к плоскому основанию печати, а когда воск немного растопился, очень осторожно прижала печать к бумаге, так что теперь маленький пакет было невозможно развернуть.

Услышав отдаленное «тук-тук-тук» трости мистрис Гоутли, Мейкпис поспешила к одному из огромных засолочных корыт, в которых вялили мясо. Завернув пакет в тряпку, Мейкпис зарыла его в коричневатых кристаллах соли, рядом с каменным краем корыта. Ее сердце колотилось о ребра в муках надежды.

На следующий день дом казался покинутым. Одиноким. Пока другие слуги сплетничали, гадали и тревожились, Мейкпис с безмятежным видом занималась делами. И все это время думала, что, возможно, в последний раз моет эту кружку. Возможно, в последний раз приносит чай мистрис Гоутли. Она не ожидала, что эти мысли причинят столько боли. Привычки, места и лица со временем врастают в тебя, как древесные корни, ввинчивающиеся в каменные плиты тротуара.

Мейкпис надеялась снова поговорить с Джеймсом. Но судьба была против нее. Старый Кроу, управитель, ночью занемог, так что на плечи Джеймса легли дополнительные обязанности. Наконец ей удалось перехватить его во дворе и сунуть в руки замотанный в тряпку сверток, в котором лежали хлеб, сыр, тонкий ломтик ржаного пирога и бумаги с печатью. Джеймс с многозначительным видом взял у нее пакет.

Как и предсказала Мейкпис, убедить мистрис Гоутли послать ее с деньгами на ярмарку, чтобы купить поросят, пряности и другую снедь, оказалось совсем не сложно. Доверие подобно плесени, которая накапливается со временем в заброшенных местах. Довериться Мейкпис было уместно. Недоверие к ней было бы неуместным и утомительным. За эти годы Мейкпис буквально обросла безоговорочным доверием окружающих.

Никто, похоже, не обратил на нее внимания, когда она шла по двору с двумя большими, хорошо проложенными тряпками корзинами. Но, когда девочка выходила из ворот, ее догнал Молодой Кроу.

– Я слышал, ты направляешься на ярмарку? – спросил он с деланым безразличием. – Всегда хорошо иметь спутника на проселочных дорогах.

Мейкпис похолодела. Молодой Кроу не впервые выказывал готовность ее защищать. С тех пор как ей исполнилось тринадцать лет – достаточно, чтобы считаться легкой добычей для определенного рода мужчин, – он вел себя как ее своеобразный опекун. К своему стыду и неловкости, Мейкпис радовалась его покровительству, хотя знала, что им движут не симпатия и благородство. Он просто оберегал ценную собственность Фелмоттов. Очевидно, для него это важнее, чем ухаживать за больным отцом.

– Спасибо, – пробормотала она, стараясь выглядеть застенчивой, а не раздосадованной.

Они отправились на Пейлвичскую ярмарку, и, поскольку Молодой Кроу не отставал от нее ни на шаг, Мейкпис пришлось обходить лотки и покупать товары по списку старой кухарки. Но при этом она почти не сводила глаз с циферблата на часовой башне церкви.

Медведь не любил скопления людей, рыночный шум и запахи. Мейкпис безошибочно чувствовала его недовольство по боли, пронзавшей тело, и по спутанным обрывкам воспоминаний. Она припомнила, как вокруг стояли люди, как ухмылялись их насмешливые, безволосые, вопящие лица с широко открытыми ртами, как больно жалили злобно брошенные камни.

«Никто больше не сделает с тобой ничего подобного, – мысленно пообещала она медведю, сгорая от гнева и желания защитить. – Больше никогда, никогда. Я обещаю».

Когда на часах было почти два, она рискнула потерять Молодого Кроу в толпе. Пробралась к рядам, где раньше продавали скот, и стала ждать, спрятавшись за старым тисом.

Два часа. Четверть третьего. Половина третьего.

Джеймс не пришел. Возможно, какая-то неприятная случайность разозлила его и вызвала желание бежать. Теперь же какая-то другая случайность снова вернула ему хорошее настроение. Он блестяще выполнил задание или заслужил похвалу офицера ополчения. Теперь он среди товарищей, которых успел полюбить.

Он не придет.

Мейкпис почувствовала, как в груди что-то перевернулось. А вдруг это просто рвется сердце? Как такое происходит? Может, сердца разбиваются, как яйца, раскалываются и перестают биться? Но она ощущала только онемение.

«Возможно, мое сердце уже разбилось и больше никогда не станет прежним».

Без четверти три Молодой Кроу снова ее нашел. Она попросила прощения и продолжала униженно извиняться, пока самой не стало тошно. Угрюмый Кроу проводил ее домой.

Сердце девочки упало, когда впереди показался Гризхейз.

«Ну вот, ты опять здесь, – словно говорили серые стены. – Ты здесь навсегда».

Она снова вошла на кухню, где Длинная Элис взахлеб выкладывала мистрис Гоутли последние сплетни.

– Слышали?! Джеймс Уиннерш сбежал! Оставил записку, которую нашли только утром. Удрал, чтобы присоединиться к полку! Что же, чему тут удивляться! Все знают, как он злился, когда ему не давали уйти отсюда!

Мейкпис изо всех сил старалась принять бесстрастный вид. Значит, Джеймс сбежал… но не с ней.

– Он сказал тебе, что собирается сделать? – спросила ее Элис, как обычно безжалостная и остроглазая. – Ты всегда была его маленькой подружкой. Верно? Я думала, он делится с тобой всем.

– Нет, – отрезала Мейкпис, проглотив обиду. – Не сказал.

Он присвоил ее план, ее печать, ее помощь и уехал в новый, широкий мир, оставив ее здесь.

Глава 15

Следующие несколько дней Джеймс был главным предметом сплетен. За ним послали Белого Кроу, и большинство слуг считали, что скоро его привезут обратно. Однако на четвертый день стало ясно: что-то пошло не так. Молодой Кроу и другие слуги суетились и бегали повсюду, обыскивая дом и принося письма.

Когда Мейкпис и мистрис Гоутли готовили обед, кухонная дверь распахнулась. Подняв голову, Мейкпис увидела, как в помещение вошел Молодой Кроу, с лица которого исчезло выражение обычного самодовольного безразличия. К ее полному недоумению, он направился прямо к ней и с пугающей силой схватил за руку.

– С чего это вдруг… – начала мистрис Гоутли.

– Лорд Фелмотт хочет ее видеть, – отрезал он. – Прямо сейчас.

Пока ее волокли с кухни, Мейкпис пыталась собрать разбегающиеся мысли и сохранить равновесие. Ее каким-то образом разоблачили. Лорд Фелмотт что-то заподозрил, а она даже не знает, что именно.

Молодой Кроу не собирался ничего объяснять и молча втащил Мейкпис вверх по лестнице в кабинет лорда Фелмотта.

Лорд ожидал ее, и никогда еще его неподвижность не была менее безмятежной. Когда она вошла, он повернул голову и стал следить за ее приближением. Мейкпис не впервые задалась вопросом: который из сидевших в нем призраков шевельнул его головой и как они распределяют между собой подобные действия? Голосуют? Или у каждого своя задача? А может, работают вместе, поскольку за многие годы жизни привыкли действовать как единое целое?

Лорд Фелмотт не человек. Он сборище древних духов. Парламент смертоносных мошенников на погибающем родовом древе.

– Я нашел ее! – объявил Молодой Кроу, словно Мейкпис где-то пряталась.

– Ты неблагодарная маленькая негодница, – медленно произнес лорд Фелмотт голосом холодным, как зимний мороз. – Где это?

Что именно? Не восковая печать, разумеется. Она украла ее много месяцев назад.

– Простите, милорд, – пробормотала Мейкпис, не поднимая глаз. Но все же увидела сквозь ресницы, как он встал и подошел ближе. От его близости ей стало не по себе.

– Я не потерплю лжи! – воскликнул лорд Фелмотт так громко и неожиданно, что Мейкпис подскочила. – Джеймс Уиннерш заручился твоей помощью! Ты обо всем расскажешь! Немедленно!

– Джеймс?

– Ты всегда была его любимой сообщницей, его послушной собачкой! К кому еще он обратился бы, если задумал что-то отчаянное?

– Я не знала, что он собрался сбежать, – поспешно заверила Мейкпис, но тут же запоздало вспомнила, что Старшие способны распознать любую ложь.

Она действительно знала, что он намеревался сбежать, но понятия не имела, как именно…

– Мы были добры к тебе, девчонка! – рявкнул лорд Фелмотт. – Но все может измениться! Скажи нам правду! Поведай о сонном зелье, которое сварила по его требованию!

– Что?! – Неожиданное известие совершенно обескуражило Мейкпис. – Нет! Я ничего подобного не делала!

– Кто еще, кроме тебя? – холодно парировал лорд Фелмотт. – Ни один человек в доме, если не считать мистрис Гоутли, не мог сварить зелье. Собственно говоря, тебе повезло, что не случилось убийства! Управитель – человек пожилой, а это снадобье едва его не прикончило. Его сердце легко могло остановиться!

Управитель? Старый мастер Кроу? Мейкпис была окончательно сбита с толку.

– Прошлой ночью, до того, как ушел полк, Джеймс принес моему отцу чашу с элем, – холодно пояснил Молодой Кроу. – Не прошло и часа, как отец потерял сознание. Наутро он едва мог стоять и даже сейчас очень слаб…

– Мы знаем, почему его опоили, – неумолимо продолжал лорд Фелмотт. – Знаем, что Джеймс украл его ключи, чтобы пробраться в комнату, где хранятся документы о привилегиях, а потом положил ключи обратно. Где она, девчонка?! Джеймс взял ее с собой? Где наша грамота?

Мейкпис глазела на него с открытым ртом. Она знала только об одной грамоте – таинственном документе от самого короля Карла, разрешавшем семье Фелмоттов соблюдать фамильные традиции.

– Я ничего такого не знаю! – воскликнула она. – Зачем Джеймсу красть грамоту? Я в жизни не варила сонных зелий, а если бы и варила, сделала бы все достаточно аккуратно, чтобы не рисковать жизнью какой-то бедной души! Не послала бы ее в мир иной!

Лорд Фелмотт долго молчал. Только ходил вокруг, пристально всматриваясь в Мейкпис.

– Насчет сонного зелья ты, возможно, говоришь правду, – тихо сказал он наконец, – и все же что-то скрываешь.

Мейкпис с трудом сглотнула. Связка бумаг, которую Джеймс просил завернуть и спрятать, была большой… возможно, достаточно большой, чтобы спрятать в ней грамоту.

Мейкпис перебирала воспоминания о последнем разговоре, словно петли вязанья: находила спущенные, дырочки, испорченный узор. В то время ей казалось, что Джеймс рассержен и нерешителен, но теперь она понимала, что вел он себя как-то странно и уклончиво.

«Почему, Джеймс? И почему ты бросил меня здесь, на допрос? Почему мне приходится быть виноватой во всем?»

– Ну? – нетерпеливо спросил лорд Фелмотт.

Если Мейкпис хочет вымолить милость у Фелмоттов, сейчас самое время рассказать все, что ей известно. Она глубоко вздохнула.

– Простите, милорд. Я ничего об этом не знаю.

Лорд Фелмотт гневно вскинулся, но Мейкпис так и не узнала ответа. Именно в этот момент в дверь почтительно, но быстро постучали. Выражение лица его светлости было трудно понять. Как всегда. Но Мейкпис показалось, что она увидела в глазах искру раздражения.

– Войдите!

На пороге появился Старый Кроу, согбенный больше обычного, – очевидно, он сознавал, что вторгается в неподходящее время.

– Простите, милорд, но вы сами приказали уведомить вас немедленно, если мой брат вернется…

Лорд Фелмотт нахмурился, но ответил не сразу. Мейкпис представила, как призраки с шипением переговариваются между собой в его черепе.

– Веди его, – коротко велел он.

Через несколько минут в кабинете появился Белый Кроу, так и не успевший снять сапоги для верховой езды. В волосах звездочками блестели капли дождя. Шляпа была зажата в руке, но выглядел он так, словно жалел, что не имеет больше шляп, которые мог бы снимать, чтобы потянуть время. Лицо было потным и осунувшимся. Похоже, он проехал много миль почти без сна. В глазах плескался неподдельный страх.

– Милорд… – начал он, но тут же осекся, опустив голову.

– Ты нашел мальчишку Уиннерша?

– Только следы. Он действительно догнал наш полк и присоединился к солдатам.

– Полагаю, в таком случае ты привез послание от сэра Энтони? – резко спросил лорд Фелмотт.

– Милорд… я… я… я действительно привез новости о полке. – Белый Кроу судорожно сглотнул. – Наши люди соединились с другими войсками и направились к Хангердонскому мосту, как было приказано…

Но мы наткнулись на врага до того, как успели его взять, милорд. Началась битва.

У Мейкпис упало сердце. Она подумала о гордом, опрометчивом Джеймсе, которому пришлось мчаться на ощетинившееся пиками войско или увертываться от мушкетных пуль…

– Продолжай, – велел лорд Фелмотт, глядя на Белого Кроу с каменным выражением лица.

– Это… это была кошмарная битва, милорд, беспорядочная и кровавая. Поля до сих пор усеяны грудами… – Он снова осекся. – Простите, милорд. Ваш благородный кузен сэр Энтони теперь в лоне Господнем.

Мертв?

Лицо лорда Фелмотта еще больше застыло.

– Как он умер? Все ли было сделано как полагается, Кроу? Был ли сэр Роберт рядом и готов…

Белый Кроу покачал головой:

– Сэр Роберт погиб. Кроме того, не было ни возможности, ни времени что-то сделать. Произошла неожиданная… отмена.

На лице лорда Фелмотта промелькнули смешанные чувства, как отблеск огня на старой каменной стене. Потрясение. Гнев. Негодование. И даже что-то похожее на скорбь, но не скорбь живого человека. Скорее печаль скалы, устоявшей после оползня.

– А мой сын?

Белый Кроу открыл рот, но слова застряли в горле. Он бросил нервный взгляд на Мейкпис, очевидно не желая говорить при ней.

– Выкладывай! – завопил лорд Фелмотт. – Саймонд жив?

– У нас все причины верить этому, милорд. – Белый Кроу закрыл глаза и выдохнул, словно пытаясь успокоиться. – Милорд… никто не знает, где он. Нашли письмо с его печатью. Оно адресовано вам.

Мейкпис вонзила ногти в ладони. Ей хотелось кричать: «Где Джеймс? Он жив?!»

Лорд Фелмотт взял письмо, сломал печать и стал читать. По его лицу пробегали легкие судороги. Рука затряслась.

– Расскажи, – тихо сказал он, – о битве. Что делал мой сын? Говори правду!

– Простите!

Несколько секунд Белый Кроу рассматривал свои ноги, после чего поднял глаза.

– Наш полк вместе с остальной пехотой выстроился вдоль гребня Хангердонского холма. В каждом полку был свой командир. После первой атаки наши люди были расставлены впереди – слишком далеко, чтобы до них донесся приказ, так что все взгляды были устремлены на сэра Энтони. Он должен был повернуть лошадь в направлении наступления. Но, пока люди ждали приказов, сэр Энтони обмяк и сполз с лошади. Мастер Саймонд, бывший рядом, подхватил его и крикнул, что пуля поразила сэра Энтони в грудь. Когда он принял на себя тяжесть вашего кузена, лошади, похоже, стали теснить друг друга, и конь сэра Энтони поднялся на пригорок. Наши люди, которые уже были далеко впереди, приняли это за сигнал и бросились в атаку, но не с остальной армией, а в сторону, навстречу основным силам врага. Мастер Саймонд передал сэра Энтони своим друзьям и крикнул, что берет командование над полком. Сказал, что поедет вперед и заставит солдат отступить, и приказал сэру Роберту ехать с ним.

Белый Кроу снова поколебался.

– Но он не отозвал их, милорд. Добравшись до головы колонны, он повел солдат прямо в пасть врагу.

«Что случилось с Джеймсом?»

– Продолжай, – процедил лорд Фелмотт сквозь стиснутые зубы. Лицо вспухло и покрылось красными пятнами, одна рука крепко сжимала другую.

– Это всего лишь слова простых солдат, – неохотно продолжал Белый Кроу, – но они твердят, что мастер Саймонд сорвал со шляпы ленты своих цветов и умчался прочь, не разбирая дороги.

– Сэр Энтони действительно был убит мушкетной пулей? – спросил лорд Фелмотт хриплым, неузнаваемым голосом.

– Нет, милорд, – очень тихо ответил Белый Кроу. – Его пронзили длинным клинком.

Мейкпис даже рот раскрыла от удивления. Она все поняла. Девочка была так поглощена тревогой за Джеймса, что не уловила, куда ведет объяснение.

«Но это… невозможно! Саймонд всегда так старался быть золотым мальчиком, любимцем семьи! К чему все пускать на ветер?»

– Мой сын… – Лорд Фелмотт с трудом ворочал языком. – Мой сын предал нас. Предал все! Грамота у него. Он смеет угрожать нам…

Он замолк и издал долгий прерывистый вздох. Угол рта опустился, глаза заволокло пленкой.

– Его милость болен! – Мейкпис больше не могла хранить молчание. – Позовите врача!

Но она тут же вспомнила, что и врач, и местный цирюльник-хирург ушли с полком.

– Позовите хоть кого-нибудь! И принесите кубок хорошего бренди!

Белый Кроу убежал, чтобы поднять тревогу, а Мейкпис тем временем поспешила к лорду Фелмотту – поддержать, чтобы он не упал со стула.

– Мой сын, – пробормотал лорд Фелмотт очень тихо, и на мгновение выражение его глаз напомнило Мейкпис о прежнем сэре Томасе, до принятия наследия. В голосе звучали беспомощное изумление и глубокая печаль, словно Саймонд только что проткнул клинком и его.