Текст книги "Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2"

– Впервые в жизни вижу столь благословенный зерновоз, – решив проявить терпимость, заметил Фафхрд.

На западе пунцовый солнечный диск коснулся моря и сплющился, как мандарин. Хисвет оперлась спиной о гакаборт прямо под высоким рулевым веслом. Справа от нее стоял Фафхрд, слева Мышелов, который оказался рядом с сеткой со сливами, висевшей подле серебряных клеток. Заносчивый Слинур отошел к рулевым и принялся о чем-то с ними беседовать, а может, только делал вид, что беседует.

– Вот теперь я съела бы сливу, воин Мышелов, – мягко попросила Хисвет.

Как только услужливый Мышелов отвернулся и стал изящнейшими движениями ощупывать сетку в поисках самого зрелого плода, Хисвет вытянула правую руку и, даже не взглянув на Фафхрда, медленно провела растопыренными пальцами по его мохнатой груди, собрала в горсть пучок волос, больно ущипнула, после чего нежно пригладила ладошкой взъерошенную растительность.

Когда Мышелов повернулся назад, ее рука уже была опущена. Девушка томно поцеловала свою ладонь и той же рукой сняла сливу с кончика кинжала. Чуть-чуть пососав плод в том месте, где его проколол Кошачий Коготь, она передернулась.

– Фи, сударь, – надула губки девушка. – Вы обещали, что она будет налита солнцем, а она совсем холодная. И вообще к вечеру все охлаждается. – Хисвет задумчиво огляделась. – Вот воин Фафхрд весь пошел гусиной кожей, – сообщила она, потом вдруг вспыхнула и укоризненно зажала рот ладошкой. – Запахните куртку, сударь. Это спасет от простуды вас и от замешательства девушку, которая привыкла видеть обнаженными лишь рабов.

– А вот эта будет, пожалуй, вкуснее, – окликнул стоявший подле сетки Мышелов.

Хисвет улыбнулась и бросила ему сливу, которую уже попробовала. Он швырнул ее за борт и кинул ей вторую. Она ловко поймала ее, поднесла, чуть сдавив, к губам, печально, однако с улыбкой покачала головой и бросила сливу назад. Мышелов, тоже ласково улыбаясь, поймал ее, кинул за борт и бросил девушке третью. Эта игра продолжалась довольно долго. У плывшей за «Каракатицей» акулы разболелся живот.

Осторожно переступая лапками и не сводя глаз с левого борта, к молодым людям приблизился черный котенок. Фафхрд мгновенно схватил его, как хороший генерал в пылу битвы хватается за любую благоприятную возможность.

– А вы видели корабельного котенка, маленькая госпожа? – спросил он, подходя к Хисвет и держа зверька в своих громадных ладонях. – Мы должны считать «Каракатицу» его кораблем, потому что он сам прыгнул на борт, когда мы отплывали. Смотрите, маленькая госпожа. Его нагрело солнышко, он теперь теплее любой сливы.

С этими словами он протянул ладонь, на которой сидел котенок. Но Фафхрд не учел, что у котенка есть на все своя точка зрения. Увидев, что его подносят к клеткам с крысами, котенок вздыбил шерстку и, когда Хисвет протянула руку, чтобы взять его, обнажив при этом в улыбке верхние зубы и пролепетав: «Бедненький бродяжка», яростно зашипел и стал отбиваться передними лапками с выпущенными когтями.

Охнув, Хисвет отдернула руку. Не успел Фафхрд отшвырнуть котенка прочь, как тот вскочил ему на голову, а оттуда – на самый верх рулевого весла.

Мышелов бросился к Хисвет, одновременно кляня Фафхрда на чем свет стоит:

– Олух! Деревенщина! Ты же знал, что эта тварь совсем дикая! – Затем, повернувшись к Хисвет, он тревожно спросил: – Вам больно, барышня?

Фафхрд сердито замахнулся на котенка; один из рулевых тоже подскочил, видимо полагая, что котятам расхаживать по рулевому веслу не положено. Длинным прыжком котенок перемахнул на поручень правого борта, поскользнулся и, вцепившись когтями в дерево, закачался над водой.

Между тем Хисвет отнимала у Мышелова руку, а тот все твердил:

– Дайте я осмотрю ее, барышня. Даже крошечная царапина, сделанная грязным корабельным котом, может быть крайне опасна!

Девушка же игриво отвечала:

– Да нет, милый воин, говорю вам, все в порядке.

Фафхрд подошел к правому борту, исполненный решимости швырнуть котенка в воду, но как-то уж так случилось, что вместо этого он подставил болтающемуся зверьку ладонь и поднял его на поручень. Зверек незамедлительно укусил его за большой палец и взлетел на мачту. Фафхрд едва удержался, чтобы не взвыть от боли. Слинур расхохотался.

– Нет, я все же осмотрю, – властно проговорил Мышелов и силой завладел рукой Хисвет.

Девушка дала ему немного подержать ее, потом вырвала ладонь, выпрямилась и ледяным тоном заявила:

– Вы забываетесь, воин. К ланкмарской барышне не имеет права прикасаться даже ее собственный врач, он трогает лишь тело ее служанки, на котором барышня показывает, где у нее болит. Оставьте меня, воин.

Разобиженный Мышелов отступил к гакаборту. Фафхрд принялся сосать укушенный палец. Хисвет подошла и встала рядом с Мышеловом. Не глядя на него, она ласково проговорила:

– Вам следовало попросить меня позвать служанку. Она очень хорошенькая.

На горизонте виднелся лишь кусочек солнца величиной с край ногтя. Слинур окликнул наблюдателя в «вороньем гнезде»:

– Как там черный парус?

– Держится на расстоянии, – донеслось в ответ. – Идет параллельным курсом.

Чуть вспыхнув зеленоватым светом, солнце скрылось за горизонтом. Хисвет повернула голову и поцеловала Мышелова в шею, прямо под ухом. Ее язык щекотал кожу.

– Теряю парус из виду, шкипер! – прокричал наблюдатель. – На северо-западе туман. А на северо-востоке… маленькое черное облачко… словно черный корабль с яркими точками… который движется по воздуху. А теперь и он пропал. Все исчезло, шкипер.

Хисвет выпрямилась. К ним подошел Слинур, бормоча:

– Что-то из этого «вороньего гнезда» слишком много видно…

Хисвет вздрогнула и сказала:

– Белые Тени простудятся. Они очень нежные, воин.

Мышелов выдохнул ей в ухо:

– Вы сами – Белая Тень Восторга, барышня! – Затем двинулся к клеткам и громко, чтобы услышал Слинур, сказал: – Быть может, завтра, барышня, вы удостоите нас чести и устроите представление – вот тут, на юте? Будет очень интересно посмотреть, как вы с ними управляетесь. – Он погладил воздух над клетками и, сильно кривя душой, проговорил: – До чего же они симпатичные!

На самом деле Мышелов опасливо высматривал крошечные копья и мечи, о которых упоминал Слинур. Двенадцать крыс разглядывали его без тени любопытства. Одна даже вроде бы зевнула.

– Я бы не советовал, – резко воспротивился Слинур. – Понимаете, барышня, матросы дико боятся и ненавидят любых крыс. Лучше бы их не нервировать.

– Но это ж аристократы, – не унимался Мышелов, но Хисвет лишь повторила:

– Они простудятся.

Услышав эти слова, Фафхрд извлек палец изо рта, быстро подошел к девушке и предложил:

– Маленькая госпожа, можно я отнесу их на место? Я буду осторожен, как клешская сиделка.

Он двумя пальцами поднял клетку, в которой сидели две крысы. Наградив его улыбкой, Хисвет сказала:

– Было бы очень любезно с вашей стороны, благородный воин. Простые матросы обращаются с ними слишком грубо. Но вы можете унести только две клетки. Вам понадобится помощь.

И с этими словами девушка взглянула на Мышелова и Слинура. Деваться было некуда. Слинур и Мышелов, последний не без опаски и отвращения, бережно подхватили по клетке, Фафхрд взял вторую, и все они двинулись вслед за Хисвет в каюту, располагавшуюся под приподнятой палубой юта. Не удержавшись, Мышелов шепнул Фафхрду:

– Тьфу! Сделал из нас крысиных слуг! Котенок тебя уже укусил, пусть теперь искусают и крысы!

У дверей каюты темнокожая служанка Фрикс забрала клетки, Хисвет поблагодарила своих рыцарей весьма отчужденно и сухо, после чего Фрикс затворила дверь. Послышался стук задвигаемого засова и бряканье цепочки.

Тьма над морем сгущалась. В «воронье гнездо» подняли желтый фонарь. Черная боевая галера «Акула», на время спустив парус, подошла на веслах к «Устрице», шедшей впереди «Каракатицы», чтобы выговорить за то, что на ней так поздно подняли топовый огонь, после чего поравнялась с «Каракатицей», и Льюкин со Слинуром принялись орать во всю глотку, обмениваясь мнениями относительно черного паруса, тумана, облачков, похожих на корабли, и Драконьих скал. В конце концов галера с отделением ланкмарской пехоты в вороненых кольчугах на борту снова заняла место во главе каравана. Замерцали первые звезды, доказывая, что солнце не ушло сквозь воды вечности в какой-нибудь иной вселенский пузырь, а плывет, как ему и должно, назад на восток под небесным океаном, бросая случайные лучи, в которых поблескивают звезды-самоцветы.

К тому времени, как взошла луна, Фафхрд и Мышелов улучили (разумеется, по отдельности) момент, чтобы постучаться в двери Хисвет, однако практически ничего этим не добились. Когда постучался Фафхрд, Хисвет сама открыла небольшое оконце, прорезанное в двери, и быстро проговорила: «Фи, воин Фафхрд, как не стыдно! Разве вы не видите, что я переодеваюсь?» – после чего оконце захлопнулось. Когда же в дверь поскребся Мышелов и стал умолять Белую Тень Восторга выглянуть хоть на миг, в окошке появилась веселая мордашка Фрикс и прозвучали слова: «Хозяйка велела мне пожелать вам спокойной ночи и послать воздушный поцелуй». Когда воля хозяйки была выполнена, оконце затворилось.

Фафхрд, который подглядывал за другом, приветствовал Мышелова довольно язвительно:

– О Белая Тень Восторга!

– Маленькая госпожа! – огрызнулся Мышелов.

– Черная сархеенмарская слива!

– Клешская сиделка!

Оба героя почти всю ночь не сомкнули глаз: вскоре после того, как они улеглись, через равные промежутки времени стали раздаваться удары гонга «Каракатицы», и в ответ с других судов тоже слышались удары гонга или слабые оклики. Едва забрезжил рассвет, как друзья вылезли на палубу: «Каракатица» едва ползла через такой густой туман, что и верхушек парусов не было видно. Оба рулевых нервно поглядывали вперед, словно ожидали увидеть привидение. Паруса едва полоскали. Слинур, с темными кругами под расширенными от тревоги глазами, кратко пояснил, что туман не только замедлил продвижение каравана, но и расстроил походный порядок.

– По звуку гонга я слышу, что перед нами «Тунец». Где-то рядом с ним «Карп». А где «Устрица»? И куда подевалась «Акула»? Я даже не уверен, что мы миновали Драконьи скалы. Глаза б мои их не видели!

– Кажется, некоторые капитаны зовут их Крысиными скалами? – перебил Фафхрд. – Из-за колонии крыс, первые из которых попали туда вместе с обломками какого-то корабля, а потом размножились.

– Верно, – согласился Слинур и, кисло улыбнувшись Мышелову, заметил: – Не самый удачный день для крысиного представления на юте, а? Что ж, нет худа без добра. Терпеть не могу этих ленивых белых тварей. Хотя их и двенадцать, они напоминают мне о Чертовой Дюжине. Слыхали такую легенду?

– Я слыхал, – мрачно подтвердил Фафхрд. – В Стылых Пустошах ведунья однажды рассказала мне, что у каждой разновидности зверей, будь то волки, летучие мыши, киты, кто угодно, есть тринадцать, то есть Чертова Дюжина, особей, обладающих почти человеческой – или дьявольской! – мудростью и смекалкой. Стоит тебе отыскать этот избранный круг и подчинить его себе, как ты сможешь управлять всеми животными данного вида.

Слинур пристально посмотрел на Фафхрда и проговорил:

– А она была неглупая женщина, эта твоя ведунья.

Мышелов задумался: а не существует ли и у людей Чертовой Дюжины избранных?

Из скрытой туманом носовой части судна, словно привидение, появился черный котенок. Нетерпеливо мяукая, он бросился к Фафхрду, но тут же остановился и стал подозрительно изучать гиганта.

– Вот взять, к примеру, котов, – усмехнувшись, сказал Фафхрд. – Наверно, где-то в Невоне сейчас живут – может, в разных его концах, но, скорее всего, вместе – тринадцать котов, обладающих сверхкошачьей мудростью, которые предчувствуют судьбы всего кошачьего рода и управляют им.

– А что сейчас предчувствует этот? – мягко поинтересовался Слинур.

Черный котенок, к чему-то принюхиваясь, смотрел в сторону левого борта. Внезапно его тощее тельце напружинилось, шерсть на спине встала дыбом, облезлый хвост поднялся трубой.

3

По левому борту из тумана вынырнула зеленая змеиная голова величиной с конскую, с чудовищно оскаленной пастью, которая была снабжена частоколом зубов, напоминающих кинжалы белого цвета. Вытягивая свою бесконечную желтую шею и громко царапая нижней челюстью по палубе, она с ужасающим проворством ринулась мимо Фафхрда вперед, и белые кинжалы защелкнулись на черном котенке.

Вернее, на том месте, где он только что сидел: котенок не столько подпрыгнул, сколько, казалось, вздернул себя – видимо, за хвост – на поручень правого борта и самое большее в три прыжка оказался на верхушке скрытой туманом мачты.

Рулевые наперегонки кинулись на нос. Слинур и Мышелов прижались к гакаборту; оставшееся без надзора рулевое весло повернулось и остановилось у них над головами, образуя своего рода защиту от чудовища, которое подняло свою невообразимую голову и принялось раскачивать ею из стороны в сторону в нескольких дюймах от Фафхрда. Очевидно, оно искало черного котенка или кого-нибудь более или менее на него похожего.

– Хр-р-рюпс!

Слинур с проклятием обернулся к Фафхрду, но увидел, что северянин, плотно стиснув челюсти, ошеломленно уставился в море. На сей раз он явно не издал ни звука.

Фафхрд оцепенел: сперва от потрясения, потом от мысли, что первая же часть тела, которой он шевельнет, будет тут же откушена.

Тем не менее он уже собрался было отпрыгнуть в сторону – от чудовища, помимо всего прочего, совершенно омерзительно воняло, – но тут из тумана появилась вторая драконья голова, раза в четыре больше первой и с зубами, напоминающими кривые мечи. На этой голове вполне уверенно восседал человек, одетый, словно посланец из Восточных земель, во все оранжевое и пурпурное, в красных сапогах, накидке и шлеме с голубым окошечком, видимо, из какого-то матового стекла.

Наверное, у любого абсурда есть грань, за которой ужас уже переходит в бред. Фафхрд в своих ощущениях как раз достиг такой грани. Он почувствовал себя так, словно накурился опиума. Окружающее казалось ему несомненно реальным, но уже не внушало такого всепоглощающего ужаса.

Он обратил внимание (и это было действительно странно), что обе шеи растут из одного туловища.

Безвкусно одетый человек, а может, и демон, оседлавший большую голову, чувствовал себя вполне уверенно, что могло быть хорошим знаком, но могло и не быть. Что есть силы тузя меньшую голову – вероятно, в качестве наказания – короткой пикой с тупым загнутым концом, он прокричал из-под шлема какую-то тарабарщину, которую можно было бы записать примерно так:

– Gottverdammter Ungeheuer![1]1
  «Проклятое чудовище!» – Немецкий язык в Невоне неизвестен. (Примеч. авт.)


[Закрыть]

Меньшая голова не сопротивлялась и лишь жалобно скулила, словно семнадцать щенков. Человек-демон выхватил маленькую книжицу и, дважды ее перелистав, завопил по-ланкмарски со странным акцентом:

– Что это за мир, друг?

Такого вопроса Фафхрд не слышал ни разу в жизни, даже от только что проснувшегося любителя бренди. Но, несмотря на опиумный дурман в голове, он ответил довольно гладко:

– Это Невон, о чародей!

– Gott sei dank![2]2
  Слава богу! (нем.)


[Закрыть] – проблекотал человек-демон.

Фафхрд поинтересовался:

– А из какого мира ты родом?

Вопрос, казалось, несколько озадачил человека-демона. Торопливо полистав книжицу, он ответил:

– А разве вам известно об иных мирах? Разве вы не считаете, что звезды – это громадные самоцветы?

Фафхрд проговорил:

– Каждому дураку ясно, что огоньки на небе – это самоцветы, но мы не простецы, мы знаем, что есть иные миры. Ланкмарцы считают, что это пузыри в водах вечности. А вот я полагаю, что мы живем в черепе усопшего бога и что изнутри верхняя половина этого черепа выложена драгоценными камнями. Но, разумеется, существуют и другие такие же черепа, это целая Вселенная Вселенных, которая представляет собой необозримое и застывшее поле давней битвы.

Парус «Каракатицы» заполоскал, судно качнулось, и рулевое весло садануло по меньшей голове, которая, обернувшись, куснула его, а потом принялась отплевываться щепками.

– Попроси чародея убрать ее! – крикнул съежившийся от страха Слинур.

Снова торопливо полистав страницы, человек-демон ответил:

– Не волнуйтесь, это чудище, похоже, ест только крыс. Я поймал его на небольшом скалистом островке, где обитает множество этих грызунов. Оно приняло вашего черного котенка за крысу.

Все еще чувствуя в голове дурман, Фафхрд проговорил:

– О чародей, ты собираешься с помощью заклинаний переправить чудовище в свой мир-череп или мир-пузырь?

Вопрос буквально ошеломил человека-демона. Он явно решил, что Фафхрд умеет читать мысли. Судорожно полистав книжицу, он объяснил, что явился из мира, который называется попросту Завтра, что он посещает миры и отлавливает чудовищ для какого-то не то музея, не то зоопарка, носящего тарабарское название Hagenbeck’s Zeitgarten[3]3
  Буквально это можно перевести с немецкого как «Сад Времени Гагенбека» – очевидно, искаженное Tiergarten, что означает зверинец или зоосад. Гагенбек Карл (1844–1913) – знаменитый торговец зверями. В 1908 г. основал зоопарк. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. В эту экспедицию он отправился, чтобы найти чудовище, которое было бы точной копией мифического шестиголового морского монстра, который хватал людей с палуб кораблей и был назван Сциллой одним древним писателем-фантастом по имени Гомер.

– В Ланкмаре не было поэта по имени Гомер, – пробормотал Слинур.

– Должно быть, какой-нибудь мелкий писака из Квармалла или Восточных земель, – успокоил шкипера Мышелов.

Он уже несколько попривык к двум головам, и ему стало немного завидно, что Фафхрд взял на себя главную роль в переговорах, поэтому, вскочив на гакаборт, он воскликнул:

– О чародей, с помощью каких заклинаний намерен ты забрать свою маленькую Сциллу назад или, вернее, вперед, в твой пузырь, именующийся Завтра? Я сам немного смыслю в магии. Сгинь, тварь!

Последнее замечание, сопровождаемое высокомерно-презрительным жестом, относилось к меньшей голове, которая с любопытством начала приближаться к Мышелову. Слинур вцепился Мышелову в лодыжку.

Услышав вопрос Мышелова, человек-демон стукнул себя сбоку по своему красному шлему, словно вспомнил нечто очень важное. Затем он принялся торопливо объяснять, что путешествует по мирам в корабле (или пространственно-временном снаряде, бог его знает, что это должно было означать), который плавает над водой, – «черный корабль с огоньками и мачтами» – и что этот корабль вчера уплыл от него в тумане, когда он был занят приручением свежепойманного морского чудища. С тех пор человек-демон, оседлав укрощенную зверюгу, безуспешно разыскивает потерянное судно.

Описание корабля всколыхнуло память Слинура, и шкипер, взяв себя в руки, во всеуслышание рассказал, что вчера на закате наблюдатель, сидевший в «вороньем гнезде», заметил похожий корабль, который то ли плыл, то ли летел на северо-восток.

Человек-демон рассыпался в благодарностях и, расспросив Слинура поподробнее, ко всеобщему облегчению, заявил, что с новой надеждой он отправляется на северо-восток.

– Наверное, у меня уже не будет возможности отблагодарить вас за вашу любезность, – сказал он на прощание. – Но, плавая в водах вечности, сохраните хотя бы в памяти мое имя: Карл Тройхерц, от Гагенбека.

Хисвет, которая слушала весь разговор, стоя в средней части судна, выбрала именно этот момент, чтобы подняться по короткому трапу, ведущему на ют. Чтобы защитить себя от холодного тумана, она надела горностаевую накидку с капюшоном.

Едва ее серебристые волосы и бледное хорошенькое личико показались над палубой юта, как меньшая драконья голова, уже собравшаяся было живописно сойти со сцены, бросилась на девушку с быстротой атакующей змеи. Хисвет покатилась вниз по трапу. Деревянный трап загудел.

Отъезжая в туман на большей и, судя по всему, более миролюбивой голове, Карл Тройхерц заверещал что есть мочи и принялся немилосердно лупцевать меньшую голову, пока она наконец не стала вести себя как подобает.

Затем двухголовое чудовище со своим погонщиком, обогнув «Каракатицу» с кормы, двинулось на восток, и из густого тумана послышалась ласковая тарабарщина, содержавшая, скорее всего, слова извинения и прощания:

– Es tut mir sehr leid! Aber dankeschÖn, dankeschön![4]4
  Очень прошу меня извинить! И премного вам благодарен! (нем.)


[Закрыть]

Послышалось легкое: «Хрюпс!» – и конструкция человек-демон – дракон-дракон растаяла в тумане окончательно.

Перескочив через расщепленные поручни, Фафхрд и Мышелов оказались подле Хисвет одновременно, но она презрительно отказалась от их помощи и, сама поднявшись с дубовой палубы, двинулась прочь, потирая ушибленное бедро и чуть прихрамывая.

– Не приближайтесь ко мне, простофили! – горько сказала она. – Какой стыд: барышне, чтобы спастись от зубастой смерти, пришлось кубарем скатиться по лестнице и зашибить себе часть тела, которую она постыдилась бы продемонстрировать вам даже на Фрикс. Никакие вы не благородные рыцари! Будь вы таковыми, драконьи головы уже валялись бы на юте. Фи!

Между тем на западе уже начали появляться полоски чистого неба и воды, а западный ветер заметно посвежел. Слинур бросился к боцману и заорал, чтобы тот выгнал на палубу перепуганных матросов, пока «Каракатица» ни на что не напоролась.

Хотя такая опасность судну практически не угрожала, Мышелов стал на рулевое весло, а Фафхрд тем временем управлялся с парусом. И тут Слинур, вернувшийся на ют в сопровождении нескольких бледных матросов, с криком вскочил на гакаборт.

Облако тумана медленно откатывалось к востоку. На западе до самого горизонта все было чисто. В двух полетах стрелы к северу от «Каракатицы» из белой туманной ваты показались четыре судна, сбившиеся в кучу: боевая галера «Акула», зерновозы «Тунец», «Карп» и «Морской окунь». Галера быстро двигалась на веслах в сторону «Каракатицы».

Однако Слинур смотрел на юг. Там, примерно в полете стрелы, виднелись два корабля – один был частично окутан туманом, другой уже вышел из облака.

Вторым из этих двух судов была полузатонувшая «Устрица»: вода уже перекатывалась через ее планширь. Ее парус, который каким-то образом удалось спустить, коричневым пятном полоскался в волнах. Безлюдная палуба непонятно почему вспучилась.

Наполовину скрытое туманом судно очень напоминало черный тендер с черным парусом.

От «Устрицы» к тендеру по воде двигалось множество маленьких темных точек.

Фафхрд подскочил к Слинуру. Не оборачиваясь, тот просто сказал:

– Крысы.

Брови Фафхрда поползли вверх.

Подошедший Мышелов проговорил:

– «Устрица» получила пробоину. Зерно от воды набухло и выдавило палубу вверх.

Слинур кивнул и показал рукой на тендер. Присмотревшись, можно было разглядеть, как темные точки – явно крысы! – карабкались на борт.

– Вот кто прогрыз дыры в «Устрице», – заметил Слинур.

Затем шкипер ткнул пальцем в сторону двух судов, чуть ближе к тендеру. Среди последних черных точек виднелась одна белая. Мгновение спустя все увидели, как крошечная белая фигурка карабкается по борту тендера. Слинур проговорил:

– Она командовала теми, кто прогрызал дыры.

С глухим треском вспученная палуба «Устрицы» вздыбилась, и к небу взметнулся коричневый фонтан.

– Зерно! – сдавленным голосом воскликнул Слинур.

– Теперь мы знаем, что разрывает корабли на части, – сказал Мышелов.

Очертания черного тендера сделались зыбкими – он удалялся к западу, входя в полосу отступающего тумана.

Оставляя позади пенный бурун, мимо кормы «Каракатицы» пронеслась «Акула», ее весла дергались, как ноги скаковой сороконожки. Льюкин прокричал:

– Скверные штучки! «Устрицу» ночью заманили в ловушку!

Черный тендер выиграл гонку с катящимся на восток туманом и скрылся в его молоке.

«Устрица» с искореженной палубой медленно нырнула носом в волны и стала погружаться в черную соленую бездну, увлекаемая вниз своим свинцовым килем.

Под рев боевой трубы «Акула» влетела в туман вслед за тендером.

Верхушка мачты «Устрицы», прорезав в зыби небольшую борозду, скрылась под водой. К югу от «Каракатицы» расплывалось большое пятно коричневато-желтого зерна.

Слинур повернул к помощнику мрачное лицо.

– Войдите в каюту барышни Хисвет, если понадобится, силой, – приказал он, – и пересчитайте ее белых крыс.

Фафхрд и Мышелов переглянулись.

Три часа спустя те же четверо собрались в каюте Хисвет вместе с хозяйкой каюты, Фрикс и Льюкином.

Потолок в каюте был низкий, так что Фафхрду, Льюкину и помощнику шкипера приходилось ходить пригнув голову, а сидеть хотелось сгорбившись: для зерновоза, впрочем, сама каюта была довольно просторной, однако в этот момент казалась очень тесной из-за собравшейся в ней компании, а также из-за клеток с крысами и благоуханных, окованных серебром сундучков Хисвет, стоявших на столах и рундуках Слинура. Приглушенный свет проникал в каюту через три окна с роговыми пластинами, выходящих на корму, и вентиляционные отверстия по обоим бортам.

Слинур и Льюкин сидели спиной к окнам за небольшим столом. Фафхрд умостился на одном из рундуков, Мышелов на перевернутом бочонке. Между ними стояли четыре клетки с крысами, обитатели которых, казалось, относились к происходящему с таким же спокойным вниманием, как и люди. Мышелов развлекался, представляя себе, что было бы, если бы не люди судили белых крыс, а наоборот. Из голубоглазых белых крыс получились бы весьма грозные судьи, тем более что меховые мантии у них уже были. Он в мыслях нарисовал, как они безжалостно глядят с высоких кресел на маленьких съежившихся Льюкина и Слинура в окружении мышей – писцов и судебных приставов, а также крыс-копейщиков в полудоспехах и с фантастически зазубренными кривыми алебардами в лапах.

Помощник шкипера стоял пригнувшись у открытого окошечка запертой двери – отчасти для того, чтобы матросы не подслушивали.

Барышня Хисвет сидела, скрестив ноги, на опущенной подвесной койке, живописно подоткнув горностаевую накидку под колени, и даже в этой позе умудрялась выглядеть неприступной и изысканной. Правой рукой она играла с курчавыми волосами Фрикс, сидевшей на полу у ее ног.

«Каракатица», скрипя всем набором, продвигалась на север. В каюте то и дело слышалось сверху шарканье босых ног рулевых. Из небольших люков, ведших в самые сокровенные недра трюма, доносился терпкий, всепроникающий запах зерна.

Речь держал Льюкин. Это был худощавый жилистый человек с покатыми плечами, ростом почти с Фафхрда, в простой черной тунике и вороненой кольчуге тонкой работы поверх нее. Его темные волосы охватывал золотой обруч с пятиконечной вороненой морской звездой на лбу – эмблемой Ланкмара.

– Почему я решил, что «Устрицу» заманили в ловушку? А потому, что часа за два до заката мне дважды показалось, будто я слышу в отдалении звук гонга «Акулы», хотя стоял рядом с ним и он был обмотан тряпками. Трое из моей команды тоже слышали. Все это было очень странно. Господа, я различаю звуки гонгов ланкмарских галер и торговых судов лучше, чем голоса собственных детей. То, что мы слышали, было так похоже на гонг «Акулы», что мне и в голову не могло прийти, что звон доносится с какого-то другого судна. Я решил, что это какое-нибудь замысловатое призрачное эхо или просто плод нашего воображения, – во всяком случае, у меня и в мыслях не было, что я должен как-то на это реагировать. Будь у меня хоть малейшее подозрение…

Льюкин нахмурился, покачал головой и продолжал:

– Теперь я понимаю, что на черном тендере был в точности такой же гонг, как на «Акуле». С его помощью, а также, видимо, с помощью кого-то, кто подражал моему голосу, они заманили «Устрицу» в туман, причем достаточно далеко, и крысиная орда под предводительством белой крысы сделала свое дело, а воплей команды слышно не было. Они, должно быть, прогрызли в днище «Устрицы» штук двадцать дыр – потому-то так быстро и разбухло зерно. О, эти мелкие кривозубые твари гораздо умнее и настойчивее людей!

– Да это ж какое-то умопомрачение! – фыркнул Фафхрд. – Чтобы мужчины вопили из-за крыс? И уступили им? И чтобы крысы захватили и потопили корабль? Крысы, которые соблюдают дисциплину? Чистейшей воды суеверие!

– Тебе ли говорить о суевериях и невозможном, Фафхрд? – бросил Слинур. – Не ты ли не далее как сегодня утром разговаривал с каким-то косноязычным демоном в маске, который сидел на двуглавом драконе?

Льюкин поднял брови и вопросительно посмотрел на Слинура. Он только сейчас впервые услышал об эпизоде с посланцем Гагенбека.

Фафхрд ответил:

– Это было путешествие из одного мира в другой. Совсем иное дело. Суеверие тут ни при чем.

Слинур скептически проговорил:

– А в рассказе ведуньи о Чертовой Дюжине тоже нет никакого суеверия?

Фафхрд рассмеялся:

– Я никогда не верил ни одному слову из того, что говорила ведунья. Она ж была просто старая и бестолковая ведьма. Я повторил все эти глупости просто интереса ради.

Недоверчиво прищурившись, Слинур некоторое время разглядывал Фафхрда, потом обратился к Льюкину:

– Дальше.

– Да рассказывать больше практически нечего, – ответил тот. – Я видел, как полчища крыс плывут от «Устрицы» к черному тендеру. Видел я, так же как и вы, их белого предводителя. – Тут Льюкин многозначительно глянул на Фафхрда. – Потом я в течение двух часов безуспешно пытался догнать черный тендер, пока у моих гребцов не свело руки. Если б я настиг тендер, то не стал бы брать его на абордаж, а просто сжег бы. Вот именно, и вылил бы на воду горящее масло, если бы крысы снова попробовали сменить судно. И смеялся бы, наблюдая, как поджариваются эти мохнатые убийцы!

– Понятно, – подвел черту Слинур. – И что же, по твоему мнению, командор Льюкин, нам теперь делать?

– Утопить этих белых бестий вместе с клетками, – не раздумывая, отозвался Льюкин, – пока они не захватили еще один корабль, а наши матросы не ополоумели от страха.

Ледяным тоном Хисвет немедленно возразила:

– Для этого, командор, вам придется прежде утопить меня, привязав к шее все мое серебро.

Взгляд Льюкина скользнул по стоящим на полке у койки серебряным кувшинчикам для притираний и нескольким тяжелым серебряным цепочкам, разложенным между ними.

– Это тоже не исключено, барышня, – сурово улыбнувшись, ответил он.

– Но ведь против нее нет никаких улик! – взорвался Фафхрд. – Маленькая госпожа, этот человек помешался.

– Никаких улик? – взревел Льюкин. – Вчера белых крыс было двенадцать, а теперь стало одиннадцать. – Он взмахнул рукой в сторону стоявших одна на другой клеток и их голубоглазых высокомерных обитателей. – Вы все их пересчитывали. Кто, если не эта чертова барышня, послал предводителя к острозубым бестиям и убийцам, которые погубили «Устрицу»? Какие еще доказательства вам нужны?

– Ну разумеется! – вмешался Мышелов звучным высоким голосом, который мгновенно приковал всеобщее внимание. – Доказательств сколько угодно… если вчера в этих четырех клетках действительно было двенадцать крыс. – Он помолчал и добавил небрежно, но очень отчетливо: – Мне что-то помнится, что их было одиннадцать.

Словно не веря своим ушам, Слинур изумленно уставился на Мышелова.

– Ты лжешь! – заявил он. – И лжешь очень глупо. Ведь мы вместе с тобой и Фафхрдом как раз говорили о двенадцати белых крысах!