Текст книги "Книжный магазин у реки"

Фрида Шибек
Книжный магазин у реки

Frida Skybäck

BOKHANDELN PÅ RIVERSIDE DRIVE

Copyright © 2018 Frida Skybäck in Agreement with Enberg Agency

© Крестовская Е. перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

1. Среда, 24 августа

В первые несколько благословенных секунд Мартиник успела подумать, как порадуется Сара красивой обложке нового издания «Миссис Дэллоуэй», но потом ее настигла жестокая реальность. Мартиник бережно погладила кончиками пальцев мягкий переплет и прижала книжку к груди.

Около месяца назад ее подруга ушла из жизни, а Мартиник по-прежнему ловила себя на том, что думает о Саре так, словно ничего не случилось. Каждый раз, когда, проходя мимо пекарни, Мартиник видела пышные булочки с клюквой, которые так любила Сара, ей хотелось купить их для нее, и лишь спустя несколько мгновений по нервным клеткам пробегал импульс, и Мартиник вспоминала, что произошло.

Расстроенная, она опустилась на один из стульев, стоявших за огромным дубовым прилавком книжного магазина. Ее муж, Пол, пытался ее успокоить, говоря, что такие состояния совершенно естественны. Просто сознанию требуется время, чтобы принять потерю близкого человека, но, несмотря на объяснения заботливого мужа, Мартиник по-прежнему приходила в отчаяние.

Она подобрала забытую кем-то газету и стала обмахивать ею лицо. В духоте позднего лета Мартиник ощущала себя не свежее насухо отжатой кухонной тряпки. Дочь Анджела полночи не давала ей спать, врубив громкую музыку, а потом пришлось встать раньше обычного, чтобы отвезти в школу троих племянников, потому что у Марсии был урок тенниса, который ни в коем случае нельзя было пропустить.

Мартиник провела рукой по лбу и помассировала виски. Кто вообще назначает урок в восемь часов утра?

Заправив за ухо прядь волос, она вздохнула. Пол считал, что жена слишком добра к Марсии. Он боялся, что Мартиник загонит себя, но та не могла отказать сестре в помощи. Марсия тяжело переживала развод с Ричардом, и уроки тенниса, как и благотворительные мероприятия, были необходимы ей, чтобы не терять почву под ногами. К тому же, поскольку бывший супруг изменил Марсии с девушкой, присматривавшей за их детьми, Марсия боялась снова доверить сыновей заботам чужого человека. Собственно, доверяла она теперь только сестре.

Мартиник покосилась в сторону крупного норвежского лесного кота – он лежал на своем любимом месте, у стеллажа темного дерева с научно-популярной литературой от «А» до «К», и вылизывал густую серебристую шерсть. Больше всего Мартиник хотелось домой – откупорить бутылку вина и уснуть перед телевизором, но она обещала забрать Спенсера с тренировки по крикету, чтобы Марсии не пришлось тащить с собой Стерлинга и Эдиссона в спортивный центр. Пол в своей обычной манере удивился, почему Марсия просто не отправит за старшим сыном лимузин с водителем. С учетом всех миллионов, полученных в результате развода, это было бы куда проще, чем просить сестру пересечь пол-Лондона в самый разгар пробок, но Мартиник и в голову бы не пришло предложить такое. Ей всегда было сложно сказать Марсии «нет», а сейчас, когда Мартиник к тому же жалела сестру, отказать ей казалось невозможно в принципе. Однако ради покоя в доме она старалась скрывать от Пола истинные масштабы своей помощи сестре.

– Сперва, – ласково сказала Мартиник, – мне надо изловчиться и посадить этого котяру в машину.

Заметив, что она смотрит на него, Теннисон вытянулся и замурлыкал. Он жил на Риверсайд Драйв с тех пор, как пару лет назад Мартиник нечаянно впустила его, когда он мяукал под дверью. Мокрый и всклокоченный, он промчался мимо нее и спрятался под книжным стеллажом, где отсиживался несколько часов, пока Сара не выманила его тарелкой салаки, купленной у продавца рыбы на рынке Боро поблизости.

Поскольку Теннисон был явно породистым и к тому же в ошейнике, они не сомневались, что в скором времени за ним кто-нибудь придет, но, хотя лавку закрыли в этот вечер позже обычного, никто так и не явился. На следующее утро Сара обзвонила всех окрестных ветеринаров, связалась с полицией и расклеила объявления, но безрезультатно. Однако это оказалось даже к лучшему, потому что Теннисон быстро пришелся ко двору и вскоре никто уже не мог представить себе «Риверсайд» без упитанного кота, растянувшегося между стеллажами с книгами.

Мартиник подошла к Теннисону и опустилась на корточки так, что бусы радужной расцветки зазвенели у нее на шее. Пока он оставался в книжной лавке, он был милейшим на свете котом, но сейчас, когда Сара уже больше не жила здесь, Мартиник чувствовала, что вечерами его необходимо забирать с собой.

– Ну, давай, котик, – мягко проговорила она. – Пора ехать домой.

Глаза Теннисона сузились, и он бросил возмущенный взгляд, будто в точности понял, что она сказала, и хотел ответить: «Эй, дамочка, этот таунхаус, в который ты таскаешь меня за собой каждый вечер, на самом деле вовсе не мой дом. Я живу здесь».

Мартиник вздохнула. Каждый божий день он заводит одну и ту же песню. Приходится долго возиться, чтобы посадить его в маленькую кошачью переноску, а потом всю дорогу до дома выслушивать в автомобиле тихое жалобное мяуканье.

Аккуратно протянув руку, она почесала кота за большими ушами с кисточками на концах. Бедняга, похоже, тоже еще как следует не понял, что произошло. Хотя прошло уже несколько недель, он по-прежнему норовил проскользнуть к квартире Сары, расположенной этажом выше, пролезал через кошачий лаз, садился у двери в спальню и издавал жалостливые звуки, как будто его хозяйка просто заперлась ненадолго и в любой момент может снова выйти.

Мартиник с трудом поднялась. После суеты рабочего дня тело болело, она чувствовала, как ноют шея и плечи. Работа теперь занимала почти все время.

Приложив руку к плечу, которое болело больше, второй рукой она положила папку с заказами в кассу. Мартиник никогда никому не признается в этом, но на самом деле она изредка немного сердилась на Сару за то, что та умерла столь внезапно. Если бы подруга рассказала, насколько серьезно больна, у них, по крайней мере, было бы больше времени, чтобы примириться с неизбежным, но вместо этого она до последнего скрывала свой диагноз. Никто из окружения не догадывался, как плохо она себя чувствовала.

Лишь потом, получив письмо, Мартиник поняла: Сара изначально знала, что обречена, но со свойственным ей упорством никому ничего не говорила. В письме она объясняла причины. Ей не хотелось, чтобы болезнь омрачала последний период ее жизни. Все должно было идти как обычно. Но в результате никто из друзей не оказался готов к ее уходу.

Мартиник пронзила дрожь при воспоминании о телефонном звонке, раздавшемся ранним утром во время отпуска. Она испытала настолько глубокий шок, что не могла самостоятельно одеться. Полу пришлось натянуть на нее платье, причесать волосы и отвезти в больницу.

Мартиник глубоко ранило то, что Сара не дала ей больше времени на прощание. Было как-то недостойно расставаться в холодной больничной палате, где бледная, с трудом узнаваемая подруга лежала под капельницами и с трубками в носу, хотя и эти последние двое суток, проведенные вместе, значили для Мартиник очень много.

Пытаясь смахнуть нагрянувшие неприятные ощущения, Мартиник глубоко вздохнула. Чтобы после всего случившегося жить как обычно, требовались большие усилия. Поскольку она дольше всех проработала в «Риверсайде», ей выпала забота о Теннисоне и магазине до появления племянницы Сары, Шарлотты, унаследовавшей дом. Другой продавец, Сэм, работала неполный рабочий день, а на оплату дополнительных часов денег не хватало. К тому же аккуратностью она не отличалась, и те немногие разы, когда ей приходилось принимать поставки книг или делать крупные заказы, почти всегда заканчивались небольшой катастрофой.

Как бы ни была Мартиник убита горем и как бы плохо она ни спала, следить за тем, чтобы лавка ежедневно открывала свои двери для посетителей, все равно приходилось ей. Поэтому ровно в десять часов она отпирала массивную стеклянную дверь, вывешивала небольшой флажок снаружи, на фасаде здания, и переворачивала лицом к посетителям вывеску с солнечной надписью, гласившей: «Добро пожаловать».

Мартиник протерла влажной тряпкой прилавок, за которым несколько часов назад сидели Парнелла с Гербертом. Мартиник не могла себе представить, откуда бы черпала моральные силы, если бы не многочисленные друзья Сары, которые жили поблизости и заходили выпить чашечку кофе и обменяться несколькими фразами. Благодаря им каждый день на работе Мартиник ожидало что-то приятное. Кроме того, их присутствие создавало впечатление, что в книжной лавке полно посетителей, и – хотелось надеяться – привлекало больше покупателей. А это – видит бог – было действительно необходимо магазину.

Крепко сжимая в руке тряпку, Мартиник пыталась оттереть круги, оставшиеся от кофейных чашек Парнеллы и Герберта. Еще при жизни Сары книжная лавка не могла похвастаться хорошими объемами продаж, а сейчас вообще казалось, что вся деятельность замерла. Как ни старалась Мартиник – раздавала направо и налево читательские рекомендации, устраивала различные кампании, выставляла в витрине последние книжные новинки, – добиться оживления не удавалось.

Мартиник не знала в деталях финансовые дела магазина и не могла понять истинного положения вещей, но минимальный уровень продаж вряд ли являлся хорошим признаком. Что произойдет, если «Риверсайд» перестанет приносить прибыль? Захочет ли тогда племянница Сары унаследовать ее дело?

От этой мысли Мартиник становилось дурно. С Шарлоттой она не была знакома, но надеялась, что Сара знала, что делает, когда завещала все свое имущество племяннице. Если лавка закроется, Мартиник не только потеряет последнее, что связывает ее с Сарой, но и лишится работы, а у женщины средних лет с литературоведческим образованием перспективы на английском рынке труда, к сожалению, незавидные.

Кот жалобно мяукнул, и Мартиник ласково взглянула на него. Скоро они отправятся домой. Больше всего Теннисону хотелось бы круглые сутки находиться в книжной лавке, но Мартиник боялась оставлять его на ночь одного. И вовсе не из-за риска, что кто-нибудь попытается украсть кота. «Только попробуйте!» – подумала она и покосилась на царапины на левой руке. Просто она подозревала, что оставленный без надзора кот здорово набедокурит в маленькой книжной лавке. У нее дома он уже разорвал в клочья диван и сорвал пару карнизов.

Наклонив голову набок, Мартиник оценивающе посмотрела на вялого кота, который раньше был озорным и полным жизни.

– Мне тоже ее не хватает, – прошептала она.

Теннисон моргнул ей в ответ и опустил голову на деревянные половицы. Мартиник осторожно поставила перед ним переноску и приоткрыла дверь.

– Я только проверю, везде ли выключен свет. Когда я вернусь, было бы здорово увидеть тебя в переноске.

Она заискивающе улыбнулась, хотя прекрасно знала – шансы на то, что Теннисон добровольно заползет в переноску, равны вероятности взять джекпот в Евро-лотерее.

Мартиник еще раз обошла весь магазин, чтобы проверить, все ли в порядке. На самом деле она любила этот момент спокойствия перед самым закрытием. Когда воцарялась тишина, все замирало, и казалось, будто в этих стенах чувствуется присутствие Сары.

Мартиник провела рукой по рядам книг, ощупав пальцами мягкие края книжных переплетов. «Риверсайд» принадлежал Саре больше четверти века, и каждая мелочь здесь напоминала о ней. Старая деревянная лестница с резными перилами ручной работы, которые Сара, охваченная внезапной идеей после просмотра французского фильма, выкрасила в цвет зеленого горошка; потертые бархатные кресла, которым она упорно меняла обивку вместо того, чтобы купить новые; коллекция необычных чашек на кухне, собранная Сарой за много лет – все это говорило о ее характере. Она очень любила эту старинную лавку и рассказывала всем желающим ее замечательную историю.

Первый владелец, пастор Уотерс, открыл книжную лавку «Риверсайд» больше века назад, чтобы распространять книги гуманистической направленности. Он надолго оставил память о себе, собственноручно соорудив двенадцать огромных стеллажей для книг, каждый из которых посвятил одному из своих детей. Если внимательно присмотреться, на стеллажах и сегодня можно заметить крошечные латунные таблички с именами детей пастора, и, когда постоянный покупатель искал какую-нибудь книгу, было достаточно сказать ему: «Посмотрите вон там, у Жозефины», – удобно и практично.

Кресла, в свою очередь, были подарены магазину за то, что он в течение нескольких месяцев в 1958 году служил прибежищем для детей западно-индийского происхождения, которые не могли спокойно играть на улице из-за активности правоэкстремистских группировок. Тогдашние владельцы лавки, мистер и миссис Мэнтл, судя по всему, успешно обеспечивали досуг ребят после школы, устраивая чтение вслух и различные мастерские, чтобы занять их до возвращения родителей с работы. В благодарность семьи вскладчину приобрели четыре кресла ручной работы с мягкими спинками и выточенными ножками, с тех самых пор стоявшие в «Риверсайде».

Мартиник подергала ручку ведущей в кабинет двери, чтобы убедиться, что она заперта, и улыбнулась при виде нарисованного от руки транспаранта на стене. Сара разделяла социальный пафос своих предшественников и настежь открывала двери книжной лавки для всех желающих, лишь бы «Риверсайд» продолжал оставаться местом встречи жителей микрорайона. Здесь встречались, чтобы обсудить вопросы местного значения, согласовать фестивали и вечера культуры, организовать сбор средств в пользу школьников из «Сент Эндрюз», которым не хватало денег на ежегодную поездку класса в Брайтон, и даже готовились к демонстрациям.

Но времена менялись. Уже когда Мартиник начинала работать в магазине, активность соседей постепенно сходила на нет. У жителей вокруг «Риверсайда» больше не хватало времени на решение общественных вопросов. Они были слишком заняты собственной жизнью, и Мартиник могла их понять. Она и сама испытывала стресс от многочисленных школьных мероприятий Анджелы, где от матери ожидалось активное участие – помощь с организацией, выпечкой, приобретением лотерейных билетов.

Мартиник еще раз зашла на кухню, чтобы проверить, полностью ли отключена кофеварка. Несмотря на спад интереса со стороны местных жителей, Сара продолжала проводить в книжной лавке обеденные встречи и разговорные клубы, но после ее кончины их дальнейшая судьба оставалась неопределенной в ожидании Шарлотты, которая, по словам адвоката Сары, должна была появиться со дня на день.

Мартиник заботливо провела рукой по книге «Блондинка» Джойс Кэрол Оутс, забытой на одном из кресел для читателей, и вернула ее на место на стеллаже «Луиза». Как бы Мартиник ни старалась мыслить позитивно, ее не мог не волновать вопрос, каково будет мнение Шарлотты о магазине. Сама Мартиник всегда считала, что «Риверсайд» – одно из красивейших мест в Лондоне. Она любила этот милый интерьер начала XX века с его резными, ручной работы плинтусами из темного дерева, массивными половицами, старинным камином, обрамленным порталом из зеленого мрамора, и впечатляющим видом на Темзу; но сейчас ей вдруг стали заметны все изъяны обстановки. Вдобавок ее немного удивляло, что племянница Сары до сих пор не связалась с ней. На самом деле существовал риск, что Шарлотте вовсе не нужна книжная лавка.

Мартиник крепко сжала тряпку в руке. Муж уговаривал ее так не думать, но это было нелегко, когда все твое существование висит на волоске.

Мартиник задержала усталый взгляд на поломанном плинтусе. Скорее всего, им придется использовать все свое обаяние, чтобы убедить Шарлотту в ценности магазина и необходимости вкладываться в него. У нее уже состоялся длинный разговор с Сэм и Уильямом, который снимал единственную квартиру этажом выше; остается надеяться, что оба осознали всю серьезность ситуации. Если племяннице не понравится увиденное, она может просто выставить дом на продажу.

При одной мысли о том, что дело всей жизни Сары пойдет прахом, у Мартиник все внутри сжималось от отчаяния. Им придется побороться, доказывая Шарлотте, насколько лавка чудесна и важна.

Мартиник искоса взглянула на Теннисона, который по-прежнему лежал на привычном месте. Еще вопрос, как Шарлотта отнесется к идее усыновить кота. Впрочем, как знать? Может быть, племянница Сары любит угрюмых старых котов.

– Извини, старик, нам пора.

Мартиник взяла сумочку и кивнула в сторону переноски.

– Добро пожаловать.

Теннисон посмотрел на нее, будто оценил шутку, и перевернулся на другой бок. Судя по всему, сотрудничать он был не настроен.

Мартиник громко вздохнула, опустилась на колени, обхватила тяжеленного кота поперек живота, подняла и аккуратно засунула в переноску. Явного сопротивления Теннисон не оказал, но и ничуть не помог ей, и когда, закрыв переноску, Мартиник услышала его нытье, то в очередной раз почувствовала угрызения совести.

– Мы ведь вернемся сюда завтра утром, – произнесла Мартиник, пытаясь загладить свою вину. – И, если нам повезет, приедет Шарлотта и окажется таким же замечательным человеком, как ее тетушка.

На этих словах голос дрогнул, и Мартиник сглотнула слезы. Она надеялась, что Шарлотта уже едет, потому что не знала, сколько еще сумеет держать позиции в одиночку.

Увидев сквозь решетку осуждающий взгляд Теннисона, Мартиник добавила:

– Дома есть тунец, я дам тебе немножко, если будешь хорошо себя вести.

Она пыталась сделать строгий вид, но заранее знала, чем все это закончится. Еще до наступления ночи Теннисон выпросит у нее две оставшиеся банки тунца, и рыбой будет вонять на всю кухню. Хотя Мартиник и считала всегда, что Сара слишком его балует, ей не хватит мужества отказать тому, кто недавно потерял спутника жизни.

2. Понедельник, 4 сентября

Достав мобильный телефон, Шарлотта набрала в навигаторе адрес: «Риверсайд Драйв, 187». Каждый раз, когда телефон оказывался у нее в руках, хотелось позвонить домой, коллеге Хенрику, чтобы спросить, успел ли он выполнить дела из оставленного ему списка.

Вокруг раздавался глухой шум постоянно движущегося транспорта, она скребла ногтем по корпусу мобильника. По сути, список был не столь уж важен, но сейчас, стоя посреди одного из крупнейших городов мира, она чувствовала себя немного одинокой и, как ни странно, хотела услышать голос Хенрика.

В какой-то момент Шарлотта задержала палец рядом с зеленой кнопкой вызова, но потом передумала и вновь сосредоточилась на карте. Хенрик посмеется над ней, если ее первый звонок с просьбой о помощи раздастся всего несколько часов спустя после приземления.

Шарлотта пошла вперед и вновь оторвала взгляд от мобильного телефона, только споткнувшись о поребрик. Сентябрьское солнце отражалось в небоскребах, земля вибрировала от мерного стука колес поезда в подземке, а черные округлые такси проносились мимо совсем не в том направлении, куда ей было нужно. Шарлотта в растерянности огляделась вокруг. «Так вот он какой, Лондон», – успела подумать она прежде, чем опять опустила голову к экрану телефона.

На самом деле Шарлотта предпочла бы остаться дома и решить этот вопрос по телефону. С тех пор как около года назад не стало Алекса, она в одиночку руководила предприятием и погребла себя на работе. Только сейчас ей начинало казаться, что душевное равновесие где-то рядом, но тем не менее ослабить контроль было очень тяжело.

Она трудилась не покладая рук, будто внутри маленького мыльного пузыря, и, честно говоря, находила приятной возможность отгородиться от всего остального.

Агнета Висландер, психотерапевт, к которому Шарлотта была в конечном итоге вынуждена обратиться по настоянию своего лечащего врача, спрашивала, действительно ли ей нужно так много работать. Взирая сквозь сползшие на кончик носа ультрамодные очки, она высказывала подозрения в том, что работа для Шарлотты – это убежище, спасающее от необходимости смело взглянуть на настоящее и жить сегодняшним днем. «Если бы я жила сегодняшним днем, мне было бы до смерти стыдно за необходимость посещать ваши сеансы», – обычно думала Шарлотта в таких случаях. Она всегда принадлежала к тому типу людей, которые справляются со своими проблемами самостоятельно, и содрогалась уже от одной только мысли о том, что кто-нибудь в компании узнает о ее походах к психотерапевту.

Впрочем, «жить сегодняшним днем» было одним из любимых выражений Агнеты и универсальным решением всех проблем человечества. Казалось, она полагала, что упражнения на тренировку осознанности, например – жевать изюминку десять минут, чтобы действительно почувствовать ее вкус, могли излечить от всего, начиная с мигрени и заканчивая разрывом ахиллова сухожилия.

Но, несмотря на высказываемые вслух возражения и заверения, что она вовсе не погребла себя на работе, глубоко внутри Шарлотта знала, что Агнета права. Работа была для нее способом забыть, что произошло, и сейчас, когда Шарлотта наконец обрела контроль над своей жизнью, она не собиралась терять его.

Еще хуже становилось, когда Агнета, откинувшись на спинку своего крутящегося стула цвета авокадо, спрашивала, с кем Шарлотта общается в свободное время. Наличие людей вокруг пациента казалось Агнете жизненно важным, и даже то, что Шарлотта была вдовой, не позволяло сделать для нее исключение из этого правила. «Как тебе кажется, хорошо ли ты себя чувствуешь, проводя столько времени в одиночестве?» – задавала Агнета вопрос своим самым вкрадчивым психотерапевтическим голосом, склонив голову набок.

Этот вопрос неизменно вызывал у Шарлотты спазм в желудке, ведь что, черт возьми, она могла на это ответить? Нет, конечно, она не хотела провести всю оставшуюся жизнь в одиночестве, но она еще не готова знакомиться с толпой новых людей, и вдобавок шансы встретить такого же замечательного человека, каким был Алекс, попросту равны нулю. Отсутствие семьи, друзей и детей, безусловно, не прибавляло ей бодрости, и, вероятно, теперь, после смерти мужа, родить ей уже не суждено.

Иногда Шарлотту сводили с ума воспоминания обо всех их с Алексом разговорах о ребенке. Но подходящий момент так и не наступил, у них всегда был в разгаре очередной решающий этап развития предприятия, и, убежденные в том, что времени у них предостаточно, они решали подождать еще год. Но этот год успевал начаться и закончиться, и так снова и снова, несколько раз подряд, а теперь она осталась ни с чем. Или все-таки это была не совсем правда. У нее по-прежнему было свое предприятие «Шаролотта и Ко» – единственное, что осталось у нее от Алекса, и терять его она точно была не намерена.

Когда разговор прерывался, Агнета всегда грызла карандаш, будто желая показать, что усиленно думает, а потом высказывала какое-нибудь совершенно нелепое предложение, по которому становилось ясно, что Шарлотту она знает очень плохо. В последний раз Агнета предложила школу танцев.

– Это прекрасный способ завести новые знакомства, – улыбалась она, с энтузиазмом размахивая искусанным карандашом, а Шарлотта только мотала головой в ответ. Она с ужасом представила себе, как ее заставляют танцевать буги с незнакомцем, у которого определенно будут потные руки и лобковые вши.

Агнете, похоже, было невдомек, что, будь у Шарлотты выбор, она вообще не покидала бы свой дом. И тем не менее она стоит здесь. В Лондоне. В тысяче километров от дома. Наверное, Агнета будет прыгать от счастья, когда услышит об этом. Держаться в одиночку в городе с населением свыше восьми миллионов человек практически невозможно, а вот риск заполучить лобковую вошь неимоверно возрос, как только Шарлотта сошла с трапа самолета.

Она содрогалась при мысли о том, сколько болезней можно подхватить в таком огромном городе, и при этом ругалась про себя, пытаясь разобраться с навигатором, который все время норовил указать не то направление. Это все адвокат виноват. Его тон и манера речи во время телефонного разговора – высокомерный британский английский и растянутые гласные – внушили ей уважение. Она явственно представляла себе, как он сидит в своем кабинете с видом на Букингемский дворец, а камердинер подает ему чай. У адвоката обязательно должны быть закрученные усы и монокль.

– Ваша тетя очень ценила вас, мисс Ридберг, поскольку завещала вам все здание, включая книжную лавку, – сказал он.

«Нет, – хотела ответить Шаролотта, – этого не может быть, потому что мы не знали друг друга. Мы никогда не встречались». Но она не успела произнести ни звука прежде, чем разговор закончился, и адвокат повесил трубку.

И то, что все это звучало как странная первоапрельская шутка, не имело ровным счетом никакого значения. Если звонит адвокат из Англии и сообщает о недвижимости, унаследованной от практически неизвестного родственника, туда надо ехать. И Хенрик, и Агнета пытались убедить ее в этом.

Мимо прошел мужчина, от которого исходил запах дешевых духов, и Шарлотта инстинктивно прикрыла нос ладонью. Слишком много впечатлений за один день. Вся эта поездка. Шум аэропорта. Сосед в самолете, который хотел знать о ней все. (Его первая, обращенная к ней реплика была: «Начнем с начала, когда вы родились?») Резко почувствовав усталость, она оперлась на дорожную сумку.

Все было бы куда как проще, будь рядом муж. Он умел мастерски расположить к себе людей и установить новые контакты, так что еще в момент основания «Шарлотты и Ко», восемь лет назад, они решили, что Алекс будет отвечать за общение с клиентами, а Шарлотта – муж ласково называл ее «мой маленький гениальный интроверт» – полностью посвятит себя разработке продукта.

Достав бутылочку с антисептиком, она тщательно протерла руки. Ей особенно запомнился один случай, когда они с Алексом поехали на фабрику в Испанию, чтобы разобраться, почему производство на этой площадке внезапно прекратилось. Это было как раз на стадии запуска продукта, и Шарлотта рвала и метала, предвидя проблемы с задержкой поставок, но Алекс в своей обычной спокойной манере объяснил, что топать ногами и качать права бессмысленно. Вместо этого он поболтал с начальником фабрики Хуаном и, захватив с собой шоколадные пирожные Marabou для его сыновей, провел целый вечер, выслушивая его проблемы. Когда подтвердились его догадки о перегреве полов в производственных помещениях, Алекс стал выяснять, нельзя ли заказать дополнительные вентиляторы, и спустя совсем немного времени производство возобновилось.

Они по-прежнему периодически получали открытки от Хуана, и, обнаружив в середине июля в почтовом ящике новую открытку, адресованную «Алексу и семье», Шарлотта была на грани нервного срыва. Ей казалось, все вокруг знали о несчастном случае, настигшем Алекса, но, судя по всему, до фабрики в Гренаде эта новость еще не дошла.

С Темзы подул теплый ветер, и Шарлотта позволила себе остановиться на мгновение, чтобы насладиться жарой. Люди вокруг непрерывно двигались вперед, словно муравьи, но все избегали ее взгляда. Когда элегантно причесанная дама почтенного возраста в плаще небесно-голубого цвета уронила пакет с фруктами, Шарлотта была единственной, кто наклонился, чтобы подобрать рассыпавшиеся яблоки.

Она протянула даме пакет, одновременно пытаясь увернуться от потока проходящих мимо людей, и та благодарно улыбнулась в ответ. Шарлотта не привыкла к такому скоплению народа. Большую часть времени она руководила компанией из своего загородного дома и часто за весь день не разговаривала ни с кем, кроме Хенрика. И еще, конечно, своих виртуальных партнеров по игре в Wordfeud[1]1
  Компьютерная онлайн-игра на логику и словарный запас, аналог «Эрудита». – Прим. перев.


[Закрыть], но Агнета говорила, что они не считаются.

Навстречу на велосипеде ехала маленькая девочка в костюме человека-паука, и Шарлотта отклонилась в сторону, чтобы ее не сбили. По большому счету у нее не было времени на эту поездку. Она вела переговоры с несколькими крупными сетевыми магазинами, заинтересованными в продаже ее линейки косметических товаров. Хенрик, с учетом сложившихся обстоятельств, предлагал повременить с этим шагом. Он беспокоился, что Шарлотта слишком много работает, но при этом никто, похоже, не понимал, что она вынуждена загрузить себя этой работой. Если не работать все дни напролет, реальность раздавит ее, оставив мокрое место. Кроме того, сейчас как никогда казалось важным реализовать разработанную Алексом стратегию, потому что, пока Шарлотта продолжает работать над их совместным проектом, он незримо находится рядом.

Колесики дорожной сумки стучали по тротуарной плитке. Не зная, как надолго ей придется здесь задержаться, Шарлотта упаковала в сумку всего понемногу. Хенрику, который упорно хотел забронировать для нее билет на мюзикл, она пыталась втолковать, что при удачном раскладе вернется домой уже завтра.

Обстоятельства складывались как-то уж очень таинственно. Да нет, про Хенрика и билеты все понятно. Он был одержим Эндрю Ллойдом Уэббером и однажды даже участвовал в электронном аукционе на «eBay», пытаясь приобрести носовой платок, в который композитор однажды высморкался. Нет, дело все в том, что мать Шарлотты никогда не распространялась о своей старшей сестре Саре и лишь однажды мимоходом упомянула о ней. Сколько Шарлотта себя помнила, они не поддерживали связь, и поэтому новость о тетином завещании в ее пользу вызвала глубокое удивление.

Шарлотта старалась охватить взором широко раскинувшуюся реку и чуть не потеряла равновесие от сильного порыва ветра, который пронесся мимо. Адвокат рассказал, что в здании находятся две квартиры и коммерческое помещение, и что книжная лавка, расположенная на первом этаже, существует уже больше века. Шарлотта не имела ни малейшего понятия, зачем ей этот старый дом, и еще меньше догадывалась о том, почему тетя оставила его ей.

После разговора с мистером Херальдом Хуком (чье имя для ее ушей звучало достаточно пошло, хотя, возможно, всему виной была неуверенность в его правильном произношении) она написала ему длинное сообщение по электронной почте, предлагая сдавать дом в аренду от ее имени. Но мистер Хук ответил столь же авторитетно, как и в телефонном разговоре, что он настаивает на ее визите. Унаследовав бизнес с наемными работниками, она, по его мнению, была обязана лично ознакомиться с деятельностью магазина, прежде чем принимать решение. И он был, безусловно, прав, Шарлотта знала это, даже если встреча будет трудной. Ведь что она могла предложить работникам лавки? Вряд ли она переедет в Лондон и начнет продавать книги, бросив на произвол судьбы собственное дело.

Шарлотта остановилась, чтобы свериться с навигатором и убедиться, что идет в правильном направлении. Мимо по Темзе скользила баржа, в небе кричали чайки, и солнце светило сквозь рваные облака так ярко, что приходилось щуриться.