Текст книги "Отмороженный"

20

Володя Фрязин проклинал тот день, когда вызвался лететь в братскую Украину, чтобы «пошукать» и допросить там давешних хлопцев. Миколу и Дмитро он нашел и неумело допросил, но помочь в составлении фоторобота человека, которого они видели в Москве, хлопцы отказались. В Россию они пока не собирались. Не было денег. Дай Бог отдать долги. Для этого им надо было отыскать этих «лярв». Вот если он, Володя, поможет их найти, тогда другое дело. Тогда они сделают это за сто баксов на брата. И поедут в Москву, где охотно ответят на вопросы важных следователей.

Володя сидел в пыльном привокзальном скверике, продуваемом ноябрьским ветром, и уныло размышлял о бренности и суетности всего сущего. Середина ноября. Он замерз, его знобит.

Сухой ветер разносил окурки, рваные пакеты и гнал бездомных бродяг, искавших убежище. Один клочок газеты прижался к ноге Володи, и он зачем-то его поднял. Что там прочитаешь? Сплошная мова, которую он едва разбирал. Уехать бы в Москву только ради того, чтобы читать газеты на своем москальском языке.

Но что-то на клочке газеты вдруг остановило его внимание. Портрет молодого парня в траурной рамке. Некто Грицько Меланчук. Погиб от пули убийцы.

У них все то же, подумал Володя. Отстают по фазе на несколько лет, а так повторяют за нами все пройденное. У нас мафиозные разборки, а они чем хуже?

Он было отбросил обрывок газеты, но потом снова поднял. Ведь действительно повторяют! Один к одному. Или он что-то не так понял?

Володя оглядел полупустой сквер. Несколько тучных женщин что-то жуют, сидя на не менее тучных мешках. Ждут поезда.

Вот тот малый – здешний меняла, стоит с толстой пачкой карбованцев, треплет их как игральные карты. Обменяет хоть на рубли, хоть на валюту. Лицо дочерна загорелое и обветренное. Как бы немытое. Наверное, все лето так и стоит. И зиму будет стоять. Но незаметно, чтобы кто-то вступал с ним в сделку. Во всяком случае, здешняя милиция его не трогает. Или они с ним в доле?

Володя поманил его пальцем, вальяжно раскинувшись на скамье. Мол, я тут на данном пространстве «незалежной» – самый крутой. Могу и поменять, если договоримся.

Меняла намек понял и взглянул на милиционера. Тот тоже что-то понял, равнодушно и едва заметно кивнул. Значит, можно приблизиться к этому москалю. А то, что в нем все безошибочно видят москаля, Володя понял сразу, едва пересек государственную границу, когда полногрудая проводница в разговоре с ним вдруг перешла с чисто московского произношения на родную мову.

– Слушай, друг, переведи мне, что здесь про убийство написано, – попросил Володя.

– Пятьдесят баксов, – негромко сказал тот, искоса посмотрев в сторону милиционера. Ясно. Придется с ним делиться. Но все равно грабеж.

– Пять тысяч рублей, – уныло возразил Володя. – Все, что у меня есть. Хоть обыщи, больше не могу.

– И еще пятьдесят тысяч обменяешь, – сказал тот, глядя на Володю с нарастающим презрением.

– Годится, – кивнул Володя.

Потом слушал сбивчивый перевод и поглядывал, как к станции постепенно собираются здешние жители к московскому поезду, неся с собой всякую всячину. Интеллигентного вида женщины несли какие-то старые книги, глиняную разукрашенную посуду, эмалированные чайники… Один мужчина нес трюмо, которое вряд ли влезет в дверь вагона, если кто из проезжающих в Крым москалей на него и позарится.

Они приходили сюда каждый день, вернее, на дню по нескольку раз, но богатенькие пассажиры из России предпочитали жареных кур и овощи, горячую картошку, отвергая «горилку» и здешнее пиво, не говоря уж о книгах, посуде и дешевых украшениях.

И все равно ведь будут приходить и просить, как милостыню, чтобы взяли чуть ли не даром, и будут стоять стеной, умолять, протягивать в окна вагонов…

Володя рассеянно поглядывал на граждан вольной Украины, внимательно прислушиваясь к тому, что перечитывал с многочисленными «ну» и «как это по-русски» здешний толмач. Но одно место Володю насторожило.

– Как? Прочти еще раз, – попросил он.

Тот мрачно посмотрел на Володю, не иначе сейчас потребует дополнительную оплату за повтор, но тот ничего не потребовал.

– Специалисты утверждают: выстрел был произведен с расстояния не менее ста метров, так как… ну как это по-московски… ближе не было других домов и прочих зданий, а стреляли из укрытия или с крыши… Ну ты понял? Светло было, народу много, а никто не слышал. Вот. И пуля попала тому Грицько прямо в затылок. Понял?

Ну и дела, подумал Володя. Целый выводок террористов, первоклассных стрелков, и все целят в одно место. И винтовки у них первый класс, и глушители что надо… Или все-таки на просторах СНГ завелся один-единственный киллер-гастролер, разъезжающий по городам и весям?

– А кто он, этот Меланчук? – спросил Володя. – Там написано?

– А бис его знае… – пожал плечами меняла. – Тут оторвано, бачишь?

Так и есть. Оторвано. Но все равно интересно… Ощущение удачи, пришедшей на смену беспросветной невезухе, переполнило Володю. Он даже привстал с места, готовый бежать искать ближайшее отделение милиции. Потом спохватился, отдал меняле обещанные пять тысяч.

– А пятьдесят на обмен? – вскинулся тот, снова оглянувшись на милиционера, внимательно за ними наблюдавшего.

– Так я ж сказал тебе – пять тысяч – все, чем располагаю. До последнего рубля у меня здесь вытрясли…

Меняла изменился в лице и схватил его за грудки.

– А што ж ты, гад, сразу не сказал?

Теперь они оба оглянулись на приближающегося милиционера. Он был нужен обоим. Хотя и по разным поводам.

Сначала он и меняла, как свои люди, обменялись несколькими фразами на своем языке. Потом милиционер, потрогав пробивающиеся усики, вопросительно уставился на Володю. Потом набрал в легкие воздух, чтоб произнести нечто сакраментальное по поводу штрафа за нарушение порядка в общественном месте, желательно в конвертируемой валюте, но Володя опередил, сунул ему под нос свою краснокожую книжечку сотрудника Генпрокуратуры России.

Узкие щелки глаз милиционера раздвинулись еще больше, когда он увидел командировочное удостоверение. Он несколько растерялся, решая: отдать честь или дать по шее меняле, но Володя опять опередил, не позволил ему сделать ни то, ни другое.

– Где у вас отделение милиции? – спросил он.

В милиции Володя долго объяснял, что и как, показал начальнику обрывок газеты со статьей об убийстве, чему тот страшно удивился, но, установив, что это убийство в другом месте, сразу успокоился.

– Так что вам от меня надо? – спросил он. – Тут же ясно написано. Другой город. Вот туда и обращайтесь. А вообще, это вмешательство во внутренние дела суверенного государства, я так это квалифицирую! Наш убийца, мы его и поймаем. А вы не лезьте не в свое дело.

Говорил он на чисто русском языке, даже без акцента, как бы щеголяя московским произношением.

– А если мы поможем вам его поймать? – спросил Володя. – Неужели откажетесь?

– Обращайтесь к начальству или в прокуратуру, – сказал начальник отделения, пряча глаза, заметно побелевшие от ненависти. – У вас все?

– Я хотел бы прочитать эту статью полностью, – твердо сказал Володя. – Очень похожие убийства произошли у нас. Целых три. Наверное, это некий гастролер, опытный и очень опасный стрелок. Мы хотим понять, как и по какому принципу он выбирает свои жертвы. А вы не хотите нам помочь, хотя убийство произошло на территории вашей республики.

– А чем я могу вам помочь? – Он поднял голову и раскинул руки, откинувшись на спинку стула. – Ну чем?

– У вас проживают два свидетеля, которых я не могу заставить помочь мне составить фоторобот предполагаемого убийцы, – сказал Володя. – Вот их адреса и фамилии.

Он отдал начальнику милиции письмо, адресованное министру внутренних дел и генпрокурору Украины, подписанное заместителем генерального прокурора России Меркуловым. В нем содержалась просьба о содействии следователю Фрязину. До сегодняшнего дня это письмо особого впечатления на должностных лиц не производило. Что нам письмо? У нас нет времени для ваших дел. Так или примерно так, вслух или с помощью красноречивых жестов отвечали до сих пор Володе. Сегодня ситуация изменилась. Убийство произошло прямо здесь, возле «ридной хаты». И искать его – проблема местных следственно-оперативных органов.

Похоже, именно такие мысли посетили, судя по выражению лица, начальника милиции.

И он крепко задумался. Очень не хотелось ему впутываться в это темное дело. Ну разъезжает по стране киллер, мочит за крутые бабки всех, за кого заплатят. Мафия охотится за мафией. Тут бы не попасть под перекрестный обстрел. Этому москалю – что? Поговорил и уехал. А нам тут жить, порядок обеспечивать…

С другой стороны, убита важная птица. Иначе бы портрет не напечатали. А эту наглую рожу вроде где-то раньше видел. Наверное, по телику показывали. И попробуй отмахнись…

– Ладно, – пробурчал он, – будет вам газета, будут и эти… свидетели. Что-то они мне тоже знакомые. Фамилии их где-то слышал.

– Они ездят в Москву за товаром, – сказал Володя. – Их там ограбили землячки. Возможно, обратились к вам, в милицию.

– Что-то такое припоминаю… Значит, доставим их вам. Только фоторобот мы сделать не можем. Обратитесь в городское управление. Там у них есть научно-технический отдел, эксперты и прочее.

– Кто-нибудь мне переведет полный текст статьи? – спросил Володя.

– Вот так вы все, московские… – Начальник поерзал на стуле, потом поднялся. – К нам едете, а наш язык знать не желаете. А мы вам должны еще переводить на ваш, москальский!

– Так не будете переводить? – вздохнул Володя.

– Ну почему, переводчика вам найдем, а там уж как с ним договоритесь, – развел тот руками. На его полусонном лице проступило нечто вроде сочувствия. По-видимому, переговорив до этого со своим подчиненным, несшим службу возле станции, он понял, что москаль уже пустой. Все из него вытрясли.

– Но поймите, это в ваших интересах тоже, – сказал Володя, снова вздохнув. – Ведь убит ваш гражданин. Вы ведь тоже ищете убийцу.

– А я никого не ищу, – махнул рукой начальник и снова сел. – Мое дело – порядок обеспечивать. Прокуратура, уголовный розыск пусть ищут… Ладно, переведу вам, раз такое дело. Михась! – позвал он.

Тотчас же появился дежурный по отделению, на ходу жуя кусок копченого сала и утирая рот рукавом.

– Что у тебя за вид? – спросил начальник по-русски, чем немало удивил подчиненного. – Стыдно за вас перед гостем из Москвы. Иди дожуй, с утра никак не наешься, а все такой же тощой… Баба, что ли, не кормит? Выйди, говорю. И принеси газету «Радяньский вестник». За вчера. Ты понял?

Тот выскочил как ошпаренный. В тишине было слышно, как проштрафившийся дежурный торопливо, давясь, дожевывает сало, стоя за дверью.

Начальник отделения посмотрел на гостя.

– Вот так и живет без ваших энергоносителей… Смеетесь, поди?

– Да нет, у нас тоже всякое бывает, – пожал плечами Володя.

– Ну как там Москва, стоит? Давно там не был. Да и неохота, если честно. Больно много у вас всякой черноты. Негров этих – видеть не могу! У нас был тут один, от поезда отстал, так я его на десять суток засадил за отправление естественных надобностей в неположенном месте. Несмотря что туалет у нас третий год гвоздями забит. Где хоть гвозди эти нашли, не представляю. Потерпеть этот черный не мог? До следующего поезда? Мне за него строгача влепили, а тишком на ушко сказали: правильно, мол. А то выставил свои принадлежности, смотрите, мол, и пейзаж мне поливает, как из шланга… Народ и собрался. А так одет хорошо, «дипломат» при нем – и не подумаешь… Это вы с ними цацкаетесь. Говорят, Москва уже не Москва, сплошь черная да носатая стала… Ну что, Михась, где ты там?

Дверь открылась, дежурный, продолжая доглатывать, протянул требуемую газету. Начальник водрузил очки на переносицу, отчего стал похож на бухгалтера.

– Ну где там… Ага, вот.

Володя слушал его, прикрыв глаза. Чувствовал, как все сильнее болит голова. Старался не пропустить ничего важного.

– А что я тебе говорил! – начальник поднял глаза на Володю. – Видел я его недавно. По телику, когда их ОМОН на Крещатике разгонял. Националисты эти… Требуют порвать с Россией. От дурни, я тебе скажу. Сейчас холод собачий, топить начинают с декабря, а то вообще не будут. У вас в Москве с октября топят?

Володя кивнул, чувствуя, как замерзают ноги.

– У вас таких нету, – продолжал начальник. – У вас другие. Чтоб, значит, силой нас вернуть. Как дурную бабу домой. А я б не против, честно тебе скажу. Мерзнуть надоело. И дурость эта вот уже где!.. – Он провел рукой по горлу.

– Так когда я могу увидеть наших свидетелей? – спросил Володя, чувствуя, как усиливается головная боль от голоса хозяина этого ледяного кабинета.

– А, замерз! – торжествующе сказал тот, как если бы Володя был в этом виноват. – Привыкли там в тепле. А у нас экономия, мать ее так! Михась! Ну где ты там?

Михась снова просунул свою жующую физиономию в дверь.

– Вот дай ему фамилии и адреса, – сказал начальник Володе, – Михась враз доставит. И сразу отправим в управу.

– У вас нет ничего случайно от головной боли? – поморщился Володя, чувствуя, что его начинает поташнивать от чесночного запаха, который теперь распространял Михась.

– Нету, – пожал тот плечами. – Ничего у нас нету. Одне дурни с карбованцами остались. А что ж ты, милый, так легко оделся, когда к нам поехал? Думал, у нас тепло, да? Юг, да? Ты хоть ел сегодня что-нибудь?

Володя вспомнил, что действительно ничего не ел. Сегодня, во всяком случае.

– Ну погодь, сейчас чего-нибудь принесу, пока Михась ходит.

Подмигнув, он тяжело поднялся с места и вышел за дверь.

Володя продолжал сидеть, прикрыв глаза. Только голодного обморока не хватало… Итак, что же получается? Связать эти четыре, да, уже четыре, убийства, понять логику – пока трудно. Двое убитых – ясные мерзавцы. Турецкий настаивает, что все три убийства были как-то связаны. Ну да – почерк, исключительное искусство стрелявшего…

Что еще? Двое были каким-то образом знакомы с помощником замминистра обороны. Тоже хорош гусь. Что скажет Александр Борисович, когда узнает о четвертом случае? Казалось бы, вовсе выбивающемся из какой-то системы, если она есть…

Он уснул, когда в кабинет вошел начальник. Тот потер ему виски, дал что-то понюхать. Володя с трудом разлепил глаза, увидел перед собой шмат деревенского сала, пересыпанный крупной солью, и кусок черного хлеба. И пару зубчиков чеснока. Есть он не стал. Попросил чаю, чтобы хоть как-то сбить дрожь во всем теле, согреться.

– Сейчас поедем с тобой в управу, может, там топят, – сказал начальник.

Хорошо бы, подумал Володя, хоть чуть-чуть согреться.

Чая не было. Был кипяток. Как на железнодорожных станциях необъятной родины после войны. Сахар, слава Богу, был. Только «буржуйки» не хватало…

В управлении было тепло. Там стояли раскаленные «буржуйки», о которых вспомнил Володя.

В лаборатории НТО городского управления внутренних дел уже были Дмитро и Микола. Сидели смирно, смотрели на экран, где, как в калейдоскопе, мелькали глаза, брови, уши, носы. Пока пожимали плечами: а бис его знает… Мабуть, и так.

Володю трясло. Только не хватало простудиться. Он мечтал о таблетке аспирина, байеровской, даже почувствовал, как доносится шипение в стакане с водой, когда она растворяется…

– Вам плохо? – спросили его.

– Кажется, заболеваю, – улыбнулся он. – Но не обращайте внимания. Я могу попросить у вас копию акта баллистической экспертизы по делу об этом убийстве? Мы должны сравнить результаты, понимаете? Сверить этот выстрел с нашими выстрелами.

Начальники переглянулись. В приоткрытые двери лаборатории НТО заглядывали сотрудники горуправления и эксперты. Прослышали, наверное, о приезде важной шишки из самой Москвы. А у важной шишки еле-еле душа в теле.

– У вас не найдется таблетки аспирина? – спросил Володя.

Таблетка нашлась. Байеровская. Значит, не все так уж плохо…

Он подождал, пока тепло не стало подниматься по жилам навстречу головной боли. У него есть несколько минут, пока действует таблетка.

– Прошу вас… У меня билет только на завтра. Если сегодня у меня будет фоторобот и копия материалов баллистической экспертизы, вы сможете меня ночью отправить в Москву?

Они опять переглянулись. У них все надо согласовывать. Но есть же какие-то договоренности о совместной деятельности правоохранительных органов? Он сам что-то об этом слышал.

– Понимаете, он – фашист! – склонившись к уху Володи, сказал милицейский полковник, начальник горуправления, его фамилию Володя не запомнил.

– Кто фашист? – удивился Володя.

– Этот Меланчук. Поэтому… сами понимаете… они доставляли нам массу хлопот. Он был у них координатор. Типа референта.

– Хотите сказать, что вы убийцу даже не собирались искать? – спросил Володя.

– Нет, почему, уголовное дело возбуждено. Идет розыск преступника. Но столько прочих хлопот… Столько убийств, причем громких – гибнут хорошие, нормальные люди, – вполголоса говорил другой полковник, начальник уголовного розыска.

– Пулю нашли? – спросил Володя.

Опять переглядки. Ну и публика. Боятся лишнее слово сказать.

– Понимаете… там уже работают его люди. Они грозятся сами найти убийцу. Они нам не доверяют.

– Я их понимаю, – устало произнес Володя.

– Возможно, у них вы найдете пулю. Возможно, с ними вы найдете общий язык. Все-таки он у них был не последний человек. Координатор.

– Остается уповать на это. – Володя поглядел на Дмитро и Миколу. Дело у них пока не ладилось. – Только где я найду этих националистов? Вы сможете меня с ними свести? Хотя бы завтра?

Полковники снова переглянулись.

21

– Что значит – координатор? – спросил я Фрязина. – Ты выяснил?

– Рабочий секретарь по общим вопросам, – хрипло ответил он.

– Лежи, лежи, не поднимайся, – сказал я, поскольку разговор происходил у него дома, где он лежал с температурой после визита в братскую республику. Его мама отпаивала сына, а заодно и меня чаем с малиной. Я пил этот чай за компанию, хотя сам бы предпочел рюмку коньяка.

– Пулю они нашли, – сказал Володя, с усилием приподнимаясь на локте. – Но требуют пятьсот долларов, как залог, чтобы на время передать эту пулю нам для производства экспертизы.

– Ты объяснил, что им это нужнее, чем нам? – спросил я.

– Да все я им сказал. Слушать не хотят. Я им говорю: у нас две такие пули уже есть. Может, ваша пуля даст нам разгадку. Их нужно сличить, тогда мы узнаем, из какого оружия произведен выстрел.

– Лежи, – вздохнул я.

Где я возьму эти пятьсот баксов? Есть, конечно, конфискованные. Их, как правило, сдают государству. Хотя на время позаимствовать деньги мы все же смогли бы, кабы была гарантия, что украинская сторона возвратит их нам.

Я еще раз посмотрел на привезенный фоторобот. Трудно ожидать, чтобы получилось один к одному. Но похоже, я где-то это личико видел.

– Где-то я его видел, – сказал я Володе. – Тебе он никого не напоминает?

– Нет, – ответил он с сожалением в голосе. – Может, артист какой-нибудь?

– Во всяком случае, голливудский. Мужественное, привлекательное лицо, – сказал я. – Сами-то Дмитро и Микола что говорили?

– Когда возник этот вариант изображения, в один голос закричали: он, он!

– Я пойду, пожалуй, – сказал я, поднимаясь. – А ты не вставай, не надо. Ты мне будешь нужен, но только здоровый. Постарайся побыстрей поправиться.

В дверях я оглянулся. Володя и его мама смотрели мне вслед. Наверное, Володя сказал маме: к нам придет известный «важняк» Турецкий. Не ударь лицом в грязь. Она и постаралась. Милая, интеллигентная мама. Московская семья. А я пришел к больному сотруднику как по поручению месткома. Всего-то – пакет с апельсинами. Хотя ему скорее нужны лимоны. Наверное, нет денег даже на аспирин.

– У нас задерживают зарплату, – сказал я, помявшись. – Но вот пришла премия за прошедший месяц. Чуть не забыл… Вот твоя доля. Придешь, распишешься в ведомости.

Сунул его маме сколько-то ассигнаций, даже не пересчитав, и выбежал из дома, сгорая от стыда.

Все-таки он молодец. Хоть знаем, где есть еще одна пуля. Эти вахлаки с длинными усами под залог эту пулю все-таки уступят. Считают нас, москалей, миллиардерами. Брал бы Володя взятки, мог бы сразу выкупить эту чертову пулю. А раз такой честный – сиди и жди. Неизвестно чего…

В управлении Лара с порога, едва вошел, сообщила, что опять звонил мне этот ночной портье Бычков из «Мира», которого допросил Коля Могилинец. Голос был нетерпеливый.

– Позвонит еще, – сказал я, усаживаясь в кресло.

– Он оставил телефон, – повела она дивными плечами, зная, как это меня разжигает. Даже больше, чем когда наклоняет к моему носу свой вырез на груди, забыл, как он называется… Декольте – вот!

Я неохотно набрал номер. Что интересного он мог мне сообщить?

Портье Бычков ответил сразу. Ну да, телефон у него всегда под рукой…

– Выздоровел тот самый швейцар, помните, вы спрашивали про его здоровье.

– Кто… ах, да! Ну и что?

Лучше бы им поменяться. Швейцар болел бы дальше, а Володя был здоровым. Грязнов со своими архаровцами укатил наконец в Барнаул, куда я никак не мог его спровадить, и, если бы не Костя Меркулов, до сих пор ходил бы возле меня кругами и задавал свои гнусные вопросы. Могилинца я отправил допрашивать свидетелей, выяснять все об убийцах. Осталась только Лара из всех, кто согласен меня терпеть.

– Вы же хотели с ним потолковать? – искренне удивился Бычков. – Помните, вы спрашивали, кто бы мог видеть выходящих из гостиницы?

Столько дней прошло. Неужели что-то помнит?

– А сколько ему лет? – спросил я.

– Здесь вы можете не беспокоиться. У него профессиональная наблюдательность и память.

Ну да, отставной гэбэшник. Которых я терпеть не могу. Но ведь придется поговорить. Были бы Грязнов или Могилинец под рукой, послал бы их на это свидание… Ладно, придется допросить самому.

Швейцар гостиницы «Мир» Коростелев Иван Дмитриевич приехал ко мне в следственную часть ближе к вечеру. Был он статен, подтянут и весьма упитан.

Плавный переход от гэбэшных пайков на ресторанное меню благотворно сказался на его фигуре. Только склеротические сине-красные прожилки на щеках указывали на известные пороки, проявляющиеся, как правило, в определенном возрасте.

Его рука было дернулась чисто рефлективно, чтобы отдать мне честь, но я перехватил инициативу и протянул ему свою руку, которую ему пришлось пожать. Терпеть не могу, когда мне козыряют.

– Садитесь, – сказал я этому бывшему майору (или бери выше). – Мне сказали, что вы дежурили в тот вечер, когда было совершено убийство на территории правительственного здания, известного как «Белый дом». Правильно?

– Совершенно правильно вам сказали, – сощурился он и пригладил и без того прилизанные отдельные лоснящиеся волоски, оглядевшись в поисках зеркала. Ну да, у них там все в зеркалах, можно всегда поправить прическу, скорректировать, так сказать, имидж.

– Видели ли вы в тот вечер этого человека? – протянул я ему фоторобот.

Он повертел его в руках и так и этак, пожал плечами.

– Хотя бы примерно похожего, – сказал я. – Это фоторобот.

– Я знаю, – ответил он. – Н-нет, не могу определенно сказать. Личность симпатичная, но ничем особенно не выделяющаяся. Хоть бы шрамик какой. Или лысинка.

– Или родинка на лысинке, – не удержался я. На что трачу время?

Что он может помнить, даже если видел?

– Времени с того вечера прошло немало, – сказал я. – Всего не упомнишь. Но все-таки после убийства не могли ли вы заметить что-то необычное, скажем, в поведении кого-то из ваших гостей?

– Шум поднялся, – пожал он плечами. – Все побежали смотреть, что случилось… Ну и я отвлекся. – Он смущенно вздохнул и опасливо посмотрел на меня, как бы ожидая разноса за утрату бдительности.

– А все-таки, – сказал я, теряя терпение. – Ну хоть что-нибудь из ряда вон… понимаете, да? Вы, на мой взгляд, ведь тоже занимались в свое время чем-то подобным, чем сейчас занимаюсь я.

– Было дело, – многозначительно сказал он и вздохнул, как бы готовясь вслух предаться воспоминаниям.

– Так вот на моем месте – что бы вас заинтересовало? Или, ладно, на вашем месте. Что вы заметили такого…

Я пошевелил пальцами, большим и указательным, как бы пересчитывая деньги или подбирая слова.

– А! Светка Зазорина приезжала, – оживился он. – Японца там одного подцепила. Наверное, заранее договаривались. И увезла к себе. На всю ночь. Она с них пятьсот долларов берет, – сказал он, понизив голос. – Давно я ее не видел. А тут прикатила. Он богатенький, японец-то. Под утро вернулся. Усталый, но довольный.

– Так… – я попытался собраться с мыслями. Что-то тут есть. Что-то подобное, помнится, предлагалось. – Кто-нибудь мог это видеть, как вы думаете?

– А что ж такого, – пожал он плечами. – Они в фойе встретились. Она к нему на шею. Все обратили на это внимание, кто был. Она будь здоров, эта Светка! Красуля такая, что ого-го. Пятьсот баксов за час. Или за ночь… Не помню уже. И со мной всегда ласковая. Полтинничек на чай – всегда при ней. Не то что другие, оглоедши.

– Полтинничек? – сморщил я лоб. – Это что? Пятьдесят копеек?

Конечно, я валял ваньку. Но очень надеялся, что это все-таки пятьдесят тысяч рублей…

– Пятьдесят баксов! – поспешил он меня разочаровать. – Двести пятьдесят тысяч на наши.

И, сверкнув глазами, гордо откинулся на спинку кресла. Знай наших. Это вы тут сидите, штаны протираете, а бабок на новые не соберете. Я постарался преодолеть нездоровое чувство зависти. Иначе это помешало бы дальнейшему ходу разговора. В моем кабинете никому не позволено чувствовать свое превосходство. Ни моральное, ни тем более материальное.

– Это за то, что вы позволили ей пройти в гостиницу? – уточнил я, ставя его на место.

Он вздохнул, сложил руки на животе. Не положено, конечно. Но жить-то надо… Впрочем, я слишком много думаю за него. А мы не в шахматы играем, вообще-то говоря. А если играем, то я белыми и по своим правилам.

– Итак, они уехали, – сказал я. – Японец вернулся только утром.

– Ну да, смену я еще не сдал, – подтвердил он.

– И это все? Все, что было необычного в тот вечер? Ну хоть мужчину после того выстрела видели, который бы неторопливо, знаете, никуда не спеша, вышел с чемоданом, закурил, а только потом позвал такси… Все бегают вокруг, суетятся… А ему хоть бы что. В пальто мужчина, такой высокий, видный, а?

Я просто умолял его. Ну подтверди ты, пень старый, чтобы было что сунуть под нос Славе Грязнову, когда тот прикатит из Барнаула.

– Нет, – сокрушенно сказал он, как бы сочувствуя. – Не припомню.

– Ну да, помнишь только тех, кто полтинники на чай дает. А если обыкновенный человек вышел, закурил, но дал на чай всего-то пять тысяч, так в его сторону даже не посмотришь, – зло сказал я.

Он виновато вздохнул. Что да, то да. И черт с ним. Надоел. Пяти минут не пробыл, а уже надоел. Есть такие подозреваемые или свидетели. Пять минут с ними пообщаешься – и уже хочется их стукнуть чем-нибудь.

Он почувствовал что-то такое, его лысина покрылась потом, а сам он закряхтел, приподнимаясь в кресле.

– Да сидите уж… – махнул я рукой, переходя снова на «вы». – Хотя… этот японец случайно не на пятом этаже номер снимал?

– Чего не знаю, того не ведаю, – развел он руками.

– Но узнать это можно? Фамилию бы. И какого числа прибыл.

– Хотите наказать за половые связи?

– Много японцев у вас перебывало? – спросил я. – В те дни, конечно.

– Да целые делегации! Но этот вроде один. И очень богатый! Такие богатые редко приезжают.

– Но раз такой богатый, значит, снимал у вас апартаменты? – спросил я.

– Ну да, наверное. Только это вы лучше у администрации спросите. Они верней скажут.

– Администрация ваша… – Я пренебрежительно махнул рукой. – Не знает того, что вы знаете. Вот вы можете меня познакомить с этой Светой Зазориной?

В его глазах мелькнуло мужское понимание проблемы. Он как бы оценивающе взглянул на меня. Потяну или не потяну. Пожалуй, нет…

Верно. Потянул лишь на то, чтобы вызвать ее сюда повесткой. И расспросить: что за японец, какой номер снимал.

Все-таки я не зря предположил тогда, в гостинице, что убийца стрелял из какого-нибудь номера. Он мог видеть, как отбывает с девушкой иностранный гость, оставляет ключ дежурному, мог при желании заметить его номер… Потом остается лишь открыть отмычкой дверь и устроиться там. Никто не заметит, поскольку все тогда смотрели «Санта-Барбару» или «Новую жертву» – уже запамятовал.

Таково было мое предположение, которое я не торопился выкладывать Грязнову. Чего доброго, высмеет. (Хотя к моей основной версии он тогда относился спокойно. Не то что потом, когда стал чувствовать мою правоту.)

– Ну я могу поговорить, – сказал он, пристально глядя мне в глаза. – Могу устроить в лучшем виде. Она ко мне всегда относилась… Я уже говорил ей: что ж у тебя все нерусские? Найди, говорит, дядя Ваня, мне какого-нибудь мужичка. Мне эти самой уж надоели.

– Договорились! – сказал я, когда закончил составление протокола. – Все-таки мы коллеги в некотором роде, если не ошибаюсь. Должны помогать друг другу. Пусть позвонит.

На его лице было нечто вроде облегчения. Всего и делов, что найти путану для товарища начальника. Пригодится на всякий случай.

– Вам как, на ночь или на время? – спросил он уже в дверях.

– Мы договоримся, – заверил я его. Потом понял, что вопрос отнюдь не праздный. Ему полагались проценты. То, что я не собираюсь оплачивать услуги проститутки, до него пока не дошло. И он ушел в некотором недоумении, озадаченно посапывая.

Весь остаток дня я пребывал в каком-то приподнятом и рассеянном состоянии. С путанами приходилось встречаться не каждый день. Валютных путан я не доверял никому. Полагал себя знатоком их падших душ. Надо мной посмеивались, Лара злилась, когда я запирался с ними один на один для допроса. Я же ссылался на специфику жанра.

Когда раздался звонок в самом конце дня, я понял, что это она. Та самая, сосватанная мне бывшим майором госбезопасности Коростелевым.

Голос у нее был приятный.

– Ой, идти к вам в кабинет… Давайте лучше закажем где-нибудь столик. «Ап энд даун», там хоть посидеть, поговорить можно. Вы ведь поговорить со мной хотели? Или что другое?

– Это ночной клуб? – разочарованно спросил я. – Мне нравится идея встретиться в неформальной обстановке, но это чересчур…

– Не можете себе позволить? – хмыкнула она. – А сколько мое время стоит, знаете?

– Мне оно обойдется бесплатно, когда я вызову вас к себе повесткой, – сказал я. – Так что выбирайте.

– Только не надо меня пугать повестками, – сказала она. – Еще чего! Не можете заплатить за даму, так и скажите… Ладно. Только из желания помочь правосудию. Я, между прочим, когда-то училась на юридическом. Это основная причина, почему я вам позвонила и трубку до сих пор не бросила. И потом, дядя Ваня сказал, что вы в самом соку. – Она хихикнула. – Мне любопытно на вас посмотреть. У меня еще никогда не было следователя.