Текст книги "Одержимость"

– Может, и вел.

– Слушайте, – возмутилась Женя, – почему вы не сказали об этом сразу же?! А вдруг там есть его взгляд на смерть Болотникова? Да наверняка есть!

– Это – к его тетушке, – устранился Чирков. – Хороший был шоколад.

13

Бывший ведущий программист Development Comp.Inc. Органский, накануне вызвавшийся лично явиться на Гоголевский, 14, оказался высоким, грузным и неповоротливым человеком лет сорока, с выражением уязвленного самолюбия на широком малоподвижном лице. Гордеев вспомнил гениального хакера Макса из «Глории» и подумал, что, наверное, все настоящие компьютерные гении толсты, неповоротливы и немолоды, а киношные образы юнцов-живчиков, терроризирующих сети Пентагона и крупнейших банков, – не более чем сказки. Правда, в отличие от того же Макса Органский выглядел до неприличия стильно и аккуратно: светлый костюм, шелковый галстук с огромным узлом, щегольские светло-коричневые ботинки сорок восьмого размера, вероятно, сделанные на заказ, и не менее щегольской портфель мягкой кожи с серебряной пряжкой. Он неспешно, с чувством собственного достоинства снял пальто, повесил на плечики и с недовольной миной пристроил его в углу шкафа, чтобы полы не доставали дна.

– Я надеюсь, Иван Николаевич, – сказал Гордеев, когда посетитель наконец устроился в кресле, – что вы сможете пролить свет на некоторые темные места, связанные с шахматной программой. Лучше вас вряд ли кто способен это сделать, «Владимир» ведь – ваше детище.

Органский поморщился: точь-в-точь старый клоун за кулисами, перед выходом на арену разминающий лицо улыбкой.

– Давайте!.. Не будем. Не нужно мне чужих лавров. Тем более – сомнительных.

– Давайте! – легко, даже радостно согласился Гордеев. – о чем разговор?!

– Вам виднее.

– Мне виднее?

– Вы что, пригласили меня голову морочить?!

– Это вопрос?

– Нет! Синтетическое априорное суждение.

– Оно сформулировано на основании вашего предыдущего опыта, не имеющего отношения к настоящему визиту?

Тот факт, что Гордеев не попросил перевести на русский язык «синтетическое априорное суждение», несколько смутил Органского. Он отвернулся и тяжело задышал, то ли вспоминая более могучий термин, то ли изобретая новую стратегию поведения.

На самом деле Гордеев имел весьма смутное представление о значении прозвучавших терминов, но отповедь определенно удалась. Он дождался, пока дыхание Органского станет ровным.

– Думаю, вы желаете убедиться, что я не представляю интересы ваших бывших работодателей – Development Comp.Inc.? Вы ведь с ними расстались на минорной ноте.

Органский пожал плечами и тут же передернул ими, сделав вид, что вопрос вообще не по адресу.

– В газетах пишут: Development Comp.Inc. инициировала собственное расследование. Шахматная федерация ведет свое. И я представляю интересы именно Шахматной федерации. И даже если бы представители Development Comp.Inc. предложили мне деньги, я бы их не взял. Потому, в первую очередь, что здесь замешаны вещи поважнее денег. Я прав?

– Вот уж не знаю. Вы не объяснили, что для вас важно.

– Объясняю. В связи с самоубийством двух шахматистов меня интересует методика психологической борьбы, реализованная в известной вам программе. Можете не сомневаться, я собираюсь исследовать вопрос самым тщательным образом и готов обсуждать любые, повторяю, любые гипотезы!

– Интересно, – программист саркастически закряхтел, старательно избегая встречаться с Гордеевым взглядом. – Очень интересно! Кто вам вообще сказал, что я могу посодействовать в ваших изысканиях? Епихов, да?

– Кто такой Епихов?

– Значит, все-таки Епихов.

– Нет. Он ваш преемник? – равнодушно поинтересовался Гордеев.

– Понятно, Епихов! И что же вы надеетесь услышать?

– Вы хотите спросить, имеется ли у меня собственная теория произошедшего?

– Мне до этого нет никакого дела.

– Ответ – да! – разозлился Гордеев. – Но я очень хочу выслушать вас как человека наиболее компетентного и в силу сложившихся обстоятельств наиболее объективного.

– И ради этого вы меня пригласили? Да чушь это все! Собачья.

Повисла пауза.

– Допустим! – первым возобновил разговор Гордеев. – Все – чушь. Тогда давайте разберем по частям. Каким образом компьютер учитывал личностные особенности соперников?

– Дался вам этот «психологический модуль»! Меня от него третий год тошнит. Это химера! Понимаете? Сказка для вислоухих обывателей.

– Вислоухим бывает осел, – заметил Гордеев, – обыватель, он – лопоухий.

– Не будем спорить о терминах! Думаете, «шахматной общественности» трудно запудрить мозги?

– Не знаю, не пробовал.

– Тривиально! Или выдающимся программистам, которые весело и с удовольствием все это изваяли?

– Под вашим руководством, – тут же напомнил Гордеев.

Органский судорожно отмахнулся. Замечание, словно вполне материальная муха, прервало свое назойливое кружение и шмякнулось об пол. Во всяком случае, лицо Ивана Николаевича отражало именно это.

– Знаете, сколько программистов в России? Сто тысяч. А знаете, сколько из них способны справиться с задачей, реально требующей профильного высшего образования, которое все они как бы получили?

Гордеев понимающе кивнул:

– Значительно меньше ста тысяч. Но речь о другом…

– Не значительно меньше, а ноль. Ноль! Еще несколько лет назад было человек пять, я лично знал двоих. Но у них тоже в какой-то момент не стало сил заниматься ЗДЕСЬ онанизмом, и они уехали ТУДА заниматься делом! Понимаете?..

– Чай будете? – прервал Гордеев.

– Не буду!

– А с черной смородиной?

– С лимоном, – буркнул Органский.

Гордеев принялся медленно священнодействовать. хорошо, что Заставнюка нет, его бы удар хватил, увидь он, как Гордеев загружает кофеварку чаем. Но Савелий Ильич тактично удалился обедать, чтобы не мешать Гордееву «проверять свои завиральные теории». Разливая чай, Гордеев сознательно повернулся к Органскому спиной. Обращаться с монологом к пятому элементу собеседника тот, разумеется, не стал, и нежелательный разговор угас сам собою.

– Хорошо, считайте, что донесли до меня свою боль, – на всякий случай подытожил Гордеев, – мне тоже стало обидно за державу. Такая универсальная держава: всем обидно. Это не имеет отношения…

– Имеет.

– То есть вы хотите сказать, что сами тоже некомпетентны как специалист? Другого вывода из ваших слов сделать нельзя!

– Можно. Можно! Епихов вам черт знает чего наплел – вот какой отсюда следует вывод. А вы вместо того, чтобы уши развешивать, лучше бы проверили, знает ли он таблицу умножения! Вы понимаете вообще, в чем проблема? Шахматная программа, способная обыграть ведущих гроссмейстеров, устроена чудовищно сложно. Протестировать ее тщательно за разумный промежуток времени нельзя. Прежде чем набрасываться на ее создание, нужно формализовать алгоритм до такой степени, чтобы можно было доказать его непротиворечивость. Причем доказательство тоже должен выполнить компьютер: для человека такие выкладки слишком громоздки. Сахара не надо! – Сделав несколько глотков, Органский подобрел: – Все партии на шахматных турнирах, как известно, протоколируются.

– Естественно.

– Я имею в виду не только ходы, но и сколько времени соперники затратили на обдумывание. Осетров разработал многоступенчатую иерархическую классификацию игровых стилей. Она в значительной степени произвольна, но почему бы ее не испытать? На него работает целая армия помощников, деньги-то он им платит не из своего кармана, а фактически из кармана Шахматной федерации. Той самой, ради которой вы напрягаетесь. Кто-то для него собрал данные по всем мало-мальским соревнованиям за последние лет тридцать и подверг статистической обработке. На выходе получились коэффициенты для каждого из ныне действующих гроссмейстеров: в какой мере им присущ тот или иной стиль, другими словами, их сильные и слабые стороны – в количественном выражении. Разумеется, исходя из осетровской классификации. Дело оставалось за малым: создать шахматную программу, которая при расчете вариантов принимала бы во внимание эти коэффициенты. А тут как раз наш пентагон свернул за нехваткой средств очередной проект, целый отдел остался без работы.

– То есть Осетров решил поживиться за счет дешевой рабочей силы? А вы, значит, раньше горбатились на военных?

– Не горбатились, – отрезал Органский, вернувшись к остывшему чаю.

– А как вы попали в Development Comp.Inc.?

– Просто. Сначала нам пообещали сторонний заказ и перевели отдел на хозрасчет, потом предложили для упрощения бухгалтерии и снижения накладных расходов реорганизоваться в совместное с институтом предприятие, потом потребовали платы за аренду помещений и оборудования, а потом появился представитель Development Comp.Inc. и уговорил подписать договор о слиянии.

– А к чему были такие сложности?

– Ну как же, мне, допустим, как ведущему специалисту предложили нормальную зарплату, а остальные держались только по инерции. Если бы все уволились и почувствовали себя свободными людьми, назавтра никто не согласился бы наниматься на прежних условиях.

– Ясно. А ваша предыдущая работа в НИИ была связана…

– Вы издеваетесь?! Или не понимаете? Это секретная информация. Если даже такой имбецил, как Епихов, не стал об этом распространяться…

Теперь Органский раскраснелся, и Гордееву пришлось ждать, пока он вернется к прежней цветовой гамме.

– У Осетрова были другие источники психологической информации о соперниках?

– Представления не имею. А какая, собственно, разница? Я же объяснил: классификация игровых стилей условна. Никто психологических опытов над гроссмейстерами не ставил. Нам дали коэффициенты, взятые практически с потолка, может, они и содержали какую-то отфонарную поправку. Пусть даже научно обоснованную поправку, что это меняет? В программу заложено начальное предположение о силе ее игры. Если по мере набора турнирной статистики оно не оправдается, «психологические коэффициенты» будут варьироваться.

– Иначе говоря, программа как раз и предназначена для проведения психологических экспериментов над гроссмейстерами?

Органский вскочил на ноги.

– Господи, Боже мой! Что за дурацкая казуистика?! Сразу видно, что вы юрист! Если вы считаете, что для профессионального шахматиста играть в шахматы, значит, подвергаться психологическим опытам, тогда – да! Наша программа разработана для проведения секретных психологических экспериментов. Черт возьми!

– Во время игры осуществляется мониторинг за физическим состоянием соперника-человека? – невозмутимо продолжил Гордеев.

– В каком смысле? – удивился Органский и снова сел.

– В прямом. Компьютер имеет информацию о пульсе, частоте дыхания, потоотделении, да мало ли что можно фиксировать? Хоть движения зрачка!

– Нет. Но я все равно не понимаю сути вопроса. Даже если бы все, о чем вы говорите, измерялось, – а я повторяю, что это не так, – какой вред человеку?

– Я вам разжую, – пообещал Гордеев. – Предположим, компьютер может делать очередной ход в тот момент, когда соперник находится в состоянии максимального напряжения. Может сопровождать его высокочастотным писком, или воспроизводить плач ребенка, или сбивающийся ритм сердца. Игра превращается для человека в древнюю китайскую пытку с падающей на голову каплей. Только падают они не равномерно, а в самый неподходящий момент, потому что краник соединен с детектором лжи.

– У вас паранойя?

– Что вы говорите?! Допустим, я несколько утрировал. Не стану утверждать, будто шахматный компьютер создан специально для отработки методики незаметного разрушительного психологического воздействия. Согласимся с вашей тезой: он разработан для проверки и уточнения придуманной Осетровым классификации игровых стилей. Но форсированный способ достижения цели состоит в применении во время игры тех или иных способов влияния на нервную систему соперника. Естественно, без его ведома. И на самом деле этот путь – единственный. ФИДЕ при всем влиянии Осетрова не даст согласия на постоянное участие шахматного компьютера в турнирах, поэтому легальным образом необходимую статистику не удастся набрать никогда.

– Очень убедительно! – Органский нервно заерзал. – У вас не паранойя. Вы просто ошибаетесь. Компьютер детекторами не снабжен, и программа во время партии никаких данных, кроме ходов соперника, не анализирует.

– А в программу могли быть внесены изменения после вашего ухода?

– Вы смеетесь?! Я ушел за месяц до сдачи проекта. Представляете, какая была запарка?!

– Нет. Вы же сами утверждали: правильность алгоритма доказана.

– Только в предположении, что каждый блок в отдельности не содержит ошибок. То есть при неявном предположении, что «железо» работает в строгом соответствии с технической документацией.

– И поэтому вы ушли?

– Что значит – поэтому?

– Потому что ваши усилия пошли насмарку?

– Они не пошли насмарку, – осторожно возразил Органский. – Да, пришлось в авральном порядке исправлять ошибки, возникшие не по нашей вине. Но это касалось не алгоритма, а реализации отдельных технических деталей. Для меня творческая часть работы завершилась еще год назад, с тех пор я занимался исключительно администрированием. Держал всем штаны. Мне предложили интересную работу на приличных условиях, и я в тот же день написал заявление.

– То есть вашу роль как администратора проекта в Development Comp.Inc. не оценили?

Органский демонстративно уставился в потолок.

– И чем же вы сейчас занимаетесь, если не секрет?

– К Шахматной федерации это отношения не имеет, и к вам в частности. Любопытство – смертный грех.

– Убийство тоже, – напомнил Гордеев. – В частности, доведение до самоубийства.

– К чему вообще весь этот бесполезный разговор?! – Органский решительно встал. – Вы хотели знать мое мнение по поводу Болотникова и Мельника? С головой у обоих было не все в порядке! Задо-о-олго до матча. А есть ли между их полетами во сне и наяву какая-то взаимозависимость?.. нет, увольте! Разбирайтесь без меня. Если вопросов больше нет, до свидания. Которого, надеюсь, не случится.

14

Специальный корреспондент французской газеты «Экип» встретился с 5-м номером мирового рейтинга Анатолием Климуком на Балеарских островах, на пляже городка Ивиса. Экстравагантный украинский гроссмейстер сам начал диалог:

– Во-первых, пользуясь случаем, хочу сообщить, что считаю себя чемпионом мира.

– Что?!

– Я, безусловно, лучший игрок на сегодняшний день, и рейтинг тут ни при чем. Сегодня мне подражают, меня копируют, и в особенности мой стиль игры «от обороны». И только единицы играют так, как, например, Каспаров в 80-х годах. Я восхищаюсь теми его вдохновенными и атакующими победами, но если проверить эти партии на компьютере, то в каждой второй партии машина примет жертву, защитится и победит. Эта его атака на грани блефа сегодня уже не проходит. Мы прошли хорошую компьютерную школу, и мы намного точнее защищаемся. Гроссмейстеры теперь считают мой стиль более эффективным и целесообразным! Все дело в том, насколько глубоко ты способен вникнуть в позицию. Чем больше анализируешь с компьютером, тем больше склоняешься к оборонительному стилю игры. И именно в моем творчестве это впервые проявилось очень отчетливо!

На этом месте Климук ушел плавать, и продолжить разговор удалось лишь вечером за коктейлем.

– Что вы думаете о спортивной форме, в которой находились покойные гроссмейстеры Болотников и Мельник?

– Да я вообще о них не думаю. Но раз уж вы спросили… Русские как всегда пытались сохранить хорошую мину при плохой игре, в данном случае – буквально. И Мельник и Болотников были не шахматистами, а сущим недоразумением!

– Но простите… Ведь баланс ваших встреч с обоими шахматистами отрицательный? Как же так?

– Это вы откуда взяли? Из русской прессы? Знаете, как говорил один умный профессор, не читайте за едой советских газет. В данном случае за коктейлем и российских, но сути дела это не меняет.

– Господин Климук, что вы можете сказать о проблеме «выживания» колоссальной массы неэлитных шахматистов, о которой часто говорит ваш коллега гроссмейстер Дименштейн…

– Неприятно слушать, когда шахматисты ноют! Этакая вечная «зубная боль» полуголодных неудавшихся шансонье. А вместе с тем сколько талантливых шахматистов вполне успешно занимаются наукой и бизнесом! Ну не сложилось, не стали Алехиными и Фишерами, а кто мешает стать академиком или миллионером? И потом я не понимаю, Дименштейну-то на что жаловаться?!

15

– Пока вы тут чаи гоняли с этим программистом и проверяли свои завиральные теории, – Заставнюк пришел с обеда прямо светящийся от удовольствия, – я за тарелочкой пельменей попробовал разложить по полочкам все, что у нас есть на этот момент. И составил тут себе или нам, как вам будет угодно, перечень основных фактов. Желаете полюбопытствовать?

– Естественно.

– Вот. – Савелий Ильич положил на стол лист с аккуратной табличкой.

Очевидно, в последних двух столбиках полагалось ставить плюсики или галочки.

– Ну как? – гордо поинтересовался Савелий Ильич.

– Вы прямо гигант мысли, – похвалил Гордеев, в основном чтобы не обижать старика. Хотя… Хотя основные зацепки Заставнюк наметил верно. Сюда бы еще добавить тетку Мельника с Мовсесяном и их секретные совещания и, пожалуй, Гуревича с некстати приключившимся инфарктом.

– И как вы видите, много наших фактиков укладывается в вашу версию?..

Ответить Гордеев не успел, потому что в комнату влетела раскрасневшаяся с мороза и довольная Брусникина.

– Привет всем. Я была у Чиркова, второго тренера Мельника, и он, между прочим, думает, что Болотникова убили!

– А Гуревича? – ляпнул Гордеев.

– Что? – Брусникина мгновенно изменилась в лице. – Что с ним? Он умер?

– Нет. Не знаю. – Гордеев тут же пожалел о своих словах. – Извините, сморозил глупость.

– Да жив он! – воскликнул Савелий Ильич. – Шеф вчера узнавал, все с вашим Гуревичем будет в порядке.

– Еще раз прошу прощения, – сказал Гордеев. – Так что там думает Чирков?

– Чирков только подтвердил то, что нам рассказывал о Болотникове Норинский. – Брусникина все еще не оправилась от испуга. – Норинский пытался всячески нас уверить, что Болотников был гражданином с харизмой, целеустремленным и прирожденным лидером, но его примеры из жизни друга с таким же успехом рисуют нам портрет тщеславного эгоиста. А Чирков добавил: Болотников, судя по манере игры, еще и законченный авантюрист… – она покосилась на телефон: – Может, все же позвонить в больницу?

– Успокойтесь, Женечка, давайте лучше чаю попьем, – предложил Заставнюк. – Кстати, вас уже можно поздравить? Вы больше не ездите на такси?

– Езжу на метро.

– То есть машина…

– Спасибо, в полном в ажуре! Я вчера ее проведывала. Она разобрана по винтикам, и все они исправны. Осталось свинтить обратно, вдохнуть в нее душу, и она поедет.

16

Вечером Гордеев снова ездил в больницу к Рубинову. Его ушибы и переломы стремительно заживали, но сознание по-прежнему не возвращалось. Потом вместе с Севой заглянули на квартиру Керубино, где Юрий Петрович в прошлый раз специально оставил на журнальном столике копию оформленного по всем правилам иска Рубинова Российскому авиакосмическому агентству. Бумаги лежали нетронутые, установленные по комнатам видеокамеры также ничего не зафиксировали. Либо бумажкой злодеев не напугать, либо тому «улыбчивому» Керубино до лампочки.

Чертовски уставший Юрий Петрович только часов в десять вечера вернулся к себе, на Новую Башиловку. Это был тот редкий случай, когда ему захотелось воспользоваться лифтом. Вообще-то бывший боксер Гордеев никогда не упускал возможности поработать ногами и взбирался пешком на любые этажи. Но сегодня он ткнул пальцем в кнопку лифта и с разочарованием убедился в том, что он не работает. Гордеев устало преодолел лестничный пролет, когда услышал знакомый голос.

– Ну что, чмо, тебя же культурно предупреждали! – Интонация у «улыбчивого» теперь была совершенно иная.

Если бы Гордеев не видел этого человека в прошлый раз своими глазами, определенно решил бы, что перед ним урка.

Драка не заняла много времени.

Собственно, это была не драка, а избиение. Впервые за много лет Гордеева побили, причем его же собственным оружием – боксом. То, что перед ним профессионал, Юрий Петрович понял, почувствовал с первым же ударом, отбросившим его к стене. «Улыбчивый» был быстр, как Майк Тайсон в молодые годы. Еще через два удара Гордеев потерял сознание. Один был нанесен в солнечное сплетение, а другой – ботинком в голову. И свет погас. Когда же он включился в следующий раз, первое, что увидел Гордеев, была решетка.