Текст книги "Бархатный губернатор"

– Теперь она будет называться несколько иначе. Российская партия демократии и порядка. Звучит?

– Не люблю демократов.

– Я и сам их ненавижу, однако следует потерпеть. Все эти жириновские, гайдары, бурбулисы, а также бабы типа Старовойтовой, Памфиловой и Хакамады имеют, к сожалению, кое-какое влияние, и с этим приходится считаться. Люди эти обреченные, сами себе накидывают удавки на шеи, вероятно совершенно этого не понимая, однако, повторяю, пока с ними необходимо считаться.

– Думаю, съезд новой партии будет проведен в моем крае? – спросил Колесниченко.

Потапов не ожидал подобного вопроса. Про будущий съезд могли знать лишь шестеро самых крупных боссов мафии, крупнейший в стране банкир и он, Потапов. Значит, кто-то из этих семи человек и сообщил губернатору о предстоящем съезде. Неужели сам Крест?

– Я доволен, что вы получаете информацию не только от меня, – помедлив, ответил Потапов. – И очень рад вашим новым знакомствам.

– Но никакой информации я не получал.

– Почему же вы заговорили о съезде?

– Это же очевидно: создается партия, должен состояться и съезд, – улыбнулся Колесниченко. – В противном случае – как же она будет создана?

– Вы правы, – ответил Потапов, но по его лицу было заметно, что он не поверил собеседнику. – Да. Съезд будет проходить в вашем крае. Место определим чуть позднее.

– Быть может, Кисловодск? Все-таки бывшая резиденция генсеков.

И снова Потапов насторожился. Дело в том, что давным-давно было решено провести съезд именно во дворце бывших генсеков, который позже стал резиденцией первого и последнего Президента СССР Михаила Горбачева. И то, что съезд новой партии будет проходить именно здесь, в это вкладывался особый смысл.

– Место удобное, – улыбнулся Потапов. – Обязательно передам ваши пожелания.

– Буду признателен. На какой день назначено открытие съезда?

– Вам сообщат. Мне стало известно, что у вас снова возникла проблема с одним из кандидатов… Запамятовал его фамилию…

– Супрун, – усмехнулся Колесниченко.

– Ах да, Супрун! Федор Степанович Супрун…

– Я не желаю его смерти, – твердо заявил губернатор.

– По-моему, Николай Михайлович, ничего подобного я не сказал…

– Сказал я. И могу повторить. Не желаю.

– Тогда вы проиграете на выборах, уважаемый губернатор, – помолчав, заметил Потапов.

– А это уж мое дело! – вскипел Колесниченко.

– Ошибаетесь. Это наше общее дело. Проиграть на выборах мы вам не позволим. Мне известно, что Супрун отказался от предложенной ему виллы в Италии, от огромной суммы денег, от квартиры в Москве и хорошей должности. И что же в таком случае нам делать?

Не дождавшись ответа, Потапов продолжил:

– В чем дело, Николай Михайлович? Только не говорите, что вам жаль Супруна. Вы не из жалостливых. К тому же вам уже приходилось прощаться навеки с бывшими друзьями-товарищами, почившими таким образом…

– Жалость тут ни при чем, – грубовато ответил Колесниченко. – Супрун толковый хозяйственник. А мне надо с кем-то и работать!

– А вот Юсин совершенно противоположного мнения о хозяйственных способностях Супруна.

– Много он понимает в хозяйстве, ваш Юсин! – снова сорвался Колесниченко.

– Наш Юсин, – поправил Потапов.

– Я должен переговорить с Супруном с глазу на глаз.

– Да кто вам может запретить? Поговорите.

– Я отлично знаю свои права, Юрий Андреевич, – суховато ответил губернатор.

– Вас понял. Вы хотите переговорить с кандидатом в губернаторы в условиях, когда он вынужден будет дать конкретный ответ.

– Вы правильно поняли.

– Условия будут созданы.

– Благодарю.

– Вот что, Николай Михайлович, – мягко заговорил Потапов. – Я вижу, вы устали. Но потерпите. Осталось немного.

– Начать и кончить, – усмехнулся Колесниченко. – А насчет меня не беспокойтесь. Я – в порядке.

Николай Михайлович докурил сигарету и отошел от окна.

– Спать! – приказал он себе, лег в постель и закрыл глаза.

Супрун сидел на диване и растирал пальцами виски.

– Ну и здоров ты спать, начальник! – услышал он веселый голос, поднял голову и увидел парня, сидевшего с ним вчера в машине.

– Что вы мне вкололи, погань? – прохрипел Супрун.

– Снотворное!

– Тебя как зовут?

– Митьком!

– Оно и видно.

– Чего видно-то? – окрысился парень. – Дмитрий я.

– Не-ет, милок. Ты Митек!

– А ты кто, Пушкин?

– При чем тут Пушкин? – удивился Супрун.

– Стихами говоришь.

– Милок – Митек… И впрямь стихами заговорил. Голова раскалывается, Митек. Наркоту влили?

– Правду говорю – снотворное. Сидел бы смирно, и все было бы в ажуре. А то выступать начал.

– Вы ж, твари, меня как разбойника везли, с завязанными глазами!

– Насчет тварей-то поосторожнее, – нахмурился Митек. – Я ведь и обидеться могу.

– И что тогда?

– Увидишь – что…

– Ладно. Снотворное так снотворное… А голова почему болит?

– Так глушить тебя пришлось! Ты же чуть связки на руке мне не порвал!

– Не помню…

– После двух стаканов где уж запомнить…

– Каких стаканов?

– Граненых!

Супрун припомнил, что на полпути он потребовал выпить, и ему налили.

– Про первый стакан вспомнил, – усмехнулся он.

– Первый колом, второй соколом, а остальные легкими пташками! – снова рассмеялся парень. – Опохмелить, что ли?

– Хорошо бы…

– Чего тебе? Вина, водки, коньяку?

– Отчего заболел, тем и лечись! Так в народе говорят. Водки налей.

– Жрать-то будешь? – открывая холодильник, спросил Митек.

– Не отравишь? – вроде бы пошутил Супрун.

– Пока не приказали.

– А коли прикажут?

– Ты пей и закусывай, – ставя на стол тарелки с колбасой и копченостями, сказал парень.

– Спасибо. Будешь?

– На работе не пью.

– Дисциплинка что надо!

– А то! Нам зарплату не задерживают! Не то что этим… Летунам!

– Каким летунам?

– А тем, что со скоростью трех звуков летают. По телевизору показывали. Грузчиками на рынках подрабатывают! Летчики! Высший пилотаж! Это ж где, в какой стране может быть такое?! У них же самолеты! Бомбы под крыльями!

– Ну и что?

– Да я бы взлетел и опустился!

– Куда?

– Да хоть на Кремль, хоть на Завидово, хоть на Барвиху! Туда, где эти остолопы окопались!

– Какие остолопы?

– Те, что летчикам зарплату не выдают!

– Да ты патриот, Митек! – удивленно произнес Супрун.

– А ты думал кто? Конечно, патриот!

– Патриоты, Митек, служат в других местах. Ты мелкая пешка в большой игре, на уголовном жаргоне – «шестерка».

– Обижаешь, начальник…

– Правду говорю. Ну какой ты, к лешему, патриот?! Сам посуди. На кого работаешь-то? Говоря грубо, на мафию. А мафия, Митек, рано или поздно исчезает.

– Ошибаешься, начальник. Это мы работаем против мафии.

– Вот те раз! – искренне удивился Супрун. – Вот, скажем, взяли вы меня. Прикажут, и ты пустишь мне пулю в лоб.

– Не задумываясь!

– Но разве я мафиози?!

– Ты – нет. Но все делаешь для того, чтобы настоящие мафиози жили не тужили.

– Ни черта не понимаю! Ну и запудрили тебе мозги, парень…

– Это тебе, начальник, запудрили. Настоящие мафиози в Кремле сидят, в Думе, в министрах бегают, а самые крупные в Нью-Йорке, Париже и Тель-Авиве проживают!

– Ну, спасибо! Просветил! А я-то, дурак, думал, что человек сам кузнец собственного счастья.

– Правильно думал. Так и дальше думай.

– А для чего ты Тель-Авив приплел? Антисемит, что ли?

– Для кого как.

– Не понял, Митек.

– Есть наши жиды, а есть не наши.

– Ну, к примеру, возьмем российских банкиров. Несть им числа! Кто они?

– Наши.

– Почему?

– По кочану!

– С тобой все ясно, – помолчав, произнес Супрун.

– Потому, что мы делаем общее дело, – снизошел Митек.

– И какое же?

– Освобождаем Россию от социализма, коммунизма и прочих «измов».

– И какое общество вы собираетесь построить?

– Возьми Америку, начальник, – оживился Митек. – Кто были предки американцев? Настоящие урки! Лихой народ, отчаянный. А их потомки кем стали? Господами! Живут – лучше не надо!

– Россия – не Америка, Митек. Россия – это Россия.

– Поживем – увидим.

– Это точно. А вообще скажу тебе, хорошие у вас политруки!

– Братаны. Политруки были у вас, а мы все братаны.

– За братанов! – наливая, улыбнулся Супрун.

– За такое и я выпью!

«Отличный момент, – подумал Супрун, наливая Митьку водку, – фужером в зубы, руку на излом, удар ногой в пах!»

Подумал, но действовать не стал. «А если он не один? Наверняка за стенкой, в соседней комнате, сидят мордовороты. Вероятно, и камера где-то ведет на ними наблюдение. Может, они только и ждут, чтобы я сорвался. И тогда… При попытке к бегству…»

– Будь здоров, Митек! – приподнял бокал Супрун и выпил.

– Будь, начальник!

Супрун откинулся на спинку кресла и обвел глазами комнату. Вот и она, родимая, телекамера! Хорошо, что не сорвался. Где он находится? В каком районе? Ехали долго, почти всю ночь.

– Что задумался, начальник? – ухмыльнулся Митек.

– Смотрю, – кивнул на телекамеру Супрун.

– И на тебя смотрят! – осклабился парень.

– Старлей?

– И он тоже.

– Да-а, – протянул Супрун. – Попал…

– А слух шел, мол, предлагали тебе, начальник, виллу в Италии, яхту белоснежную и кучу денег. Правда аль врут?

– Правда.

– И ты отказался?

– Иначе не сидел бы здесь с тобой!

– Видал я дураков, но таких… В первый раз!

– Сам ты дурак, – беззлобно ответил Супрун, поднялся и подошел к окну.

Он увидел недалекие горы, голубое озеро, посреди которого был крохотный остров.

– Семнадцать километров, – уверенно проговорил Супрун.

– Чего? – не понял Митек.

– Местечко, где мы с тобой выпиваем, называется Отрада. Семнадцать километров от Минвод.

– Отдыхай, начальник, – предложил Митек и, внимательно посмотрев на Федора Степановича, направился к двери.

– К старлею побежал?! – крикнул ему Супрун вслед и рассмеялся.

Он приоткрыл дверь, выходящую на веранду, и глубоко вдохнул свежий воздух. Солнце уже садилось, и его ровный свет высвечивал вершины невысоких гор. Над озером кружилась чайка и пронзительно кричала.

Супрун прекрасно понимал, почему он очутился здесь и чьих рук это дело. Одного он не мог понять – для чего нужно было везти его именно сюда, да еще с завязанными глазами. Ведь проще пристрелить его в любом месте, в его же квартире. Неужели заговорила совесть у губернатора? Почему же она молчала, когда убивали Приходько, Скачко, Васильева? Или он на психику давит, на испуг берет? Как бы то ни было, но пока он жив. Быть может, Колесниченко решил поговорить с ним, поставить ему условия – или отказ от борьбы, или смерть? У него еще есть возможность остаться живым, стоит лишь подписать документ, переступить барьер, который называется совестью. Может, представительный мужчина в сером костюме будет снова предлагать ему виллу в Италии? Пойдешь ли ты на это, Супрун? Нет, не пойдешь. Но и умирать неохота. Значит, надо скорее отсюда выбираться.

– Решайся, Федя, – вслух произнес Супрун и решительно рванул дверь веранды.

Приземлился он мягко и, пригнувшись, побежал прочь от дома. Он прекрасно знал местность, и ему надо было во что бы то ни стало побыстрее вырваться за пределы усадьбы. Особняк, куда его привезли, принадлежал губернатору, и, хотя Супрун бывал в нем редко, он все-таки вспомнил, что как-то Колесниченко говорил, что нужно провести сигнализацию вдоль массивной бетонной ограды. Если сигнализация уже установлена, то уйти можно лишь через ворота. Добежав до ограды, Супрун пригляделся и увидел рядом с колючей проволокой тонкие блестящие провода. Итак, оставались ворота, и Супрун решительно зашагал к ним. Ему вдруг припомнились слова его тренера по боксу, бывшего чемпиона России: «Главное, Федя, в боксе – внезапная плюха!» А плюха у Супруна была солидная, если попал, считай – нокаут. Супрун вдруг совершенно успокоился, появилась даже какая-то лихая отчаянность: была не была, терять нечего!

Охранник стоял у ворот и, задрав голову, смотрел в небо, где в необъятном синем просторе парил орел. На лице парня застыла улыбка. С этой улыбкой он мгновенно рухнул на землю, когда на него обрушилась плюха Супруна.

Прихватив короткоствольник и запасной рожок с патронами, Супрун нырнул в придорожные кусты и, пригнувшись, побежал вдоль ручья в сторону заказника, где на берегу горной речки стояла изба лесника Гаврюши. Федор Степанович был знаком с лесником, но по мере приближения к его жилищу начал сомневаться. А вдруг Гаврюша заложит? Очухаются охранники и первым делом примчатся сюда, к леснику, ведь это ближайшее жилое место, поселок же находится аж за семь-восемь километров. И все-таки идти к Гаврюше надо. Супрун знал, что в домике лесника есть телефон – необходимо срочно позвонить жене, чтобы она немедленно уехала с дачи.

Супруну повезло. Дверь дома была открыта, а сам лесник копался в огороде. Федор Степанович осторожно вошел в дом, поглядывая в окно, сквозь которое хорошо был виден Гаврюша, снял трубку и набрал номер телефона своей дачи. Послышались продолжительные гудки. Примерно с минуту ждал Супрун ответа, не дождался и набрал другой номер.

– Слушаю! – прогудел густой уверенный бас.

– Иван, Федор говорит.

– Узна-ал… А я только от Маши. Тебя ждет.

– Слушай внимательно, Иван. Немедленно езжай обратно и забери Машу и детей к себе.

– Откуда звонишь?

– Ты понял меня, Иван?

– Понял.

– И чтобы ни шагу из дому!

– Понял.

– Скажешь, что я уехал. Срочная командировка.

– Куда уехал-то?

– В Москву!

– Что стряслось, Федя?!

– Я надеюсь на тебя, Ваня, Подключи казачков!

– Не беспокойся! Может, помощь нужна?

– Справлюсь. Я, братишка, не пустой!

– Понял.

– Все. Жди звонка!

– Еду, Федя, еду! Будь спокоен!

Супрун положил трубку и вздохнул с облегчением. Теперь он был уверен, что ни жена, ни детишки в заложники не попадут, даже если губернаторские ищейки немедленно выедут из Ставрополя, то до Грачевки по шоссе без малого сорок километров, да до Степного по грунтовой дороге около десяти, а младший брат Ваня рядом, и километра не будет.

Иван Степанович жил в Степном, где работал председателем колхоза, именно колхоза, а не какой-то там ассоциации. У него в хозяйстве были и фермеры, которых он не обижал, а, наоборот, поддерживал всеми силами, а если кто-то из них не справлялся, принимал снова в колхоз. Хозяйство было крепкое, народ председателя уважал, а казаки так чуть ли его не боготворили. Да и было за что. Завели большую конюшню чистокровных скакунов, мальчишки стали бегать в казацкой форме, атаманы в станицах, в основном молодые мужчины, готовы были за председателя хоть в огонь, хоть в воду. Супрун даже затревожился, как бы братишка палку не перегнул. Нагрянут фээсбэшники, казаки их могут на куски разорвать!

Гаврюша так ничего и не заметил, копался в своем огороде, хотя Супрун прошел почти рядом.

Пройдя лесом вдоль речки несколько километров, Супрун присел на поваленное дерево, вытащил бумажник, пересчитал деньги. Их хватало на то, чтобы купить билет до Москвы, да и в вагоне-ресторане посидеть. А может, выйти на дорогу, остановить попутку, доехать до Минвод и в поезд? Однако, поразмыслив, Супрун отказался от этой идеи. Во-первых, наверняка подняты все силы УВД, прямо на вокзале и тормознут, во-вторых, при нем оружие и, если тормознут, разговор будет короток. Нет, нужно дождаться темноты и любыми путями вырваться за пределы края. В своем крае губернатор хозяин, а, к примеру, в Краснодарском он ничто. Значит, необходимо выехать за пределы края, попасть хотя бы в станицу Успенскую, там казачки примут, напоят и накормят.

Особо дожидаться темноты Супруну не пришлось. Проплутав несколько часов по лесу, он наконец вышел к железнодорожным путям в девятом часу вечера. Было уже темно, но невдалеке мерцали огоньки станции.

Станция оказалась маленькой, останавливались на ней лишь местные поезда да ходили на Железноводск редкие электрички. В ларьке Супрун купил бутылку коньяку, пару мясных консервных банок и за неимением хлеба три пачки галет. Выпил, подзаправился и почувствовал себя увереннее. К перрону подошла электричка. Глядя на освещенные окна, Супрун приметил в двух вагонах людей хоть и в штатском, но которых он где-то уже видел… Точно, одного он встречал в коридорах ФСБ. Чтобы не искушать судьбу, Супрун с сожалением покинул перрон.

– Последняя, – заметила проходившая мимо девушка.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Супрун.

Он не стал заходить в помещение вокзала, а направился вдоль линии. На путях стоял товарняк. Внезапно вагоны дрогнули, заскрипели и медленно поплыли мимо Супруна. «А, что если в вагон и – вперед? – мелькнуло в голове Федора Степановича. – Куда-нибудь довезет…» Увидев вагон старого выпуска, похожий на теплушку, двери которого были чуть приоткрыты, Супрун вскочил в него и огляделся. В вагоне было темнее, чем на улице, но постепенно глаза привыкли, и Супрун разглядел разбросанные тюки. Они были мягкими на ощупь и сухими. Сдвинув их, Супрун соорудил себе ложе, прилег и закурил. Думать ему ни о чем не хотелось, он закрыл глаза, стараясь заснуть, но и сон не приходил. Стучали колеса, мчался куда-то товарный поезд…

Видимо, Супрун все же вздремнул, потому что когда открыл глаза, то приметил, что в вагоне стало светлее. Он подошел к проему двери и понял, что начинает светать. Мимо проносились редкие дома, приближалась какая-то крупная станция. Поезд несколько сбавил ход, но шел достаточно быстро. Супрун успел прочесть название станции – Павловская. Значит, товарняк пойдет сейчас или на Ростов, или свернет на Ейск. Если он поедет на Ростов, то следующей крупной станцией будет Октябрьская, насколько помнится, от Павловской она отстоит на каких-нибудь десять-двенадцать километров. Хорошо, если поезд притормозит здесь, в Октябрьской живет Борька Петухов, дружок с детства. Вот она и Октябрьская! Мимо.

Товарняк остановился лишь в Батайске, в пятнадцати верстах от Ростова-на-Дону. На вокзале, зайдя в туалет, Федор Степанович умылся, причесался, как мог привел одежду в порядок, сел в первую попавшуюся машину, приехал в Ростов, купил билет на ближайший поезд до Москвы и через сутки был уже на Курском вокзале столицы. С вокзала он позвонил брату Ивану. Трубку взяла Маша, жена Ивана, и он поговорил с ней и с детьми. Еще в поезде Супрун решил поехать прямо к заместителю Генерального прокурора России Меркулову Константину Дмитриевичу, с которым он познакомился во время отпуска на палубе теплохода, совершавшего туристическую поездку по Волге. Супруну пришелся по душе этот вежливый, хорошо воспитанный представитель закона, вовсе не похожий на человека, занимающего такой высокий пост. Оба они впервые совершали путешествие по матушке-Волге и оба, как оказалось, всю жизнь мечтали о подобном отдыхе. О многом было переговорено, во многом их взгляды сходились. Часто бывает так, встретятся люди, особенно в отпуске, и разойдутся, но здесь получилось иначе. Не забыл Супрун Меркулова, и Меркулов не забыл Супруна. Перезванивались, поздравляли друг друга с праздниками, даже подарки присылали на день рождения. На звонок Супруна ответила секретарша, сообщила, что Константин Дмитриевич будет через полчаса и она обязательно передаст его просьбу о безотлагательной встрече.

Меркулов встретил Супруна в дверях кабинета:

– Здравствуй, дружище! Не ждал!

– Здравствуй, Костя!

Они обнялись.

– Что это у тебя под пиджаком? – удивился Меркулов. – Никак, оружие?

– Оно самое, – вытаскивая короткоствольник и рожок, подтвердил Супрун.

– Ну ты даешь… – покачал головой Меркулов. – Рассказывай.

Он внимательно, не перебивая, выслушал рассказ Супруна и, лишь когда тот умолк, спросил:

– Все?

– Вроде все…

– Ты в каких отношениях с Власенко?

– А какие могут быть отношения с прокурором края? Только деловые.

– В бане вместе парились?

– Было.

– Значит, не только деловые. После баньки-то небось пропускали?

– И это бывало.

– Вдвоем?

– Обычно вчетвером. Колесниченко, Макеев, Власенко и я. Подъезжал иной раз и Маркуша.

– Губернатор, прокурор, начальники УВД и ФСБ, ты, главный управленец сельского хозяйства… Вся верхушка края! Я к чему? И парился ты с прокурором, и выпивал, а он на тебя телегу настрочил.

– И по какому поводу?

– Что ты за завод там строишь?

– По изготовлению кормов.

– И кому дорогу перешел?

– Дорогу можно перейти только одной организации – КАКТу. Краевой акционерной компании товаропроизводителей.

– С директором КАКТа знаком?

– Знаком. Тип неприятный.

– Это ты верно подметил, – усмехнулся Меркулов. – Михаил Григорьевич Юсин. Вор в законе. Кличка Муссолини.

– Слыхал, – не удивился Супрун. – Но как-то не верилось…

– Телегу я пока положил под сукно, но со временем она пригодится… Теперь насчет КАКТа. Организация любопытная. И криминальная, очень даже криминальная. Это пока все, что могу тебе сообщить.

– Закурить можно?

– Кури.

– Я к тому, что ты-то не куришь.

– Закуривай. Хоть мужиком в кабинете запахнет… Историю я твою выслушал, Федор, и очень рад, что все обошлось благополучно. Но ты говорил о себе, а мне хотелось бы услышать твое мнение об убийствах Васильева, Скачко, Приходько.

– Мнение у нас с тобой, Костя, одинаковое. Все эти убийства политического характера, убирают претендентов на губернаторский пост. Вспомни Ленина… «Кому это выгодно?»

– Я понимаю, Федор, что самая большая выгода от этого губернатору Колесниченко, но убирает-то их не лично губернатор.

– Значит, его люди.

– Это тоже следует доказать.

– На то ты и зампрокурора страны. Доказывай.

– Работаем, Федя, работаем! И теперь, между прочим, я не просто так задаю вопрос об этих убийствах. Тебе на месте-то виднее. Что, к примеру, люди говорят?

– Не знаю, как у вас, в Москве, а у нас, в крае, молчат люди.

– Слухи-то, вероятно, идут?

– Слухи к делу не пришьешь.

– Ты заговорил, как суконный профессионал, – улыбнулся Меркулов. – А все-таки?

– У людей своих забот полон рот! – Супрун помолчал, сделал несколько затяжек. – Привезли неделю назад в Прохоровку трупы молодых казаков. Из Чечни. Вой стоял по всей станице… Бабы ревели. У мужиков лишь желваки ходили. Привезли пятерых. На следующий день двадцать пять парней в Чечню отправились!

– Ты это к чему?

– К тому, что убили кандидатов, ну и Бог с ними! Поговорили, помянули и разошлись. В народе говорят, что разборки, мол, идут. Все во власть прутся, лучше занимались бы своим делом, сидит губернатор, дает жить – и пусть сидит! Вот и по мне поплакали бы жена, дети, родственники, друзья погоревали, а народ…

Супрун умолк и махнул рукой.

– Мрачное у тебя настроение, Федя…

– Пристрелили, скажем, того же Приходько, первого зама ФСБ, а люди о чем, думаешь, загуторили?

– О чем же?

– О том, что у него тачка иностранная, дача в три этажа и квартира из пяти комнат. Выходит, воровал?

– Выходит, так.

– А ты говоришь…

– У тебя, Федор, тачка наша, участок в шесть соток, квартира трехкомнатная. На четверых.

– Я не ворую.

– Потому-то и выдвинул тебя народ.

– Полагаешь, коли бы меня убили, восстал бы народец?

– Тебя не убили, Федор.

– Скажи, Костя, а что мне дальше-то делать? – перевел разговор Супрун.

– Поживешь денька три-четыре в Москве, а потом отправишься обратно, к жене и детишкам, – улыбнулся Меркулов.

– Шутишь?

– Не шучу, Федя.

– Да ведь прихлопнут меня там! В момент!

– Никто тебя не тронет. Более того, охранять будут. У них тоже голова на плечах есть. Они работают почти на грани, но преступить эту грань не посмеют. И потом, ты поедешь не один.

– Понятно, – подумав, ответил Супрун. – А что ты посоветуешь делать с кандидатством?

– Коли не боишься, продолжай в том же духе, как и начал.

– Особого страха нет, но и умирать рановато…

– Сказал же тебе, охранять будут! Другой вопрос, выиграешь ли ты на выборах. Сила у Колесниченко большая.

– Буду продолжать, – решил Супрун.

– С деньгами у тебя как?

– Пока никак! Но ты не беспокойся. Деньги будут.

– Откуда?

– Позвоню – и привезут.

– И куда позвонишь?

– Не забывай, Костя, я какой-никакой, а все-таки начальник!

– И не маленький!

– У вас в Москве есть наша торговая фирма. Имеет и жилье, и загородный домик. Директор мой старый друг. Так что за меня не волнуйся.

– Звони, – кивнул на телефон Меркулов.

Супрун набрал номер.

– Привет, Юрий Игоревич! Узнал… Да, в командировку. Ты вот что, Юра, распорядись-ка насчет квартирки и подкинь деньжонок. Потратился, друг ты мой милый, потратился! Через часок буду. До встречи… Успокоился? – кладя трубку, спросил он у Меркулова.

– Теперь я успокоился. А фирма-то как называется? Уж не «Машук» ли?

– Точно. «Машук». По горе назвали. Ты-то откуда знаешь?

– Вот и с «Машуком» ты дорогу перешел этому самому КАКТу, – пробурчал Меркулов. – Денежки, и немалые, не к ним в КАКТ идут, а в твои подразделения.

– Большую, видно, телегу написал прокурор Власенко… – задумчиво проговорил Супрун.

– Возьми почитай на досуге, у меня копия имеется, кроме подлинника, – вытаскивая из стола папку, предложил Меркулов. – И если пожелаешь, я с большим вниманием выслушаю твои соображения.

Супрун поднялся, протянул руку.

– Я пошел.

– Счастливо. Брякни.

– Обязательно.

После ухода Супруна Меркулов позвонил Турецкому:

– Зайди, Саша… Не через полчаса, а прямо сейчас! Так-то лучше… А то ишь ты, через полчаса!

Через несколько минут в кабинет заместителя генерального прокурора вошел старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий.

– Помнишь, я рассказывал тебе о Федоре Степановиче Супруне? В отпуске с ним познакомился.

– Припоминаю. Тоже замочили?

– То есть как это припоминаешь?! Он же кандидат в губернаторы Ставрополья!

– Потому и спрашиваю. Замочили?

– Ты эти свои блатные словечки оставь, – нахмурился Меркулов. – Скоро ты да Грязнов лишь по фене ботать будете! Чем недоволен? От каких таких важных дел я тебя оторвал?

– Бабы не было! – широко улыбнулся Турецкий. – Ей-богу, не вру!

– Я тебя о делах спрашиваю! Не о бабах!

– Тут ты, Костя, дал маху. Для мужика нет важнее дела, чем бабы.

– Когда ты остепенишься? – вздохнул Меркулов. – Женатый человек, дочка подрастает…

– Придет время, остепенюсь… А насчет дел отвечу так. Что приказали делать, тем и занимался. КАКТом, кандидатами, в том числе и Супруном.

– Он только что у меня был. Гляди, что приволок, – подал Меркулов короткоствольник.

– Табельный, – рассмотрев автомат, определил Турецкий. – Хорошо бы узнать имя-отчество, а также фамилию владельца…

– Телефон рядом. Звони.

– Кому?

– Кто имеет право на автоматы? ФСБ и УВД. Вот и звони Маркуше или Макееву.

– Погожу, – подумав, ответил Александр.

– Отчего же? По крайней мере, будет известно, какая организация наехала на Супруна.

– Владелец этого автоматика исчезнет, если уже не исчез, в случае причастности владельца к ФСБ или УВД, или, в лучшем случае, пошлют меня ставропольские начальнички на три буквы.

– Ладно тебе, Саша, – укоризненно проговорил Меркулов. – Так уж и пошлют… Ты, брат, птица крупная!

– Я так, фигурально выразился. Дела никакого на этот счет у меня в производстве нет.

– Они ведь не знают, есть ли у тебя дело или нет!

– Они все знают, – усмехнулся Турецкий. – Ладно, Константин. Автоматик этот еще свою роль сыграет. Все же – вещественное доказательство! Ты лучше расскажи, каким образом Супрун живым остался?

– А он, оказывается, бывший боксер! Я и не знал.

– Всех разнес, что ли? – усмехнулся Александр.

– Одного хлопнул, – покачал кулаком Меркулов. – У него кулачок, конечно, не такой, как у меня, раза в два побольше. Взяли его в подъезде, привезли на дачу губернатора…

– На дачу губернатора, – перебил Турецкий. – Считай, покойник твой друг по отпуску.

– Не торопись, Саша, – спокойно возразил Меркулов. – Хозяин дачи Супруна хлебом-солью не встречал… Ну вот, привезли, дали выпить, закусить, ну Супрун и ожил. Сиганул в окно, оглушил кулачищем охранника, товарняком добрался до Ростова, а там в поезд и – ко мне в кабинет.

– Теперь его калачом не заманишь в кандидаты!

– Ошибаешься. Он мужик упрямый.

– Это ты его, Костя, настропалил, – догадался Турецкий.

– Скажем так: посоветовал не бросать.

– Теперь они его не тронут.

– Верно говоришь. Не тронут. А почему?

– Чувствую я, что дело будешь возбуждать по факту похищения этого Супруна!

– Правильно. И поручаю это дело тебе. Ты уже ведешь проверку по Ставрополю.

– Отрываешь ты меня, Костя, от других дел. Значит, лететь в южные края… Когда?

– Деньков через пять. Вылетишь вместе с Супруном.

– Через пять будет поздновато. Или ты чего-то ждешь?

– Жду.

– Неужели генеральный созрел?

– О генеральном ничего не скажу, а кое-кто повыше – созрел.

– Секретарь Совета Безопасности.

– Молодец, – похвалил Меркулов. – Докладывай о кандидатах и КАКТе. Расскажи, что ты накопал в результате доследственной проверки о злоупотреблениях властей в Ставропольском крае.

– О покойниках, думаю, говорить нечего. Нет человека, нет дела. Так, по-моему, выражаются итальянские мафиози?

– То итальянские, а у нас, в России, следственные дела остаются. До полного расследования убийства. Но дела эти мне известны, я их проверял, а потому хотелось бы узнать что-либо о живых кандидатах.

– Они очень скоро могут последовать за своими предшественниками.

– Не накаркай, Саша, – строго сказал Меркулов.

– Очень мне интересно, почему они пожалели Супруна?

– Он и сам не знает.

– Кандидатов хватает, – перешел к делу Турецкий. – Супрун Федор Степанович, Корнейчук Лавр Георгиевич, кандидат технических наук, из казаков, Сестрин Владимир Вениаминович, бизнесмен, и, как ни странно, наш общий знакомый Миша Юсин!

– Ничего странного, – усмехнулся Меркулов. – Какие-никакие голосишки он соберет, а не соберет, так купит, и пойдут они в пользу Колесниченко. Первый тур, уверен, не даст окончательного результата, а во второй выйдет нынешний губернатор и кто-то из четверых. Вот голосишки-то и пригодятся.

– Поднатужится Юсин и выйдет во второй тур, – предположил Турецкий.

– Тогда уж точно губернатором станет Колесниченко.

– Не знаю, не знаю. Не поднадоел ли кое-кому господин Колесниченко? Слишком много трупов. Вот и с Супруном засветился. А я за эту ниточку как раз и потяну.

– Коли потянешь, за Федора Степановича я буду совершенно спокоен. И, помяни мое слово, Колесниченко просить будет Супруна стать его первым замом!

– Не уверен.

– Они тебя знают, Саша. И очень хорошо. Если бы кто-то еще занялся, дело другое…

– Ну спасибо, уважил, – улыбнулся Александр. – Не можешь ли ты объяснить, чего все-таки генеральный-то ждет? Ведь четыре трупа!

– Ты сводки по раскрытию тяжких уголовных преступлений, а также экономических читаешь?

– Проглядываю.

– То-то и оно, что проглядываешь. Ставрополье на первом месте по раскрываемости. И брали тузов немалых! Дела были проведены четко, не подкопаешься. А речугу какую Власенко закатил на совещании, слышал?

– Не глухой.

– То-то и оно, свою роль играет, конечно, и то обстоятельство, что учился наш шеф с Власенко на одном курсе, и мнение его о Власенко, как о специалисте, высокое. Потому и не передают.

– Хмырь он болотный, ваш Власенко! – не сдержался Турецкий.