Текст книги "Смелость не нравиться. Как полюбить себя, найти свое призвание и выбрать счастье"

От борьбы характеров до жажды реванша

ЮНОША: Все эти разговоры о телеологии и прочих вещах – чистая софистика, а психологические травмы определенно существуют. Люди не могут освободиться от своего прошлого. Но, конечно, ты и сам это понимаешь. Мы не можем вернуться в прошлое на машине времени. Пока оно существует, мы живем в его контексте и с воспоминаниями о нем. Делать вид, что прошлого не существует, – то же самое, что отрицать свою предыдущую жизнь. Ты полагаешь, я сам выбрал такой безответственный образ жизни?

ФИЛОСОФ: Да, нельзя вернуться в прошлое на машине времени или перевести часы назад. Но какой смысл человек придает прошлым событиям? Это задача, которую ты должен решить сейчас.

ЮНОША: Хорошо, давай поговорим о «сейчас». В прошлый раз ты сказал, что люди выдумывают свой гнев, так? Это телеологическая позиция, и я не могу принять ее. К примеру, как ты объяснишь случаи гнева, направленного против общества или правительства? Ты будешь утверждать, что эти чувства тоже сфабрикованы для продвижения своих мнений?

ФИЛОСОФ: Конечно, иногда я испытываю возмущение, связанное с общественными проблемами. Но я бы сказал, что, по сравнению с внезапными вспышками эмоций, это мое возмущение основано на логике. Есть разница между личным гневом (обидой на общество) и возмущением общественной несправедливостью и противоречиями. Личный гнев быстро затихает, а справедливое возмущение долговечно. Гнев как выражение личной обиды – не что иное, как инструмент подчинения.

ЮНОША: Ты хочешь сказать, что это разные вещи?

ФИЛОСОФ: Совершенно разные, потому что справедливое возмущение выходит за рамки личных интересов.

ЮНОША: Тогда я спрошу о личных обидах. Ведь даже ты иногда сердишься – например, когда кто-то оскорбляет тебя без причины?

ФИЛОСОФ: Нет, я не обижаюсь.

ЮНОША: Полно, будь искренним!

ФИЛОСОФ: Если кто-то оскорбляет меня в лицо, я думаю о скрытой цели этого человека. Даже если ты испытываешь настоящий гнев из-за слов или поведения другого, учитывай, что он вовлекает тебя в борьбу характеров.

ЮНОША: В борьбу характеров?

ФИЛОСОФ: Допустим, ребенок испытывает терпение взрослого человека разными выходками и проказами. Часто это делается с целью привлечь внимание и прекращается, когда взрослый человек начинает по-настоящему сердиться. Но если даже после этого ребенок не прекращает вести себя подобным образом, то он собирается вступить в схватку.

ЮНОША: Зачем ему это?

ФИЛОСОФ: Он хочет одержать верх и тем самым доказать свою силу.

ЮНОША: Что-то не пойму. Ты можешь привести конкретные примеры?

ФИЛОСОФ: Давай предположим, что вы с другом обсуждаете текущую политическую ситуацию. Вскоре обсуждение перерастает в горячую дискуссию и никто из вас не хочет примириться с расхождением во мнениях, пока спор не доходит до личных нападок вроде «ты дурак, из-за таких людей наша страна никогда не изменится».

ЮНОША: Если бы кто-то обратился ко мне с такими словами, я не стал бы это терпеть.

ФИЛОСОФ: В данном случае – в чем цель твоего оппонента? Только в обсуждении политики? Ничего подобного. Он считает твое поведение невыносимым и критикует и провоцирует тебя, чтобы победить в борьбе характеров. Если на этом этапе ты рассердишься, то для него настанет долгожданный момент, когда ваши отношения превратятся в ожесточенную схватку. Как бы тебя ни провоцировали, ты не должен поддаваться.

ЮНОША: Зачем уклоняться от схватки? Если кто-то бросает тебе вызов, нужно принять его. Если он провоцирует тебя, ты можешь расквасить ему нос – разумеется, на словах.

ФИЛОСОФ: Допустим, ты одерживаешь верх в перепалке. Тогда твой оппонент, который хотел разбить тебя в пух и прах, гордо отступает. Но борьба характеров на этом не заканчивается. Проиграв в споре, он переходит к следующему этапу.

ЮНОША: К следующему этапу?

ФИЛОСОФ: Да. Это этап возмездия. Хотя он временно отступил, но будет жаждать реванша в другом месте и в иной форме. Рано или поздно его возмездие настигнет тебя.

ЮНОША: Каким образом? Приведи наглядный пример.

ФИЛОСОФ: Ребенок, которого угнетают родители, прибегает к возмездию в форме бунта. Он перестает ходит в школу. Он режет себе запястья или совершает другое членовредительство. В фрейдистской этиологии это рассматривается как обычная связь между причиной и следствием: родители жестоко обращались с ребенком, поэтому он вырос таким. Это все равно что сказать: если не поливать растение, оно завянет. Такую интерпретацию легко понять, но адлеровская телеология не закрывает глаза на скрытую цель. Можно сказать, что ребенок мстит своим родителям. Если он бунтует и прекращает ходить в школу, режет себе запястья и совершает другие подобные вещи, родители сильно расстраиваются. Они начинают паниковать и тревожиться за него. Ребенок понимает, что это неизбежно произойдет, потому и ведет себя таким образом. Он реализует свою цель (возмездие родителям), а не руководствуется причинами из прошлого (домашняя обстановка).

ЮНОША: Он ведет себя строптиво, чтобы расстроить родителей?

ФИЛОСОФ: Совершенно верно. Наверняка многие люди теряются, когда видят ребенка, который режет себе руки. Они думают: «Почему он так поступает?» Но попробуй представить, что чувствуют окружающие – к примеру, родители, – когда видят такое поведение. Если ты это сделаешь, то цель, стоящая за поведением ребенка, станет очевидной.

ЮНОША: То есть – возмездие?

ФИЛОСОФ: Да. И когда межличностные отношения переходят в фазу возмездия, то обеим сторонам почти невозможно найти выход из положения. Если ты хочешь предотвратить это, никогда не поддавайся на попытки вовлечь себя в борьбу характеров.

Признание ошибки – это не поражение

ЮНОША: Ладно, тогда что делать, когда подвергаешься личным нападкам? Просто улыбаться и терпеть?

ФИЛОСОФ: Нет, мысль о «терпении» доказывает, что ты по-прежнему вовлечен в борьбу характеров. Когда ты чувствуешь, что с тобой не просто хотят поспорить, а провоцируют вступить в борьбу характеров, нужно поскорее выйти из конфликта. Не реагировать на действия оппонента – это единственное, что можно сделать.

ЮНОША: Разве так просто не реагировать на провокацию? По твоим словам, нужно справиться с гневом?

ФИЛОСОФ: Когда ты держишь свой гнев под контролем, то «терпишь это», не так ли? Вместо этого давай научимся решать вопросы без участия гнева. В конце концов, гнев – это инструмент, средство для достижения цели.

ЮНОША: Это трудная задача.

ФИЛОСОФ: В первую очередь я хочу, чтобы ты понял, что гнев – разновидность общения, но общение вполне возможно и без него. Мы можем выразить свои мысли и намерения в понятной форме без всякой необходимости выражать гнев. Если ты усвоишь это на собственном опыте, то гнев пройдет сам собой.

ЮНОША: Но если против тебя выдвигают ложные обвинения или делают оскорбительные замечания? Даже тогда я не должен сердиться?

ФИЛОСОФ: Ты еще не понял. Дело не в том, что ты не должен сердиться, а в том, что нет необходимости полагаться на такой инструмент, как гнев. У раздражительных людей вовсе не обязательно взрывной темперамент; просто они не знают других эффективных средств общения, кроме гнева. Вот почему люди говорят «я вышел из себя» или «он пришел в ярость». Мы полагаемся на свой гнев и пользуемся им вместо аргументов.

ЮНОША: Другие эффективные средства общения, кроме гнева…

ФИЛОСОФ: У нас есть язык. Мы можем общаться, используя слова. Нужно верить в силу устного слова и в язык логики.

ЮНОША: Безусловно, если бы я не верил в это, то мы не могли бы вести диалог.

ФИЛОСОФ: И еще кое-что о борьбе характеров. В любом случае, как бы ты ни был уверен в своей правоте, постарайся не критиковать оппонента на этой основе. Это ловушка, в которую попадаются многие люди.

ЮНОША: Почему?

ФИЛОСОФ: В тот момент, когда человек убеждает себя: «я прав», он уже вступает в борьбу характеров.

ЮНОША: Только потому, что он в своей правоте? Нет, это уж слишком!

ФИЛОСОФ: Если я прав, то мой оппонент не прав. В этот момент фокус дискуссии переходит от «корректности утверждений» к «проблеме в личных отношениях». Иными словами, убежденность в своей правоте приводит к выводу о том, что оппонент не прав; это превращается в состязание, и в конце концов ты внушаешь себе, что должен победить. Мы опять возвращаемся к борьбе характеров.

ЮНОША: Хм.

ФИЛОСОФ: В первую очередь справедливость утверждений не имеет ничего общего с победой или поражением. Если ты считаешь себя правым независимо от мнения других людей, дискуссия должна быть закрыта. Однако многие поспешно вступают в борьбу характеров и пытаются подчинить других своему мнению. Они ставят знак равенства между признанием ошибки и признанием поражения.

ЮНОША: Да, это определенно так.

ФИЛОСОФ: Если человек мыслит в терминах «победы и поражения» и не в состоянии признать свою ошибку, то он выбирает неверный путь. Признание ошибок, извинения и выход из борьбы характеров – все это не означает поражения. Стремление к превосходству – не та цель, которую можно осуществить в соперничестве с другими людьми.

ЮНОША: Значит, когда зацикливаешься на «победах и поражениях», то утрачиваешь способность делать правильный выбор?

ФИЛОСОФ: Да. Это затуманивает твой рассудок, и ты можешь видеть только грядущую победу или поражение. Тогда ты выбираешь неверный путь. Только если мы снимаем шоры соперничества и отказываемся рассматривать дискуссию в контексте побед и поражений, то начинаем исправляться и меняться к лучшему.

Преодоление жизненных задач

ЮНОША: Хорошо, но остается одна нестыковка. Дело в твоей формулировке: «Все проблемы – это проблемы межличностных отношений». Я могу понять, что чувство неполноценности создает проблемы в отношениях с людьми. И я считаю логичной мысль, что жизнь – это не соревнование. Я не могу рассматривать других людей как своих товарищей и где-то в глубине души считаю их врагами. Это еще одна проблема. Но меня озадачивает: почему Адлер придает такое значение межличностным отношениям? Почему он доходит до того, что связывает с ними любые проблемы?

ФИЛОСОФ: Вопрос межличностных отношений настолько важен, что, как бы подробно его ни освещали, этого всегда недостаточно. Недавно я сказал: «Тебе не хватает мужества, чтобы стать счастливым». Ты это помнишь, верно?

ЮНОША: Я при всем желании не смог бы забыть об этом.

ФИЛОСОФ: Итак, почему ты рассматриваешь других людей как врагов и не можешь думать о них как о своих товарищах? Потому, что ты утратил мужество и прячешься от своих «жизненных задач».

ЮНОША: От моих жизненных задач?

ФИЛОСОФ: Да, и это очень важный момент. В системе Адлера четкие цели определяют нашу психологию и наше поведение.

ЮНОША: Какие цели?

ФИЛОСОФ: Во-первых, существует две цели для поведения: полагаться на собственные силы (быть самостоятельным) и жить в гармонии с обществом. Затем следуют цели для психологии, которая подкрепляет такое поведение. Это осознание того, что «у меня есть способности», и понимание: «люди – мои товарищи».

ЮНОША: Минутку, я записываю… Итак, есть две цели для поведения: полагаться на собственные силы и жить в гармонии с обществом. И две цели для психологии, которая подкрепляет такое поведение. Это осознание того, что «у меня есть способности», и понимание того, что «люди – мои товарищи»… Хорошо, я вижу, это ключевая тема: быть самостоятельным человеком и жить в гармонии с обществом. Похоже, это увязано со всем, что мы обсуждали до сих пор.

ФИЛОСОФ: И эти цели могут быть достигнуты преодолением того, что Адлер называет «жизненными задачами».

ЮНОША: Тогда что такое жизненные задачи?

ФИЛОСОФ: Давай рассмотрим понятие «жизнь», начиная с детства. В детстве мы находимся под защитой родителей и не нуждаемся в работе. Но в конце концов наступает время самостоятельности. Нельзя вечно зависеть от родителей, и, разумеется, человек должен быть самостоятельным в умственном и общественном смысле. Кроме того, необходимо заниматься каким-то делом, которое не ограничивается узким определением вроде «работы в такой-то компании». Далее, в процессе взросления человек завязывает разнообразные дружеские отношения. Он может кого-то полюбить, и это часто заканчивается браком. Тогда он вступает в супружеские отношения, а если рождаются дети, то появляются отношения между родителями и ребенком. Адлер выделял три категории межличностных связей, возникающие в ходе этих процессов. Он называл их «рабочими задачами», «задачами дружбы» и «задачами любви». Все вместе называется «жизненными задачами».

ЮНОША: Эти задачи становятся обязательствами человека как члена общества? Вроде работы и уплаты налогов?

ФИЛОСОФ: Нет. О них нужно думать в контексте межличностных отношений. Адлер иногда пользовался термином «три социальные скрепы», чтобы подчеркнуть их важность.

ЮНОША: Нельзя ли поконкретнее?

ФИЛОСОФ: Давай сначала рассмотрим рабочие задачи. Независимо от вида деятельности, нет такой работы, которую можно выполнить исключительно в одиночку. К примеру, я сижу в своем кабинете и пишу тексты для будущей книги. Это совершенно автономная работа, и никто не может выполнить ее за меня. Но потом за дело берется редактор и многие другие люди – от книжных дизайнеров до сотрудников типографии, распространителей и продавцов, – без которых моя задача была бы неосуществима. Работу нельзя завершить без сотрудничества с другими людьми.

ЮНОША: Полагаю, что так – в широком смысле слова.

ФИЛОСОФ: Однако с точки зрения глубины и прочности рабочие межличностные отношения можно назвать поверхностными. У них понятная общая цель – достижение результата, поэтому люди могут сотрудничать, даже если они не слишком хорошо ладят друг с другом. В некотором смысле у них нет выбора, кроме сотрудничества. Пока отношения строятся только на основе совместной работы, они заканчиваются после ее завершения, когда человек меняет работу.

ЮНОША: Да, это верно.

ФИЛОСОФ: На этапе поверхностных отношений обычно останавливаются молодые люди, не имеющие работы, не желающие продолжать образование, либо «затворники», которые не выходят из дома.

ЮНОША: Минутку! Что ты хочешь сказать: просто потому, что они избегают отношений с другими людьми, они не хотят работать или отказываются заниматься физическим трудом?

ФИЛОСОФ: Если отложить в сторону вопрос о том, сознательно или нет они делают такой выбор, в центре все равно остаются межличностные отношения. К примеру, человек отправляет резюме в поисках работы и проходит собеседования, но постоянно получает отказы. Это ранит его гордость. Он начинает сомневаться в необходимости трудоустройства, если ему приходится терпеть подобные вещи. Другой совершает крупную ошибку на рабочем месте. Из-за его оплошности компания может потерять большие деньги. Он приходит в отчаяние и не может вынести мысли о том, что завтра нужно снова идти на работу. В обоих случаях сама работа не кажется человеку неприятной или нежеланной. Неприятно подвергаться критике, выслушивать упреки в профессиональной непригодности или некомпетентности либо терять чувство собственного достоинства из-за постоянных отказов. Иными словами, все проблемы кроются в межличностных отношениях.

Красные нити и прочные цепи

ЮНОША: Ладно, я приберегу свои возражения на потом. В чем состоит задача дружбы?

ФИЛОСОФ: Это дружеские отношения в широком смысле слова, помимо работы, и в них нет никакого принуждения. Такую связь трудно создать или углубить.

ЮНОША: Ах, как ты прав! В школе или на работе человек может завязать отношения, но они будут поверхностными, ограниченными данным местом. Найти друга или доброго приятеля за пределами учебного заведения или работы чрезвычайно трудно.

ФИЛОСОФ: У тебя есть кто-то, кого ты мог бы назвать близким другом?

ЮНОША: У меня есть друг. Хотя я не уверен, что могу назвать его близким…

ФИЛОСОФ: Со мной было то же самое. Когда я учился в старших классах, то даже не пытался заводить друзей и проводил дни за изучением греческого и немецкого языков, погружаясь в философские труды. Мама тревожилась за меня и ходила советоваться с моим классным руководителем. Тот сказал ей: «Не стоит беспокоиться; он из тех, кто не нуждается в друзьях». Эти слова очень подбодрили мою мать, как, впрочем, и меня самого.

ЮНОША: Человек, который не нуждается в друзьях? Значит, в старших классах у тебя не было ни единого друга?

ФИЛОСОФ: Нет, у меня был один друг. Он говорил, что в университете не смогут научить ничему хорошему, и в итоге не стал никуда поступать. На несколько лет он уединился в горах, а недавно я слышал, что он занимается журналистикой в Юго-Восточной Азии. Я несколько десятилетий не видел его, но у меня такое впечатление, что если мы снова встретимся, то все будет как раньше. Многие люди считают: чем больше друзей, тем лучше, но я в этом не уверен. В количестве друзей и знакомств нет никакой ценности. Но эта тема связана с задачами любви, а нам нужно думать о глубине и прочности наших отношений.

ЮНОША: Как ты думаешь, я смогу обзавестись близкими друзьями?

ФИЛОСОФ: Конечно. Если ты изменишься, люди вокруг тебя тоже изменятся. У них не будет иного выбора. Психология Адлера предназначена для того, чтобы меняться самому, а не изменять других людей. Ты не ждешь перемен от других или изменения ситуации, а сам делаешь шаг вперед.

ЮНОША: Хм…

ФИЛОСОФ: Например, ты пришел ко мне, и я обрел в тебе молодого друга.

ЮНОША: Я твой друг?

ФИЛОСОФ: Да, так и есть. Наш диалог – не консультация психолога, у нас нет никаких рабочих взаимоотношений. Для меня ты незаменимый друг… Разве тебе так не кажется?

ЮНОША: Я твой… незаменимый друг? Нет, сейчас я так не думаю. Расскажи о последней задаче – о задаче любви.

ФИЛОСОФ: Она разделена на две стадии: первая известна как интимные отношения, а вторая – отношения в семье, между родителями и детьми. Мы обсудили работу и дружбу, но из трех жизненных задач эта – самая трудная. Когда отношения перерастают в любовь, дружеская манера общения и поведения становится неприемлемой. Это значит, что ты уже не позволяешь себе развлечений с друзьями противоположного пола, а в некоторых случаях даже телефонный разговор с другой женщиной может стать причиной для ревности. В любви отношения между людьми наиболее глубокие и прочные.

ЮНОША: Полагаю, тут ничего не поделаешь.

ФИЛОСОФ: Но Адлер не приемлет ограничений, налагаемых на партнера. Если люди счастливы вдвоем, то они доверяют друг другу. Это и есть любовь. Отношения, в которых люди ставят ограничения друг для друга, в конце концов распадаются.

ЮНОША: Подожди-ка: этот аргумент звучит как одобрение супружеской неверности. Если один партнер счастлив, заводя роман на стороне, выходит, нужно уважать даже такую связь?

ФИЛОСОФ: Нет, я не одобряю интимных связей на стороне. Смотри на это так: отношения, которые кажутся напряженными и угнетающими, когда люди находятся вместе, нельзя назвать любовью, даже если в них присутствует страсть. Но если ты думаешь: «В обществе партнера я могу вести себя совершенно свободно», – это любовь. Человек спокоен и открыт, не испытывает чувства неполноценности или желания утвердить свое превосходство. Ограничения – это попытка контролировать партнера, основанная на недоверии к нему. Быть с человеком, который не доверяет тебе, – неестественное положение вещей, с которым нельзя мириться, не так ли? По словам Адлера, «если двое людей хотят жить в гармонии, они должны относиться друг к другу как равные».

ЮНОША: Хорошо.

ФИЛОСОФ: Однако в любви и супружеских отношениях всегда сохраняется возможность разлуки. Поэтому, даже когда муж и жена много лет прожили вместе, они могут расстаться, если отношения становятся слишком тягостными. Но в отношениях между детьми и родителями такое в принципе невозможно. Если романтическая любовь – это отношения, связанные красной нитью, то отношения между родителями и детьми больше похожи на прочные цепи – притом что у тебя есть только маникюрные ножницы. В этом и трудность.

ЮНОША: Что же можно сделать?

ФИЛОСОФ: На этом этапе я могу сказать следующее: не надо прятаться. Какими бы трудными ни были отношения с другими людьми, ты не должен избегать их или опускать руки. Даже если в конце концов тебе придется разрезать связь ножницами, сначала нужно встретиться с реальностью лицом к лицу. Нет ничего хуже бездействия. Человек не может провести жизнь в полном одиночестве; только в социальном контексте он становится «личностью». Поэтому в психологии Адлера самостоятельность и взаимодействие с обществом выделены в самые общие цели. Как можно достичь их? Здесь Адлер говорит о преодолении трех задач: работы, дружбы и любви. Это задачи межличностных отношений, с которыми рано или поздно сталкивается любой человек.

Юноша все еще старался постичь истинное значение жизненных задач.