Текст книги "Лифт идёт вверх!"

Галина Алфеева
Лифт идёт вверх!

 
Чтобы прийти к тебе —
В памяти жду лифт.
 

И. Лисовская

© Галина Алфеева, 2024

В фокусе повествования – взаимодействие Земли и её полуколонии-полуфилии[1]1
  Filia – «дочь» (лат.)


[Закрыть] Луны.

Старенький транспорт «Свобода» мягко качнулся, словно на волне прилива, и отошёл от пересадочного модуля станции «Нептун». Контрактник Нэйл Трейси, возвращавшийся из загульного отпуска на базу, по-хозяйски обвёл взглядом пассажиров. В салоне «Свободы», небольшом, относительно чистом, но от нутра до самой обшивки безнадёжно пропахшем тяглой жизнью, расположилось десятка два человек. Трейси для себя выделил «свежее мясцо» – русоволосую девушку, сосредоточенно глядевшую в иллюминатор. Он подошёл и секунду пытался проследить её взгляд, добиваясь, чтобы девчонка оторвалась от бездушного космоса и повернулась к нему – живому, горячему парню, недавно распечатавшему на станциях свой четвёртый десяток.

– Не куксись, лейтёха! Прорвёмся! – ободряюще произнёс Трейси. Он наклонился к девушке и вдохнул от волос яблочный дух её шампуня.

Трейси был почти уверен, что не ошибся, и перед ним молоденькая выпускница военного вуза, которую отсутствие шершавой и волосатой лапы довело до рабского контракта и базы на краю Колоний.

Девушка повернулась к Нэйлу. Глаза двух землян встретились. И не хлипкий, повидавший виды Трейси отшатнулся, словно ожёгшись.

– Ну и шут с тобой! Подумаешь, недотрога! – пробормотал он, усаживаясь на свободное место подальше.

Среди «жён», «лабораторных баб», «мужикобаб» и «кисок», из которых состояло женское население базы, новенькая не долго продержится сама по себе, думал Нэйл. Скоро она пополнит одну из категорий, а после можно будет и вернуться к разговору. Всё равно раньше, чем через полгода, девица отсюда не выберется, так что времени на установление личных отношений будет достаточно. Трейси при этой мысли осклабился.

Девушка продолжала смотреть в иллюминатор. Где-то там, за пределами видимости были Земля и Луна, и на одну из планет – которую же? – по окончании миссии она должна будет вернуться…

I. Землянка

Сивка и Гречка шли нараспашку – апрельское солнце припекало, уже совсем наступила весна, девчонкам отчаянно хотелось гулять, а нужно было зубрить к выпускным экзаменам. Гречка – жизнерадостный светофор, полыхающая румянцем полная, пышущая здоровьем девушка – доказывала подружке:

– Смотри, балл там ниже, чем везде. Потом, комнату в общежитии дают! Форму тоже бесплатно: зимнюю, летнюю – всякую. И обувь. И питание льготное. И парни нормальные, потом хоть замуж можно выйти. И квартиру дают через какое-то время, если работаешь… Не, я пойду. Мне универ не светит. А в обычную бурсу я не хочу.

– Там же физрой замучают. Кроссы всякие, центрифуги.

– Как будто ты плохо бегаешь! А я хоть похудею. Ну что, поедешь со мной после выпускного?

– Не знаю, Оль. Я матери не говорила ещё…

– А нафиг ей? Ты же на бесплатное подашь. А там и стипендию платят. Ты её осчастливишь. Ну, Сивка, ну не мути, поедем – мне одной, знаешь, как стрёмно с парнями!

Сивка подтянула на плече ремешок старенькой школьной сумки. Ей и самой хотелось весенних приключений. Олька Гречкина была её единственной подругой. Если она уедет из города, Сивке совсем худо будет. Некому станет даже на мать и сестру поныть. Дома – там даже к экзаменам не подготовишься! Приходится всё учить в школьной библиотеке: как тут позанимаешься, когда за стенкой квартиранты орут, а над ухом – мать со старшей сестрой, ещё громче!

Они все жили в одной комнате, а вторую сдавали. Ирка умудрялась водить парней и зажиматься с ними в коридоре или на кухне – даже поесть не прорвёшься! Мать вечно нервная, вечно орущая, вечно пилит, что они ничего не делают. Подметёшь или пол вымоешь – она даже не заметит, и опять своё – пилить. Полгода собирала деньги на школьную форму. Все люди как люди, а она, Сивка, как дура, ходила в старой форме, из которой уже в прошлом году выросла – руки торчали как грабли. Гречка права – надо ехать. И она сказала, там дают жильё! Своё, которое ни с кем делить не надо!

И Сивка поехала. И, удивительно, – она поступила. В торговое училище при Институте ВКС, военно-космических сил. Они с Гречкой обе поступили. То есть, может, и не удивительно, но тогда ей показалось странным это вхождение в какую-то другую жизнь, которую прежде она не представляла и не желала для себя.

«Торговка» была единственным гражданским учреждением при Институте. Почему-то её так и не передали Гражданскому флоту. Наверное, посчитали, что готовить маркитантов должны при военном вузе.

Гречку как взяли, так и не трогали до самого окончания, и было ясно с самого первого дня, что распределят её в Военно-торговую флотилию, а когда кончится срок контракта, Гречка пойдёт в декрет.

С Сивкой всё получилось иначе. Она училась средне: звёзд с неба не хватала, но и не зарывалась. Оценка у неё всегда стояла с первого раза, хоть и часто не отличная.

Где-то курсе на третьем Сивку, потную, мокрую, задыхающуюся, прямо с кросса послали в главный институтский корпус. Гречка, уже успевшая похудеть, как тень пробежала мимо и стала на её место.

В главном корпусе Сивка бывала нечасто. Там всё блестело втрое, вчетверо ярче, чем в стареньком и уютном училищном здании; высокие коридоры, пустынные холлы, даже зимний сад в рекреации – всё было чужим, официальным, строгим, словно и сам главный корпус носил адмиральские погоны.

– Курсант Сиверцева, я смотрел ваше личное дело. Отметки у вас стабильно-средние, – сказал капитан I ранга, когда она вошла и по-военному доложила о прибытии.

Сивка молча напряглась: к чему он клонит, ведь не отчисляют же за четвёрки! Тем более из торгового флота.

– Отметки средние, а показатели по тестам и симуляторам выше среднего… Вам нравится ваша будущая специальность, Сиверцева? Мне кажется, вы учитесь без особого энтузиазма.

Какие ещё показатели? Сивка молча стояла, задрав подбородок. Капитан вздохнул, будто расстроился, и терпеливо, но, как показалось Сивке, с какой-то досадой стал ей втолковывать:

– Сиверцева, я, конечно, понимаю, что вы здесь не можете, вернее, не должны сказать «никак нет» на мой вопрос, поэтому объясняю: у нас освободилось место в институтской группе, вы с вашими оценками и тестовыми показателями можете претендовать на это место. Вы мало что теряете, больше даже приобретаете – сразу высшее образование, специальное звание, которое будет равно младшему офицерскому, и, как следствие, прибавку к зарплате. Но ваша специализация изменится. Вы хотите учиться в институте?

Вот так или примерно так Сивку перевербовали. Курсант Сиверцева попала в группу, которую готовили для корабля «Адмирал Попов». Сам этот многотонный красавец ещё варили где-то на Луне, а младший состав зарабатывал себе погоны в университетских классах.

Курсанты бредили кораблём. Техники знали заочно каждую деталь, штурманы, кажется, уже рассчитали все мыслимые фарватеры. Даже те несколько девушек, будущих мичманов, что Сивка обнаружила в своей группе, определённо представляли себе Дальний флот и свою службу на «Адмирале Попове».

Сивку «Адмирал Попов» не очаровал. Она продолжала учиться ровно, и хотя и прикладывая больше сил, чтобы наверстать упущенное и преодолеть разницу в программе, но… ничуть не окрылившись от обозначившейся перспективы. Она знала, что её работа будет заключаться в снабжении, организации и поддержании нормальной деятельности личного состава. Забота о людях, так сказать. Чтобы эти люди могли управлять кораблём, нормально выполнять боевые задачи, нормально делать карьеру. Сивке суждено смотреть, как прибавляется звёздочек у них на погонах, как они приходят и уходят. Потом она станет старожилом корабля, а потом её спишут на Землю, как отслужившее оборудование. И тогда она, Сивка, ещё молодая женщина, потеряв часть здоровья в дальних перелётах, получит то, зачем сюда пришла, – своё собственное жильё, деньги, сертификат на модификацию.

Тогда начнётся её жизнь. Тогда придёт время задумываться о будущем. А пока надо бежать к своей цели – километр за километром, спокойно и неутомимо, как она научилась бегать кроссы.

В конце выпускного года появилась Ира. Она позвонила и сказала, что им нужно встретиться, что она приедет на день, без ночёвки. Что случилось, почему старшая вдруг рванула к ней, Сивка даже не могла предположить. Уже шла экзаменационная сессия, она взяла увольнительный и пошла в город, чтобы встретить Иру. Сестра попросила встречать её не на вокзале, а в центре, у входа в парк. Значит, были какие-то у неё дела, в которые младшую посвящать не хотела.

Что за дела, Сивка сразу увидела: пузо на седьмом месяце трудно не заметить.

– Ты что, куришь? – с ужасом спросила она, глядя, как Ира привычным жестом тянет в рот электронную сигарету.

– Успокойся, это не страшно. После того, что я узнала, не страшно…

И Сивке открылись события предшествовавших семи месяцев. Сначала всё шло замечательно: после того как мать в сердцах крикнула: «Чем забесплатно в койку, хоть бы суррогатной стала!» – Ира начала искать подходящие предложения и скоро нашла какую-то пару через Сеть. Они оплатили ей медкомиссию и все процедуры. Ира уже считала себя обеспеченным человеком, срок был не маленьким, как вдруг выяснилось, что у ребёнка ААК. «Ты знаешь, что такое ААК?» – спросила Ира и посмотрела на сестру вызывающе, мол, давай-ка, спроси меня, что это! «Отклонения в ДНК?» Сивка знала, что из трёх букв, в которых в картах здоровья шифруется генетическая характеристика, лучше, если последняя совпадает с первой, ну, на худой конец, находится не дальше D.

– Они мне подсунули свою гнилую сперму! Ребёнок неполноценный, понимаешь? Таких сразу стерилизуют, или нужно платить дикие деньги, чтобы ему, когда вырастет, в пробирке выровняли генетический код, а потом искусственно оплодотворили. Короче, это бракованный товар, легче выбросить, чем чинить. И теперь они уверяют, что это я виновата!

– Но ты же проверялась!

– И ничего, понимаешь, ничего! Самое смешное, они теперь говорят, что я подделала результаты анализов. Сказали, если я стану требовать денег, они подадут на меня в суд. Я не хочу рожать урода!.. Если у меня в карточке будут данные о неполноценном ребёнке, со мной никто не захочет связываться! – и сестра длинно выругалась.

– Что делать будешь? Родишь и откажешься? Мама что сказала?

– Ты её не знаешь? Она же всю плешь проест. Я как забеременела, так съехала от неё, она не в курсе, думает, я нашла работу.

– А вообще ты на что жила?

– Ну, «эти» платили за жильё, я подрабатывала – нормально выходило. В общем, мне нужны деньги, я разрулю проблему с ребёнком и отдам. У тебя есть какие-нибудь варианты?

– У меня через две недели выпуск, а потом – ту-ту, Земля, прощай, здравствуй, «Адмирал Попов»!

– Послушай, а ты можешь на себя оформить кредит? Я всё тебе верну, не волнуйся.

– А сама почему не оформишь?

– Смеёшься?

Конечно, она не могла оформить: официально Ира не работала, её материнство тоже было случайным заработком, но, как поняла Сивка, Иру очень устраивала такая жизнь. Она, до того как приехать к сестре, уже нашла людей, которые согласились сделать ей «идеальную» карту здоровья, с ней Ира собиралась продолжать свой суррогатный бизнес. «Ну что ж, первый блин – всегда комом», – сказала она.

– Кто родится? – спросила напоследок Сивка, уже при расставании.

– Девка. Настоящая. Я уж постаралась, – Ира самодовольно улыбнулась и по-кошачьи слизнула свою улыбку, проведя кончиком языка по рыжеватой, в помаде, верхней губе.

Сивка после вручения дипломов не пошла переодеваться на выпускной. У неё даже не было платья. Она решила, что вернётся в общежитие, когда девушки из её комнаты уйдут на бал. Тогда она вытащит в коридор свою большую серую сумку, напоследок оглядит комнату, закроет, сдаст навсегда свою карточку дежурному и поедет на станцию. Экспресс до космопорта ночной, так что можно не спешить.

Она пошла в парк – «пошляться», а скорее, спрятаться; не хотелось общаться со знакомыми и однокурсниками, не хотелось объяснять, почему она не в платье, почему не со всеми.

Душноватый летний день заканчивался. В парке было малолюдно: слишком рано для молодёжи, тем более что у молодёжи, особенно у курсантов, сегодня совсем другая программа на вечер.

Сивка знала ещё одну примету бала: нужно было обязательно найти себе пару. Она знала, что гулянье для многих сегодня закончится сексом, это тоже было определённой традицией, и её соседка приведёт своего парня к ним в комнату.

Сивке некого было привести. За всё время у неё не случилось ни одного серьёзного романа. Иногда, глянув на себя в зеркало – на мышино-русые волосы, напряжённое, как детский кулачок, лицо с невыразительными бровками, на остренький неподкупный подбородок над строгим воротником кителя, курсантского кителя пыльно-серого оттенка с оранжевыми петлицами, – она ощущала себя такой серой рыбкой-плотвичкой, которую случайно закинули в аквариум к магазинным, расписным, диковинным рыбам. Сивка чувствовала, что постарела сразу в курсантской форме, обойдя женский расцвет, чураясь его. Почему – она не знала. Так сложилось. Может, потому что вся женственность, манкость и от матери, и от неё ушла к Ире…

Она прошла по главной аллее почти до выхода, но свернула в боковую, чтобы вернуться по узким дорожкам, петляющим между кустов. Небо начало хмуриться, и девушка невольно пошла быстрее.

Вот он какой, последний день на Земле. Она влетела в него с экзаменов, не задумываясь, не готовясь. И рассмотреть-то ничего не успела.

Маме звонить – не звонить?.. Она машинально коснулась браслета, который был одновременно и коммуникатором, и ключом к её информационному профилю, поправила его на белой, из-за вечного торчания на симуляторах совсем не загорелой руке.

Ира пропала. Ждёт, когда младшая оформится на «Адмирала Попова» и возьмёт кредит.

Гречка… Гречка уже в рейсе, улетела с Земли ещё полгода назад. Оттуда написала, что всё хорошо, всем довольна. Хорошо бы и ей, Сивке, так выпало…

Сивка робела перед колонистами, которых, как она знала, в экипаже будет много. Выражение «девочка с Земли» было нарицательным. Такая «девочка», по представлениям потомков переселенцев в Мун-Сити и других космические городах, всегда непроходимо тупа, жадна и физически не развита. В лучшем случае она просто старомодна. В худшем случае она – хитрое и злобное животное. Мелкий ящер, удравший на свободу из земного Парка Архаичной природы.

Когда, ещё в школе, их возили на экскурсию в Мун-сити, Сивка вдоволь насмотрелась на «лунатиков». Их группу привезли в интернат «Голубой свет», в котором учились «сивиллы» и который принадлежал Корпорации управления.

Сивка увидела невысоких и хрупких подростков: с одинаковыми пропорциями, белокожих и тёмнокожих, одетых в хорошо сидящую и опрятную форму с нашивками, с фирменными дорогими электронными клипсами, поясами и браслетами.

Здесь выращивали будущих сотрудников аналитического сектора, способность к прогнозу, анализу и мгновенной реакции на ситуацию закладывалась в них ещё в лаборатории. Корпорация оплатила генетические исследования, рождение и обучение «сивилл», а затем «продавала» выпускников в другие учебные заведения, чтобы они получали специализации: финансы, безопасность, управление людскими ресурсами, управление информацией, управление производством и десятки других управлений.

Сивка увидела, как живут те, кому назначено управлять и принимать решения.

«Сивиллы» были модификантами, до пятнадцати лет у них была унисексуальная физиология и психология, после они проходили специальную комиссию, которая отбирала, кому следует делать перемену пола, кому нет, кого оставлять уни-сексуалом, а кого, в соответствии с будущим местом работы и проживания, нужно делать мужчиной или женщиной.

Этот шепоток детей, рождённых в инкубаторах, строго по генетическому отбору, он до сих пор звучал в ушах: «Какой ужас, у неё в карте здоровья нет ни одной отметки о модификациях – бедненькая, тебе денег не хватало, да?» «У них родители. Наверное, поэтому они такие? Родители – это кошмар, особенно разнополые – мы в старых фильмах видели». «А ты мясом питаешься или протеиновой смесью? А у тебя волосы, кроме как на голове, где-то растут?» «А какой у тебя биологический предел – девяносто, сто тридцать?»

На Земле всё как-то проще, здесь, в общем-то, не придают большого значения тому, сколько раз ты проходил модификацию. Могут при приёме на работу или учёбу в какое-то элитное заведение, конечно, отказать, а так, по большому счёту, отсутствие модификации скорее воспринимается как консерватизм, а не как бедность или отсталость. Верующие, например, до сих пор избегают всяческих вмешательств в организм, и что? Просто приносят отметку из своей общины, что они верующие!

И о том, в какой семье: с родителями, «в братстве», «в корпорации» – ты родился и вырос, до определённого возраста земляне тоже не переживают. Переживать начинают, когда, как Сивка сейчас, из одной среды попадают в другую. Летят на Луну, на Станции, в Дальние колонии, хотят устроиться на работу туда, куда берут по рекомендации.

И вот ещё этот знаменитый сленг «спайс», который используют «колонисты» и по непониманию которого всегда вычисляют чужаков… Сивка на спайсе знает всего четыре слова: «кадра», «мисген», «унса», «татан», то есть «тупица», «свидание, на котором можно получить доступ к генокоду», «унисексуал» и «дешёвая и крепкая синтетическая выпивка».

Маловато для общения и вхождения в среду.

Зато с землянами можно будет поболтать на какой-нибудь из земных лингв или, назло «лунатикам», на старом эсперанто – который до сих пор изучается в школах как образец первых искусственных языков, – в нём ещё были местоимения разного рода: он, она, оно…

Дождь! Припустил неожиданно – и сразу частый и сильный.

Вода громко била в листья, струилась бурлящими ручейками по дорожкам. Сивка побежала наугад к выходу, но по пути сообразила, что справа должна быть какая-то постройка с навесом, которую она огибала прежде и которую видела из-за кустов.

Водяная стена закрывала обзор, однако девушка нашла тропинку, ведущую к спасительной беседке, длинной и прямоугольной, притаившейся за кустами можжевельника. Сивка спряталась под массивной крышей на низких столбах, исцарапанных многолетними каракулями влюблённых.

Под крышей было сыро и темно, холодный ветерок студил голые и мокрые от дождя сивкины щиколотки, голени, колени. Туфли, в которых она вышла погулять, промокли. Сивка огорчилась оттого, что теперь не успеет их высушить, и придётся мокрыми убирать в сумку.

Она не успела подумать, как будет возвращаться в общежитие, если ливень не прекратится: в беседку вбежали двое, как и она, спасавшиеся от дождя, парень и девушка – оба мокрые, растрёпанные, оба в форме: у девушки форма была, как и сивкина, – ВКС, у парня – и тут Сивка глазам своим не поверила, – у парня была форма Сил Космической безопасности Луны.

Они вбежали – молодые и сильные, как этот дождь, шумные, радостные оттого, что нашли эту беседку посреди ливня, от своей любви, от Бог знает чего ещё. И такая радость не могла выйти наружу просто через смех и улыбки, через объятия – мало ей казалось этого, она рвалась неукротимо, притягивая молодых людей друг к другу, заставляя – как две капли воды, упавшие рядом, – сливаться в единое целое.

Сивка смотрела, как жарко целуются парень и девушка, стоя у самого края беседки, там, где пробежная вода у ног образует тёмную с белой пеной границу, не в силах пробраться под крышу, и несёт вдоль барьера сорванные мелкие листья. И ей, как и этим двоим, тоже стало жарко и радостно, она почувствовала желание жить, любить, делать что-то большое и важное, самое главное, для чего даётся человеку жизнь, – не по воле тех, кто зачинает её, но по какой-то другой, высшей воле.

Щёки её, должно быть, ещё не высохли от дождя, иначе почему бы она чувствовала на них влагу?

Сивка машинально вытерла скулы ладонями. Парень с девушкой оглянулись на неё, смутились, но тут же, поняв, что перед ними ровесница, засмеялись. Все трое почти одновременно поднесли руки к вискам – Сивка и девушка к пилоткам, а парень к берету с эмблемой в виде полумесяца.

Воспоминание о дожде долго ещё не отпускало Сивку, сладко потягивало где-то внутри – то ли памяти, то ли тела, – когда, сменившись, она ложилась отдохнуть в своей каюте и представляла себе тот последний день на Земле.

Однажды Сивке приснилось, а скорее почудилось наяву, что вот она лежит в недрах огромного «Адмирала Попова», а за иллюминатором идёт дождь, и космический корабль блуждает в дожде и не может лечь на курс. Где-то на других уровнях, на командном посту все суетятся и забыли о ней или даже не знают о том, что она осталась в каюте, о том, что Сивка может помочь вывести корабль из дождя. Но ей хорошо. Ей не страшно, ей спокойно. А может быть, она не боится дождя, потому что сама и есть Дождь?

Очнувшись от своих переживаний, Сивка поняла, что и с ней, наконец, произошло то, что бывалые звали «синдромом подключения», а в учебных классах именовали ФСС – «фантастические сновидения-состояния». Сивка знала, что такое со многими случается в космосе месяц или более спустя после начала похода. Приходило это неожиданно, неожиданно исчезало. Словно попадаешь в некую волну информации – объясняли космопсихологи курсантам. И тогда будь готов к чему угодно – к ощущению себя в чужом теле, земном или неземном, к прыжку во времени и пространстве, к ясновидению и прочим вещам, недоступным твоим телу и разуму.

О появлении ФСС нужно было сообщать медперсоналу, но Сивка, разумеется, умолчала.

А насчёт выходцев из Мун-Сити она волновалась напрасно: их на «Адмирале Попове» было меньше, чем землян. И это им пришлось держаться своей группкой.

Непосредственно Сиверцевой приходилось контактировать только с двумя селенитами: Алекс Дейс и Пат Нго.

Алекс была унсой, но, представляясь, наклонилась к Сивке и сказала тихонько: «Сестра». Это означало, что Алекс хочет, чтобы лично Сивка воспринимала её как женщину.

Видеть в Дейс человека того же пола было не трудно, потому что тонкокостная унса фигурой и лицом больше походила на неоформившуюся девушку или очень нежного мальчика-подростка. Но впечатление отчасти обманывало, на самом деле Алекс была старше Сивки, хотя служила тоже мичманом, её перевели на «Попова» с «Трафальгара». Дейс, как потом узнала Сивка, росла в «братстве», у неё уже были две модификации, не считая мелких операций с имплантатами.

Алекс оказалась приветливой и совсем не высокомерной, с ней у Сивки проблем не возникло. Не возникло их и с Пат Нго, но по другой причине. Пат тоже считалась женщиной, но была семидесятипроцентным «киборгом». Посмеиваясь, Дейс сказала Сивке, что у Пат человеческого – лицо, промежность и имя.

«Киборгами» обычно становились люди, после травм не желавшие комиссоваться, или молодёжь с физическими нарушениями, изначально не позволявшими идти во флот. Входит, Пат была, во-первых, из состоятельной семьи, оплатившей дорогую замену большинства органов на синтетические, во-вторых, зациклена на карьере, а все такие люди, знала Сивка, не отличаются компанейскими качествами характера.

Оба предположения впоследствии подтвердились, и мичман Сиверцева с Пат Нго общалась исключительно по делу, исключительно во время вахт, тогда как с Дейс они могли и в столовке посидеть, и в свободное время сходить в спортзал или в комнату путешествий.

Да, Алекс была заядлой путешественницей. «Ты росла на Земле и не была ни в Африке, ни в Антарктиде? Это же колыбель жизни, как можно!» – простодушно изумлялась она и тащила Сивку на виртуальные прогулки по джунглям, пустыням, морским глубинам и ледяным торосам.

Когда они вернулись на Луну, все пошли отмечать окончание рейса, даже Пат Нго пошла, правда, со своей компанией.

Алекс повела Сивку в какой-то бар в Мун-Сити, в котором она была, видимо, постоянным посетителем и публику местную знала хорошо. Не прошло и пяти минут, как она радостно замахала рукой, приглашая высокого плечистого парня к ним за столик.

Сивка сжалась. У неё не было настроения флиртовать или, что ещё хуже, быть свидетельницей на свидании.

– Это – Сирин! Сирин – это Дария, моя сослуживица с «Адмирала Попова», – быстро и весело представила их друг другу Дейс. – Мы с Сирином учились вместе. Ой, как давно… Сто лет не виделись! Представляешь, в школе у него грудь была – второго размера! Не вру! И волосы, вот такие, вот такие – длинные волосы! А-а-а, ты их обрезал! И он тогда не брился! Совсем.

Сивка смотрела на селенита без удивления: она, в отличие от многих землян, охотно брала на веру любые физические перемены.

Парень. То есть мужчина, ничего андрогинного. Светлокожий, типичный голубоглазый блондин. Продолговатое, – вполне мужественное, – с небольшой ямкой на подбородке лицо, тонкие и правильные черты. «Очень правильные для землянина», – отметила про себя Сивка.

Она представила, как хирург вынимает из раствора эту розовато-золотистую кожу – с инженерно просчитанной, академической красотой разреза глаз, линий губ и ноздрей – и опускает на оголённую мышечную плоть.

Но инженерная красота улыбалась сейчас без всякой натяжки, просто и радостно, и улыбка не противоречила исходившей от парня ауре сильного и дружелюбного человека, как бы этот человек ни выглядел в прошлом – даже с грудью второго размера. Сивка поверила этой ауре и приняла Сирина как часть «своего» мира, куда однажды уже впустила чудачку Алекс.

– Ты сменила цвет глаз? – допрашивал Сирин бывшую одноклассницу. – Линзы или во время модификации?

– Просто ввели пигмент. Нравится? Называется «Летнее озеро». Так когда у тебя была модификация?

– Три месяца назад.

– Да, я многое пропускаю в космосе…

– А то! Не видела последний фильм с Мак Спарк и Йо Ми? Это ж они ввели моду на брутальность. После модификации у каждого бородища лопатой, в плечах раздались… Сейчас маскулинность в тренде. Так что я просто модный парень!

– Ты пижон и хвастун. Ладно, наливай!

– Дария, вы – оригинал? – спросил вежливо Сирин, наливая ей в бокал что-то светящееся синеватое, заказанное Алекс. Наверняка дорогое.

Дейс засмеялась.

– Кадра! Конечно, оригинал. Она с Земли. У неё ещё не было модификации.

– О! С Земли! Симпатичная. Твоя сага[2]2
  «Кара» – (исп., итал.) милая, любимая.


[Закрыть]?

– Нет. Просто подруга.

– Сирин хочет знать, не спим ли мы с тобой, – пояснила Алекс.

– Если будете проходить модификацию, записывайтесь на программу за четыре месяца, там очень хорошая выходит скидка.

– Ладно, ладно, сейчас ей не нужно. Ну, – Дейс приподняла бокал и задорно блеснула своими летнеозерными глазами, – за встречу!

Через десять-пятнадцать минут у Алекс загорелся голубой огонёк на браслете, и она, очень смутившись, извинилась и убежала, оставив Сивку на Сирина.

– Это Гон, – сказал Сирин.

– Что-что? – не поняла Сивка.

– Гон. Её саго. Из-за него она пошла на модификацию. Они познакомились в Дальних колониях. Во время мисгена выяснилось, что у них нет допустимой совместимости, сколько-то процентов не хватало. Алекс сказала, что хочет ребёнка только от него, она упёртая. В общем, она сделала всё, что нужно, но потом ему предложили служить здесь, на Луне, в филиале Ресурсной корпорации. Алекс перевелась со своего «Трафальгара», потому что «Трафальгар» очень редко заходит на Луну.

Думаю, она ещё не знает, что в корпорации невозможно иметь своих детей. Они это запрещают, особенно унсам из братств. Толку, что мы выбрали президентом Лешетье, ноль! Наши права корпорации всё равно не хотят соблюдать. Унсы из братств для корпораций всегда второй сорт, они признают лишь своих. Гон это понимает, поэтому если уж зацепится за место, то согласится на всё. Только Алекс не может верить в это…

И тут Сивка поняла, что Сирин любит Алекс. Любит на расстоянии. И сейчас ждёт, даёт ей время на отчаяние и примирение и на выбор. Скорее всего, это ради неё он изменил себя.

Синяя лунная выпивка наполняла её тело приятным чувством лёгкости, а сознание – отстранённостью. Мичман Сиверцева, конечно, в пору своего бытия курсантом успела кое-как приобщиться к миру одурманивающих веществ, но никогда не пробовала такой тип: он и не обострял ощущения, и не притуплял их; в синей жидкости была какая-то музыка – умиротворяющая, спокойная, покачивающая, не позволяющая сознанию ни тонуть, ни бунтовать. Сивка не слышала её физически, но ощущала: определённо ощущала внутренним естеством. И это было приятно. «Надо узнать, как эта штука называется», – подумала она.

– Ты не проходишь модификацию, потому что у тебя с генами всё нормально? Хочешь размножаться по программе для землян? – спросил Сирин, опередив её намерение задать вопрос об алкоголе.

Что? Программа для землян? Да, наверное. Сивка проходила комиссию, у неё есть свой номер в очереди, но уведомления на выполнение программы ещё не получала. Она надеялась, что вернётся домой к тому времени.

Они ещё выпили и поговорили о Мун-Сити, о его старых и новых районах, в которых Сивка пока не успела побывать.

Потом Сирин спросил, как это – жить в заповеднике. Он имел в виду Землю, на которой действовали правила сохранения оригинальной биосферы и социосферы.

«Традиционное многообразие», девиз Земли, хорошо окупалось туристическими программами. Сивка не раз убеждалась в том, что многие селениты и колонисты часто вообще не представляют, что на её родной планете есть города, подобные Мун-Сити, в которых живёт множество унс, «киборгов» и М.И. – людей с модифицированным интеллектом. Земля для неземлян была памятником, туристическим раем, исторической родиной – всем, чем угодно, но не местом, где приходится выживать ежедневно и ежедневно задумываться о завтрашнем дне.

Сивка поэтому не удивилась и ответила, что нормально. Если не задумываешься, жить везде нормально.

И парень с Луны кивнул, согласившись.

– Тебе нравится Алекс? Не в плане влечения, как человек…

Говорить о третьем всегда легче, всегда проще, это сближает. Или же Сирину просто хочется говорить о той, к которой он… Разговором он пытается заменить те отношения, которых нет и, скорее всего, не будет.

Сивка перекатила вес с одного бедра на другое и уютнее расположилась на сидении. Она почувствовала вместе с движением некоторое внутреннее освобождение – то ли уже напилась до снятия барьеров, то ли окончательно привыкла к Сирину.

– Алекс очень лёгкая для общения, открытая. Я не думала, что унсы такие…

– Такие?..

На лице селенита читалось любопытство и ожидание: оценка должна была прозвучать из уст иностранки, ведь Луна и Земля жили по принципу «одна река – разные берега», и, вдобавок, с точки зрения «гендерного человека», то есть человека с постоянным биологическим и социальным полом. Сивка, понимая щекотливость момента, постаралось быть и искренней, и нейтральной: