Текст книги "Ключик"

– Твою мать, вот же ж наказание, – пробормотал мужчина и отошел от машины подальше. За спиной послышался звук открываемой дверцы.

– Сейм, я что-то сделала неправильно? – Девушка, горевшая ярче солнца в его объятиях, исчезла, и вернулась робкая Джимми, и, кажется, в ее голосе он даже слышал слезы.

Черт, эгоистичный придурок! Стоит тут, беспокоясь только о себе и тех целях, что планирует достичь, и совершенно не думает о том, что может сейчас переживает Джимми. Осел!

– Джимми, маленькая моя, все в порядке. Прости меня, я… черт, я слегка увлекся, и мне нужна минутка.

– Если что-то не так, то мы можем все отменить, – тихо сказала девушка.

Сеймас сделал глубокий вдох и с усилием выдохнул, очищая и беря под контроль свой разум и эмоции.

– Ни в коем случае. Мы запланировали свидание, и я ни за какие богатства мира не откажусь от него, – Сейм обернулся и тепло улыбнулся Джимми, стоящей около машины. Он должен быть спокоен и собран. Ага, конечно. Но при виде этой хрупкой, маленькой женщины его грудь сжимало как тисками, а нутро превращалось в средоточие желающего все пожрать огня. Хоть, на хрен, руки себе связывай, чтобы теперь, когда он уже знал, какая Джимми на ощупь, не касаться ее снова и снова. Она стояла там и смотрела на него, а в его размягченных вожделением мозгах застряла навязчивая картинка, как он подходит и опускается перед ней на колени. Как целует ее ноги и снова задирает подол этого проклятого платья. Как добирается ртом и трясущимися руками до ее лона и ласкает сквозь уже влажную тонкую ткань. Как жадно втягивает ее аромат и ловит языком вкус. А Джимми будет дрожать и стонать. Будет впиваться в его волосы и толкаться навстречу его лицу, требуя дать ей еще больше наслаждения. И он даст… О Господи боже, он даст столько, сколько она захочет. Столько, сколько никогда не хотел дать никому.

– Сейм? Все в порядке? – голос Джимми, совсем не стонущей от его ласк, возвратил его на землю.

Да что же это такое? Он же успокоиться хотел. Успокоился, мать твою! Снова такой стояк, что и ходить-то непонятно как!

– Джимми, садись в машину. Мы сейчас едем.

Да, сейчас они поедут. Как только он обуздает свое гребаное богатое воображение и сможет видеть реальную дорогу, а не фантазию, где Джимми, голая и мокрая от пота и собственного возбуждения, раздвигает ноги, чтобы открыть ему дорогу в его нирвану. Мог бы – сам бы себе в морду двинул, чтобы встряхнуть мозги.

Спустя пять минут Сейм все же сел в машину. Смотрел он строго перед собой, и в салоне повисла еще более напряженная тишина, чем даже в начале их пути. Подъехав к уединенному дому подполковника Лейна, Сеймас заглушил двигатель. Девушка снова нервно теребила ткань своего платья. Он повел себя, как озабоченный идиот, и вот она сидит теперь снова зажатая и далекая.

– Я быстро, – Джимми взялась за ручку двери.

– Постой! – Сейм поймал ее руку. Какая же все-таки она маленькая по сравнению с его лапищей. И так правильно при этом эта ладошка прячется в его ладони. Так, словно там и должна быть до конца времен.

– Джимми, я, возможно, напугал тебя своим поведением.

– Что? Нет. Нет, конечно.

– Не нужно лгать, просто потому что ты такая добрая и не желаешь меня обидеть. Я понимаю, что этот поцелуй и… то, что было дальше, слишком быстро для тебя. Мне следует лучше контролировать себя и дать тебе гораздо больше времени. Единственное, что хоть немного оправдывает меня, – это то, как безумно ты меня привлекаешь. Ты даже представить не можешь, как невыносимо я… как я хочу быть ближе. Но я не собираюсь торопить тебя. Ни в чем. Просто иногда мои желания берут верх, и я слегка теряю голову.

Девушка расслабилась, и загадочная улыбка заиграла на ее губах, вызывая опять у Сейма сильнейшее желание поцеловать. Делать это снова и снова, пока они оба опять не опьянеют… Стоп!

– Но ведь то, что ты теряешь голову, – это совсем не плохо. Значит, я действительно нравлюсь тебе, – взгляд из-под длинных ресниц, от которого опять начинает сладко ныть в груди.

– Нравишься? – Сейм закрыл глаза, чтобы не выдать, насколько дальше ничего не выражающего «нравишься» зашли его чувства к этой девушке. – Если бы ты знала… Я обязательно все расскажу тебе. Позже.

Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал в центр ладони. Одно касание, в которое хотелось вложить такую бездну эмоций.

Громкий стук по стеклу заставил их обоих подпрыгнуть, разрушая без остатка всю интимность момента. Подполковник Лейн стоял перед их джипом, и его лицо явно не сулило ничего хорошего. Челюсти мужчины были сжаты так, что желваки побелели и гневно суженые глаза пронзали их насквозь.

Они вышли из машины одновременно, но Сейм быстро обошел машину и встал чуть впереди Эммы, готовый принять на себя отчетливо читаемую злость ее приемного отца.

– Лейтенант Сеймас, боец Джимми, потрудитесь мне объяснить суть того, что я только что имел неудовольствие наблюдать в этой машине, – ледяным голосом отчеканил подполковник.

Глава 15

Эмма едва открыла рот, чтобы ответить отцу, как Сейм шагнул вперед, практически прикрывая ее собой, как делал на задании.

– Подполковник, сэр, я и боец Джимми в данный момент находимся в увольнительной. Я осмелился пригласить ее на свидание, и она оказала мне честь, согласившись, – ответ лейтенанта прозвучал несколько высокопарно-старомодно, прямо как в тех книгах, которые девушка читала. Но, несмотря на холодную вежливость, вся поза и тон мужчины говорили о скрытой упрямой агрессии и желании защитить ее от чего бы и кого бы то ни было. Даже от гнева собственного отца. Пару минут мужчины мерились взглядами, словно Эммы тут и вовсе не было. При этом девушка почти могла видеть, как стремительно растет напряжение. Казалось, еще секунда, и между мужчинами выгнется, искря, дуга тысячевольтного электричества, или начнут бить молнии прямо с ясных небес. Эмма, наверное, никогда не видела отца настолько взбешенным. Если бы взглядом испепеляли, то он сжег бы сейчас не только Сейма, но и все живое на милю вокруг. И Эмму это сбивало с толку. Что такого ужасного в том, что лейтенант пригласил ее на свидание? Почему это привело отца в такую ярость?

Мощь убийственного взгляда подполковника была просто сокрушительной, но Сеймас был не из тех, кого можно напугать или хотя бы заставить попятиться, стараясь давить морально. Он спокойно выдержал этот мужской вариант игры в гляделки и без слов дал понять, что так просто не отступит. Тогда тяжелый взгляд отца обратился на Эмму, и она оробела от той степени злости, что в нем отражалась.

– Боец Джимми, то, что мне сообщил лейтенант Сеймас, соответствует действительности? – подполковник явно обращался к ней с подчеркнутой ледяной официальностью.

– Да, сэр. Все так и есть, – вытянулась по привычке в струнку Эмма.

Лейн резко вдохнул и поднял глаза к небу, будто просил у высших сил терпения. Но потом опять вернул свое прибивающее к месту внимание девушке.

– Боец Джимми, отправляйтесь в дом и ожидайте меня.

Эмма покорно кивнула и практически помчалась в указанном направлении. Возразить или не подчиниться отцу? Да такое ей и в голову не могло прийти. Подполковник же, проводив девичью фигурку с поникшими плечами, обернулся к Сейму, чтобы поймать его тревожный взгляд, направленный на Джимми.

– А вы, лейтенант Сеймас, можете садиться в машину и отправляться туда, куда посчитаете нужным в свой выходной. Можете навестить один из тех домов терпимости, чьим постоянным клиентом вы были до сих пор.

Презрения в голосе Лейна хватило бы, чтобы отравить мировой океан. А в глазах явно читалось «Отвали! Ты недостоин». Сеймас внутренне усмехнулся. Как будто он и сам не знал. Да только это ни хрена не значит. Джимми теперь его, и этого не изменить всем гневливым подполковникам и отцам в мире.

– Прошу прощения, сэр. Но в данный момент я, как вы верно заметили, в увольнительной. А значит, имею право находиться там, где мне хочется. Так что при всем уважении, подполковник, я не сдвинусь с места. Где Джимми, там и я. И стоит вам к этому привыкать. Теперь так и будет.

– Дерзить изволите, лейтенант? – практически зашипел Лейн.

Отвращение и злость, исходящие от Лейна, стремительно трансформировались в откровенную ненависть. Он выплеснул на Сейма всю свою властность, давя так, что кто-то послабее уже просто задохнулся бы под таким прессом. Монстр внутри Сейма дернулся, поднимая голову и прозрачно намекая, что стоит быстренько прикончить человека, который смеет становиться между ним и его женщиной. Но мужчина заткнул его. Это не вариант. Ни сейчас и, наверное, никогда. Лейн был жестоким, злобным засранцем. Самому Сейму и остальным частенько портили шкуру по его приказу. Список причин, по которым Сеймас мог захотеть убить его, весьма длинный, даже без учета ситуации с Джимми. И с тех пор, как он решил для себя, что именно быть вместе с девушкой является главным и единственным приоритетом в его жизни, все командиры, отдающие приказы, перестали быть для Сейма непререкаемыми авторитетами. Подчинение вышестоящим было теперь не более чем маскировкой, искусной игрой до поры до времени. Любого, кто решит встать на его пути, он сметет. Но именно этого человека Джимми считала отцом. И, насколько Сейм понимал, любила и уважала его, преклонялась перед ним. А значит, это автоматически превращало ублюдка в неприкосновенного. И поэтому лейтенант только сделал глубокий вдох и ответил:

– Никак нет. Просто элементарная вежливость не позволяет привезти девушку и бросить. Будем считать это официальной версией, сэр. – Лицо Сейма ничего не выражало, но глаз он не отводил.

По лицу Лейна прошла нервная судорога, и он сжал кулаки до хруста.

– Эта девушка больше не ваша забота. Нам с Джимми предстоит серьезный разговор, а затем я сам доставлю ее на базу, когда посчитаю нужным. А вы езжайте и развлеките себя в привычной компании. Шлюхи заждались, лейтенант. А моя дочь не входит в категорию женщин, что обычно вас интересует. Убирайтесь!

– Нет, сэр, – жестко отчеканил Сейм, проглатывая все попытки задеть его.

Сеймас вытянулся перед подполковником, вроде, демонстрируя необходимую субординацию, но вздернутый подбородок и прямой взгляд не оставляли сомнений. Он не намерен отступать.

– Ты что себе позволяешь, щенок?! – взбесился Лейн. – Я велел тебе проваливать! Или нарываешься на дисциплинарное взыскание? Так я его тебе в момент организую! Ты у меня неделю встать не сможешь!

Напоминание о неоднократно причиненной боли заставили снова взъяриться монстра, но на лице Сейм позволил отразиться только легкой усмешке.

– Ваше право, подполковник. Но я приехал сюда со своей девушкой и не уеду без нее Ни в каком чертовом случае. Только если она сама велит мне проваливать, – сухо кивнул Сейм в ответ.

Лейн шагнул вплотную к Сеймасу и заорал прямо в лицо:

– Своей?!! Никогда! Слышишь, никогда я не позволю демонскому ублюдку заполучить мою дочь! Не смей даже думать, даже хоть на секунду представлять своими похотливыми мозгами, что можешь Джимми своей назвать! Я скорее ее удавлю собственными руками, чем позволю ноги раздвинуть перед таким, как ты! А тебя, твареныш, уничтожу, сгною к чертовой матери. Ясно?

– Абсолютно, сэр. Вот только решать это не вам, – Сейм был просто непробиваем.

– Еще как мне! Я сегодня же подам рапорт с требованием перевести ее в другую группу.

– Да хоть на Луну! – рыкнул Сейм, сдерживая рвущегося к контролю монстра. – Я все равно не отступлюсь. А по поводу удавить… можете попытаться, конечно. Со мной. Но посмеете тронуть девушку хоть кончиком пальца, и, клянусь, я даже из мертвых восстану, но заставлю заплатить за каждую секунду ее боли.

Мизерная толика энергии монстра все же смогла найти брешь, и как Сейм ни старался остановить этот всплеск, она врезалась в подполковника, и у того пресеклось дыхание, и вынудила, схватившись за сердце, сделать шаг назад. Никогда Сейм не позволял высвободиться этой разрушительной мощи, даже на заданиях. Ни разу не дав свободу силе, клубившейся в нем годами в ожидании жертв, Сейм интуитивно знал, что она способна убить все живое без разбору. Этой смертоносной энергии было все равно, кому причинять вред, а тренироваться в ее направленном применении Сейм опасался, не будучи уверенным, что справится. Но стоящий перед ним человек посмел угрожать Джимми, и это делало монстра неуправляемым.

– Ты меня испугать пытаешься? МЕНЯ? – Глаза Лейна расширились от неверия, когда он хватал воздух ртом.

– Я только предупреждаю. – Сейм уже пожалел, что не смог удержать выброс энергии, но ничего уже не поделаешь.

– Ты вообще в своем ли уме?

– Совершенно. Никогда еще ни в чем так не был уверен.

– Хочешь войны со мной, демонский выползок? – Глаза Лейна превратились в щелки, а лицо пошло пятнами.

– Нет, сэр. Ни в коем случае. Это бы причинило боль Джимми. А я этого не могу позволить. Ни за что.

– И тем не менее считай, что твоя жизнь отныне превращается в ад.

– В таком случае я даже не замечу изменений, сэр, – равнодушно пожал плечами Сеймас.

Лейн, пронзив Сейма напоследок яростным взглядом, развернулся и зашагал к дому.

Эмма стояла у окна в гостиной и наблюдала за разговором мужчин из окна. Сердце подскакивало, как после выматывающего многочасового марш-броска, совершая при этом тошнотворные кульбиты при каждом резком движении отца. Он был в ярости. Эмма за годы совместного проживания видела его разным. Усталым, раздраженным, молчаливо-безучастным, даже пару раз по-настоящему злым. Но такого, бьющего наотмашь бешенства, она не замечала за ним никогда. И ни разу эти эмоции не были направлены на нее. Сегодня же она впервые кожей ощутила обжигающий холод отцовского гнева. И еще. Еще в его глазах было нечто. Презрение? Но почему?

Эмма вздрогнула, когда поняла, что отец явно кричит что-то Сейму в лицо. Казалось, он желает вцепиться в горло лейтенанту зубами. Боже, что же она, неразумная, натворила! Сеймас же стоял, как скала, и Эмма, даже будучи такой раздерганной, не могла не признать, что вся бушующая ярость отца разбивалась об него, словно беснующие волны океана о прибрежные скалы. Это, наверное, просто ненормально в такой момент думать о том, как же невыносимо притягателен для нее этот мужчина, тогда как все вокруг напоминает настоящую катастрофу.

Отец резко развернулся и пошел к дому. А Сейм, опершись на капот джипа, посмотрел прямо на нее, безошибочно находя, и слегка кивнул. Он демонстративно расслабился, будто говоря ей, что не сдвинется с места и будет прямо тут.

Дверь открылась и закрылась с таким грохотом, что старые каменные стены дома завибрировали, проникаясь злостью хозяина, и даже сам воздух стал наполнен для Эммы тревогой. Она обернулась к отцу и, вытянувшись, стояла под его расчленяющим взглядом. Он молчал, но теперь презрение в его глазах читалось абсолютно отчетливо. Жаркий, удушливый стыд заполнил все тело и разум Эммы до самой последней клетки, и скрутил желудок тошнотой. Ее бросило в жар, и противный пот выступил на всем теле. Она и сама не понимала, за что чувствовала такую всеобъемлющую вину, но практически задыхалась от нее.

– Ты меня разочаровала, Эмма, – прозвучавшие, наконец, слова отца показались Эмме неподъемным грузом, что упал на плечи и согнул позвоночник.

«Разочаровала, разочаровала, ты меня разочаровала!» Эти слова повисли огромными полыхающими буквами в воздухе комнаты, воплощая ее главный страх, лишая кровь кислорода.

– Я… – Голос отказался служить ей, став просто скрипучим карканьем.

– Молчи! Столько лет, Эмма! Я потратил на тебя столько лет, надеясь воспитать достойного человека, несмотря на твое происхождение! Я тратил на тебя каждую свободную минуту своего времени. Стремился помочь тебе стать настоящим бойцом, профессионалом, достойным уважения товарищей. Кем-то, кто будет неуклонно стремиться добиться в своей жизни успеха, стать полезным для армии и всей страны в целом. Кем-то, кто заставит окружающих считаться с собой, невзирая на твой пол и то, кем ты являешься по факту рождения. И что же я вижу, стоило мне только выпустить тебя из-под своего контроля? – Каждое слово было как брошенный прямо в центр груди камень, бьющий точно в цель, не промахиваясь. – Не понадобилось много времени, чтобы ты забыла о чувстве долга и собранности и решила стать развлечением для одного из этих демонских полукровок. Шлюхой для ублажения его развратных потребностей!

Эмме показалось, что отец влепил ей пощечину, и она отшатнулась, сжимая в кулаки затрясшиеся руки.

– Отец…

– Заткнись, Эмма! Тебе нечего мне возразить после того, что я видел своими глазами! Ты смотрела на этого Сеймаса, как обезумевшая от похоти кошка! – Девушка просто не могла поверить, что отец говорит ей такие слова, и качала головой, словно желая стряхнуть это наваждение. – И это после того, как я тебя сотни раз предупреждал, что собой представляют эти ублюдки. Разве я не говорил тебе, что смыслом их жизни является желание убивать и предаваться бесконечной похоти? Они просто кровожадные и развратные порождения греха, не способные на человеческие эмоции и привязанности, желающие лишь ублажения своих низменных потребностей. Разве ты не убедилась в этом?

Эмме очень хотелось возразить. Да, может, в чем-то отец и прав, но уж точно не по поводу эмоций и привязанностей. Но найти в себе смелость перечить человеку, которому привыкла беспрекословно подчиняться почти всю сознательную жизнь, было не так-то просто.

– Лейтенант Сеймас другой, отец, – только и смогла выдавить Эмма, чувствуя, как новый приступ тошноты сжал желудок.

– Другой? Другой?! – взвился еще больше мужчина. – Чем он отличается от остальных?

– Он… он хорошо ко мне относится. И он хочет серьезных отношений, а не сиюминутной интрижки. – Девушка едва сдерживала дрожь, и новая волна жара проявилась на едва просохшей коже потом.

– Очнись, Эмма! Он такой же, как все! Спит со шлюхами и не заводит никаких отношений. Никаких! А тебе он это говорит, только чтобы уложить разок под себя. И думаешь, ты его интересуешь на самом деле? Считаешь, такой, как он, вдруг волшебным образом поменял свои предпочтения и решил с женщин, с легкостью, по первому требованию раздвигающих ноги и выполняющих все его извращенные фантазии, переключиться на тебя? Я мужчина, и я тебе говорю, что так не бывает!

О господи, Эмма и не знала до сих пор, что слова могут так больно ранить. И особенно мучительно было это слышать от того, кому доверяешь всю жизнь, от кого даже в голову не приходит защищаться.

– Они все, каждый из них, ненавидят меня, потому что я ставлю их на место и держу в узде столько лет, – продолжал вбивать огромные гвозди прямиком в сердце девушки подполковник. – И, переспав с тобой, сделав из тебя подстилку для себя и остальных, он лишь желает поквитаться со мной. Ударить по самому уязвимому, потому что по-другому не достать. Он дурит тебе голову, чтобы потом демонстративно унизить. Он знает, что сделает мне этим больно, а ты сама для него не больше, чем просто средство. У этих созданий нет сердца!

– Это не так! – Горло Эммы сжалось, и слезы обиды и унижения подступили к глазам. Никогда раньше она не плакала перед отцом. Но сейчас сдержаться просто не могла. Уж слишком уязвима была сейчас душа, наивно открывшаяся навстречу теплу неожиданного счастья. А сейчас ее словно швырнули в жидкий азот.

– Это так! У него нет никаких чувств к тебе! – Голос Лейна неожиданно дрогнул и смягчился: – Я вижу, что это причиняет тебе боль, но лучше лишиться иллюзий сейчас, чем горько раскаиваться позже.

Отец шагнул ближе к Эмме и скупым движением провел по мокрой щеке девушки, пожалуй, впервые желая подарить ей нечто вроде утешающей ласки. Когда-то Эмма, наверное, замерла бы от счастья, впитывая прикосновение без остатка, но прямо сейчас девушка не готова была принять эту жалость и отшатнулась.

– Я не верю! – впервые она решилась повысить голос, упрямо глядя на отца. – Простите меня, отец, но вы не можете знать всего.

– К сожалению, или к счастью, могу. Я не имею права тебя посвящать в такое, но раз уж моих слов для тебя недостаточно, то скажу. Твой лейтенант Сеймас пишет еженедельные отчеты о тебе в научный отдел. И знаешь, о чем они? О том, проявляешь ли ты сексуальный интерес к мужчинам вокруг себя или нет. Говоря простым языком, он наблюдает по заданию, собираешься ли ты лечь в чью-то постель. Как думаешь, мужчина, увлеченный тобой на самом деле, мог бы делать подобное?

Эмма отшатнулась и оперлась о стену, потому что ноги неожиданно ослабли.

– Нет! Этого не может быть, – шокированно прошептала она.

– Может, девочка, может. – Лицо мужчины стало печальным и жутко усталым, а голос зазвучал нотками обреченности. – Ты очень многого не знаешь, что творится вокруг тебя, и не видишь всей картины. Не зря я не хотел, чтобы ты переезжала на базу. Тянул до последнего. Знал, что как только окажешься там, эти гребаные ученые вцепятся в тебя как питбули.

Вздохнув, подполковник опустился в кресло, и плечи его сгорбились.

– Урод Ранзони просто помешан на идее получить еще существ с такими же способностями, как у тебя. Эмма, если бы не таблетки, которые делают тебя стерильной, он бы уже давно надавил на все нужные кнопки, и ты оказалась бы в его лапах. Думаешь, для чего я обучал тебя, не давая поблажек? До тех пор, пока ты будешь представлять ценность для боевого отдела, они не отдадут тебя в распоряжение Ранзони. Но если ты облажаешься и не будешь справляться, он получит тебя полностью! Это политика, Эмма. Ученые работают на армию, но у них свои приоритеты и цели. И они не особо-то с нами делятся. Только, кажется, что мы сосуществуем мирно и сотрудничаем. На самом деле это постоянное молчаливое противостояние. И только благодаря ему и моим маленьким хитростям ты еще относительно свободна, девочка. Неужели ты хочешь поставить все это под угрозу просто из-за женской слабости? – властность и злость исчезли из голоса Лейна, сменившись скорее уж тоскливой мольбой. – Я все могу понять. Ты молода и доверчива. Тебе кажется, что чувства – это прекрасно. Но поверь мне, на самом деле они не способны принести ничего, кроме разочарований и боли. Они раздерут твое сердечко в клочья и оставят вечно истекать кровью огромную дыру в твоей груди. И ни годы, ни расстояния не излечат, не уменьшат боль. А в твоем случае последствия могут быть вообще фатальными. Ты можешь не просто испытать боль предательства. Можешь лишиться самого права на нормальную жизнь. Откуда тебе знать, что Сеймас не действует по указке научного отдела, стараясь окрутить тебя? Может, это одна из их хитростей, чтобы наконец заполучить тебя.

Эмма безмолвно слушала отца, и с каждым словом вокруг становилось только темнее и темнее. Как все, что он говорит, может быть правдой? Но разве стал бы он лгать ей о подобных вещах? Зачем? Выходит, это правда, и она совершенно ничего не знает о своей жизни? Она у нее вообще есть? Кто она такая на самом деле? Что в ней видят окружающие?

– Научный отдел… они хотят… – тихо начала она и не смогла подобрать нужного слова.

– Они хотят получить от тебя потомство… детей, которые унаследуют, как они надеются, твои способности, – голос отца звучал глухо, и в нем отчетливо читалась вина.

– И как давно?

– Если бы ты не принимала таблетки, они бы вынудили отдать тебя, как только сочли бы достигшей половозрелости. На самом деле, выяснив, что больше нет никого с такими способностями, они сразу же стали строить планы. На каждом совещании они заводят разговор о том, что нужно передать тебя им. И только мои доводы, что у них нет доказательств, что ты вообще способна к воспроизводству, и не факт, что даже если и родишь, то дети будут такими же, а в боевых операциях ты приносишь реальную пользу и незаменима, не дают им заграбастать тебя на подземные этажи. – Мужчина встал и снова попытался прикоснуться, но Эмма, упрямо мотнув головой, шагнула назад.

– Ты знал? Знал, что так будет, когда забирал меня из того приюта? – сглотнув, спросила она.

– Не сразу. Но да. Я в курсе того, что они планируют, уже довольно давно. И старался всеми силами помочь тебе избежать такой судьбы.

– И я должна этому верить? – Слезы, теперь злые и обжигающие опять навернулись на глаза.

– Эмма, девочка моя, я твой единственный друг и союзник. Только мне ты можешь доверять и только меня должна слушаться. И ты никогда не должна забывать об этом. – Лейн выставил пред собой руки, будто Эмма была паникующим животным, которое в любой момент сорвется в бегство, и говорил успокаивающим голосом, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией. – Я растил тебя, заботился о тебе и продолжаю это делать до сих пор, хоть ты, может, и не замечаешь этого. Я скрывал от тебя всю серьезность положения. Щадил тебя. Но сейчас пришло время тебе смотреть на все без прикрас и недомолвок. Потому что иначе ты наделаешь ошибок, и это приведет к непоправимым последствиям. К сожалению, я не могу забрать опять тебя домой. Это больше не в моих силах. Но ты не должна ни с кем сближаться. Не должна доверяться никому. Потому что тебя предадут и причинят сильную боль. Я ищу выход для тебя, девочка. Да, я сам военный и предан своей стране. И да, когда я только забирал тебя, то никогда не думал, что так привяжусь, и твоя жизнь станет для меня важнее своей собственной. Но теперь я не хочу для тебя той судьбы, что рано или поздно достанет тебя. Не знаю, как помочь тебе выбраться. Пока не знаю. Каждого, кто сбегал, находили. Маяки всем вживляют еще в детстве, и никак извлечь или заглушить их нельзя. Нужен другой выход…

Отец все еще говорил и говорил что-то, но Эмма ощущала себя медленно погружающейся на глубину. Звуки становились все глуше, пока не исчезли совсем. Мыслей тоже не было. Как и эмоций. Пустота. Онемение. Отсутствие жизни.

Слезы не катились, слова не выходили, осознавать ничего не хотелось. У того, кто раздавлен лавиной, не может быть вопросов, кроме одного. Почему я? Мозг отказывался охватывать всю безысходность ситуации, что озвучил отец. Признавать себя бесправной вещью, предметом. Инструментом для одних и лабораторным животным для других. Мир, казавшийся полным ожидающих ее восхитительных открытий и сверкавший солнцем и красками, вдруг оказался черной мрачной пустыней. Или даже каменным лабиринтом, из которого нет ни одного выхода к свету.

– Эмма! – Отец тряс ее за плечо. – Эмма, очнись. Ты должна пойти и сама сказать лейтенанту, что никаких романтических отношений между вами не будет. Четко и ясно. Ты меня понимаешь, девочка?

– Я… могу я сделать это позже? Пожалуйста.

– Нет. Пусть он уезжает. Нечего ему тут торчать. Хочу, чтобы ты говорила с ним под моим наблюдением, чтобы он не смог переубедить тебя, пользуясь твоим разбитым состоянием прямо сейчас. Я сам отвезу тебя на базу. Когда ты успокоишься и придешь в себя. Я знаю, ты умная и сможешь все осознать и понять, как правильно себя вести. Тебе просто нужно сосредоточиться.

– Хорошо. – Эмма пошла к двери, чувствуя, как внизу живота усиливается давящая тяжесть, и поясницу сводит болью.

Она ощущала себя совершенно разбитой, уничтоженной не только морально, но и физически. И дальше, судя по всему, совсем не станет легче. Не теперь, когда она узнала о себе всю правду. Или это далеко не вся, и ее ждут еще «сюрпризы»?