Текст книги "Инь vs Янь. Книги 1-2"
Автор книги: Галина Чередий
Жанр: Эротическая литература, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Глава 30
Начали мы с частного музея часов. Когда выбрались из машины перед не особо примечательным четырехэтажным зданием без всяких украшений, я ничего захватывающего не ожидала. По пути сюда попадались гораздо более интересные, явно старинные строения с затейливыми башенками, остроконечными разноцветными крышами и причудливыми окнами и барельефами. Но внутри оказалось совершенно потрясающее царство времени – пойманного и отмерянного людьми с помощью самых разнообразных творений рук своих. Обилие форм, в которые было облечено человеческое желание сделать время вполне материальной величиной, поражало. Были тут и грубые массивные часы, похожие на булыжники, и утонченные штучки, напоминающие больше золотое или серебряное кружево. Напольные, настенные, карманные, наручные. Простые, инкрустированные и скорее уж похожие на ювелирные украшения, нежели на приборы для измерения времени. Эмалированные, с портретами владельцев или их любимых, музыкальные, турецкие, персидские, китайские. Почти все это тикало, щелкало, постукивало, играло мелодии и пело, бесстрастно отсчитывая секунды отмеренной нам жизни. Это было просто ошеломительно. Самое странное, что Рамзин бродил между витринами вместе со мной и смотрел на все не с меньшим интересом и задумчивостью, чем я. Покосившись на него пару раз, я под конец не выдержала и спросила:
– Признайся честно, ты ведь не был тут раньше?
– Ну, собственно, у меня не было на это времени, – немного рассеянно пожал он плечами.
Правда, странная фраза в таком-то месте?
– А теперь нашлось? – не хотела язвить, честное слово, но рядом с Рамзиным это уже выходило само собой. Чисто автоматически.
Мужчина нахмурился, и его лицо приобрело обычное почти непроницаемое выражение.
– Если ты насмотрелась, может, пойдем поужинаем и поедем домой? – холодно спросил он.
А я испытала что-то сродни легкому стыду. Кто бы мне еще сказал за что?
Ужинали мы в одном из ресторанов в историческом центре Женевы. Все было очень вкусно и, можно сказать, прошло замечательно, кроме того момента, когда молоденький парень официант стал настаивать на том, чтобы я попробовала местный коктейль под названием «кир» из шампанского и черносмородинового ликера или здешний сорт десертного так называемого ледяного вина, которое делают из винограда, попавшего под заморозки. Парень как раз вдохновенно описывал его непревзойденную сладость и густоту, когда Рамзин рявкнул, прерывая его на полуслове:
– Пошел прочь!
Само собой, на нас опять все уставились, а парнишка растерянно похлопал глазами и поплелся, оглядываясь на Рамзина, как на психа.
– Ты во всех ресторанах, где бываешь, оставляешь о себе неизгладимые воспоминания? – усмехнулась, изучая содержимое тарелки, оформленное весьма причудливо.
– Я везде оставляю весьма щедрые чаевые, – раздраженно огрызнулся Рамзин.
– Ага, и это, типа, решает вопросы с хамством и грубостью. А я-то думаю, за что европейцы так «любят» русских. Работаешь над повышением имиджа нашей страны?
– Точно, дорогая. Прямо как ты в том клубе на Ибице год назад, – вернул мне любезность Рамзин. Ну что скажешь? Туше!
– Соцсети – это зло, – только и осталось ответить мне при вспоминании о своих прежних эскападах. Хотя не то что бы эту конкретную я помнила достаточно отчетливо.
С того дня экскурсии и ужины в новых местах стали нашим ежедневным ритуалом. После работы Рамзин и я не ехали домой, а отправлялись смотреть очередной музей, галерею, часовню или парк. Был еще и огромный фонтан, под брызгами от которого вымокли до нитки, когда его совершенно неожиданно включили, когда мы и остальные такие же отчаянные идиоты подошли достаточно близко. В числе попавших с нами под этот душ была вполне себе благопристойная пара средних лет. Но когда нас всех окатило, милая дама стала ругаться на чистейшем русском матерном, да еще и с такими многоэтажными финтами, что я, на секунду забыв о падающих брызгах, так и замерла с открытым ртом. А Рамзин, посмотрев сначала на меня потом на нее, вдруг стал ржать, как настоящий жеребец, и продолжал это дурацкое занятие, пока тащил меня вперед, прикрыв полой своего дорогущего пиджака, задыхаясь и вытирая с лица то ли слезы, то ли водные брызги.
– Да, как понимаю, тебе есть еще, чему поучиться, Яна, – выдавил он сквозь приступы смеха.
– Да уж, мой словарный запас реально обогатился. Про мое воображение я вообще молчу, – даже сама не знаю, когда стала смеяться вместе с ним.
И в этот момент он был настолько молодым и нормальным, обычным себе мужчиной, способным на вполне человеческие проявления эмоций, что я невольно пришла в замешательство. Лицо его преобразилось так разительно, что глубоко внутри появилось какое-то болезненно-сладкое тянущее ощущение, незнакомое и удивительно теплое. Темно-карие глаза Рамзина сейчас сверкали от переливающегося через край веселья, и их взгляд ощущался странной незнакомой раньше лаской. Такой, которая дарится просто так, без настойчивого намека на ответную любезность. Правда, этот его «сбой программы» закончился, как только мы домчались до машины, и в салоне он сидел снова с каменным лицом и смотрел, как раньше – тяжело и неприкрыто-голодно.
Дома многое поменялось. Сон в одной постели никто не отменял, причем, засыпая на разных ее половинах, неизменно пробуждаться умудрялись тесно переплетенными. И надо сказать, что меня это напрягало. Во-первых, далеко не всегда это именно Рамзин перебирался ко мне. А во-вторых, я вообще никогда не была поклонницей этого обнимательного дерьма, но буквально через несколько дней пробуждения в кольце рук этого мужчины стали для меня почти привычными. Когда в один из дней Рамзин встал гораздо раньше, я тоже почти сразу проснулась с ощущением, что мне неуютно и чего-то отчетливо не хватает. И это то, что начало реально смущать меня.
И еще о смущении. В один из дней я попросила заехать в аптеку, так как знала, что у меня вот-вот должны случиться месячные. Естественно, его начальственное величество поступило по-своему. Он отправил в аптеку одного из охранников, заставив его записать название того, что мне необходимо, и даже сказав, какого цвета должна быть упаковка.
Причем не спрашивая у меня. Словно лишний раз напоминая, что контролирует любой, даже самый интимный аспект моей жизни, и то, что он пока держится на расстоянии – это охренительный жест доброй воли с его стороны, а не мое личное завоевание.
В остальном у нас будто установился некий затяжной период молчаливого перемирия. Да, мы спали вместе, ели и проводили в компании друг друга 24 часа в сутки. Рамзин по-прежнему мог в любой момент вломиться ко мне в душ, но при этом он не прикасался, только смотрел. Когда мы отправились на шоппинг за новой одеждой для меня, он бесцеремонно входил в кабинку примерочной, наплевав на косые взгляды продавцов. По вечерам и утрам он, как и раньше, расхаживал голым передо мной, бесстыдно демонстрируя свой почти перманентный стояк. Но он больше не грубил мне. Не пытался хватать и к чему-то принуждать. Практически не рычал на меня. Это наше совместное существование все больше напоминало жизнь давней супружеской четы, в которой люди уже давно не страстные любовники, а просто деловые партнеры или даже соседи.
И при всем при этом меня не покидало ощущение, что рядом со мной круглосуточно находится затаившийся хищник. Он цепко наблюдает за мною каждую секунду времени, ожидая чего-то нужного только ему. Того, что станет спусковым крючком для него, напружинившегося и изготовившегося атаковать, как только я сделаю то, чего он ждет. И, несмотря на видимость какого-то благопристойного затишья, я четко ощущала, что атмосфера между нами продолжает будто звенеть от напряжения, и с каждым днем становится все хуже. Мой зверюга, конечно, выжидал, но, похоже, запас его терпения неуклонно подходил к концу.
Но хуже всего было то, что мое тело опять потихоньку начало предавать меня. Пока мне успешно удавалось подавлять его нескромные намеки на то, что пора бы и подумать об удовлетворении чувственного голода. Нет, конечно, я не собиралась поддаваться и бросаться к Рамзину – доставить ему удовольствие просьбой переспать со мной. Нет, все еще не было так фатально. Но с каждым днем мне все труднее было игнорировать его обнаженные дефиле по спальне и близость во время сна. Как ни странно, больше всего мое медленно просыпающееся вожделение распаляли почему-то случайные прикосновения в течение дня, особенно во время наших экскурсий. Не могу понять, почему именно эти мимолетные и даже, можно сказать, невинные соприкосновения наших тел так сильно отзывались во мне. Каждый такой раз горячая волна шла от места контакта прямо в центр моей груди и, обращаясь в нечто обжигающе острое, неторопливо, но неуклонно стекала вниз живота и делала ноги непослушными. Это было совсем другим, нежели первоначальное грубое, полное голой похоти наваждение, охватывавшее раньше меня от близости Рамзина. То, что лишало воли, обращая в просто вожделеющий кусок плоти. И эти качественно новые, медленно нарастающие ощущения совершенно не были причиной для моей радости. Как бы это ни ощущалось, я не собиралась себе лгать. Мое желание к Рамзину возрождалось, пусть с черепашьей скоростью, но неумолимо. А значит, я лишалась своего иммунитета к тому, что может сотворить с моим мозгом и телом этот мужчина своими прикосновениями. Не то чтобы я уже готова была паниковать, но адекватно понимала, что под таким пристальным вниманием Рамзина скрывать это слишком долго мне не удастся.
И что тогда? В один из моментов я сдамся и дам этому хищнику все, чего он хочет, но уже добровольно?
Паршиво было еще и то, что из-за этого нашего последнего мирного сосуществования для меня будто стал смазываться образ Рамзина-врага, с которым нужно бороться. Он словно растворялся, теряя свою четкость, и мне то и дело приходилось себя одергивать, напоминая, что расслабляться в присутствии этого мужчины – весьма опрометчиво. И все чаще ловила себя на том, что реже ощущаю присутствие Рамзина как нечто чуждое и враждебное. Надо быть честной. Я тупо привыкала к нему, и это было очень плохо для меня.
Закончился этот наш период штиля так же неожиданно, как и начался. В тот день Рамзин потащил меня смотреть собор Святого Петра. Мы шли пешком, и я уже видела невдалеке это монументальное строение. Чуть впереди нас ковылял какой-то сильно заросший мужик, явно одетый в растянутую толстовку не своего размера и драные джинсы, к тому же они были довольно грязными. Он волочил за собой какую-то тележку, полную всякого непотребного вида барахла. Так как мы шли позади, то шлейф исходящего от него амбре, свойственного бомжам во всем мире, заставил меня поморщиться. Рамзин же схватил меня за руку и потянул быстрее, собираясь обогнать дурно пахнущего попутчика. Благо тот шел еле-еле, постоянно спотыкаясь, глядя под ноги и что-то бормоча себе под нос.
Но едва мы с ним поравнялись и попали, видимо, в поле его зрения, он дернулся от нас и, заслонившись рукой, завопил:
– Эй, вы! Какого черта! Так и ослепнуть можно! Прекрати светить мне в глаза, черт тебя возьми!! – заорал он и ткнул в меня своим узловатым пальцем с грязным ногтем. – Эй, господин, прикажи своей женщине перестать слепить нормальных людей! – это он уже обращался к Рамзину.
При этом бродяга щурился, как будто действительно смотрел на невыносимо яркий свет, и злобно сопел. Я удивленно покосилась на этого персонажа, но в России мне еще и не таких видеть приходилось, так что особо разглядывать это недоразумение я не собиралась.
Но Рамзин остановился так, словно вмазался физиономией в стену из стекла. Он медленно повернул голову ко мне, будто у меня во лбу вдруг появилась какая-то сакральная надпись, объясняющая все тайны Вселенной, а потом перевел взгляд на мужика. Тот, заметив его внимание, снова прикрыл глаза рукой, видимо, для большей убедительности и пробурчал:
– Между прочим, я могу заявить на вас, что вы ходите тут и лишаете нормальных людей зрения, но готов не делать этого за пару евро.
Рамзин смотрел на него не моргая, и по его окаменевшему лицу невозможно было прочесть ни единой эмоции. Только по тому, как выперли его желваки, было понятно, что он сжал челюсти до хруста. Затем он наконец отмер и проскрипел голосом, больше похожим на карканье:
– Зрячий.
Прозвучало это, как некая помесь обреченности и разочарования. Так, как если бы ты вдруг узнал нечто, о чем подозревал или догадывался, но не хотел бы ни признавать, ни тем более принимать.
А потом зарычал так, что мужик шарахнулся, и даже мне при всей привычке к его вспышкам стало не по себе, и уставился на меня так, словно хотел спалить на месте и даже пепла не оставить.
– Вот, значит, в чем дело! – рявкнул он, и мне реально захотелось убежать, но Рамзин дернул меня за руку к себе и, обхватив рукой так, что ребра жалобно завопили, схватил меня пальцами за подбородок, вынуждая смотреть прямо ему в лицо, прошипел: – Да только теперь уже насрать, Яночка. По хрен мне все! Ты моя!
А потом он отпустил меня и, стиснув ладонь так, что кости хрустнули, развернулся и вместо собора буквально понесся в сторону машины.
Через сорок минут, большую часть которых Рамзин что-то кому-то рычал и рявкал в телефон, отдавая приказы, мы выходили из автомобиля перед уже смутно знакомым мне самолетом.
Глава 31
Когда Рамзин все так же целеустремленно и без всяких пояснений поволок меня к трапу, во мне вспыхнуло возмущение и подзабытое за эти спокойные деньки желание сопротивляться.
Я уперлась изо всех сил, стараясь освободить плененную конечность.
– Какого черта, Рамзин?! Ты не можешь опять начать хватать меня и волочь куда-то без единого слова объяснений! – пропыхтела я, скрипя зубами от натуги, силясь притормозить этот прикидывающийся человеком танк.
Рамзин резко остановился, и я влетела лицом в его плечо. Это было больно.
– Твою мать! – не сдержавшись, выкрикнула я. Губа треснула от этого столкновения, и во рту появился вкус крови. – Что же ты такой твердый-то везде?
Рамзин взял меня пальцами за подбородок и провел мягко пальцем по губе. Причем, пожалуй, впервые в этом движении и близко не было сексуального подтекста.
– Я не хотел этого. Прости, Яна.
И если около собора он выглядел злым, в машине жутко озабоченным, то теперь, скорее уж, каким-то напряженным до предела.
Оторвав глаза от моего пострадавшего рта, он обвел окружающее пространство прищуренным обеспокоенно-цепким взглядом человека, ожидающего какого-то охрененного гемора в любую секунду. Охранники тоже, несмотря на их профессионально непроницаемые лица, похоже, пребывали в боевом режиме. Я, будто заразившись от них этим, невольно также посмотрела вокруг. Ничего и никого, кого можно было счесть потенциально опасным. А уж тем более для такого хищника, как Рамзин, и двух его громил.
– Что происходит, Рамзин? У тебя что, такая боязнь бомжей, что ты готов, увидев одного из них, свалить из страны? Тогда хочу тебя разочаровать – бродяги есть в любой стране мира.
Рамзин нахмурился и посмотрел на меня, но так, словно я сейчас была прозрачной, и опять просканировал взлетную полосу и окрестности хищным взглядом. Я поняла, что впустую сотрясаю воздух.
– Яна, давай мы поднимемся на борт, а потом будем разговаривать. Ты сможешь спросить о чем хочешь во время пути, – голос мягко-увещевающий, но не-е-е-т! Я уж знаю, что за этим скрывается. Никакой дискуссии. Он говорит – я делаю.
И он опять потянул меня в сторону самолета. Не-а, не в этот раз. По таким правилам мы уже играли, Рамзин. И по ним мне не выиграть никогда. Почему-то возникло отчетливое предчувствие, что ничем хорошим этот перелет для меня не закончится. Не то что бы и до этого было замечательно, но если пойду за ним сейчас – это точно будет катастрофа. Просто что-то такое чрезмерно решительное появилось во взгляде и в языке тела Рамзина, от чего невыносимо разило неприятностями. И мне точно не хотелось быть в них одним из действующих лиц.
– Нет! – я решительно рванула свою ладонь из его лапы и уперлась ногами в землю, будто хотела врасти.
Наверное, со стороны мы смотрелись по-дурацки. Все равно как если бы я была капризным ребенком, которого строгий, но терпеливый папаша старается утащить из игрушечного магазина. Вот только этот зверь не отличался избыточным родительским терпением. Рамзин сделал выпад, пытаясь подхватить меня и закинуть на плечо, при этом выпуская руку. Я каким-то чудом, которое вряд ли когда смогу повторить на бис, извернулась и выскользнула из его лапищ. Не раздумывая, я со всей скоростью, на которую только была способна, рванула в сторону маячившего вдалеке здания аэропорта. С одной ноги почти сразу слетела туфля, и я на следующем шагу стряхнула и вторую. Бежать босиком было больнее, но гораздо удобнее. На что я, собственно, надеялась, зная, что рядом еще стояла машина, а ближайшее укрытие черт-те где? Да бог его знает. Просто это было импульсом, и я ему последовала, не вдаваясь в логические размышления.
Нужно ли говорить, что меня поймали и быстро. Я так просто сдаваться не хотела и царапалась и даже укусила Рамзина за подбородок, когда он прижал меня к себе.
Ругалась я тоже громко и вдохновенно, и мне очень в этот момент пригодилось несколько высокохудожественных речевых оборотов из репертуара той дамы у фонтана. Правда, практически мне это никак не помогло, но доставило некую степень морального удовлетворения. Как и вид крови на рамзинском подбородке.
Совсем не триумфальным стало завершение моего эпичного побега, когда Рамзин буквально утопил потную и выдохшуюся меня в мягком кресле и победно щелкнул ремнями безопасности.
Оба охранника маячили за его спиной, не сводя с нас своих пристальных, но при этом абсолютно бесстрастных взглядов.
– Что, типа, справились? – куснула я всех трех мужчин, тяжело дыша.
Надо, конечно, признать, что амбалы были совершенно не при чем, они и пальцем не шевельнули помочь Рамзину, когда тот гнался и хватал меня, а просто продолжали отслеживать окружающую обстановку. Так, словно наши кошки-мышки на взлетной полосе – это вообще событие, не стоящее даже крохи их внимания. Но это в моих глазах нисколько их не оправдывало.
Рамзин опустился в кресло рядом со мной, как показалось, со вздохом облегчения. Он никак не вызверился и даже не прокомментировал мой неудачный «побег из Шоушенка». А когда двигатели загудели и самолет оторвался от земли, он и вообще расслабился и стал с кривой полуулыбкой пялиться на меня. И никаких там «Я-тебя-накажу-и-бла-бла» и в помине не было. Просто утер кровь салфеткой и продолжал довольно ухмыляться, как если бы выиграл люксовый тур на лучший курорт мира. Я старательно смотрела в иллюминатор, делая вид, что не замечаю этого победного выражения на его лице, но совсем игнорировать такое харизматичное явление, как Рамзин, мне не удавалось. Наша борьба одним щелчком сняла в моем разуме и теле остатки тех блоков, что хранили меня до этого дня от полноценной атаки рамзинского животного магнетизма на мою изголодавшуюся по нему психику. Мое тело под одеждой буквально горело во всех тех местах, где он успел меня облапать во время нашей борьбы. А кожа вдруг стала мне будто не по размеру тесной и чрезмерно чувствительной. Я не могла игнорировать то, что его запах остался на мне, и не могла избавиться от вкуса его кожи и той самой давно знакомой сладости его крови во рту. Все это вместе запускало в моей бедовой голове показ гребаного порнофильма со мной и Рамзиным в главных и единственных ролях, и пропади он пропадом, подонок, в этом кино был просто охренительно великолепен. Голый, потный, стонущий и рычащий, запрокидывающий голову и содрогающийся в диком оргазме Рамзин в моей голове отнимал у меня способность сконцентрироваться и отыскать в себе резервы для выстраивания новой обороны. Поэтому все, что я могла прямо сейчас делать – это пялиться в окошко до судорог в мышцах шеи, делая вид, что я единственный пассажир на борту.
Не знаю, когда я уснула, устав от единоличного просмотра фильма с рейтингом 21+ в своей голове. Просто вдруг ощутила прикосновение, а потом щелкнули ремни, и еще до того, как я разлепила глаза, мое тело взмыло в воздух и оказалось прижато к широкой рамзинской груди. Я возмущенно замычала, но на это никто не обратил внимания. Мужчина вынес меня из самолета, но только для того, чтобы быстрым шагом понести к небольшому вертолету, стоявшему чуть поодаль.
– Рамзин, что, в конце концов, происходит? – окончательно проснулась я. – Ты обещал, что объяснишь мне все в самолете!
– Я обещал, что ты сможешь задать мне вопросы, – бесстрастно ответил он, даже не сбиваясь с дыхания. – Но, во-первых, не гарантировал, что на них отвечу, а во-вторых, ты вообще их не задала. Была слишком занята тем, чтобы скрыть, как тебя завела наша милая возня перед полетом.
Я гневно глянула в его лицо и получила в ответ откровенно-голодный взгляд, и уголок его рта вздернулся в самодовольной ухмылке.
Давненько я не видела ее именно в таком бесстыдно-похотливом исполнении. Почти скучала.
– Рамзин, у тебя опять обострение? Ничего я не завелась! – почти достоверно возразила я.
– Завелась, завелась. Тебе не спрятать это от меня, – ухмылка стала шире, и мне снова остро захотелось расцарапать эту самоуверенную физиономию. – И знаешь что? Я рад этому!
– Еще бы ты не рад! – фыркнула я. – Но повторяю: не путай мир своих фантазий с реальностью.
– О, поверь, Яночка, я ничего не перепутал. Слишком изголодался по этому блеску и выражению в твоих бешеных глазах.
Надо же, какие мы разговорчивые.
– Какому такому выражению?
– Как будто ты хочешь сначала облизать меня с ног до головы, а потом сожрать до последнего кусочка. И знаешь, я совершенно не против! – усмешка стала полноценной похотливой улыбкой во все 32.
– Знаешь, я читала, что психиатры советуют не вступать в споры с психами в периоды обострений. Не знаю, насколько это подходит к таким мутантам, как ты, но, пожалуй, помолчу!
Рамзин довольно хмыкнул, но ничего не сказал. Тем более что мы были уже перед вертолетом.
Эта воздушная машинка была четырехместной, но оба охранника только положили внутрь пару сумок и потом вернулись на взлетную полосу и, отойдя на некоторое расстояние, так и стояли там, привычно сканируя обстановку. Перед вертолетом Рамзин поставил меня на ноги, и я быстро огляделась. И тут же почувствовала его руку, которая вроде мягко, но абсолютно надежно обвилась вокруг моей талии, а его мощное тело обожгло близостью мою спину.
– Нет, дорогая, даже не думай. Побежишь еще раз, и я поимею тебя прямо там, где поймаю, – угрожающе проурчал мне на ухо Рамзин и провел губами по мочке уха, одновременно прижимая мою задницу к своему паху. И да, он прямо сейчас был в состоянии выполнить свою угрозу. Низ моего живота скрутило тянущей болью, но я прикусила себе губу, отвлекая свой бестолковый и так легко ведущийся на этот тупой развод организм.
Рамзин опять повторил процедуру с усаживанием и пристегиванием, но в этот раз мне показалось, что он намеренно касался моей груди, заставляя меня вздрагивать. Гад!
Напялив на меня еще и наушники, сам он уселся на место пилота и принялся что-то нажимать и щелкать. И тут мне стало страшно.
– Слушай, Рамзин, ты точно уверен, что умеешь… э-э-э-э… управлять этой штуковиной? Конечно, моя жизнь с твоим появлением превратилась в полный отстой, но я пока не готова с ней прощаться!
Ответом мне явился его самоуверенный оскал и… минуточку! Подмигивание? Рамзин только что беззаботно подмигнул мне, будто ему было лет пятнадцать? Все! Нам конец. Мы точно убьемся.
Взлетать было страшно. Вот почему-то в самолете я так не боялась. А тут все как-то чересчур! И окна эти здоровенные! На хрена?!!
Чтобы я во всех подробностях могла рассмотреть то место, куда мы долбанемся? И зачем мне все это? Пригодится в следующей жизни? Но я, млин, не верю в реинкарнацию! Я вцепилась в свое кресло, дышала через раз и тихо и вдохновенно материлась. Очень хотелось просто зажмуриться, но все боялась пропустить тот момент, когда мы начнем уже падать. Лететь над сушей было страшно до икоты, но вот когда под нами появилась бескрайняя водная гладь, то мой эмоциональный пипец принял эпичный размах. Мало того, что мы разобьемся, так теперь еще и утонем. Вариантов становится больше. Надо же, как замечательно. Когда через некоторое время полета посреди волн начали мелькать высоченные редкие отвесные скалы, появилась перспектива вмазаться в одну из них, учитывая, насколько близко и низко мы пролетали.
Я покосилась на Рамзина и поразилась выражению его лица. Рядом со мной был незнакомец. И он, судя по всему, просто-таки кайфовал от этого убийственного полета. Это читалось абсолютно отчетливо в каждом его движении, в блеске карих глаз и каком-то сиянии, что ли, что исходило от его лица, если такое выражение можно, конечно, применить к такому, как он. Он был реально счастлив. По-другому не скажешь и ни с чем не перепутаешь. И он бросал на меня короткие, любопытные взгляды, явно пытаясь понять, разделяю ли я его состояние. Я не разделяла. Не-а!
Где-то через час полета мы оказались над одной из тех самых отвесных скал. Ее вершина была абсолютно плоской. Так, словно ее очень аккуратно срезали ножом. И совсем пустой, не считая огромного бассейна с потрясающе прозрачной водой, расположенного впритык к одному из краев этого куска камня. Я моргнула, не понимая, кому, на хрен, может понадобиться здоровенный бассейн на скале фиг знает где в океане? Но тут Рамзин развернул вертолет, и мы, облетев по кругу скалы, начали снижаться, и я рассмотрела все в подробностях. На самом деле этот бассейн был только крышей над уходящим вглубь каменной глыбы домом. Весь его фасад, выходящий к морю, был стеклянным и прозрачным. Это выглядело так, словно полый исполинский прямоугольник из толстого сверкающего стекла втиснули в гигантскую щель в толще отвесной скалы и накрыли сверху этим резервуаром с водой. Картина и восхитительная, и сумасшедшая в одном флаконе. Хотя чему я, собственно, удивляюсь? Пора перестать это делать. Как, впрочем, и тому, что Рамзин вскоре посадил вертолет на голую каменную поверхность неподалеку от того самого бассейна и, сняв наушники и с себя, и с меня, снова расплылся в торжествующей улыбке.
– Добро пожаловать, дорогая. Мы дома.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
