Текст книги "Я до сих пор играю в куклы…"

Не хватает места между строк…

 
Не хватает места между строк —
Там туманы, ветры, снегопады…
Помнишь захудалое бистро —
Лампочек простейшие монады,
Тусклый свет, рассеянный во тьме,
Запах кофе – вырван из контекста
И плывёт, как память о весне,
По верхам прокуренного места.
Шлягера отыгранный этюд,
Отзвуком былых напоминаний
Для двоих – отправлен на ютуб
С неумелым раем обещаний,
Что всегда, навеки и во всём —
И усмешкой встреча в эпилоге,
Лунное молчанье за окном
С жаждой упоительной эклоги,
 
 
Места нет – в межстрочной толчее
Пустоты раздувшееся эго
И ноябрь – помятый сомелье —
С пробой только выпавшего снега.
 

Избыток осени, вина, тоскливых зрелищ…

 
Избыток осени, вина, тоскливых зрелищ,
Караганда ответов, сплин туманных рощ,
И в этом всём ты беспросветно веришь,
Поэтому и кажется – живёшь,
 
 
Назло сезонному, блажному, молодому
Непостоянству в пику мерных постоянств,
Питаясь будущим, как сладостной истомой
Задуманных и перелётных пьянств
 
 
От одного к другому – с богом в помощь!
С бессонницей безмолвной суеты
Выныриваешь вширь соседних комнат,
Перелетая хлипкие мосты,
 
 
Выпархивая в мыслях голубиных
Из-под обломков прожитых руин.
И человечность от тоски звериной
Рисуется в безременье морщин,
 
 
И тяжесть от несдержанных рыданий
Несёшь к зиме нехоженных времён,
 
 
Но взгляд да взгляд всё льнёт к осенней раме,
За ней разлуку клинит небесами,
И родственно скрипит опавший клён.
 

Возможен сон, но отгремевший день…

 
Возможен сон, но отгремевший день всё крутится угасшей фотоплёнкой.
Закрой глаза, высматривай «нигде» в тиши своей бессонной и незвонкой,
В такой глухой и вязкой темноте, навязанной сомкнутыми глазами…
Баюкай себя сказкой – на горе, за тридевять овец, в конечном гаме,
Стихают все надежды и стихи, ничто не бередит и не нарушит.
Приходит сон – разнузданно-лихим, с картинками, берущими за душу…
И видишь в красках, и летишь туда, куда не долететь, как ни старайся.
Мешает жизнь, как ранняя дуда: давай, вставай, не май, а ты помайся,
И бросит осень дождиком с небес, а ты почти забыл, что осень рулит
Прощальной тягой к перемене мест,
Но с облетевшей рощей в карауле.
 

Отдать тоску за тридевять земель…

 
Отдать тоску за тридевять земель кому– нибудь другому в услуженье,
Где сводятся концы к одной зиме, и ты туда идёшь без сожалений,
О пропитых, под непогодный хай, мечтаний облетевшего порядка,
И не рифмуешь отшумевший май под горечь натуральной шоколадки…
 
 
Тебе легко. Заброшены слова за чёрточку немого горизонта,
И кружит помудревшая листва под отходную грозового фронта,
И кажется, ещё совсем чуть-чуть, ты разожмёшь кулак и всё отпустишь,
 
 
Вдогон к тоске – чахоточная грусть – зайдёшь в себя без осени и грусти
И наведёшь порядок, и простишь, повесишь солнце новых ожиданий.
Посеешь зёрна света из горсти и стих сглотнёшь не тех воспоминаний.
 

Говорить с тобой о всякой всячине…

 
Говорить с тобой о всякой всячине
И молчать на пару обо всём.
Пусть дожди о прошлом накосячили,
Мы с тобой о будущем споём,
 
 
Где светлее по обыкновению
И надеждой скрашенная даль.
Не услышь хандру осенних веяний,
Доставай запрятанный рояль
 
 
Из кустов, а может, из-за пазухи,
Где тепло и блюзовый каприз.
Начинай – наигрывай по засухе
И в душевной близости продлись.
 
 
Под транзит ветров непостоянности
Подыграю на своей струне.
Разгоню невнятные туманности
И напомню о блажной весне,
 
 
Что томится где-то в неизвестности
На далёкой скраденной звезде,
Освещая верой все окрестности
В моросящих буднях о тебе.
 

Надо бы тепла

 
Надо бы тепла – да всё никак,
Потихоньку лето оскудело.
Гонится печалей порожняк
По ветрам сезонно оголтелым.
Август стар. Ему уже никто,
Как тому полковнику, не пишет.
Неба неприглядное пальто,
Да аншлаг у падающих шишек.
Рядовые дождики нудят —
Им ещё учиться да учиться,
Мочат непосчитанных цыплят
Моросящей мелочной водицей.
А до сентября – рукой подать,
Я пишу, но август без рассудка.
Жду ответ. И капельная рать
Умолкает ровно на минутку.
 

Так не бывает, чтобы всё и сразу

 
Так не бывает, чтобы всё и сразу,
Сшиваешь по кусочкам паруса,
Переживаешь тучную проказу
В потерянных лазурных небесах,
Дрейфуешь по тоске, садясь на днище,
И богу в уши льёшь про «как же так?,
Пока твоя судьба по полю рыщет,
Выискивая спрятанных собак,
Усваивая смыслы по крупицам,
Глядишь на алый дальний силуэт,
Тихонько ночь слетает тёмной птицей,
И каркает вовсю, что ты – поэт.
 

Выходи посмотреть на зарю…

 
Выходи посмотреть на зарю,
Помолчим, зарождению вторя,
Я тебе этот вид подарю —
На краю поднебесного моря —
Дым белёсый по ленности туч,
Их туман обдирает как липку,
Алый цвет и велик, и могуч —
Как играющий первую скрипку —
Новый день поднимается ввысь,
И торжественно солнце выходит.
Открывайся, давай, не боись,
Столько дел до темнеющей коды,
По задворкам мечты голубой
Разливаются трели, как песни.
Облака проплывают гурьбой,
Шлейфом утренней ранней невесте.
Слышишь? Будто звучит Мендельсон,
А давай украдем эти звуки?
В неглубокий мечтающий сон,
Мимо непроходимой разлуки.
 

Пыхтит состав

 
Пыхтит состав, не догоняя даль,
Куда там до прекрасного далёка!
Вот и нудит колёсный пономарь,
Пейзажа муть размазывая в окнах.
 
 
По полкам – жизнь, не бьющая ключом,
Со спёртым духом – роллтона пасьянсы.
 
 
И ни о чём, но каждый о своём,
И пляшет чай, не заказавший танца,
На свадьбе ограниченных свобод —
Болтанье тел. Жара. Кондишен в помощь.
И пыльных мыслей сводный хоровод,
Впадает в сновиденческую кому.
 

Всё пройдёт, и тяготы отступят…

 
Всё пройдёт, и тяготы отступят —
Пересилишь облачный свинец,
Сдержишься на жизненном уступе,
Не утонешь в истинном вине.
Оглядишься – вечное начало
В небе голубеющих седин.
Птиц полёты – мало, выше, мало —
На седьмом – лазурном – помолчим —
О любви. О пройденном недавно,
О монетке солнечного дня,
Что зависла – выгорела лавой,
И почти оставила меня
Жесть тоски на стоптанной дороге
И шарманка нудного дождя.
Я теперь, июльски босоногой,
Побегу, немного погодя,
По цветам, ветрами непримятым,
По простору песни луговой,
Чтоб упасть в такие ароматы
Внесезонной внутренней зимой,
Чтобы отпоить, отпеть и справить
Платье из ещё одной зари…
 
 
Я в такие дали буду вправе,
Если ты уже отговорил
До конца. До донца и забвений
И до колокольной тишины…
 
 
Только бьётся пульс стихотворений,
Этой вечной, чёртовой весны.
 

Встать и побежать

 
Встать и побежать по этой жизни,
Пересилить ветер, что в лицо,
Улыбаясь бог какой Отчизне,
Из хороших и из подлецов.
Где по полю, где по буеракам —
Там свобода, там тюрьма с сумой.
И с дождём раскаянно проплакать
Над аллюром будничной кривой.
День переупрямить – летний, жаркий,
Не сгореть в непрошенной любви,
Мудренеть в подкинутых подарках
От не плачь, не бойся, не зови.
И споткнуться на пороге дальнем,
Ты к нему бежал, не чуя ног…
И услышать глас исповедальный:
Не плошай. Ты сам давай, сынок.
И вставать по-новой, не надеясь,
Понимая, что ещё чуть-чуть…
Оседлает жизнь безбожно шею,
И бежишь. До света. Как-нибудь.
 

Если не о личном – просто здравствуй…

 
Если не о личном – просто здравствуй,
Как дела? Всё будет хорошо.
День промчался солнечно-гривастый,
Ночью звёздной в сердце поражён,
Сгинул за последним поворотом,
Освещённым отблеском лучей.
 
 
Вечер выпал сумеречной квотой,
Скрадывая светлое – взашей
Исчезали чёткие фасады,
Расплывались в мутном фонари.
Очерняла томная услада
Город, что в тиши отговорил.
Горизонт затяжкой напоследок
Чиркнул о далёком и пропал.
Не о личном. О потере света —
В лунный выход. В солнечный финал.
 

О том и речь…

 
О том и речь – словесная возня,
Что хочется, но колется и снится.
И… разливай бескрайние моря,
В желаниях самой там утопиться,
Чтоб нахлебаться вдрызг, не расхлебав
Заваренное горячо, вкрутую,
И кличешь: мозг! Вернее: мозгоправ!
Чтоб выправить из ряда вон кривую,
И подпадаешь под влиянье муз
С нарывом строк под чашечку чифира,
И дуешь в ус, и усмиряешь пульс
За что-то вроде забытья и мира
 
 
С самой собой – обманывая всех,
Паяцем «всё не хуже, чем у прочих!»
Но тикает разлука в каплях вех,
Пока ты прикрутить минуты хочешь,
Затягивая горло, кран и речь
До суши в невозможности ответить.
Но… чувство жжёт и пробивает течь,
Срывая стих, как выкрученный вентиль.
 

Попробуй тишину не расплескать…

 
Попробуй тишину не расплескать,
Когда гремящий день ослабит хватку.
Мгновения прекрасна благодать —
Берёзы неоткинутая прядка
Замрёт на долю скраденных секунд,
 
 
А ты неси наполненную чашу,
Пока ветра лихие не секут,
И девственное ухо не шабашит,
Улавливая мимоходность всех,
С утраченным покоем в ритме шумном…
 
 
И мошкара, как стайка неумех,
Зависнет обездвиженно-угрюмо
Над хрупкостью умолчанных потерь
Среди мгновений, что вот-вот сорвутся
В обычно-городскую дребедень,
Чтоб чаше с тишиной перевернуться…
 

Всё будет так, как скажешь, мон ами

 
Всё будет так, как скажешь, мон ами,
Я выйду в сад, но возвращусь до рощи.
А может, стану путником равнин,
В которых ничего уже не ропщет,
Как раньше – и пустырь вовсю шумел,
Взрываясь бурей тысячепесчинной
Под небом с чем-то вешним на уме,
Что высоко, полётно, беспричинно
Тянуло вдаль – до самых крайних туч,
Чтоб растащить на рифмы и баллады…
Теперь боюсь невыверенность круч
Сорвётся в ной олдскульной серенады,
Поэтому ни слова о любви,
В конце концов – она захочет больше
Для временем притёртых половин,
С волнением листвы в осенней роще.
 

Неразборчивый шум в редколесье…

 
Неразборчивый шум в редколесье,
Растумана сползающий плен…
Затерялся в некапельной взвеси
Слабый ветер моих перемен.
В перекличке пернатых невнятно
Рисовался набросок утра.
Столбняки из травы непримятой
Нанизали росу на ура —
Время плыть в новый день, новым словом
На несбитой душевной ладье,
 
 
До неясного дальнего крова,
По непрошенной свыше мольбе,
Вдоль сквозного лазурного рая,
Обесцвеченных звёзд на пару,
Где есть ты, но пока не светает,
Где с рассветом мечты не умрут,
Затеряются в облачных высях,
Голубые рисуя круги.
Как орнамент на божьих кулисах,
С вечной одой любовной пурги.
 

Провинция. Июнь

 
Провинция. Июнь.
По россыпи людей
лучи перебирают лица, спины,
а мой маршрут,
скоплением покинут,
ведёт по снегу шумных тополей.
Кому не лень —
обходятся подальше —
плюются,
чертыхаются, бегут…
Где лучше ищут? Нет —
какой уют?
Уютом здесь давно уже не пахнет —
асфальтовые джунгли —
се ля ви,
настояны на терпком
не зови,
туда ещё не верь и не проси —
не бойся – потерялось по дороге —
муштрует быт —
авто, заботы, ноги —
и смутное прощенье впереди,
как пух летит – идущих посреди…
 

Банально скажешь значит, не судьба!

 
Банально скажешь: значит, не судьба!
И спрячешься за мысленную стенку.
У перезрелой ягоды – гульба —
Снимаешь слов напрасленную пенку
И ждёшь обеда – выварить тоску,
В сиропе жизни – трудно пузыриться.
Пчела добавит нудного газку,
Прилипнет и не сможет отлепиться,
А ты вольна писать – кум королю —
И сваливать на мимолётный случай
Своё не богом данное «люблю»,
С возвратом в быт намоленный и скучный.
 

Перебираю дни, часы…

 
Перебираю дни, часы —
ловлю молчание на слово,
По утру – капельки росы,
мой бежин луг светло зарёван,
Полоской алой небосвод
на тьму и цвет уже поделен —
И солнце выползет – вот-вот —
перетекаются недели
Одна в другую – сон, рассвет —
залогом будущему здравствуй,
И сходит знойный день на нет
в глазке потухшем яркой астры,
Она – так стойко держит стать,
а я нестойко, но стараюсь,
А вечером – молчу в тетрадь
и в слове о тебе теряюсь…
 

Цирк не уехал

 
Цирк не уехал – клоуны сбежали,
И на манеже – реже, но не те.
А мне б с другими – и в такие дали,
В которые уходят налегке.
Вот так вот взять и разорвать билетик,
И не узнать, где место и где ряд,
Отвоевав у скучных арифметик
Себя – по бесконечности паря,
К другому – бескорыстному искусству…
Уедет цирк, а клоуны придут
И высмеют белиберду про чувства,
И новенький билетик продадут.
 

Закрытый день. Окно открыто. Вечер

 
Закрытый день. Окно открыто. Вечер.
Цикады неуёмный полузвук.
На небе свет недавно отщебечен,
Под ротозейство ветреных фрамуг.
 
 
Не подобрать слова к разлуке дылде —
По локоть фразы, смысл – не ко двору,
И вид её пугающе бесстыден,
Когда придёт на память не к добру.
 
 
Так беспардонно оголит колени —
Бери её – авось и согрешишь,
За тот стишок, что в трепете сомнений,
Показывает солнцу лунный шиш.
 
 
Прикинешь ночи вызвезденный бархат
На платье из рифмованных потуг,
 
 
И хочется такое забабахать,
Чтоб не сдержать по сомкнутому рту
 
 
Тех слов бескрайних – откровенно рвущих
На лоскутки небесного тряпья
Бездонные чернеющие кущи,
Чтоб вызвучить тоску от а до я.
 

Перешептать дрожащую листву…

 
Перешептать дрожащую листву,
нащупывая нужное о ком-то…
Отвоевав себя у гулких комнат —
идти…
Идти и отпевать весну
в тусклящей жести водостоков.
По каплям выпавшей тоски,
по мутности незрячих окон —
деревьям,
вставшим на носки
туда: в черничное безбрежье
с огнивом молний вдалеке,
где вечное левобережье —
на горизонтном волоске.
 

О вечном…

 
Безответно. Бескрайне и нежно,
Муза сунет тусклящий стишок,
Приходящего лета нездешность,
Как холодный любви посошок.
 
 
Как горячечной веры остуда,
Как сквозящего солнца лучи.
Если что, то я больше не буду,
Ты мне тоже во снах не стучись
 
 
В дверь закрытую. Ночью глухою,
Перед крыльями синей мечты,
Я чернильную память замою
И за тридевять сгину версты.
 
 
Там начну – не легко и мятежно —
Подниматься по строчкам с колен.
Чтоб увидеть, как новая нежность
Зацветает на лысой горе.
 

Как будто все под богом…

 
Как будто все под богом – значит, легче
Грешить, потом замаливать – и так
Удерживать аллюр козы беспечной
И судьбоносно вскидывать пятак.
Орёл ли, решка – экое лукавство!
Играть в случайность, верить и т. д.
А нужно лишь обыденное «здравствуй»
Да пара строк на гаджетном листе,
Где всё про всё – чтоб лабух разговорный
В такие дали и по всем низам…
Без шляпного участливого сбора
По мимопроходящим сквознякам.
Пускай лабает, но непринуждённо,
Не ждать оплаты – верить в чудеса,
Глядишь – на ветках пожилого клёна
Осядет птиц заоблачный десант —
И ну шуршать по хлястикам пожухлым
И скрашивать унылое пальто,
А я в ответ пригорожу на кухне
Красивый стих на прожитый итог.
 

Не раскатывай губу на это лето

 
Не раскатывай губу на это лето,
Закатай её в перчатках, под маску.
Эмигрируй в ибиня незаметно,
В деревенскую непаханную сказку.
Там колодезный журавль при водице,
Буйных ласточек гроза приземляет.
Ты сойдёшь там за лохматую птицу,
В шалаше уединённого рая.
Там за дело встанет ливень стеною,
Пыль прибить, омыть простор дерзновенный,
Сбрить пыльцу и замочить паранойю
И от жажды слов спасти непременно.
Отхлестает так, что мало не будет,
По просёлочной дороге гарцуя.
Замелькают пятки тронутых будней,
Вдохновение отшельно даруя.
Вдохновись на что-то больше, чем ковид,
Раззудись по всем печалям ушедшим,
Да напейся в небесах синей крови,
Словно сбрендивший от вечности шершень.
Но зато не заразишься, Попович,
Шарик – Муромец, а котя – Добрыня.
Как на старорусском матерно молвишь,
На четыре стороны удалые,
На семи ветрах продувшись от дури,
Да бегом бежа до самой столицы…
То ли бесы, то ли боги колдуют…
А скорее – это попросту снится.
Ты же в комнате лежишь, как в темнице,
Чудой-юдой от статистики ранен.
Не шашлычится тебе и не спиться,
Если только в… скайп – к скучающей маме.
Или можно погулять по проулкам,
Сторонясь от всех подряд чумачече.
 
 
А для рифмы взять засохшую булку,
Вольным птицам покрошить недалече.
Хорошо им – разлетятся – и нету,
Хоть к югам, хоть в заграницы, хоть к чёрту.
Ты же тыкайся в сети интернета,
Раз пока реальной жизнью отчёркнут.
 

Разбавить неразбавленный июнь…

 
Разбавить неразбавленный июнь —
Мечты, мечты – слащавые посылы.
А настоящим жизнь перекусила,
Посолонилась – катит к сентябрю.
А ты ей вожжи к бытовым бокам
Да удила мгновений и моментов,
Чтоб тот сезон цветущих комплиментов
Чуть придержать – пусть не наверняка,
А с тихой сапой чаяний в глазах,
Но с верой-правдой молодому ах!
Вкатиться в тот сентябрь почти немой,
В почти отговоривший голос свой,
Чтоб прошептать о выжившей любви —
Ты по-зо-ви…
 

Не соврать по раннему утру…

 
Не соврать по раннему утру —
Ты ещё как агнец божий светел.
И пока игра не ко двору,
С оголённой правдой на примете
 
 
Солнца луч – чуть приоткрыв полог —
Озаряет квесты воробьиных,
И ещё не варит котелок —
В дрёме сквозь ресницы карантинной.
 
 
Скоро а, за ней логично бэ,
И на грани чуткого затишья,
Вновь напоминают о себе
Прерванные сны далёкой вспышкой,
 
 
Будит шум, но хочется ещё
Оттянуть отбытие с парадной…
Жмуришь забытьё на посошок,
Сохранив «всё будет хорошо»
Для стрелы распахнутого
взгляда.
 

Оглянусь…

 
Оглянусь и на бедность надежде подам пустоту —
Пусть звенит неумерши, и празднует старость победу.
И оглобли любви разверну – и скорей за версту
Я по буквам, словам и по фразам поеду, поеду
 
 
Дальше – лучше, туда, где прощания свяжется звук
В неучёную нехристем бабкину к небу молитву.
Отощавшей весне – быть бы живу! – и всё недосуг
Разродиться теплом календарным – пока недобита
 
 
Тридцать первым числом – холода – не по майской поре,
Мне б берёзой шуметь по ветрам на семи самозванцах,
Но тащусь, словно тщусь, к той высокой-высокой горе,
На которой у веры рифмованной нет ни единого шанса.
 

Где сладкая тоска в моей груди…

 
Где сладкая тоска в моей груди
Как горький мёд поэзии прольётся,
Там муза обескрыленно нудит
Под одиноко вылупленным солнцем.
И безъязыкой письменности речь
В улётных птицах невесомо реет,
Старается мой голос поберечь,
Молчанием позолотив идею…
Литература – бог меня прости,
Задушенное громкое в гортани,
И ты – рефрена памятный мотив,
И я – в стихотворящем вечном спаме —
Сказать – и не отрезать этих слов
Из многоточий. Послевкусий. Эха…
Базар-вокзал и дева-жизнь с веслом,
Прихлопнуть бытом, но не переехать,
Пока пишу – пирую о тебе
Как та чума, бродяжничая вольно,
С бескормицей у мыслей по весне,
При полном сердце – звонком, колокольном.
 

Ни сном и ни духом

 
Ни сном и ни духом – увидишь ли, встретишь,
Не переупрямить весны непростой.
Идёшь при потерянном солнечном свете,
Дойдёшь ли прибиться к нему на постой?
Чтоб остановиться – с привычной орбиты
Желая срулить от наезженных тем.
И май доходяга – зелёный, небритый,
И лабуха-ветра порывистый крен —
 
 
Весне не по чину – туда прибивают,
Где лета неясного синие сны.
Рукой не подать до безбрежного края,
В котором стихами мы доведены
До веры по небыли голоса сверху,
До самых родных и далёких никто.
Свистят соловьи, но влюблённость не к спеху
Душе молодой в допотопном пальто.
 

Разбитый май, погода разбитная…

 
Разбитый май, погода разбитная —
Хлебнёшь тоски оконным столбняком,
Зашитый двор – от края и до края,
Умолчанный напротив серый дом.
 
 
А ты стоишь – расклеенной и сирой —
За пеленой непамятной весны,
И молчаливо раздаёшь «спасибы»
За новый день с неправой стороны.
 

Ты хороша…

 
Ты хороша для роли бессловесной —
Без кушать подано – такого намолчишь,
Что пролетят потерянные вести
Над суетою голубиных крыш.
Их не найти. Хоть чем пофонтанируй,
Под хлебосолье майских зеленей.
Весну б унять, а то шумится с жиру,
По всем мечтам проснувшихся полей.
Пронять рассвет мне кажется возможным,
Проснись и пой, как птичка с утреца.
 
 
С намёком чувств, свербящим осторожно,
Как сдержанная за ночь хрипотца.
Откашляйся – и голос спозаранку
Проклюнется из томной немоты.
Отладишь быт – до тряпочной огранки,
С уборкой влажной чистой лепоты.
И вспомнишь, может, песенные строчки
Души запойной простенький мотив,
И тишина дойдёт до крайней точки
И сдохнет – хорошенько так пожив.
Я ж отпою без всяких сожалений,
А может, пожалею, но чуть-чуть,
Об этой недоговорённой хрени,
Что вдохновляет сладостную грусть.
 

В пространных фразах…

 
В пространных фразах есть тактичность,
Да видно я не их удел.
Летят слова ватагой птичьей,
И май по зелени созрел.
 
 
Сирень, нарциссы и тюльпаны —
Кричащий цвет, шумливый вид,
И никакого ввода данных,
Весна меня не пощадит —
 
 
Приходится ваять на совесть,
От откровения горя,
Свою чуть начатую повесть —
И от нехватки словаря
 
 
Срываться вечерами к звёздам,
По многоточиям немым.
И верить, что ещё не поздно,
И знать, что встретиться прямым
 
 
В теории – невероятно,
Но случай где-то про запас
В моих шатаниях невнятных
Как веры нервенный компас
 
 
На даль. На светлое по ночи,
На безыдейность ни о чём.
Пока союз совсем непрочен,
И каждый в песнях о своём.
 
 
В который раз заварен кофе,
Сижу, даруя гуще – пас,
Изгоем нудных философий
И знатоком лиричных фраз.
 

К каким чертям слинять с подводной лодки…

 
К каким чертям слинять с подводной лодки,
Что скребыхает брюхом по мели?
Вот вырвусь из заботливости кроткой,
Чтоб выше радуг чувства увели.
Чтоб оглядеть с улыбкой превосходства
Фальшивый мир, наигранный театр,
И мелкий быт с бесславным пароходством,
И всяких-яких выспренный пиар.
Сидеть себе на облаке ничейном,
Мотать ногами в пропасть ни о чём,
Молчать о нас с тобой благоговейно
И не греметь от комнаты ключом,
 
 
Который баш на баш – за рай свободы
Без потолков и запертых дверей,
Где бог поймёт меня без перевода
В отговорившей памяти моей,
Она – как рощи отшумевшей голость,
Размытая дождями в вышине.
И там, в стихах, прорежется мой голос,
И ты, быть может, вспомнишь обо мне.