Текст книги "Я до сих пор играю в куклы…"

Какой-то хочется эстетики…

Иногда хочется капнуть живительной простотой на мысленную засуху пустыря одиночества. (Рубленко Галина)

 
Какой-то хочется эстетики —
Ажурных слов, красивых фраз,
И полевых цветов букетики
На радужке любимых глаз.
 
 
Сплетенья рук орнаментарного
Хотя бы в мысленной красе.
Без сожаления коварного,
С рассветом – выход по росе —
 
 
Такой хрустальной из-за разницы,
Как нет и да, как ночь и день.
У встреч – задуманные праздности,
У веры – махонькая жмень —
 
 
Как крошки хлеба запашистого
Из ноздреватой наготы.
Когда-нибудь – надеюсь истово —
На ты и я. На я и ты.
 
 
Лететь куда-то на далёкое —
На лучезарную звезду.
И чтоб Пегасы рядом цокали
В невесть каком златом году.
 
 
Да чтобы ангелы глаголили
За здравие прекрасных душ…
Но годы – годы чайльд-гарольдовы
Скитаний философских ждут.
 

Договорю. Уйду. Оставлю свет

 
Договорю. Уйду. Оставлю свет —
Пусть осечётся темнота прощаний.
Сойдёт туман в досказанное нет,
Как сигарета, смятая в кармане.
 
 
Доверчиво уткнётся тишина
Куда-то меж лопаток – ветер в спину,
И добровольно топается на —
В далёкую-далёкую картину,
 
 
Где нет теней на острие стихов
И высоко до пика откровений,
Где забываешь прошлое – легко,
По солнечной открытости весенней
 
 
Всему и всем – а значит – никому,
В самой себе очёркивая грани.
Где шепчет небо – дай-ка обниму…
И это будет рай из обниманий.
 

Не отпускай. Не прерывай строку…

 
Не отпускай. Не прерывай строку
В угоду быта, правил и морали.
Срывайся в писанину по звонку,
Пока ещё своё не отмолчали
Ни колокольцы внутренних богов,
Ни бабочки – притихшие скромняшки,
Кисельные моря без берегов,
Сомнения в несорванной ромашке.
Выписывай себя из приписных,
Из прописных стучись заглавной буквой.
И не считай патронов холостых,
Которые красивы, но без звука,
Такого, чтобы – ах! И грянул залп
До неба, оглушённого признаньем.
Чтоб выдохнулся птицами финал,
Озвученным, улётным, непрестанным.
Не сдайся у порога – прокричись,
Пусть заполошно выпорхнут синицы.
И мне в далёкой близости приснись,
И я тебе – ответно – буду сниться.
 
 
P.S. Тот случай, когда между А и Б выбираешь И.
 

В холодный день по-тёплому взгрустни…

 
В холодный день по-тёплому взгрустни:
Попей чайку, подумай о хорошем.
У прорвы дней – как новобранцы дни,
Идут, идут – из прошлого моложе
До зрелости – безумной чередой,
Не скрадывая зимы и морщины,
К молчанию души немолодой,
К беспарусной стоянке бригантины,
 
 
К упадку сил от вечной беготни —
К богатству лет, прибавленному в цифрах…
Поэтому, постой – комок сглотни,
Ослабь узду, вручи свободе шифры
От всех задумок в обществе тепла,
От светлых лирик из проёмов света…
И не смотря в кривые зеркала,
Дай быть себе счастливой и согретой.
 

Этот стан блажной свободы

 
Этот стан блажной свободы —
Не укусишь локоток.
Тянешь времечко у входа,
Опоздавши на урок.
Эти рифмы перочинны,
Этот палец у виска.
Эти чинные причины,
Что слетают с молотка.
Оправдания нелепость,
Словно вылепленный гипс.
Неразрушенная крепость —
Всё равно – поберегись.
Эти взрощенные липы
В нашем городе аллей —
Крепни в дереве со скрипом
И стволом остолбеней.
Там у входа, здесь у бездны,
Грусти сломанной крыло.
Эк тебя, дружочек верный,
На страданья припекло.
Гомони стихи с надрывом
Этой вывернутой тьме.
Пусть печаль в калашный с рылом
Не суётся обо мне.
 

Достала вёсенность – красава

 
Достала вёсенность – красава —
Всё дзинь и гам, да неба ширь.
Долблю по выдержанной клаве —
Слова сажаю на пустырь.
 
 
Перелопачу подсознанье —
О, сколько там неясных дум!
Переходящее метанье —
В оживших мухах на виду.
 
 
И вычур солнца повсеместный,
И почек точечный прострел —
Любовь трубит мне отзыв лестный,
Не нажимая на пробел.
 
 
Ловлю, иду, вперёд и в ногу —
Без остановки на обед.
Весна идёт – весне дорогу,
Как неученья ярок свет!
 
 
Небесной лестницы лазурность —
И я, как новенький пятак.
Начищен чувствами не дурно —
За драйв, иронию – за так!
 
 
Перехожу к котам досужим,
Орут – как мото в вираже.
Ни завтрак, ни обед не нужен —
На ужин – кошка в неглиже.
 
 
Перебираю все желанья,
И прославляю всех богов.
Весна прекрасна – до лобзанья
По сто раз хоженных дорог.
 
 
Не сомневайся в провожатых —
В моих стихах и бла-бла-бла.
Люблю, любовь – не виновата,
Долой рассчётливость бабла!
 
 
Себя – к тебе – до помрачений
Рассудка, трезвости и дня.
И лишь узда стихотворений
Загнаться не даёт до дна.
 
 
Придержан конь от в лоб и по лбу
И объезжает по кривой.
Авось, и вывезет на полдник,
Пока не схарчилась любовь.
 

В Гиперборею

 
Зазевается задумчиво пичуга,
Закачается в ветвях неврастенично.
Это ветер за отчалившего друга
Спросит: как ты? И отвечу: всё отлично.
 
 
От порыва до порыва выживаю,
Там по крошке, здесь по небу, по привычке
Облетаю край души своей по краю,
Поджигаю с искрой чувственные спички.
 
 
Гасит ветер – по отечески – не с юга,
А с полярной точки разочарований.
Разметает пепел прошлого по кругу,
Видишь? Пятна. И рассвет до боли ранний.
 
 
А по низу – май с цветеньем сладострастным,
Да в зобу давно дыхание не спёрло.
Так, чирикаю: прекрасно да прекрасно,
Надрывая ноты в тренькающем горле.
 
 
Чуть устану – отдохну почти бескрыло
Да на бреющем печальное отбрею,
Посылая в раж руладный всё, что было,
К чёрту, к богу, к забытью… в Гиперборею.
 

Эпизодично всё, мой друг

 
Эпизодично всё, мой друг – пора
Не соглашаться на другие роли,
Ну, сколько можно тишину марать,
Оставив алый парус на приколе.
 
 
Мурыжить взглядом тучи – на предмет
Фигурок фантастического фолка.
И утешать обыденное «нет»
Лазурно-поднебесным кривотолком.
 
 
Срываться на французском в мон ами,
Просить прощенья за не тот французский.
И отпускать, не веруя в аминь,
И возвращаться на привычный русский,
 
 
Чтоб пеленать молчание строкой,
Прикинувшись божком литературным.
И уходить в тоскующий запой,
Греша воспоминанием ажурным.
 
 
И плыть, и быть безвременной стезёй,
Согласно чьей-то выдуманной воле.
И наполняясь прожитой зимой,
Отказывать себе в весенней роли.
 

Вот осенит любви знамением…

 
Вот осенит любви знамением,
Да безответностью прибьёт.
Шагнёшь извне в недовесеннее
И в прошлогоднее шмотьё.
 
 
На верхних нотах до отчаянья
Пищит какой-то ранний птах.
И машет ветер до свидания
В ослабших в зиму проводах.
 
 
Идёшь и щуришься удушенно —
На шее шарф – не просквозит.
Рассвет ушёл – дождём откушанный,
И беспросветится зенит.
 
 
Цветёт апрельское – пора уже,
Хотя неблизко до тепла,
И горизонт висит параболой,
Как будто даль изнемогла.
 
 
А боль в тебе до неприличия,
Но не пристало молодцу.
И ладишь лыбу безразличия
К невдохновлённому лицу.
 

Найдёшь себя и сплюнешь за плечо…

 
Найдёшь себя и сплюнешь за плечо
Да постучишь по дереву в комоде,
Пока куда ещё не завлечёт
И чепухи кому не нагородишь.
Про зимы, хоть весна блажит весной,
 
 
А ты стареешь, ангельски белеешь,
Но гонишь жажду чувств на водопой
И о морях невыразимо блеешь.
А как сказать красиво на краю
Речей пространных, точек, междометий?
Когда штормит неясное люблю,
Душа маячит вдаль о лишнем третьем.
 
 
И закаляешь сталь у корабля,
Чтоб не пристать, найтись и не разбиться,
Отыскивая собственное я
По быту озабоченной синицей.
 

Ниочёмное

 
Вызвучу словом апрель непогодный и робкий,
Может быть станет немного теплее и краше.
Хочешь, давай рассуём по картонным коробкам
Хлам от признаний ненужных и чаяний наших.
 
 
Не протестуй. Всё по-серому – не по сезону,
Время страстей, а по улицам дождик шарашит.
Патриотично забито ТВ голосищем Кобзона,
Жизнь, я люблю тебя! С песенкой позавчерашней.
 
 
Хлопотно чувствовать, видя чуму на два дома,
Вместо весны – чёр-те что и без бантика сбоку.
Трудно остаться едва мимолётным знакомым,
Легче уйти, не сгорев в этом хмуром до срока.
 
 
Всё не по нотам. С листа отправляются буквы,
Как вереница мечтаний улётного текста.
Мне б напоследок немножечко вслед наагукать,
Если речей вдохновляющих занято место.
 
 
Всё не о том – до припадков ветров налетевших,
Лужи глотают свинцовых небес серебрянку.
Что-то сегодня не пишется, хоть и неевши,
Что-то сегодня не ладится слог спозаранку.
 

Прими всерьёз далёкую меня…

 
Прими всерьёз далёкую меня —
Богатству лет нужна перезагрузка.
Зима придёт – и холода кляня,
Погрейся у никчёмного искусства.
 
 
Не для толпы мой искренний порыв,
Скучания и робости дилемма.
Попросишь вон по правилам игры,
Я выйду из молчанья непременно.
 
 
Приму тебя – застрявшего в груди,
Запрятанного от ветров колючих,
Ты только никуда не уходи
С бессонницей, рифмующей болюче.
 
 
Останься послевкусием моим
По нежности апрельского цветенья.
И не крестись – пусть чудится родным
Обнявшее тебя стихотворенье.
 

Не кажется, а точно – жизнь летит…

 
Не кажется, а точно – жизнь летит,
Муштрует быт – солдаты постарели.
С весной мечты и вера в аппетит,
Раскачиваешь детские качели,
 
 
Смакуешь синь, зрачок цепляет высь,
И бесшабашны мысли и мотивы…
Глотаешь ком и годы тянут вниз,
Отсутствием любовной перспективы.
 
 
Вот так вот хлоп – и нечего мести
Хвостом грехов и прытью в юной рани.
Один стишок созревший из шести —
Нелеп. Несносен. И весьма туманен.
 
 
Чего ты хочешь, радость, от меня,
Нахваливая бога в аллилуйях?
Возьми припев обыденного дня
Да перепой в увядших поцелуях.
 
 
Давно, давно – как серое кино —
Потёртый цвет на поле перекатном.
Потеряное чувство, как пятно,
Краснеет о былом и невозвратном.
 
 
Хлопочет тюль в порывах сквозняка —
Весна на все лады – звенит и ропщет.
Скрипят качели – но рука легка,
Пока я не про частное, а в общем.
 

Ты здесь. И я на здешнем говорю…

 
Ты здесь. И я на здешнем говорю,
Про завтрашний загадывая к ночи.
Забит эфир расхожим ай лав ю
И ждёт, когда по-русски залопочешь.
 
 
Пусть робко, но взрывая тишину,
Далёкое с родным перемежая,
Тогда и я за правило возьму
Не ездить по накатанной в трамвае.
 
 
И свет в окне опять приму за свет,
До этого – как солнца частный случай.
И оживлю заезженное «нет»
Надеждой на сегодняшнее лучше.
 
 
Неспетое споётся невзначай —
Несказанное вырвется наружу.
Ты здесь. И я зову к себе врача,
Чтоб не сгореть. Дождаться и послушать.
 

Растрескался фарфор в потасканном шкафу

 
Растрескался фарфор в потасканном шкафу,
Подвянывает зрелость в вазе при тюльпанах,
Являет сонный кот диванную лафу
В пустой квадрат тоски телеэкранной.
 
 
И лежебока мысль протягивает соль,
Но не с руки солить преснятину покоя.
Корябается стих, как меньшее из зол,
И промышляет торкнутым разбоем.
 
 
Накатывает ком в гортани – слой на слой,
Литературный зов трубит напропалую.
На сходку соберёт рифмический запой
С пожитками давнишних поцелуев.
 
 
Давай, смакуй быльё в пастели серых стен,
С бесвкусицей сейчас, в деликатесном прошлом.
И вечно брешет жизнь, как выпущенный щен,
Визгливо, ошарашенно и пошло.
 
 
Лежать бы и лежать, а может, плыть да плыть
При карантине снов, без выплеска хотений.
От тупика углов – до тупика из слов,
Гоняя бич своих стихотворений.
 

Мой друг! Мы на земле обетованной…

 
Мой друг! Мы на земле обетованной
Давно неразличимы с поднебесья,
Ведущие уныло караваны
Всё дальше, дальше в тягомотной
спеси
На злобу дня заботливой подпруги,
Поддерживая быт в тоске песочной.
 
 
И он пылит по замкнутому кругу,
Потёртый до мечтаний непорочных,
Затёртый до темна беззвёздной ночью.
 
 
Нам бы звонких птиц до неба падких,
В поруганье смертного покоя.
Лестниц с нематериальной кладкой,
Чтобы сонный рай побеспокоить.
 
 
Распустить конвой верблюдов вьючных
В жертву вдохновляющей причуды,
Вот тогда нас разглядят поштучно,
Эки, скажут боги, словоблуды.
 
 
Эти пусть идут и миру светят,
Старый мир рифмующе латают,
Не проспать бы этот свежий ветер
Необетованного раздрая.
 

Про душу. Что разбередить легко

 
Про душу. Что разбередить легко,
Когда она сложней варёной репы,
Когда причин, как снега намело,
И оправданий вяканья нелепы.
А вскрытая любовь всего лишь нал,
Замасленный расхожими словами,
И вечер томный чёрным перебрал,
Но держится пока над головами.
А мир, что по природе сыт и пьян,
Но полигамен под прикрытьем белым.
И видишь птицу – точечный изъян.
И хочешь так – крылато и всецело.
 

Намёк на старость – тонкий и седой…

 
Намёк на старость – тонкий и седой
Среди лохматой в прошлом шевелюры.
Впадает в детство ум белибердой,
И выше представляются бордюры.
Ещё вчера – без убыли дела,
Сегодня – дни и ночи не коротки.
У времени несносная пила,
У крана недотянутые нотки.
От радости хватаешь второпях
Улыбку вместо смеха отстающим.
Но частый ох… перекрывает ах!
По стариковски боже семки лущит,
Протягивает зёрна из руки,
Из той руки, что вечно не скудеет.
 
 
И взращиваешь веру воровски,
И кажется от этого теплее.
 

Чадит, чадит старуха Осень…

 
Чадит, чадит старуха Осень
Чинариками лиственной пурги.
Дождливый лик у вечности несносен,
Деревья аскетически строги
 
 
И рёберны – на каждом по вороне,
Прикинулись бесовскою роднёй
И каркают в осеннем перегоне,
Страдая межсезоновой хернёй.
 
 
И сыплет седина из старой тучи,
Пригретой недоношенной мечтой.
Про новый день с надеждою на случай.
 
 
Снежинок чернозёмный вразнобой
Кропит, корпит над прожитым осенним,
Со скатертью дорожкой дымовой.
 
 
Уходит неприкаянность сомнений
Белёсой поднебесной полосой.
 

Выживший день на закатной алеет полоске…

 
Выживший день на закатной алеет полоске,
Сумрак победно теснит небосводную прядь.
Город вмещается в чуть различимый набросок,
Шумом стараясь дыхание дня поддержать.
 
 
Память оконных зрачков в занавешенных шторах
Силится яркое высветить по сквозняку.
Что-то давно не сушила я образный порох —
Дай-ка сегодня вот так ни о чём развлекусь.
 
 
Спрячу в дырявый карман философскую нудность,
Пусть пролетает по ветру вечернему прочь.
Знаешь, когда до стихов одиноко и трудно,
Сможешь, бессонница, словом искусным помочь.
 
 
Глазом луна не сморгнёт – до пустот пробирает,
Под одобрительный скрип за окном фонаря.
Как хорошо прогулять по бездонному краю
Мысли, что лишь о тебе об одном говорят, говорят…
 

Не пахнут дни

 
Не пахнут дни – не брезгуешь, берёшь —
Житьё-бытьё и суета сует вдогонку,
Потом луна прикалывает брошь,
И темень нарождается девчонкой —
Сверкает в звёздах, души бередит
И хвалится обновками искусства,
 
 
Заботы остаются позади,
Бессонница шепнёт – языкоблудствуй…
И пахнет ночь, как скошенный покой
Бездушных тел в заботливых кроватях.
А ты стихи черкаешь в обходной,
Чтоб в сон уйти. Без ангела. И платья.
 

Приблизительное

 
Отсутствие холодного тебя
присутственным согреть
воспоминаньем
 
 
проведывая мелочность дождя
по взгляду недоступности желаний
 
 
скрутить мечту в бараний рог строки
трубить в невыносимости печальной
 
 
про пустоту протянутой руки
на поприще ноябрьских молчаний
 
 
и ощущать и чувствовать зазря
все тяготы душевного томленья
 
 
где всходит неприступная заря
за холодом небесных прегрешений
 
 
по стянутому серому бинту
нависшему в удушье межсезонном…
 
 
Спускать в стихи своё невмоготу
отдушиной бескрайней и бездонной.
 

По верху шумно поток

 
По верху шумно – фатумный бубнёж,
А ты никак от этого не отойдёшь —
Всё тюкаешь срифмованной строкой,
Чтоб не галдели – для других – покой,
Тебе – мятежный серый – и стучишь,
Возврата требуя за пропитую тишь,
Хотя сама рифмуешь, как живёшь,
Кидая правду в поглощающую ложь.
И выгораешь – вместе с суетой,
Под небом, сумрачной весной,
Которая невестится – туман,
Как саван от зимы – факир был пьян —
И фокус на раз-два – не удался,
Всё те же, но и ты на этом вся —
Стучишь строкой – эй, вы там – наверху!
Кончайте эпиложить ху из ху —
Я здесь. Срываю свой ярлык,
Как что-то с возу – и типун язык
Снимает, отглаголив тишину
На спор до аллилуйи – лист сомну
Уставшей жизни – и начну
По-новой – в гулкой тишине
На три. Тебе и мне. И никакой весне.
 

Бесцеремонно, нежно… и нелепо

 
Бесцеремонно, нежно…
и нелепо —
Литературно, мать его,
впустить
В себя твой страстный
лучик света
Пересечённого пути,
Чтоб потеряться всуе,
раствориться,
Перебежав дорогу бытию,
До журавля вскормить
свою синицу,
Уподобляясь питию
Из сладких недр
хрустального колодца,
С веретеном ушедших дней,
По-новой взять —
как в сказке уколоться,
И стать… куда уже сильней.
Штормить о том,
что раньше приключалось,
To be маячит, тонет not to be.
И парусиной неба
алой-алой,
Восходно,
пусть и запоздало,
Остановить мгновенье
и любить.
 

Приди. Уйди. Запутайся в моменте

 
Приди. Уйди. Запутайся в моменте,
Под выдохи прощания и дня.
Пусть память в чёрно-белой киноленте
Хронометражно высветлит меня
И время перемоет по минутам:
Какая встреча – прошлое, привет!
Крути одно и то же, как зануда,
В конце концов, сходи до точки нет.
 
 
У голых истин холодно и пусто,
С плеча чужого – с барского плеча
Сожмёт надежда душу до искусства,
Отпустит – кровь взыграет горяча.
И распишусь под текстом неумелым,
Заканчивая старую главу.
И снег, как бог – весной отсыпет белый —
Про всё про всё. Про жизнь, по существу.
 

День. Весна, как вынос мозга

 
День. Весна, как вынос мозга,
Птицы – выносом святых.
Там не рано, здесь – не поздно —
Голубеет с высоты.
 
 
Вязну в мартовском по уши —
Грай и гвалт. У шума – дзинь!
Я б другое что послушал
По дороге в магазин.
 
 
Но заело. Зазвенело —
Всем дорогам – по ручью!
За инстинкт радеет тело,
Я в пожар стихами лью.
 
 
Заливаю жар напрасный —
Выпускаю в строчках пар.
Мы одной с Пегасом касты —
Всяк по своему Икар.
 
 
Сослагаем наклоненья
У глаголов на виду.
Прилагаю к слову «гений»
Вешних чувств белиберду.
 
 
Там прижмёт, а здесь – отпустит —
Будьте здравы! Не болеть!
В облачной ищу капусте
Мыслей, спрятанных на треть.
 
 
Оттого и колобродит
Кровь по венам – горяча!
Я – весне слагаю оды
В рифмах с божьего плеча.
 

То снег, то дождь…

 
***
Оплачет дождь… найдётся что оплакать,
Созревшим чувствам волю дай и жди,
Помашет ель вечнозелёной лапой,
Всё сбудется, но только впереди.
 
 
Сейчас – беги хромой по звонким лужам,
Прикаянной к белёсой пустоте,
Затягивая гласные потуже,
Чтоб до согласных стихнули уже.
 
 
Заманчиво прекрасное далёко,
Своей недосягаемой байдой.
И снег пятнит на чёрном
раньше срока,
Чтоб никакого, хлябь его, урока
Для душеньки незряче-молодой.
 
 
Пацанкой память девичья резвится,
Не представляя в круговерти лет,
Как будут долго и больнично сниться,
Из подсознаний выщипанной птицы —
Бесчувственно отрезанные «нет».
 

«Прозреть строкой, не прозревая звуком…»

 
Прозреть строкой, не прозревая звуком,
Перебирая буквенную стать,
Дойти до края и влететь без стука,
Чтоб небу о тебе надиктовать.
 
 
С ошибками от прошлых сожалений
Вести борьбу, проигрывая вновь.
Расти душой – не дорасти до прений —
Подаренной любви – не прекословь.
 
 
И обмануться снегом первородным,
Что ненадолго к прошлому прильнёт,
Породисто вытаивая коду
На пегом злате, сброшенном с высот.
 

Вдыхаешь шум разборок городских

 
Вдыхаешь шум разборок городских
По осенинам непервоначальным
И думаешь: храни нас, бог, таких:
Провинциальных, скушных, виртуальных,
 
 
Увязнувших по уши в суете,
Дыхание к ночи переводящих,
Пока кружится листьев фуэте,
Чтоб прошлое к зиме сыграло в ящик
 
 
Шарманки, и прощения репит,
Что душу травит грустностью момента,
Над мать-землёй, курлыкая, летит,
А ты стоишь застывшим монументом,
 
 
С молитвой под небесно-обложным
И выдыхаешь тишину, как правду,
И чувствуешь едва своим седьмым
На потепленье к будущему градус,
 
 
Загадывая лучшее вперёд,
Заглядывая выше, что есть силы…
Но видишь осень – с кронами в расход,
Танцующую ярко и красиво.
 

Всё, как обычно

 
Всё как обычно – вырвется: ну, да —
Мороз и солнце – чертовщина божья.
Погаснет полуночная звезда
До новых освещений бездорожья.
Воспрянет день, отложится печаль
На дальнюю из сумеречных полок.
Захочется трубить, рубить с плеча,
Пока светло и, кажется, надолго.
Но скиснет день и выдохнешь: ну, да…
Прибудет вечер – траурный и зябкий.
Печаль вернётся – выжжется звезда,
И бес в перо – по божьей разнарядке.
 

Мудренеет утро после вечера

 
Мудренеет утро после вечера,
А глупеет вечер после дня.
Ты своим терпеньем не отсвечивай,
Затеняя буйную меня.
Я при всей красе меланхолирую —
Таси-васи вылились в хандру.
Ипохондрить по коронавирусу —
Будто шоркать бесом по ребру.
Он незванный – словно за татарина,
Подсобрал стихов нудящих рать.
И пришлось мне проще репы пареной
За печаль, рифмуя, умирать.
Пальцем тычу в буквы словно в звёздочки —
Кто оттяпал руку до зари?
Не молчи, затерянный в серёдочке,
Доставай другие словари.
Чтоб махнуть хоть чем-нибудь, что машется,
Матюкнув до хутора нытьё.
 
 
Заварить рождённой вере кашицу,
Накормить некрепкое своё —
Вот тогда свети по полной, боже ж мой,
Я готова, собрана и жду,
Что пошлёшь тропой пока нехоженой —
Я пойду, пойду, пойду… пойду —
Распишусь размашисто и радостно,
Излучая счастье и тепло,
Лишь бы вновь нежданно и негаданно
В чёртову тоску не занесло.
 

Достать весну щенячьим – боже мой!

 
Достать весну щенячьим – боже мой!
Восторженно придумывая лето,
Сердечной драме выдать выходной
И отпустить подальше невоспетой.
Подрезать шар несбыточной мечты —
Пускай летит убыточно и смело,
В тартарары лазурей разлитых,
В тьмутаракань божественных пределов.
 
 
Сломать каблук негаданной любви,
Пришпилить романтичное геройство.
Бессмысленно бурление крови
Химически горячечного свойства.
Умыть лицо – увидеть новый день,
Руками развести любые тучи,
Отбросить невостребанную тень,
В рассвет поверить – розовый и лучший.
 
 
Останется принять на посошок
Стишок, что отлитературен всуе.
И приписать: всё будет хорошо!
Пока нестойкий март на перекуре.
 

С каких иллюзий жизни без тоски…

 
С каких иллюзий жизни без тоски
И магии нолей на снулых ветках
Осеннему прощанью вопреки
Явилось в октябре хмельное лето?
 
 
Виновен хит, как тост навеселе,
Который прогремел – и горя мало!
Из ехавшего мимо шевроле:
Я так хочу, чтоб лето не кончалось…
 
 
И встрепенулось тёплое вдали,
С пернатой маетой адреналинной,
И солнца потускневший мандарин
Оранжевый пролил из середины,
 
 
Захлопали отжившие листы
Отложенной фените из комедий,
И в вышине забрезжили мечты,
Сквозь яркость вихрей улетавшей меди,
 
 
И осень показалась молодой,
Над увяданьем заплясали мухи,
Но пахла жизнь прогорклой суетой
И жарилась, как древняя старуха.