Текст книги "Песни бегущей воды. Роман"

Захотелось выйти наружу. Хорошо, что уснул, не раздеваясь, а то ищи свою одежду в темноте!

Приоткрыв низкий полог, старик выбрался из юрты. Колючий ветер сразу дохнул в лицо. В горах и летом ночи холодны! Хорошо, хоть дождя нет. Джаркын поднял голову: сколько небесных созданий бродит по небу!.. А Тенгри спит – не видать его светлого ока.

Справив нужду, старик задумался. Холод пробирает, а возвращаться в чужую юрту не хочется. Что делать? Но быстро решил – вернусь! Пережду до рассвета, недолго осталось…

Хлебнув холодного воздуха, снова примостившись под тяжелым теплым одеялом, Джаркын уснул и проснулся, когда хозяева уже хлопотали снаружи. Только кто-то ворочался на другой стороне юрты. Джаркын не стал выяснять кто, а вышел поздороваться с хозяином.

– А, проснулся! – немолодой, дородный мужик готовил коня к поездке. По голосу чувствовалось, что он рад гостю. – Бермет! – крикнул за плечо. – Подай молока! Только подоила кобылицу, горячее еще! – эти слова хозяин уже обратил к гостю, успевая и подпругу затянуть и его разглядеть.

– Спасибо за приют! – не зная, что еще сказать, Джаркын потоптался на месте, краем глаза заметив, что та самая женщина, которая вчера приняла его, идет к ним с кувшином. – Если что помочь надо, так я…

– Хорошо! Помощь всегда нужна. Я вечером вернусь, поговорим. А пока ей помоги, – он кивнул на женщину. – Тебя как звать-то?

– Джаркын я.

– А я – Кутлук!

Он вставил ногу в стремя и не без труда поднялся на коня. Поерзал, усаживаясь удобней, пнул коня в бока и, одарив женщину прощальным взглядом, потрусил вверх по тропе вдоль реки. Матерый черный пес выбежал из-за юрты и привычно побежал рядом.

Джаркын выпил молока, отдал кувшин хозяйке.

– Муж? – спросил ее.

Она опустила глаза.

– Нет, свекор. Муж умер в прошлом году.

Джаркын выпятил губы, сочувствуя. То-то странным ему показалось: женщина молодая совсем, а хозяин разве что чуть его моложе. А кто ж ночью возился в юрте? Слышал он, подумал муж с женой.

Женщина позвала за собой.

– Дров принесешь?

– Принесу.

Она достала топор и веревку.

– Туда иди, – махнула на гору, от самого низа укрытую сплошными кустами и ельником, да так, что и крутизны не видать, – обойди по тропе, потом поднимайся. Сил-то хватит? Смотрю я, ты никак бодрый, а лицом – так старик, не пойму.

Джаркын приосанился.

– Был старик. А как сюда пришел – помолодел, – ответил заносчиво.

Бермет незло ухмыльнулась.

– Раз так, поторопись, мне скоро огонь разводить.

По совету хозяйки Джаркын пошел по течению реки и свернул в ложбину между двумя горами. Говорливый ручей бежал между ними, веселя сердце журчащей музыкой. Склон дальней горы ярко освещался солнцем, а тот, куда вела тропинка, оставался в тени. Сырым духом веяло из-под кустов и густых трав. «Это как мое настроение вчера, – подумал Джаркын, – а солнечный – как сегодня».

– Хе-хе, – сам себе удивился.

Не хотелось мерзнуть в тени и, перепрыгнув ручей по камням, старик пошел к свету. Травяной ковер еще держал утреннюю влагу, росинки поблескивали на солнце жемчужными боками. Аромат цветов, вытягивающих яркие головки из густой зелени, размягчал сердце, пробуждал детскую радость.

Джаркын забрался на середину склона, встал, переводя дух, приглядел сухое деревце, зачахшее под высокими елями от недостатка света или жизненных сил, и взялся за топор.

Возвращаться оказалось труднее. Ноги скользили по мокрой земле. Пришлось одной рукой держать на своем загривке охапку хвороста, а другой цепляться за ветки, чтобы не улететь камнем вниз.

У ручья Джаркын решил отдохнуть. Присел на валун, подставил лицо солнцу. Радужные круги заплясали перед внутренним взором и, в одно мгновение собравшись вместе, предстали красно-желтой лягушкой.

– Напоминаешь о себе, – пробурчал старик под нос, засунул руку за пазуху, нащупал гладкий камень и достал свою неизменную спутницу. – Погрейся тоже или окунуть тебя?

Лягушка молчала, впитывая солнечные лучи в разноцветное тело. Они проходили многослойный агат насквозь, и он сиял изнутри, создавая иллюзию жизни. Полюбовавшись на свою драгоценность, Джаркын смочил лягушку водой из ручья, вытер о полу халата и снова спрятал. Новые мысли осенили старую голову, пока он возвращался к стойбищу. А что, если он пришел туда, куда звала его дорога? А что, если здесь он обретет дом, станет нужным людям и никуда больше идти не надо? Джаркын думал и прислушивался к себе: нет ли какого знака, что это так? Молчит лягушка. Молчит его разум, только сердце жаждет тепла и домашнего уюта – пусть пока чужого, от которого ночью хотелось уйти, а теперь нет – не хочется. «Будь как будет!» – решил Джаркын, поднял свою ношу и поспешил к юрте.

За ней вился дымок. «Ох, попадет мне, замешкался! Хозяйка, небось, сама дров набрала, пока я по горам карабкался». Так и вышло. Молодуха встретила недовольно, только головой кивнула, куда дрова сложить. Джаркын увидел облизанные водой толстые ветки и разломанные бревна, какие река выкидывает, наигравшись. Сложил свою охапку и обошел юрту, решив пока не мозолить глаза рассерженной женщине.

У входа, на одеялах, разложенных по кошме, полулежала другая женщина – старая и немощная. Она едва повернула голову, услышав подходящего. Джаркын подумал, что ей так тяжело от громоздкого головного убора, что белоснежной шапкой венчал ее голову. Но женщины ее возраста привычно носили элечек. Без него ни одна не выйдет из юрты, тем более, когда гость в стойбище. Мутные глаза женщины смотрели сквозь, будто не видя. Но она похлопала ладонью по кошме, приглашая присесть, и Джаркын понял, что видит она его, и знает, что пришел он вчера.

– Здравствуй, мать, – поздоровался он и присел, скрестив ноги перед собой.

Женщина молча кивнула. Сзади прошла Бермет, на ходу предупредив, что больна свекровь, не разговаривает, не ходит, как второго сына потеряла.

Джаркын увидел, как при этих словах лицо матери потускнело. И было оно отмечено страданием, а теперь горе совсем опустило уголки бесцветных губ, потушило оживший было взгляд. Белая ткань элечека еще больше подчеркивала темноту лица женщины. Казалось, нет в нем ни кровиночки, даже щеки опустились, иссохнув от горя. Джаркын вспомнил свою Айтулин. Хоть и страшна стала она в старости – вся в морщинах, но живость в лице ее была. А у этой не лицо – маска! И не расспросишь, как так случилось, что двух сыновей лишилась.

Все больше загадок появлялось в этой семье! И живут отшельниками, да и странно как-то живут. «Не мое дело», – подумал Джаркын, а чтобы не молчать, стал рассказывать, откуда он пришел, не сказал только о дарах озера, боясь поделиться тем, какое сокровище носит с собой.

– Наше озеро называют Теплым. Оно священное! Боги запретили людям пить его воду, скот поить, тревожить его светлые воды своими житейскими делами. Кто ослушается, будет наказан… – помолчал, вспоминая, как нарушил запрет, соблазнившись сокровищами, и что случилось с ним за это.

– А озеро какое? Большое? – спросила молодая хозяйка, которая, не прекращая своих дел, прислушивалась к рассказу странника.

Джаркын приосанился, возвысил голос:

– Огромное! С нашего берега только верхушки снежных гор видны и то, когда облака разойдутся или еще не приплывут из-за хребтов. А с другого берега и вовсе края воде не видно. Я, когда уходил, все смотрел, так и не увидел.

– А вода и правда теплая?

Джаркына аж передернуло от воспоминаний пронизывающего до костей холода, который сковал его, пока он добирался до берега.

– Нет, вода его холодная, такая, что тело ломотой сводит, если в него окунуться.

– Ты же сказал, что нельзя?

– Что нельзя? Купаться нельзя! Пить нельзя! Я на плоту плыл, потом перевернулся…

От вопросов Бермет стало не по себе. Джаркын недовольно заерзал, но тут увидел, как внимательно смотрит на него старуха. И тут ему пришло в голову: а не положить ли ей на грудь его лягушку? Ведь она спасла его самого от верной гибели! И ей поможет! Но женщина вдруг закачала головой, будто поняла его мысли, но не понравились они ей. А Бермет, не заметив молчаливого разговора стариков, продолжала расспрашивать:

– А что ж его теплым зовут, раз вода холодная? У нас вон есть горячий источник. Вода в нем – точно молоко парное! В скале дыра, как чаша круглая, в нее ручейки стекают. Ата камнями обложил край, чтобы поглубже было. А у вас? Может быть, тоже где-то горячая течет, а в озере остывает? Раз большое оно, то и холодной становится.

Джаркын оторвался от глаз старой женщины, пожал плечами в ответ.

– Не знаю. Все может быть. Только Тенгри известно, какая вода и откуда втекает в озеро. Мы не знаем. Но люди рассказывают, что наше озеро наполнилось слезами несчастной девушки, которую забрал в свою юрту богатый старый хозяин. Она не хотела стать его женой и просила помощи у божественной Умай. И так она плакала, так горевала по своему дому, по родителям, что ее слезы заполнили озеро, и вода стала горячей и соленой.

– А с девушкой что стало? – не унималась Бермет.

– Девушка превратилась в лягушку!

– Как так?

– А вот так! В народе рассказывают, что Тенгри забрал ее на небо и подарил Умай. А богиня превратила ее в лягушку и приказала взбивать элексир бессмертия.

– И что потом?

– Потом… Тенгри стало жалко бывшую красавицу, приласкал он ее. Умай увидела, как супруг гладит лягушку по зеленой спинке, и, разозлившись, превратила ее в камень и сбросила вниз.

Глаза Бермет расширись от страха.

– И Тенгри не спас ее?

– Может и спас! То нам не ведомо.

Каменная лягушка… Вдруг Джаркына осенило! И как он раньше не догадался! У него на груди сидит та лягушка! Как она попала в сундук с сокровищами? Не подарок Тенгри был тот сундук, а приманка! Вот ведь какая штука случилась! Тенгри угодно было спасти девушку-лягушку, он и послал ее в том сундуке ему в искушение!

– Вай, вай, какой осел, какой глупый осел…

Бермет удивилась.

– Кто осел?

Джаркын только отмахнулся. Встал и пошел к бурной реке, чтобы без лишних глаз и ушей выплеснуть свое раздражение и подумать, как дальше жить.

Река неслась с гор, рыча и скалясь пенной пастью, разбрызгивая мутную слюну, как бешеная собака. Гул воды, влекущей за собой камни, оглушал, и мир казался заключенным в этом неистовстве природы, порожденном всеми стихиями: жаром солнца, растапливающим льды; напором ветра, создающим хаос; метаморфозой воды, умеющей быть и твердой, и жидкой; и терпением земли, отдающей свою плоть под ложе безумной.

Оглушенный рокотом воды, Джаркын стоял на берегу, поросшем травой и усыпанном камнями. Он качался в такт движению воды, одновременно боясь ее и желая, как в страсти. Не выдержав внутренней борьбы, он сел на камень и закрыл уши. Кровь пульсировала в висках, и Джаркын слышал ее голос на фоне приглушенного воя реки. Прямо перед глазами вода уходила под валун и тут же выплескивалась из-под него с пенным гребнем. «Сучит лягушка лапками, взбивает эликсир бессмертия! Вдыхай его! Пей его! Омойся им! Обнови свое тело снаружи и внутри! Очисти свою душу от страданий, накопленных за жизнь! Забудь все, что было! Живи новой жизнью!» – не его слова звучали в голове. Джаркын убрал руки – и неистовый гул заглушил их; прижал уши ладонями – и они снова зазвучали. «Сучит лапками, сучит…»

– Будь ты проклята! – закричал старик.

Трясущимися руками он достал каменную тварь и замахнулся… «Сучит… сучит… взбивает… бессмертие… живи…» Не в силах исполнить свой мгновенный порыв, Джаркын опустил руку.

Чужая рука легла на плечо. Она была горяча. Она была тяжела.

– Ата, эне зовет…

Тихий голос Бермет заглушил и вой реки, и монолог лягушки. Джаркын обернулся. Девушка отшатнулась. Так страшно блестели глаза странника, до того казавшимся робким ягненком.

– Эне…

Джаркын всхлипнул, перевел дух, засунул лягушку за пазуху.

– Пойдем, дочка, пойдем, – с жаром ответил он, успокаиваясь.

Старая женщина полулежала, облокотившись на подушки. Пока Джаркын с девушкой подходил к юрте, она не спускала с них глаз. Разволновал ее этот нежданный гость, увидела она в его глазах тайну, которая тяготит его не менее чем ее саму смерть сыновей. Захотелось ей поговорить с ним, послушать его историю и рассказать о своей боли.

Когда они подошли, старая хозяйка отослала невестку, а старика пригласила присесть рядом.

– Кто ты, человек? С какой бедой пришел?

Джаркын едва разобрал слова, произнесенные тихим голосом. Видать, нелегко ей было открыть рот после долгого молчания. Невестка, вставшая поодаль и услышавшая речь свекрови, прижала руки к груди и забыла куда шла и зачем, но быстро спохватилась и вернулась к своим делам.

Джаркын все рассказал! Облегчил душу – и дышать стало легче. Вынул свою лягушку и положил на колени женщине. Она подняла ее слабыми руками, повертела, рассматривая; вернула на колени, но рук не убрала – так и держала ими агатовую красавицу, словно грела ладони о ее красные бока.

– Бог тебе чудо послал – оберег, который дарует здоровье и долголетие!

Женщина сомкнула уста, а в глазах отразилось озарение. Джаркын обрадовался: и она догадалась, не все в легендах сказки! Вот она – девушка-лягушка! Упала в Теплое озеро, наполненное ее же слезами. По воле Тенгри и Умай вернулась к людям. И надо же было так случиться, что попала она в руки к нему – старому пастуху!

Снова зазвучали в ушах чужие слова: «Сучит лягушка лапками, взбивает эликсир бессмертия! Вдыхай его! Пей его! Омойся им! Обнови свое тело снаружи и внутри! Очисти свою душу от страданий, накопленных за жизнь! Забудь все, что было! Живи новой жизнью!..»

Женщина погладила камень, мудрыми глазами посмотрела на гостя.

– Забудь беды, иди туда, куда сердце ведет, куда она зовет, – кивнула на сокровище. – Ты – счастливый человек! Вырастил дочерей, замуж их отдал, где-то растут твои внуки и правнуки – род твой, хоть и по женской линии, а продолжается. Жена твоя тоже не зря жизнь прожила, а что умерла так – значит, суждено, значит, время пришло. На себя взяла она и твой грех, и свой. Теперь ты свободен, можешь новую жизнь начать. Мужчине это легче. – Она помолчала, собираясь с силами. – А мне что делать, скажи? Детей нет, внуков нет, невестка одинокая, молодая, телом ласки жаждет, силы мужской, детей рожать хочет…

– Ты ее сосватай, мать, – неожиданно для себя, Джаркын перебил женщину.

– Как это сосватай? За кого? Кому она нужна вдовая?!

– А ты встань на ноги, походи по стойбищам, людей поспрашивай, может, где такой же вдовый мужчина есть, хозяйка ему нужна, мать его детям. А твоя Бермет – кровь с молоком! Каждому приглянется!

Помолчали. Каждый о своем подумал. Да Джаркын не стал скрывать своих мыслей.

– Не дело это, невестке со свекром шашни водить. Баловство и все тут! Да и семени у него уже нет, знаю, что говорю! А так и незачем женщине голову морочить. Отдай ее хорошему мужчине – в силе – пусть детей рожает.

– А кто ж за нами ухаживать будет? Я с хозяйством не справлюсь, да и мужу помощник нужен. В этом году у кобылиц хороший приплод случился. Кулук все с табуном возится, не всегда на ночь возвращается.

Джаркын пожал плечами.

– Не знаю, мать, но у всякой загадки есть отгадка. Думать надо. Приютите какого мальчишку бездомного – сколько их по дорогам ходит, да умирает без еды, без материнского ухода. Вот и будет вам и помощник, и наследник.

Женщина вскинула глаза на гостя. Не ожидала такого. И не думала никогда о бродягах. Жили они отдаленно от караванных троп. Даже зимнюю стужу переживали вдали от людей. Надо мужа спросить, он по осени ходит на большую дорогу, обменивает кое-что на посуду, ткани.

– Вот и поговорили, – ласково закончила разговор хозяйка. – Возьми свою лягушку. Она и правда волшебная – мне сил придала.

– Оставь пока у себя до моего ухода. Если позволишь, я еще одну ночь у вас побуду.

– Побудь.

– А где горячий источник, о котором Бермет говорила?

– Она проводит. Бермет! – окликнула невестку. – Там хорошая вода, горячая, и вещи чистые возьми – мой сын был такой же щупленький, подойдут…

Бермет притушила огонь в очаге, только уголья перемигивались красными всполохами, но сил разгореться не хватало, так и светились в ожидании новой порции дров, чтобы накинуться на сухую древесину, разойтись по ней, заалеть высоким пламенем!

– Идем, – позвала коротко старика, а молодой пес сам увязался за хозяйкой.

Пошли они берегом реки, поднялись на лысый холм, обошли его по проторенной тропе и снова спустились к реке. Бермет села на поваленное дерево, а гостю кивнула на скалу, которая каменными ногами спускалась прямо в бурлящий поток.

– Лезь туда. Вещи здесь оставь, я посижу тут, пока ты купаться будешь.

Джаркын отошел, насколько тропа позволила, и оглянулся: девушка сидит боком, соломинку прикусила, смотрит на воду. Он скинул вещи, чистые положил рядом и, как есть нагой, пополз наверх. А там пар виден – висит прям над гротом. Как ближе подобрался Джаркын, так и дух захватило. Большая чаша в скале, и доверху наполнена водой, от нее и пар поднимается. Перелез Джаркын через край и опустился на дно по самые уши.

– Уф! Хорошо-то как!

Вода оказалась в меру горячей. И места много. Джаркын вытянулся, расслабился, закрыл глаза. Снизу по телу струятся ручейки, пузырьки воздуха облепили иссохшую кожу, ласкают ее, как девичьи пальчики. Джаркын перевернулся на живот, подгреб ближе к краю, оперся на руки и будто птенец смотрит из гнезда, любуется елками, которые на другом берегу растут, синими цветами, облепившими край скалы, парящим ручейком, стекающим в реку из чаши, где он лежит. Так и лежал бы здесь!

– Эй! – Бермет снизу машет. – Хватит, пошли уже, скоро ата вернется, мне хозяйничать надо.

Как ни сладко было в воде, а все когда-то заканчивается! Вылез Джаркын, и сразу холод пробрал до мурашек. Это в воде жарко было, а снаружи ветер – дело-то к вечеру! Джаркын спустился быстрее, чем залез наверх, облачился в чистое, собрал свои пожитки и, запахнув халат потуже, чтобы принятое тепло не так скоро растратить, обновленный пошел за женщиной.

Глава 3. Уроки пути

III век, Согдийские горы

Мир меняется! Он меняется на глазах! Горы меняются, люди, сам воздух меняется! Джаркын сделал открытие. И это потрясло его. Раньше он слышал рассказы о других землях, о других людях. Он и видел других людей, идущих с караванами – одетых, не как они, с горбатыми носами, длинными бородами, а каких и с волосами цвета спелого ячменя, с глазами цвета неба. Но Джаркын не видел, как меняется мир. То, что он слышал, воспринималось сказкой, песней, какие поют бродячие певцы. Но в них не рассказывалось о том, что горы могут быть разные, что на самом деле есть долины, которым не видно конца. А теперь он сам увидел это и понял, что и люди становятся разными в зависимости от того, у каких рек они живут, какую воду пьют, каким воздухом дышат. Вот он сам – жил среди гор, поросших высокими елями. Не каждый куст или дерево могло выжить под их густой хвоей. Корни исполинов Небесных гор, едва прикрытые почвой, раскидывали свои плети далеко вокруг ствола. В ненастье ели качались от ветра, стеная и охая от каждого порыва, внушая человеку страх и уважение к их силе и стойкости.

А в этих горах, среди высоких скал и желтых холмов которых он оказался, нет деревьев его родины! Но появились другие, хоть и уступающие им в высоте, но тоже источающие хвойный аромат. Только не иглы облепляют корявые ветви, а ажурная зеленая вязь, которую ни листьями не назовешь, ни хвоей. Вокруг этих деревьев растут кусты или низкорослые деревья с плодами. Пробовал он некоторые и раньше. Растет здесь терпкая, с кислинкой, алыча, то желтая, словно налитая солнцем, то темно-красная, впитавшая вместе с соками земли ее цвет. Коричнево-красные капли плодов с мягким вкусом гроздьями висят на ветках боярышника. Местами попадаются они же, но крупные, желтые, похожие и формой и вкусом на яблоки.

Джаркын утолял голод дарами природы и вспоминал ароматные ягоды своих гор – смородину, облепиху, малину, землянику. Но здесь вдоль берегов бурных рек ему попадались колючие заросли ежевики. Не малина – черна, как ночь, но вкусна! Только все руки поцарапаешь, пока наберешь горсть.

Присев отдохнуть у ручья, в редкой тени молодого деревца тала, Джаркын достал кусок сухого круглого хлеба, которым угостила его хозяйка одного из глиняных домов небольшого кишлака, притулившегося у входа в ущелье. Помакав хлеб в воду, путник не торопился есть, подождал, когда хлеб размягчится, и только потом откусил. Ягоды ягодами, а то, что сотворено руками людей, несет в себе их силу, их настроение. Та женщина, которая угостила хлебом, хоть и была уставшей от повседневных хлопот по хозяйству, но через ее натруженные руки хлебу передалась природная доброта. Джаркын намочил хлеб еще раз и только прикоснулся губами к пахнущей землей мякоти, как за спиной раздалось пофыркивание. Джаркын оглянулся. Пожилой человек в свободных одеждах, когда-то, видимо, бывших белыми, а ныне впитавшими в себя пыль летних дорог, остановился со своим ослом и, как показалось Джаркыну, ласково смотрел на него.

– Здравствуй, ата, – приложив руку к груди, приветствовал его Джаркын, – присядь, отведай хлеба, который мне дала добрая женщина.

– Спасибо, сынок, я сыт, но от глотка воды не откажусь.

Старик перекинул ногу через шею своего длинноухого возницы и встал на ноги. Освободившись, осел отошел в сторону и принялся жевать сухие кустики трав. Старик присел на камень рядом, а Джаркын опустил кожаный сосуд в реку; дождался, когда из горлышка выползли все пузыри и полный подал страннику, между тем рассматривая его.

Стар, да, стар! Редкая седая борода отдельными прядками доходит ему до груди. Струйки воды стекают по волнистым волоскам прямо на край простого холщового халата, за которым виднеется ворот рубахи. Голову странника закрывает круглая валяная шапочка с острым, как пика, навершием.

Утолив жажду, старик облизнул губы, давно потерявшие алый цвет. «Не так уж стар я, если посмотреть на этого человека», – подумалось Джаркыну. Старик вернул бурдюк, вздохнул, положив руку на колени.

– Молодыми мы и не задумываемся, что вкушать пищу – это тоже труд, – с улыбкой сказал он.

– Ваша правда, – согласился Джаркын. Помолчал и вежливо поинтересовался:

– Давно вы в пути?

Старик прищурился. Морщинки у глаз сгустились, а самих глаз и не увидеть под кустистыми бровями, такими же седыми, как и борода.

– Нет, добрый человек, я еду от сына – он там, на холмах овец пасет. Еду в свой кишлак, за ту гору, которая здесь смотрит на нас стеной скал! А наш кишлак как раз стоит у ее подножия, с другой стороны.

– А-а, – понимающе протянул Джаркын.

– А ты, я вижу, не из наших краев?

– Не из ваших. Оттуда пришел, из-за гор.

– А-а! – удивился старик. – В дальний путь отправился без поклажи? Или растерял все по дороге?

– Что-то потерял, что-то нашел, – уклончиво ответил Джаркын.

Тень от дерева передвинулась, и жаркое солнце припекло спину. Джаркын встал, наклонился к воде, зачерпнул горсть и плеснул себе в лицо. Растер шею. Почувствовав живительную силу воды, улыбнулся.

Старик все смотрел на него.

– Свободен ты! – сказал вдруг. – Легко идешь, нет за тобой груза, о котором думал бы с тоской и заботой.

– Это так, ата. Ничего там не осталось – ни дома, ни жены, ни детей. Даже собаки нет. Иду легко, только куда – не знаю.

Старик тоже встал. Джаркын поймал его осла за повод, подвел ближе, помог на него взобраться.

– Ты не бродяга, вижу я. Если хочешь мудрый совет получить, иди в гору, – посоветовал он и кивнул на тот скалистый кряж, что всей своей массивностью загораживал небо вдали от сая, – туда ведет тропа, прямо к пещере, в которой живет отшельник. Сколько он там живет, никто не знает. Я еще ребенком был, а его уже почитали как мудреца! Поднимись к нему. Но знай: старец суров, но, если что посоветует, так и сделай. Ему открыта истина!

Сказал так, пнул осла пятками и потрусил дальше.

Джаркын вернулся к саю, снова присел в тени. Но от благостного настроения, которое до встречи со стариком так грело душу, не осталось и следа. Шел себе, шел, даже забыл о былых думах – куда, зачем идет, и надо же было так случиться, что несколько слов со случайным человеком вновь озадачили. Джаркын в сердцах сплюнул. Что так растревожило? Что такого сказал старик? Ничего… ничего такого. Просто напомнил о былом горе. Но раздосадовало не это. А то, что не смирился он, Джаркын, с судьбой, что не оставили его вопросы о смысле его дороги, только спрятались на время, как злополучная лягушка за его рубахой!

Джаркын посмотрел по сторонам. Никого! Только воздух – горячий, напоенный ароматами трав – колышется вдали. Джаркын достал свое сокровище. Опустил лягушку в воду, раскрыл ладонь, давая прозрачным струям омыть все ее каменное тело. Держал руку, пока ее чуть не свело от холода. Ледники, питающие сай, далеко, а вода так и не прогрелась, так и бежит студеная, так и хранит дух высокогорья.

– И ты хранишь дух Теплого озера, и мой впитываешь. Может быть, мы с тобой теперь родня? Никого я так долго не прижимал к своему телу, как тебя, – высказался Джаркын.

Лягушка молчала. Влага с ее красноватых боков быстро испарилась, а солнечные лучи пронзили насквозь, и заиграл камень внутренним светом, засветился, как глаза барса.

– Ладно уже, поиграла и хватит! Иди назад, а то еще кто увидит, не миновать беды.

Лягушка заняла свое место за рубахой, у самого пояса. Джаркын долил воды в свой небольшой бурдюк, припрятал его и остатки хлеба в свернутый халат, увязал его веревкой покрепче, пристроил на спине и пошел в гору – туда, где, по словам случайного путника, жил древний старец, знающий истину.

– Пусть расскажет, куда мне идти! А не расскажет, хоть посмотрю на него. Никогда не видел мудрецов…

За все время пути Джаркын окреп, его тело не проявляло никаких признаков болезни или старости, он словно вернулся в те годы, когда молодым бегал по горам. Вот и сейчас ему шлось легко. Тропинка вилась по холмам, поросшим садами, перебегала через ручьи, бьющие из-под земли, огибала скалистые участки и все круче поднималась ввысь. Вскоре она пропала под каменными осыпями и почти не появлялась. Зато громада скального массива нависла над человеком, пугая его высотой отвесных стен и порывами ветра, время от времени вылетающего из-за нее.

Останавливаясь, чтобы перевести дух, Джаркын с восхищением разглядывал исполинские головы, вырубленные за сотни лет водой и ветром в крайних камнях скального массива. Казалось, сам бог наблюдает за человеком, осмелившимся подойти так близко к стенам его жилища. Кто знает, может быть, за этой гигантской стеной, все выше уходящей в небо по мере приближения к ней, стоит дворец Тенгри, в котором он тешится со свой возлюбленной Умай?! Джаркын ощущал трепет в душе от таких мыслей и снова шел вперед, глядя себе под ноги и обдумывая каждый шаг. На сухой земле, усыпанной мелкими камнями, легко поскользнуться и улететь вниз. Но не зря Джаркын вырос в горах! За всю свою долгую жизнь он изучил их нрав, узнал об опасностях и очень уважал этих исполинов земли, путь к которым под силу не каждому смертному. Наверное, горы понимали его, и потому он, хоть и не без труда, но поднялся под самые скалы и вышел на тропу, идущую у их подножья.

Прежде чем продолжить путь, Джаркын присел отдохнуть. От жары, которая парила внизу, остались лишь воспоминания и свернутый в рулон халат. Здесь же студеный ветер теребил взмокшую рубаху, забирался под нее и холодил до костей. Облачившись в халат, Джаркын посмотрел влево, вправо, решая, в какой стороне находится жилье мудреца. Сомнения, появившиеся еще в пути, теперь обрели силу. Кто в здравом уме станет здесь жить?! Эх, послушал первого встречно, потащился в гору… Спускаться?.. Но гордость не пускала в обратный путь. Как же, повелся на речи незнакомого старика, взобрался так высоко и идти назад, вот так, не узнав истины?! Одно пугало – солнце спряталось за скалами, скоро стемнеет, спускаться в темноте опасно, а оставаться на ветру на всю ночь… пережил он не одну такую! От воспоминаний холодок прошел по спине.

Сверху упали камешки. Джаркын испугался и прижался к скале, опасливо поглядывая вверх. Никого. А скалы подпирают небо острым гребнем. Ох, высота! Но куда же идти?.. Влево дорожка показалась шире, и Джаркын пошел по ней, сам обратившись в слух. Мало ли! Даже самый маленький камешек, прилетевший с такой высоты, пробьет голову, и все. С такими мыслями хотелось бежать, но каждый шаг Джаркына был осторожен. Вся правда – в ногах! Потому ступать надо твердо и наверняка. Это он усвоил еще мальчишкой.

Шаг за шагом добрался Джаркын до конца дорожки. Дальше – крутая осыпь. А воздух все холоднее, все темнее вокруг. Вот ведь глупая башка! Зачем полез?! В сердцах Джаркын ругал себя всеми бранными словами, которые знал. И вдруг уловил запах горящих дров. Теплый, он нес весть о присутствии человека. Джаркын принюхался, как собака. Запах огня шел сверху. А перед самой осыпью – скала, и ее каменное тело так выщерблено временем, что по ней можно подниматься, как по ступеням. Джаркын решил влезть по ним. Приподняв полы халата, он заткнул их за пояс и полез. Ладони так прижимались к шершавой поверхности, что не отодрать! А каждый шаг Джаркын впечатывал и вставал на ногу, только уверовав, что не соскользнет, что крепко стоит. Последняя ступень оказалась высокой. Джаркын уцепился за края камня обеими руками, подтянулся, налег грудью, приподнялся на носочки и вполз на площадку, за которой увидел освещенную огнем вертикальную щель.

На сердце сразу отлегло. Подумалось, что, вот, зря на человека злился – не соврал, не обманул, а он подумал о нем плохо. Почему так бывает? Тебе плохо и сразу ищешь того, кто в этом виноват? Загадка… но некогда ее отгадывать. Все мысли Джаркына устремились внутрь пещеры, где его ждали ответы на другие, более важные для его жизни вопросы.

Что-то не давало войти в пещеру отшельника. Джаркын как встал в проеме, так и стоял, не решаясь сделать следующий шаг. Спину холодил ветер, сумерки быстро потускнели, и ночь воцарилась над миром. А в пещере уютно горел огонь, блики которого затеяли пляску с блуждающими тенями на ее вогнутых стенах. У огня сидел старец. Он смотрел на трепещущие языки пламени и казался изваянием, каменным созданием природы, но лишь до тех пор, пока не склонялся над костром, мешая варево в котле.

– Входи, если человек, – прозвучал голос старца. Он был низок и спокоен. Так мог говорить только тот, кто уверен в своей защите и не боится ни людей, ни демонов.

Помедлив, Джаркын вошел. Тепло от огня дохнуло в лицо. Джаркын сглотнул вязкую слюну и произнес:

– Здравствуй, отец! Позволь присесть у твоего очага.