Текст книги "Песни бегущей воды. Роман"

– И ты будь здоров! Садись, раз вошел.

Джаркын опустился на каменный пол, подоткнув под себя полы халата. Свернув ноги калачиком, он протянул озябшие руки к костру и хотел было сказать, как хорошо у огня, но запнулся на полуслове. Тяжелый взгляд из-под кустистых бровей пробрал до мурашек. Джаркын опустил глаза, но чувствовал взгляд мудреца всем своим нутром.

– Что глаза прячешь? Не с лихом пришел, вижу, что ж тогда?

– Пронзительно смотришь. Смущаешь.

Старец расхохотался. Его смех поднялся к потолку пещеры и гулким эхом убежал куда-то вглубь, откуда веяло прохладой и неземной тишиной.

– Смутил тебя?! Давно не слышал от людей таких откровенных слов. Все юлят, а ты честен. Что ж, говори, зачем пришел.

Джаркын задумался. Что сказать? Он хотел услышать какой-то совет, что-то такое, что вдруг озарит его, придаст жизни смысл, а его пути – цель. Как сказать об этом в двух словах?..

– Молчишь? – старец кивнул, поджал губы. Редкая седая борода дернулась, а длинные волосы не шелохнулись. – Тогда давай, что принес.

Лягушка у пояса словно поскребла лапками. Джаркын испугался, что покажи он ее, мудрец примет драгоценный камень за дар ему, и решил не торопиться, достал оставшийся кусок лепешки, протянул вежливо.

– Нет у меня ничего более.

Старец бережно взял хлеб, понюхал, поднеся к самому носу.

– Хлеб пекут добрые руки. С добром ты пришел. Спасибо!

От таких слов Джаркын растерялся.

– Беден я, в дороге ем, что люди подадут, кто за работу, кто просто от доброты душевной. Хлеб мне женщина дала, просто так дала. Этой ей твое спасибо.

Старец опять кивнул. Опустил палочку в свой котелок, вынул, лизнул ее, почмокал, проверяя варево на вкус. Видимо, решил, что оно готово.

– Помоги мне, сними котел с огня, и садись ближе. Кушать будем. Твой хлеб, мой суп!

Трапезничали молча. Суп у старца оказался из корешков и кусочков сушеного мяса, а аромат от него был от каких-то неизвестных Джаркыну трав. Терпкий, с густым вкусом, суп согревал тело изнутри, и то тепло придавало силы. Макая разломленную лепешку в варево, они оба смаковали ее, обсасывая и тщательно пережевывая. Когда хлеб закончился, а суп остыл, гость и хозяин по очереди допили его, полакомились кусочками мяса и пустой котел отставили в сторону.

Приободренный расположением старца, Джаркын освоился, первое смущение прошло, и он, подложив в огонь увесистую палку от пахучей арчи, подсел к лежанке, на которую перебрался мудрец, и решился наконец рассказать о себе.

– Жил я на берегу Теплого озера. Не скажу, что жил хорошо, но и не плохо, это так. Думал, так и проживу жизнь, так и умру в своей юрте и будут мои косточки лежать в родной земле. Но не случилось. Бог послал мне испытание…

Джаркын сам не заметил, как язык его стал красноречив, как полно он описал и свое озеро, и тот сундук с богатствами, и свое горе, постигшее его вскоре. Старец слушал гостя с закрытыми глазами, только изредка, когда пронзительность рассказа поражала его, он поднимал веки и рассматривал чужеземца. Когда Джаркын достал из-за пазухи свою лягушку, мудрец поднялся и сел, опустив ноги с лежанки. Каменное тело лягушки вбирало в себя жар огненных всполохов и сияло, меняя цвет, то желтым, то красным светом, и завораживало.

Старец взял лягушку в руки.

– О! Красива и сильна любовью! – восхитился он. – Тебе бог послал источник бессмертия, странник. Ты знаешь об этом?

Джаркын растерялся. Он уже понимал, что лягушка дает силу жизни, возвращает здоровье, но бессмертие… Неужели в небесных чертогах она впитала божественный эликсир?..

– Вижу, не знал, – усмехнулся старец. – Так знаешь теперь! – он испытующе посмотрел на гостя. – И что будешь делать?

В душе Джаркына бушевало пламя соблазна. Стать бессмертным! Он и не мечтал об этом! Уф, горячая волна подкатила к горлу, и Джаркын открыл рот, ощутив нехватку воздуха. Смех старца отрезвил его. Пелена соблазна спала, и Джаркын укорил себя за слабость.

– Ты был стар, но не успел понять, что жизнь должна заканчиваться, и тогда, когда приходит срок. Бессмертие – удел избранных и тяжкое бремя. Да… – он пошамкал губами и прилег, отпустив лягушку. – Она уже дала тебе сил на еще одну жизнь, а может быть, и больше, не знаю. Хватит тебе, чтобы устать.

Джаркын заволновался. Он почувствовал момент истины. Это ощущение родилось в нем сразу, и, как бабочка, выбралось из кокона и взлетело, махая мокрыми крыльями.

– Отец! – воскликнул он в сердцах. – Укажи путь! Скажи, куда мне ее отнести, куда ведет меня эта лягушка?

– Путь? – строго вопросил старец. – Я не знаю твоего пути, да и никто не знает, кроме тебя. Сегодня ты прошел свой путь. Вспомни его. Ты блаженствовал у воды, добром вспоминал женщину, угостившую тебя хлебом. Потом ты, услышав совет первого встречного, пошел в гору. Ты шел легко, наслаждался красотой. Что тогда ты ощущал?

– Я… я был счастлив, ата. Мне было хорошо.

– Да, красота мира – это дар бога! А любовь в наших сердцах – это благодарность ему за этот дар! Ты думал об этом?

– Нет, не знаю, нет, я не думал о любви, ата.

Старик вздохнул.

– Мало кто думает. Ты честен. Это твое спасение – честность! Не теряй этого дара. А о любви думай. Ты любишь мир, любишь жизнь. Люби бога! Не бойся его, а люби.

– О каком боге говоришь ты, мудрец? Я прошел немало троп и видел, что люди чтят разных богов.

– Ты еще мало видел! – мудрец, казалось, потерял интерес к разговору. – Но, что бы ты еще не увидел в пути, знай – бог один! Люди разные.

Джаркыну еще предстояло понять слова мудреца, пока он только внимал, стараясь запомнить все, что тот ему говорил. А старик вернулся к его пути в пещеру.

– Когда сады закончились, а подъем стал круче, ты почувствовал трудность пути, но не повернул обратно. Почему?

– Я хотел узнать истину…

– Все наивны. Все хотят узнать истину. И никто не знает, что узнать ее – это пройти свой путь, а не услышать слова старика, о котором забыл бог. Понимаешь ты, человек, что такое истина?

Джаркын замер. Он не думал о том, что есть истина, он, как и все, хотел ее знать. Но… Старик покачал головой.

– Не понимаешь. Ладно, вернемся к твоему пути. Когда ты карабкался по крутой осыпи, когда шел, не зная куда, был ли ты уверен в правильности своего пути? Не поминал ли ты грубым словом того, кто указал тебе его?

Джаркын еще раз раскаялся в том, что незаслуженно ругал того старика на осле, который рассказал ему о мудреце. Старец не ждал его ответа, он, казалось, в тот момент шел рядом с ним и знал все его думы.

– Вот так поступают с советчиками! Человек всегда ищет оправдание своим поступкам за своей спиной. Думай сердцем! Слушай только его – свое сердце! – и тогда ты не будешь терзаться сомнением, а все поступки будут только твоими и ответственность за них тоже.

– Я понял, ата, – поблагодарил Джаркын, склонив голову и приложив руку к сердцу.

Старик улыбнулся.

– То-то! А про свой путь понял?

Джаркын сознался:

– Я только догадываюсь, ата.

– Хорошо, – подбодрил старец, зевнув. – Давай спать. Устал я.

В серой холщовой рубахе до пят, расправив плечи и раскинув руки в стороны, стоял старец на площадке перед пещерой, не боясь утренней свежести и пронизывающего ветра. Воздух звенел от ожидания. Пурпурное небо светлело. Солнце, еще скрытое от глаз горизонтом, одним своим приближением прогоняло тьму и ее тени, пытавшиеся спрятаться под покровом зари. И вот произошло чудо! Макушка светила показалась над просыпающейся землей! Старец воздел руки к самому небу и восславил жизнь и свет!

Джаркын внимал ему с душевным благоговением.

– Давно ты здесь, ата?

Старец, казалось, не слышал вопроса. Он ворошил остатки кострища, пробуждая заснувшие искры к жизни.

– Воды принеси, – попросил он коротко и кивнул вглубь пещеры.

Джаркын взял бурдюк и пошел, не спрашивая более ничего. Через несколько шагов остался рассеянный свет за спиной, а впереди была мгла. Куда идти? Джаркын остановился и прислушался. Где-то в глубине пещеры шумела река. Но как добраться до нее в темноте? Да и далеко она по звуку. Лоб покрылся испариной. Джаркын утер его тыльной стороной ладони, крепче сжал горлышко бурдюка, но покачнулся и облокотился на стену пещеры. Она оказалась влажной. Джаркын потрогал стену – так и есть! – мокрая! Он прислушался, склоняясь ухом ближе к стене, и вдруг на фоне далекого гула отчетливо распознал капель. Джаркын присел, потрогал пол вокруг себя; ближе к стене ладонь погрузилась в лужу. «Ага! – смекнул он. – Где-то здесь старец набирает воду!» Слабый свет от грота, где жил мудрец, едва доходил до этого места, и, когда глаза привыкли к темноте, Джаркын различил блики на поверхности воды. Она стекала многочисленными ручейками со стены в глубокую выемку в камне. Опустив в нее бурдюк по горлышко, Джаркын набрал воды и, довольный своей смекалкой, вернулся к старцу.

Они позавтракали куртом и травяным чаем.

– Откуда у тебя еда, ата? – любопытство так и распирало Джаркына.

– Люди приносят.

– Часто к тебе приходят?

Старец усмехнулся.

– Не часто, но с голоду умереть не дают. Ко мне несколько дорог. Ты пришел из одной долины, а можешь выйти в другую, если крутизны гор не испугаешься.

Джаркын согласился и засобирался в путь. Старец благословил его и показал дорогу наверх.

– Можешь той тропой пойти. Подниматься легче, чем спускаться.

На прощание мудрец сказал:

– Твоей ноше место у воды, а где оно, мне неведомо. Слушай сердце – не ошибешься.

– Спасибо, ата! Прощай!

Мудрец не ответил. Казалось, он уже забыл о незваном госте, погрузившись в свои думы.

Джаркын обошел скальную стену по тропе, которая сначала шла под самой скалой, а потом повела наверх. Местами она была так крута, что дух захватывало, но Джаркын шел уверенно и вскоре выбрался на самый верх.

Он стоял на краю высокогорной долины, похожей на гигантскую подошву сапог, которые словно перевернул мифический великан и оставил лежать наклоненными от пятки до носка. Пятка уходила вниз, а носок, задранный кверху, обрывался скальным массивом. Стоять у края скалы было страшно. Джаркын упал на колени и пополз прочь, но любопытство оказалось сильнее страха, и, развернувшись, он вернулся к обрыву – ползком, как ящерица! И какой простор открылся взору!

Прикрытая легкой дымчатой вуалью, желтела внизу широкая долина. Серебристая лента реки украшала ее, словно драгоценный пояс, небрежно брошенный красавицей. Очертания далеких горных хребтов то скальными, то более мягкими снежными изгибами очертили голубое небо, разграничив миры людей и богов. От головокружительной высоты тошнота подобралась к горлу. Джаркын сглотнул и, сморгнув слезы восхищения, отполз назад.

Вниз он шел вдохновленный красотой природы, его сердце наполнила любовь ко всему миру. Стоило пройти весь путь, чтобы понять, что жизнь – это счастье. Джаркын сиял от радости и таким счастливым он пришел в кишлак на берегу сая – похожий на все другие, но все же не такой, как все. «Люди тоже так: у всех есть голова, руки, ноги, но все разные», – подумал он и прошел мимо человеческого жилья, желая молча и в одиночестве наслаждаться тем, что теперь жило в его сердце.

Глава 4. Караван кушанской принцессы

Дорога, идущая вдоль реки, нырнула в узкое ущелье. Джаркын остановился, почувствовав тревогу. Здесь, среди холмов, кое-где увенчанных скалистыми гребнями, еще ощущался простор. Солнечный свет заливал и дорогу, и реку, и пожухлые за лето травы. Отражая золотистые блики гладкими блюдцами, пенясь на взмывах, убегая непоседливыми струями от каменистых берегов, вода текла быстро, но ее говор был приветлив. Из ущелья же слышался ворчливый рокот реки, зажатой между двумя скальными стенами, пронзающими острыми изгибами небо. Свет едва касался середины одной из них, но и он убегал по нависающим над дорогой камням все выше и выше, вслед за уходящим днем.

Джаркын сошел с дороги и присел у воды. Весь путь от Теплого озера он старался держаться малохоженых дорог. Неспокойны люди! Одни воюют между собой, другие грабят караваны, третьи охочи и до одинокого странника, у которого за душой ничего, разве что камень – подарок Священного озера. Рука сама потянулась к животу, где за холщовой тканью рубахи почивала заветная лягушка. Согретая телом, она прилипла к его влажной коже и едва ли не срослась с ним. А что если у ворот, разделяющих ущелье пополам, кому-то придет в голову обыскать его? Отберут лягушку! И что тогда? Зачем он здесь без нее? На лоб скатились капли пота. Джаркына окатил такой жар, что хоть впору лезть в воду. Он наклонился и зачерпнул пригоршню холодной воды. Омыв лицо, старик почувствовал облегчение. Вода несла в себе не только прохладу, но и силу, дарованную богами. Эх, сейчас бы окунуться всем телом, почувствовать и холод, и жар от этих бегущих струй! Но… нельзя! По дороге, вздымая пыль, идут люди, лошади, ослы, верблюды. Джаркын вздохнул тяжело. Вдруг вспомнилась одинокая юрта в горах. Молодая женщина, тело которой истосковалось по крепким мужским рукам, а душа по нежности младенца. Эх… Остаться бы там, да и жить тихо и мирно. Пасти коней…

Возмущенное ржание коня разорвало тонкое покрывало мечтаний. Джаркын увидел, как молодой воин повис на узде гнедого жеребца, передние ноги которого расчертили в пыльном воздухе широкую дугу. Убьет! Взбешен конь и видит перед собой врага! Джаркын подскочил и, как в молодости, не задумываясь, лишь следуя порыву, взлетел на спину непокорного скакуна как раз в тот момент, когда воин со страху отпустил повод и сел под нависшей грудью коня, обхватив кудрявую голову обеими руками.

Джаркын прижался к шее жеребца, зашептал заветные слова, ухватил болтающийся повод, потянул слегка, указывая направление. Конь послушно осел в сторону, встал на красивые крепкие ноги, все еще возбужденно фыркая и раздувая чуткие ноздри.

– Вот и хорошо, вот и славно, – шептал ему на ухо Джаркын, одной рукой мягко похлопывая по шее.

Когда конь успокоился, нерадивый воин отполз в сторону и побежал к дородному всаднику, наблюдающему все это со стороны. Богатая попона его коня, поблескивая золотыми и бирюзовыми пластинчатыми вставками, говорила о том, что всадник в высокой валяной шапке, из-под которой выглядывали густые черные кудри, высокого положения. Да что там – он главный в этом помпезном караване, в стороне ожидающем прохода через ущелье!

Джаркын слез с коня, не отпуская повод, обвел ищущим взглядом продолжающую движение людскую реку. Чей конь? Что его так взволновало?

От всадника подбежал человек.

– Иди за мной, тебя зовут, – сказал он, с опаской поглядывая на строптивого скакуна.

Джаркын повел коня, выпучившего глаза, как только натянулся повод.

– Боится. Что с ним случилось? – усмиряя взволнованного жеребца, спросил Джаркын.

– Камни с горы посыпались, он встал на дыбы, а на нем сама принцесса ехала. Упала, бедняжка. Тот воин коня бил, вот он и ошалел.

– А-а! – понимающе потянул Джаркын. – А какая принцесса?

– Единственная дочь нашего царя Канишки!

– О! – Джаркын понимающе вытянул губы трубочкой. – Жива?

– Жива, да, видать, ударилась сильно. Все за голову держится, стонет. Монах ее лечит.

– Какой монах?

– Да с ней монах следует, он молитвы читает, да только толку нет – стонет… Просветленный88
  Просветленный – Будда.


[Закрыть] давно ушел в нирвану, не слышит людей…

Посыльный смолк, как только они поравнялись с родовитым всадником, пристально рассматривающим чужака. Даже крутые завитки его бороды зашевелились змейками, словно пугая.

– Кто таков?

Джаркын поклонился. Коня у него забрали, отвели в сторону.

– Странник я. Иду издалека.

Всадник изучающе сощурился. Его взгляд, казалось, проник не только под рубаху, но в самую душу. Джаркын поежился.

– Куда идешь?

– Да, куда ноги несут, – выкрутился Джаркын, кожей чувствуя теплое брюшко лягушки.

Всадник мельком взглянул на раздолбанные ичиги странника. По ухмылке, пробежавшей по его губам, стало понятно, что поверил.

– С конями умеешь? – спросил прямо.

– Умею. С детства с ними.

– Пойдешь с караваном. Нам такой, как ты, нужен.

Развернув коня и слегка толкнув его бока мягкими складчатыми сапогами, строгий вопрошающий поехал навстречу караванному потоку. Слуга, который привел Джаркына, позвал за собой.

– А караван куда идет? – поинтересовался новоявленный конюх.

– Туда, – провожатый кивнул в ущелье, – в Страну Плодородных Долин!

Как только последний луч света соскользнул с верхушки скальной стены, караван встал. За ними не осталось никого, все, кто торопился, прошли узкие скальные ворота засветло. Быстро наползающая тьма заполнила ущелье. Военачальник решил, что эту ночь они проведут на этой стороне горной гряды, и только утром продолжат путь.

Свечерело быстро. Караван кушанской принцессы расположился на склоне холма по соседству с ручьем, стекающим по каменному ложу. Джаркын собрал всех коней у двух деревьев, привязав каждого к прочной ветке. Когда жеребцы остыли от дневного перехода, он напоил их, задал корму. Сам пристроился рядом на циновку, кем-то данную ему. И стеганый халат появился, словно сам собой.

Эта ночь обещала быть теплой и сытной. У костров, устроенных неподалеку, умелые повара готовили ужин. Аромат жареного мяса разлетался по округе, щекоча нос и возбуждая аппетит. Слышался веселый говор людей, предвкушающих скорый ужин. Что надо человеку в дороге? Хорошая обувка да сытная еда! Человек, как любой зверь, нуждается в еде. Нет ее, так и мысли только о ней. А как набил брюхо, так и жизнь краше! Ленивым становится человек, расслабленным после еды. Но это беспокоит его только в момент опасности. Тогда все довольство враз пропадает. Жизнь куда ценнее еды! Пусть голодным, но лучше идти по дороге, чем сытым, но лежать бездыханным в пыли. Джаркын давно это усвоил и потому не ослаблял внимания, хоть в животе и урчало, а нос сам собой ловил вкусные запахи. Что ж, повезло ему! Видно, Тенгри ведет его, и туда, куда нужно. Только плач девушки, то тихий, как стон, то громкий и берущий за душу, не давал покоя. Страдает, бедная, а у него за пазухой лежит избавление от страданий. Как быть? Разве кто поверит ему, оборванцу, что лягушка избавляет от хвори? Засмеют, а то и побьют. Но ведь не зря он здесь? Не зря Тенгри привел его в это ущелье как раз тогда, когда случилось такое несчастье?!

Не в силах больше молча сидеть и слушать плач, доносившийся из шатра принцессы, Джаркын встал. Пока ночь еще не поглотила весь свет, и только серая вуаль опускалась с неба все ниже и ниже, конюх мог разглядеть, что шатер, где страдала несчастная, соткан из красной шелковой ткани, колыхающейся мягко натянутыми полотнищами на крепчающем вечернем ветру. «Снизу полог можно приподнять, – подумал Джаркын, – и тихо вползти внутрь. А там видно будет. Положу лягушку в изголовье и уползу назад. А потом? Как я потом ее заберу?.. А! Потом и решу, как!»

Оглядевшись вокруг, он запахнул халат, и кругом, будто идет в другую сторону, пошел к шатру принцессы. Пока он плутал, посматривая, не следит ли кто за ним, тьма сгустилась и ночь зажгла светильники в небе. Они горели ярко, но земле не доставалось их света. Разве что полюбоваться и все! Главного светоча ночи сегодня не было видно. Тенгри спал, утомившись от трудов своих. А человеку его сон оказался выгодным.

Подобравшись близко к шатру, Джаркын упал на землю. Он зашел с тылу. Стражники, стоявшие у входа, не заметили нового конюха, да и ухо вылавливало в общей суете стойбища горестные стоны страдалицы, прерываемые монотонным бормотанием монаха, усердно молящего Просветленного о благополучии мира, частью которого является каждый человек – и принцесса тоже.

Джаркын подполз к шатру и приподнял полог. Узкие глаза посланца Тенгри сами собой сощурились до щелок от света, неожиданно ударившего по ним. Джаркын приткнул края полога к ушам, чтобы снаружи никто не обратил внимания на узкую полоску света, вдруг появившуюся у шатра принцессы. Привыкнув к свету, исходившему от чадящих масляных светильников, приглядевшись, он увидел спину монаха, склонившегося к синей фигурке божества, безучастно прикрывшего глаза гладкими веками.

«Не видит и не слышит он тебя!» – решил Джаркын относительно Просветленного, который, как и положено, пребывал в нирване, нимало не проявляя внимания к терзаниям молодой женщины, лежавшей рядом на пышных подушках. Разве что аромат благовоний, медленными струйками поднимающийся к широким ноздрям божества, все же вернет его из божественной Шамбалы и обратит вселенское добро и любовь на страдалицу! На то и уповал монах, с губ которого монотонно слетали слова молитвы: «Тадьятха омммм беканзе беканзе…»99
  Молитва Будде Здоровья.


[Закрыть]

Джаркын уже привык к свету и, забыв об опасности, разглядывал мраморное лицо девушки, обрамленное кольцами растрепавшихся кудрей. Но в отличие от кудрей хозяина каравана, девичьи были нежными и светлыми, впитывающими свет лампы, как пожухлые травы цвет зари на закате дня. На лбу принцессы лежал кусок желтого шелка с начертанными на нем письменами. Ниже виднелись поддергивающиеся упругие веки, густо обрамленные частоколом ресниц. Джаркын невольно залюбовался девушкой, но с ее губ вновь слетел стон, от которого сердце старика сжалось в груди. Служанка сидела вполоборота к Джаркыну и покачивалась туда-сюда, не прекращая поглаживать руку госпожи, будто это могло принести ей облегчение. Она сочувствовала принцессе, понятное дело, но сейчас мешала. А как увидит чужую голову в шатре да в такой невозможной близости от царской дочери!

«Надо бы переползти подальше!» – решил Джаркын. Осторожно высунув голову назад, он пару раз перекатился и снова нырнул под полог. Прямо перед его глазами оказалась синяя шелковая подушка, на которой виднелась макушка принцессы. Просунув руку с лягушкой подальше к голове, Джаркын положил свою целительницу на подушку, пристраивая так, чтобы агатовое брюшко касалось затылка. Лягушка утонула в подушке, а Джаркыну показалось, будто она лапками обхватила голову принцессы и завела гортанную песню – тихонечко, но довольно. Мол, да, квак, сюда мне и надо!

Вдруг девушка-служанка встрепенулась, приосанилась, вытянулась струной, вглядываясь в изголовье госпожи. Легкая ткань ее просторного платья натянулась на груди и вся фигура – тонкая, изгибистая – угадывалась под складками, прижатыми спереди двумя спиралями тяжелых кос. Не один мужчина залюбовался бы на такое! Но Джаркына как ветром сдуло! Не до девичьих прелестей ему! Другая забота привела его в этот шатер.

Свободный полог лег на примятую траву, а девушка решила, что ветер приподнял его. Она резво встала и выпорхнула наружу, намереваясь прижать колыхающуюся ткань к земле, да покрепче. Но Джаркына уже и след простыл! Он вернулся к коням как раз в то время, когда распорядитель каравана послал за ним, приглашая на трапезу. Теперь оставалось только ждать и уповать на милость Тенгри и Умай. Не без помощи нежных ручек богини лягушка, бывшая в пору девичества красавицей, слетела с небес на землю! Ох, как многое меняют женщины в мире! Как ослепляют мужчин своей красотой и решают судьбы людей! Даже простые смертные, даже они!..

Первое приветствие дня – богу! Солнца ли, ветра и дождя, морей или вод земных, властителям земли, неба, душ людских – всем им, богам, всевышним, вседержителям, всеслышащим и всепонимающим каждая тварь на земле посылает первый привет дня!

Рыжий лис, высунув морду из норы, сожмурится на свет и радостно тявкнет – день пришел! Да здравствует он! Лягушка, выпрыгнув из камышей, выставит перепончатые лапки вперед, разгонит зеленую ряску и погрузится в светлую воду. Птицы расправят крылья, поднимут головы ввысь, раскроют клювы и запоют, каждая на свой лад. Человек – разум земной жизни! – еще до рассвета очистит тело и мысли от ночного греха и, воздев руки к небу, прославит имя бога, попросит хлеб насущный на сей день, пошлет свою мольбу о делах земных, реальных: о жизни и здоровье, о доме и очаге, о силе и мудрости.

Монах, закончив на рассвете молитвы о здоровье принцессы, вышел из шатра приветствовать день. Еще не зная, исцелилась ли его царственная подопечная, он радовался тому, что она не мучается, что дыхание ее ровно, а щеки порозовели. От красного света шатра? Может быть, может быть… Но все же внутри, где-то в самом сердце он знал, он верил, как человек, получивший откровение, что его молитвы услышаны Великим Просветленным, и эта хрупкая девочка спасена!

Джаркын, словно огнепоклонник, обратил взгляд на розовеющий восток. Скоро поднимется светило! Слава Тенгри! Пусть другие приветствуют своих богов, а он точно знает: только Тенгри – Великий Небесный Вождь – дает благо достойному.

Всю ночь Джаркын прислушивался, стараясь уловить звуки, идущие от царского шатра. Так и уснул, уверенный, что его агатовая лягушка – дар Белого Творца! – спасет юную принцессу, как и его в свое время. Теперь бы забрать ее… но как? Лагерь ожил. Трудно подобраться к шатру незамеченным в свете рассветного утра. Разве что лошадь поискать, будто она туда убежала?..

Веки Тэхар затрепетали. Пребывая на границе сна и яви, ее душа тянулась к свету! Сквозь плотную ткань шатра он вливался красной рекой – плавной, тихой, но настойчивой. Тэхар открыла глаза. Свет просачивался через приоткрытые створки входа желтыми лучами. Они скользили по земле, освещали фигурку Просветленного, падали на спину спящей рядом служанки.

Тэхар не спешила вставать. Слишком много мыслей собралось у нее в голове. Как разобраться с ними? Как понять, где явь, где сон? Она видела отца. Это было. И было давно. О! Как давно! Сердце защемило. Отец! Почему он не оставил ее во дворце, рядом с собой? Почему отправил в пугающую неизвестность? Почему согласился отдать свою единственную дочь в жены принцу неведомой Никшапайи? Слезы наполнили глаза. Тэхар прикрыла веки. Соленая влага каплями пробралась на густые ресницы. Слезинки дрожали, как роса на ветру, и, не выдержав напряжения, падали на щеки и скатывались в ложбинку у носа.

Тэхар прикусила губы. Нет, не надо плакать! Такова была воля отца! Она – принцесса! Отец рассчитывает на нее, он верит, что брак с принцем Никшапайи укрепит позиции Кушанского царства на западных рубежах, что царь Никшапайи встанет на защиту своей семьи, своей страны, если кочевники посягнут на владения кушан. Тэхар шумно перевела дух. Служанка дернулась, просыпаясь. Тэхар притворилась спящей. Не время еще для разговоров. Лучше снова окунуться в тот сон, в котором она вновь в своих покоях, сидит рядом с отцом, положив светлую головку ему на колени…

– Дочка, я рассказал тебе все, как есть, без утайки. Ты знаешь, как тяжело мне расставаться с тобой. Я люблю тебя, дитя, и… ты так похожа на свою мать…

Канишка погладил головку дочери. Те же светлые волосы, то же сладкое дыхание…

– Тэхар.

– Да, отец?

Она приподнялась. Взгляд светлых зеленых глаз был так искренне-нежен, что царь не сдержал порыва и прикоснулся губами ко лбу дочери. Золотой венец сдвинулся к макушке. Тэхар выпрямилась, поправила его. Красива! Нежна! Говорят, что сын царя Никшапайи хорош собой и добр…

– Дочка, я хочу, чтобы ты взяла это и носила всегда.

Он достал из-за пазухи маленького золотого ежа. Это был амулет матери. Тэхар помнила его!

Сияющий перламутром, сверкающий золотой остроконечной мордочкой, украшенный зеленоватой бирюзой и красным агатом, амулет привлекал к себе все взоры. Он покоился в ложбинке на груди, над треугольником выреза платья, и хранил свою царственную хозяйку от завистливых глаз, как солнце, ослепляя божественным светом. Никто не может смотреть на огненный шар светила прямо. Даже, прикрыв глаза ладонью! Золотой еж отводил взгляды от лика царицы, приковывая их к себе. Он поглощал порочные мысли подобно глубинам древних морей, память о которых хранила в своих недрах маленькая раковина – совершенное творение природы! – невесть где найденная мастером, создавшим это поистине чудесное украшение!

Тэхар взяла ежа и положила на раскрытую ладонь. Теплым брюшком он прикрыл линии судьбы, и принцесса почувствовала защиту высших сил.

– Такой маленький, а такой сильный! – воскликнула она, нежно погладив перламутровую спинку пальчиком.

По отполированным бирюзовым камушкам, вставленным в золотые круглые выемки, пробежала волна света. Принцесса звонко рассмеялась.

– Он пригладил свои острые иголочки! А ушки, смотри, отец, ушки у него покраснели!

Агаты вобрали в себя свет и показали чарующую глубину камня.

– Еж нашел свою хозяйку, – любуясь дочерью, ответил Канишка. – Носи его всегда. Еж разгоняет порождения тьмы, дарует силу власти, уверенность. Ты будешь царицей, как и твоя мать! Амулет защитит тебя от неверного шага, и поможет найти верный путь к процветанию и обновлению.

Как хотелось отцу верить в то, что он говорил! Но тревога не оставляла его сердца. Неспокойно было на дальних границах империи.

– Тэхар, запомни: если тебе будет тяжело, если ты окажешься одна или случится нечто страшное, что испугает тебя, всеми путями иди сюда – в свой дом! Пошли весть, и я найду тебя, встречу, освобожу…

Тэхар отвлеклась от ежа. Ее непонимающий взор изменил выражение лица. Радость от новой игрушки еще светилась на нем, но пугающие слова отца легли тенями под выразительными глазами, вокруг тонких, нежных губ.

Царь пожалел, что поделился с дочерью своими опасениями. Он поспешил успокоить ее:

– Это я так, волнуюсь за тебя. Ведь еще ни разу ты не покидала дом! А тебе не о чем беспокоиться! С тобой рядом будет твой верный страж – Харбалан со своими воинами.

Брови Тэхар сошлись у переносицы, губы сжались в недовольстве.

– Харбалан! Отец, я не хочу, чтобы он сопровождал меня. Он так на меня смотрит…

Тэхар передернула плечиками.

Канишка мягко улыбнулся.

– Он смотрит как и я! Дочка, надежнее Харбалана нет никого в нашем дворце!

– Нет, ты не так смотришь! В твоих глазах я вижу любовь! А взгляд этого… мужлана меня пугает. Да и смотрит он украдкой! Как вор! Стоит только мне взглянуть на него, как он сразу отворачивается!

Царь понимающе вздохнул. Глупенькая еще его девочка! Да, Харбалан уже не молод, но и в его сердце поселилась любовь к принцессе. Как можно не любить такое прекрасное дитя!

– Тебе не нужно с ним общаться, если ты того не хочешь. Но он будет беречь тебя, даже не сомневайся! Я ему доверяю.

Царь встал, собираясь покинуть покои дочери. Но задержался еще.

– Можешь взять с собой Вангьяла.

Тэхар обрадовалась.

– Учителя?!

Царь в который раз подивился на легкость смены настроения дочери. Ласково кивнув ей, он ушел. Предстояло еще готовить караван! Надо поговорить с Харбаланом, да и с монахом тоже. Посольство Кушанского царя должно быть на высоте! Безопасность и здоровье его девочки – самое главное! Но и дары царю Никшапайи должны быть богатыми и значимыми!