Текст книги "Ветер и крылья. Развязанные узлы"

Динч ему вдруг стало… жалко? Да, можно и так сказать. Одно дело – обычный человек. Другое… вот такое.

Вряд ли Динч справится с берсеркером. На арене был один такой… Зеки-фрай знал и на что он способен, и каков он в обычной жизни.

Полубезумный…

И мужчина говорил, что берсеркеры этим заканчивают – ВСЕГДА!

Лоренцо Феретти на него не похож, но там же разница в возрасте чуть не вдвое?!

Впрочем, свои мысли Зеки-фрай оставил при себе. И горячо помолился, чтобы разбойник им не встретился. Обойдутся они без такого счастья…

* * *

То ли молился Зеки-фрай не так, то ли не там…

Пустынный Смерч свои появления обставлял весьма и весьма торжественно.

Караван шел.

На бархан выехал мужчина во всем черном. Свистнула стрела, ударила у ног идущего первым… перья тоже выкрашены черным.

Знак остановиться.

Остановиться, сложить оружие, встать на колени, подставить горло…

Или…

На барханах медленно вырастали такие же черные фигуры с луками. У всех замотаны лица, все на черных конях…

– Ну! – рыкнул Лоренцо.

Зеки-фрай схватил сына и нырнул под телегу. Второго мальчишку точно так же схватила Динч. Кажется, еще и собой прикрыла, Лоренцо уже этого толком не видел.

Ты хочешь красивых жестов?

Их есть у меня…

Чем всегда гордится любая шайка – это удалью атамана. Всегда… где бы дело ни происходило, хоть в лесу, хоть в пустыне, атаман должен принимать вызовы.

Или…

Или он перестанет быть атаманом.

Лоренцо Феретти стукнул коня пятками – совсем легонько. Конь у него, даром что низкорослый и лохматый, был еще и потрясающе умным. Какие шпоры? Какие хлысты?

Он сам все преотлично понял.

А еще, когда конек хотел, разгоняться он мог – всем на удивление. Никто и ахнуть не успел, как Лоренцо оказался рядом с ведущим каравана, поднял стрелу – и переломил пополам. Причем показательно.

На глазах у всех.

А потом спрыгнул с коня, сделал несколько шагов вперед и выразительно поманил атамана к себе.

Мол, имел я тебя в виду!

Выходи, если не струсишь!

Переоценивать «благородство» подонков, у которых его отродясь не водилось, тоже не стоило. В красивых романах атаман выехал бы один на один, был бы побежден, наказан, может, еще бы раскаялся и стал служить добру. Серена и Джулия над такими книжонками слезами уливались.

Лоренцо тоже иногда пролистывал, чтобы уснуть побыстрее…

С холма раздался свист, и на Лоренцо устремились сразу… сколько?

Ага, пятеро разбойников.

Наивные…

После арены они Лоренцо были… ну, если и не на один зуб, то и серьезных проблем не вызвали бы. Да, пятеро. Но в том-то и суть, что одновременно на человека может напасть трое… ладно, максимум четверо конных. Так что пятый…

Ан нет!

Пятый чуть позади… и это как раз их хозяин. Вон и золотые бляхи на сабле, и плащ с золотой отделкой…

И ведь никто в шайке ему не возражает.

А что это значит?

Впрочем, об этом Лоренцо уже не думал. Он действовал.

Неблагородно? А плевать! Но первая же лошадь получила в морду жменю крошеного в кармане нюхательного табака с перцем. Заржала, шарахнулась – и Энцо тут же полоснул ее по боку мечом.

Конскую шкуру прорезать легче. А вот когда конь падает…

Тут уже проблемы у всадника. Чтобы не придавило, да и грянуться можно неслабо… Энцо бы его добил, но не успел – налетели еще двое. И вот тут ему уже пришлось крутиться и уворачиваться.

Скользнуть под брюхо одной лошади, ударить кинжалом, увернуться от копья, добавить коротким мечом, к которому привык…

Стрела бьет совсем рядом… Кто у нас там такой меткий? В азарте боя Энцо ее и не заметил сразу… а проскочил-то как удачно! Аккурат до первого спешенного, которого и чиркнул по горлу мечом. Едва достал, самым кончиком, но этого хватило.

Кто не видел, как бьет фонтан крови из перерезанных артерий… Выглядит это откровенно страшно. Разбойники остановились, буквально на секунду, но Лоренцо этого хватило.

Поднести меч к губам и слизнуть кровь.

И…

Словно на арене, словно на корабле – замедляются люди. Замедляются кони.

Замедляется само время.

А вот Лоренцо движется как обычно. Как привык…

Просто никто не успевает за ним. Такое тоже бывает.

И его цель – вожак.

* * *

Зеки-фрай смотрел с восхищением.

Да, он надеялся, что судьба обойдет их стороной, что Пустынный Смерч промышляет сейчас в другом конце пустыни, что…

Понадеялся?

Облизнись!

Судьба все-таки уготовила им встречу с негодяем. И Лоренцо предупреждал его совершенно правильно. Зеки-фрай схватил сына, какой под руки попался, нырнул под телегу, рядом так же поступила Динч… ну и не только они одни. Остальные женщины, дети – тоже прятались.

А Лоренцо действовал.

Сначала проехал, вызывая негодяя на бой. Наивный… кто ж из разбойников на такое пойдет?

Но… пятеро? Это много, очень много… справится ли он?

Зеки-фрай смотрел и понимал, что пятеро – это мало. Если бы Лоренцо ТАК работал на арене… Кемаль-бей приехал бы намного раньше. Это уж точно.

Потому что сразу же положить одного коня, спешив противника, а потом убить еще одного и добить спешенного…

Это – мастерство!

И это потрясающе красиво…

Что-то заорал главарь разбойников, всадники метнулись со всех сторон… смерть? Да… это на черных конях неслась смерть, жестокая и беспощадная.

А потом Лоренцо Феретти поднес к губам клинок и слизнул кровь.

И… и больше Зеки-фрай ничего не видел.

Смерч?

Вот теперь-то люди и поняли, что это такое.

Лоренцо если и двигался, то это можно было понять только по следам – глаз за ним следить просто не успевал.

Просто – он шел, а они падали…

Кровь лилась, брызгала, текла реками, а он шел прямо по крови и, кажется, даже облизывался. Хотя это уж вовсе странное предположение – кто там и что мог увидеть?

Падали с подрубленными конечностями или вспоротыми боками лошади, жалобно кричали, но встать уже не могли.

Падали люди.

И целые, и фрагментами… мимо Зеки-фрая прокатилась чья-то отрубленная голова.

Падали, падали…

А потом все закончилось. И Лоренцо остался стоять, словно изваяние, посреди вот этого… безумия. Изваяние из алого гранита, и потеки, и…

И красоту его нарушали только стрелы, которые пробили кольчугу насквозь и засели в теле…

– Аллах! – выдохнул кто-то.

Кажется, это испуганное слово и оказалось последней каплей.

Лоренцо осознал, что все закончено, врагов не осталось, – и упал. Как стоял – навзничь.

* * *

Лекарь пожевал губами, покачал головой…

– Не знаю. Прямо даже и не знаю…

– Так скажи, что знаешь! – рыкнул караван-баши. Он-то прекрасно осознавал, от чего именно спас их Лоренцо Феретти.

Убили бы всех. В лучшем случае – быстро. В худшем… мечтали бы о смерти. А тут…

Перебита вся шайка. Двадцать шесть человек. Может, кто-то и удрал, но вряд ли. Только спасителю это обошлось очень и очень дорого.

– В нем четыре стрелы. Чудо, что ни одна не задела сердце, чудо, что раны не смертельные. – Лекарь явно удивлялся. – Сломана левая рука. Не знаю, как именно это произошло, но кости я соединил, лубки наложил. Порезы есть, они незначительные. Самый серьезный – лезвие прошло вскользь, по ребрам, швы я наложил, забинтовал, но шансов выжить у несчастного практически нет.

– Почему? – требовательно спросил Зеки-фрай.

– Наверняка начнется горячка. А после такого… одной раны и то хватило бы, а тут – четыре! Нет, не выживет…

– Иди отсюда… – потерял терпение Мехмед-фрай. – Вот как выйдешь, так и иди… коновал!

– Мое дело – предупредить, – поджал губы лекарь. Но за дверь вышел и даже прикрыл ее за собой.

Мужчины переглянулись.

– Энцо-фрай меня предупреждал, – честно сказал Зеки-фрай. – Мы надеялись, что этого удастся избежать, но он сказал, если на нас нападут, он не позволит положить людей. Сам выйдет.

– Он…

– Вирканг. Берсеркер.

Благо светлые волосы, да и телосложением Лоренцо куда как… расширился. А что глаза карие, так всякое бывает. Вирканги обычно сероглазые, но случается разное. Волосы были покрашены, но и корни уж отросли, и краска частично смылась. Это под тюрбаном не видно, а сейчас все наружу.

Караван-баши и не усомнился. О виркангах он слышал, о берсеркерах тоже… повезло им, значит. Хотя пока еще и не до конца.

– О чем он говорил?

– Он не умеет правильно силы рассчитывать. Прадед вроде как умел, – на «голубом глазу» лгал Зеки-фрай. – Но то прадед, а сам Энцо-фрай просто выплескивает все – и падает.

– Вот оно как.

– Да. Его несколько дней надо с ложечки кормить, поить, если получится, потом может пойти на лад, а может и не…

Мехмед-фрай задумался.

– А раны?

– Не важно. То же самое… первые несколько дней он сам даже пить не сможет.

– Двадцать. Шесть. Человек.

– Я тоже не ожидал.

Мужчины понимающе переглянулись. Уничтожена вся шайка, которая несколько лет грабила караванные тропы. Пустынного Смерча нашли. Опознали по черной с золотом маске, по такому же плащу… он и не скрывался особенно. И разговор сам начинал…

Договорился.

Мужчинам было о чем подумать. Там, на караванной тропе, когда оттаскивали в сторону трупы разбойников, когда грузили Лоренцо, когда…

Голову Пустынного Смерча Мехмед-фрай с собой не прихватил. Хотя и объявляли за него награду.

Не надо нам такого.

Потому что это был Амирух-бей. Как раз один из трех беев, чьи владения проходили в этих местах. Мехмед-фрай его в лицо знал, так уж получилось, караван-баши много чего и кого знать обязан. Зеки-фрай не знал, но ему и не надо было. Хватило взгляда на ухоженную бороду, на тонкие пальцы рук… Благородное происхождение – видно.

Да что там! Запаха хватит!

Вы знаете, сколько стоит унция благовоний, которыми покойный Амирух-бей умастил свою бороду? Будешь тут караваны грабить…

Именно потому Мехмед-фрай и не взял его голову.

И решил промолчать.

Не было их там. Наверное… а если и были…

Караван-баши много кого знал, в том числе и местных жителей. Пара слов кому надо…

Он был уверен, что уже через два дня ни тел, ни следов не останется. Одежду и что там на телах ценное осталось – прихватят местные жители. А в качестве компенсации бросят трупы в пустыне.

Шакалам и гиенам наплевать, кого жрать – хоть бея, хоть фрая, – они все съедят и добавки попросят!

Оставался один вопрос.

Лоренцо Феретти.

С одной стороны, Мехмед-фрай был ему благодарен. Жизнью и караваном обязан.

С другой…

– Зеки-фрай, у меня к тебе есть деловое предложение.

* * *

– Горе!!! На кого ж ты меня поки-и‑и‑и‑инулто-о‑о‑о‑о‑о!!!

Выла Динч так, что крыша дрожала. Проявляла недюжинные способности плакальщицы… Хозяин постоялого двора сокрушенно качал головой, потом принес белую простыню, помог завернуть в нее тело и даже сам помог вынести.

Динч продолжала убиваться.

Да так, что Зеки-фрай покачал головой и сообщил, что они дальше с караваном пойти не смогут.

Никак…

Может, с кем другим? Если уважаемый Мехмед-фрай вернул бы им часть денег, а то и порекомендовал кого…

Конечно, Мехмед-фрай это сделал.

Люди в караване подумали – и тоже пустили кошелек по кругу. Набралось вполне прилично, и этот кошель они вручили Зеки-фраю.

Парень их всех спас. Хоть так ему добром за добро отплатить…

Со двора доносился вой Динч. Женщина страдала, пока покойника не отнесли на кладбище и не зарыли. И потом продолжила, так что ехать вместе с этим караваном Зеки-фрай действительно не сможет. Все отнеслись с пониманием.

Бабы… это ж и так ясно!

Одно слово – женщины.

* * *

На следующий день Динч смотрела в окно. Караван уходил.

Зеки-фрай даже не смотрел.

Лежащие герои, простите, хоть и не едят, а в туалет все равно ходят. Да, под себя.

И убирать это приходится… Брезгливости у него и в помине не было. Ему два раза жизнь спасли, ему и его детям, а он ручки запачкать побоится? Так что ли?

– Ушли, – нарушила тишину Динч.

– Вот и отлично. Спустись, попроси, что ли, бульон ему сварить? Может, бульоном напоить попробую, вроде как и еда, и вода?

– Сама сварю, покрепче, с кореньями. – Динч подхватилась и помчалась вниз по лестнице.

Зеки-фрай посмотрел на Лоренцо Феретти.

М‑да…

Горячка во всей красе.

Может, и выживет.

А может…

В любом случае он не бросит своего друга. Да, друга. Не хозяина, не повелителя, не господина – просто хорошего человека. А вся эта сцена с похоронами…

Это еще и чтобы обезопасить караван.

Скажем честно, хоть Амирух-бей и поступил как последняя скотина, но он ведь – бей! То есть пропал… до султана дойдет, расследование начнется, что и где выплывет – да кто его знает? Где угодно, когда угодно… но тут все концы в пустыню канули.

Кто убил? Некто Энцо-фрай.

Что с ним сталось? Так тоже умер. Все видели, в тот же день и похоронили, четыре стрелы, шутка ли? Такое пережить невозможно…

Вот несчастный и не пережил. Оплакали, похоронили, погоревали, пошли дальше…

Мехмед-фрай обещал возвращаться другим путем – так, на всякий случай, – и до весны тут не появляться.

До весны, да…

Зеки-фрай подумал, что в этом году никуда они из селения не денутся. То есть вообще никуда. Выздоровление займет не меньше месяца, а может, и побольше. Если… если вообще оно будет – выздоровление. А потом приходить в себя…

Может, удастся тут у кого домик снять? Да и готовить лучше самим, и зимовать как-то надо будет… деньги, увы, заканчиваются, а заработать тут будет сложно. Село ведь…

Не позволяя себе думать о смерти друга, Зеки-фрай планировал почти семейный бюджет.

Вернулась Динч с чашкой супа…

Присела рядом с Лоренцо, достала ложку, обтерла ее… приподняла голову парня и попробовала влить в него хоть глоток жидкости.

– Адриенна…

Ложка замерла, равно как и сама Динч.

– Энцо?

– Адриенна…

Динч поглядела на Зеки-фрая.

– В беспамятстве… и зовет…

Мужчина развел руками.

– Бред ведь.

– Энцо говорил, что ее любит, но чтобы так? – Минутный ступор прошел, и Динч снова принялась поить Лоренцо супом. Хотя бы пытаться – жидкость большей частью выливалась на подушку, платье, постель…

Зеки-фрай качнул головой.

Говорил, не говорил… чего тут непонятного? Можно и так догадаться. Не просто любит. Больше жизни и больше смерти. Но лично он не дурак – такое бабе озвучивать. Нет-нет, себе дороже…

– Мало ли что в бреду почудится? Может, он тебя за нее принял?

Динч чуточку расслабилась. Может, и так… ну что такое? Не успеешь найти подходящего тебе мужчину, а он уже занят! Или влюблен, что не лучше!

Отвратительно!

Адриенна

Адриенне снился сон.

Не совсем обычный. Скорее, это была реальность, в которую ее затянуло каким-то образом.

Она видела все глазами Лоренцо Феретти. Твердо знала, что это происходит с ним. Знала, что ему плохо, больно, что он может погибнуть…

Она – видела.

Видела, как он сражается где-то там, далеко.

Видела, как падают под его ударами люди, словно скошенная трава.

Слышала, как кричат умирающие. Звери ли, люди… иногда это совершенно неотличимо. Когда живое существо не желает умирать, когда плохо, страшно и больно…

Лоренцо тоже было страшно.

Берсеркерство?

Нет, то, что с ним происходило, было чем-то иным.

Берсерки сходят с ума, они могут накинуться даже на своих, поэтому их и пускают вперед, на прорыв. И помрут – не жалко.

А вот с Лоренцо все не так…

Боевой транс…

Почему-то Адриенне казалось, что ответ ей шепнул бабушкин голос. И смысл у этих слов был.

Не боевое безумие, нет. Напротив – ледяная рассудочность боя. От берсерков здесь только скорость и ярость. Все остальное – от таких, как Моргана.

Холодный расчет, жестокое равнодушие очеловеченного клинка. Да, именно такими и были идеальные защитники.

Сто человек?

Если бы вышла сотня, справились бы и с сотней. И с двумя… наверное.

Адриенна видела, как ударяли в землю стрелы… они били мимо, мимо… но – не всегда. К сожалению.

А вот обратная сторона боевого транса…

Адриенна знала: когда-то давно этим могли управлять. Могли контролировать. Могли… Лоренцо здесь и сейчас не мог практически ничего. Даже чтобы сорваться в транс, ему нужна была чужая кровь. Раньше такого не было.

Наверное, это потому, что его собственная кровь была сильно разбавлена. Вот и получилось…

Фабрицио, запечатленный Морганы, мог входить в транс по своей воле. И выходить из него – так же. А не ждать, пока кончатся силы.

Мог этим управлять, мог рассчитывать… он был хозяином своего тела. Не наоборот, как у Лоренцо.

Здесь и сейчас Энцо был беспомощен перед своими способностями. Он вызывал их к жизни, когда не было другого выхода, но… но серьезно платил за это.

Во сне Адриенна знала и еще кое-что.

Они действительно связаны.

Моргана правильно угадала, Адриенна не знала, где и когда произошло запечатление, но…

Оно случилось. И теперь жизнь и смерть Адриенны была жизнью и смертью Лоренцо. Но – не наоборот. Нет…

Вот это работало так же и тысячу лет назад, и сейчас…

Есть дающий кровь – есть принимающий кровь. Адриенна дала кровь и силу, Лоренцо их принял. Он запечатлел ее образ.

Теперь они связаны, и у каждой связи есть свои темные стороны. К примеру, сейчас.

Адриенна знала, Лоренцо потратил очень много сил. И она…

Да, вот так.

Как на корабле, как на арене… если она решит поделиться с ним силой – он может выжить. Но сама Адриенна будет болеть. Ей будет плохо, больно, она вообще может умереть, если не рассчитает, сколько отдаст.

Как тогда…

После ночи в ледяной воде она очень долго болела. Именно потому, что держалась до последнего. Она могла разорвать связь раньше, она – могла! Лоренцо мог умереть при этом, вполне, но какое ей дело? Умер и умер, ничего страшного…

Только вот Адриенна так поступить не могла. Думать об этом? Положим, даже святым приходили в голову такие мысли, от которых и черти краснели. И называлось это красиво – искушение.

Думать можно о чем угодно. Только в жизнь претворять всякие мерзости ни к чему.

Вот и сейчас…

Адриенна отлично понимала, что может не делиться силой. Отказаться, оттолкнуть, пожалеть себя, разорвать контакт… ведь может?

Да запросто!

И – никогда!

Она протянула руку и коснулась руки Лоренцо. И тихо-тихо замурлыкала старую колыбельную песенку, которую ей напевала Рози…

 
Тихо-тихо входит сон,
много звезд приносит он,
сыплет звезды на порог,
открывает сто дорог,
расправляет все пути,
нам с тобой по ним идти…
Мы с тобой сейчас уснем,
на рассвете в путь пойдем,
будет солнце нам светить,
будет ветер говорить,
не придут беда и зло,
нам с тобою повезло,
мы пойдем рука в руке,
только солнце вдалеке…
 

Немудрящая песенка сделала свое дело.

Адриенна почти физически ощутила, как из ее тела изливается… нечто.

Невидимое, но для нее это выглядело так, словно из вскрытой вены льется кровь. Только почему-то не алая, а прозрачная. Почти бесцветная…

И Лоренцо впитывает эту сущность всем телом. Ни капли не пропадает.

Своих сил у него не осталось, но Адриенна может с ним поделиться. Может…

Чем больше она отдаст, тем меньше у нее останется, тем лучше будет Лоренцо, тем хуже ей самой… только вот когда ее останавливали такие мелочи?

Она просто не могла допустить, чтобы Лоренцо умер.

Вот не могла – и все тут!

Она понимала, что выходит замуж за другого мужчину, что Лоренцо тоже вынужден будет жениться, что им не быть вместе… и что?! Пусть не ее! Пусть!

Но пусть он – будет!

Пусть встречает рассветы и провожает закаты, растит детей и гоняет коней по росе, пусть даже признается в любви другой женщине.

Это – не важно!

Главное, чтобы он БЫЛ!!!

Любовь? Или запечатление, как говорила Моргана?

Кровь позвала – и кровь откликнулась?

Может быть, и то и другое. Что-то послужило началом чувства, но развивалось оно само по себе. И проросло. А любовь, настоящая любовь, не понимает эгоизма. Она терпит, прощает, она готова на все, лишь бы любимому было лучше.

А уж силы ему отдать и поболеть какое-то время?

Право же, это такие пустяки…

И Адриенна щедро делилась. Пусть Лоренцо берет ее силы, пусть…

Живи, любимый!

* * *

Она не знала, что с жалобными стонами мечется по кровати, что испуганная служанка, которая заглянула в спальню, с криком ужаса побежала за лекарем, что прилетевший быстрее ветра дан Виталис попробовал вывести Адриенну из этого состояния…

Куда там!

Ни жженые перья, ни пощечины, ни нюхательные соли, ни ледяная вода – не помогало ничего!

Даже ожог, который дан Виталис сделал раскаленными щипцами, осторожно, чтобы не слишком сильно навредить дане Адриенне…

Но – нет. Не помогло ничего.

Дан Виталис искренне испугался, когда у Адриенны хлынула носом кровь, когда она побледнела и обмякла в его руках.

Но потом…

Потом обморок перешел в самый обычный сон.

Дан Виталис облегченно вздохнул и решил до утра просидеть у постели Адриенны.

Увы, это не помогло.

Утром обнаружилось, что у даны СибЛевран сильная горячка. Адриенна пришла в сознание, она вполне разумно разговаривала, улыбалась и даже попробовала съесть несколько ложек бульона, но… Но девушка просто горела в огне. И причины дан Виталис не знал.

Спросить?

Он честно попробовал. Адриенна даже отвечать не стала, шепнула, что плохо себя чувствует, зарылась в подушки и уснула.

Она отлично знала причину. И знала, что где-то там, далеко, Лоренцо, получив все ее силы, тоже мечется в горячке. Да, она могла бы разорвать их связь.

Могла пожалеть себя. И он бы умер.

Она этого не сделала и теперь расплачивается. Но разве это важно?

Нет. Она отлежится, отоспится, и все будет хорошо.

Спать, спать, спать…

А дан Виталис отправился на доклад к его величеству.

* * *

– Ее отравили?

Да, первый вопрос его величества был именно таким. И, судя по тону, подозреваемые у него уже были.

– Нет, – качнул головой дан Виталис. – Ручаюсь.

– Точно не яд? – прищурился Филиппо Третий. – Мало ли что?

Его высочество, который тоже присутствовал в кабинете, впился глазами в лекаря.

Вот только скажи, только попробуй обвинить… мы же все понимаем… Но дан Виталис выдержал его взгляд с полным равнодушием.

– Это – не яд. Или мне пора на покой, пиявок разводить.

Выдохнули оба. И его величество, и его высочество.

– Тогда?..

– Что-то неизвестное науке. Может быть, нервы, может быть, болезнь… не случалось ли у даны таких приступов раньше?

Филиппо задумался.

Дан Рокко регулярно присылал ему отчеты, и его величество знал все о состоянии здоровья будущей невестки. А то как же!

– Нет. Не так давно она простудилась, и сильно… да, это было весной.

– Этой, ваше величество?

– Прошлой.

– Тогда опять не сходится. Если бы этой весной, было бы понятно. А прошлой… С тех пор таких приступов не было?

– Нет. Пару раз дана болела, но это как раз неудивительно.

Лекарь кивнул.

Весна, осень… лучшее время для развития всех и всяческих болезней. И вот самое забавное, что молодые люди часто болеют тяжелее. Когда человек в возрасте, он уже понимает, что можно остановиться, пролечиться, а уж потом геройствовать.

А молодежь…

Здесь рукой махнули, там не подумали – и результат? И болезнь, и осложнения – все разом. Адриенна, похоже, была именно из таких. Не пролечилась, не подумала, и вот – результат.

– Тогда имеет смысл поговорить с даной… дня через два. И поберечь ее, конечно. Сейчас болезнь не так страшна, но если бы дана, к примеру, ждала ребенка…

Намека хватило обоим Филиппо. Его величество отослал лекаря к пациентке и повернулся к сыну.

– Дай мне слово. Пока Адриенна будет беременна, чтобы твоя гадюка к ней не подползала.

– Отец!

– Ты не понимаешь? Конец тебе, мне, династии… ты своими руками хочешь убить своих детей? От единственной, кто может их родить?

– Может, не единственной…

– Тебе мало даны Алессандры? Еще надо?

Филиппо насупился. Отец ударил в больное место.

И – да. Эданна Франческа имела свободный доступ к дане Алессандре. А что уж там было, как оно было… Принц был уверен, что нарочно она не вредила. Но слова?

Как часто мы недооцениваем силу слова?

Да не заговор, не магию какую, а обычные слова! Ими тоже преотлично можно ранить, а иногда и вообще убить. Но кто об этом задумывается, пока не станет слишком поздно?

Да никто!

– Я… обещаю.

– Вот и отлично. А теперь иди, сходи проведай невесту. Когда дан Виталис разрешит.

Филиппо насупился, но отец выглядел очень внушительно. И его высочество, скрипнув зубами, отправился к лекарю.

Ему повезло.

Адриенна как раз пришла в себя и сейчас сидела в подушках, пила горячее молоко с медом.

* * *

– Доброго дня, дана, – брюзгливо произнес Филиппо, опускаясь на кровать.

Невольно он сравнивал Адриенну со своей возлюбленной.

День и ночь. Или точнее – ночь и день.

Адриенна – невысокая, худощавая, грудь там надо искать только на ощупь, кожа бледная, словно лягушачье брюхо, словно мелом ее с ног до головы обсыпали.

Волосы черные как смоль.

Синие глаза – красиво, конечно, но ему и это не нравится. Слишком уж они холодные и спокойные. Слишком жестокие. То ли дело глаза его любимой! Глубокие, влажные, черные… только не жесткие, а нежные, ласковые… и он в них тонет, растворяется…

И волосы у Чески золотые, и фигура такая… руки сами тянутся.

Даже одежда!

Франческа, чтобы его порадовать, одевается в белое, алое, золотое… рядом с ней пасмурный день светлее становится.

Адриенна СибЛевран даже сейчас сидит словно ворона. Во всем черном. Просто фу…

Мысль о том, что ему и ангел небесный не понравится, особенно если жениться на оном насильно, Филиппо даже в голову не пришла. Побоялась призрака эданны Франчески.

– Ваше высочество. – Адриенна сделала еще глоток молока. – Простите, не могу встать и приветствовать вас как подобает…

На последнем слове ее разобрал кашель, и пришлось опять глотнуть молока. Филиппо поддержал кружку, чтобы девушка не разлила половину. Все же он не был ни злым, ни жестоким намеренно…

– Что с вами случилось, дана? Еще вчера вы были здоровы?

– Полагаю, я просто перенервничала, – выбрала самый простой ответ Адриенна. А зачем вдаваться в подробности?

Она даже не врет.

Она жутко перенервничала. За Лоренцо.

Сейчас ему лучше, и он обязательно выживет, но это же – сейчас! А ночью она еще не была в этом уверена.

Рука сама по себе сжала медный крестик… Филиппо заметил это движение, нахмурился.

– Медь? Вам не подобает носить такую дешевку.

– Прошу оставить мне ее, чтобы я помнила о своем долге перед людьми. – Адриенна не переживала. Она даже была спокойна… и снова – не лгала. На ней долг перед Мией.

Серьезный долг.

За того же Леонардо, за оборотня, за слишком предприимчивого купца…

– Если вы так хотите. Но украшения, подобающие вашему статусу, извольте носить. Я прикажу прислать. – Филиппо решил, что королевские гарнитуры все равно валяются в сокровищнице.

Изъять их оттуда для эданны Чески отец не давал, но, может, со временем?

Адриенна вежливо поблагодарила. Хотя Филиппо видел, что украшения ее не слишком занимают. Подумаешь, радость жизни…

– Что говорит лекарь? – перешел к следующему пункту принц.

– Надеется, что я скоро буду здорова.

– К свадьбе?

– О да. Но с ребенком действительно хорошо бы подождать до семнадцати лет. Пожалуйста, ваше высочество…

– Почему нет? – вздохнул Филиппо. – Ждать уже недолго осталось.

Адриенна поежилась.

Как-то даже думать об этом было неприятно. Ребенок же… А для этого надо… не просто за руки держаться, а вообще… вот все, что между мужчиной и женщиной… Да, Адриенна видела, как это происходит, и знает, и за эданной Сусанной, чтоб ее черти вилами растащили, подсматривала… хоть ты благодари гадкую бабу за просвещение, но…

Когда видишь – это одно.

А когда самой?

Как-то неприятно и страшновато…

Принц вздохнул.

Все эти мысли так явственно были написаны на лице Адриенны, словно она вслух говорила. А Филиппо, при всей его бесхарактерности, не был плохим человеком.

Слабым – да, зависимым, ведомым. Но напрасная жестокость не была ему свойственна.

Напрасная.

При необходимости он бы с кого угодно шкуру содрал. Но здесь и сейчас…

Мужчина аккуратно коснулся руки девушки.

– Не бойтесь, Адриенна. Да, вы мне очень не нравитесь, но я постараюсь не обижать вас намеренно.

Адриенна потерла лоб свободной ладонью.

Может, не перенервничай она так за Лоренцо, не чувствуй себя так отвратительно…

– Ваше высочество, вы мне тоже не нравитесь. До отвращения.

– А?!

Вот такого принцу точно еще выслушивать не приходилось. Адриенна искренне старалась сдерживаться, а тут вот… пробрало.

– Неужели вы считаете, что я слепая и тупая? Ну не любите вы меня! Да, так бывает! Любите вы другую! Но ведь и я вас не люблю, и моя бы воля – с радостью осталась бы в СибЛевране. Вышла бы замуж за кого-то из соседей и всю жизнь лошадей разводила. Не нужна мне власть! И корона не нужна, и прочие побрякушки… понимаете? Нет здесь ничего такого, чтобы я всю жизнь за это отдавала, просто – нет!

Не понимал.

Это было видно воочию. Как так?

Кто-то не хочет власти?!

Да разве такое вообще бывает в этой жизни? Власть… это ведь все! Это альфа и омега, это самое-самое ценное, когда ты хозяин жизни и смерти других людей, когда…

Адриенна едва не застонала.

– Ваше высочество, я ведь женщина! – Может, так дойдет? – Мне дом, семья нужны, дети мои…

Все. Сообразил, додумался.

– А‑а…

Ну да! Курица не птица, баба не человек, и власть ей ни к чему. Гнезда и яиц достаточно. Адриенна, конечно, так не считала, но и другими словами уже донести свою мысль не могла. Сколько можно-то?!

Она этого так же не хотела, она бы жила спокойно – и она, и Лоренцо… За них все уже решили! Кровь, проклятая кровь!

Адриенна потерла лицо руками.

– Я знаю, вы меня не любите и не полюбите никогда. И я вас тоже. Но хотя бы уважительно мы можем друг к другу относиться? Если бы я завела себе любовника?!

Принц сверкнул глазами. Хватка на запястье девушки стала мертвой, словно капкан.

– Казню!

Адриенна выдернула руку.

– Не нравится? – На запястье медленно проступали алые пятна, скоро они станут синяками. – А мне должно нравиться ваше отношение? Я не говорю о любви, но хотя бы элементарное уважение… Если вы хотите от меня детей, то как, как потом вы внушите придворным почтение к ним? Отношение ко мне перейдет и на них! Даже не сомневайтесь… Или вы расскажете всем о проклятии?

– Ты знаешь?! Откуда?!

Адриенна вздохнула.

– Знаю. И кто такие СибЛевраны – тоже. Бастарды, ублюдки… побочная кровь. Не каждый ведь день его высочество женится на никому не известной девице из захолустья… Я узнала, что мне требовалось. И… не одобряю случившегося.

– Не одобряешь?!

– Предки были не правы. – Адриенна не стала вдаваться в подробности. Хотя искренне считала, что, если бы не подонок, приказавший ударить в спину, ничего и не случилось бы. Моргана знала, что такое война. Она бы помиловала, если бы ее правнук пал в бою. Это – другое.

А вот предательство, подлость… кто бы тут сдержался на ее месте?

Филиппо потер лицо руками.

– Я… не думал об этом – так.

– Ваше высочество…

– Филиппо. Можешь называть меня именно так.

– Хорошо, Филиппо. Вы – мужчины. Для вас власть – это самое высшее счастье. А я другая, мне ничего такого не нужно. Окажись я на троне, первая взмолилась бы о пощаде. Я просто хочу спокойно жить, растить своих детей… можно и не при дворе…

– Да?

– Конечно. Вы не продержите эданну Вилецци в провинции долго. А я не хочу жить в столице. Возможно, найдется замок рядом, я буду жить там с маленьким двором, вы наезжать ко мне время от времени… а эданна будет царить в столице?