Текст книги "Миллион причин умереть"

Будущий тесть между тем, отсмеявшись, настолько расчувствовался, что отодвинул висевшую на стене картину неизвестного Толику импрессиониста и распахнул дверцу сейфа.

– Вот, гляди! – возбужденно пробормотал папа и знаком велел гостю подойти. – Это ли не пещера Али-Бабы?!

Доллары, доллары, доллары, какие-то шкатулки, видимо, с драгоценностями, и опять доллары.

– Круто? – хвастливо подбоченился хозяин дома. – Цени, что доверяюсь тебе, зятек! Редко кому удается сюда нос сунуть. Даже дочке своей, Таньке, и то не позволяю. Нет, ну ты молодец! Так ее расхвалил, что я и сам поверил в ее неповторимость... А между нами, мужиками, вот что я тебе скажу: коли и заведешь какую сучку на стороне, я не в претензии. Сам такой!.. Он еще пару раз хохотнул и совсем уже было собрался закрыть дверцу сейфа, когда Толик, кивнув подбородком в том направлении, спросил:

– А это-то вам зачем?!

– Ты о чем? – удивленно поднял брови папа и проследил за его взглядом. – А-а-а! Так ты о ноже! Так ведь кто знает, что, когда и где может пригодиться. Девчонка, что попыталась встать между тобой и Татьяной, не так проста. В убийствах она, конечно, не замешана. Фуфло это, чистой воды фуфло, потому как вторая жертва была изнасилована мужиком, а не бабой. Но есть у меня одна наметочка насчет этой сучки, если она через пару дней подтвердится, то у меня в руках не просто динамит! У меня в руках – ядерное оружие!!! Ну да ладно, тебе это ни к чему. Наверняка неинтересно... Идем, дочка, наверное, заждалась.

Кого и где сейчас ждала Танька, Толику было глубоко наплевать. Получив очередной удар судьбы в область сердца, он лишь вымученно улыбнулся и попытался побыстрее повернуться к хозяину дома спиной.

Не убийца... Изнасилована мужчиной... Не убийца...

Сказанные вскользь слова душили его! Уничтожали всю бравурность и весь оптимизм, что ненадолго поселились в душе разнесчастного Толика. Выходя из кабинета раздавленным и растоптанным, он даже не позаботился о том, чтобы скрыть от избранницы свое эмоциональное состояние и надеть на лицо маску благодушия.

Но Татьяна, казалось, ничего не заметила. Прощебетав остаток вечера ему на ухо о своих намечающихся планах и предстоящих хлопотах, она дала указание шоферу отвезти нареченного домой и мило чмокнула Толика в щеку на прощание. Он лишь вымученно улыбнулся ей в ответ и, не сказав ни слова, кулем упал на заднее сиденье.

И вот тут-то к горлу подступило... И не рыдания, и не тошнота даже вовсе, а нечто похуже. Прямо астматический синдром какой-то! Дышать было нечем. Говорить невозможно. Внутри будто полыхает. Все, буквально все, что он имел счастье сегодня лицезреть, щупать руками и мысленно оценить в рублевом эквиваленте, не имело для него теперь ровным счетом никакого значения.

Кое-как промямлив слова благодарности молчаливому шоферу, Толик Кулешов выпал из машины, проволокся до своего подъезда и, уронив себя в кабину лифта, разрыдался-таки наконец.

Он не плакал с пяти лет. Родители его никогда не обижали. Со сверстниками отношения складывались без вражды. В институте ни с кем не конфликтовал. Да к тому времени вроде как и не пристало плакать.

А сейчас, поди же ты! Притулив свой зад на заплеванном полу кабины лифта, Толик всхлипывал и размазывал по лицу слезы. Не прекращая своего занятия, он с трудом поднялся, доехав до своего этажа, вошел в квартиру и разрыдался пуще прежнего. Как был в ботинках и куртке, он упал на диван в комнате и зарыл голову в подушку. Кто-то настойчиво названивал ему по телефону с интервалом в десять-пятнадцать минут. Дважды осаждали дверь его квартиры, но Толик был слеп и глух ко всем звукам извне. Он вслушивался и вглядывался сейчас в самого себя, и то, что он там вдруг обнаружил, совсем, совсем ему не понравилось, вызвав новый приступ истерии.

Хотелось ему или нет, но не признать тот факт, что проигравшим он числится из-за собственной трусости, он не мог. Сначала он смалодушничал под воздействием Танькиных угроз. Затем подстраховался, решив не упускать синицу из рук, потому как журавль в небе был слишком высоко и при более тщательном рассмотрении мог оказаться хищным коршуном.

Толику очень хотелось усидеть на двух стульях: и Таньку не упустить как запасной вариант на случай провала, и Ольгу держать в поле зрения на тот самый случай, что все разговоры вокруг нее не более чем миф.

И в результате он шлепнулся на землю, набив себе сразу тысячу шишек и превратив в кровоточащую рану свое истерзанное сомнениями сердце. Ольгу он потерял безвозвратно – это бесспорно. А Танька... А Танька-то была вовсе и не так уж ему и нужна. Да, богата. Да, ее отец очень влиятельный человек, и перспектива стать его родственником поначалу его вдохновляла. Но ведь это только поначалу. Пока он не смог наконец до конца рассмотреть и понять, что же на самом деле стоит за всей этой роскошью.

А стояло, по мнению Толика, там немало опасных и грязных дел, связанных с воровством, шантажом и сплошными разборками.

И то, что поворачивать ему теперь назад поздно, а честнее сказать – совершенно невозможно, и делало Толика Кулешова по-настоящему несчастным.

Ну как, скажите, он объявит о расторжении помолвки, если будущий тесть настолько проникся к нему доверием, что показал потайной сейф в своем кабинете?! Да он через час после этого отдаст распоряжение о его ликвидации, если не раньше...

Очередной телефонный звонок прервал на минуту его душевные стенания, и Толик нехотя снял трубку.

– Алло, – просипел он.

– Толя! – Это, конечно же, была Танька (а кто же еще!!!). – Что случилось?!

– Ничего, – промямлил Толик и, чтобы развеять ее подозрения (а то чего доброго припрется к нему на ночь глядя), даже попытался пошутить: – Наверное, объелся, Тань. Все было так шикарно...

– Это ты будешь говорить моему попугаю! – прервала его Татьяна трагическим шепотом. – Когда я говорила тебе, чтобы ты во всем слушался папу, я лишь хотела предостеречь тебя от глупых и никому не нужных откровений! Я же не знала, что эта сволочь зайдет настолько далеко! @B-MAX = Слезы Толика высохли мгновенно. Собственное мнение о себе как о трусе моментально испарилось, уступив место тривиальному любопытству и еще чему-то, что отдаленно напоминало надежду.

Он прокашлялся и осторожно спросил:

– Тань, ты откуда звонишь?

– Из телефона-автомата. – Танька начала говорить чуть громче. – Скажи, он ведь показывал тебе сейф?! Показывал?! И содержимым хвастался?!

– Да, а что в этом такого? – Кулешов уселся, снял с ног ботинки и дернул книзу «молнию» на куртке. – Я расценил это как акт доверия...

– Дурачок, господи... Какой же ты дурачок!!! – Ему показалось или она действительно всхипнула? – Последний, кто видел эту пещеру Али-Бабы, прожил после этого всего неделю! Слышишь меня – неделю?!

– Но почему?! – Толик отказывался что-либо понимать. – О чем ты говоришь?!!

– Ладно, это, в конце концов, не телефонный разговор. Я сейчас к тебе приеду...

– Черт!!! – Кулешов изо всех сил шарахнул трубкой об аппарат. – Черт, черт!!!

Надо же, как умело... Заинтересовать, завладеть его вниманием для того, чтобы под занавес прыгнуть к нему в постель. Ясно же как божий день, что именно это и являлось ее целью. Зачем нужно было разыгрывать перед ним трагедию, да еще обвинять в чем-то отца?! Хотя все они одного поля ягоды. Тот держит в сейфе окровавленный нож, найденный в квартире Ольги для какого-то там случая, который должен произойти. И эта туда же...

Ну как вот появиться ей на глаза с опухшими веками и носом!

Толик мгновенно встрепенулся и, скидывая на ходу одежду, ринулся в ванную. Контрастный душ в течение пяти минут. Бритье вкупе со смягчающим компрессом. Легкий пробег феном по волосам, и к приезду Татьяны он выглядел ничуть не хуже, чем во время званого ужина.

Та ворвалась, истерично шмыгая носом и заламывая руки от отчаяния. Царственным жестом сбросив с угловатых плеч норковую шубку и взмахнув жиденькими волосенками, Татьяна прошла в комнату и заметалась из угла в угол.

– Это трагедия!!! Я так надеялась, что в твоем лице он не узрит себе соперника, но все пропало! Все пропало!

– Тань, – Толик, вальяжно развалившись на диване, пытался пробудить вожделение, никак не желавшее просыпаться в его чреслах. – Сними сапоги, ты пачкаешь ковер...

– А?! – Она непонимающе уставилась сначала на свои ноги, потом на следы на ковре. Затем перевела взгляд на Толика, с полуобнаженным торсом восседавшего на диване в позе шаха, и вдруг прозрела. – Ты мне не веришь?! Ты считаешь, что я притащилась сюда для того, чтобы трахнуться с тобой?!

– А ты этого не хочешь? – искренне удивился Кулешов и похлопал ладонью по дивану рядом с собой. – Иди сюда, дружок. Обсудим кое-что...

Татьяна послушно села рядом с ним и вопросительно посмотрела ему в глаза.

– Что? – не дождалась она его откровений. – Что обсудим?

– Ты как любишь? – замурлыкал Толик, впиваясь губами ей в шею и, к изумлению своему, обнаруживая, что кожа ее, несмотря на видимую дряблость, удивительно нежна и приятна. – Сверху или снизу... Выбор за тобой, дорогая... Любой каприз...

– Фу, Кулешов! – Татьяна резко отпрянула от него, явив ему свой растерянно-разочарованный вид. – Ты так... примитивен! Разве об этом спрашивают?!

– Ну, прости, – забормотал он, заползая ей под свитерок одной рукой, а второй шаря под коротенькой юбочкой. – Я не подумал, прости. Значит, будем импровизировать...

В импровизациях Толик был весьма ушлым соблазнителем. Татьяна очутилась на седьмом небе от счастья и наслаждения, полностью вверяя себя опытным рукам своего избранника. Тревога постепенно отпустила ее, и вспомнила она об истинной цели своего визита лишь ближе к утру.

Толик к тому времени устало дремал на сбитых простынях, обнимая ее одной рукой, а другую свесив на пол. За незашторенным окном мирно сыпали крупные хлопья снега, навевая умиротворение. Часы еле слышно тикали.

Татьяне очень хотелось верить в то, что эта волшебная ночь никогда не кончится и что через десять и двадцать лет она будет просыпаться вот так же, слушая мерное дыхание любимого, заведомо зная, что их счастью никто и ничто не угрожает. Но то, что выяснилось несколько месяцев назад, лишило ее не только покоя, но и всякой надежды на это самое счастье. Рассказать о своем открытии кому бы то ни было она не могла из боязни показаться неадекватной. Оставался, правда, Толик. Но и тут были свои «но».

Обладая от природы даром удивительной проницательности, Татьяна видела, что Кулешов трусоват. Потому-то она и сделала ставку на это его качество, припугнув ребятами своего папаши, хотя сердце ее разрывалось от унижения. Но ревность подстегивала, и, заведомо зная, что красавицей ей не стать ни под каким соусом, она буквально вырвала его из лап этой новенькой, которой, по Татьяниному мнению, было все равно, к какому берегу пристать. И Таня вцепилась в Кулешова, зафиксировав свою хватку почище добермана. Сейчас же она начала всерьез сомневаться в правильности сделанного выбора. Сейчас ей нужен был рядом совсем другой человек: сильный, смелый и даже безрассудный. Ни первым, ни вторым, ни тем более третьим качеством Толик не обладал. Зато обладал неоспоримым аргументом в свою защиту – Татьяна его любила. Такого вот трусоватого, безвольного и не знающего до конца: что же ему в действительности в этой жизни нужно.

Ну а что касается нужного ей человека, то его в конце концов можно будет отыскать. Нанять за деньги, которыми она владеет в достаточном количестве. А за то время, что будет раскручиваться механизм, запущенный ее руками, нужно оградить любимого от любого намека на опасность...

Толик заворочался. Приподнял голову и ошарашенно заморгал, поймав в полумраке комнаты немигающий взгляд Татьяны.

– Почему ты не спишь? – Он дежурно ухватил ее за маленькую грудь и попытался притянуть Татьяну к себе.

– Толик, послушай меня внимательно, милый. – Она мягко высвободилась и укрылась до подбородка краем простыни. – Ты напрасно подумал, что мой визит – это визит взбесившейся от гормонов нимфоманки. Дело очень серьезное.

– Да? – Он тряхнул отяжелевшей после бурно проведенной ночи головой и, привалившись спиной к подушке, попросил: – Давай ты сначала расскажешь мне в двух словах, что происходит, а потом мы постараемся вместе во всем разобраться. Идет?

– Идет. – Она обреченно вздохнула и после недолгой паузы обрушила на него жуткую правду, от которой Толик чуть не впал в коматозное состояние. – Я думаю, что мой дорогой папочка готовит на тебя покушение...

– Что?! – Он даже икнул от неожиданности, сконфузился и переспросил: – Что готовит?

– Покушение, милый. Ты не ослышался.

– Но зачем ему это?! Зачем?! Если я так не понравился ему, то готов выслушать встречные предложения. Извини, конечно, но умирать молодым как-то... Короче, ты умная женщина, ты понимаешь!

– Дело не в тебе лично, как в Анатолии Кулешове такого-то года рождения. Нет! Дело в том, <I>что я собралась замуж</K>! И так уж получилось, что выбрала тебя...

– Но почему?! – взвился мгновенно Толик, соскочил с дивана и принялся голышом метаться по комнате. – Он же был так приветлив!

– Это тоже часть игры, – перебила его Татьяна. – Часть того фарса, которые так любит разыгрывать мой папа.

– Слушай! – Он внезапно остановился и нацелил в темноте на нее дрожащий указательный палец. – А может, ты все излишне драматизируешь?! Может, все не так?! Твой отец произвел на меня впечатление, ну... если не совсем добропорядочного гражданина, то уж во всяком случае не разрушителя счастья своей дочери. Он даже грозился мне яйца отрезать, если я тебе когда-нибудь изменю!.. Нет, Тань, он не убийца! Во всяком случае, трудно поверить, что он ни с того ни с сего собирается убить своего будущего зятя...

– Ага, – она печально качнула головой. – Так же трудно, как представить его в роли Синей Бороды!

– Что ты этим хочешь сказать?! – Внутри у Толика все застыло.

– Только то, что много лет назад он весьма умело и целенаправленно натолкнул мою мать на мысль о самоубийстве...

– Она покончила жизнь самоубийством?! – просипел Кулешов, по-рыбьи хватая ртом воздух.

– Нет, хотя все выглядело именно так...

– То есть?!

– Это мой отец убил ее, Толик! Мой отец – убийца своей жены и моей матери!

– Но при чем тут я?! – почти взвизгнул Толик, еле сдерживаясь, чтобы не надавать пощечин женщине, ввергнувшей его в такое дерьмо. – При чем тут я?!

Татьяна, прекрасно понимавшая его душевное состояние, не обиделась, а лишь кротко ответила:

– Все дело в завещании, оставленном моей матерью. Все дело в нем и ее деньгах...

Глава 9

Нелепейшая мысль – организовать летнюю встречу с выпускниками пришла в голову Егарминой Нинке, однокласснице и ближайшей подруге Марьяши. Но это сейчас, спустя полгода, эта мысль кажется Марьяше нелепой и даже кощунственной, но тогда была подхвачена ею с полным восторгом. Подруги организовали бурную деятельность по переписке. И выцарапав согласие почти у большинства бывших одноклассников, они назначили эту встречу на тринадцатое июля.

Разве придет в голову умному человеку назначать встречу на число, обожаемое нечистым?! Да никогда! Но подруги, решив наплевать на условности, твердо стояли на своем, и в результате их упрямства бывшие одноклассники с горем пополам собрались.

– Девки, нет, ну вы дали! – Андрей Верхошанский хохотнул, в очередной раз приложившись к бутылке «Арсенального». – Чуднее числа не нашли? Надо же именно было тринадцатого нас собрать! Что-то, да случится непременно. Вот увидите!!!

На него шутливо зашикали, и толпа из двадцати человек поспешила к школе, расположенной в двух кварталах от места встречи. Как выяснилось впоследствии, любителей подергать судьбу за усы или, точнее, за рога оказалось до черта. Школа буквально кишела бывшими выпускниками, снующими вверх-вниз по лестнице со стопками тарелок из школьной столовой и подносами вилок и ложек оттуда же.

Дирекция, поначалу снисходительно улыбающаяся из-за кипы букетов и подарков, часа через два запаниковала. И было от чего прийти в беспокойство: страсти разыгрались почище, чем на пирах патрициев в Древнем Риме. Обнаженные плечи и полуобнаженные бюсты бывших одноклассниц донельзя возбудили мужскую половину присутствующих, к тому времени изрядно захмелевшую. Парочки начали формироваться уже через час. И повсюду – за колоннами актового зала, в закоулках библиотечного фонда, в раздевалках спортивного зала – слышалось их возбужденное перешептывание или сдавленный смех. Мужики, вырвавшиеся на волю из-под домашнего ига, лютовали вовсю, заставляя бывших одноклассниц вскрикивать или визжать от посягательств на их честь.

Администрация собралась на совет и после недолгих колебаний решила согнать всех присутствующих на импровизированную дискотеку. Первые звуки музыки были восприняты с восторгом, и народ повалил в актовый зал. Через час там негде было яблоку упасть, но никого это не останавливало. Обливаясь потом, икая от возбуждения и винных паров, публика вовсю предавалась веселью.

К тому часу, когда на июльском небосводе зажглись первые звезды, большая половина присутствующих уже перешагнула рубеж задушевных бесед на тему «ты меня уважаешь, и давай дружить семьями» и, тихонько восседая на стульях, следила мутноватыми взглядами за снующими без устали парами танцующих. В числе последних были и Марьяша с Нинкой, к чести их сказать, – вполне прилично держащиеся на ногах. Но этому фактору способствовало не столько умеренное количество выпитого спиртного, сколько длительная закалка со времен студенческих вечеринок и привычка обильно закусывать.

И если Марьяша еще могла себя ограничить в жирной пище, налегая все больше на овощные салаты и фрукты, то Нинка крушила и мела все подряд.

Вот и сейчас, дождавшись, когда смолкнут звуки шлягера десятилетней давности, Нинка повела в ее, Марьяшину, сторону шальным глазом и, пьяно хихикнув, извиняющимся тоном пробормотала:

– Маринк, а я опять жрать хочу.

– Ну ты и прорва, – лениво отозвалась та, отчаянно стреляя взглядами в капитана торгового флота, тоже выпускника их школы, окончившего ее десятью годами раньше. – Там уже и так на столах почти ничего нет...

– Ну пошли сходим, – принялась канючить Нинка.

– Не-а, не пойду. – Марьяша призывно улыбнулась миловидному капитану, явно взявшему курс в их направлении.

Но Нинка была неумолима. Не дождавшись добровольного согласия вероломной подруги, она ухватила ее под руку и поволокла к выходу из актового зала.

– Ах ты, стервозина!!! – злобно зашипела Марьяша, пытаясь улыбнуться на прощанье обескураженному капитану. – Ты что же делаешь?! Ты куда меня тащишь?!

– Жрать! – достаточно громко отозвалась Нинка, старательно не обращая внимания на возмущение подруги. – К тому же этот плюгавчик перетанцевал со всем женским составом. С тем, разумеется, кто еще способен двигаться.

– Скотина, – Марьяша отшвырнула Нинкину руку. – Ты мне сейчас, может быть, судьбу сломала! Ты это понимаешь?!

– Да, – Егармина, раскаявшись, вытянула губы для поцелуя. – Прости, Маринк. Я просто хочу быстренько что-нибудь кинуть в рот. Ты же не допустишь того, чтобы твоя подруга грохнулась в голодный обморок?

– Свалишь тебя, как же! – уже примирительно фыркнула Марьяша и тяжело вздохнула. – Ладно уж, идем, обжора.

Они беспрепятственно миновали фойе первого, поднялись на второй этаж и совсем уже было свернули в коридорный аппендикс, где располагался их кабинет, когда нос к носу столкнулись с ним.

Это был настоящий шок. Две порядком поддатые подруги мгновенно прильнули друг к другу и застыли с отвалившимися челюстями.

Нинка опомнилась первой.

– У нас что, «Коламбия Пикчерс» в приглашенных? – сдавленно выдала она и продемонстрировала прекрасные жемчужные зубы в улыбке, адресованной молодому мужчине, медленно идущему по коридору им навстречу. – Такие парни в России не живут!!! Не живут ведь, а, кукла?! Чего молчишь, дар речи потеряла?!

– Д-да-а...

– То-то же! Тут такие кадры, а ты какого-то капитана нацелилась снимать. – Она вдруг провела потными ладонями по своему телу, акцентировав внимание на своей достаточно высокой груди, и вдруг заорала: – Молодой человек!

– Дура, – простонала Марьяша и, еле поспевая, устремилась за Нинкой, которая потащила ее на встречу с мужчиной ее мечты. – Нинка, какая же ты дура!

Но Нинка, закусив удила, неслась аллюром. Вот она преодолела разделявшее их десятиметровое расстояние. Резко затормозила. Отдышалась. И почти тут же выставила лодочкой вперед свою потную ладошку.

– Нина, – отрекомендовалась она молодому человеку, удивленно взирающему на барышень навеселе. – А это Марьяшка – моя подруга.

– Здрассьте, – прошелестела Марьяша, изо всех сил борясь с желанием икнуть.

– А вас как зовут? – Нинка сапфирово заиграла глазищами, тесня парня к стенке.

Марьяша всерьез начала опасаться по поводу намерений подруги. Во всяком случае, выступать в роли соучастницы намечающегося насилия ей совершенно не хотелось.

– Нинка, идем! – попыталась она ее урезонить. – Парню некогда...

– Отчего же, – он понимающе смерил подруг взглядом преуспевающего, пресыщенного мерзавца и снизошел до ответа: – Артем... Меня зовут Артем...

Если честно, то это имя Марьяше не нравилось с детства. Так звали ее любимого двоюродного брата-погодка, с которым она провела почти все раннее детство в деревне у бабули по материнской линии. Там деревенские задиристые ребята не давали Артему проходу, дразня его Артемоном. Артем жутко обижался, пытался с ними драться, но носить постыдную собачью кличку наотрез отказывался. Марьяша, в те годы до слез переживавшая за брата, поклялась себе, что никогда и ни за что не назовет этим именем своего сына, если он у нее когда-нибудь будет. И по возможности не заведет себе парня с таким собачьим именем. А тут поди же ты...

Эти мысли, видимо, слишком отчетливо отразились на ее лице, потому как новый знакомый заинтересованно к ней склонился.

– Что-то не так?

– Артемон... – вдруг ни с того ни с сего сорвалось с ее языка.

– Что?! – выпалили оба разом – и Нинка и Артем.

Причем на лице первой явно читалось осуждение вкупе с раздражением: «Нет, ну нашла же время умничать, идиотка!» А лицо второго вдруг разом... обесцветилось.

Впоследствии Марьяша долго искала нужное слово для определения этой удивительной метаморфозы и лишь какое-то время спустя поняла, что его чрезвычайно красивое лицо как-то разом полиняло. Черты его словно размылись, лишь глаза оставались живыми. И этими самыми глазами он буквально впился в лицо Марьяше.

– Что вы сказали? – повторил он вновь. И ей показалось, что в его словах прозвучала плохо скрытая угроза.

– Я сказала – Артемон, – улыбнулась Марьяша, пытаясь снять напряжение, возникшее после ее дурацкой выходки. – Так дразнили моего двоюродного брата. Он тоже звался Артемом. Знаете, он жутко переживал.

– Ах, да, – он принужденно рассмеялся. – Видимо, это участь всех Артемов, как и всех Машек-промокашек, Ларисок-ирисок...

– И Марьяшек-букашек! – с энтузиазмом подхватила Нинка, откровенно радуясь глупости подруги, которая явно потеряла возможного претендента на ночь. – Вы какого года выпуска, Артемчик?

Нинка, полагающая, что перехватила у нее право первой ночи, по-хозяйски обвила руку Артема и попыталась увлечь его за собой.

– Идемте, выпьем, Артем! За знакомство полагается выпить!

Но Артем не пошел. Более того, он высвободил свою руку, озабоченно взглянул на часы и вдруг шлепнул себя по лбу ладонью:

– Вот черт! Совсем забыл, что меня ждут в актовом зале!

– Кто?! – пираньей оскалилась Нинка, готовая загрызть любого, кто встанет сейчас на ее пути.

– Одноклассницы, разумеется!

– К черту! – прорычала Егармина и снова подхватила Артема под руку. – С этой минуты мы вас будем сопровождать повсюду!!!

Ей, этой нахалке, было наплевать, что она в очередной раз использует свою подругу. Совершенно не поинтересовавшись ее мнением и желанием, она протаскала Марьяшу за собой и Артемом весь остаток вечера, причем Марьяша вынуждена была играть роль дуэньи при этой сладкой парочке.

Часа через полтора у Марьяши жутко разболелась голова, и она решила покинуть воркующую пару.

– Я ухожу, – она дернула Нинку за край короткого платья. – Иду за сумкой и ухожу!

– А?! – Смерив подругу с головы до пят взглядом течной суки, Нинка снисходительно разрешила той удалиться.

Но Артем неожиданно запротестовал. Пространно, долго и путано он говорил что-то о нерушимых узах дружбы, из чего Марьяша едва не сделала вывод, что он предлагает секс втроем.

– Нет, я ухожу, – твердо стояла она на своем. – Желаю вам приятно провести время...

Она пошла, спиной ощущая на себе странноватый взгляд их нового знакомого. Спроси ее в тот момент, что ей показалось странным, она бы не ответила. Это потом, много времени спустя, у нее появилось время для анализа и оценок. В этот же момент ее душил гнев на вероломную подругу и... несправедливость бытия.

На лету схватив свою сумку со стула, она достала из нее пакет и принялась засовывать туда кастрюлю из-под голубцов, коими славилась как мастерица. Кое-как справившись с этим занятием и выпачкав руки о замызганные соусом края кастрюли, Марьяша решилась на отчаянный поступок.

Для того чтобы вымыть руки в женском туалете, ей нужно было спуститься на первый этаж и пройти коридором мимо приветливо распахнутых дверей актового зала. Но видеть опять исходящую слюной вожделения Нинку было выше ее сил, поэтому она решила воспользоваться мужским туалетом, благо что располагался он всего лишь в паре метров от их кабинета.

То ли архитектор, задумавший столь вычурный проект, был ханжой, каких свет не видывал, оторвав друг от друга на немыслимое расстояние два этих клозета, то ли он был бездарью номер один, но сейчас в непосредственной близости от обезумевшей от ревности и обиды Марьяши был именно мужской гальюн. Им она и решила воспользоваться. – Эй! Здесь есть кто-нибудь?! – громко крикнула она, приоткрыв дверь мужского туалета. – Если есть, то выходите по одному и с застегнутыми ширинками, я мою руки!

Последнее она добавила скорее по инерции, потому как на ее вопли никаких звуков, кроме урчащей в бачках воды, не последовало.

Марьяша вымыла руки, неспешно высушила их под сушилкой и совсем уже было собралась покинуть туалет, когда взгляд ее упал на дверь, ведущую к писсуарам. Странность заключалась в том, что она была лишь слегка приоткрыта.

Сколько лет существовала эта школа, столько лет дверь эта совершенно не держалась на петлях и приветливо распахивалась от любого дуновения ветерка, приводя в отчаяние посетителей этого заведения.

Марьяша, может быть, и забыла бы об этом, если бы не ее бывшие одноклассники, вовсю сыпавшие хохмами сегодня за столом по сему поводу. И вот сейчас эта самая злополучная дверь оказалась приоткрытой ровно на четверть метра.

– Эй, кто там? – Марьяша опасливо заозиралась и приблизилась к магнетической фанерной створке, выкрашенной половой краской в грязно-коричневый цвет. – Кто там прячется?

Видимо, совсем ошалев от спиртного, а может быть, от разочарования, постигшего ее сегодня на любовной почве, Марьяша пнула дверь ногой. Та не шелохнулась. То есть не совсем, конечно же. Она немного подалась, но не распахнулась вовсе, как об этом говорили подвыпившие однокласснички. Что-то ее сдерживало изнутри. Что-то такое, что не давало ей привычно распахнуться.

– Да кто там, наконец?!

Вот спрашивается: какое ее дело, кто там прячется за полуприкрытой дверью мужского (мужского же, не какого-нибудь!!!) туалета? Может, у человека «молнию» заело! Может, он предается чему-то запретному! А не отвечает ей по той простой причине, что не хочет этого делать. Да и место ли женщине в мужском сортире?!

Но на это секундное замешательство, мелькнувшее искрой в изрядно поплывших мозгах Марьяши, она даже внимания не обратила. Не зря же она была Овном от рождения. И посему, уперев зодиакальные рога в злополучную дверь, с третьей попытки приоткрыла ее ровно настолько, чтобы просунуть туда свою любопытную головушку.

Молодой мужчина (в нем она с первой попытки узнала мальчика из параллельного класса – вечно заносчивого, разгуливающего по школе в модных и дорогих тряпках) лежал на полу с широко раскинутыми в стороны руками. Ноги его были скрещены, что кощунственно навело ее на мысль о желании перепившего мужика просто-напросто отдохнуть на прохладном цементном полу. Но вот лицо его ее напугало.

Во-первых, подбородок был неестественно высоко приподнят и вывернут под немыслимым углом по отношению к левому плечу.

Во-вторых, глаза были полуоткрыты и, как ей во хмелю показалось, подернуты какой-то пеленой.

В-третьих, он показывал ей язык.

То есть не ей, конечно же. Это просто создавалось такое впечатление, потому как кончик языка его был высунут наружу.

Вам бы показалось, что человек этот скорее мертв, чем жив? Да?! Вот и ей тоже!

Вытаращив глаза и раскинув руки на манер покойного, она пробкой выскочила из мужского туалета. В два прыжка преодолела коридор с лестничным пролетом и, отчаянно ловя ртом воздух, ворвалась в учительскую, располагавшуюся на первом этаже.

– Что случилось, Мариночка? – приподняла голову от журнала их директриса, знавшая почти всех настоящих и бывших учеников если не по фамилии, то по имени точно. – Ты что, увидела привидение или заблудилась?

– Там... Там!!!

– Ну что там? Что? – Усталость откровенно сквозила в вопросах директрисы, и Марьяше на мгновение сделалось стыдно.

Но она все же нашла в себе силы выпалить:

– Там труп!!!

– Где? – Директриса, звавшаяся Нонной Андреевной, автоматически потянулась к телефону. – А ну без истерик! Быстро и по пунктам!

В двух словах передав безрадостную историю, опустив разве что встречу с прекрасным незнакомцем и вероломство верной подруги, Марьяша, переложив груз ответственности со своих плеч на административные, почти радостно заключила:

– Он безнадежно мертв, Нонна Андреевна!

– Понятно... – Директриса отрапортовала в местную милицейскую дежурку о происшествии и, лишь положив трубку на рычаг, с изумлением воззрилась на бывшую ученицу. – А на кой черт тебя в мужской сортир понесло? Ты что, извращенка?

– Говорю же, руки мыла!

– Так женский туалет на первом этаже, – не поверила ни единому ее слову Нонна Андреевна. – И чтобы попасть туда, не нужно проходить через огненное кольцо или через клетку с тиграми.

Марьяша обескураженно молчала.

– Итак, – Нонна Андреевна устало потерла виски и вдруг с силой отшвырнула от себя дамский журнал, за чтением которого ее и застала Марьяша. – Мариночка, детка, я же знаю тебя с семи лет. Врать ты не умеешь абсолютно. Тебя кто-то обидел? Кто-то, кто находился в актовом зале, мимо которого тебе надлежало пройти с выпачканными руками?