Текст книги "Забавы мертвых душ"

Глава 10

Он так расстроился из-за скверной новости, что минут пять молчал, рассматривая участкового.

– То есть подозреваете, что ее убили? – наконец произнес Карелин, морщась, как от боли.

Хотя, вполне возможно, ему было больно. Он без конца прикладывал ладонь к шишке на голове.

– Причем дважды, – мрачно пошутила Маша, снимая ботинки. – Чаю нальете? Мне там как-то не очень.

– Покойников боитесь?

– Не то чтобы, но… – Ее губы задергались. – Вид мертвого тела меня не возбуждает.

– Идемте, товарищ старший лейтенант, выпьем чаю. А заодно и расскажете мне, что знаете про мою соседку.

А что она знала? Не так уж много. Что-то услышала от Осипова. Что-то от эксперта. Но и опять одни предположения.

– То есть ее зять не мог бы ее отравить, а затем придушить, он в больнице. Правильно я понял?

Карелин как раз разливал чай по чашкам. До этого вытряхнул на тарелку оставшиеся шоколадные пряники. Их было в пачке ровно столько, сколько осталось после ее последнего визита. Он никуда не выходил. И пряниками никого не угощал. И сам не ел.

– Даже если бы он не был в больнице, у него теперь отсутствует мотив. – Маша стащила с тарелки пряник. – Они с женой после недавнего скандала разводятся.

– Угу… – задумчиво покивал Карелин. – А тот коллектор? Он не мог отомстить бедной женщине за свои неприятности?

– Он все еще в СИЗО. Да и не похоже на него. Все его правонарушения – это мошенничество, дебоширство, скандалы. Ни разу не был замечен ни в чем подобном.

– Все всегда случается впервые, – обронил Дима и остро глянул в ее сторону. – Надеюсь, моя кандидатура на роль подозреваемого не рассматривалась?

– Нет. – Маша опустила взгляд, нехотя произнесла: – Хотя кое-кому очень хочется сделать из вас чудовище.

– Осипову?

– Нет, одному из жильцов. Некто Пачкин Михаил Иванович. Не знакомы? Он через подъезд от вас проживает. Митинг целый во дворе устроил. Еле разогнала. Не знакомы?

– Нет.

Он даже не попытался вспомнить. Он точно его не знал.

Ее щека от пряника раздулась, она без аппетита жевала. Надо признать, что за два дня пряники в растерзанной упаковке подсохли и никуда не годились.

– Осипов тоже не прочь был бы повесить на вас это убийство, – вырвалось у нее неожиданно. – Но у него ничего не вышло.

– Почему?

Вот совершенно точно в его глазах начал тлеть тот самый огонь, который принято называть опасным.

Ей все было ясно. Карелин ненавидел Осипова. Осипов ненавидел Карелина. Что могло их так столкнуть? Какую дорогу они друг другу перебежали? Ну, не измена же бывшей жены Карелина стала причиной! Она, по слухам, не очень-то была разборчивой. Жила и вела себя как хотела. Да и замуж выскочила за их бывшего соседа – Окунева, а не за одноклассника.

При чем тут Осипов?

– Почему? – повторил вопрос Карелин и подлил ей еще чая.

– Не вышло, и все, – ушла она от ответа.

Не рассказывать же, что опломбировала его дверь, подчиняясь непонятному порыву.

– Кому еще была выгодна ее смерть? – будто бы удовлетворился он ее невнятным бормотанием.

– Не знаю. – Она подумала, сидя с раздутой от пряника щекой. – Только дочери. Она теперь наследует обе квартиры Зинаиды Павловны. Но их вроде связывали теплые отношения. Мать сильно любила дочь. Съехала из своей большой квартиры в «однушку» добровольно. Это, скажу вам, поступок.

– А дочь любила мать? – поинтересовался Карелин и сам себе ответил: – Думаю, да. Раз не простила мужу его сговора с преступным элементом и разводится теперь с ним. Кстати, это не она приехала?

Со стороны входной двери, которую Маша нарочно оставила чуть приоткрытой, раздался сильный шум, крик, затем громкие рыдания.

– Кажется, да. Она.

Маша поморщилась. Она не только вида покойников не любила. Она и такие вот сцены переносила с трудом. Демонстрация человеческого горя всегда нагоняла на нее тоску. Еще и потому, что она терялась и не знала, как себя вести в подобной ситуации. Ни слов нужных не находила, ни утешений.

– Полюбопытствуем? – предложил Карелин, вставая из-за стола.

Маша нехотя поплелась следом.

Дочери Зинаиды Павловны уже кто-то вложил в руку стакан с водой. И она, прислонившись к стене, пила ее мелкими глотками. Она казалась очень молодой, хотя Маша знала – ей хорошо за пятьдесят. Гладкая кожа на щеках, ухоженные волосы ниже плеч. Дорогое зимнее пальто и высокие сапоги. Она выглядела бесподобно.

Осипов стоял в метре от нее и держал наготове упаковку бумажных носовых платков. Какой преду-смотрительный. Неужели с собой носит? Хотя мог и в запасах Зинаиды Павловны порыться.

– Когда в последний раз вы видели свою мать? – услышала Маша вопрос Осипова.

– Вчера, – ответила та шепотом. Кашлянула, прочищая горло, и ответила громче и увереннее: – Вчера я навещала ее.

– С целью? – Осипов забрал у нее стакан, вложил ей в руки носовые платки. – Вы договаривались о встрече? В котором часу это было?

– Договаривались? – Она странно глянула. – Разве о встрече с матерью теперь принято договариваться? Просто приехала ее навестить. Было это между двенадцатью часами дня и шестью часами вечера. Точно не скажу, не обратила внимания. Мы после скандального происшествия еще не виделись. Только созванивались. Я и заехала. Мы посидели, поболтали. Я сообщила ей, что не прощу мерзавца. Что подаю на развод.

– Это вы про своего мужа? – спросил Осипов, она кивнула. – Как она отреагировала?

Дочь Зинаиды Павловны прикрыла глаза, прикусила губу и минуту тяжело дышала.

– Она принялась меня отговаривать. Сказала, что отношение моего мужа к ней не должно влиять на нашу жизнь. У нас дети и все такое. В общем…

– Она его простила? – удивился Осипов.

– Я не знаю. Не спросила. Просто она рекомендовала мне не торопиться с разводом. Даже какие-то анекдоты о теще мне принялась рассказывать. Мы так смеялись… – Ее губы задрожали, слезы снова побежали по щекам. – Кому… Кому это было нужно?

Осипов терпеливо ждал, пока она выплачется, вытрет лицо, высморкается. Потом спросил:

– Вы кого-то подозреваете? Ваша мать не могла вам сообщить что-то такое, может быть вскользь, походя? Нам сейчас все важно.

– Нет… Ничего такого… Разве что о каком-то соседе, который недавно вернулся из мест лишения свободы.

Осипов тут же обернулся и с ухмылкой осмотрел Карелина, переминающегося с ноги на ногу за Машиной спиной. Ухмылка была очень нехорошей, обещающей неприятности.

– Что конкретно она о нем говорила?

– Ничего такого… Просто, что он выручил ее, помог в сложной ситуации с этим бандитом. – Она приложила ладонь ко лбу, всхлипнула. – Она даже удивилась, что человек с таким прошлым и вдруг помогает.

– А откуда она узнала о его прошлом?

Осипов вопросительно глянул на Машу. Она отрицательно покачала головой. Она не вдавалась в подробности, общаясь с Зинаидой Павловной по происшествию. И уж совершенно точно не сообщала, по какой статье и на сколько лет был осужден Карелин.

– Она же поселилась здесь не так давно. Уже после того, как ее соседа осудили, – продолжил Осипов. – Откуда она узнала?

– Ей сообщил кто-то из ее соседей. Этот словоохотливый человек бывал у нее в гостях. Мама рассказывала. Не спрашивайте: не знаю, кто это. Только знаю, что это мужчина. Не женщина.

– Возраст?

– Не знаю. Она называла его – он. Он сказал, он приходил, он подарил…

– Подарил? А что он ей дарил? – делая ударение на местоимении, спросил Женя.

– Так, всякие мелочи. Саше для белья, новогодние свечи, гирлянды, коробку конфет. Мелочи.

– Часто бывал у нее?

– Не знаю. Но никогда с пустыми руками. Так мама говорила. Кому? Кому она могла помешать?! – И она снова разрыдалась.

– Вы никуда не уезжайте, – попросил ее Осипов и посмотрел на Карелина все с той же обещающей неприятности ухмылкой. – И с вами, гражданин Карелин, я хотел бы переговорить.

– Я у себя, – ответил тот безо всякого выражения.

И, потащив Машу за локоть, скрылся с ней в своей квартире. Странно, но она послушалась. Перспектива снова входить в спальню Зинаиды Павловны ее вовсе не вдохновляла. Но Осипов точно поймет все по-своему.

– Я смотрю, вы подружились? – оскалился он, заходя в кухню Димы через двадцать минут.

– Тебя это напрягает? – тут же последовал выпад от Карелина.

Маша мысленно простонала. Если эти двое примутся за дебаты в таком ключе, она этого долго не выдержит. Но Осипов неожиданно сделался дружелюбным до тошноты. Попросил чаю. Начал задавать праздные вопросы. Вскользь поинтересовался, виделся ли Дима с Лизой.

– Ты наверняка об этом знаешь, – ухмыльнулся Карелин, дунув в пустую чашку, перед тем как налить в нее кипятка для Осипова. – Она всегда тебе все докладывала.

– Не докладывала, а просила совета, – поправил его Осипов, задирая указательный палец.

Чашку с кипятком он отодвинул от себя, брезгливо поморщившись, еще когда Карелин в нее подул.

– И ты ей насоветовал замуж за Окунева выйти? – Дима сел напротив капитана, ближе к Маше.

– А чем Окунев плох? – Осипов полез за пряником.

– Они же с разных планет. Разной культуры и цивилизации, – недоуменно глянул на него Дима. – Их брак обречен. Кстати, а чего ты сам на ней не женился? Ты же болен ею, Женя.

Маша кашлянула раз-другой. Как она и опасалась, разговор свернул не туда.

– Может, перейдем к насущным проблемам? – предложила она с холодком.

– Да, кстати! – шлепнул себя по лбу Осипов и отложил надкусанный пряник. – Зинаида Павловна! Что можешь сказать о ней, Карелин?

– Ничего особенного. Знакомство состоялось, сам знаешь, при каких обстоятельствах. Потом пару раз пересекались в лифте. И все. Милая, интеллигентная женщина. Кому она могла помешать, не пойму.

– Ты из квартиры два дня не выходил? – уточнил Осипов, переводя взгляд с Карелина на Машу.

Та снова едва заметно мотнула головой. Ничего она Диме не рассказывала.

– Не выходил. Голова болела. На таблетках. Спал все время.

– И никакого шума на лестничной клетке не слышал?

– Нет.

– Странно, в прошлый раз слышал, а сейчас нет…

– Никто не орал перед ее дверью, если ты об этом. Было тихо. И какому преступнику придет в голову орать, если он шел ее убивать? Надо было сделать все тихо, так? Чтобы никто его не увидел. И даже не догадался, что он у нее побывал.

Так, вот опять! Какие-то странные намеки, понятные только им двоим. Прищуренные глаза, обращенные друг на друга. Куда заведут их эти беседы?

– Дима, а ты не мог видеть, кто ее навещал? Дочь сказала, что…

– Я слышал, что сказала ее дочь. – Карелин отрицательно мотнул головой. – Нет, не видел. И да, если тебя это интересует… Я не видел, кто напал на меня пару дней назад у лифтов. Вполне возможно, что этот человек очень не хотел быть замеченным, поэтому и ударил меня.

– Предполагаешь, что тот, кто на тебя напал, и убийца твоей соседки – это одно и то же лицо? Нет, зачем… Но глупо же, ну… Он просто прошел бы мимо тебя. Аргументируй! – вытянулся в его сторону через стол Осипов. – Зачем ему на тебя нападать, если он задумал убийство? Начни со слов: а что, если… Ну, Карелин, давай!

Маша снова недовольно кашлянула. Эти двое не могли находиться в замкнутом пространстве. Толку от опроса не будет никакого. Осипов злится и нападает. Карелин тоже злится, но почти не обороняется. Его выпады тоже хороши.

– А что, если… – принял правила игры Дима. – Этого человека в принципе не должно было быть в подъезде. Что, если он тут не живет. А заявился, чтобы разведать ситуацию.

Осипов, обхватив сцепленными пальцами колено, будто согласно кивал. Но когда Карелин умолк, не без ехидства добавил:

– А тут ты! И ему просто необходимо было себя проявить и шарахнуть тебя по башке.

– А что, если я его знаю? – Он выдержал паузу и закончил так, что у Маши замерло сердце. – И что, если это он восемь с лишним лет назад помог мне отправиться в места не столь отдаленные, а, Женя?..

Глава 11

Был выходной сегодня. Суббота. Для нее, в принципе, все дни были одинаковыми. Она не работала. И могла валяться в кровати сколь угодно долго. Но сегодня рядом с ней валялся Окунев, потому что у него был выходной. И это напрягало. Потому что он ворочался, похрапывал, причмокивал, бормотал что-то бессвязное во сне. А еще он рефлекторно искал ее в койке. Даже во сне! И пододвигался и пододвигался. А она, разумеется, отодвигалась. Еще сантиметров десять, и она точно свалится на пол.

Лиза со вздохом откинула одеяло. Опустила ноги на меховой коврик на полу и рывком встала. Накинула шелковый халатик без завязок и пуговиц.

– Ты куда? – тут же поднял от подушки лохматую голову Окунев.

– Посмотрю Лиду, – не нашлась она что ответить.

– Ты чего? – вытаращил он сонные глаза. – Лида осталась у твоих родителей ночевать. Мы одни в доме.

Черт! Она забыла! Отвратительно! Она самая плохая мать на свете. И жена так себе. Да и любовницей скоро станет никакой. Осипов уже в который раз соскакивает со свидания. А знакомые девочки – их общие знакомые – шепнули ей, что видели Женьку в клубе с какой-то анемичной брюнеткой. Конечно, она ему ничего не сказала. Еще чего! Он должен ее ревновать, а не наоборот. Но самооценке ее это сильно навредило. И за минувшую неделю она дважды исполнила супружеский долг с Окуневым. Прежде это было два раза в месяц. А тут…

– Ложись…

Муж похлопал по скомканному одеялу ладонью. Посмотрел на нее потемневшими глазами. О, ей знаком был этот взгляд! Она за него Окунева ненавидела.

«Ты моя! – говорили его глаза, потемнев с серого до черного почти. – Я имею на тебя право! Могу распоряжаться твоим телом!»

– Не сейчас, – небрежно взмахнула она руками и вышла из спальни.

Телефон, как всегда, был при ней. Она тут же пробежалась по всем соцсетям, где они с Женей были зарегистрированы. Проверила его последние посещения. В половине второго ночи был на одной страничке. Это куда ни шло. И в пять утра на другой. Это уже никуда не годилось. Точно снова был в баре с той самой брюнеткой, о которой ей рассказывали знакомые девочки.

Захотелось тут же позвонить, разбудить, наорать. И она даже занесла палец над цифрой один. Женя всегда был и оставался для нее номером первым.

Она не успела. Ее талию со спины обвили крепкие мужские руки.

– С кем говоришь? – зазвучал в левом ухе его напряженный шепот.

– Ни с кем.

Она вывернулась из кольца его рук. Пошла вниз по лестнице в столовую. Там можно было укрыться от его утреннего возбуждения.

Лиза уже десять раз пожалела, что оставила дочку у родителей. Лидочка бы сейчас бегала, суетилась с игрушками. При ней Окунев ничего такого себе не позволял.

Налив в чайник воды, Лиза поставила его кипятиться. Заглянула в холодильник. Контейнеры с заготовленной на выходные едой стояли ровными рядами. Лера молодец. Всегда вкусно приготовит, аккуратно все разложит и сверху придавит записками. Только вот привирать начала со временем явки на работу.

– Что будешь на завтрак? – обернулась на мужа Лиза с беспечной улыбкой, которая, видит Бог, ей очень тяжело далась. – Есть блинчики с мясом, яблоками. Сырники, ленивые вареники.

– Кашу хочу, – капризно молвил Окунев, усаживаясь за стол. – Каша есть?

Каши не было. Готовить ее с вечера Лера считала святотатством, потому что проку от такой еды не было никакого.

– Так свари мне каши, дорогая, – потребовал муж, свирепо вращая глазами. – Это-то хотя бы ты можешь?

Она не умела варить каши, а также борщи, кисели и прочее. Она вообще не умела и ненавидела готовить. В прежнем браке за нее это делал Карелин. Если не успевал, вел ее в ресторан. Или заказывал еду из ресторана на дом, если погода была дрянной и им никуда не хотелось выбираться.

Они устраивались с едой в кухне – модной, красивой, просторной. Включали негромкую музыку. Пили вино, ели, много говорили, иногда танцевали. Ей было всегда интересно с ним говорить. Дима любую тему мог поддержать, развить, довести их обоих до споров или смеха.

Ей было с ним интересно, вот! Не то что с Окуневым. Их вообще невозможно было сравнивать. Это было все равно как сравнить огонь и холодильник, дверцей которого она только что с силой хлопнула.

– Я могу позвонить и заказать тебе кашу, – все еще пыталась она не сорваться на ссору. – Какую ты хочешь?

– Такую, которую приготовит моя жена! – неприятно высоким голосом отозвался Окунев.

Ясно, мстит ей за ее бегство из постели. Ну и черт с ним. Пусть бесится. Ей плевать.

– Тебе надо было жениться на поварихе.

Хмыкнув, Лиза развалилась на диване со стаканом прохладной воды. Ей отчаянно захотелось вывести его из себя. Тогда он, может быть, уйдет во двор чистить дорожки. Или вообще укатит куда-нибудь на полдня.

– Я не гожусь на роль прислуги, – высокомерно глянула она на мужа.

– Знаешь, милая, я думаю, что ты вообще ни на какую роль не годишься, – ответил он ей точно таким же взглядом, и это было что-то новенькое. – Ни жены, ни любовницы… Ой, совсем забыл тебе рассказать… Карелин, кажется, недолго пробудет на свободе. По соседству с ним убили женщину. Ту самую, за которую Дима не так давно вступился. И Осипов теперь активно продвигает версию его причастности. Вот потеха будет, да, дорогая? Второй раз на одни и те же рельсы…

Она так резко села прямо, что вода из стакана, который был наполовину пуст, выплеснулась ей на колени. Лиза поморщилась, рассматривая мокрое пятно на шелке халата.

– Зачем ему ее убивать?

Она подняла на мужа такой ледяной взгляд, что ему сто процентов стало неуютно. Он даже поежился.

– Я этого не говорил, – дрогнули его губы, намереваясь примирительно улыбнуться.

– Нет. Ты сказал именно это, Окунев!

Лиза встала на ноги и заходила по столовой, старательно обходя место, где расположился ее муж, стороной.

– Ты именно это и сказал. Что-то про рельсы. Про то, что он недолго пробудет на свободе и так далее. Вы что с Осиповым, совершенно подохли как существа разумные?

То, что она затронула и Осипова, мужу понравилось. Она видела по его довольно блеснувшим глазам, что он доволен. Идиот!

– Карелин очень умный человек. Стратег, каких поискать. Он нашу фирму с точки на бумаге начал. Он…

– О, как! – оскалился Леша. – Он с точки начал, я многоточием продолжаю. И все не в масть, да, милая? Так не в масть, что меня понизили в должности до уровня рядового клерка, а ты…

– А ты докажи! – перебила она его, гневно раздувая ноздри аккуратного носика. – Докажи, что ты на что-то способен, кроме того, чтобы проживать мои деньги. Да чего уж… Деньги Карелина! Мы все еще живем на его деньги. То, что фирма наша на плаву, это его заслуга. Его наработки. У нас за минувшие восемь лет не было ни единой идеи, мы не внедрили ни единой инновации. Мы не развиваемся, Леша. И нечего тут из себя корчить… И вообще, если не нравится должность, увольняйся к чертовой матери.

Она почувствовала, что руки, когда она ставила стакан на рабочий стол, трясутся. Как ее пробрало? Интересно, с чего? Из-за необоснованных подозрений в адрес Карелина? Или из-за того, что Женя до пяти утра слонялся не пойми где, не пойми с кем.

Окунев молчал за ее спиной непозволительно долго. Лиза поймала его отражение в глянцевой дверце шкафа. Он сидел неподвижно, уставив взгляд за окно, на улицу. Хотя там ничего, кроме мокрого, серого ненастья, не было.

Она помогать ему не собиралась. Слово за ним.

– То есть ты предлагаешь мне увольнение? – завозился он на стуле пару минут спустя.

– Да.

– А что взамен?

Алчность в его голосе была неприкрытой. Ни страха, ни обиды, только меркантильный интерес.

– Замути что-нибудь свое, дорогой. У нас дочь. Ты же не хочешь, чтобы со временем она узнала, на чьи деньги мы все существуем. И перестала тебя уважать? И стала задавать вопросы.

Лиза передумала завтракать. Пошла из столовой. Решила принять душ, одеться и побыстрее уехать из дома куда-нибудь. К родителям не хотелось. Начнутся вопросы, переглядывания. А чего она одна? А где Леша? А почему они не вместе?

И там Лида. По выходным унять ее энергию мог только Окунев. У Лизы не хватало сил гонять с ней по садовым дорожкам, играть в прятки или кукольный театр.

– Какие, например? Какие вопросы может начать задавать наша дочь, когда вырастет?

Разродился, что называется! Она уже была почти за дверью. Пришлось вернуться.

– Например, она может спросить, а не из-за фирмы ли Карелина ты на мне женился?

Лиза снова шагнула в холл из столовой, но все же уловила, как ее муж тихо прошептал:

– Сука!

И еще какая! Она еле удержалась, чтобы не расхохотаться: зло, с отвращением. И в тысячный раз за восемь лет подумала, что, если бы не ситуация, в которую ее загнали обстоятельства, она бы никогда не вышла за Окунева замуж.

Глава 12

Маша не могла понять, зачем она это делает? Работа по поиску подозреваемых – дело Осипова и его коллег. А также следователей, адвокатов, но никак не участкового. Зачем ей это?

Она чистила зубы перед зеркалом, в которое уставила вопросительно неприязненный взгляд. Злилась на себя, вставшую в свой выходной ни свет ни заря. И что главное, не по будильнику. И не из-за кота, у которого обычно к шести утра разыгрывался аппетит и он принимался истерично вопить.

Нет! На сегодня будильник не заводился. И кот спал в ногах на ее кровати, прикрывшись мохнатой лапой. А она вскочила в половине седьмого, чтобы провести самостоятельный опрос возможных подозреваемых и свидетелей.

Узнай Осипов о ее самодеятельности, высмеял бы или рассердился. А то еще чего и настучал руководству. И он еще может это сделать, если узнает. А что она скажет в ответ? Зачем ей это?

Она быстро сполоснула рот от зубной пасты, умылась ледяной водой. Снова уставилась на себя в зеркало. На этот раз взгляд ее сделался добрее. У нее родился ответ.

Во-первых, ей не понравилось, как отнесся к этому делу Осипов. Ей показалось или нет, что после того, как причастность Карелина не подтвердилась, капитан утратил к убийству интерес?

Нет! Не показалось! Он отмахнулся от нее, когда она полезла к нему с вопросами.

– Не лезь ты, старший лейтенант, в эту трясину. Засосет.

Также он потрепал ее по плечу, лениво скользнув по ней оценивающим взглядом. Он в последнее время всегда на нее так смотрел. На себя примерял, что ли? На свои любовные истории? Маша категорически была против. Но пока он ничего не произнес вслух, она не могла и протест выразить. Осипов над ней просто посмеялся бы и назвал выдумщицей.

– Мы опросили жильцов всех подъездов. Никто ничего не видел, но обещали позвонить, если что-то вдруг вспомнят. Или обнаружат на записях регистраторов своих автомобилей что-то интересное, – меланхолично отзывался Женя, когда Маша снова и снова приставала к нему с вопросами.

Вот и складывалось у нее впечатление, что Осипов не спешит искать убийцу. Медленно работает.

Но это было во-первых.

А во-вторых…

Она не могла позволить, чтобы кто-то снова втянул Карелина в страшную историю. Ей вот – убей, казалось, что петля снова затягивается вокруг его крепкой шеи. Могла ли она на это равнодушно смотреть и как участковый, и как небезразличный гражданин? Однозначный ответ – нет.

Кот, сидя в кухне напротив нее на стуле, неожиданно хитро сощурился и улыбнулся. Имелась у него такая мимическая особенность, которую Маша принимала за улыбку. Причем происходило это не всегда. А лишь когда она принималась с ним разговаривать и просить совета.

– Нечего, ухмыляться, – прикрикнула она на него. – Он мне не нравится вовсе. Эти его старомодные спортивные штаны… Бэ…

Ухмылка кота сделалась еще шире. Потом, тяжело вздохнув, он спрыгнул со стула и, лениво перебирая лапами, двинулся прочь из кухни. Уже из коридора он повернул к ней голову и укоризненно протяжно замяукал.

«Себе-то хоть не ври!» – вот как расценила Маша его вопль. И погрозила коту кулаком.

Но тут же, склонившись над тарелкой, в которой стыл ее подгоревший омлет, к стыду своему, признала: Карелин ей действительно нравится. И причин тому было множество.

Он ее волновал, сильно волновал! Он был до неприличия симпатичным. Высоким и крепким. И старомодный спортивный костюм, из которого Карелин, кажется, не вылезал, замечательно демонстрировал его мускулатуру.

Может, он потому и прилип к этому костюму? Маша подозрительно прищурилась. Тот в обтяжку, ткань тонкая…

Что еще из достоинств было ею отмечено? Умный – да. Серьезный. Не подлый. И сопереживать способен. Зинаиде Павловне на помощь пришел не задумываясь. А вот на дочь ее смотрел как-то странно. Недоверчиво, что ли. И пока Осипов отпаивал бедную женщину водой, вкладывал в ее руки носовые платки, Карелин стоял, смотрел и слушал.

Он ей не поверил. Это Маша поняла уже дома, анализируя события.

– А должен? – поинтересовался Карелин, когда Маша позвонила ему и задалась вопросом. – Я, в принципе, никому не верю.

– И мне? – изумилась она.

– Никто не исключение, – не порадовал ее его ответ.

Она принялась на него обижаться с утра до вечера. И проделывала это целых три дня. Но потом, остыв и как следует подумав, поняла, что у него есть основания. И если бы она, к примеру, действуя скорее импульсивно, чем обдуманно, не «опломбировала» его дверь, то Карелин, возможно, уже был бы под стражей.

Маша полезла в шкаф, порылась в вещах. Надеть было совершенно нечего. Она забыла, когда обновляла гардероб. Зачем? Она почти все время ходила в форме. Вечерами редко выбиралась из дома. В выходные отсыпалась, занималась уборкой. Подруги все разбежались по замужествам, наделали себе детишек. Встречаться в кафе за кофе или бокалом вина было не с кем.

Нет, они ее звали. Но Маша отказывалась, ссылаясь на занятость. Ну, не могла она часами обсуждать качество памперсов и детского питания. Не доросла еще. Вот и не было у нее необходимости в покупке одежды выходного дня.

Она нашла в залежах старых вещей белые лыжные брюки, толстый свитер и укороченную курточку со студенческих лет. Покупала к лыжным соревнованиям. Три раза поучаствовав, вывихнула ногу. Больше не соревновалась и ничего из этого не надевала. Покрутившись перед зеркалом, она осталась довольна. Не хватало шапочки, но она решила, что капюшона будет достаточно. На улице было противно, но не морозно. Весна потихоньку теснила зиму. На машине туда и обратно. Мерзнуть негде. Мелькнула мысль позвонить Карелину и пригласить его с собой. Но Маша тут же сочла, что это будет провокация с ее стороны. Карелин не поймет. И все ее невнятные объяснения расценит как надо. А ей просто очень хотелось его увидеть, вот!

И она его увидела. Совершенно неожиданно. Столкнулась с ним у регистратуры в больнице. Сегодня – в субботу – они работали до трех. И если Карелину в информации по больному было отказано, то Маше охотно рассказали: куда и с каким диагнозом госпитализировали Сироткина Сергея Ивановича.

– Он однофамилец с женой? – изумленно задрал брови Карелин.

Он не отставал от Маши ни на шаг. Хотя поначалу, когда они столкнулись, будто бы случайно, у окошка регистратуры, он едва заметно кивнул.

– Нет. Не однофамилец, – односложно отвечала Маша.

Она злилась, да! Что он тут вообще делает? Зачем ему Сироткин?

– Вы зачем здесь? – резко затормозила она у терапевтического отделения.

– Наверное, затем же, зачем и вы, Мария Сергеевна, – посмотрел на нее Карелин с холодком.

Она молчала, все так же вопросительно глядя. И он снизошел до расширенного объяснения.

– Хотел кое-что прояснить. Не нравится мне это убийство, – проговорил Карелин, уводя взгляд в сторону скамеек с подтаявшими горбиками сугробов.

– А убийство, в принципе, не может и не должно нравиться, – настырно стояла она у него на пути, мешая пройти в отделение. – Зачем вы здесь, Карелин? Вам что, дома не сидится?

– Я насиделся, хватит, – попытался он отшутиться, но тут же осекся: – Извините.

– Вы были у доктора, Карелин?

Маша выразительно посмотрела на вязаную шапочку, надвинутую на самые брови.

– Нет. Нет нужды. Со мной все в порядке, – поспешил он с объяснениями.

– Понятно, – проговорила она, поджимая губы.

Она изо всех сил старалась быть строгой и непримиримой, но ситуация выходила из-под контроля. Ситуация никуда не годилась. Карелин в своем обтягивающем старомодном костюме и короткой черной куртке с меховым воротником выглядел так, будто только что с подиума спрыгнул и сюда забежал по делам. Темные уставшие глаза, густая щетина. Его ничего не портило. Ему все шло в зачет.

Блин, как же это непрофессионально!

Сироткина они нашли на третьем этаже в девятой палате. Он лежал, прикрыв глаза. В ушах наушники. На груди мобильник.

– Спит? – поинтересовался Карелин у его соседа – молодого парня.

– Не, он лекцию какую-то все слушает. По психологии. Меня пытался привлечь, я его послал. Он обиделся.

Карелин подхватил от стены стул, поправил сползающий с плеч белый халат.

– А чего послал-то? – поинтересовался он, внимательно рассматривая зятя Зинаиды Павловны.

– Да там секта какая-то, а не психология. Мне это не надо. Про связь с космосом, солнцем и прочая дребедень, – с легкой ухмылкой пояснил парень в пижаме в сине-белую полоску. – Он тоже… Взрослый мужик, а на такую ерунду ведется. Дети взрослые…

– Навещают?

– Кто? – не понял парень.

– Дети его навещают?

– Да. Через день по очереди ходят.

– День сын, день дочь? – уточнила Маша.

Она почти все знала про внуков Зинаиды Павловны. Та часто останавливала ее рассказами об их достижениях.

– Нет. Не так. День жена приходит. День дети, – поправил сосед Сироткина по палате.

– Я правильно понял: жена его навещает через день? – уточнил Карелин, стремительно переглянувшись с Машей.

– Да. – Что-то парня обеспокоило, и он вдруг затих, а потом запоздало поинтересовался: – А вы вообще кто?

– Я из полиции, – спохватилась Маша и показала парню свое удостоверение и глянула на Диму. – А это…

– Я ее напарник, – перебил Карелин.

– Так были уже из полиции. – Парень почесал макушку, приподнимаясь на локте. – Сергей им даже какие-то бумаги подписывал.

– Мы знаем, что были. – Маша подхватила второй стул и села с другой стороны койки Сироткина. – Но еще не раз придем. Произошло убийство.

– Тещу его убили. Серега рассказывал. – И неловко пошутил: – Повезло ему…

Маша тронула Сироткина за плечо, слегка толкнув. Тот дернулся. Приоткрыл глаза и тут же потянул из ушей наушники. Он узнал их. С Машей беседовал в ходе разбирательства из-за Кочкина. Карелина видел там же – в полиции.

– Что вам надо? – сразу насупился Сергей Иванович.

Мобильник он тут же выключил и спрятал под подушку. Подтянул повыше одеяло. Пригладил растрепавшиеся от долгого лежания волосы. Для больного он выглядел очень свежо и румяно, констатировала Маша. Она точно знала, что он моложе своей супруги лет на семь или восемь. Но, невзирая на ухоженность дочери Зинаиды Павловны, зять ее смотрелся много моложе.

– Нигде не работает. Живет за ее счет, – вспомнила Маша жалобы пожилой женщины.

– Спорт, здоровое питание, массаж – ни в чем себе не отказывает, – заочно упрекала Зинаида Павловна зятя.