Текст книги "Мода на чужих мужей"

Глава 7

Утро как утро, в меру пасмурное, в меру прохладное. Дождь то принимается частыми каплями молотить по оцинковке подоконника, то утихает на время. Тучи, ежась от ветра, сбиваются плотнее и повисают над городом набухшим сизым платком. Ткни неосторожно – и снова начнет лить из прорехи ледяным и липким, как кисель.

А чего ждать, когда осень к закату? Не сегодня завтра декабрь. Оно бы, конечно, с оглядкой на календарь, и морозцу пора всадить как следует. И снежку следовало бы подсыпать, серый срам прикрыть. А то неловко как-то за погоду делается. То дождем сыплет, то солнцем в лужах плещется. Да так расходится, что, болтают, где-то сирень расцветать начала. И это тогда, когда уже нарядные елки витрины магазинов облепили и до Нового года четыре раза по два выходных осталось!

– Непорядок. Полная неразбериха! И в природе, и у меня, – проговорила Ольга, опустошая вторую чашку кофе. – Что делать-то теперь?..

День и в самом деле не задался с самого начала. Еще с того, как она глаза попыталась открыть. Сначала что-то затренькало над самой головой, завизжало, она потянулась рукой и, разумеется, смахнула будильник на пол. И весьма неосторожно смахнула: задняя крышка отвалилась, батарейка выкатилась и пропала тут же куда-то. Сколько потом ни лазила под кроватью, так и не нашла. Купить новую, конечно же, можно, главное – не забыть. А она постоянно про такие мелочи забывала. Поставить на телефоне будильник? Можно, конечно же, но…

Она ведь и телефон запросто может с тумбочки свернуть так, что он во все стороны разлетится. А под подушку что проку его прятать? Не услышит.

Потом Галка обрадовала. Позвонила и виноватым тоном сообщила, что нет в отделе кадров Светкиной трудовой книжки.

– Как нет?

– Вот так!

– А в карточке смотрела? Личная карточка же при приеме на каждого заполняется, и туда вносят данные трудовой…

– Ах ты, умная какая нашлась! – перебила ее Галка сердито. – И карточки нету!

– Да ты что?!

– Вот и то.

– А как объясняют?

– Оль, ты чё, совсем, да?! – совсем уж расстроилась Галка. – Я что, вопросы стану задавать, да? Чтобы они тут же Стасу отзвонили и он меня за шиворот и за ворота, да? Я попросила данные трудовой, изворачивалась как могла. Врала напропалую! И про страховку медицинскую, и про паспорт заграничный, и еще бог знает что несла. Вроде поверили, при мне стали смотреть. А нету ничего, Оленька! Ни книжки трудовой, ни карточки!

– Ничего себе! – присвистнула Оля. – Это ведь нарушение!

– Знаю.

– Если комиссия…

– Оль, не неси вздора! Думаю, что все эти бумаги у Стаса в сейфе. И держит он их там для того, чтобы никто в документы его великолепной супруги носа не совал. И если случится комиссия, он быстро все на место положит.

– В сейфе, говоришь?..

Ключи от нижнего отдела сейфа, где обычно хранились не столь ценные бумаги, которые желательно было бы сокрыть от глаза случайного и постороннего, всегда были у секретарши. От двух верхних отделов – нет, только у Стаса. А вот от нижнего…

– Галь, а у тебя разве нет ключей от нижнего отдела?

– И что дальше? – отозвалась та насупленно. – Ключи он мне дал, но даже, Оль, и не думай!

– Галь! Ну, Галя!.. Ты понимаешь, что…

– Все я понимаю, но и ты меня пойми, милая моя, если он меня застанет за этим делом, удавит без суда и следствия. Он сейчас вообще… Я его никогда таким не видела, никогда!

– Даже когда у него Тихонов контракт на три миллиона долларов увел? – не поверила Оля.

Что тогда творил Стас, а случилось это незадолго до их с Ольгой расставания, страшно было вспомнить. Посуду в кабинете перебил всю и делал это, кажется, с удовольствием. Чашки и блюдца летели об стену, досталось даже серебряному подносу и бутербродам, которыми Ольга намеревалась его накормить. Шутка ли, два дня человек ничего не ел! Не накормила: бутерброды разлетелись колбасными лепестками по углам.

Потом ему кто-то сообщил, что человек, намеревающийся заключить с ним контракт, изначально блефовал. Что состоял не только в сговоре с Тихоновым, но будто бы и в родстве. И Стас сразу успокоился, снова начал улыбаться. А потом ушел от Ольги. Навсегда ушел.

– Ты знаешь, Оль, – начала вспоминать Галка, звучно прихлебывая кофе (за рабочий день она могла выхлестать канистру). – Он тогда бесновался, да?

– Ну!

– А сейчас его бешенство тихое какое-то, но от этого еще более страшное. Лучше бы орал, что ли. А то молчит! Молчит и смотрит.

– Как смотрит?

Оля попыталась вспомнить, как именно мог смотреть Стас, когда бесился и при этом молчал. Не получилось. Не случалось этого с ним в их общей жизни.

– Перед собой. Смотрит в одну точку и все. Жутко!.. А ты говоришь, в сейф лезь! Да он меня, застукает если, просто там же и положит.

– Уезжать он, конечно же, никуда не собирается?

– С ума сошла? От Светки? Она будто бы только в сознание приходить начала. Он из больницы не вылезает.

– А она ничего не вспомнила? – с надеждой спросила Оля, заливая воду в кофеварку.

Когда Галка так вот смачно прихлебывала, ей тоже всегда хотелось кофе. Даже если и не собиралась пять минут назад, то стоило Галке прийти к ней в приемную и взять в руки чашку, Оля тут же присоединялась. Умела та пить вкусно и с удовольствием.

– Не знаю, – понизила голос до шепота Галка. – Кто говорит, что не помнит она ничего. Кто утверждает, что не видела нападавшего. Только…

– Ну!

– Только один человечек шепнул мне, что молчит Светлана из желания покрыть преступника. И я вот что думаю, Оль… – Галина с кем-то позубоскалила в приемной минуту, потом снова вернулась к разговору. – Я что думаю. Оль, может, и Стас оттого в таком тихом бешенстве пребывает, а?

– Отчего «оттого»?

Она не сразу поняла, потому что прослушала, а прослушала потому, что кофе упустила, и тот побежал огненной струйкой мимо чашки.

– Оттого, что Светка молчит!

– Так она и правда может не помнить, – Оля заступилась за бывшую подругу, хотя никакого желания не было ее защищать. По привычке, что ли…

– Ага! Всех и про все помнит, а про нападавшего не помнит!

– Могла не видеть, сама сказала.

– Все удары были нанесены спереди, а не со спины, так экспертиза утверждает. Поняла, балда?!

– Ну… Темно же было, – все еще не сдавалась Оля, и снова с большой неохотой и по старой привычке.

– Темно было на улице, но не возле твоего подъезда. Можешь вспомнить, когда там у тебя последний раз свет не горел?

Этого Оля вспомнить не могла. Не ахти какое, но освещение почти всегда имелось. И следили за этим строго.

– Вот и я о том же. Покрывает она кого-то, Оль, точно тебе говорю.

– С целью?

– Не знаю, – фыркнула Галка и тут же начала прощаться. – Ладно, машина Стаса подъехала, давай, пока. Еще позвоню…

Договорились о связи на вечер. Как только Ольге от Тихонова удастся отделаться, так они и созвонятся.

Но Тихонов вдруг не пришел. Мало этого: он не подходил к телефону, молчал и домашний, и прямой рабочий. А в приемной, на Ольгином рабочем месте, оказалась какая-то девушка, которая прочирикала ей птичьей нежной трелью, что Георгия Сергеевича нет и не будет в ближайшие несколько дней. И мобильный его, как полагается, оказался отключенным.

Так-то вот! Мечтала от него отделаться, а когда получилось само собой, вдруг поскучнела.

И что она без него? Куда пойдет, что узнает? У него хотя бы связи, а у нее? У нее даже копии трудовой книжки своей подруги нет, с чего можно было бы начать поиски человека, которого Светка вдруг отказалась вспоминать.

И к родителям ее не пойдешь. Им то уж точно сообщили, что Ольга – главная подозреваемая.

– Короче, утро началось с провала, – проворчала она, выбрасывая кофейную гущу в мусорное ведро. – Хоть и герань не стоит на подоконнике, н-да…

На подоконниках у нее ничего никогда не стояло. Цветов она принципиально не заводила, заведомо зная, что непременно станет забывать их поливать. Потом их, кажется, надо было подкармливать чем-то, пересаживать, и делать это непременно на молодой луне, а то не примутся. И соседствовать на подоконниках они должны как-то по-особенному, не затеняя друг друга, не мешаясь, не нанося вреда.

Такая морока ей точно не под силу, хотя когда в доме много цветов, это здорово.

У Светки этого добра было – оранжерея! И вечноцветущих, и прянопахнущих. Она при ней покупала какие-то побеги в цветочных магазинах, какие-то крошечные горшочки, чтобы для кого-то что-то рассадить или для выставки, что ли.

Так! Минуточку! А ведь точно! Светка совершенно точно принимала участие в ежегодных выставках цветоводов, которые устраивались на площади Карла Маркса в старом здании, когда-то принадлежащем райкому комсомола. И участвовала она если не со школы, то с институтской скамьи. И выставки эти устраивались обществом цветоводов-любителей, в числе которых состояла и она.

Могли там знать, где и на какой ее жизненный период Светка работала?

Не стопроцентно, но могли! Они постоянно созванивались, консультировались, ботанички эти. Даже чаепития у них по пятницам вроде случались. И Светка не всякий раз, но там присутствовала.

Надо собираться и ехать туда.

И поехала. И здание нашла без особого труда, хотя его и взяли в осаду высотки новостроек, надежно спрятав в своем бетонном кольце скромное двухэтажное строение из красного кирпича. И даже провожатый ей нашелся на второй этаж, где располагалось это самое общество цветоводов-любителей. Словоохотливый дворник и сторож по совместительству.

Но вот на этом ее везение, как ей показалось, закончилось.

– Слушаю вас, гражданочка, – пара ледяных неприветливых глаз скользнула по Ольге поверх позолоченной очечной оправы. – Как вас, кстати, звать-величать?

– Ольга, – она попыталась улыбнуться, но собеседник подачи не принял, продолжая рассматривать.

– А по отчеству?

– Ольга Николаевна.

– Слушаю вас, Ольга Николаевна, – и все тот же неприятный взгляд поверх оправы.

– А вы?.. – начала она было, но тут же зло взяло. – А вы, между прочим, не представились.

– А, ну да, конечно, – полный бесцветный рот расплылся в вежливой улыбке. – Иван.

– А по отчеству?

– Иван Иванович. – Мужчина привстал со своего места за широченным двухтумбовым столом, чуть согнул спину, поддерживая галстук одной рукой, а второй указывая на старомодное кресло напротив стола. – Прошу вас, Ольга Николаевна, присаживайтесь.

– Благодарю, Иван Иванович. Вы, стало быть, хозяин здесь?

– Председатель, – поправил он ее и, едва успев опустить свой зад обратно, тут же заерзал. – Я председатель общества цветоводов.

– И что же, и зарплату за это получаете? – удивилась она, всегда считая, что все подобные общества создаются на голом энтузиазме и ничем, кроме спортивного интереса, не подпитываются.

– А вы с какой целью интересуетесь? – насторожился сразу Иван Иванович, который навскидку запросто мог быть ее ровесником, пыжился только больно.

– Да ни с какой, простите, – отмахнулась Ольга и тут же перешла к делу. – Меня вообще-то Светлана интересует. Светлана Викторовна, сейчас она по мужу Супрунюк, а до этого…

– Знаю, знаю! – замахал руками Иван Иванович, выдыхая с облегчением, видимо, вопрос о зарплате задел его серьезно, раз он так обрадовался перевести разговор. – Светочку как не знать! Она у нас из старожилов. Ну, то есть я не в смысле возраста, а в том, что стояла у самых истоков и все такое.

– А вы тоже? Тоже у самых истоков?..

Олю начал забавлять этот никчемыш, создавший себе образ творца великих дел и тщательно его стерегущий. На льняном костюме не из дешевых ни единой складки, хотя ткань мнущаяся. Не шевелится он в нем, что ли? Гладко зализанные волосы, стильная дорогая оправа для очков, хотя она могла поклясться – зрение у него стопроцентное. Кожаный портфель тоже не за сто долларов.

Чей-то сынок, решила она минут через пять. Мужа в такую клумбу цветочниц вряд ли кто посадит. Оля теперь знала не понаслышке, чем такие истории заканчиваются. А вот сынка сюда отправить, чтобы при возможности пристроить за хорошую девушку, это вариант.

– Я? – удивился Иван Иванович. – Да не совсем, конечно, но сразу после института и сюда.

– А что вдруг сразу-то?

Ей и в самом деле стало интересно, почему этот малый не трудится на фондовой бирже, к примеру, или в строительной компании? Почему не выбрал автомобильный бизнес или компьютеры не продает? Почему вдруг среди кадок с фикусами обрел себя? Надо же, сразу после института…

– Понимаете, – Иван Иванович немного смешался, но быстро справился. – Моя мама создавала это. Это – ее детище. Просила не бросать. Сами знаете, как у нас: все хорошее кончается быстро, если нет строгого контроля.

– Что да, то да. – поддакнула Оля, думая о своем.

Она вот тоже Стаса никогда не контролировала. Даже мысли не допускала, чтобы заподозрить или поймать на лжи. И оттого-то, возможно, все хорошее и закончилось…

– Может, кофе? – с надеждой спросил хозяин кружка цветоводов-любителей, не успевший постоять у истоков, но уже осатаневший от безделья.

– С удовольствием. А вы насчет Светы поможете кое-что прояснить?

– А что конкретно вы хотели узнать? Я тут звонил ей на днях, сказали, что она в больнице. Не знаете, что с ней? Захворала?

Не заболела, а именно захворала, спросил он. Да с таким стариковским сочувствием, что Ольге его на какой-то момент даже жаль стало.

Зачахнет ведь малый совсем среди кактусов. И поседеет, и полысеет раньше времени, и шик его некому будет оценить, молодых-то, Светка говорила, очень мало, оттого и стремилась Ольгу заполучить в свое общество. Через раз зазывала.

– Со Светой случилась беда, – не стала врать Оля. – На нее напали возле моего подъезда и нанесли несколько ударов ножом. И теперь…

– Вас что же, теперь подозревают? И потому вы здесь?

Ахнул он совсем по-бабьи и даже ладошкой рот прикрыл. Может, он того, гомосексуалист, подумала она с вялым недоумением и всмотрелась повнимательнее. А что, вполне подходит под тот стереотип, что у нее сложился в отношении той группы лиц, которую принято относить к сексуальным меньшинствам.

Смазливенький, хотя и пытается себе возрасту и солидности прибавить. Кожа нежная с каким-то розовым отливом, она вот такой похвастаться не могла. Руки ухоженные, хотя это не показатель. Стас вон тоже в маникюрный салон время от времени захаживал.

– С чего это меня кому-то подозревать? – возмутилась Ольга, засчитав симпатичному милашке одно очко.

– Так у вашего подъезда ее покалечили, это раз, – принялся отсчитывать Иван Иванович, но почему-то с мизинца начал, загнув его. – Вы теперь пытаетесь что-то разведать о ней, два. И выглядите вы так, будто вас только вчера отпустили, три.

– Откуда отпустили?! – Оля вытаращила глаза, не ожидая от Ивана Ивановича такой дедуктивной прыти.

– Оттуда, где вас усиленно допрашивали.

Между прочим, он в первый раз с момента их знакомства разговаривал вполне нормально, без всяких стариковских ужимок, прибавляющих возраст.

– Потрясающе, – невесело восхитилась она и даже похлопала лениво. – Это что-то меняет?

– В каком смысле?

Он поставил перед ней изящную чашечку с черным кофе, который только что выцедила кофейная машина.

– Теперь вы мне про Светку ничего не скажете?

– А я прав?!

Его глаза поверх оправы – точно ведь стекла без диоптрий, выпендривается малый – смотрели теперь с таким тревожным ожиданием, что Ольге снова стало его жаль. Наверное, даже если бы он был и не прав, она бы все равно согласно кивнула. Так ведь ему важно было оценить себя хоть в чем-то.

– Да правы вы, Иван Иванович. Толку-то?

– А я всегда говорил! – повысил он вдруг голос, обращаясь непонятно к кому. – Всегда говорил, что у меня получится! Нет же, цветники ее наследуй… Простите, Ольга Николаевна. Так что хотели узнать про Светлану? Вы ведь не делали этого, я почти уверен… Для этого у вас слишком слабая мускулатура и совсем неразвитая для таких занятий кисть. Это совсем непросто – вонзить нож в человеческое тело… Простите, я увлекся. Так что вы хотели узнать?

– Мне хотелось бы знать о ней все! – снова не соврала она. – Мы дружили, но знаете, так, не особо зная дела друг друга. Я, стыдно признаться, даже не знаю, где она раньше работала.

– Чего же тут стыдного? – улыбнулся он с печалью. – Мои друзья тоже не знают, где я тружусь. Как-то сразу отсек все эти вопросы, они и не пристают.

– Вот, вот, и у нас так же. Света всегда молчала, а я не особо навязывала свое любопытство. Так что, поможете?

– Постараюсь, хотя не обещаю. Мы ведь здесь ни у кого трудовых книжек не спрашиваем, анкетирование принято при вступлении. Членские книжки еще имеются, но это все больше для взносов, и все. Но я все равно постараюсь, поговорю кое с кем. А вы еще зайдете?

– Да, да, конечно, зайду. Или позвоню, телефончик запишите только…

Иван Иванович снабдил ее всеми своими телефонами, выписав их аккуратным почерком на желтом липком бумажном квадратике. Проводил до двери, галантно поцеловав руку. И долго потом смотрел ей вслед из окна. Ольга ведь не выдержала, обернулась от ворот. Стоит и смотрит.

Довольно странный малый, но, возможно, сможет помочь.

Пообедать она решила в городе. В холодильнике, приготовленные с вечера, стояли кастрюля домашней лапши и целая утятница тушеной капусты, но она все равно домой не поехала. Не лезло на собственной кухне ничего в горло, хоть умри. И готовила помногу по привычке, как на двоих. Столько времени без Стаса, а все равно никак не могла рассчитать. Опомнилась вчера, когда уже газ потушила. Постояла возле плиты, крышками погремела, посетовала на свою забывчивость. И…

И все равно сегодня мимо дома в ресторан поехала. И ресторан ведь выбрала тот самый, где часто обедали со Стасом, что ты будешь делать.

Будто невидимый поводырь ее туда волоком потащил. Будто кто пунктирной линией всю ее жизнь по кругу очертил – линией, где еще бродило и слегка пульсировало прежнее счастье. И сидело где-то глубоко внутри, наверное, чувство, что если она станет за этой линией все время находиться, то счастье непременно воротится…

Все, хватит! Угомонись, Оленька! Он все равно к тебе никогда не вернется! И что бы ты ни делала сейчас, что бы ни предпринимала, он тебе никогда не простит.

Чего не простит? Да чего угодно!

Виноватой ты, хотя бы косвенно, окажешься, ясно как божий день.

Виноватой в собственном несчастье будет сама Светка. Из-за каких-нибудь там грехов молодости, например. А он не простит именно тебя. Опять же на тебе, Оленька, ее грех повиснет. Почему? Да потому что в этом случае ты вдруг оказываешься лучше, чем Света, и автоматически перекочевываешь в разряд положительных героинь.

А это неправильно, так не должно быть!

Он же сделал свой выбор в пользу Светланы, и ошибиться в ней не имел права. Он должен был с ней стать во сто крат счастливее, богаче, удачливее, чем с тобой. А тут вдруг ее непорочное имя какой-то гадостью запятнается.

Это снова нехорошо, и неправильно, и несправедливо к тому же.

И наверняка это чьи-то гнусные происки, а не всамделишные Светкины грехи. А чьи это происки могут быть? Конечно, твои, чьи же еще! Ты же не можешь быть лучше и чище ее, он же тебе предпочел ее, а это говорит само за себя.

Он не имеет права, не может и никогда не ошибался…

– Скучаем, девушка?

Ольга подняла голову от тарелки с каким-то замысловатым супом-пюре, подозрительно смахивающим на простой гороховый, которым мама пыталась пичкать ее в детстве и который она с тех самых пор терпеть не могла.

Оказывается, пока она себя увещевала, бороздя ложкой пюре грязно-желтого цвета, к ней за столик подсел мужчина совершенно прекрасной наружности. Мягкий теплый кареокий взгляд, длинные волосы, зачесанные назад и заправленные за уши, брит до синевы, абсолютно трезв и весьма презентабельно одет. Запонки Ольга заценила мгновенно.

– Простите, – откликнулась она с хрипотцой: проклятое пюре противного супа залепило горло как клейстер.

– Скучаете?

– Да не особо.

Она вежливо улыбнулась, не решаясь сразу прогнать навязывающегося ей в ухажеры мужика. Как бы хорош тот ни был, ей сейчас не до романов. Она хоть и уговаривает себя ежедневно не совать свой нос куда не надо, доказать-то все равно должна, что Светка – дрянь. Если не Стасу, то хотя бы самой себе и этому, как его… Ростову, что ли.

Да, жалела и Светлану, и Стаса поначалу за то, что судьба так несправедлива к ним. Да, ужасалась жестокости того урода, что напал на Светку. Да, и себя ругала, хотя не понимала, за что конкретно.

Но потом ей вдруг надоело. Что-то щелкнуло в голове, стронулось, выстроилось совершенно в другом порядке и совершенно по-иному увиделось.

А с какой стати она должна себя ругать, а? Она что, пыталась убить, заплатить, чтобы убили? Да она никогда даже в мыслях ничего подобного не держала! Так, желала мелких пакостей, вроде оплывшей талии и глубоких морщин под глазами. Стало быть, ругать ей себя не за что.

Дальше, что касается Стаса и Светланы. А так ли уж они достойны жалости, тем более с ее стороны? Почему она должна сострадать этим двоим, что разорвали ее сердце в клочья и потоптались потом на нем без особого сожаления? Почему?! Что ее к тому обязывает? Ничего! У нее перед ними никаких обязательств нет. Кроме одного, пожалуй.

Она должна доказать и докажет, что ни при чем, что Светлана сама во всем виновата. И что Стас, как бы ни было тяжело ему это признавать, все-таки ошибся в своем выборе….

А тут неожиданное знакомство, которое обязывает комкать планы на вечер, а на вечер у нее сеанс говорильной связи с Галкой. И на него Оля возлагает большие надежды. Может, все-таки слазает в сейф, а?

– Вот как? – будто бы удивился тот, но совсем не эмоционально как-то, мимоходом. – А мне вот показалось, что вы скучаете. И…

– Простите, – перебила его Оля, решив, что пора расплачиваться и давать деру, пока дядька не стал хватать за руки и тащить к эстраде танцевать. Там, к слову, кто-то уже кривлялся. – Мне, кажется, пора.

– А мне кажется, тебе не пора, – вдруг сделался до жути строгим незнакомец. – Мне кажется, что нам с тобой надо поговорить.

– Да?

Оля улыбнулась ему, хотя очень хотелось послать. И уйти из этого зала, где даже днем полумрак и невозможно рассмотреть соседей за другим столиком. И не слушать стонов музыки, под которую они как-то со Стасом здесь тоже вытанцовывали. А потом заехали домой и опоздали с обеденного перерыва на полтора часа. И все делали вид, а Галка особенно, что не замечают ее растрепавшейся прически и поплывшего макияжа, и того, что верхняя пуговичка на его сорочке оторвалась…

– И о чем нам с вами пора поговорить? – с трудом выбираясь из трясины воспоминаний, спросила Оля, доставая кошелек. – Хочу предупредить, я замужем. И мой муж очень ревнив.

– Хватит врать-то, Оля, – хмыкнул мужик, исказив красивое лицо отвратительной гримасой. – Мужик твой ушел от тебя к твоей подружке. Чего ты им обоим простить так и не смогла. Даже работать пошла к его конкуренту, чтобы у Стаса твоего зубы с досады стерлись. Только не помогло тебе это, ты взяла и заказала подружку-то. Так ведь, Оля?

У нее аж в глазах помутилось от желания съездить по его до синевы выбритой физиономии. Или взять в руки тарелку, полную недоеденной бурды с замысловатым французским названием, и надеть ему на голову. И понаблюдать не без удовольствия, как станет сползать по гладко выбритой коже густой желтый кисель, знакомо попахивающий горохом.

– Кто вы такой, чтобы говорить со мной в таком тоне? – попыталась она осадить непрошеного собеседника.

– Кто я, не столь важно. Главное, что я знаю, кто ты. И еще я знаю, что ты решила избавиться от соперницы руками нашего с тобой общего знакомого. А этот наш с тобой общий знакомый ой как нам сейчас нужен, Оля. Так нужен, так нужен!..

– Не понимаю, о чем вы?!

Может, он сумасшедший, мелькнуло тут же в мозгу. Тот самый сумасшедший, который набросился на Светлану возле ее подъезда? Может, сдвиг у него такой – нападать именно на подруг? Не на сестер, не на матерей, не на племянниц, а на подруг. Сначала выследил Светку, теперь вот ее. Потом еще на каких-нибудь доверчивых дурочек выйдет.

А Ростов Дмитрий Николаевич тем временем будет сидеть в своем пыльном сером кабинете, дермыжить пятерней неряшливую щетину, обрастать тоннами бумаг и искать причины взаимной неприязни между всеми жертвами.

А причина-то вот она – сидит себе напротив Ольги, рассматривает ее не без удовольствия и несет чушь.

– Минуточку…

Она склонила голову чуть набок и вперед, будто собиралась бодаться. Хотя понимала, что с таким бодаться – голову сломать.

– Что-то я не пойму, о чем вы? То, что вы знаете меня по имени и осведомлены о некоторых подробностях моей личной жизни, интригует, конечно, но не настолько, чтобы настораживаться, – начала она спокойным ровным тоном. – Город у нас хотя и не маленький, но и не настолько большой, чтобы в нем затеряться. Мы с вами вполне могли иметь общих знакомых или знакомых их знакомых, которые, в свою очередь, могли поделиться с вами информацией на мой счет…

В каждой истории про переговоры с сумасшедшими, подсмотренными ею по телевизору, всегда присутствовала терпимость. Человек, выполняющий роль переговорщика, – а она сейчас себя видела именно в этой роли, – говорил с идиотом вежливо, спокойно, как с вполне нормальным гражданином, хотя и хотелось ему башку снести. Иногда в тех историях удавалось уговорить умалишенного, иногда приходилось применять силу.

Оля сейчас надеялась на силу своего внушения, на проникновенный взгляд, на женское обаяние, в конце концов. Глядишь, этот странный мужик и отвяжется и уйдет, откуда пришел. И мешать ей не станет, и говорить дикие вещи прекратит.

Ан нет! Либо она оказалась совершенно неподготовленной и на роль переговорщика не годилась. Либо мужик был окончательно и безнадежно болен, с таким что говори, что не говори, но проникновенной речи он не внял. Захихикал отвратительно, прикрывая глаза ладонью, потом уставился на нее как на дурочку, хотя ситуация-то была как раз обратной, и выдал:

– Не надо тратить время впустую, Оля. Не надо мне зубы заговаривать, и не стоит думать, что я идиот.

– Я и не думала вовсе, – скуксилась она моментально, понимая, что попалась. – Просто вы говорите что-то странное, а я…

– Что же тут странного, Оля? – Он неискренне изумился. – Я вот сейчас расскажу тебе одну историю, а ты послушай. Правдивую историю! И когда закончу, ты меня поправишь в тех местах, где я ошибся. Идет?

Был у нее выбор? Нет, конечно. Поэтому она кивнула согласно и стала слушать. И по мере того как слушала, ощущение того, что это не он, а она начинает сходить с ума, становилось все ощутимее. С чего тогда она принялась ему поддакивать, интересно?.

– Толика убили. Убили не в пьяной драке, а выстрелом с чердака соседнего дома, – рассказывал между тем незнакомец, уложив обе ладони на стол и поигрывая ее салфеткой. – Убили в темное время суток, это о чем-то говорит?

– Стрелял профессионал, – промямлила Ольга, тут же вспомнив утреннюю болтовню двух продавщиц торговых павильонов.

– Точно! – похвалил он, сворачивая из ее салфетки конвертик. – Мало того, пока вокруг поднялась паника, а народу было немало, этот профессионал спустился с чердака, примкнул к толпе зевак и… Угадай, что было дальше?

– Он стащил его телефон?

Догадаться было несложно, шарада для первоклассника. Оля потом звонила по этому телефону и говорила – думала, что с Толиком, – и тот ей потом как-то перезванивал, все зазывал на свидание. А Толик к тому моменту был уже мертв. И говорила она, по всей видимости, с его убийцей.

– Умная девочка! – похвалил обладатель коллекционных запонок. – Одно удовольствие с тобой общаться! И чего тебя мужик бросил, не пойму? Красавица, каких поискать, да еще и умница. Редкое сочетание!.. Так вот, что же случилось после того, как этот малый, а зовут его Ваня, стащил телефон своего бывшего подельника?

– А что было дальше? – откликнулась Оля, тут же угадав в его намекающем тоне, что речь теперь пойдет о ней.

– А дальше ты звонишь ему, потом он тебе. Между вами возникает что-то…

– Бред! Я его даже ни разу не видела! И вообще думала, что говорю с Толиком. Он мне свою карточку дал, просил вызывать, чтобы заработать. Просил мимо диспетчера это делать и все.

– И все? – не поверил ей, конечно же, незнакомец.

– Ну да!

– Но ты же слышала, как женщины из торговых палаток обменивались новостями. Я сам говорил с ними, они подтвердили, потому что запомнили, как ты торчала на остановке и подслушивала. Одна из них тебя предостерегала, что никакого транспорта в это время нет и быть не может, пересменка потому что, а ты все равно стояла. А потом, выслушав их разговор, ушла. Что скажешь, Оля? Зачем слушала, куда ушла?

– Слушала из любопытства. Меня накануне этот самый Толик от «Эльбруса» на такси домой вез. На моей машине кто-то колесо проколол, я ее оставила, ключи хозяину отдала, они мне к утру следующего дня колесо поменяли.

– Хорошие отношения? – без особого интереса поинтересовался мужчина.

– Приемлемые.

– Так ушла-то потом почему? Автобус после твоего ухода минуты через три подошел.

– Так опять же из любопытства. Дай, думаю, позвоню этому самому Толику и удостоверюсь, что он жив-здоров.

– Позвонила?

– А как же! – виновато воскликнула Оля.

Не зря ее Стас ругал, ой не зря. Говорил же, что погубит оно ее, вот, кажется, и начинала идти под откос ее жизнь.

– И что?

– Ответил. Голос мне еще каким-то незнакомым показался, – вдруг вспомнила она. – Но он прокашлялся, посипел, сказал, что спросонья.

– И все?

– Ну да…

– Что, прямо так вот позвонила, послушала, как он зевает, и трубку положила?

– Да нет. Я его хотела попросить меня к «Эльбрусу» подбросить, чтобы машину забрать.

– Подбросил?

– Да нет, не успел. За мной другая машина пришла.

– Что за машина?

– Я на работу как раз устраивалась, – вздохнув, начала рассказывать Оля, проклиная день и час, когда села в проклятое такси к бывшему авторитету Толику. – Вот мой будущий босс за мной машину и прислал.

– А как же твоя тачка?

– Ее мне моя подруга перегнала.

– А-а-а-а… – протянул тот задумчиво и замолчал, принявшись пеленать в салфетку перечницу. Потом спросил после продолжительной паузы: – И как же тебе удалось Ваню на убийство своей подруги подбить, а, Оля?

– Я никого не уговаривала, не знаю никакого Ваню, в глаза его никогда не видела, – чуть не со слезами запротестовала она. – Сами подумайте, как бы я смогла это сделать? По телефону?!

– Вы могли с ним увидеться, переспать. Он мог в тебя влюбиться. Он такой, этот Ванечка, влюбчивый очень. Он мог легко пойти у тебя на поводу и…

– Но вы же сами сказали, что он профессионал! – воскликнула Оля, ухватившись за это как за последнюю соломинку.

– Говорил, и что?

– Как же профессионал мог не убить Светку?! И зачем использовал нож, Толика-то он убил выстрелом? А? Что скажете?