Текст книги "Соперница с обложки"

Глава 8

– А чего это меня-то сразу?!

Сурков вытаращил невыразительные глаза на Ксению, которая обыскалась его по этажам и нашла лишь в дежурке охранников. Саша сидел перед телевизором, далеко вперед вытянув ноги, с азартом наблюдал за партией в бильярд, не забывая таскать из пакетика жареные семечки. Увидев ее, заулыбался, протянул руку, намереваясь поймать за подол юбки. Но стоило Ксюше выпалить причину, по которой она тут оказалась, как моментально переменился.

– А чего это меня-то сразу?! – вздохнул, выдохнул, покрутил шеей, швырнул на тумбочку пакет с семечками и протянул догадливо: – Ты небось растрепала, что мы с тобой Волину последними видели?

– С чего это мы ее видели последними?! Дурак совсем, да! – Она даже для убедительности пальчиком у виска покрутила. – Ты еще кому-нибудь не скажи!

– А чего тогда меня сразу после тебя вызвали?

– Так это… – Ксюша тронула неудавшуюся стрижку. – Так раскрутил он меня на раз, мент этот. Начал за здравие, кончил за упокой.

– Как это?

Сурков поднялся, лениво отряхнул форменные брюки от семечной шелухи, шлепнул-таки, не удержавшись, Ксюшу по заднице и начал выпихивать, приставая по пути с вопросами.

– Поясни, дорогуша, чем он там закончил?

– Начал с ее указаний, – принялась она терпеливо перечислять, потому как в глубине души считала себя немного перед ним виноватой. – Пришлось рассказать про стрижку. Начал трясти с меня координаты парикмахера.

– Черт, я так и знал! – как-то не к месту брякнул Саша и тут же прикусил язык. – Ну, и что дальше?

– Я и сказала, что ты мне его порекомендовал.

– И?

– А он говорит, с какой такой радости, если вы ни с кем на фирме не дружите.

– А это-то он откуда узнал, Ксения?! – дернул он ее за локоток, начиная догадываться, что девушка разболтала следователю буквально все.

– Так я и сказала, – выдохнула она покаянно.

– А еще что ты рассказала? – со злой ухмылкой поинтересовался он. – Надеюсь, про наши отношения…

– Мне пришлось рассказать о них, Саша! – возмутилась она его неожиданной злости. – А как иначе?!

– А как иначе? – передразнил он ее и плюнул под ноги, едва не попав ей на туфлю. – Про это-то зачем?! Промолчать не могла?

– Как-то само собой получилось. Извини. – Ксюша вжала голову в плечи и шмыгнула носиком. – Ты не представляешь, что он говорил, Саш!

– Что же?

– И про квартиру Волиной начал допытывать. Говорит, теперь, мол, вы там хозяйка?.. Чем не повод для убийства…

– Убийства!!! – Он ахнул с такой силой, что надсадил горло и начал перхать. Потом отдышался и снова повторил: – Убийства… А что, они ее нашли?!

– Я-то откуда знаю, Саш? Ну я-то откуда знаю? Спросил у меня, когда я ее последний раз видела?

– И ты что?

– Я сказала, что на работе.

– Снова дура! – повысил голос Сурков.

– Ну почему?

– Да потому, что Лозовский видел мою машину, когда шел. И про наши встречи, думаю, он знал. Потом Марианна прошла… Слушай, а ведь это он мог ее убить. Запросто мог! Они, говорят, в последнее время часто ссорились. А ты менту сказала, что они любовники?

– Нет. – Ксюша растерянно попятилась от возбужденного Суркова и едва не соскользнула со ступеньки.

– Нет, блин! – снова скосоротил он ее. – Про нас, значит, растрепала, а про того, кого надо, промолчала.

Сурков еще больше разозлится, узнай он о том, как заботливая Ксюша позвонила с утра Лозовскому и предупредила его о грядущих неприятностях. И даже посоветовала на службу не являться. Он все равно, конечно, приехал. И усиленно делал вид, что ничего не произошло, что он не боится. Держался уверенно и независимо, но…

Но Ксюша-то, давно и детально изучившая черты его лица, заметила скрытую тревогу на самом дне его неподражаемо прекрасных глаз. И глубокий порез на его руке заметила тоже. Откуда он? Чем таким господин Лозовский мог заниматься вчера на свидании с Марианной, что поранил руку?

Вопросов было очень много, но не ее это дело, решила она, вымученно улыбнувшись Лозовскому при встрече. Она ведь тоже теперь наверняка будет на крючке у следствия. И она, ставшая теперь единовластной хозяйкой квартиры, и он, бывший единовластным хозяином красивого холеного тела, которое вдруг куда-то исчезло. Они теперь в одной лодке: она и Лозовский. Может, хотя бы это их сблизит?..

– Надо срочно донести на него следакам, – удовлетворенно потер руки Сурков. – Пускай они этот след берут, а к нам с тобой не цепляются. А то еще, чего доброго, повестки станут слать на домашний адрес. И жена потом со мной попрется на допрос и узнает… Вот кто тебя за язык тянул рассказать о наших отношениях?! Вот дура, а! Как была дурой деревенской, так и осталась. Ладно, не хнычь, что-нибудь придумаем.

Придумывать он ничего не стал, мгновенно поняв, что милиционер хоть и молодой, но очень въедливый, опытный и вранье чует за версту.

Да, они с Ксюшей давно уже вместе. Не скажет, что любовь у них страстная. Так, скорее, от безделья. И потому что любовницу иметь вроде всем теперь положено.

Да, у него семья, потому и скрывает отношения ото всех. А как бы следователь поступил на его месте?

– Я на своем месте своей жене не изменяю, – хмыкнул с легкой брезгливостью Дмитриев. – Так я не понял, вы жены своей боялись или гнева Марианны Волиной?

– Да… Чего мне-то ее бояться? Ксюша опасалась, конечно, остаться без работы и угла, а мне… Мне все равно было, знает она, не знает. Сегодня здесь работа, завтра в соседнюю фирму уйду.

– Хорошо, понятно.

Андрей тут же поставил большой минус напротив фамилии Суркова. Не потому, что прямо с первой минуты поверил заверениям начальника охраны, а потому, что уже успел допросить кое-кого из его подчиненных и узнать, что Саша Сурков особенно перед Марианной не прогинался. И на рожон не лез особо, но и в явных холуях не ходил. Если и скрывал отношения с секретаршей Волиной, то скорее из страха перед разоблачением его супругой, а не начальницей.

– Хорошо, ступайте, – отпустил его Дмитриев, с вожделением поглядывая на сверкающий чайник, стоящий на чайном столике в углу кабинета.

Чаю он бы сейчас выпил. Громадную такую кружку, из которой дома обычно пил. Чтобы чай крепким был, несладким, без лимона и противных травяных или фруктовых добавок. И еще беляш горячий, размером с хорошее блюдце, он бы съел. Светка его такие беляши пекла, объеденье просто. Хрустящие, но не пережаренные. Пышные, с сочной ароматной мясной начинкой, пряно пахнущей луком и специями. Никто не мог делать таких беляшей, кроме его жены.

– Послушайте, – Сурков вдруг замялся у выхода, с недоумением поглядывая на Дмитриева. – А чего вы меня не спросите, когда я видел в последний раз Марианну Степановну Волину?

– Хорошо, спрашиваю, – ухмыльнулся про себя такому рвению Андрей. – Когда вы в последний раз видели гражданку Волину Марианну Степановну?

– Вчера после работы, когда Ксюху, пардон, Ксению Минькину ждал в соседнем дворе. Я сначала Лозовского увидал, а потом ее.

Про шашни Волиной с Лозовским Дмитриеву уже успели донести. Без особых подробностей, конечно же. Но что отношения эти имели место быть, ему уже сообщили. Встречались тайно будто бы. Будто Волина опасалась губернаторского гнева и непонимания дочери. Последняя, мол, в качестве протеста могла снова с катушек слететь. Она, мол, периодически это делала.

Так что новостью откровение Суркова для Андрея уже не было.

– Ну, продолжайте, продолжайте, я слушаю.

– А все, – снова разозлился Сурков.

Все его сегодня просто сговорились злить. Сначала эта глупая рязанская корова выболтала то, что не надо, теперь мент этот ухмыляется, будто ему давно уже все известно.

А что известно-то? Что? Одного-то он точно не знает и теперь и не узнает, потому что разозлил он Суркова Александра донельзя своей самоуверенностью. Подчиненные смолчат по приказу Суркова. А он тоже станет язык за зубами держать. Его дело – докладывать о подобных вещах лишь начальнице, Волиной то есть. А пока ее нет…

А если и совсем не будет со временем, то тем более он станет молчать. Молчать и соображать, как на собственном молчании заработать неплохие деньги.

А этот симпатичный в штатском пускай себе ухмыляется. Видал он таких догадливых!

– Хорошо, ступайте, – со вздохом отпустил его Андрей и решил все же сделать перерыв.

Поспешил в кабинетный угол, проверил уровень воды в чайнике, щелкнул тумблером и, мысленно извинившись перед хозяйкой, запустил руку в жестяную коробку с красивым хрустящим печеньем.

Давыдов, будто он обладал не только сыскарским чутьем, тут же нарисовался в дверном проеме директорского кабинета.

– Жрешь, да, Андрюша? – Он скорбно поджал губы. – В одно лицо, стало быть, жрешь! Молодец… А я-то новости ему в клювике несу, как старому другу, а он!

– Ладно, не ной, Санчес. Присоединяйся лучше к чаепитию, пока хозяйка кинула всех и умотала в неизвестном направлении. И свои показания к моим присоединяй.

Андрей с недоумением оглядел ажурную чашечку, формой и размерами напоминающую небольшую лампочку, вздохнул с сожалением и начал лить в нее кипяток.

– Вот скажи мне, Саша, как можно напиться из такой мензурки, а? Что ей, чаю не хотелось, что ли, что она из таких цедилок пила?

– Может, она кофе из них пила, а чай из банки полулитровой, – осклабился в ухмылке Александр Иванович Давыдов, с удовольствием похрустывая дорогим печеньем. – Для гостей такие вот, а у себя в столе… Осмотрели стол-то?

– Осмотрели. А толку? То, что могло нас заинтересовать, наверняка было похищено ночным грабителем.

– Все-таки он был, грабитель-то?! А я думал, сплетни по коридорам фирмы гуляют!

Давыдов не воспользовался чашкой и покрутил в руках пустую сахарницу, чуть покрупнее размерами, и заварил чай в ней, сразу сунув пару пакетиков.

– Был, был. Эксперты установили, что ящик стола взломан. Сейф открывали тоже, но ключом, который либо не очень хорошо подходил, либо темнота помешала, но ключ оставил много царапин. Можно было бы предположить, что ключ хозяйский, но царапины свежие. К тому же кровь… Этот идиот все здесь заляпал кровью. Поранился, когда в окно влезал. На подоконнике с той стороны гвоздь торчит, вот об него… Так вот и на столе пятнышки найдены. И на дверце сейфа следы крови. И на ящике стола.

– Отпечатков нет?

– Нет. Отпечатков нет.

– В перчатках, значит, работал.

– Значит, – кивнул Андрей с явной досадой, наблюдая за Давыдовым. – Надо же, а я не догадался в сахарнице заварить…

– Что пропало? – самодовольно порадовался своей догадливости Саша.

– Кто же знает-то! Спросишь тоже! – Дмитриев покачал головой. – Кроме хозяйки этого никто не может знать наверняка. Деньги из сейфа не пропали будто бы, но кто знает, сколько их там было? И, может, она там украшения дорогие хранила, зная, что офис находится под круглосуточной охраной. В столе у нее тоже никто никогда не шарил. Даже секретарше в этот кабинет вход заказан. Только в самых исключительных случаях. По особому распоряжению! Уборщица убиралась всегда в присутствии Волиной.

– Хорошо… А что охрана говорит? Неужели ничего не видели? Сигнализация должна была сработать? А почему не сработала?

– Какой умный, а! – Андрей скорчил кислую мину. – Охрана ничего не видела. Окна кабинета выходят во внутренний дворик, который насквозь простреливается камерами наружного наблюдения, поэтому кабинет на сигнализации не стоит. Только в кассе установлена сигнализация. А в кабинете Волиной – нет ее!

– Так записи надо просмотреть, – посоветовал Давыдов, наворачивая печенье. – Значит, там есть что-то.

– Уже!

– И?

– Пусто. Ничего на них нет. Либо диски подменили, либо нет ничего.

– Как же он тогда попал сюда, этот грабитель?

– Вариантов много. Мог через крышу, мог по пожарной лестнице, мог из соседнего кабинета по карнизу дойти, но!.. – Андрей сделал выразительную паузу. – Для проделывания этих манипуляций этот человек должен был прежде всего на тот момент находиться в этом здании. Все три точки попадания в это вот окно, – он потыкал пальцем в окно, из подоконника которого с наружной стороны торчал гвоздь, – предусматривают то, что человек на момент ограбления находился в офисе.

– Ага! Стало быть, кто-то из своих! Группу крови установили?

– Какой шустрый! Позвонят, как только установят. – Андрей вздохнул, обнаружив на дне жестяной коробки три последних бисквитных сердечка. – Нет, ты даешь, а! А если она вернется и обнаружит, что мы сожрали ее печенье, что тогда? Объяснительную писать станем?

– Думаешь, вернется?

Андрей ничего не отвечал минуты три-четыре, вспоминая о подобном деле, случившемся пару лет назад в соседней области.

Тогда так же вот подняли панику близкие, обнаружив пропажу любимого мужа, отца и зятя. Домой он тогда неделю не возвращался. Не звонил ни он, ни возможные похитители, хотя такая версия тоже рассматривалась. Среди трупов, которые были представлены супруге пропавшего на опознание, она его не обнаружила. И план-перехват был организован, и собак задействовали, загоняв их по дачному поселку, где у паникеров дача имелась.

Все было бесполезно. Пропал человек, как в воду канул. И что смущало и особенно сбивало с толку – пропал из бани, где парился со своим водителем. Того даже под стражу брали, не веря, что хозяин как вышел во двор в тапках, майке и трусах будто бы поговорить с кем-то по телефону, так больше и не вернулся. И телефонные звонки пробивали, и…

И неизвестно, куда бы их завело расследование и следовательская фантазия, привычно рождающая одну версию за другой, не объявись пропавший. В чем ушел за порог бани – в тапках, трусах и майке, в том и вернулся. Вполне довольный собой, сытый, спокойный.

– Да помню я это дело, – отмахнулся Саша. – Тогда его любовница на острова уволокла. Сюрприз решила сделать к какой-то их грядущей годовщине, вот и выкрала любимого прямо в трусах. Сейчас-то все не так. Сейчас-то любимый здесь.

– А должен быть рядом с ней, хочешь сказать?

– Типа того. Ты с ним уже говорил?

– Нет.

– А когда собираешься?

– А вот как поговорю с Тамарой, подругой пропавшей Волиной. Услышу от нее версию случившегося, узнаю, что заставило ее так запаниковать и написать заявление… Кстати, дочери кто-нибудь догадался позвонить?

– Тамара эта и звонила. И даже будто ездила к ней, никто не открыл.

– Ладно, сейчас посмотрим, что она нам расскажет. Ты ступай, Сашок, поболтай еще с коллегами. Сильно не затягивай, а то можем к обеду в отдел не успеть.

– И что? Мы же здесь по делу! – огрызнулся Саша, развязной походкой двинувшись к двери.

– Ага, Волина вот завтра на работе нарисуется, еще и претензии предъявит, что кабинет ее эксперты осматривали и мы с тобой тут хозяйничали. И чего так рано засуетились? Трое суток еще не прошло, а мы уже тут как тут! Ох и взгреют, явись она завтра.

– Хоть и сегодня! Разве попрешь против губернаторского слова, Андрюша? Опять же мы с тобой всего пока не знаем, может, уже и труп ее имеется. Неспроста же сыр-бор этот затеяли. Позвонили из дежурки, велели ехать и опросить. Мы с тобой и подчинились. Мы-то что, если тут уже прокурорские с экспертами суетились? Не дрейфь, все будет нормуль. Звать, что ли, царицу Тамару?

– Зови.

Дмитриев снова уселся на место Волиной, сложил руки на столе и с напряжением, почти не моргая, уставился на дверь.

Таким вот образом Марианна Степановна Волина, наверное, всегда ждала вызванных к себе подчиненных. На ковер в свой кабинет, без особых излишеств, но дорого и по высшему разряду оформленный. Сидела, с напряженным ожиданием смотрела на дверь и думала, что именно скажет теперь человеку, который сейчас переступит ее порог.

А может, и не так все обстояло на самом деле. Может, и не напрягалась она совсем. А ждала любого, кто осмелился предстать перед ней, с алчностью голодного хищника. И рвала потом на куски их души, и изматывала, и ломала. Кроила на свой лад их жизни, прочно ставила на колени, не давая возможности подняться. И раз и навсегда подчиняла своей воле. И проделывала это наверняка без видимой ярости, без воплей, а с надменным звериным самодовольством.

Она была страшным человеком, если все же ее нет сейчас в живых. Ее боялись в этой фирме все без исключения. Боялись и ненавидели. И каждый второй наверняка желал ей смерти. Если все же ее нет сейчас в живых…

А что Тамара? Какие чувства она испытывала к своей подруге? Местные сплетники донесли, что Волина сильно помогла ей в свое время. И с квартирой, и с высокооплачиваемой должностью, хотя бухгалтером, по слухам, Тамара была слабым.

Чем она платила Волиной за такие широкие жесты? Благодарностью? Уважением? Верностью? Или все же тайно завидовала более удачливой подруге, что случается сплошь и рядом? Или все же тайно ненавидела ее наряду с остальными?

Ох, и змеиное гнездо! Ох, и рассадник пороков! Как тут не поверить, что Волина самолично устроила собственное исчезновение затем, чтобы понаблюдать со стороны, как себя народ проявит.

– Здравствуйте.

Дверь совершенно неслышно распахнулась, и в кабинет, осторожно ступая, вошла очень крупная женщина.

А она так всегда входила в этот кабинет – с рабски сгорбленной спиной, на носочках, хотя и сложно ей это было проделывать при таком-то весе? Всегда так очевидно выражала подобострастие или этот жест должен был стать проявлением великой скорби?

Ох, что-то подсказывало Дмитриеву, что нельзя было спешить с отнесением к числу искренних плакальщиц самой близкой подруги Волиной – Тамары.

– Проходите, проходите, что вы так осторожничаете? – он располагающе улыбнулся. – Чаю не хотите? Мы тут с коллегой похозяйничали. Марианна Степановна не осерчает, если вернется к вечеру?

Ох как не понравилось Дмитриеву то чувство, которое искрой прострелило глубоко посаженные глаза главного бухгалтера! Ох как оно его насторожило!

Не вернется эта сука! Ни к вечеру, ни утром!

Вот что одно лишь мгновение пульсировало в ее глазах и тут же скрылось, уступив место недоумению.

С чего бы ей возвращаться, если в кабинете ее все кровью заляпано? Кто-то же побывал здесь? Зачем? И кровь чья? Чья кровь-то, если не Марианны? И если человек тут полазил, стало быть, был уверен, что хозяйка не вернется и пропажи не обнаружит. А кроме нее никто не знал и знать не мог, что пропало.

Не вернется она! Никогда уже не вернется!..

– Как вы думаете, Тамара… Как вас по отчеству? – Он послал ей еще одну лучезарную улыбку, прекрасно зная, что она Федоровна.

– Не надо отчества, что вы! – Тамара зарделась, будто юная дева. – Не так уж я и стара, чтобы по отчеству.

– Да я вовсе не это имел в виду, что вы! – галантный Дмитриев приложил руку к сердцу, тайно про себя потешаясь ее кокетству. – Дань уважению, так сказать.

– Уважение можно и без отчества проявить, не так ли? – Она похлопала густо намазанными ресницами. – Тамара… Просто Тамара…

– Хорошо, Тамара, скажите мне, когда вы в последний раз видели гражданку Волину?

– Я? – уточнила Тамара по примеру секретарши и тут же задумалась, опустив глаза. – Да на работе и виделись в последний раз, когда же еще! У нее, знаете ли, не принято было тратить личное время на сослуживцев.

– На сослуживцев? – Андрей удивленно задрал брови. – А я слышал, что вы дружили?

– Ой, да что вы! Какая дружба! Кто я, а кто она.

Тамара деланно рассмеялась, как матрона в дешевом водевиле, осталось еще веером прикрыться, черт бы ее побрал! Ну, чего же все врут-то, чего?!

И Ксюша эта Минькина – секретарша с обструганной черт-те как челкой – соврала и не все рассказала. На то, чтобы свой тайный роман осветить, решилась, а вот о чем-то точно умолчала. О чем?..

И Саша Сурков тоже о чем-то не рассказал. Уходил с обидой непонятной и с тайной, которую Дмитриеву и под страхом заточения под стражу не расскажет. Хотя тут Андрей погорячился. Только намекни Суркову про арест, он информацию в клювике принесет. Но ведь не рассказал сейчас-то, нет. Чего не рассказал?..

И Тамара – подружка закадычная, тоже теперь чего-то недоговаривает. Местные сплетники утверждают, что Волина будто бы никому, кроме Тамары, ничего не доверяла. Ни тайн своих, ни левых денег. Часто будто бы запиралась с ней в кабинете, шушукалась, квартиру ей вон помогла купить. Никому не купила, а ей с чего-то купила. Наверняка много чего про Волину знала эта грузная, давно перезревшая женщина. Чего тогда молчит?..

– Значит, не дружили?

Андрей выписал на чистой странице с заглавием «Тамара» крупными буквами – врет. И восклицательный знак поставил.

– Когда-то дружили, а потом пути-дорожки наши разошлись. На работе только и встречались. – Тамара подергала широкими полными плечами. – Могли закрыться с ней, конечно, чайку попить, посплетничать, но и только-то. Да и реже и реже все это случаться стало. Раньше – да, раньше частенько меня к себе приглашала. А последний год – нет.

– А она вам звонила?

– Что?!

Простой, казалось бы, вопрос вызвал такую неожиданную реакцию, так сильно исказил невыразительные черты лица Тамары Федоровны Чалых, с такой силой заставил впиться ее пальцы в сиденье стула! Да и бедному взгляду досталось, обо что он только не споткнулся, начав метаться по кабинетному интерьеру.

Чего это она? Дмитриев заинтересованно наблюдал за муками главного бухгалтера, не забыв сделать еще одну пометку в блокнотике. Нужно, непременно нужно было пробить все ее звонки и с рабочего, и с домашнего, и с мобильного. И входящие звонки тоже проверить стоило. С какой стати такой испуг-то?..

– Она вам звонила? – повторил он, потому что Тамара Федоровна как воды в рот набрала. – Домой или когда вы бывали на отдыхе.

– Не бывала я на отдыхе! – огрызнулась Тамара и нехотя призналась: – Звонила, конечно. Когда ей тошно становилось, а поделиться особо не с кем было, тогда и звонила.

– Часто?

– По-разному.

– А в какой связи ей становилось тошно, Тамара? Вроде вполне состоявшаяся женщина, самодостаточная, богатая, независимая, хотя, я повторяюсь, кажется… Разве у нее были причины для того, чтобы кручиниться? И разве было время? Я слышал, будто ее не обходили вниманием достаточно влиятельные мужчины.

– Это вы про губернатора, что ли? – догадалась Тамара и вздохнула: – Не нужен он был Маринке. Я бы за таким мужиком и в огонь и в воду, а ей… Ей любовь подавай!

– А он разве не любил ее?

Не любил бы, не стал бы так тревожиться и поднимать на ноги милицию с прокуратурой. Мало что поднял на ноги, так еще и настаивал, и взял под личный контроль. Так-то…

– Он – не знаю. Она не любила его. А ей надо было любить непременно. Только так-то ведь не бывает в жизни. В жизни этой либо ты, либо тебя любят. А так, чтобы друг друга, – редко.

– А Ярослав Всеволодович Лозовский?.. – еле выговорил замысловатое буквенное сочетание Андрей. – Он любил ее?

– Он-то? – Тамара хмыкнула, с пониманием кивнув. – Уже настучали! Мастера…

– Так что Лозовский?

– А что Лозовский? Молодой, красивый, энергичный, очень интеллигентный. Начало их отношений было очень романтичным. Кажется, он спас ее от хулигана. Только я не верю.

– Почему?

– Да потому что Маринка наверняка все это подстроила, чтобы заманить красавчика в свои сети. Вот вы спрашиваете, любил ли он ее?.. Скорее, он позволял себя любить. А сам… Сам, мне кажется, тяготился Мариной. Не сразу, нет. Со временем стал тяготиться. Сначала-то порхал. Даже выглядел влюбленным, а потом стал тяготиться.

– Избегал ее?

– Да щас, позволит она себя избегать! – фыркнула Тамара. – Не на ту нарвался, красавчик! Нет, не избегал, но и цветов больше не носил, хотя и средства позволяли. Тут еще дочка ее сумасбродная вмешалась.

Тамара принялась с такой силой хрустеть крупными пальцами, что Дмитриева затошнило. Так и казалось, что сейчас толстая бухгалтерша примется отрывать фалангу за фалангой и станет швырять в него и приговаривать: «Отстань от меня, противный! Отстань, все равно не скажу правды…»

– Каким образом она вмешалась? – еле отвлек себя от раздражающего суставного хруста Дмитриев. – Устроила истерику матери за то, что та связалась с молодым парнем?

– Если бы! – Тамара заметно оживилась, оставив на время кисти рук лежать расслабленными на пухлых коленках, обтянутых дорогой тканью узкой юбки. – Она, когда узнала, ничего умнее не придумала, как переспать с любовником матери.

Оп-па!!! Вот это номер! Мама с дочкой влюбились в одного плейбоя и принялись рвать его на части? В конце концов кто-то из них победил и…

Кто же победил? Дочка? Судя по всему, да, раз мама пропала.

«Так, Дмитриев, тихо! – приказал он себе. – Прекрати фантазировать и форсировать события. Это же не любимый мамин сериал, финал которого она просит угадать, а работа!»

– Волина знала об этом?

– Об их романе? – уточнила Тамара и нервно облизнула губы, а взгляд ее тут же стал лживым-лживым. – Конечно, знала! Тут разве что-то утаишь!

– А Лозовский? Он знал, что Волина знала?

– А вот вы его сами и спросите. Мне никто не доложил.

И такой ханжеской стала при этом ее полная физиономия, что Дмитриев снова позволил себе ей не поверить.

– Понятно… У меня пока все, Тамара Федоровна. Вы, конечно же, нам еще понадобитесь, если Марианна Степановна не вернется. Кстати, а что вас заставило написать заявление об ее исчезновении?

– Так я уже отвечала на этот вопрос вашим коллегам из прокуратуры, – внезапно надулась Тамара Федоровна Чалых, споткнувшись возле самой двери.

– И все же уважьте. – Он через силу теперь уже улыбнулся ей. – Не сочтите за труд повторить: что вас обеспокоило до такой степени, что вы решились написать это заявление? И губернатору… Вы ведь ему позвонили?

– Я, – потупилась Чалых. – А что было делать?! Марина на работу не пришла! Это же… Это же из ряда вон выходящее событие! Секретарша сначала боялась в кабинет заходить, все ждала Марину. А потом, когда уже и ждать стало невыносимо, зашла, а там пятна крови. Ящики стола выдвинуты, сейф открыт. Марина ни на один телефон не отвечает, все отключены, а их у нее три, не считая домашнего. Алка тоже не ответила, я и поехала по их домам с Маринкиным водителем.

– По домам?

– Ну да! Сначала по Маринкиным квартирам проехалась. Их две, где она обычно ночевала. Везде заперто. Потом к Алке поехала, тоже закрыто. И телефоны все молчат, и домашний и мобильный.

– У вас был номер мобильного телефона дочери Волиной?

Вроде бы просто так спросил Андрей, а в душе снова удивился.

Сначала сильно удивился, что простой, пускай и главный бухгалтер самой обычной фирмы позволяет себе звонить напрямую губернатору, теперь вот и это еще…

Говорила, что не дружны были они с Волиной, а телефон ее дочери знала. С какой стати? Общались, получается? За маминой спиной?

– Был, а почему нет?

– Вы общались? – тут же ввернул Дмитриев, уверенный, что поймал ее.

Но был разочарован, Тамара объяснила, что номер телефона на всякий пожарный хранился у секретарши в специальной записной книжке. Волина велела иметь его под рукой, дочка-то могла начать чудить, да как еще.

– А телефоном губернатора вас тоже секретарша снабдила?

Все же не выдержал, все же спросил Дмитриев и тут же нарвался на такой неожиданный и холодный отпор, что опешил.

– А вот это не вашего ума дело, молодой человек! – высокомерно процедила Чалых Тамара Федоровна, пытаясь выгнуть широченную, как борцовский матрас, спинищу дугой. – Если вам так интересно, позвоните ему сами и спросите, откуда у меня номер его телефона!

И ушла-таки, не ответив, хотя Андрей, внутренне напрягшись, уже готовился поставить эту зарвавшуюся даму на место.

Не позволила! Ушла, хлопнув дверью! И ушла совершенно не так, как входила. Уже не горевала она, а негодовала, хотя будто бы и особой причины для гнева не было. Что он такого спросил-то, чтобы они так серчали? По какому больному месту провел бритвой?

Ох, и всколыхнула тут все исчезнувшая неизвестно куда Волина Марианна Степановна! Ох, и растормошила, и заставила шипеть и двигаться.

Сидит, может, сейчас где-нибудь в укромном уголке, поросшем тропической растительностью, любуется бирюзовым небосводом сквозь прорехи в тростниковой шляпе, тянет через тонкую соломинку вязкий освежающий коктейль из ананаса и гуавы, и нет ей абсолютно никакого дела до того, что происходит в ее доме. То есть на фирме, что, возможно, для нее одно и то же.

А он вместо того, чтобы доделать рутинную бумажную работу, запланированную на сегодня, которую он обычно разбавлял парой литров крепчайшего чая, упаковкой сушек с маком и тайным подглядыванием на часы, сидит в ее кабинете и пытается разговорить ее коллег. Тех самых коллег, которые были всегда рядом с ней. И которые не могли не видеть, не замечать, не подозревать и не предугадывать трагедии, если она, конечно же, произошла.

Все ведь врут! А если не все, то через одного точно! Никто не сказал чистой стопроцентной правды о себе и Волиной, и о тесной сцепке между собой и Волиной, и как ему бывало и жилось в этой самой сцепке: начальник – подчиненный. Одна секретарша позволила себе небольшую вольность, назвав Волину ужасной, а остальные…

Врали, как сивые мерины. Что-то теперь скажет господин Лозовский? Его-то Дмитриев оставил на потом. Мягко так подбирался к нему по тропе, вытоптанной чужим злословием. Много обо что споткнулся, много чему удивился. Роману молодого альфонса с дочерью его любовницы, к примеру. Но вот своего собственного мнения об этом человеке, пускай и поверхностного, Андрей пока не составил.

Очень хотелось ему его составить – мнение это…

– Да, мы были близки с Марианной, – сразу без излишних заминок признался Лозовский и поморщился недовольно: – Что за народ, а? Медом не корми, дай в чужом грязном белье покопаться! В том, что два свободных от обязательств человека заводят роман, им видится нечто ужасное. И это только потому, что разница в возрасте у них большая! А как самим заводить романы на стороне от жен и мужей, так это норма! Да, у нас с Марианной был роман.

– Был? Почему был?

Дмитриев сразу зацепился, сделав пометку в блокноте, что еще один человек говорит про Волину в прошедшем времени, будто вопрос о ее кончине уже освещен в прессе.

Но Лозовский неожиданно ответил ему совершенно не так, как ожидалось. Ожидалось, что он мямлить начнет, смущаться, ссылаться на сплетников, а он:

– Мы вчера расстались с Марианной.

– Вчера? Почему вчера?

Глупый вопрос, конечно. Но задал уже, не брать же слова обратно.

– А когда бы вас устроило? – Лозовский улыбнулся, но без колкости, скорее с грустью даже. – Сегодня?

– Нет, почему!

Дмитриев поерзал на стуле, неожиданно почувствовав себя крайне неуютно перед этим парнем, которому был почти ровесником.

Умный, гад! Умный, утонченный, хорошо воспитанный, держится с достоинством, ну и очень привлекательный, конечно. Подтянутый весь такой, высокий, физиономия смазливая, волосы густые. Неудивительно, что Волина была в него влюблена. И рукам этим, с аристократической небрежностью возлежащим теперь на коленях, наверняка позволяла вытворять с собой невесть что. Кстати, о руках!..